Текст книги "Мед.ведь.ма (СИ)"

Автор книги: AlmaZa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 49 страниц)

– Я пойду с тобой на свидание, обязательно пойду, – несмело обняла его я в ответ, потому что никогда, кроме как в благодарность или по-сестрински никого не обнимала. Потому что никогда не влюблялась. До Вона.

Он медленно катил меня на мотоцикле вдоль тех фанз, по крышам которых мы неслись с Чонгуком. Там всё было так запутано, что я точно бы и не сказала, какие именно дома мы пробегали. Изогнутые гребни кровель, отличающие постройки побогаче, не сильно помогали ориентироваться. Наконец, когда мы свернули в очередной переулок, я увидела впереди знакомую красную макушку. Едва не воскликнув «Ви!», я сдержалась, только похлопав по плечу Вона. Он всё равно мог не услышать меня через шлем. Но от касания затормозил и поднял визор.

– Это мой друг! – указала я вперед. Мой дух тоже обернулся на звук мотора и, хотя находился на приличном расстоянии, стал присматриваться к нам. – Я нашла их, спасибо, Вон!

– Точно? Это надежные ребята и я могу не волноваться, что тебе опять придётся убегать от плохого дяди?

– Абсолютно, – я бы поцеловала его в щеку, но сквозь шлем это никак не получилось бы, а Вон не снимал его, глядя на приближающегося Ви, похоже, опознавшего меня. Я слезла с мотоцикла. – Так, завтра ты найдешь меня?

– А ты не теряйся специально, Элия, – подмигнул он мне и, прежде чем я успела попрощаться, или представить их с Ви друг другу, поскольку тот уже был близко, Вон нажал на газ и сорвался вперед, пролетев мимо моего духа и заставив того посторониться, отлетев к деревянной стенке китайского домика.

– Кто это был? – дошёл до меня Ви, когда я ещё провожала глазами спину Вона. В душе тлел страх, что он может не вернуться, не найти меня. Что важнее, быстрее сорваться из Ханьданя или дождаться Вона? На плече Ви болталась моя сумка, с которой убежал он, чтобы мне легче было отрываться от погони с Чонгуком.

– Его зовут Вон. Он спас меня от одного из преследователей. – Красный огонек задней фары исчез, и я повернулась к духу-хранителю. – Где Гук и Шуга?

– Они отправились на твои поиски, а меня оставили здесь, на всякий случай, если ты вернёшься сама. Я позвоню им, чтобы возвращались! – Ви достал мобильный и, набрав Чонгука, сообщил ему, что я жива и здорова, и мы ждём их там же. Я слушала в пол-уха, предвкушая завтрашний день, и волнение охватывало меня ровно столько же, сколько тревога. Хоть бы Вон сдержал слово! Меня изнутри всё больше переполняли чувства, мне хотелось поделиться с кем-нибудь ими, заявить о них, рассказать в подробностях о том, что в меня влюбился парень! Впервые! И какой парень! Сильный, храбрый, красивый, высокий. Я бросилась на шею Ви и обняла его, вдруг тихо засмеявшись.

– Я так рада, что вы целы! Что вы тоже скрылись от погони! – Ви ошарашено воззрился на меня, сглотнув нервно и поправив красную челку, когда я отпустила его. От выражения лица духа мне стало ещё веселее. Он не имел представления о том, что творилось в моей душе.

– Медведьма, ты чего?

– А что такое? – перебирая косы, я до того их затеребила, что принялась переплетать.

– У тебя глаза горят, как две луны. Как будто тебе в них лимоном накапали.

– Ничего подобного, – покраснели мои снежные щеки.

– Ага, как же. Ты не умеешь скрывать свои эмоции. Что произошло? – нахмурился Ви, пытливо на меня глядя.

– Ты же дух, ты всё знаешь. Угадай!

– Да не могу я больше, я очеловечиваюсь! – Он замер, ожидая ответа. Собравшись для заявления, я, хихикая, как малолетняя дурочка (а не ею ли я и была?), спрятала лицо в ладонях и принялась прыгать вокруг Ви.

– Я влюбилась, Ви, влюбилась! Влюбилась!

– В кого? В типа, которого увидела впервые в жизни?! – закрутился он вокруг оси за мной следом.

– Да, в Вона! – не могла уже я успокоиться, размахивая руками.

– Как так можно? Ты ничего о нем не знаешь! И его не знаешь! Так не влюбляются!

– Ты дух, что ты можешь знать о любви? – откуда-то взяв кокетство, защебетала я, ощущая невидимые крылья, которые поднимали меня над всем бренным миром. В голове больше не было ничего, кроме Вона. Вон, Вон, Вон. Я хотела напевать его имя и повторять всё, что он говорил мне.

– Я, может, и дух, но прекрасно понимаю, что первого встречного любить нельзя. – Однако Ви не стал спорить, что является экспертом в любовных делах. Я остановилась и положила руки ему на плечи, заглянув в глаза.

– Он сказал, что я красивая, представляешь? Много-много раз! И что влюбился с первого взгляда, что тоже меня любит! Представляешь? Бывает же так…

– Нет, не бывает! Что за бред, Медведьма? – одернул он меня, тряхнув за плечи. Улыбка ссыпалась у меня с губ, как пыльца Тинкербелл. Я насупилась, не понимая, почему Ви так злит моё состояние? – Парни никогда не говорят комплименты, когда влюбляются, они их говорят только тогда, когда хотят затащить в постель!

– Вон не такой! – Я убрала ладони с плеч Ви и отошла от него, повернувшись к нему спиной. – Никуда он не собирался меня тащить. Он спас меня, понимаешь? И пригласил на свидание. И сказал, что я красивая.

– И что? Это повод обалдеть от какого-то прохвоста? – Ви обошёл меня, чтобы смотреть в лицо. – Послушай меня, белобрысая, нельзя быть такой растяпой! Я тоже могу тебе сказать, что ты красивая, меня полюбишь?

– Ты это просто так скажешь, а он так действительно считает, – ещё раз отвернулась от него я и пошла к лавочке, которую заметила под скатом крыши. Я впервые за всю жизнь почувствовала себя симпатичной сегодня.

– Я тоже так считаю, – пробормотал вслед Ви, но я отмахнулась от его замечания. Почему ему трудно поверить, что мною кто-то очаровался? Почему ему не нравится, что кто-то завоевал моё сердце? Дух-хранитель превышает свои полномочия. До появления Шуги и Чонгука мы больше не разговаривали.

Ребята нашли пристанище на ночь на каком-то чердаке. Сто раз удостоверившись, что с преследованием на пока окончено, они сбегали в закусочную за солеными пирожками, чаем на вынос в стаканах с крышками и цумянем* из фастфуда. Лечь можно было только на пол, на доски, но они прогрелись под крышей за день, и кроме твердости никаких неудобств не было. Я подложила под голову свою сумку, а ребята сняли куртки, сложив их вместо подушек. Света на чердаке не было, но у них с собой был фонарик на солнечной батарейке. Днем они его заряжали, а ночью могли включать на несколько часов. Ви, по-прежнему, молчал, ничего не сказав золотым о моих заявлениях, а им я сказала без подробностей, что меня подхватил в нужный момент случайный мотоциклист, а потом вернул назад. Вдруг они тоже начнут критиковать меня, если я скажу, что влюбилась? Я не хочу потерять расположение всех друзей, натянутость Ви очень напрягает атмосферу, но я считала, что неправ он, и не собиралась уговаривать его идти на мировую. В конце концов, он ставит под сомнение то, что в меня можно влюбиться! Я сама именно так и считала три года, живя рядом с Мао. Нет, первый год меня это не волновало, я была слишком травмирована смертью бабушки, но потом, когда немножко повзрослела, то захотела гулять, как моя соседка. Не так часто и допоздна, но иногда. Чтобы меня провожали, заходили за мной. А не только пялились женатые мужчины, приезжавшие по делам и останавливавшиеся в нашем общежитии. Один за всё это время пытался сделать что-то, подходящее под слово «приударить», но он сам сказал, что я вызываю у него любопытство и интерес, потому что никогда прежде он не видел таких бесцветных девушек. Бесцветная – вот самый шикарный эпитет за мою молодость, который определял причину оказанного мне внимания. С тех пор я научилась постоянно держаться в тени, желание спрятаться перешло в привычку прятаться инстинктивно, прикрывать себя одеждой, со стоячими воротничками, шарфами, капюшонами. Опускать лицо, чтобы не показывать светло-голубых глаз. Когда я несколько раз попыталась уклонить лицо перед Воном, он настойчиво поднял его и, глядя на меня в упор, повторил:

– Я бы мог любоваться тобой вечно. Ты очень красивая.

И чувство собственной неполноценности куда-то уходило. Может, со мной что-то случилось? Когда получила свою сумку обратно, я даже достала зеркальце, купленное мне Чонгуком возле храма Белой Лошади на сувенирном развале за считанные юани, потому что перед этим я мельком пожаловалась, что неудобно приводить себя в порядок, не видя. Я изучила себя. Нет, всё та же. Но мне не было уже неприятно смотреть на себя, скорее отворачиваясь.

– Не хочу никого пугать на ночь, – произнес Шуга, доев свою порцию лапши и отодвинув картонную коробку с палочками, – но, кажется, приятелям в черных костюмах нужна Элия, а не мы. – Я посмотрела на него, но заметила, что Чонгук уставился на меня, ожидая реакции.

– Я это тоже заметила, – вздохнула я, и Чонгук расслабился. Он боялся, что Сахар причинит мне лишнее беспокойство.

– Знать бы, что именно они от тебя хотят? – перевернулся он на спину. – Дзи-си принципиально хочет истребить род предсказательницы, которая лишила его покоя?

– Или верит, что внучка выдаст ему другое предсказание, – хмыкнул Шуга, закинув левую ногу на колено правой.

– А ты можешь предсказать что-нибудь? – обратился ко мне Чонгук.

– Я… – посмотрев в затылок обиженного Ви, я решила придержать при себе информацию. – Ничего я не могу. Способности, которые были у бабушки – это дар, а не наследственность.

– Так, может чиркануть телеграммку Дзи-си, что новых гадалок нет, расходимся, и всё такое? – оглядел нас всех Шуга. – Мол, что бабуля сказала, то сказала, иного не дано, её предсказание сбудется. Инфа сотка.

– Да, сейчас позвоним ему на домашний, оповестим, – с сарказмом бросил Гук. – Не подскажешь номерок?

– Можно поймать в следующий раз одного из этих, что за нами бегают, ввалить хорошенько и дать четкие указания, чтоб бежал до самого Синьцзяна и передал слово в слово.

– Но разве за нами гонялись не драконы? Вы говорили, что их в Хэбэй много.

– Нет, это люди Большого Босса, – покачал головой младший.

– Откуда вы знаете?

– Ввалили хорошенько.

– Шуга! – шикнул на него Чонгук, не желавший, чтобы я знала, на какие методы способны золотые, судя по всему. И я была удивлена, что они избили кого-то ради сведений. Но в голове было слишком много Вона, чтобы я зациклилась на другом. Мне, по сути, не было разницы, какие-то драконы меня ловят или синьцзянцы. Все они бандиты. – Нам нужно поскорее уехать из Ханьданя. – После этих слов я оживилась, приподнявшись на локте. Теперь обсуждение не могло пройти без моего вмешательства. Но Сахарный успел включиться несколько быстрее:

– Как нам его покинуть так, чтобы не повторилось сегодняшнего приключения? Раздельно? Не вариант. Слишком опасно. Да, ты уложил троих, может, и пятерых уложишь, а если десяток прибежит?

– Нужно отвлечь их как-то, увести куда-то, – задумался Чонгук. – Но им нужна Элия, а она приманкой не будет.

– Я могла бы…

– Нет, – отрезал Гук, и я обрадовалась, что никто не настаивал на этой версии побега. Я, как выяснилось, не спортсменка, и далеко не убегу, не смогу спастись. Если бы не Вон днем, меня бы уже схватили. Вон…

– Ну, в порядке идиотских идей, один из нас мог бы одеться в Элию, – сказал Шуга. Я не придала этому значения.

– Точно! – щелкнул пальцами Чонгук и сел. – Сахар, ты гений!

– Чего?

– Да! Это же ловля на живца. Им же нужна Элия? Так, один из нас притворится ею, все погонятся за ним, и он уведёт их далеко-далеко отсюда, а тем временем настоящую Элию мы под шумок отправим дальше.

– И кто ж это будет рядиться в юбчонку? – перекашиваясь и брезгливо передергиваясь, спросил Шуга.

– Ну… это же ты придумал? – пожал плечами Чонгук.

– А Нобель придумал динамит, и что он, подорвался что ли? Нефиг на меня смотреть так, Гук, в зерцало своё схватишь.

– Можно вытянуть жребий. Ви? – привлек того товарищ. Дух неохотно развернулся к ним, ничего не говоря. – Я напишу на одной из трех одинаковых бумажек имя Элии, кто вытянет, тот и нарядится. – Я вдруг стала представлять, как Вон, попытавшись найти меня, наткнётся на переодетого Ви, или Чонгука, или Шугу. Нельзя делать это завтра!

– А как быть с волосами? – вмешалась я, наконец. – Они меня выдают больше всего…

– Купим парик. – Чонгук покосился на меня. – А тебе надо купить краску. Если они знают примерно, как ты выглядишь, то и тебе стоит сменить внешность. – Теперь? Когда нашёлся хоть один парень, влюбившийся в меня? Неужели жизнь так жестока, и чтобы сохранить её, нужно потерять кого-то дорогого?

– У меня много волос, их долго красить, это займет целый день. Мы же раньше ночи не уедем? – с надеждой спросила я, готовая на всё, лишь бы случилась ещё хоть одна встреча с Воном.

– Давайте просто продолжим путь, как и прежде, прямо с утра, – сухо проговорил Ви.

– Как и прежде уже не выйдет. С утра я отправлюсь за париком, Шуга пойдёт за краской, ты присмотришь за Элией. После обеда, думаю, мы будем уже готовы, – планируя, Чонгук нарезал три бумажки из блокнота, написал на одном клочке моё имя, на втором поставил крестик, третий оставил чистым, и стал мешать их.

– Мухлюешь! – без повода изрек Шуга.

– На, тасуй сам! – вручил ему листочки Чонгук. Я механически следила за их действиями, не в силах настаивать на задержке и оспаривать их решения, ведь на кону не только моя жизнь, но и их. Свидание с Воном не стоит того, чтобы я погубила этих ребят, даже если я останусь навсегда несчастной.

– А что значит крестик? – следя за руками Шуги, спросил Ви.

– Это тот, кто останется с Элией. Мы же не можем запустить кого-то одного в её образе? Это будет подозрительно, синьцзянцы знают, что за ней всегда кто-то приглядывает. Так что уйдут двое, а настоящую Элию сопровождать будет один. – Чонгук так посмотрел на меня, словно был уверен, что это будет он. Что он сможет доставить меня в Корею.

Шуга разложил три бумажки перед собой. Они не просвечивали, сложенные напополам дважды. Ви первым смело протянул руку и хотел вытянуть, но Сахарный вперед прихлопнул их ладонью.

– Погоди! Я первый. – Мой дух уступил без претензий. Шуга минут пять водил рукой над листочками, шаманя и призывая Будду, пока не определился и не накрыл одну. – Теперь тяни, – разрешил он Ви. Тот не думая взял ту, что была к нему ближе, и развернул её. Посмотрев в неё, он подарил мне долгий взгляд, полный чего-то невыразимого и мучительного. Развернув к нам бумажку нутром, Ви показал крестик. Я, обиженная на его обиду, отвела глаза к Чонгуку, опустившему взгляд к полу и поджавшему губы. Его не устроило решение жребия, но он промолчал. Шуга поднял свою записку, и, поднеся к глазам, тотчас отшвырнул к фонарику. – Да ебал я свою карму! – поднявшись, он ушёл в дальний тёмный угол, пока мы все смотрели на надпись «Элия», украшавшую его жребий.

Примечания:

*цумянь – китайский удон (лапша)

Покидая Ханьдань

Парик сел бы идеально, если бы не сам его дешевый вид. Такой цвет волос, как у меня, когда был искусственно воспроизведенным, слегка отдавал сиреневым, и оттого смотрелся фальшиво. Но издалека, да при солнечном свете, в принципе, разницы не было. Я заплела его в косу, уже на голове Шуги, так, как носила прическу сама. С тех пор, как они с Чонгуком вернулись из магазинов, бедный Сахарный выглядел так, словно возненавидел саму суть жизни и корень её происхождения. Он надел мою юбку, к счастью, я не носила обтягивающих и подчеркивающих формы (которых у меня не было), так что скромная прямая юбочка в полоску повисла на нём, не имеющим, как и я, округлых бедер, ровно и тоскливо. Только рост его был выше, потому длина подола сократилась. На мне он почти прикрыл бы коленки, на Шуге же заканчивался выше сантиметров на десять. В моей розоватой, чуть повыцветшей от стирок вязаной кофте, он выглядел настолько сурово-комично, что я не могла сдерживать смеха, пока не отворачивалась. Взамен позаимствованной одежды Сахар подарил мне свой джинсовый потертый пиджак, если мне станет прохладно. Я в нем немного утопала, ткань, помягчавшая за годы ношения, пахла мужским дезодорантом, тысячей съедобных запахов, смешавшихся с запахами земли, сквозняков, городов и сотен смененных ночлегов. Создавался этим всем индивидуальный аромат Шуги, неповторимый, дружелюбный и сладкий.

– Какое счастье, что ты не красишься, – застегнул последнюю пуговицу молодой человек, из троих ребят самый бледнокожий. Его лицо было чуть ярче моего, с не такими темными ресницами и бровями, как у Ви и Чонгука, не слишком выразительное на первый взгляд. Издалека, пожалуй, он на меня походил больше всего. Жребий оказался прав. Сахарный взял зеркальце и, посмотревшись, оценил себя с едкой иронией, промямлив: – Хорошенькая, сил нет!

– Ещё б ноги не такие волосатые, – заметил мой дух. Все посмотрели на ноги Шуги. Если к кроссовкам претензий ещё не было, светлым, с синими шнурками (такие могла бы носить и девчонка), то к мужским носкам и тем, что шло выше них до самых колен, придраться было за что. Саму меня ноги брить приучила Мао буквально год назад, но мои белые волосы не были слишком заметны, в отличие от мужской поросли Сахара. Он отвел зеркало от лица и с жуткой злобой посмотрел на Ви, который ничуть не испугался этого взгляда.

– Я их брить не буду. – Чувствуя, что Ви способен заспорить, я спохватилась:

– У меня есть гетры! Высокие гетры. Всё в порядке, ты наденешь, и ничего не будет видно. – Я достала нечто, больше похожее на белые школьные гольфы. Такие очень подходили моим обязанностям в больнице; стерильная (по возможности) и ангельски-белая (по желанию, не все там стремились к этому), она привила во мне любовь ко всему светлому. После Тибета и его темно-коричневых гор, нашего старого мшистого серого дома, я искала больше света.

Шуга нервно натянул гетры, не глядя на друзей, скрипя зубами так, чтобы нам было слышно, как все это ему противно. Хотелось как-нибудь приободрить его и успокоить, но фразы вроде «тебе идёт» или «ты так ещё красивее», мне кажется, окончательно убили бы в нём расположение к нам и он тотчас же сорвал бы с себя всё это. Невыразительность, как я уже заметила, была в нем только первым впечатлением. Чем дольше я знала Шугу, тем милее и очаровательнее он становился. Это был тот тип людей, которые захватывают ваше сердце своим внутренним миром, простотой, юмором, непосредственностью и какими-то очень правильными убеждениями, которые не заявляются во всеуслышание, но постоянно вертятся в ежедневных поступках и замечаниях. Сахарный был из тех, на кого можно положиться и никогда об этом не пожалеть и, что подкупало меня в нём, в отличие от других парней, так это то, как он умел, не проявляя никакого мужского интереса, не обидеть, не показать своего отношения ко мне, как к девушке. Не похвалил и не обозвал, отнесся, как к равной, шутил и вёл себя так, будто мы уже давние друзья. Что-то мне подсказывало, что друзьями с ним быть легче и приятнее, чем становиться, допустим, его девушкой.

Держа в руках две пачки краски для волос, я смотрела, как они с Чонгуком собрались и направились к лестнице с чердака вниз. Не зная, докуда стоит их провожать, я неосознанно побрела следом, и рядом со мной увязался Ви.

– Надеюсь, настоятель никогда не узнает об этом, – ворчал Шуга, подразумевая перевоплощение. Обычно говорят, что не хотят стыдиться перед родителями, но для золотых главным авторитетом был тот некий Хенсок, которого я всё больше желала увидеть. – Он же, злопамятный старик, до могилы будет изводить меня подколами.

– Вы особо не тяните с тем, чтобы двигаться дальше, – остановился Чонгук, прежде чем начать спускаться. Я всё утро старалась не думать о том, что потеряю Ханьдань и Вона, не имея права задерживаться тут.

– Конечно, как только вы уйдёте, я покрашусь и мы двинемся следом, – заверила я, поглядывая через плечо на Ви, который будто чувствовал какие-то мои тайные мысли, или просто до сих пор держал в голове моё признание. Может, зря я ему сказала, что влюбилась? Но мне так трудно было держать в себе знакомство с Воном!

– Целоваться не будем на прощание, надеюсь, ещё встретимся, – заставил себя улыбнуться мне Шуга. Какой опасности они подвергают себя для того, чтобы спасти меня! Я приблизилась к нему и приобняла, как брата, благодаря. Он был напряжен, но не от страха за себя, а всё ещё от того, в каком виде ему предстоит пересечь провинцию. И я, соприкоснувшись с его натянутым телом, зачерпнула исходящую от него энергию, погрузившую меня вмиг в знакомую темноту. Веки зажмурились, как от вспышки, но вокруг сразу же всё начало проясняться. Я смотрела на происходящее в комнате, где меня самой не было. Это была даже не комната, а очень дорогой кабинет, но не домашний, а рабочий. В шкафах стояли папки с пометками на корешках, но в углу был и сервант, на средней полке которого виднелась пустота от только что вытащенной оттуда бутылки. Она стояла на столе из красного дерева с зеленой малахитовой столешницей. Рядом с бутылкой два наполовину налитых стакана, и какие-то документы, что-то вроде трудового договора, а сверху лежит чек, уже подписанный, но сумму я не вижу. За окном темно, но на ветках дерева, растущего за ним, просвечивает зелень листвы от фонаря где-то за углом. Я вздрагиваю от стука, означающего удар, и вижу, как Шуга летит к столу, падая с ног, а на его челюсти занимается синяк, очень контрастный на его белом лице. Оно ещё бледнее обычного. На него смотрит с огнем в глазах какой-то полный мужчина, что-то подсказывает, что хозяин кабинета, и мне делается гадко от того, что горит в его глазах. Мне хочется вырваться и убежать оттуда, как и Шуге, чей липкий и холодный ужас я чувствую, как саму себя. Но в помещении ещё два человека, судя по бейджам и наушникам в ушах – охрана. Они налетают на Шугу, не дав ему подняться, хотя парень начинает вырываться и трепыхаться, как ненормальный. Они прижимают его к столу, и на него надвигается этот неприятный, самоуверенный и состоятельный тип, лишенный какой-либо привлекательности. Происходит суматоха, непрерывные попытки прекратить судорожное дерганье молодого человека, на котором расстегнули брюки и порвали футболку. В один момент, каким-то чудом, рука Сахарного выскальзывает и, схватив стакан с обжигающим виски, плескает его в глаза одному охраннику, схватившемуся за лицо. Другого он умудрился пихнуть ногой в болезненное место внизу живота. Неудержимая изворотливость и ловкость, которые дались ценой содранной на запястьях кожи и нескольких ударов, позволяют увернуться от того полного мужчины и Шуга, не думая, перепрыгивает через стол (скорее перекатывается, едва не ломая шею и сметая со стола кучу всего, образовывая водопад страниц на пол), чтобы сигануть в окно. Я, как камера на квадрокоптере, вылетаю следом и вижу, как бедный юноша (я успеваю осознать, что Шуга выглядит не совсем так, как сейчас, гораздо моложе, лет на шесть-восемь) грохается на асфальт с высоты второго этажа, ударяется ладонями и локтем, сбивая их в кровь, но, что хуже всего, ломает или вывихивает ногу. Боль сильная, но я не могу разобрать, только вижу, как он, вспотев насквозь и не владея собой, нанося лодыжке ещё больше вреда, но стараясь не кричать и терпя эту острую боль, бежит что есть силы, бежит куда подальше, спасается, пока в ушах ухает приторное «какой ты смазливый», «какой сладкий мальчик», «я тебе заплачу, потерпи, Юнги».

– Прости… – распахнув глаза, смотрела я на Шугу, и еле-еле шепча слова извинения за то, что ему приходится испытывать, несомненно, не забыв мерзкого эпизода своего прошлого. – Прости, – добавляю я совсем тихо, – Юнги. – Он удивленно приоткрыл глаза шире, но брови наоборот собрались ниже. Они не говорили мне его настоящего имени, но я услышала в видении и не сомневалась, что так его и зовут. У него на лице появилось какое-то подозрение, но Чонгук поторопил наше прощание, осторожно тронув моё плечо, будто боясь нарушить неприкосновенность частного пространства.

– Ладно, мы пошли. Чем быстрее уйдём, тем быстрее вернёмся, – подмигнув, он кивнул Шуге и тот, немного потеплев, похлопал меня по плечу смелее, чем друг, и вышел.

Я постояла некоторое время недвижимо, осмысляя, что узнала о Юнги. Это же правда? Теперь понятно, откуда такая неприязнь ко всему этому переодеванию. Вспомнив, что осталась не одна, я обернулась к Ви.

– Ты же всё обо всех знаешь, да?

– Я тебе говорил, я не всемогущий.

– Шуга… где он работал до того, как стал золотым? – Ви немного посомневался, хмыкнув для начала:

– Я в хронисты его жизни не записывался, пусть сам уже свою историю рассказывает.

– Он не уволился, а сбежал из-за плохого начальства, я угадала? – посмотрела я ему в глаза. Ви выказал удивление, открыв рот. Он бы так и стоял с ним, распахнутым, если бы я не напомнила, что жду ответа.

– Да. Да, он работал официантом в ночном клубе… Но там были завышенные требования к персоналу, как оказалось, – не стал вдаваться в подробности мой очеловечивающийся дух. Только шагнул ко мне ближе. – Откуда ты узнала? Ты… спрашивала у него что-то?

– Нет, – покачав головой, я решилась, наконец, признаться. – Иногда… я вижу кое-что. То есть, в последнее время стала видеть, когда касаюсь людей, то могу что-то узнать. – Ви сделал обратный шаг назад и спрятал руки в карманы.

– Да что ты говоришь? И что ты видела о Шуге?

– Кажется… наверное, то, о чем он сам подумал в этот момент. Что вспомнил. – В то же время я стала гадать, почему иногда я вижу прошлое, а иногда то, чего не было? Как отличить видения, которые имеют отношение к реальности от простых фантазий? Они одинаковые по тому, как я ощущаю себя в них, как вижу то или иное, но что-то с людьми, действительно, происходило, а что-то бралось непонятно откуда. Нет, было небольшое различие. Прошлое было более четким. Я могла различить там лица и даже услышать разговоры, могла посмотреть целиком какую-то сцену, а другой род видений, который был с Воном и Ви – он слишком расплывчатый. Я вижу в них только того, кого непосредственно касаюсь, а другие люди и обстановка будто в легком тумане, никакой конкретики.

– Если ты видела… почему он убежал с работы, – сказал неловко Ви, – то лучше не говори с ним на эту тему, хорошо?

– Я понимаю, – взяв снова две пачки краски, отложенные на минуту прощальных объятий, я покрутила их в ладонях. – Их не хватит на всю длину моих волос. Придётся подстричься.

– Что?! – взволновано оживился дух и подошёл ко мне, не успевшей ещё заплести или убрать как-либо свои локоны до талии. – Ну… немножко же?

– Ну как немножко. – Я перекинула волосы вперед, через плечо, прикидывая на глаз, сколько надо отчекрыжить, чтобы покрыть краской более-менее равномерно все прядки. – Сантиметров двадцать-тридцать, чтобы не ниже лопаток свисали. – У Ви глаза стали совсем ошалелые. Не стесняясь, он протянул пальцы к моим волосам и стал их перебирать. Лицо его с каждой секундой становилось всё более расстроенным и мальчишеским.

– Двадцать-тридцать, – с отзвуком скулящей мольбы потерявшегося щенка повторил он. – Может, не надо? Заправишь за воротник концы, или ещё что придумаем.

– Ви, да ладно тебе, они отрастут.

– Они… они такие… волшебные, – восхищенно сказал он и посмотрел мне в глаза, как бы ожидая подтверждения. Так смотрят дети на маму, когда находят игрушку по душе и уговаривают купить им её. Пальцы не переставали гладить мои белые волосы, стелящиеся с плеча. Я засмеялась.

– Волшебные? Уверена, по ним даже нельзя забраться никуда, если я скину свою косу. И вряд ли они исполняют желания, или ещё что-нибудь там. – Я огляделась на чердаке, ища глазами свою сумку. – Так, вроде ножницы у меня были. – Я двинулась к сумке, а Ви, держась, как за поводок за длинную прядку, пошёл следом.

– А можно… можно мне будет взять локон?

– Зачем? – остановилась я, и Ви притормозил, чтобы не упереться мне в спину.

– На память. Я хочу носить его с собой. Ну, знаешь, как хранят вещи, которые… – он замолчал, начав подбирать слова или саму мысль, но вновь остался с открытым ртом, не доведя до логического завершения фразы. Точно, я сохраню ещё один для Вона! Вдруг он меня не узнает? Предъявлю доказательство, что это я, Элия. Мы с Мао как-то смотрели западный фильм, европейский или американский, не помню. Там девушка срезала немного волос и подарила своему жениху, и он носил их в кулоне на груди. Но те были такие красивые, золотистые, а мои бесцветные, хорошо хоть, что не как фунчоза после варки – прозрачные.

Я нашла ножницы в одном из карманов и, разделив волосы на две половины, закинула их вперед, слева и справа. Ровно делать не обязательно, сейчас не до красоты, но всё равно как-то неудобно.

– Ви, может, ты мне их отстрижешь?

– Я не могу, – отошёл он подальше и повернулся спиной. – Не могу на это даже смотреть.

– Брось, я же не убиваю никого! – Какой он всё-таки забавный! Другие боятся крови, пауков, змей, не могут смотреть на жестокость или что-то интимное, а он отворачивается от стрижки.

– Убить я и сам могу, – вдруг загробно как-то раздался его голос, – а такую… такую роскошь жалко. – Я вздохнула. Мне нечем было пощадить его чувства. Я должна сменить облик, чтобы не быть узнанной и не бросаться в глаза, хотя мне и самой рвёт сердце подозрение, что Вон никогда уже не найдёт меня. Но я стала примеряться и, помедлив, чикнула первый раз стальными лопастями ножниц. Плечи Ви вздрогнули от этого звука. Бумага режется с другим, и ткань тоже, хотя чуть больше похожа на звук отрезаемых волос. Они, каждый по отдельности, хрустят, будто их ломают, убивая. У меня самой на какое-то время отказала решимость, но я взяла себя в руки и продолжила.

Закончив, я поднялась с ящика, использовавшегося вместо табурета, которых не было на чердаке, и огляделась вокруг него. Будто вата, или шерсть овцы, белоснежно валялись горстки волос. Ви всё никак не поворачивался. Я взяла краску и пошла поближе к свету, пытаясь закрепить в досочных щелях стены зеркало, в которое недавно смотрелся Шуга. Достав из упаковки прилагающиеся перчатки и кисточку, я принялась разводить жижу в походной миске. Потом отмою где-нибудь от этой химии. Если бы тут были те растения, которыми меняла мой окрас бабушка! Они и пахли приятно, а тут в нос ударяет настоящая консервированная и ненатуральная вонь. Краем глаза я заметила движение. Ви поднялся и, подойдя к моим отлетевшим на пол волосам, пока я красила те, что были на голове, присел возле них на корточки и погладил так, как гладят умершую любимую собаку. Я развернулась чуть сильнее, не переставая махать косметической кисточкой по прядкам. Мы с духом встретились взглядами, и он смутился того, как трепетно относился к бывшей части меня. Словно трогал через неё меня, меня гладил, и я могла это почувствовать. Накрутив быстро белый локон на палец, он отошёл обратно и, задумавшись о чем-то, лёг на старый матрас, валявшийся здесь уже не первый год, наверное.