Текст книги "Тени Прерии. Свои среди чужих (СИ)"
Автор книги: Al1618
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
________________
Ночевали в гнезде на дереве. Инга перед тем, разумеется, как положено взрослому и ответственному человеку отбила домой телеграмму что, дескать, – «все в порядке, место для ночлега удобное и надежное, добыча хорошая». Хотела еще добавить что «соседи тихие», но решила, во-первых, не врать, а во-вторых, не грузить родственников излишними подробностями. Будем надеяться, что этого достаточно для того чтоб не сильно за нее волновались.
Ночь прошла весело, так сказать – «в теплой, дружеской обстановке», правда немного толкотно и щекотно, но ощущение охватывающего тепла с цепкими когтистыми лапками того стоило.
А вот утро принесло сюрприз – в виде двух умильных и умытых мордочек, искательно заглядывающих ей в лицо. Оставалось только тяжело вздохнуть, прочитать небольшую лекцию про вред сладкого для зубов и отправится искать цветочную полянку.
Вымогатели вытащили из травы, заранее сплетенные туески и, с радостным писком покатились следом. «Повторение урока» Инга сдала, кажется даже на пять с плюсом – и полянку нашла, причем, совсем другую и нитку привязала с первого раза, и след взяла хорошо, а плюс ей выставили за то что первую пчелу она упустила – надо было дать дорогу семейству полосатиков из мамы и детишек равнодушно скользнувших мимо по каким-то своим делам. Папаша у них, впрочем, тоже имелся – едва родительница с потомством прошествовала мимо, он высунулся из кустов, смерил всех оценивающим взглядом, да и потрусил догонять ушедшее вперед семейство.
Оно и верно – если ты себя ни жертвой, ни охотником не чувствуешь то какой смысл с тобой связываться? Любителей приключений на ровном месте среди зверья поменьше, чем среди людей будет – главное свою позицию уметь до окружающих донести, а это у Инги уже начало получатся похоже без специальных усилий.
Но пока суть, да дело – пчелки и след простыл, пришлось возвращаться. Все остальное получилось вполне гладко. Исключая тот момент, что обнаглевшие мохнатики в этот раз и когтем об коготь не ударили, и на дерево пришлось лезть самостоятельно, вспоминая навыки по альпинизму и основы страховки. Но видимо первым доставленным им куском ее строгие учителя удовлетворились и в оставшейся «зачистке» улья поучаствовали, правда, минимально – туески подержали.
Потом был набег на малинник, из которого с шумом и киданием сучков-шишек пришлось выкуривать непонятно кого. Правда, этот «непонятно кто» был сыт, и место уступил, лишь что-то ворча по-доброму, насчет обнаглевшей современной молодежи, что своим шумом спать мешают. Искупавшись в ледяном ручье, против всяких рекомендаций докторов, завалились спать на полное брюхо. А проснувшись, повторно обнесли малинник, после чего гостью под белые ручки отвели к краю поселка, где душевно попрощались, приглашая заходить еще.
______________
Дома, от количества добычи, просто впали в ступор, хотя и принесла-то всего неполную крынку из-под молока – остальные туески с добычей знакомцы из каких-то соображений съели или припрятали. Правда немая сцена продолжалась недолго – уставшую добытчицу отвели париться в истопленную баню, а горшочек на взвешивание, и верно – во всем должен быть порядок.
Уплетая на обед пироги лишь сказала, что может завтра, пойдет опять, но будет ли что – неизвестно, такая удача вообще не часто случается, для этого обычно надо много и беспросветно вкалывать. После чего потискала визжащего от восторга самого мелкого племянника, да и ушла спать под удивленные и немного ошарашенные взгляды.
Человек даже к чуду привыкает, сначала да – ошеломлен, потерян, а потом глядишь и пегаса в телегу запрягать собрался. Зная такое свойство, сегодня Инга решила с побегом в лес погодить, дома тоже дела найдутся.
Вот и сидит теперь, перемыв гору посуды, после завтрака всей немалой семьи, вместе с теткой под окном – рукодельничает.
Казалось бы, самое успокаивающе занятие для девушки – приданое вышивать, а ей только едва-едва бешенство сдерживать удается. И откуда такая злоба к этому куску ткани на пяльцах, да игле с ниткой. И не в том дело, что она иглу чаще себе в палец втыкает, чем туда куда надо, просто не выходит сегодня ничего, все из рук валится, да и все. И как разговор начать тоже непонятно.
Тетка, смотрящая на все ее мучения добрым взглядом, наконец, не выдерживает – она ведь тоже понимает, что не просто так осталась Инга заниматься совсем не любимым делом. Но решительности племяннице явно не хватает, что ж надо помочь, а то так себя распалит, что вместо разговора запросто неприятность приключится.
– Ты доця, бросай это дело, не твое оно.
От такого начала, да еще из уст самого большого консерватора в их семье Инга аж на миг дар речи потеряла.
– Как же матушка, – вот и выскочило слово заветное само собой, как так и надо, а ведь раньше его никакими силами в горло не протолкнуть было, – как может быть, чтоб женщина того что ей природой положено не умела, что люди скажут? – От неожиданности у Инги похоже не та дорожка на воспроизведение включилась.
Тетка опустила глаза на собственное рукоделие, но не по делу – там руки уже давно, ни в каком контроле не нуждались, порхая, как казалось, совершенно самостоятельно, а пряча добрую усмешку.
– Ты просто лошадь позади телеги ставишь. То, что положено оно из сердца идти должно, а у тебя совсем другое на уме. Как сердце власть возьмет – так и научишься, а без того например вот как сегодня на всю семью наготовить, да накормить – не счастье, а каторга настоящая.
Марья посмотрела на ошарашенно хлопающую ресницами Ингу.
– Не понимаешь ты меня сейчас, ну да и не время для того пока. Просто не забывай, что сердце оно свое возьмет, и противится ему, не пытайся. Беги уж, сорванец прям, но мои слова не забудь – кто ж еще с тобой такой тайной поделится.
Инга бросила ненавистное рукоделье, но вместо порога бросилась к тетушке и порывисто обняла, покаянно прошептав – «простите меня матушка».
– За это что ли доця? – Марья прикоснулась к начавшему зеленеть по краям синяку. – Так за это я тебя благодарить должна, а то я уж думала – разлюбил меня Кирилл, а вон оно как на самом деле было…
Опомнилась Инга только во дворе – остается признать, что четвероруких зубастых мохнатиков понять проще, чем людей, рядом с которыми ты прожил полжизни – вот такой вот ребус.
______________
И кто сказал что к чудесам можно привыкнуть? Привыкнуть конечно можно, но есть у них такое свойство – напоминать о себе самым чудесным образом.
Едва все вроде успокоилось, и изучение иного разума обрело некоторую предсказуемость и регулярность, как неугомонная парочка разом перевернула все с ног на голову. Скучно им, видите ли стало, так они полетать решили.
И не так как все люди – с дерева да вниз, или так как сами умели – с дерева на дерево, а так как только в сказках и встретишь – на метле.
Но по порядку – в тот день Ингу никто не встретил возле околицы, и она добиралась до дерева с «гнездом» самостоятельно. Сильно за неугомонную парочку она не волновалась, почему-то была уверенна, что если б что случилось, то она это почувствовала. Может они, как бывает в любой семье, просто поссорились. Правда, были ли ее друзья на самом деле семейной парой, ответить было весьма сложно. Относились они друг к другу с неизменной нежностью, но и к ней проявляли те же чувства, а ничего «такого» между ними она вроде как не замечала.
Писк и верещание, слышимые за приличное расстояние от «их» дерева версию о ссоре вроде бы подтверждали, да вот не слышалось в них ни злобы, ни раздражения. Скорее восторг и азарт, была и еще странность – звук достаточно быстро перемещался. Душу слегка кольнула совесть – кажется, ее друзья изобрели тарзанку, не дожидаясь пока про такое развлечение, вспомнит одна забываха.
Встречало ее по выходе на полянку некое подобие почетного караула – оба мохнатика, сверкая глазами и задорно топорща шерстку, опирались на метлы.
Не совсем обычные, надо сказать – там, где у метлы находится завязка прижимающая прутья к древку, находился кусок ствола с выдолбленной серединой, куда собственно прутья и уходили, да сам черенок был явно длинноват – почти два их роста. Ах, да – на середине держака в сторону от древка отходили три сучка, сделано так было на обоих экземплярах, так что это была не случайность, а конструктивная особенность.
Наличие двух столь выдающихся вещей моментально вызвало у Инги интерес исследователя о возможном их предназначении. Который был моментально удовлетворен, в ответ на вопросительно поднятую бровь Кисуня моментально привела конструкцию в условно горизонтальное положение, вскочила на нее как пацан на палку и начала разгон по полянке.
Инга начала было снисходительно улыбаться, решив, что видит перед собой результат «культурного обмена» – ее друзья, наблюдая за игрой сельских детишек, решили сделать себе такое же развлечение, но улыбка так и замерла. Кисуня резко подпрыгнула вверх и легла животом на держак, после чего не рухнула вниз, а стартовала как ракета горизонтально. Потом метла взяла резко на подъём и круто развернувшись вокруг самой верхушки почти сорокаметрового дерева крутанула мертвую петлю с верхней ее точки перейдя в пикирование, чтобы приземлится прямо перед севшей от неожиданности на пятую точку Ингой.
Если эта «ракета» и имела двигатель, то работал он без явно видимого выхлопа и совершенно бесшумно, ну или, во всяком случае, за визгом необычайно довольной Кисуни ничего слышно не было.
Бой тоже решил покрасоваться и просто прыгнул на свое изделие разом вознесясь метров на пять вверх, где принялся «танцевать» делая гигантские скачки вверх-вниз и чуть по сторонам, как на этакой палке-скакалке.
Что ж единственному на всю округу ксенологу «без высшего» но с неполным средним образованием, оставалось только поднять двумя руками отпавшую челюсть, встать на подгибающиеся ноги и приступить к работе по изучению летательных аппаратов неизвестного типа. Благо дали экземпляр для исследований ей в руки по первому требованию, хоть и с некоторым сожалением.
Ну что можно сказать? Палка как палка, даже, не слишком и обстроганная. По тому месту, где ее отделили от остальной части дерева, и не скажешь, чем это было сделано, может ножом, а может и зубами. Хотя если смотреть на чистоту и качество обработки – то, скорее всего, именно зубами. Хорошие у ребят зубки, острые – любая бритва обзавидуется.
Что еще – странная муфта на конце выдолблена непонятно чем, но, скажем обтекаемо, когти «нельзя исключить», а потом тщательно отполирована. Ветки для «веника» сорваны в ближайших зарослях, вон еще не все почки отвалились.
Сказать что-то еще без испытаний летных качеств или разрушающих исследований невозможно, да и как-то страшновато – вдруг действительно взлетит? Дергать же прутья из веника не решилась, хотя парочка не проявляла ни малейшего беспокойство за свой «аппарат».
Остается что? Правильно – опрос свидетелей.
– Ребята, скажите мне – как это работает? – «Сладкая парочка» синхронно тянет руки к голове и совершенно человеческим жестом чешет в затылках. Интересно, а как бы она сама объясняла им принцип работы визора?
Кисуня пытается объяснить конкретно – вот сюда кладешь руки, вот сюда – ставишь ноги, животом на палку и – «Поехали!». Проводив взглядом старт этого «безмоторного летательного аппарата» с трудом удалось подавить желание почесать в затылке самой – действительно все очень просто.
Бой, кажется, попробовал подойти к вопросу системно – с основ. Для этого он подошел к первому попавшемуся кусту и как следует его тряхнул, с листьев вниз посыпалось множество капель все вроде бы упали вниз, а одна – в подставленную ладонь.
Точнее это Инге показалось что «упала», а на самом деле капля, сверкая на солнце, висела в паре сантиметров от подушечки лапы – и падать никуда не собиралась! Бой не спеша поднял капельку на полметра вверх, опустил, покачал туда сюда, накрыл сверху второй лапой и повернул, горизонтально погонял каплю от левой руке к правой и резко вывернув ладошки наружу «выстрелил» капелькой по только что приземлившейся Кисуне.
Кисуня задумчиво раскрутила пойманную каплю вокруг указательного пальчика на манер планеты и резко махнув кистью, залепила ей Бою точно между глаз. После чего две мохнатые фигурки сплелись в один пушистый комок и покатились по траве пытаясь одолеть противника и рыча от восторга. Никакого почтения к необходимости объяснить науке принципы полета на метле.
Хотя чего тут объяснять – левитация она и есть левитация.
Вот сейчас одной ручкой челюсть придержим, второй ручкой в затылке почешем, с сырой земли попу поднимем да этот вывод в качестве результата исследования и запишем…
________________
А летать на метле действительно здорово!
Пусть и пассажиром. Две метлы неслись вдаль, едва не цепляя верхушки деревьев, на весьма и весьма приличной скорости, да еще и устроив «гигантский слалом» среди деревьев-исполинов торчащих над общим лесным покровом. Ветер бился в ушах, волосы развевались (в кои-то веки Инга пожалела, что стрижется коротко) за спиной урчал двигатель… э-э-э точнее – водитель этого пепелаца.
Словом как в девичьих рассказках в мягких обложках про давно вымерших байкеров. Парень за спиной правда росточком не вышел, зато волосатостью заткнет за пояс любого главного героя, кроме Кинг-Конга. И мышцы на руках, которые держатся за руль и не дают Инге упасть, перекатываются весьма серьезные.
А самое главное – это скорость и ощущение полета, которое не сравнится ни с чем. Даже палка между ног, на которую пришлось усесться, уже не причиняет никаких неудобств, а только добавляет восторга в окружающий мир…
В этот момент метла, заставив завизжать от восторга, провалилась вниз, и глазам открылось еще одно чудо сегодняшнего дня – лесное озеро.
Деревья исполины стояли вплотную к воде, не оставляя ни пяди для берега и замыкая зеркало в колодец живых стен. Вода же была коричневая и кристально прозрачная до самого дна, безупречной ровностью поверхности и яркостью отражаемого неба эта гладь могла соперничать с самыми лучшими зеркалами. Прямо над этим зеркалом они и понеслись по крутому кругу, любуясь одновременно небом и своим отражением в нем.
Из горла вырвался крик восторга, отразившийся от стены деревьев и поверхности воды. Его даже подхватил Бой, этот паразит, надо сказать зря времени не терял и еще на спуске вроде как «для безопасности» прихватил зубами ворот куртки, да так и забыл отпустить. А теперь еще и ласково дышал в ухо, что-то мурлыкая и щекоча усами шею.
А уж прижимался так, что будь Инга в платье, а не в штанах, впору было беспокоиться о том, что придется рассказывать потом мужу. Впрочем, это все потом, а сейчас, когда так прижимают к этой чертовой палке и широкий офицерский ремень, заправленный в качестве пояса, не кажется серьезной защитой для девичьей чести – сама б из штанов выпрыгнула, если б, опять же так сильно не прижимался…
Расплата за утерю контроля, как водится, последовала немедленно. Кисуня подлетела к увлекшейся своими переживаниями парочке снизу-сбоку и ухватив за торчащую снизу третью ручку рванула ее вперед и от себя, просто вывернув горе-летателей в воду.
Ледяную, между прочим. Видно на дне ключи бьют. Инга от такого перехода из жарких объятий к холодному купанию закричала от восторга, это было покруче, чем в бане после парилки холодной водой облиться. Неудавшийся ухажер молча рванул к берегу – он видимо характер Кисуни знал неплохо и старался убраться подальше. Весь его задор мигом увял.
Инга, стуча зубами от холода, с интересом наблюдала, как выглядит семейная сцена из жизни четвероруких. Кисуня загнала Боя почти на самую верхушку дерева, где он потихонечку отползал от поднявшей дыбом шерсть фурии по горизонтальной ветке, на все более тонкие веточки. Когда деваться было уже дальше некуда Кисуня начала изо всех сил трусить ветку, прыгая на ней вверх вниз. Бой стряхиваться не хотел и продержался довольно долго, но в итоге все равно полетел в воду. Злобная фурия спрыгнула следом, но встречаться с ней в воде её соплеменник явно не хотел и снова взлетел на дерево, все повторилось снова, а потом еще разок.
А вот после этот предатель вместо того чтобы «стряхиваться» просто показал Кисуне лапой на Ингу, та посмотрела вниз совсем не добрым взглядом после чего сиганула вниз и без всплеска ушла в воду. Инга даже испугаться толком не успела, как ее в четыре лапы выволокли на дерево (когда и откуда появился Бой, она так и не поняла), раздели до одних пупырышков и растерли чем-то невероятно жестким и колючим. После чего засунули в кучу каких-то листьев вместе с ветками и принялись усиленно греть и массажировать. Уже проваливаясь в блаженный сон Инга успела подумать, что со спины к ней прижалась Кисуня, кажется…
***
А за более чем шесть сотен километров от этого места Седой чуть не стал заодно «Лысым», столь активно дергал себя за шевелюру, наблюдая за перипетиями этого воистину сумасшедшего дня.
____________
День сегодня обещал быть очень особенным, впрочем, рядом с этой парочкой все дни были ни на что не похожи.
Бой сегодня с утра преподнёс весьма и весьма оригинальный подарок. То ли извинялся за вчерашнее и предлагал «остаться друзьями», то ли продолжил ухаживания. По крайней мере, она теперь точно знает, как выглядит «букет цветов» в представлении этих мохнатиков.
Утром все проснулись рано, Кисуня, отогнав Боя на какие-то работы, самостоятельно расчесала Инге волосы и даже соорудила какую-то прическу из коротких косичек, после чего нарядила как куклу в высушенную и как бы не выглаженную одежду.
И как они это сделали? Хотя после полетов на метле и жонглирования «капелькой» удивление новым фокусом не приходило – оно просто не успело никуда уйти и похоже устроилось здесь на постоянное место жительства. Разбираться ни в чем не хотелось. Инга блаженствовала в мягких лапках и радовалась вместе с Кисуней, разобравшейся в очередной загадке ее гардероба. Вроде того, как застегивать пуговицу или зачем нужны липучки на берцах.
А потом явился Бой и, застенчиво пряча глаза и не зная, куда девать лапы, вручил ей предмет весьма подозрительно похожий на букет. Правда, не из цветов, а из листьев. Инга взяла это странное веретено, сужающееся кверху и, риторически поинтересовалась – что это такое.
Осторожней надо быть с вопросами, тем более – с риторическими. Мохнатики ведь ребята конкретные и пустого сотрясения воздуха не понимают. Кисуня аккуратно раскрыла листья, так что действительно вышел натуральный букет, в сердцевине которого оказалась… перемазанная в какой-то черной субстанции мертвая мышка!
Ну а чего было действительно было ждать в качества подарка? Хорошо хоть Инга их ни капельки не боится, если только они на нее не бегут, разумеется, а то мог и конфуз приключится, и так сердце пропутешествовало в пятки и выбираться оттуда не собиралось, несмотря на все уговоры. Впрочем, желанию все исследовать было на это глубоко плевать – любопытный нос заинтересовал запах. Действительно, понюхав таки этот «букет» Инга убедилась, что ничем неприятным мышка не пахла.
Видимо когда-то, в свое время, когда она была еще жива, эта мышка очень любила мед. За что и поплатилась. Прикончив неудачливого воришку, пчелы густо обмазали ее своим клеем, мумифицировав тельце. Потому и выглядела она «как живая».
Все это конечно хорошо, но дальше-то что делать? С внутренним содроганием Инга озвучила последнюю мысль в формате – «Это… мне?». На что с немалым облегчением уяснила, что вроде как нет. Кисуня махнула лапкой в сторону солнца и смущенно развела руки в стороны – если правильно поняла, то это значит, что мы идем в гости и неудобно приходить без подарка.
После чего «натюрморт» был аккуратно упакован назад, но оставлен, правда, Инге. Ну ничего, она не из брезгливых, а вот того кому будет вручен этот «букет» ждет БААААЛЬШОЙ сюрприз.
Инга девочка добрая, но мысль как удивится тот, кому этот сверток будет вручен, занимала ее половину дороги. А вот вторую половину дороги она не знала, куда себя деть от тревоги и ужаса, скручивающего живот в узел. Это совесть напомнила, что нельзя злорадствовать и подкрепила этот воспитательный момент мыслью, что Бой вполне мог оказаться «честным человеком» и ее сейчас, вместе со столь занятным подарком, ведут, например, знакомится с родителями…
От такой перспективки сердце вновь перебралось в пятки, и начали подгибаться колени. Глаза тоже по сторонам смотрели не сильно из-за этого, когда дошли до цели, не сразу и сообразила где они. А как разобралась, так и поняла, что значит «камень с души упал», потому как вышли они, опять же, к селу, только с другой стороны – к «ведьминой избушке» что на отшибе стояла.
Их поселковую ведьму, фельдшерицу по совместительству, Инга не переваривала просто органически, хотя и видела от нее только доброе, но вот не лежала душа и все. Но не из-за страха, хоть домик этот даже отъявленные сорванцы обходили десятой дорогой и какими только ужасами про него друг друга не пугали, вплоть до копченых детских ручек подвешенных сушиться к стропилам вместе с травяными сборами.
В ужасы эти Инга ни капли не верила, ну подумаешь, занимается «очковая змея» лечебной деятельностью отличной от «официальной медицины», так то в отдельном домике, а в фельдшерском пункте любой желающий может получить тоже самое, но не в виде душистого чая, а уколом в задницу.
Люди они разные, и помогают всем разные вещи – кого-то вера в могущество пилюль на ноги ставит, у кого-то от одного бабкиного бормотания над супчиком из жабьих лап и крыльев летучих мышей все проходит, от зубов до геморроя – каждому свое.
Дядька вон, тоже в эту избушку бегал регулярно – спину поправить да пиявок на причинное место поставить. Марья на эти забеги смотрела косо, но поскольку после этого он бежал сразу к ней проверять действенность лечения, то, скорее всего, в душе одобряла.
И вот сейчас к этой избушке на курьих ножках и направился Бой, во всяком случае, рядом его не наблюдалось, а ушки из зарослей лекарственного огорода прямо под открытым окном торчали очень даже знакомые. Тут Кисуня прикрыла Инге уши лапками, и она, не сильно и удивившись, услышала голоса.
Если женский явно принадлежал Галине Прокофьевне (очковой змеей ее называла только Инга, в честь медицинской эмблемы и громадных очков, которые практически превращали глаза в точки), то мужской явно принадлежал… ну конечно – сегодня же суббота.
– … ты вот скажи, почему все так? Ты вон ее считай с того света вытащила, душу по клочкам собрала, ну пусть не душу, но глаза эти что вовнутрь смотрят мне до конца жизни не забыть, а ты их на мир взглянуть заставила. Марьюшка тоже месяц как наседка с единственным цыплёнком носилась, все глаза ночами выплакала. А она тебя десятой дорогой обходит, на Марью все ледяной статуей все смотрела.
«Ушастый микрофон» передал стук стекла об стекло, бульк жидкости и даже глоток и втягивание воздуха носом через рукав пиджака – дядя Кирилл снимал стресс общенародным способом
– Ты закусывай Кирил Федотыч.
– Да мне это, что слону дробина…
– Знаю, потому и четверть на стол поставила, но грибочков все же отведай, уважь мои старания. Что до Ингуси, ты ведь помнишь, что я вам тогда говорила?
– Что жить будем как на вулкане, пока она в силу не войдет, а как войдет так вообще начнется этот, как его…
– Во-во, так что нечего жалится. Меня она и помнить не должна, Марью скорее всего тоже, и слава богу что то время ее оставило. Так всем спокойней. Что до детской благодарности – то где ты ее вообще видел? Себя сорванца вспомни. Сколько ты, стервец, из своих родителей крови выпил. Это сейчас только в разум вошел, а я тебя еще без штанов помню и как ты здесь на огороде, еще не моем, а Петровны-покойницы, в десять лет «волшебных ягод» нажрался. И как тебе мы с ней потом промывание устраивали, да настойкой красавки отпаивали и не знали, от чего ты в итоге окочуришься – от ягод или такого лекарства.
Неспешный стук ложечки по чашке с отваром, кажется – даже слышится дух заваренной мяты, хоть это уж точно самовнушение.
– А может девок тебе припомнить, что ко мне со всей округи бегали? Даже из Замеркова, ты туда-то как добрался? Тебя ж, Федот Михеч, пусть ему земля пухом будет, разве что на цепь не посадил, хоть и следовало, наверное… Так вот, про благодарных детей – забудь. Если хоть внешность послушания блюдут и не забывают родителей уважить – и то хлеб. Тем более в наши-то времена. Так уж издревле повелось – дети отдают долги своим детям.
– Да все я понимаю, Прокофьевна и что порядок такой, и что не нам его менять. Ты вот мне другое скажи, как она в силу войдет, если учить ее некому? А ты ведь…
– Ну договаривай уж – ведьма. Будто я не знаю, как меня все за глаза называют, чего уж открещиваться. Могла бы помочь, да не выходит, она ведь урожденная, а я наученная. Разные мы, как лед и вода. То чего я всю жизнь добивалась, ей с рождения дано, только лежит подспудно. Потому и сторонится она меня, да и я опасаюсь – разные мы. По мелочи, конечно, помочь смогла бы, с травами там, с приемами некоторыми, да баловство это все. Ее другие учить должны, да где ж их взять…
Скрип старого кресла и звук тонкой струйкой льющегося отвара, и одновременно – тиканье настенных ходиков и писк мышки что ли? Отличный слух у ее знакомцев, могут одновременно держать два разных источника звука. Хорошо иметь возможность направлять каждое ушко в свою строну.
– А как в силу она войдет, так мне и вовсе уходить придется. За что на старости лет такое, но и деться некуда будет – два медведя в одной берлоге не уживутся. Хотя вряд ли, так будет. Тесно ей здесь, душно. Вернется она конечно, но ой как нескоро это произойдёт – не раньше, чем саму себя принять сможет и мир вокруг, а такое дай бог к внукам обычно бывает, если не к правнукам.
Ложечка, звякнувшая о блюдце, пауза и стук поставленной чашки.
– Вот и не пойму я, Кирша как так вышло, что оттаяла наша Снегурочка. И ведь не просто в разум вдруг вошла, а сила в ней проявляться начала. Никак не могу понять – кто же посмел? Что смотришь непонимающе, будто не знаешь – чтобы так сила поперла, надо естество свое женское принять, полностью. Ну а как это обычно бывает, не мне тебе кобелю объяснять. Вот и думаю – неужто у них с Михасем чего было?
– Да ты что? Ты же сама ее после смотрела.
– Смотрела, да не все увидеть можно, но все же думаю – пустая это мысль… Ты вот скажи мне, раз у нас уже такой разговор пошел, ты, как додумался ее на хутор Леньке Рябому отдать? Чем вообще думал?
– Да, Рябой обещал их на свадьбу на отдельный хутор выделить – на засеку, – судя по голосу, дядька был немало смущен, – а уж там, будучи в своем доме хозяйкой, она бы мигом Михася скрутила, глядишь и сладилось бы. Да и от людей подале, тоже ведь лучше.
– Это да, если так. Может и вышло б, но о том думать уже поздно. Но скажи положа руку на сердце Кирша – прикипел ведь душой к девчонке. За чужую бы корову не отдал… Что кулаки сжимаешь – говори как на духу, что там еще?
– Да Рябой, … … эдакий, предлагал, чтоб Инга на него за долг отбатрачила. По хозяйству, да сына после больницы выходила. Дескать «глядишь, пожалеет его, да и сладится у них». А то я не понимаю, кто там хоть слово в защиту ее скажет, и как ей там пришлось бы работать! Потом конечно точно – с пузом-то куда деваться? Только замуж, тем более что парень есть – позор покрыть…
– Значит, не отдал… Гнида Рябой, гнидой был, гадом и сдохнет.
– Сдохнет, если и дальше не научится в людях разбираться. – Голос дядьки, был спокоен и даже вроде весел, будто этот разговор ему снял с души камень. – Он ведь дурак кого собрался на подстилку перевести – характер ведь совсем не такой, так что получил бы он только шило в печень или жакан в брюхо, да и всех делов.
– Жакан то от кого?
– Да от меня, Прокофьевна, от меня. Кругом ты права – прикипел я к ней, но и вижу что тут для нее не жизнь. Учится бы ей, да где ж деньгу на то… Как ни крути – и остальных детишек поднимать надо. Погодь, Прокофьевна а чего ты так с лица сбледнула? Сердце прихватило?
– Да нет, просто поняла я, кажись что творится. Вот смотри – даже если девочка сама в силу входить начала то это все объясняет, кроме пчел. С ними и я не управлюсь, а она выходит, может, но такому самой за три дня не выучится, и за три года не выйдет. Учит ее кто-то, и очень хорошо учит, а КТО у нас тут может учить да еще так – забыла я совсем, карга старая, совсем мозги прожила.
– Да брось ты, скажешь еще – карга, да ты в свои шесть десятков выглядишь так, что многие обза… Ты ЧТО!? Неужто про…
– Да, про него. Про ХОЗЯИНА. Его правда в наших местах уже четыре десятка лет не видали… Может потому и не видали, что не было тут для него интереса.
– Да брось, какой интерес, чтоб учить двенадцатилетнюю соплячку? Чем таким она с ним расплатиться…
– Девушке всегда есть чем заинтересовать и расплатится. Да ты лоб то не морщи, не забыл ведь, что я тебе сказала? Думаешь, лучше если б это был какой развиздяй, навроде тебя в молодости? Хозяин, девку конечно спортит – в том смысле, что такого себе вряд ли найдешь, но и даст столько, что за эти дни и всей остальной жизни не жалко.
Звон горлышка об край стакана и ложечки об чашку, потом тетка Галка сказала с легкой укоризной.
– Ну вот, а говорил что все нипочем, развезло вон как жениха на собственной женитьбе.
– Так от таких новостей…
– Привыкай папаша, тебе и положено последнему обо всем узнавать. На вот, хлебни, да топай домой. Жена, небось, извелась вся, пока дойдешь весь хмель глядишь, и выйдет, а как проспишься – и лишние мысли повылетают.
– Спасибо, Галина Прокофьевна, за лечобу Вашу да за науку, чтоб у вас ручки не болели.
– И ты будь здрав, Кирилл Федотыч, заходи всегда и ежели чего, а еще лучше – просто так чайку выпить, завсегда Вам рада.
Полыхая ушами от стыда, Инга беспомощно смотрела в спину уходящему дядьке. То, что он в стельку пьян, выдавала только очень прямая спина и четкая, чеканная походка. Душа разрывалась между желаниями догнать и все объяснить, прямо не сходя с места расплакаться, а еще лучше умереть от горя и несправедливости, или забиться в глушь, построить там избушку и никогда больше людям на глаза не показываться. Голова же упрямо твердила – что все бестолку, и надо просто оставить все как есть, а то будет только хуже.
Победило в этом раздрае, как и обычно, тело. Которое просто вскочило и рвануло к крыльцу дома, давая выход желанию хоть что-то сделать.
– Вот, зашла я Галина Прокофьевна, поблагодарить вас за доброту Вашу да за слова ласковые! – С порога бухнула Инга.