Текст книги "Тонкий лед (СИ)"
Автор книги: Aka Undertaker
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Июньский вечер был ласковым как объятия нежного кудрявого мальчика. Я поддалась ему, несмотря на терзавшую меня весь вечер тревогу. Парень обнимал меня со спины, соединив ладони на моей талии. Я запрокинула голову, нежась в его чутких руках. Эти объятия были с оттенком горечи, и я знала, что последует за ними.
– Лайла, – прошептал он практически мне на ухо.
Я недовольно застонала. «Не надо, только сейчас. Не порть этот вечер».
– Лайла, я уеду сегодня.
Слова были произнесены. Июнь был убит выстрелом в сердце.
Я вывернулась из его рук и отошла. Было глупо обижаться, но чувства редко бывают рационально оправданными. Я ничего не могла поделать с ощущением, что он меня бросает. Разумные доводы не имели для меня смысл в тот момент, все что я знала – это то, что я останусь одна.
– Лайла, – Гарретт не решался подойти. Он знал, как я себя чувствовала. Он всегда все знал, но в этот раз не мог сделать ничего, чтобы это отравляющее чувство исчезло. – Лайла, пожалуйста, не позволяй мне уехать, не попрощавшись с тобой.
Я разозлилась на себя и на него, на его родителей и на эти отношения. Я чувствовала себя беспомощным маленьким ребенком, у которого отбирают только что подаренную долгожданную игрушку. Злые слезы брызнули из глаз, я сжала зубы и руки, чтобы не дать рыданиям вырваться из груди. Я так часто плакала на глазах Гарретта, что это уже становилось унизительным.
– Лайла, я очень скоро вернусь, и я буду звонить и писать каждый день. Ты не останешься одна, я обещаю. Я буду рядом, Лайла. На расстоянии вытянутой руки, если ты будешь носить телефон с собой. Я обещаю.
Он обошел меня, чтобы не навязывать прикосновения и видеть мое лицо. Он всегда знал, что и как нужно говорить и делать. Этот чертов мальчишка всегда знал, как я себя чувствую.
Я глотала злые слезы, не слушая его и не желая смотреть. В тот момент мне было все равно на его обещания, я чувствовала февральский холод одиночества и страха.
– Лайла, посмотри на меня. Пожалуйста, посмотри, – он мягко взял меня за плечи и наклонился, чтобы заглянуть мне в лицо. Я все еще была зла, поэтому вскинула голову и вызывающе посмотрела ему в глаза. Но моей дерзости на долго не хватило, потому что теплые ореховые глаза смотрели так же как всегда: с огромной любовью и заботой. Я ощутила себя ужасно глупой и неблагодарной. У меня больше не было сил терпеть эти злые одинокие слезы, и я как маленькая девчонка бросилась ему в руки, чтобы меня приласкали, погладили по головке и еще сотню раз пообещали, что все будет хорошо и одна я больше никогда не останусь.
– Я очень скоро вернусь и всегда буду рядом. Все будет хорошо, я никогда не оставлю тебя одной. Я обещаю, Лайла. Я тебе обещаю, – он гладил меня по волосам и приговаривал одно и то же мягким успокаивающим голосом.
В его руках я действительно была ребенком, все той же маленькой девочкой, которая, надрываясь, кричала одна в квартире, звала маму и понимала, что никто не придет и никому она не нужна. Только в этот раз я действительно не была одна и только в его объятиях я почему-то начинала верить, что это невыносимое одиночество больше никогда не повторится. Один Гарретт заставлял меня поверить, что человек, которому я всегда была нужна, наконец-то нашел меня и никогда не отпустит.
– Если ты хотя бы раз в день не будешь давать о себе знать, можешь не возвращаться. Я не буду ждать тебя, если ты позволишь себе хоть на день забыть меня. Ты понял, Гарретт? Я не буду ждать тебя, если ты заставишь меня думать, что я тебе больше не нужна, – я отстранилась немного, чтобы запрокинуть голову и высказать свои капризные требования прямо ему в лицо.
Дважды повторять не надо было. Парень с очень серьезным видом кивнул и снова крепко прижал к себе, немного укачивая в объятиях.
– Лайла, ты мой ангел, единственная причина, по которой я живу. Я ни на секунду не смогу забыть тебя.
И этот чудесный момент, как и каждый до этого, мастерски разрушил тот самый человек, который по всей видимости годами оттачивал свое мастерство на других людях, чтобы потом разрушать отношения своему лучшему другу. Да-да, в этот трогательный момент на сцене появился Питер.
– Ребята, я все понимаю, любовь-морковь все дела, но мы вообще-то сегодня возвращение Лайлы празднуем, а вы от нас сбежали! Так нельзя, так не делается! – вероятно выпитое шампанское сыграло свою роль, и парень стал просто невыносимо активным и разговорчивым.
– Говорил я Марку, что ему нельзя даже безалкогольное пиво. Никто меня не слушает, – Гарретт тихо проворчал, озвучивая мои мысли. Я захихикала, несильно пихая его в бок, давая понять, что полностью поддерживаю его негодование.
А внутри под громогласное сопровождение Питера мы разрушили еще одну идиллию, но ребята по всей видимости были либо слишком долго женаты, либо уже достаточно дружили с парнями, чтобы полностью игнорировать любой шум, производимый невыносимым психотерапевтом. Они как стояли, прижавшись друг к другу, так и стояли еще несколько минут, пока неугомонный Питер открывал следующую бутылку и всем разливал. Мы с Гарреттом были умилены видом супружеской пары, которая нам всем выступала в роли родителей, но тем не менее наш озабоченный взгляд был прикован к парню, который держался совершенно трезво, если не считать хлещущей через край энергии. Но делать было нечего, отбирать у него из рук алкоголь никто не собирался, и мы с моим кудрявым мальчиком в унисон беспомощно вздохнули и в качестве поддержки друг для друга взялись за руки и переплели пальцы.
Вечер продолжался.
========== XXI. ==========
Телефон издал характерное позвякивание, и я с надеждой посмотрела на экран, но в результате лишь разочарованно выдохнула и отложила аппарат. Подперев голову рукой, я смотрела в стену и не заметила, как Эмили разбавила мое одиночество и принесла совершенно необходимый в июльской жаре домашний лимонад.
Гарретта не было уже третью неделю и ждать становилось невыносимо. Он действительно напоминал о себе каждый день, но если первую неделю это были настоящие звонки и как минимум получасовые разговоры, на второй неделе они сменились переписками в течение дня, то теперь я могла лишь надеяться на пару сообщений с практически одинаковым текстом «У меня все в порядке. Скучаю. Скоро вернусь. Люблю тебя».
Да, я требовала от него хотя бы просто посылать весточку, что он и делал, но сейчас это не сильно отличалось от первого раза, когда я могла лишь догадываться, как он и где он.
Ребята переживали не меньше моего, но к сожалению, на них еще накладывалось волнение за меня, потому что все эти три недели я либо безмолвно сидела в кофейне, либо в таком же состоянии находилась в магазине мистера Лиетта и пару раз даже составляла Питеру компанию в такой пустой без кудрявого безобразия квартире.
– Милая, не терзай себя так. Он скоро вернется и все снова будет хорошо, – Эмили присела напротив и озабоченно смотрела мне в лицо.
Они все старались меня ободрить и, честно говоря, я чувствовала себя из-за этого ужасно. Всем ребятам было так же тяжело переносить отсутствие Гарретта. Он был настоящим солнцем нашей компании и, возможно, именно он всегда держал нас вместе, одним своим присутствием создавая доверительную атмосферу любви и заботы. Марк и Эмили были прекрасными людьми и действительно любили нас, но с ними наедине я лично ощущала себя как будто один на один с родителями и это хоть и было приятно, но иногда все же становилось неловко. Питер был большую часть времени занят и лишь наличие друга как-то заставляло его временами появляться в обществе. Гарретт вытаскивал наружу лучшее из нас всех и скреплял искренней, безусловной дружбой и любовью. Без него было тяжело. Одиночество ощущалось февральским холодом и вместе с июльской жарой мне казалось, что меня постоянно бьет лихорадка.
– Я знаю, Эми. Прости, я совсем раскисла. Не надо мне, наверное, пока к вам приходить. Я сижу здесь как вдова, представляя его на привычном месте напротив. Скоро начну сума сходить, – я слабо улыбнулась девушке, понимая, что мне совсем не удалось свести все к шутке.
– Дорогая, о чем ты говоришь! Тебе сейчас не стоит оставаться одной! Нам спокойнее, когда ты здесь. Мы хотя бы можем видеть, что ты жива. Прости меня, милая. Я говорила, что ожидание Гарретта всегда стоит того, но я даже представить не могу, как тяжело тебе сейчас. И я уже не знаю, стоят ли действительно всего этого твои страдания, – я с удивлением уставилась на Эмили, не в состоянии поверить только что услышанному. Бедная девушка винила себя в моем нынешнем состоянии! Это было немыслимо.
– Эмили, ты что! Ты совсем не виновата в том, что я сейчас чувствую. Никто не виноват! И мои нынешние переживания и рядом не стоят с тем счастьем, какое я испытываю, когда он рядом и мы проводим время все вместе. Эмили, даже эта тоска – чувство гораздо светлее всего того, что было в моей жизни до вашего появления. Я благодарна, что могу испытывать это. Я счастлива, что у меня есть повод так тосковать и что я знаю, какая взамен нее придет радость, когда Гарретт вернется. Сейчас мне так грустно только потому, что я привыкла видеть его рядом, чувствовать его присутствие, даже когда его нет в поле видимости. Но чем дольше он отсутствует, тем сильнее испаряется его образ и мне снова начинает казаться, что все его существование в моей жизни было лишь чудесным сном. Я просто скучаю, но это пройдет.
– Лайла, я не буду делать никаких выводов, но ты изменилась с нашей первой встречи. Ты стала гораздо откровеннее в своих чувствах. Мне кажется, это хорошо. Ну что ж, не буду тебе докучать. К тому же появляются клиенты, значит пора возвращаться к работе, – девушка встала и на секунду зависла, задумавшись над чем-то. – Я очень счастлива, что вы с Гарреттом нашли друг друга. Похоже, некоторые союзы действительно скрепляются на небесах.
И сказав это, Эмили упорхнула за барную стойку в свое царство кофейных зерен и чайных пакетиков.
Я задумалась над ее последними словами и незаметно усмехнулась. Учитывая то единственное нежное слово, которым называет меня Гарретт и мои мысли, когда я наблюдаю за ним со стороны, складывалось впечатление, что данный союз мы собственноручно на небесах и скрепляли.
Приносящий одни лишь разочарования телефон вновь с надеждой зазвенел. Я уже не ждала, что мое желание исполнится и поэтому не торопилась брать его в руки. Но он издал звук во второй, затем в третий раз и только тогда замолк. Я заинтересовалась, никто из моих знакомых не имел привычки писать за раз больше одного сообщения. В том числе и кудрявый беспредельщик. От него так вообще приходило лишь одно в день.
Я разблокировала телефон и необходимый чат уже был открыт на главном экране.
«Лайла, прости, что не могу писать тебе чаще. В последние дни наши с родителями отношения совсем не ладятся.
Не переживай, я в порядке. Мне не привыкать к семейным размолвкам.
Я скоро вернусь. Очень скучаю. Не забывай, что я всегда рядом, на расстоянии вытянутой руки. Люблю тебя».
Прочитав все, что мог мне сказать в минуту разлуки мой любимый человек, я тяжело вздохнула. Этот проходимец в очередной раз угадал все мои мысли. Даже в сотнях километрах, он все равно читал меня как открытую книгу. С повторным вздохом я положила телефон обратно на стол и подняла глаза на противоположное кресло. Мираж с улыбкой светлее апрельского солнца смотрел на меня взглядом теплее майского вечера.
– Не смотри на меня так. Я ничего тебе не прощу, пока ты не вернешься, пусть ты и одним своим приношением навсегда сделал совершенными освящаемых.
Я тихо засмеялась бредовости своего поступка. Да уж, вот только Библию мне своим галлюцинациям цитировать не приходилось.
========== XXII. ==========
Июль жег нас своей последней в этом году любовью с таким усердием, словно боясь, как бы мы не позабыли его за следующие одиннадцать месяцев. Жара стояла невыносимая, и от нее уже не спасали ни кондиционеры, ни ледяной лимонад.
Ситуация за последние полторы недели не сильно изменилась, и я все продолжала нервировать своим тоскливым видом всех окружающих. Сообщения от Гарретта с каждым днем становились все короче и короче, что я бы не удивилась, получив текст с одним словом «Здесь».
Разумом я понимала, что его немногословность является последствием видимо не самого легкого периода отношений в семье, но сердце не могло в это поверить и я начинала донимать себя истеричными мыслями, что парню я уже надоела и он просто-напросто сбежал от раздражающих его отношений. Я держала эти мысли при себе, прекрасно понимая, каким бредом они покажутся ребятам, но скрыть их от себя не получалось и они назойливо продолжали будить меня по ночам.
С другой стороны, мне не давало покоя беспокойство, потому что уже скоро должен был пройти месяц с его отъезда, а он несмотря на обещание скоро вернуться, все не появлялся в поле видимости. Вместе с укорачивающимися сообщениями все это наталкивало на не самые приятные мысли. Их я уже не скрывала, а делила с Питером, который хоть и пытался меня успокаивать, а все же судя по выражению глаз и подрагивающему временами голосу, носил в себе похожие переживания.
Эмили мы, конечно же, ничего не говорили и не показывали, потому что бедная девушка и без наших стараний становилась все мрачнее и мрачнее с каждым днем, видимо по-матерински предчувствуя неладное. Мы все сидели как на иголках и нервозно ждали возвращение кудрявой неприятности. Образ Гарретта уже начал исчезать даже из тех мест, которые, казалось, были сотканы из его каштановых кудрей, ореховых глаз, медового голоса и солнечных ямочек.
Человеческая память предавала своей недолговечностью, но мирится с этим никто из нас не соглашался и пусть негласно, но по каждому было видно, что он ведет немую войну за сохранение в своем мире мягкого голоса, добрых, уставших глаз и виртуозных движений тонких пальцев по гитарным струнам.
Именно из-за нежелания беспокоить Марка и Эмили еще и своими переживаниями, я все больше времени проводила в квартире парней, конечно же, когда там был Питер. Ему приходилось меня выслушивать и делать вид, что все в порядке.
В очередной раз я стояла перед дверьми квартиры и настойчиво давила на звонок. Я знала, что парень дома. За время отсутствия Гарретта я уже успела выучить расписание Питера, и теперь надоедала ему в каждую свободную минуту и, честно говоря, мне даже не было стыдно.
Внутри послышались торопливые шаги и через мгновение растрёпанный парень открыл мне дверь. Я рассеянно бросила приветствие и прошла в коридор.
– Прости, я не предупредила, что приду, но за последние две недели ты уже должен был привыкнуть к моим неожиданным визитам, – я не смотрела на него, а просто шла вглубь и вглубь, четко зная свое направление.
– Лайла, – Питер нерешительно позвал меня, когда я уже остановилась перед стеклянной непрозрачной дверью, ведущей в комнату, внутреннее убранство которой я знала настолько хорошо, что в каждом моем сне любое помещение выглядело именно так.
Я глубоко вдохнула, даже на пороге ощущая родной терпкий древесный запах с капелькой корицы. Насладившись моментом воскрешения кудрявого бога в моей памяти, я с готовностью развернулась к темноволосому психотерапевту.
– Да, Пит, я знаю… – я хотела повторить его заевшую пластинку, но на полпути застыла. Что-то было не так. – Питер, ты куда-то идешь? У тебя сегодня выходной, я точно знаю.
Парень действительно выглядел растрепанным, но таким образом, словно впопыхах собирался.
– Лайла, Гарретт не отвечает на мои звонки. Я никогда не звоню ему без надобности, пока он в отъезде, поэтому у нас с ним договоренность, что он никогда не игнорирует мои звонки, в каком бы тяжелом состоянии он ни был. Я звонил ему вчера и сегодня. Он не отвечает.
– Но он писал мне. Вчера точно, – я чувствовала тревогу в его словах и видела в глазах. Меня начало потряхивать.
– Я не знаю, где именно он может быть, но у меня есть догадки. Я еду его искать.
– Подожди, я с тобой! – я не могла представить ситуацию, в котором Гарретту нужно было, чтобы за ним кто-то ехал. Но я ведь совсем его не знала, а Питер по всему видимому убеждал меня в его безопасности на пустом месте.
– Нет, Лайла, ты должна остаться здесь. Скажу тебе честно, я не знаю, в каком он будет состоянии. Когда мы вернемся, ему будет нужен рядом человек, который будет знать и любить его таким, каким он сам хочет себя видеть. Вы знакомы не так давно, и ни одному из нас не хотелось бы, чтобы ваши отношения были разрушены тем, в чем он совершенно не виноват. Лайла, иди домой и жди, я обязательно позвоню тебе, когда найду его.
***
Питер уехал больше суток назад. Я обещала ему ждать и именно этим я и занималась все это время. Я была измучена усталостью и тревогами, но спать не получалось, как и есть. Я просто сидела на кровати, поглаживая время от времени приходившую Анет. Мне было плохо, но что-то подсказывало, что где-то там Гарретту было гораздо хуже и эта мысль выпивала из меня все эмоции.
Питер обещал позвонить, когда найдет его и почему-то я ему верила, но это значило, что прошли уже сутки, а он парня так и не нашел. Это не успокаивало.
Полагаю, я была похожа на ожившего мертвеца. Оставалось лишь радоваться, что в таком виде кроме кошки никому не пришлось меня наблюдать. В самые тяжелые минуты ожидания я развлекала себя мыслями, что Эмили наверное поселилась бы со мной, увидев меня в таком состоянии.
***
Я устала проверять время. Иногда казалось, что оно совсем перестало двигаться, а иногда я будто бы моргнула и попала в другое измерение, где за мгновение исчезало по несколько часов.
До 48 часов с отъезда Питера оставалось совсем ничего. Звонка все не было, Гарретт мне тоже не отвечал. Но две свои эсэмески с одним единственным словом «Здесь» я все же получила.
Я все никак не могла понять, как это у него получалось. Он вел себя по-скотски, заставляя меня не спать уже вторые сутки и выдирать волосы на голове, но при этом не давал повода для обид. Несмотря на все, он продолжал исполнять обещание.
Часы тикали невыносимо громко, а ведь в обычные дни я ни разу не обращала внимание на этот звук. Я начала отсчитывать удары. Раз, два, три…
А вдруг Питер так его и не нашел. Что если ему стало так плохо, что он потерял сознание?
Восемнадцать, девятнадцать, двадцать…
Что если это было на дороге? Посреди ночи, когда уставший водитель даже не имел бы шанса его заметить?
Сорок три, сорок четыре, сорок пять…
Что если он решил напиться, а потом его увидели злые люди с ножами? Что если им не понравилось, как он выглядит?
Девяносто шесть, девяносто семь, девяносто восемь…
Что если Питер так его и не найдет? Его объявят в розыск, но никто ничего не сможет сделать? Что если пройдут недели, месяцы, а затем и годы, а его все так и не найдут?
Двести девятнадцать, двести двадцать, двести двадцать один…
Что если в тот день после празднования окончания моей сессии он провожал меня в последний раз? Что если его ореховые глаза больше никогда не посмотрят на меня робко, с любовью? Что я буду делать, если в моей жизни больше никогда не будет Гарретта?
Пятьсот девяносто семь, пятьсот девяносто восемь, пятьсот девяносто девять…
Что если…
Звонкая мелодия надеждой разбила в дребезги мою начинавшуюся истерику. На экране высветился номер Питера, который он оставил мне перед тем, как я ушла из их квартиры.
– Лайла, я нашел его. Мы едем домой, – голос был уставший, но уже не такой тревожный как прежде.
– Как он?
– Плохо, но ему помогут. Все будет хорошо. Я расскажу подробнее, когда мы приедем. Поспи, Лайла.
Я скинула звонок и зарыдала.
========== XXIII. ==========
После звонка Питера я действительно заснула, а когда проснулась – увидела, что со времени звонка прошло почти двенадцать часов, но ни второго звонка, ни сообщения, что они вернулись еще не было.
Пришло время снова волноваться, только в этот раз я могла позвонить Питеру и ему стоило бы мне ответить. Именно этим я и занялась.
Парень взял только после восьмого гудка, к которому я уже успела представить себе как минимум двадцать различных причин, по которым они еще не вернулись и теперь не отвечают: начиная со страшных картин аварий и заканчивая откровенным бредом, где Питера нашел Гарретта в попытках сбежать из штата от меня подальше и понял, что единственная причина его исчезновения заключалась во мне, поэтому теперь он помогает ему скрыться и начать новую жизнь.
– Лайла, как ты? Поспала? – голос парня как раз прервал мою фантазию на моменте, где парни приезжают в Вегас, чтобы отпраздновать свободу и подделать документы.
– Питер, где вы? Неужели, вы еще не вернулись?! – все бредовые идеи моментально исчезли из моей головы, освобождая место для вполне рациональных тревог.
– Вернулись, но я не отвез Гарретта домой. Лайла, я заеду за тобой через полчаса и все объясню, обещаю, – сказав это, Питер скинул звонок и оставил меня в недоумении пялиться на замолчавший аппарат в моей руке.
Парень четко исполнил свое обещание и ровно через полчаса его темно-синяя тойота появилась перед моим домом. Я уже стояла на улице и ждала его, поэтому без промедления уселась на переднее пассажирское кресло и с немым вопросом уставилась на психотерапевта.
– И тебе привет, – тяжело вздохнул он и без лишних слов выехал на дорогу.
– Где он, Питер? Как он?
– Мы как раз едем туда, где он. Я все тебе расскажу, Лайла. Скрывать уже бессмысленно, да и не справедливо по отношению к тебе. Но это требует времени. Начну с того, что, в сущности, Гарретт никогда тебе не врал. Насколько я знаю, он говорил тебе, что у него имеются некоторые проблемы. Так оно и есть. И иногда случается, что эти проблемы обостряются, ухудшая его состояние на некоторое время. Но он не сумасшедший, Лайла. Я клянусь, он не страннее моих клиентов. Просто каким бы уравновешенным и осознанным он ни был, жизненные ситуации, с которыми он сталкивается, иногда оказываются сильнее его.
– Питер, говори по существу. Если бы я боялась психов, я бы никогда не стала продолжать общение с ним.
Парень замолчал на некоторое время, словно всерьез раздумывая над моими словами, в итоге все-таки приняв решение в пользу меня.
– Хорошо. Он в больнице, в психиатрическом отделении. Это не первый раз, когда он ее посещает. Каждый раз по собственному желанию, пусть и по моему совету. В этот раз он тоже согласился, чтобы я его туда отвез, но больше он мне ничего не сказал. Гарретт всегда возвращается от родителей в плохом состоянии, до сюда он обычно доезжает уже более-менее спокойным, потому что вся дорога у него может занимать до недели. Он не едет сразу домой, потому что плохо себя чувствует, но я знаю, в каким местах он обычно останавливается, чтобы в худшем случае иметь представление, где его искать. Как ты понимаешь, этот случай как раз-таки был худшим. У Гарретта тревожно-депрессивное расстройство еще со средней школы и когда его состоянии обостряется, у него может начаться дереализация. Обычно он справляется с ней сам, не теряя ощущения собственного я, но в самых плохих ситуациях он может потеряться. Он перестает осознавать себя в пространстве и времени и, сама понимаешь, к каким последствиям это может привести. Я не знаю, что произошло в этот раз, но в таком паршивом состоянии я не видел его уже давно. Я нашел то его по счастливой случайности. Мне повезло, что на стойке регистратуры в одном из мотелей, где он всегда останавливается, уже третий год работает все тот же парень. Он видел, как Гарретт уходит и понял, что с ним что-то не так. Он, конечно же, не решил за ним последовать, но я хотя бы знал, откуда начинать искать. Он отошел от мотеля на пару миль и видимо совсем потерялся. Я нашел его сидящим под деревом вдали от дороги, он смотрел перед собой, но ничего не видел, никак не реагировал, но и не сопротивлялся. Он не ответил ни на один из моих вопросов, только уже подъезжая к городу сказал «Хорошо» на мои слова, что я везу его в больницу. И еще кое-что. Ты же получила от него сообщение?
Я молча кивнула.
– Он себя потерял, а о тебе не забыл.
***
Когда мы приехали, я была удивлена, хотя едва ли смогла бы объяснить, что именно ожидала увидеть. Но по факту лицезрела самую обыкновенную больницу. В такую же привезли Гарретта после плавания в ледяной воде и в примерно подобную меня на скорой привозили, когда я пару раз теряла сознание от переутомления на первом курсе. В целом ничего особенного, прилично, современно и очень бело. От этого здания холодом разило на километр.
Ощущение февраля заставило меня немного притормозить. Питер воспринял мою заминку по-своему.
– Лайла, все в порядке. Там не будет ничего страшного, самая обычная больница.
– Я знаю и это мне не нравится. Ненавижу больницы, – последние слова я пробурчала уже на ходу. Меня немного разозлила мысль парня, что я испугаюсь встречи с психами. Для меня самым главным чудиком всегда был Гарретт и уж его я точно совершенно не боялась.
Внутри Питер себя чувствовал вполне комфортно и уверенным шагом повел меня куда-то вглубь. Мы шли белыми коридорами, по которым в белых халатах сновали врачи и прочий мед. персонал. Наполнение этого здания тоже никак особо не отличалось от среднестатистических больниц, что, честно говоря, меня немного смутило. И это от Питера тоже не ускользнуло.
– Это на самом деле обычная больница. Отделение психиатрии дальше, но и там нет ничего страшного.
И он был прав. Не страшнее всей остальной больницы, такое же белое. Разве что тут было тише, гораздо тише.
– Он лежит в отдельной палате дальше по коридору. Сейчас должно быть спит. Он под успокоительными. Я могу пойти с тобой, если хочешь, – мы остановились в тупиковом коридоре, вдоль которого располагались пять дверей ведущих в палаты. Здесь Питер уже не звучал так уверенно. По его голосу я поняла причину его беспокойства насчет моего страха. Он тоже боялся.
– Я пойду сама.
Он внимательно на меня посмотрел, словно считывая по моему лицу, действительно ли я была готова к такому, и видимо получил утвердительный ответ.
– Хорошо, я зайду на минутку к его лечащему врачу. Скоро подойду, – он кивнул и исчез за поворотом.
В одиночестве я еще немного постояла в коридоре, не двигаясь. Наедине сама с собой я уже не была настолько уверена в своем решении. Я не боялась видеть Гарретта из-за того, что он был общепризнанным психом. Нет, я боялась своих эмоций, когда увижу его. Меня страшило сомнение, не схожу ли я сама с ума. Мои чувства и переживания никак не вписывались в границы «нормальности», которые я сама для себя установила.
В какой-то момент я испугалась, что простою там так долго, что Питер успеет вернуться и застанет меня в таком виде. Я разозлилась и это подтолкнуло меня в сторону нужной двери.
Перед ней я тоже на секунду застыла в нерешительности, но в конце концов все же зашла.
Парень лежал в белой больничной рубашке на белой подушке в белых простынях и выглядел умиротворенно. Я начала задыхаться.
На какое-то невыносимо долгое мгновение я словно оказалась в том февральском дне, когда вытащила ненормального парня из-подо льда. На какое-то мгновение я поверила, что все события последних пяти месяцев были лишь наваждением, фантазией, галлюцинацией и эта вера разучила меня дышать.
Но я не была бы собой, если бы не смогла взять себя в руки, оттолкнув иррациональное наваждение. Я была не в подходящем месте, чтобы впадать в панику. И как только это осознание дошло до меня, я увидела те моменты, которые фундаментальным образом отличали этот день от того в феврале.
Для начала за окном палило солнце и деревья были покрыты листьями, хоть и выгоревшими. Дальше палата явно отличалась от той, где он находился тогда. Тогда была общая палата, куда привозят людей из реанимации. Здесь же она явно предназначалась для длительного проживания. Ну и наконец сам Гарретт. На первый взгляд мне показалось, что он выглядел так же безмятежно как тогда, но приглядевшись внимательно, я поняла, что это было не так. Он спал, но по всей видимости сон у него был тяжелый. Он еле заметное хмурился и сам в целом выглядел гораздо хуже, чем после купания в ледяном пруду.
С болезненно сжимающимся сердцем я рассматривала его осунувшееся бледное лицо с глубокими синяками и обескровленными губами. Он выглядел как мертвец и лишь тяжело вздымающаяся грудь опровергала это предположение.
Я никогда не видела серьезно больных людей и будучи нервным ипохондриком всегда считала ангину с температурой выше 38 – смертным приговором. Все это способствовало моей иррациональной панике, что парень передо мной не выглядит как человек, который когда-нибудь очнется. Я ничего не могла поделать с этим страхом. У меня снова сперло дыхание, затряслись руки и к горлу подкатили рыдания. Но Гарретт не был бы собой, если бы волшебным образом не чувствовал все мои переживания и не знал, что именно и когда мне нужно.
Белый призрак на больничной кровати слегка пошевелился, хрипло выдохнул и едва слышно пробормотал несколько слов:
– Здесь…я…здесь… Лайла.
========== XXIV. ==========
Появившийся минут через пятнадцать Питер застал меня зареванную сидящей на стуле возле кровати Гарретта и державшей его за руку. Несмотря на усилия все еще не пришедшего в себя парня, спасти меня от слез так и не удалось. Оставалось лишь благодарить его и судьбу, что наш общий друг с психологическим образованием мог лицезреть лишь печальные последствия мирового потопа.
– Вижу, вы успели поболтать по душам, – все равно пошутил Питер, хотя, хочу отметить,
его никто об этом не просил.
– Он не просыпался, но разговаривал во сне. Боже, ну что за заноза в мягком месте.
– Абсолютно с тобой согласен. Проблем с нашим другом не оберешься, – подобное саркастично-вредное отношение к одному из самых любимых людей в нашей жизни было безусловно отвратительным, но вероятно лишь оно одно спасало нас от затяжной тоски и непрерывного потока слез.
Питер замолчал на мгновение, с горечью рассматривая друга, но после взял себя в руки и обратился ко мне:
– Я поговорил с его врачом. Он очень хороший специалист, но главная его прелесть в том, что он мой друг и наставник еще со времен университета и Гарретт находится под его крылом с момента первого попадания в это прелестное заведение. Так что, можешь не сомневаться, все будет хорошо. Все обязательно наладится. Этот мальчишка и не из таких передряг выбирался, он сильный.
– Пит, скажи мне честно, какое это по счету его посещение данного прелестного заведения и по каким причинам он сюда попадал.
Парень тяжело вздохнул, явно не радуясь моему вопросу, хоть он и не был для него сюрпризом.
