Текст книги "Тонкий лед (СИ)"

Автор книги: Aka Undertaker

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Старик внимательно меня выслушал и еще где-то минуту молчал, обдумывая рассказанное.

– Нет, Лайла. Скорее все не так, как ты себе придумала. Что именно ты ему сказала?

– Очень плохие вещи. Я не хочу их повторять, мне слишком стыдно.

– Даже представить себе не могу, чего ты такого могла наговорить. Но я бы предпочел знать точно, чтобы оценить нанесенный ущерб.

Я вновь тяжело вздохнула, примиряясь с мыслью, что действительно надо было признать свой проступок вслух.

– Родители Гарретта очень плохо относятся к его любви к музыке. Они считают его бездарностью и говорят, что музыкой он никогда не сможет заработать на жизнь. Они считают это бесполезным увлечением, которое позорит всю их семью. Когда он стал кричать на меня, я так разозлилась, что сказала, что, возможно… его родители были правы.

Произнесенные вслух снова эти слова казались еще ужаснее. Я не могла поверить, как у меня язык повернулся сказать нечто подобное моему любимому человеку. Мне стало так тошно от себя, что где-то в районе груди сдавило, стало тяжело дышать и из глаз хлынули слезы.

– Ну-ну, малышка. Не плачь, слезами делу не поможешь, – мистер Лиетт мягко меня приобнял, гладя по голове как маленькую девочку. Но это сработало и вскоре я успокоилась.

– Твои слова были жестокими, ничего не могу сказать. Но это не катастрофа. Более того, я уверен, что ситуация вполне разрешима. Думаю, Гарретт не пытается с тобой связаться по той же причине. Ему так же, как и тебе стыдно. Если ты так убиваешься, я даже боюсь себе представить, что должен чувствовать бедный мальчик.

– У него нет причин стыдиться. Он не сделал и не сказал ничего такого, вполне справедливо разозлился на меня. Просто повел себя как обычный человек. Это я воспользовалась самой болезненной темой, чтобы ранить его сильнее. Это я поступила отвратительно, – я все еще всхлипывала, но больше не позволяла эмоциям взять вверх.

– Ты, конечно, как всегда, права, моя девочка. Но кое в чем ты все-таки серьезно ошибаешься. Прости мне эту некорректную осведомленность подробностями ваших отношений, но насколько я помню, именно Гарретт был тем, кто обещал никогда не доставлять тебе забот и никогда не делать ничего, что заставило бы тебя плакать. В ваших отношениях Гарретт всегда был тем, кто обещался беречь твое хрупкое сердечко. На этих условиях ваш союз начался и более того, это были его собственные условия. Паренька никто за язык не тянул. И я более чем уверен, что он действительно имел в виду все сказанное. К тебе в свою очередь никаких требований не было. Он никогда не просил тебя быть тихой милашкой. Он никогда не хотел, чтобы ты изменяла себе. Все еще удивляюсь этому, но Гарретт любит именно тебя, такой колючей и вредной, какая ты есть. И в этой ситуации ты была собой. Не лучшей своей версией себя, конечно, но все-таки не совсем другим человеком. Это была все та же прямолинейная, грубая и вспыльчивая Лайла, для которой Гарретт и обещался всегда быть мягким и плюшевым. Так что, моя дорогая, слишком сильно не вини себя. Как минимум ты не сделала ничего, что было бы не в твоем характере. Вам двоим надо поговорить и как можно скорее. Зная нашего музыканта, он должно быть сейчас с ума сходит, и я не уверен, что в переносном смысле. Извинись перед ним, Лайла. В конце концов это именно то, что ты чувствуешь. Не позволь вам потерять эти особенные отношения из-за того, что вы оба слишком сильно любите друг друга, чтобы исправлять свои ошибки.

========== XXXV. ==========

Разговор с мистером Лиеттом оставил больше вопросов чем ясности. И самый главный вопрос заключался в том, откуда старик знал чуть ли не дословно как Гарретт признался мне в любви. Я хотела спросить сразу, но пришли посетители и под выразительным взглядом хозяина магазина мне пришлось ретироваться.

Но обсуждение не было бесполезным в любом смысле. Его слова поселили во мне крупицы надежды. Если мистер Лиетт на самом деле был хотя бы наполовину таким проницательным, каким себя считал, то у меня был шанс все исправить. Но я все еще сильно трусила появляться прямо перед Гарреттом, поэтому решила сделать то, что сделала бы в любой другой ситуации – пошла собирать информацию из разных источников. В этом случае у меня был всего один достоверный источник и тем зябким осенним днем именно он привел меня в городскую больницу, где происходили, наверное, самые важные события в моей жизни.

Человек, который был мне нужен, находился в самом ожидаемом месте – в своем собственном кабинете. В идеально белом халате, с безукоризненно уложенными волосами он сидел за своим столом в дальней части кабинета прямо перед широкими окнами, выходящими во внутренний дворик. По нему было видно, что он с нетерпением ждал меня и сейчас был несказанно рад видеть, что считывалось в его лукавом взгляде и широкой улыбке.

– Лайла, ну наконец-то. Я ждал, когда ты уже появишься у меня на сеансе. Безумие заразно, не так ли? – парень весело рассмеялся, вставая с кресла.

Он подошел ближе и, по-братски положив руку мне на плечо, несколько мгновений внимательно изучал мое лицо.

– Я так рад тебя видеть. Честно, – после этих слов он притянул меня в крепкие объятия и около минуты не выпускал.

У меня по сердцу разлилось тепло от понимания, что возможно никто и не спешил вычеркивать меня из своей жизни и мои друзья все так же рады мне.

– Питер, ну хватит. Отцепись уже, – я со смешком легко оттолкнула его.

– Какое облегчение, что ты себе не изменяешь.

Отодвинувшись на порядочное расстояние, он еще раз внимательно осмотрел меня с ног до головы. Увиденное его удовлетворило, судя по облегченному выдоху.

– Хорошо выглядишь, я рад. Честно говоря, я даже не надеялся, что ты сама придешь ко мне. Я планировал дать вам обоим недельку, чтобы вы подумали над своим поведением, а потом бы я пришел и настучал вам по голове за ребячество. Но слава господу богу, ты достаточно взрослая сама, – он сел за стол и видимо вошел в профессиональный режим, что было заметно по появившейся у него в руке перьевой ручке и блокноту в другой. Любовь к выпендрежу считалась профессиональной чертой по всему видимому.

– Я не хотела приходить, не обольщайся. Просто я не могу сразу пойти к нему. Мне смелости не хватит, – неохотно признала я, чувствуя себя провинившейся девочкой, стоя посередине кабинета.

– Давай это обсудим. Присаживайся, – психотерапевт Питер указал мне рукой с ручкой на одно из двух кожаных кресел, стоявших по другую сторону стола.

Я послушно села. Так мы с парнем были хотя бы на более-менее равных.

– Как он? – едва слышно задала я единственный интересующий меня вопрос.

– Ну-ну, Лайла. Ты же в курсе, что я не имею права выдавать конфиденциальную информацию о своих пациентах. Хочешь, чтобы я преступил закон ради моей милой подружки? А что я получу взамен? – мне совершенно не нравился тон, на который перешел парень. Это циркачество появлялось в его речи только в моменты, когда он очень сильно не хотел рассказывать плохие новости. Я нахмурилась

– Питер, говори.

Он тяжело вздохнул, понимая, что меня обдурить так уже не получится. Ручка вместе с блокнотом полетели обратно на стол, а молодой специалист обессилено откинулся назад.

– Плохо, Лайла, – глухо ответил он, смотря в потолок. – Очень плохо, но я клялся никому не рассказывать. Сейчас я поступаю гораздо хуже, чем если бы просто нарушил закон о неразглашении. Он не выходит из дома и мне страшно оставлять там его одного. Но что я могу поделать? Не класть же его сюда насильно. Предвосхищая твои слова и мысли, нет, это не твоя вина. Ты не можешь защитить его от демонов, скрытых в собственной голове. Он уверен, что ты никогда больше не захочешь его видеть. Эта вера сильно его подкосила, но он не провалился безвозвратно. Не переживай. Если ты и правда захочешь уйти, это не убьет его. В конце концов ты не обязана брать ответственность за его нестабильную психику. Но раз ты пришла сюда, я понимаю, что пока что ты не собираешься обрывать все связи?

Я услышала именно то, чего опасалась. И к тому же получила подтверждение слов мистера Лиетта, но это вовсе не утешало. Парень все так же смотрел в потолок, а я чувствовала себя обессиленной. Ладони, лежащие у меня на коленях, сами по себе сжались в кулаки. Несмотря на убеждения Питера, я ощущала все происходящее именно своей виной. Гарретт страшился потерять меня не меньше, чем я его. Мы оба давали обещание не оставлять друг друга и вот где мы теперь. В полной уверенности, что ситуация необратима.

– Я не хотела приходить ни к тебе, ни к нему. Я была уверена, что ни один из вас не захочет меня больше никогда видеть. Это я должна быть уверена, что Гарретт решит меня бросить. В конце концов это я ранила его.

Питер перевел на меня удивленный взгляд. Видимо, он даже не догадывался, что и я умею чувствовать себя виноватой.

– Я не слышал твоей версии произошедшего, но могу тебя уверить, что все, о чем думает Гарретт, так это о том, что он нарушил все данные тебе обещания, разрушил любое возможное доверие и в целом повел себя как самый последний человек на земле. Если за тобой какая-то вина и существует, то я о ней не знаю, а Гарретт вероятно даже не догадывается. Хочешь поделиться?

Мне стало невыносимо стыдно. Мало того, что я повела себя отвратительнейшим образом, так еще и вышла сухой из воды. Это было в разы хуже, чем если бы оба парня просто признали мою ошибку и поносили меня на чем земля стоит.

– Не знаю, почему я хоть на секунду позволила себе мысль, что этот дурак отнесется ко мне, как я того заслуживаю. Он совершенно непроходимый придурок. Я сказала вероятно худшие слова, которые только можно было произнести в разговоре с ним, а он все равно возносит меня к святым. Питер, я сказала, что его родители были правы во всех своих ужасных убеждениях. Только посмей сказать мне, что в этих словах нет ничего такого.

Весь абсурд ситуации разозлил меня настолько, что весь стыд и чувство вины скрылись где-то в недрах моей души, а на поверхность выступила самая привычная всем раздражённая я.

– Это ужасные слова, ты права, – после нескольких минут размышлений признал парень. – Я бы ни за что не простил человека, который бы сказал Гарретту что-то подобное. Это бы свело на нет всю мою тяжелую работу по вправлению его мозгов. Ничего хуже ему и правда нельзя сказать. Сам бы Гарретт принял такие слова на веру, потому что они бы только подпитали ядовитые голоса в его голове. Но в ситуации с тобой, Лайла, такая мелочь никогда бы не изменила его мысли и чувства. Тебе надо было бы убить этих самых родителей у него на глазах, чтобы он хотя бы на мгновение задумался в правильности своего решения. Более того, факт остается фактом. Он скорее всего даже не услышал этих слов, потому что был слишком сконцентрирован на том, что сам сказал. Есть даже вероятность, что этим ты даже помогла ему прийти в чувство. Я не хочу и не буду объяснять всю ситуацию, которая произошла между вами, но чувствую своей обязанностью внести ясность со своей профессиональной точки зрения. Твое предложение вызвало у Гарретта страх настолько сильный, что включился защитный механизм, который имеет в его голове образ его матери. Он накричал на тебя теми словами, которые использовала она в ужасе от желания сына стать музыкантом. Слово в слово.

========== XXXVI. ==========

– Боже мой, что мне теперь делать, – я догадывалась о том, какие могли быть последствия нашей ссоры, но столкнуться с ними лицом к лицу было невыносимо.

Я в ужасе согнулась на кресле, обхватив голову руками. Не хватало мне только, чтобы Гарретт и так сломанный своими родителями считал, что я поддерживаю их.

– Лайла, не впадай в отчаяние. Я уже сказал, что он не в самом безнадежном состоянии. Он выкарабкается. Я не хочу, чтобы ты считала его безвольным сумасшедшим, который только за тебя в этом мире и держится. Он сильный и он справится сам. Честно говоря, я бы даже не хотел, чтобы ты сейчас мчалась ему на помощь. Ему нужно научиться снова жить без тебя. Если не сейчас, то потом уже будет поздно, – я резко выпрямилась. Слова Питера были слишком жестокими. Я видела в них холодный рационализм, который бы в обычной ситуации поддержала. Но не тогда, когда вопрос касался Гарретта. Он этого не заслужил.

– Ты хочешь, чтобы я спокойно сидела и ждала, пока Гарретт справится с мыслью, что я навсегда ушла из его жизни, а потом просто взяла и появилась перед ним, как ни в чем не бывало? «Привет, милый, как жизнь?»?! Ты это имеешь в виду?! Тебе бы лучше объясниться, Питер. Потому что то, что я вижу, мне совсем не нравится. А вижу я, как ты предлагаешь мне сломать его окончательно, а потом станцевать на костях.

Парень побледнел, осознав своим человеческим разумом, что он в действительности сказал.

– Я не хотел этого, ты права. Я, правда, имел в виду свои слова, что ему нужно научиться жить, не полагаясь на тебя. Но не так. Не делая ему еще больнее.

– А так уже невозможно, Питер. Слишком поздно, мы уже приросли друг к другу, и попытка разделить нас будет катастрофически болезненна для обеих сторон. Я не собираюсь бездействовать сейчас, пока он пытается примириться с убеждением, что я его ненавижу. Пусть это только сильнее привяжет его ко мне, но я не могу позволить ему так страдать. Я люблю его, Питер. Люди обычно не хотят делать больно тем, кого любят. Советую тебе вспомнить об этом.

Я встала и вышла, не дав парню даже попытаться мне ответить. Я не злилась на него, просто почувствовала, что он словно начал терять человеческое сердце в работе с разумом. Это могло бы сработать с любой другой проблемой, но так нельзя было поступать с человеком, который являлся воплощением всего хорошего в человечестве. Так нельзя было поступать с Гарреттом, это все равно, что пытаться застрелить бога.

***

Несмотря на свои храбрые слова, мне совершенно не хотелось показываться перед парнем. Я все еще боялась, что он может прогнать меня. Сказать, что на самом деле он больше никогда не захочет меня видеть. Я боялась того, что сама придумала и вполне понимала, насколько мала была вероятность, что мои фантазии правдивы. Но это невыносимо сложно – разубедить себя в чем-то, чего ты боишься всем своим человеческим естеством.

Я стояла перед дверью в их квартиру, не зная, что делать дальше. Гарретт сразу поймет, что это не Питер вернулся, когда я постучу. Станет ли он открывать дверь? А если откроет, то, как будет выглядеть? Захлопнет ли он сразу, когда увидит меня или сначала выскажет все, что думает обо мне?

Вопросы крутились у меня в голове как назойливый рой мух. Настолько же они были приятны. Я стояла перед дверью уже больше пятнадцати минут и, вероятно, продолжила бы стоять, если бы дверь не открылась сама, чуть не зашибив меня, стоявшую слишком близко.

Вот так вот я неожиданно для себя и оказалась все-таки прямо перед главным героем всех моих мыслей. Лицом к лицу с моим волшебным эльфийским королем. С мальчиком, ближе всех приблизившемуся к живому воплощению господа.

Выглядел он неплохо. Мои самые страшные ожидания, к счастью, не оправдались. В целом это был совершенно обыкновенный Гарретт, разве что сильно ошарашенный, но этому способствовала вся ситуация в целом.

Кудрявые каштановые кудри пушились, как будто он недавно их высушил. Кожа не бледнее обычного, все те же нежно розовые тонкие губы чуть приоткрытые. Густые ресницы выделялись над глазами цвета бренди, которые смотрели на меня словно на восьмое чудо света. Идеальный нос, точеные скулы и челюсть. Мраморный, без единого изъяна, словно скульптура греческого бога. Но гораздо более реальный, теплый как солнечный свет. И эти чертовы родинки. Да, передо мной без сомнений стоял Гарретт. Живой и здоровый.

Я выдохнула от облегчения. Я боялась увидеть его таким, как в то утро на больничной постели в психиатрическом отделении. Бледную, израненную тень моего любимого человека.

Мы смотрели друг на друга, но никто не промолвил ни слова. Тишина стояла удручающая, но не давящая. Скорее от неожиданности встречи, чем от отсутствия слов, которые должны были быть высказаны.

Гарретту это замешательство могло быть прощено. В конце концов, он и правда не мог иметь ни малейшего понятия, что я тут подкарауливаю его под дверью. Но почему я стояла как истукан, не в силах подобрать подходящие слова, хотя у меня было как минимум пятнадцать минут на подготовку, было непонятно.

– Лайла, – тихо позвал Гарретт, смотря на меня сверху вниз. В его глазах читался вполне очевидный вопрос, но я все еще не могла ответить, потому что проводила одни мне известные вычисления где-то глубоко в своей дурной головешке.

В какой-то момент начало казаться, что сказать «привет, как неожиданно тебя здесь увидеть. Мир такой тесный, не правда ли?» или «Гарретт, какой приятный сюрприз. Что привело тебя сюда?» было вовсе не такой уж и плохой идеей. Но здравый смысл вовремя взял вверх, и я просто выпалила наименее абсурдную фразу из тех, которые уже успели скопиться в процессе моих вычислений.

– Куда-то идешь? – да, стыдно признаться, но именно это и было наименее абсурдным вариантом.

– Хотел прогуляться. Тебе что-то нужно в квартире? Прости, надо было давно додуматься дать тебе ключ. Я могу отдать тебе свой сейчас, чтобы ты не спешила. Или если хочешь, я подожду здесь. Мне никуда торопиться не надо, – я смотрела на Гарретта, совершенно не понимая, что он несет.

А когда наконец-то поняла, мне стало настолько обидно, что дыхание перехватило и где-то в голове словно что-то взорвалось, разливая жар по лицу и вниз по шее до самых кончиков пальцев. Я глотала ртом воздух, как безмозглая рыба, не веря, что это и правда происходит. Что меня и правда выгнали, вычеркнули, так легко и просто забыли.

– Не нужен мне твой ключ и квартира твоя тупая не нужна. Что я вообще здесь забыла? Какая же я дура, думала, что.… А, неважно. Это больше не имеет значения, – я хотела уйти, рвануться вниз по лестнице и наконец расплакаться в свое удовольствие, но крепкая рука успела перехватить меня за локоть.

– Лайла, подожди! Прости, я тебя неправильно понял. Но в этот раз я и правда не знаю, о чем ты думаешь. Вернись, давай поговорим. Но только не здесь, не на лестничной клетке перед дверью. Пойдем внутрь, – он все еще держал меня, видимо опасаясь, что любое послабление приведет к моему побегу. Не знаю, было ли это опасение оправданно с самого начала, но, когда он предложил поговорить, я решила, что никуда не уйду, пока мы действительно не выскажем все словами вслух.

Я расслабилась, и парень мягко потянул меня за локоть, чтобы я развернулась. Я подчинилась. Поднять на него глаза было невозможно тяжело, поэтому я просто пошла за ним следом, смотря под ноги, как только он отпустил руку.

Я не смотрела перед собой, но это и не требовалось, чтобы найти путь в этой квартире, которая стала мне почти вторым домом.

Гарретт остановился в гостиной и, похоже, заметив, что я решила пародировать Самару Морган до конца, подошел и заботливо помог сесть на диван без необходимости поднимать голову. Сам же он подвинул кресло ближе и поставил так, чтобы сидеть напротив меня.

Кто бы мог подумать, что в итоге мы окажемся вот в такой ситуации, исполняя подобные роли.

– Лайла, если ты пришла, потому что хотела убедиться, что принятое тобой решение было правильным, и именно это ты и сделала, то в этом нет ничего страшного. Я все понимаю, и если ты переживаешь, что я что-то с собой сделаю, то не надо. Я буду в порядке и буду жить, потому что эту жизнь подарила мне ты и я не имею права так безответственно раскидываться твоими подарками. Я понимаю, почему ты могла принять такое решение, и оно совершенно не обесценивает сказанное и сделанное тобой прежде. Мнение и выбор могут меняться. А ты самая мудрая на свете и если так произошло, то значит все правильно. Я бесконечно тебе благодарен и так же бесконечно перед тобой виноват. Я не сдержал ни одного данного тебе обещания. Я причинил тебе боль, я заставлял тебя плакать. Я знаю, что не заслуживаю места рядом с тобой и единственное, что я могу сделать, чтобы не разочаровывать тебя еще сильнее – это просто со смирением принять любое твое решение и жить дальше.

Я сидела, не понимая ничего, кроме того, что мой любимый человек все-таки именно такой придурошный, как я всегда о нем и думала.

========== XXXVII. ==========

После своей пламенной речи, парень сидел и смотрел на меня, готовый к любой реакции. По нему было отчетливо видно, как нелегко ему дались эти слова, и я даже могла бы сочувствовать ему, если бы не одно огромное но.

Эта гениальная личность снова вывернул все непонятно как, поверив в самый плохой исход, не попытавшись даже ни в чем разобраться. Вся ситуация была настолько драматичной, что для меня выглядела чуть ли ни комичной. Я не смогла сдержать сдавленный смешок наполовину ироничный и наполовину наполненный облегчением. Все еще можно было поправить. Абсолютно вся ситуация исправлялась так же легко, как и любое другое заблуждение безусловно волшебного, но непроходимо глупого кудрявого короля.

– Гарретт, послушай меня и слушай внимательно. Меня не волнует, что ты там себе снова напридумал. Мне все равно, во что ты заставил себя поверить за эти несколько дней, которые нам были нужны, чтобы самостоятельно разобраться с ситуацией. Может быть, я и самая худшая девушка на свете, которая не берет в расчет твои безосновательные фантазии, но и на это мне плевать. Главное, что я хочу до тебя сейчас донести – это, во-первых, если я когда-нибудь действительно решу от тебя уйти, ты узнаешь об этом первым. И я скажу это самыми прямыми словами, чтобы точно не осталось ни малейшего сомнения в моих намерениях. И, во-вторых, все данные тобой в тот день обещания не имеют ни малейшего смысла. Не тебе решать, из-за чего мне плакать и чувствовать боль. Более того, ты всегда будешь одной из главных причин для моих слез, потому что во всем этом огромном мире ты один из тех очень немногих людей, на кого мне не плевать. Потому что я люблю тебя, Гарретт. Я не знаю, что и когда может изменить этот факт, и честно говоря, не хочу узнавать. Я просто люблю тебя, Гарретт. Прямо сейчас.

Не знаю, по какой причине, но, когда дело доходило до убеждения Гарретта в своих чувствах, я становилась чуть ли не яростной, пытаясь вдолбить в эту красивую и талантливую голову все, во что он почему-то никак не хотел верить.

Моя пламенная речь была более эффективной, что доказывало лицо, сидящего напротив меня мальчика. Оно выражало так много эмоций, что даже будь я прославленным литературным классиком, мне бы не хватило слов описать его достаточно красноречиво.

Он словно одновременно был и совершенно счастлив, и невероятно подавлен. Каждая мышца его тела казалась напряженной до предела. Он с силой сжимал зубы, внимательно вглядываясь в меня. Его руки впивались в ручки кресла, и весь в целом он выглядел так, будто готов в любую секунду соскочить и умчаться из комнаты, квартиры или даже города.

Я ожидала другой реакции, поэтому, практически скопировав состояние парня, была зеркальным отражением его напряжения.

Мы сидели друг напротив друга, натянутые до мышечной боли, словно ожидая смертельной опасности в любую секунду от человека, которому смотрели в глаза.

В конце концов, Гарретт с тяжестью выдохнул, высвободил бедные подлокотники, на которых остались отчетливые царапины, и зарыл лицо в ладонях.

– Нет, – еле выдохнул он. Расслышать было почти невозможно сквозь ладони.

Дыхание давалось ему с трудом, он редко всхлипывал, а мне снова становилось страшно. Я хотела ему помочь, но не знала как и не была уверена, не сделает ли моя помощь все только хуже.

– Нет, я не могу, – чуть отчетливее повторил парень, сложившись в кресле напополам, упав грудью на колени.

Я не знала, как помочь ему и была более чем уверена, что моя неумелая помощь сделает все только хуже, но в этом беспомощном движении было столько боли, отчаяния и одиночества, что оставаться в стороне было все равно, что вырвать себе сердце и кинуть к его ногам, истекая кровью.

Я соскользнула с дивана на пол и прижалась всем телом к его ногам, обхватив их руками. Это был единственный способ обнять его.

– Я верил, что ты ушла. Но я справился с этим. Я хотел умереть больше всего на свете. Я просто не мог желать ничего другого, но и исполнить этого я не мог. Умереть после того, как ты ушла, означало бы ненамеренно возложить на тебя вину, сделать тебе больно этим глупым эгоистичным желанием. Я никогда бы не причинил тебе боль намеренно, Лайла. Я клянусь. И я справился с этим, я собрал себя по кусочкам и решил, что даже без твоего присутствия я буду идти дальше, пока это не станет совсем невыносимо. Я смирился с этой отвратительно серой жизнью без тебя, потому что так долго, пока я могу хранить тебя в своей голове, ты бы все равно оставалась со мной, не позволяя провалиться под лед.

Я знаю, что мне не стоило так быстро ставить крест на всем, что мы с тобой построили, но я и подумать не мог, что увижу тебя, еще хотя бы однажды. Мне казалось, что уйти от меня было бы единственно правильным решением, а ты всегда поступаешь правильно. Я бы никогда не посмел тебя искать, потому что не вправе оспаривать твои решения. Но когда увидел тебя сегодня, я на секунду, всего лишь на мгновение подумал, что может быть я просто дурак, который разрушил все своими руками, а ты мой ангел, как всегда, пришла меня спасать. Но я не позволил себе в это поверить, потому что, если бы мои надежды оказались ложными, я бы не смог еще раз себя починить. А ты и правда пришла меня спасти.

Я не знаю, что чувствовать. Меня разрывает изнутри от боли, и страха, и счастья. Я люблю тебя безумно, больше всех и всего на свете. Больше себя и гораздо больше жизни, но мне страшно. Я в ужасе от одной только мысли, что со мной станет, если ты уйдешь когда-нибудь потом. Мне страшно даже от малейшего отголоска той боли, которая меня накроет, когда мне снова придется тебя потерять. И мне больно, мне очень больно от разочарования в себе. От того, что я посмел в тебе усомниться. Ты мое главное доказательство существования Бога, потому что он мне тебя послал. А я страшно согрешил, не доверившись тебе. И кто я такой после всего этого? Я не стою тебя, Лайла. Никогда не стоил, – парень говорил тихо и медленно сквозь всхлипы, не поднимая лица. Но это было и не нужно, потому что я не смогла смотреть ему в глаза. Меня трясло от беззвучных рыданий, и я прижималась всем телом крепко-крепко к его ногам. Они были мне единственной опорой.

Мы просидели так минут десять, содрогаясь от рвущей изнутри боли, которая успела накопиться за недолгое расставание. Но пришло время брать себя в руки и спасать себя и его.

Я села на корточки на полу перед креслом, так, что, если бы Гарретт приподнял голову, мы бы встретились глазами.

– Как бы мне этого ни хотелось, я не могу обещать тебе, что никогда не уйду, – мой голос был хриплым от так и не вырвавшихся рыданий. – Я не знаю, что для нас готовит жизнь, но сейчас я здесь и буду рядом так долго, как только смогу. Я не обещаю всегда быть рядом с тобой, но я обещаю любить и поддерживать тебя, пока ты не научишься справляться и без меня. Я обещаю, что пока я здесь, я помогу тебе научиться жить. Я обещаю сделать все возможное, чтобы и без меня тебе было за что держаться. Ты не упадешь, Гарретт, я обещаю тебе. Если такое время придет, я обещаю, тебя не сломит боль, и ты будешь жить не ради меня, а ради себя. А пока оставайся со мной здесь. Будь рядом и живи так, как можешь. Главное – живи.

Моя просьба достигла адресата, и мой грустный мальчик чуть приподнялся, сразу сталкиваясь с моими глазами. Он выглядел также жалко, как и я, с заплаканным лицом и глазами, смотрящими сквозь наполовину боль наполовину надежду.

Я встала на колени, чтобы быть чуть выше него. Провела рукой по непослушным шелковым кудрям и, наклонившись вперед, поцеловала в макушку, таким материнским жестом пытаясь забрать все тревоги и заботы.

========== XXXVIII. ==========

Мы посидели так, обнимаясь, еще некоторое время, приводя нервы в порядок, а затем привели в порядок еще и себя, чтобы не выглядеть, как размазанные по стеклу мухи.

И вот спустя примерно полчаса мы уже сидели на кухне, отпаивая себя горячим чаем. И совсем по нам нельзя было сказать, что чуть ранее мы были не людьми, а скорее подстреленными оленями, метающимися от боли из стороны в сторону, издающими душераздирающий крик о помощи, на который ни одна живая душа не сможет откликнуться. Мы снова были живыми, потому что снова были вместе.

– Давай скажем Питу, что мы просто увидели друг друга, поняли, что нам все нипочем и как адекватные люди помирились? А то, зная его, меня снова отправят на полугодовую терапию, – потихоньку отхлебнув из дымящейся чашки, с легкой улыбкой пошутил Гарретт.

Я улыбнулась ему в ответ с противоположной стороны барной стойки. Меня радовало то, как в целом быстро мы смогли прийти в себя. Я хотела оставаться в этом состоянии безмятежного спокойствия всегда, я хотела, чтобы мы навсегда сохранили эту тихую нежность. Но это бы значило закупорить себя вдалеке от настоящего мира, что было совершенно невозможно для нас обоих и мы хорошо это понимали.

– Прости, что я так вспылил в тот раз. Я знаю, что ты всегда все делаешь из лучших побуждений. Ты всегда думаешь, что лучше для меня и видишь это гораздо лучше, чем я. Я не знаю, что на меня нашло. Я испугался. Мне было так страшно, несмотря на то, что это буквально шанс один на миллион. Это все, о чем я когда-либо мог мечтать. Я должен был согласиться не раздумывая. Я должен был скакать от счастья и благодарить судьбу за такую возможность. Я должен был закружить тебя в объятиях и расцеловать с головы до ног. Я должен был быть благодарен тебе словно архангелу Гавриилу, ведь ты принесла мне чудесную весть. Но я накричал на тебя. Представь, каким бы было сейчас христианство, если бы Дева Мария испугалась такой новости и накричала на Гавриила? Я бы посмотрел на такой вариант библии, – он нервно рассмеялся, уставившись в кружку, заворожено наблюдая за вздымающимся паром.

– Может быть, если бы Дева Мария разозлилась тогда на Гавриила, женщинам не пришлось бы страдать от религии еще тысячелетия. Если бы она повела себя как живой человек с вполне объяснимыми страхами и переживаниями, человечество, может быть, не стало бы требовать от половины населения эмоционально невозможного. Ты такой же человек, как и мы все, Гарретт. Да, ты без сомнений гораздо ближе к Богу, чем вообще все на этой земле, но это разве что делает тебя лучшим представителем человечества, но все же никак не святым. Ты человек, и ты имеешь полное право бояться. Это самая нормальная реакция живого существа. Мы все боимся, когда сталкиваемся с неизвестностью. Это защищает нас от нежелательных последствий.