Текст книги "Тонкий лед (СИ)"

Автор книги: Aka Undertaker

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Рассказанная история на самом деле сняла приличный груз воспоминаний и прошлых сожалений с моих плеч, но что-то все равно не давало мне покоя. Эту тревогу мне удавалось лучше скрывать и Гарретт оставался спокоен, ни о чем не подозревая.

Я чувствовала, что что-то не так. Что в этой истории еще нельзя поставить уверенную точку. В моей памяти то и дело всплывал тот последний взгляд Ричарда, который он кинул на меня мимолетно перед тем, как наконец унести свою омерзительную тушу подальше от нашего шатра. Я не была уверена в правдивости увиденного, и именно это тревожило больше всего. В его глазах было сожаление, или мне это только привиделось. Если не привиделось, то что это должно было означать? О чем ему было сожалеть? Неужели Ричарда расстроил тот факт, что я вполне оправилась от его предательства и живу в целом счастливой и полноценной жизнью? Подобный уровень подлости даже мне казался неправдоподобным, но других идей у меня не появлялось.

Я не хотела раздумывать об этом глупом ничего на самом деле не значащем замечании, но мысли сами крутились в голове, заставляя время от времени задумчиво мычать и терять нить происходящего в открытом текстовом документе, где мой недописанный диплом должен был вот-вот принять свою форму. Сидящий напротив парень был слишком занят своим делом, да и вряд ли бы его могли удивить любые мычания-бормотания исходящие с моей стороны. В конце концов у меня всегда была привычка озвучивать мысли вслух.

В конечном итоге я больше не могла уже заниматься своими делами. День выдался не самым продуктивным, но я могла себе это позволить. Работа была почти завершена и один день, чтобы проветрить голову, мне бы не повредил.

Я закрыла свой документ с дипломом и подняла взгляд на Гарретта. Он сидел все в том же положении и занимался тем же делом, что и в последний раз, когда я проверяла. Сосредоточенно вглядывался в блокнот, лежащий на коленях, и уверенными движениями выводил штрих за штрихом. Со своего места мне не было видно, что у него уже готово, но парень выглядел практически довольным. Видимо, рисунок выходил неплохим по меркам самого художника. Мне его оценок было совершенно не понять, ведь что бы ни выходило из-под его руки – я абсолютно все считала верхом творческого таланта. Но даже если мне было не позволено увидеть то, над чем он трудился, моему взору все равно был предоставлен самый главный предмет искусства, когда-либо созданный на земле – сам Гарретт. Он склонился над блокнотом так, что каштановый водопад кудрей закрывал бы его лицо полностью, если бы он не перекинул их на одно плечо, скрываясь от посторонних взглядов и полностью открываясь мне. В приглушенном свете искусственного освещения его глаза заволокло густой шоколадной пленкой, тягуче растекаясь по всей поверхности радужки, направленные вниз, сосредоточенно оценивающие. Россыпь крошечных родинок как маленькое созвездие, отдельная вселенная, россыпь шоколадных крошек. Губы напряженно сжатые, в раздумье. Такие мягкие на ощупь, на вкус как горячий шоколад. И весь он такой…сладкий, но не приторный. Нет, терпкий как темный шоколад с оттенком горечи. Красивее человека не бывает, бесконечный кладезь открытий. Самый загадочный мужчина в мире. И весь мой, от шоколадного водопада волос до россыпи шоколадных крошек по всему телу. Совершенно мой. Совершенный. Мой.

Я смутилась от собственных мыслей и быстро отвела взгляд, пока художник не почувствовал мое пристальное внимание. Гарретт никогда надолго не сводил с меня глаз. Казалось, что мы разделяем общую болезнь – неспособность долго не видеть друг друга. Он оторвался от рисунка и посмотрел на меня, возможно, чтобы свериться с оригиналом. Наши глаза встретились, и он улыбнулся. Единственный из нас двоих, умевший смело встречать прямой взгляд.

– Ты закончила? – спросил он, кивая на все еще открытый ноутбук.

Я выдохнула от усталости непрошенных мыслей.

– Нет, но сегодня вряд ли удастся еще что-то из себя выдавить. Похоже, я переработала, – слабое оправдание, честно говоря. Гарретта так легко обдурить бы не вышло, он прекрасно знал, что состояние «переработала» у меня не случается. Но он ведь такой понимающий и деликатный, он принимал любые мои слова, даже самую кривую ложь.

– Хочешь прогуляемся? Хотя погода явно не располагает, – он бросил задумчивый взгляд на окно, за которым творился обычный мрачный осенний день. Тяжелые тучи полностью заволокли небо, напуская густые сумерки в середине дня. Совсем скоро должен был полить дождь. Да уж, совершенно не прогулочная погода выдалась.

– Нет, все в порядке. Я пойду домой, но сначала загляну к мистеру Лиетту. Хочу узнать, успел ли он уже прочесть новости. А ты останься, Питер же обещал зайти. Если тебя не будет, он снова исчезнет через пару минут. Эмили расстроиться.

Парень внимательно смотрел мне в лицо, пытаясь понять, можно ли оставлять меня одну без последствий. Но делать было нечего, он обещал встретиться в кофейне с Питом чуть позже сегодня, в том числе ради того, чтобы Эмили порадовалась присутствию их двоих. Изначально, я планировала провести этот день вместе с ними, но мне совершенно необходимо было проветрить голову и поразмышлять в тишине и одиночестве. Гарретт все это прочел на моем лице и понимающе кивнул, хоть и всем видом выдавал свое нежелание отпускать меня.

Я собрала свои вещи, встала и подошла ко все еще сидящему парню, чтобы нежно потрепать его по щеке в качестве прощания. С этого ракурса мне вполне открывался вид на незаконченный рисунок, и я не сдержалась и бросила беглый взгляд.

Что и следовало ожидать, на бумаге была изображена я, внимательно и сосредоточенно вглядывающаяся в экран ноутбука. Лицо слегка нахмурено, явно пытаюсь решить что-то. Одна рука лежит на клавиатуре, вторая отводить волосы от лица. Сходство потрясающее, но, как и всегда, на рисунке я в разы красивее. Что-то неуловимо волшебное в каждом крошечном штрихе, какое-то необъяснимое сияние.

Я выдохнула, расплываясь в улыбке.

– Прости, лишаю тебя модели на сегодня, – мой шутливый тон и рука, мягко легшая на шелковистые кудри парня, немного рассеяли его тревогу. Он нежно улыбнулся мне в ответ.

– Думаешь, я не смогу закончить рисунок в твое отсутствие? Каждая черточка твоего лица и тела у меня высечена на сетчатке. Стоит прикрыть глаза, и я как с фотографии срисовываю. Но все же не отбирай у меня музу надолго, я как артист не выдержу без дозы вдохновения. Настанет особая творческая депривация, смертельно опасное состояние для людей искусства, между прочим.

Я рассмеялась, так драматично все это звучало из уст златорукого и медовоголосого «человека искусства».

– Увидимся завтра, Орфей, – я все же потрепала его по щеке, как и планировала. Он приластился как домашний кот.

– Надеюсь мне не придется спускаться за тобой в подземное царство, Эвридика.

На этой шутливой ноте я покинула кофейню, махнув стоящей за барной стойкой Эмили на прощание.

Дальше мой путь лежал в музыкальный магазин винтажных инструментов. Я не лукавила, когда говорила, что хочу навестить мистера Лиетта. Старик всегда помогал мне привести мозги в порядок. Кроме того, он лично наблюдал всю мою мелодраматическую историю, и был непосредственно знаком с Ричардом в тот период времени. Кто кроме него мог еще дать мне дельный совет?

Магазинчик выглядел приветливо, как всегда. Даже в такую мрачную погоду, теплый свет изнутри и мелодичный перезвон самодельных колокольчиков на двери обволакивали уютом. Не зря мне всегда нравилось проводить здесь время, начиная со старших классов. Внутри меня снова поднялась обжигающая волна гнева. Из-за проклятого Ричарда я избегала и этот магазин, ставший мне практически убежищем, и его владельца, в свое время заменившего мне фигуру отца. Еще сильнее злость была на саму себя, что позволила какому-то недоделку настолько сильно изменить мою жизнь и лишить себя всего, что я любила.

Я медленно выдохнула, пытаясь взять себя в руки. Злость сейчас мне бы ничем не помогла, да и смысла в ней особо не было. Прошлое не исправить. На данный момент мне нужно было работать над тем, чтобы исправить то, что мешает мне жить прямо сейчас. И я надеялась, что в этом мне может помочь старик, мурчащий очередной хард-рок за прилавком, полирующий нежно розовый корпус гитары, которую я уже как-то видела в его руках.

– Привет, дорогуша, – с улыбкой поприветствовал он меня, отвлекаясь от своего дела, когда я подошла практически к самой стойке.

– Здравствуйте, мистер Лиетт. А что это за малышка? Не в первый раз ее у вас вижу. Обычно таких красавиц разбирают быстро, разве нет? – я кивнула на изящную акустику, все еще бережно покоившуюся в руках старика. Гитара действительно была очень красивой и в великолепном состоянии, что, конечно, не редкость для находок мистера Лиетта, но именно такие забирали в первые дни после появления в магазине. Старик мог похвастаться приличным списком верных клиентов-коллекционеров, которые очень внимательно следили за новым поступлением и в случае появления стоящих моделей действовали очень оперативно.

– За этой драгоценностью ко мне приходят по пять раз на дню, задирают такие цены, что пару раз, честно признаться, я чуть было не сдался. Но, как видишь, меня не так уж легко купить оказалось. Нет, эта гитара находка одна на сто тысяч, такие даже ко мне редко попадают, и я знаю точно, где хочу ее видеть. Есть только один музыкант, достойный ее. Настоящий волшебник, я бы даже сказал. Ты прекрасно знаешь, о ком идет речь, не правда ли, дорогуша? – он кинул на меня лукавый взгляд, ласкова оглаживая корпус.

– Вы хотите отдать ее Гарретту? – я была настолько в восторженном изумлении от этой новости, что подпрыгнула на месте, прикрывая распахнутый рот ладонью.

– Она прекрасно подходит под стиль этого мальчишки. Думаю, ему понравится мой скромный подарок, – старик был доволен произведенным эффектом, и теперь демонстрировал напускную кротость.

– Да он будет в восторге! Уже вижу, как именно он отреагирует. В последний раз, когда ему дарили гитару, он всеми силами пытался отказаться, но когда его чуть ли не насильно заставили ее принять, он был счастливее всех на свете. Это просто замечательная новость, мистер Лиетт! Может, со временем Гарретт даже поймет, что он может получать подарки безвозмездно просто потому, что кому-то захотелось сделать ему приятно, – я была так рада, что столь мною любимый и уважаемый старик признал и по достоинству оценил Гарретта.

– Ну ладно тебе, мальчишка заслужил. После такого выступления он, честно говоря, заслужил контракт со звукозаписывающей компанией. Но всему свое время, не будем гнать впереди паровоза.

– Значит, вы читали сегодняшние статьи?

– Конечно, я себе места не находил все выходные! Что за глупая традиция печатать о таком фестивале в понедельник! Но, а в целом меньшего я о нашем мальчике и не ожидал. Он каждым своим аккордом подтвердил любое хвалебное слово. Хотя по мне нынешние журналисты на редкость косноязычные. Ей богу, некоторые эпитеты не вызывают ничего кроме приступа смеха. Но ты ведь здесь не только для того, чтобы удостовериться, что успех нашего парнишки не прошел мимо меня, дорогуша?

Да уж, стоило ли надеяться, что старик не догадается об истинной причине моего визита? Даже прозорливость Гарретта меркла по сравнению с метким глазом мистера Лиетта.

– Да, я… даже не знаю, как это объяснить. Мне нужен совет, – совершенно не в моем стиле мямлить, но как подобраться к этому разговору я не догадывалась и оставалось лишь молиться, что раз уж начал, то и дальше старик сам разовьет тему. И он не разочаровал.

– Скажем так, тебя преследует прошлое. Честно признаться, я сильно удивился, когда под одной из немногих качественных статей увидел это имя. Не знал, что Ричард теперь занимается журналистикой. Но, с другой стороны, с таким отношением слава рок-музыканта ему не сулила. Что именно тебя беспокоит, Лайла?

– Я не знаю. Мне кажется, что вся эта история еще не закончилась. Что-то не позволяет мне поставить точку и идти дальше. Я думала, что он больше не сможет тронуть меня. Не сейчас, когда рядом со мной есть Гарретт. И он действительно не смог бы ничего от меня добиться, но у меня не получается выбросить его из головы полностью. Надо было довести все до конца еще тогда, а не трусливо сбегать и прятаться.

– Ты не единственная сторона в этом конфликте, которая хочет до конца со всем разобраться, Лайла.

Я с недопониманием уставилась на старика, он в свою очередь мне в глаза не смотрел. Я уж было подумала, что это очередное проявление магической проницательности мистера Лиетта, но в эту секунду резким позвякиванием из моего кармана ко мне начало приходить понимание.

Я вытащила телефон, не сводя напряженного взгляда со старика за прилавком.

На экране блокировки высветилось сообщение от неизвестного номера.

«Лайла, прости, что беспокою, но думаю, что нам с тобой стоит встретиться и поговорить. Дай знать, когда ты сможешь. Рич».

========== LIII. ==========

– Вы дали ему мой номер? – меня саму удивил тот пронизывающий до костей холод, который сковал мой голос. Не то чтобы я разозлилась, это скорее ощущалось, как предательство.

– Он заходил на днях, спрашивал, как у тебя дела. Сказал, что хочет исправить старые ошибки. Я знал, что, если спросить у тебя разрешения, ты даже слушать об этом не захочешь, поэтому дал ему твой номер без спроса. Прости за это, но вам стоит поговорить, – даже самое ледяное отношение не могло спугнуть старика, если он верил в правильность своих действий.

– Вы не имели на это права. Это бесчестно и эгоистично решать за меня, что мне будет лучше. Я вам не дочь, не внучка. Мы не связаны никакими узами, которые давали бы вам на это право. Я разочарована, мистер Лиетт. Всего вам хорошего, – старик нахмурился, раздумывая над моими словами, но я не собиралась ждать ответа, поэтому быстром шагом вышла из магазина.

Я все еще не чувствовала даже отголоска злости и от этого становилось только тяжелее. Испытывай я привычную ярость, мне бы удалось с ней совладать и решить эту ситуация, но вместо этого липкое разочарование и ощущение тотального одиночества пропитывали мои кости, замораживая от самого основания.

Мне было зябко, так словно на улице резко воцарился февраль. Я поежилась, пытаясь согреться в тех слоях осенней одежды, которые до этого удовлетворительно справлялись с октябрьскими шалостями. Но от холода было никуда не спрятаться. Он морозил не осенним ветром, а бездонной дырой охватившего меня отчаяния.

Мне захотелось вернуться в кофейню, спрятаться в руках Гарретта, который бы никогда так со мной не поступил. Пожаловаться ему на эгоизм и предательство старика, согреться взглядом его ореховых глаз. Но это было бы слишком ребяческим поведением, и я не могла себе такого позволить, не без того, чтобы безвозвратно упасть в своих глазах.

Я глубоко вздохнула, приспосабливаясь к сложившейся ситуации. Сначала нужно было поступить как взрослая девочка и решить собственные проблемы с прошлым, и только потом можно было позволить себе детский каприз и бежать к парню, который без каких-либо сомнений сразу утешит и окружит заботой и комфортом. Я издала очередной протяжный вздох, картина в моей голове выглядела через чур притягательной, чтобы отказаться от нее без всяких сожалений.

С огромным неудовольствием вытащив телефон, я вновь начала прожигать глазами экран блокировки, на котором так назойливо высвечивалось принятое сообщение. Проигнорировать его было никак нельзя, как бы того ни хотелось.

В голове набатом били слова противоположные тем, которые словно одержимые неприкаянным духом пальцы будто бы против моей воли выстукивали в ответном сообщении:

Я не хочу тебя видеть.

«Привет…

Я хочу навсегда забыть о твоем существовании.

…я свободна сегодня вечером.

Я жалею, что мы когда-то встретились.

Craft Café в шесть, …

Уйди из моей головы.

…пойдет?»

Исчезни так, словно тебя никогда не существовало.

Первый шаг был сделан, и я со вздохом убрала телефон обратно в карман. Сегодняшний день состарил меня лет на десять как минимум. Я никогда еще не вздыхала с такой периодичностью. Оставалось лишь молиться, чтобы это все как можно скорее закончилось. Я не хотела его видеть, не хотела слышать его голос и жалкие попытки оправдаться, только чтобы снять с себя клеймо «моральный урод» и снова засверкать в лучах собственных добродетелей. Я желала ему провалиться в адское пекло ко всем чертям, откуда он когда-то выполз. Меня снова накрывала ярость.

До назначенного мною времени оставалось около двух часов, и я не знала, чем себя занять. Возвращаться в кофейню было не вариантом, так же, как и идти домой. Заходить куда-то, где люди приятно проводят время в хорошей компании, не хотелось, это бы только сильнее давило на ощущение, что передо мной разверзается бездна, от которой не сбежать.

Я решила прогуляться по тому самому парку, который никогда меня не подводил. В осенних сумерках он был столь же пустой, как и одним февральским днем, навсегда отпечатавшимся в памяти под заголовком «самый важный день в моей жизни». Только в этот раз никто не бренчал на гитаре, сидя на скамейке между двумя дубами перед покрывшимся тонкой коркой льда прудом. В этот безмятежный день некому было пройтись по ненадежной поверхности, руководствуясь исключительно иллюзорным видением.

Я легко усмехнулась, гипнотизируя пейзаж перед глазами. Да уж, если прокручивать прошедшие события в такой формулировке, не казалось уж настолько грубым сразу же клеймить Гарретта чокнутым. Сделать что-то подобное мог действительно только он, и этот поступок явно нельзя было назвать верхом рассудительности. Подумать только, если бы я в тот день задержалась в университете или решила пойти домой по другой дороге, да что угодно могло случиться, что помешало бы мне в нужный момент оказаться в этом месте. Если бы только я не оказалась здесь именно в ту секунду, если бы он не привлек моего внимания своими глупыми завываниями… его могло бы сейчас не быть.

Неприятный холодок пробежался по позвоночнику вверх, взъерошивая корни волос на затылке. Мир, где не существует Гарретта Борнса… Страшное, безнадежное место.

Я покачала головой, стряхивая неприятные мысли. Какой был смысл размышлять, что могло бы произойти? Развязка того февральского дня уже существовала в единственном варианте. Все случилось так, как случилось и по-другому уже быть не могло. Гарретт жил, писал песни, светился жизнерадостностью и делился ею со всеми окружающими. Все было так, как и должно было быть.

Я села на скамейку, успокаивая нервы одними воспоминаниями нашей с Гарреттом истории. А этот парк был заполнен ими. Первая встреча на этом самом месте, вторая на дорожке позади, третья, когда я заняла его место на берегу пруда и четвертая – решающая, когда, может и не совсем осознано, но я окончательно впустила его в свою жизнь. А ему специальное приглашение и не требовалось, он сразу же ворвался как бешеный шторм, шаловливый лесной дух. Без лишних раздумий удобно устроился и начал переделывать весь мой внутренний уклад. Вот же нахал, ему ведь даже никто не сказал «чувствуй себя как дома».

Я с улыбкой вздохнула, как делают матери наблюдая за играми своих непоседливых детей. Ему и не нужно было ничего говорить. Он был дома, в том самом будто давно забытом, но настолько родном месте, что стоит только переступить порог, как все воспоминания накатывают на тебя с головой, затягивая за собой в казалось уже потерянное детство. Словно мой практически стершийся из памяти друг, живущий по соседству с бабушкиным домом в деревне, существующий только в знойные летние дни, но совершенно необходимый. Единственный компаньон во всех путешествиях, незаменимый партнер по преступлениям. Тот, чья солнечная беззубая улыбка греет тебя еще долгие месяцы, освещая будничные дни в сером городе, разбавляя строгость школьных классов.

Серый холод начал выползать из уютного пристанища моих костей, ему не было там места. Все мое нутро было заполнено светом и теплом. Внутри меня жил Гарретт и осознание этого могло согреть меня даже в ледяную февральскую стужу. Обычному ветреному октябрьскому дню было не сломить меня, не сейчас, когда само живое воплощение солнца шагало позади, ласковым светом согревая плечи. Никогда еще я так отчетливо ни чувствовала, что означают его любимые слова «Я всегда буду рядом. Все будет хорошо, я никогда не оставлю тебя одну». Я верю тебе, милый. Я чувствую это.

Пришло время покидать мой родной парк, и направляться на поле боя. Но я больше не боялась, свирепый гнев не затуманивал мой разум. Я была спокойна и умиротворена, меня сопровождал ангел-хранитель. Он не даст меня в обиду.

Я опоздала на десять минут, но наша встреча едва ли была деловой, да и к тому же, я считала, что вполне могу позволить себе такую крошечную месть, довольно мелочное проявление недовольства.

Он уже был внутри, занял столик и с интересом разглядывал меню. Ничуть не изменился с той встречи на фестивале, да и со старшей школы, честно говоря, тоже. Все такое же самодовольное выражение лица, абсолютная убежденность в своей неотразимости. Все так же одной блестящей улыбкой приковывает к себе взгляды всех женщин в помещении. Рассчитывать на то, что он мог измениться в лучшую сторону не приходилось. Такие ублюдки никогда не меняются.

Если бы не призрачная поддержка в лице одного образа Гарретта, я бы не задумываясь развернулась и ушла в то же мгновение. Так сильно меня выводил из себя один только вид этого ненавистного лица, но в этот раз пришлось сделать глубокий вдох, собрать все оставшиеся крупицы спокойствия и направиться к нужному столику.

Я кожей ощущала на себе все оценивающие и даже немного завистливые взгляды тех женщин, которых интересовало присутствие Ричарда в зале. Чем ближе я подходила к столику, тем жестче становились взгляды. Как же я могла забыть об этом? За то недолгое время, что мы были сначала друзьями, а потом и парой, я уже привыкла к таким взглядам. Я совсем забыла о том, как ненавидела, что близость с ним делает из меня врага для всех, кто лелеял в своем сердце нежную влюбленность к этому подростковому идолу. Как же это все было неоправданно. Тут нечему было завидовать, скорее можно было пожалеть. Если бы у меня только был выбор, я бы предпочла никогда не знать о существовании Ричарда Кравица.

========== LIV. ==========

О своем появлении вслух я не сообщила. Общее раздражение сильно подавляло любую дружескую инициативу. Создав достаточно шума своим расположением на стуле напротив, я и так сделала достаточно, чтобы мгновенно привлечь внимания парня.

– Привет, – просто произнес он, оглядывая мое полное неудовольствия лицо с легкой улыбкой. Да чтоб ты подавился.

– Что тебе от меня надо? – я пришла не ради обмена любезностями и видеть его самодовольную рожу больше необходимого не собиралась.

– Ты, как всегда, само очарования. Давай ради приличия закажем хотя бы кофе, – это был не вопрос, что он вполне продемонстрировал при появлении официантки, которой он до этого видимо сообщил, что ждет кого-то.

Без дополнительных размышлений, Ричард заказал американо со льдом и выжидающе уставился на меня. Как бы не злило это отношение, он был прав. Нечего было паразитировать на частных предпринимателях. Я заказала латте.

– Надеюсь, тебе понравилась моя статья, – он по-журналистски сложил руки на коленях, всей свой фигурой выдавая готовность к долгому, продуктивному разговору. Я тем же ответить не могла, каждая клеточка моего тела пребывала в напряжении. Я могла сорваться с места в любую секунду и избавить себя от этой пытки игрой «в хороших старых знакомых», и эта готовность успокаивала меня, защищала.

– Твоя писанина оказалась лучше твоих музыкальных способностей, но не более. Даже тебе бы не удалось запороть такой идеальный шанс, не обольщайся. Это не твоя заслуга, ты просто дал словесное описание тому, что на сцене создал Гарретт. Большого таланта здесь не нужно, – я старалась вложить в свои слова как можно больше яда в какой-то иррациональной надежде, что уровня токсичности будет достаточно, чтобы живым Ричард из этого кафе не вышел.

– Ну, оценки выше я от тебя и не ждал. Думаю, даже могу собой гордиться, ведь мою работы ты все равно признала, так? Хотя не скажу, что в вопросе писательского мастерства ты для меня большой авторитет. Ты умная ужасно, Лайла, но вот твое косноязычие ничто не исправит, – он принял условия моей игры и даже пытался ответить тем же, но пареньку явно не хватало навыков.

– Захлопнись и переходи к делу, твои самовлюбленные реплики я здесь выслушивать не намерена.

Он просто усмехнулся, не собираясь продолжать обмен «любезностями».

– Как ты поживаешь? Кроме того, что продолжаешь высоко ценить начинающих исполнителей.

Возможно, мне показалось, но на скрип моих зубов вполне могли обернуться пару людей за соседними столиками.

– А тебе какое дело? Или ты собираешь досье на всех, с кем когда-то игрался?

– Лайла, я с тобой не собачиться пришел, – он устало выдохнул, самодовольная ухмылка сползла, обнажая видимо истинное лицо этой гадюки. Оно оказалось на удивление человеческим. Ричард впервые за все время нашего знакомства выглядел как обычный парень своего возраста, изнуренный повседневными проблемами и необходимостью вечно держать марку. На секунду мне даже захотелось ему посочувствовать. Сложно видимо давалась такая жизнь, где ты не можешь позволить себе быть настоящим.

– А зачем тогда? – проникаться к нему симпатией я не планировала, но сбавить обороты все же могла в ответ на его искренность.

– Как бы это ни звучало, я правда хочу поговорить. Прояснить, что тогда произошло. Решить между нами эту проблему и дать нам обоим возможность без сомнений двигаться дальше. Я знаю, что этим надо было заниматься еще три года назад. Ты наверняка считаешь меня трусом, а я не собираюсь это отрицать. Просить прощения я тоже не буду. Что сделано, то сделано и никакие мои мольбы ситуацию не исправят.

– Хорошо, допустим. Что, по-твоему, произошло тогда? Проясняй, – я сложила руки на груди, заранее давая понять, что на меня его сладкие речи не подействуют, и чтобы он даже не пытался выставить себя в лучшем свете.

– Почему у меня такое ощущение, что мне вынесли приговор без судебного заседания и апелляция не подразумевается? – он тяжело вздохнул. Так оно и было. – Ладно, начну с худшей части. Все, что ты тогда услышала. Эти слова про спор были правдой. Но не всей. Это была та правда, которой я придерживался со своими друзьями. Хотя, «друзья» – это громко сказано. Я всегда хотел быть «популярным», купаться в признании, любви окружающих и для этой цели не редко лицемерил, признаю. По этой же причине настоящих друзей в то время у меня не было, я общался с кем было выгодно, встречался с девушками, за которыми ухаживало больше всего парней. Делал все, чтобы заслужить себе определенную репутацию и у меня это неплохо получилось. Я планировал так и продолжать до самого выпуска и все шло гладко, пока в один не очень приятный ноябрьский день я не решил купить струны в маленьком магазинчике поддержанных инструментов, о котором прежде даже никогда не слышал. И в эту часть моей истории ты, скорее всего, не поверишь, но я общался с тобой без какого-либо умысла. Я правда получал удовольствие от наших разговоров и первые недели две я заходил просто так, только чтобы увидеть тебя. А потом я рассказал о тебе парням из группы, просто хотел поделиться, что познакомился с классной девчонкой. Но они знали о тебе больше, чем я. Наверное, ты об этом не догадывалась, но в определенных кругах ты была известна как самая «недоступная» девушка школы. Прости за эту отвратительную характеристику. Парни решили меня подразнить, сказали, что даже мне не светит твое… внимание, назовем это так. Решили взять меня на слабо. И я не смог отказаться. Тогда это не казалось настолько плохой идеей. Я видел в этом шанс утвердить свою репутацию, и к тому же мне действительно нравилось проводить с тобой время. Так что я не видел в этом ничего плохого. Казалось, что я просто буду делать то, что и так хотел и заодно заполучу уважение в глазах «друзей». Больше, на самом деле, рассказывать нечего. Остальная часть истории для нас общая. Я не врал тебе. Все мои слова и действия были искренними. У меня никогда не было первостепенной цели использовать тебя. Все мои чувства были настоящими. Ты – лучшее, что со мной случилось за всю школьную жизнь и мне очень жаль, что я вероятно подпортил тебе твою.

В тот день парни решили высказать мне свое «восхищении». Они были удивлены, что у меня на самом деле получилось стать тебе близким человеком. И я сказал то, что сказал, не желая ронять перед ними лицо. Мне казалось, что, если я расскажу им правду, что просто по-человечески влюблен в тебя и веду себя соответственно опустит меня в их глазах. Я боялся их презрения и в итоге вполне справедливо получил твое. Я хотел с тобой поговорить, заходил в магазин, спрашивал у твоих знакомых в школе. Но ты явно не хотела больше меня видеть, и я не мог тебя за это винить. Я решил оставить тебя в покое, постараться исчезнуть из твоего поля зрения. Мне было и до сих пор ужасно стыдно. Я поступил отвратительно и сразу это понял, но было уже слишком поздно.

Вот и все, что я хотел сказать.

Я застыла словно каменная статуя на одиноком заброшенном кладбище. От меня будто медленно откалывались куски и сейчас я была больше похожа на олицетворения распада и уныния.

Я не знала, что ему ответить. Гнев не отступил, но приобрел какой-то совершенно иной вид. Он теперь был более чем бессмысленным. Я надеялась ненавидеть Ричарда всю свою жизнь за то, какой бессовестной сволочью он был и должен был оставаться. И что я в итоге получила? Прямое доказательство, что откровенного сволочизма никогда и не было. Простая трусость. А за такое даже ненавидеть жалко.

Но если он рассчитывал на мое великодушное прощение, то не на ту нарвался. Я не была милосердной, не была образцом святости и всепрощения.

– Мне все равно на все, что ты сейчас сказал. Думаю, ты и сам это прекрасно понимаешь. Я никогда тебя не прощу, и не приму никакие оправдания. Я не хочу тебя видеть больше никогда в своей жизни и единственное упоминание о тебе, которое я еще потерплю – это безликая подпись под хорошими статьями о талантливых музыкантах. Ты жалок и в моей памяти навсегда таким останешься. Но надеюсь, ты извлек урок из этой уродливой истории и не совершишь больше ничего подобного. Удачи тебе, Ричард, – я встала и ушла из заведения.