Текст книги "Химия без прикрас (СИ)"
Автор книги: agross
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)
На секунду в ее глазах помимо паники появился проблеск понимания и адекватности, но вскоре новая схватка накрыла ее волной боли, словно выбивая из реальности.
– Нельзя кричать, милая. Дыши. Марина, вот тот пакет дай мне, – сказал химик уже без раздражения, указав рукой мне за голову. – И так гипоксия с этим пожаром…
– Послушай, – отдав в руки химика родовой набор, я снова наклонилась к девушке. – Ты сейчас должна очень постараться, слышишь меня? – мне показалось, что она стала отключаться. Мое сердце гулко ударилось о ребра, когда я представила, что роженица потеряет здесь сознание. Но затем она глубоко вздохнула и уверенно кивнула. – Знаешь, как дышать на схватках? – снова кивок. – Умница! На следующей схватке не кричи, не задерживай дыхание и дыши, как будто пытаешься задуть свечку. Быстро-быстро! Поняла? Твоему малышу очень нужен воздух! Только ты ему можешь дать больше воздуха!
Получив еще один уверенный кивок от девушки, я быстро посмотрела на Дмитрия Николаевича, который широко открыл глаза от удивления, а затем одобрительно промычал.
– И тужиться нельзя пока, – громко добавил он.
– Слышала доктора? Дышим, не тужимся, да? – я изобразила ободряющую интонацию, скорее для себя, чем для нее, но девушка с энтузиазмом закивала. Правда, этого энтузиазма хватило ровно до следующей схватки. Девушка со стоном начала задерживать дыхание, но, затем, резко раскрыв глаза, пересилила себя и стала быстро-быстро дышать, как мы и договаривались.
– Молодец! Умница! – я гладила ее по голове, убирая со лба налипшие волосы. – Ты все правильно делаешь! И малышу сейчас будет, чем дышать!
– Скоро рожать будем, – твердо проговорил химик, проверяя, насколько низко опустился ребенок. – Марин, подержи…
Я никогда раньше не видела роды. Много о них слышала, что-то читала, но никогда не видела собственными глазами. И я даже не предполагала, что женщины испытывают настолько нечеловеческую боль. Сразу, как схватка отступала, девушка измученно закрывала глаза, пока химик не похлопал ее легонько по щекам.
– Милая, соберись, я не разрешаю отключаться! Как будет схватка, тужься изо всех сил! Марин, вот тут держи. Давай-давай-давай-давай…
Сигнал приближающейся акушерской бригады послышался как раз в тот момент, когда малыш появился на свет. Увидев синюшно-лиловый оттенок кожи, я пришла в ужас. Неужели не дышит?! Но одна быстрая и уверенная манипуляция Лебедева, и вот малыш огласил свое появление тонким писком. Я чувствовала, как девушка под моей рукой тихо вздрагивает от слез и тут поняла, что плачу вместе с ней…
– Все, красотка, тебя ожидает супер-кроватка-кувет в той машине! – уступив свое место акушерам, сказал Лебедев. Я почувствовала, как девушка пытается вяло отодвинуть мою руку с маской. Приподняла «кислород» и наклонилась к ней.
– Спасибо, – прошептала она. – Спасибо…
Кажется, что от нервного напряжения сейчас просто разрыдаюсь, так что поспешно кивнув ей, улыбнувшись, я вышла вслед за своим преподавателем и догнала его, потому что он успел отойти на приличное расстояние. Краем глаза я заметила, как Стеглов со спасателями везут носилки к нашей машине.
– Живой, – показал пальцем на лежащего, которого откачал Серега. – Ну вот! А ты говоришь, болтать – не жизни спасать!
Я улыбнулась, глядя, как Дмитрий Николаевич достает из полупустой пачки очередную сигарету и прикуривает. Когда он выдохнул дым, задрав обросший подбородок вверх, от моего взгляда не укрылось, с какой невероятной усталостью закрылись его глаза. А потом он, опустив голову, лукаво взглянул на меня и проговорил:
– Это мой двенадцатый!
– Вы приняли двенадцать родов?! – помолчав несколько секунд, спросила я, поняв, что именно он имел в виду.
– М-м, – утвердительно промычал химик. – А у тебя – первый.
Я усмехнулась, а затем, запустив руки в волосы, тяжело вздохнула, чувствуя, как наполняются усталостью ноги. Кажется, сейчас я сяду в машину и отключусь…
Редкий снежок падал с неба, едва долетая до промерзлой земли. Я ежилась от холода, потому что так и выбежала в рубашке, оставив куртку в машине. И внезапно химик сгреб меня в охапку рукой и прижал к себе, потрепав по плечу. А потом, зажав во рту сигарету, усмехнулся:
– Такого Нового Года у тебя еще не было!
========== Глава 10. О разговорчивой родительнице и отвратительных сплетнях. ==========
– Димон! Просыпаемся! – грубый голос химика, раздавшийся прямо возле моего уха, заставил меня вздрогнуть, открыть глаза и оглядеться. Черная потрепанная обивка сидений, небольшая подушка под головой с эмблемой «Форда»… Я что, в машине Дмитрия Николаевича?
– Что… – голос сипит после тяжелого ночного дежурства, а в голове с трудом выстраиваются воспоминания: после сдачи роженицы и ребенка акушерам, мы повезли реанимированного пациента в больницу, и по дороге я отключилась. – Давно смена закончилась?
– Давно, после пожара было еще два вызова, но мы тебя не стали будить. Два поддатых «подарочка», – Лебедев выглядел уставшим, но при этом довольным. – Крепко ты спишь! Не помнишь, как в машину ко мне залезала? – почему-то его усмешка, последовавшая после вопроса, показалась мне немного подозрительной и не очень-то приятной.
– Нет, но рискну предположить, что у вас богатый опыт транспортировки обмякших тел, – огрызнулась я.
– Очень богатый! Отоспалась?
– Да, – немного приврала я. – Мы к «бомжатне» вашей приехали?
– Нет, ремонт там начали перед праздником, теперь нельзя туда, – ответил химик. – Садись и слушай сюда, Дмитриева…
Я выпрямляюсь, запустив руки в спутавшиеся волосы и, взглянув в лицо Лебедева, повернувшегося ко мне, снова замечаю этот шрам на скуле. Отличным дополнением к нему стали полопавшиеся сосуды в глазах. От бурно отмечавшего праздник гражданина его теперь отличает только кристальная трезвость во взгляде. Не удивлюсь даже, что он сам вздремнул в машине, откинувшись на сиденье. По крайней мере, взъерошенные черные волосы говорили именно об этом.
– Мы в эту ночь опять дежурим, – сказал химик. – И в следующую тоже, причем у нас будут сутки.
– Я думала, у вас условия по полсуток? – недоверчиво вставляю я.
– Да, это так, – не стал отрицать химик. – Коллега попросил поменяться сменами. Мы не были против, да и начальство разрешило, поэтому сейчас отрабатываем три смены подряд, а потом гуляем до конца праздников. Хоть отосплюсь немного, – Лебедев сомкнул два пальца на переносице, устало зажмурившись. – Послушай моего совета, Дмитриева, на эти дежурства не приезжай…
– Но…
– Не перебивай меня, – он спокойно пресек мою попытку возмутиться. – Я уже понял, что ты не из пугливых. Черт, да что там, тебя не разбудил даже пьяный вой бомжа!
– А вы в хорошем расположении духа, – успеваю вставить я. – Рады, что избавитесь от меня на три дня?
– Сказал же, не перебивай! – нахмурился химик, злобно сверкнув глазами. Поразительно, его настроение меняется, будто по щелчку пальцев! – Я просто рад, что сейчас не придется идти в ваш лицей, разбирать задачки с глупыми ученицами и терпеть выходки вашей классной…
– Поверьте, это взаимно!
– Чудно! Эти три дня будешь заниматься усиленно дома, – приказным тоном ответил он. – Через две недели после ваших каникул – олимпиада, в которую я тебя запихну. Материал вышлю тебе сегодня по почте. Адрес мне скинь смс-кой. А через пять дней, после дежурств, в школу приходи, заниматься будем.
– Почему через пять? – я уже успела подсчитать, что он отработает на скорой до третьего января.
– Потому что я тоже человек и мне периодически надо спать! – вспылил химик.
– Никогда бы не поверила, – пробурчала под нос я. – А потом вы меня будете с собой брать? Или начнете динамить?
– У нас сделка, ты сама говорила, – серьезно заметил химик. – Я все сказал, если ты информацию уяснила, то проваливай, давай, из машины.
Привыкшая к не самой вежливой манере общения Лебедева, я открываю дверцу и понимаю, что он привез меня к дому моего брата. Откуда он узнал адрес, интересно? Хотя, он ведь знаком с Машей. Наверно, у нее и спросил.
– Дмитриева, стой, – Дмитрий Николаевич вальяжно поманил меня к себе, опустив стекло со своей стороны. Я, облокотившись ладонью о крышу машины, подалась вперед.
– Что? Забыли пару оскорблений в компенсацию за будущие дежурства?
– Ага, конечно! – ничуть не обидевшись, ответил химик. – Откуда про гипоксию плода знаешь? И про дыхание перед потугами? Присутствовала на родах? – Лебедев чуть склонил голову набок, пытаясь угадать, откуда простой школьнице известно столько о родовом процессе. Наклонившись так, чтобы наши лица оказались на одном уровне, с удовольствием замечаю, как расширились его зрачки, а рот приоткрылся от неожиданности.
– Телевизора много смотрю! – почти прошептала я, нахально подмигнув. И, резко развернувшись, заторопилась к подъезду, под громогласный аккомпанемент моего разбушевавшегося сердца. Дмитрий Николаевич из тех людей, которых можно с легкостью назвать злопамятными, и я уверена, что эта выходка просто так мне с рук не сойдет, но, черт возьми, какое бы наказание меня не ждало за эту фамильярность, оно того стоит! Перед глазами так и застыла его удивленная полуулыбка.
***
В глубине души я понимала, химик был прав. Отпроситься на несколько ночей подряд означало бы для меня навсегда погрязнуть в родительских подозрениях. Так что, последовав его совету, я с успехом играла в примерную дочь все пять праздничных дней. Я улыбалась на семейных трапезах, решала олимпиадные задания по утрам, изредка спрашивая у мамы или у папы помощи, чтобы лишний раз показать, что мне действительно все еще нужны дополнительные занятия. А по вечерам мы с мамой проводили пару часов вместе на кухне, готовя к ужину какое-нибудь изысканное блюдо. Жаль только, что отец не всегда являлся к ужину. Но мама с пониманием относилась к издержкам профессии главного врача. И даже призналась мне, что папу скоро могут повысить, и тогда на его место будет претендовать, скорее всего, мама. Меня эта мысль немного удивила, но не более. Мне давно стало понятно, что именно в нашей семье по настоящему ценится…
В какой-то момент, занимаясь очередным кулинарным шедевром на кухне, мама, решив, видимо, что достигла уровня наивысшего сближения с дочкой и пика доверительных отношений, вздумала вдруг со мной перейти на откровения.
– Знаешь, тебе мальчик звонил в Новый Год… – нарочито небрежно произнесла она.
Поднимаю на нее осторожный взгляд, не переставая взбивать белки миксером. И, увидев мамины горящие глаза, увеличиваю скорость на кухонном агрегате, чтобы постараться заглушить ожидающий меня разговор.
– Паша Наумов, твой одноклассник, – продолжает мама громче. – МАРИНА!
Услышав имя «мальчика», я резко вынула миксер из миски, не остановив его, так что мы с мамой оказались обе забрызганными взбитыми белками. Торопливо извиняюсь и начинаю вытирать столешницу и себя заодно.
– Твоя реакция говорит сама за себя, так что думаю, нам надо серьезно поговорить, – голос мамы приобретает «стальные» оттенки, значит от разговора мне вряд ли удастся отвертеться. Даже если сейчас разверзнется земля под нашими ногами и вся элитная многоэтажка, в которой мы живем, полетит прямиком в ад, мама успеет во время полета основательно «подъесть» мой мозг. – Папу утвердят на новом посту, но нам с ним по-прежнему придется много времени проводить в командировках. Ты девочка не маленькая. И мы не раз отпускали тебя на ночевки. В твою пользу могу сказать, что ты никогда не подводила нас и всегда вела себя прилично. Значит, мы можем с легкостью тебе доверять.
Все это время я усиленно оттираю и без того чистую поверхность черной столешницы. Хочется уцепиться взглядом хоть за что-нибудь. Сейчас бы эту чертову полосатую кружку сюда!
– Нас не будет довольно долго, поэтому я хочу, чтобы ты понимала, какую ответственность тебе придется взять на себя, – чуть более взволнованно продолжает мама. – Тот мальчик был предельно вежлив и очень расстроился, что не смог лично поздравить тебя. Марина, я хочу, чтобы ты понимала, я современный человек, и я не против твоего общения с мальчиками, просто ты же понимаешь, что безответственный подход к отношениям…
– Мама! – неожиданно для самой себя перебиваю я свою родительницу. – Пожалуйста, я изучала биологию намного подробнее, чем большинство моих сверстников. Я понимаю, к чему приводит безответственность, о которой ты пытаешься мне сказать, но поверь, меня это не интересует! Мне не до отношений! Тем более мне не интересен Наумов!
– Вот и хорошо! – с облегчением выдыхает мама, завязывая поплотнее фартук. – Тогда ты понимаешь, что мы попросили твоего брата переехать на время к нам не потому, что тебе не доверяем, а потому что не хотим, чтобы тебе было одиноко!
Боже! О чем ты говоришь, мама! Конечно же, вы мне не доверяете! Я же вижу это по твоим глазам!
– Это просто здорово! – искренне отвечаю я, совершенно не кривя душой. Братишке я и правда буду рада.
– Он и проследит за твоим обучением, – мама забрала из моей левой руки миску со взбитым белком и начала ложкой аккуратно смешивать его с творожным тестом. – И за финансами, естественно. И, Марина, – неадекватно строгим тоном добавила мама. – Ты взрослая умная девочка. Чтобы никаких гулянок! Надеюсь, твой образ жизни не поменяется после нашего отъезда, и мы сможем вместе гордиться твоей золотой медалью по окончании лицея?
– Да, мама, – тоскливо отвечаю я. – Я приложу все усилия.
Ро-бот.
Робот, у которого произошла маленькая поломка.
С невероятным усилием заставляя себя улыбаться за ужином, я, поцеловав маму и уставшего папу, поднялась в свою комнату и, усевшись у окна, с тоской уставилась на ночную улицу, заметенную снегом, и положила подбородок на учебник химии. Где-то вдалеке послышался вой сирены…
Подумав о скорой, беру в руки телефон и, немного поколебавшись, набираю текст сообщения:
«Тихого вечера. Как прошли смены? Надеюсь, не разбудила?»
Следующие минут десять бездумно тыкаю в экран смартфона, на подсознательном уровне понимая, что просто жду ответа от химика. После тех дежурств моя «привычная» жизнь начала казаться мне какой-то размытой и нереальной. Будто все эти годы, проведенные в полном подчинении своих родителей, учителей, общественного мнения, были какой-то затяжной комой. Глупая ментальная клиническая смерть, продлившаяся семнадцать с лишним лет, пока в моей жизни не появился Лебедев с реанимационной бригадой. И откачали меня ото всей этой фальши, ткнув носом в реальную жизнь. Я знаю, он мне ни чем не обязан. И я ему тоже. Холодный расчет. Ничего больше.
В памяти всплыли его разъяренные глаза, когда он забрал меня от Наумова. «Пожалуйста, только не уезжайте без меня…»
Ему нужны деньги, мне нужна практика. Настоящая практика. Нас объединяет только наша сделка.
«Я тебе кто, папочка?» – его ожесточенный голос шипит в голове.
У него своя жизнь. И я в ней просто дочка богатеньких родителей, озабоченных ее успеваемостью, которые с удовольствием за нее будут отстегивать нужную сумму, лишь бы она приносила домой свои «пятерки».
И с чего я взяла, что он будет мне отвечать? Одной из его тупоголовых учениц, которые сидят у себя дома, словно в мягком коконе…
Зажав телефон в руке, я стянула с кровати одеяло и, забравшись с ногами в кресло, закрыла глаза как раз в тот момент, когда мой смартфон требовательно завибрировал, рассеивая все мои умозаключения.
«Тяжелые выдались смены. Похоже, ты приносила удачу.»
Почему-то от этого сообщения веет и грустью, и теплотой одновременно. И я даже не могу объяснить, от чего голос Дмитрия Николаевича в моей голове, озвучивший сообщение, сказал это без своего привычного злобного сарказма. “Ты приносила удачу”. При мне на сменах никто не умер. Много всего было, но смертей не было. Это значит…
Это значит, что он сейчас, скорее всего, курит в открытое окошко у себя на кухне и, глядя на кружащие в морозной ночи снежинки, устало потирает переносицу.
***
Каникулы – это понятие очень неопределенное, особенно для того, кто собирается через четыре месяца поступать в ВУЗ. Особенно в медицинский ВУЗ. Иначе, как объяснить тот невероятный факт, что почти все учителя нашего лицея во время каникул активно занимаются репетиторством?
Поднимаясь по припорошенным снегом ступенькам школы, мне вдруг показалось, что в моей жизни не изменилось ничего. Что не было никакого Лебедева со Стегловым, не было «люстры», мигающей в ночной темноте, не было водителя Пятачка с лицом уголовника…
Зато одноклассники, весело хохочущие в холле, были всегда. И их обидные замечания, что я слишком поспешно убежала с вечеринки Наумова, были словно заранее заготовлены, чтобы испоганить мне настроение перед предстоящими занятиями. Жаль рядом нет Хвостовой… Она бы точно проложила бы маршрут «пешей эротической прогулки», куда следовало бы отправится этим уродам.
– … А ведь и Паша потом исчез! – продолжала свои гадкие умозаключения Королёва Ника. – А потом сидел злой-презлой. Расстроила ты парня, Мариночка! Видать, совсем ты у нас бревно!
– Ты такая наблюдательная! Успела и Степанову в рот залезть, и за ходом вечеринки следить! – огрызнулась я.
Вообще, я обычно не обращаю внимания на различные выступления в мой адрес. Просто привыкла проходить мимо, задрав подбородок и изобразив из себя слепо-глухо-немую. И то, что сейчас я вдруг ответила Королёвой, является шоком даже для меня самой. Я уж молчу про саму Королёву со своими гиенами. Она вытаращилась и стала открывать и закрывать рот, быстро-быстро, будто не в силах подобрать достаточно унизительное оскорбление в мой адрес.
– Решила характер свой показать? – наконец, ощетинилась она.
– Королёва, выбери другой объект для издевки, а то ты становишься неоригинальной, – не обращая внимания на дальнейшее поливание моей скромной персоны грязью, вешаю пуховик в раздевалке и замечаю в конце коридора силуэт Дмитрия Николаевича, идущего рядом с Лидочкой. Прекрасно. Значит, на уроке он будет очень зол…
– А чего это ты к химику на допы зачастила так? – Королева решила уцепиться за что-нибудь другое, не зная, с какой стороны ко мне подобраться. Хотя, с первым вариантом она практически угадала, меньше всего мне хотелось, чтобы вокруг меня и Наумова расползались какие-то слухи на пустом месте.
– Тебе-то какая разница, – презрительно фыркая, переодеваю обувь.
– Хочешь опыта поднабраться, чтобы Наумова потом порадовать? – не унимается эта фурия.
– Радовать одноклассников таким образом – это по твоей части.
– Ах ты, тварь! – зашипела Королёва.
– Какие-то проблемы? – голос химика раздался где-то над нашими головами, как раз в тот момент, когда наша принцесса поднялась со скамьи в холле и угрожающе зашагала в мою сторону.
– Вовсе нет, – ответила я за Нику, которая при виде Дмитрия Николаевича стала торопливо поправлять прическу.
– Ника, вы кого-то ждете здесь? – Лидочка, выпятив грудь, показалась из-за спины химика, недовольно нахмурив белесые бровки. Меня внезапно осенила забавная мысль, что наша классная видит в Королёвой самую настоящую соперницу! В общем-то, это не удивительно. Что бы кто ни говорил, а Ника была действительно привлекательной. И, как и большая половина женщин в нашем лицее, старалась обратить на себя внимание химика. Другое дело, что вдобавок к этой привлекательности ей досталась еще и легкая «шлюховатость»…
– Мы Пашу ждем после вашего факультатива, – пропела Королёва, стрельнув глазами на химика. Значит, Наумов теперь на дополнительные по биологии ходит? – Марина, наверное, тоже хотела с ним пообщаться, да, Мариш?
– Нечего болтаться здесь, идите в буфет, – строго сказала Лидочка, а затем, дотронувшись до плеча Дмитрия Николаевича, добавила: – Надеюсь увидеть вас после урока в учительской.
От моего взгляда не укрылось, как слегка передернуло химика, но он, постаравшись не подавать вида, подтолкнул меня в спину, чтобы как можно скорее убраться с глаз Королёвой и биологички. Хотелось как-нибудь позлорадствовать, но после того, как эта размалеванная кукла информировала меня о содержании свежих сплетен, ощущение было такое, что я вымазалась в вонючей грязи.
Но Дмитрий Николаевич не дал мне даже на минуту расслабиться и погрузиться в собственные мысли. Сказав, что в кабинете химии он будет говорить со мной только о том, что касается химии, Лебедев с особой строгостью, присущей ему во время уроков, разбирал со мной сложнейшие задания, то и дело терпеливо себя сдерживая, чтобы не сообщить мне, какая же я тупая. И, когда через час мой мозг показался мне выжатым, я, жалобно взглянув в лицо преподавателю, получила разрешение покинуть класс.
– Дмитрий Николаевич, – неуверенно проговорила я, застыв на пороге кабинета.
– Чего тебе, Дмитриева? – устало ответил химик. Меня удивило, что он не направился в лаборантскую, чтобы по привычке выкурить сигарету среди ядовитых реактивов, а сняв халат и повесив его на спинку кресла, тоже прошел к двери.
– У меня вопрос, не касающийся химии, – осторожно начала я.
– Тогда задашь его вне кабинета, – он подошел ближе и вытянул руку, от чего я невольно попятилась, пока не врезалась в дверь, но его ладонь схватилась за ручку двери, чтобы открыть ее. – Из-за ваших перепалок я не успел покурить, а в лаборантской теперь починили датчик дыма.
Спустившись с лестницы и начав одеваться, я увидела, как химик торопливо вышел из лицея, на ходу доставая из кармана сигарету и чуть ли не прикуривая в дверях. И выйдя за ним следом, я остановилась, как вкопанная. На крылечке стоял Наумов, глядя на меня в упор, а Дмитрий Николаевич курил чуть дальше от него, в нескольких шагах, нервно потирая шею. И все бы ничего… Мне бы просто взять и снова превратиться в слепо-глухо-немую и пройти мимо Паши, но только он, преградив мне дорогу, схватил меня за запястье.
– Димон, подожди, поговорить надо! – пробасил он.
– Не надо, – предательски дрогнувшим голосом ответила я.
– Димон, просто я подумал…
– Паша, если ты меня не отпустишь, я закричу, – на этот раз тон получился поуверенней, но, потеряв из виду химика, меня внезапно охватила паника.
– Марин, – назвал меня по имени Наумов. – Ну перегнул я палку! Ты теперь игнорировать меня будешь? Нравишься ты мне! – с этими словами он потянул меня к себе, видимо, посчитав, что такое признание в симпатии должно подкрепиться объятиями или поцелуем… В памяти всплыло едкое «я тебе кто, папочка?»…
– Наумов! – Дмитрий Николаевич, оказавшийся на крыльце школы, докурил сигарету и, бросив ее в урну, сделал несколько шагов к нам. – Руки убрал.
– Дмитрий Николаевич, мы разберемся, – насупившись, ответил Паша, но хватку все-таки ослабил. Я тут же юркнула за спину химика.
– Вы уже разобрались, теперь даже учителя в курсе вашей бурной личной жизни, – химик нервно засунул руки в карманы пальто.
– Нет у нас никакой личной жизни, – недовольно буркнул Наумов.
– Зато слухи вокруг нее есть, – спокойно заметил Лебедев, а затем, повернувшись ко мне, проговорил: – Там, по-моему, брат твой приехал, посмотри, его машина?
Брат? Он же сегодня работает… Но потом поняв, что это прекрасный предлог, чтобы уйти, я как можно скорее зашагала к выходу и, увидев в торце дома знакомый старенький «Фокус», остановилась около него.
Химика не было около десяти минут. Я уже начала всерьез беспокоиться. Но вскоре он показался в свете вечерних фонарей, куря на ходу и ослабляя коричневый шарф, словно тот был намотан слишком туго.
– Садись, подвезу, – тоном, не терпящим возражений, сказал Дмитрий Николаевич, открыв с брелка машину. – А то ухажер твой больно настойчивый.
Я молча села, радуясь, что верно поняла намек насчет брата, а потом ужаснулась. О чем же они так долго разговаривали?
– Чего тупим, Дмитриева, пристегивайся! – я только сейчас поняла, что так и сижу, глядя на него с раскрытым ртом, не шевелясь. И, щелкнув ремнем безопасности, я начала терзаться сомнениями, стоит ли мне спрашивать, что он сказал моему однокласснику.
– Дмитрий Николаевич, – я рассматривала профиль преподавателя, внимательно следящего за дорогой. Он, не взглянув на меня, снял перчатки, даже не прекращая движения и протянул их мне.
– Назад положи. Чего, Димон? – совершенно без раздражения ответил он.
– А что за слухи дошли до учителей? Ну, вы просто только что сказали…
Химик бросил на меня беспокойный взгляд и тяжело вздохнул, но потом, чуть опустив окошко и на ходу размотав шарф так же отдал его мне в руки. Его я не спешила перекладывать назад, а вцепилась в этот шарф, словно в спасательный круг.
– Ничего хорошего, – наконец ответил он. – Кто-то якобы видел, как вы целовались, а потом уединились.
– Но это не правда! – выдохнула я, возмущенная такими слухами.
– Да мне без разницы, – грубо ответил химик. – Веди себя осмотрительнее, не хочу, чтобы мои дополнительные прекратились из-за глупых слухов. Ты же тоже в этом заинтересована? – мы остановились на светофоре, и Лебедев пристально взглянул на меня. Он не беспокоится обо мне. Нас объединяет только сделка. Он выручил меня только из-за нее. Ему без разницы. Мы тронулись с зеленым сигналом светофора.
– Домой? – после нескольких минут, проведенных в полной тишине, пока я занималась самоедством, химик внезапно съехал с дороги и остановился. Включив «аварийку», он повернулся всем телом ко мне и снова внимательно на меня посмотрел. Я отрицательно помотала головой. – К брату?
Я снова отрицательно помотала головой, закусив губу. Дмитрий Николаевич смотрел мне прямо в глаза и, уверена, видел меня насквозь. Меньше всего мне сейчас хотелось снова фальшиво улыбаться маме или наблюдать, как милуются братишка со своей любимой. И, думаю, химик, хоть и не был в курсе всего этого, но прекрасно бы меня понял. Он выключил «аварийку» и вывернул руль, разворачивая машину. Когда на свободной дороге он добавил газу, я вдруг поймала себя на мысли, что мне абсолютно все равно, куда химик отвезет меня. Мне просто хотелось, чтобы рядом был он…
– Со мной поедешь? – его вопрос заставил мое сердце успокоиться, а сознание отбросить всю нервотрепку куда-нибудь подальше. Поворачиваюсь к нему, разглядывая тонкий хищный профиль, на фоне проносящегося мимо пейзажа и куда-то спешащих машин. Он сам рекомендовал мне быть осмотрительнее. У него море секретов, целая жизнь за плечами, о которой я не знаю ничего вообще. У него дома детская кроватка, аккуратно застеленная покрывалом и пеленальный столик. У него дома тоскливая пустота… Он вспыльчив и агрессивен. И разумнее всего было бы ответить отрицательно на его вопрос. Но вот очередной светофор и, остановившись, он снова пронизывает меня холодным взглядом внимательных глаз в ожидании ответа.
Поеду ли я с ним?
Я молча киваю головой.
========== Глава 11. О параллельных мирах и веселых компаниях. ==========
Улицы проносятся мимо, сливаясь в одну сплошную пеструю полосу. В памяти невольно всплывают кадры фантастических фильмов о полетах сквозь время или в другую галактику. Как там? Гиперпространство… Раз, и ты в другой вселенной. Звучит неплохо, даже заманчиво. Такие мысли были частыми гостями в моей голове, и я старалась гнать их от себя как можно быстрей. Они – верный спутник беспросветного уныния. А уныние – как паника – стоит поддаться, и обратной дороги нет.
Постепенно возвращаясь из своих глубоких дум, я понимаю, что пейзаж за окном мне знаком. Я уже была здесь один раз.
– Мы едем к вам домой? – спрашиваю я, не отрывая взгляда от знакомой шестнадцатиэтажки.
– Нет, у тебя просто дежавю, – издевается он.
– Понятия не имею, о чем вы говорите, – холодно отвечаю и отворачиваюсь к окошку, злясь на себя, ведь понимаю, что в глубине души я буду рада снова оказаться у него дома.
– А ты думала, я и в выходные свои захочу на станцию поехать? Жить спокойно не могу, дайте кого-нибудь откачать! – продолжает Лебедев. – Говорю же, я – тоже человек, и помимо потребности во сне, у меня есть еще куча дел.
– Нет, я думала, вы все-таки супермен и по ночам разгуливаете в синем наряде с красным плащом! – выпаливаю я, стыдясь за свое ребячество, а потом смеюсь в голос вместе с химиком, понимая, что была не так далека от истины.
Чувствую себя немного странно и глупо, ступая следом за своим преподавателем, потому что совершенно не понимаю, зачем я это делаю. Надо же чем-то мотивировать свои поступки. Ведь все это не может быть просто так. Или может? Могу я спокойно заваливаться к Лебедеву домой, просто потому что не хочу возвращаться назад, в свою реальность? Так ли себя ведут осмотрительные послушные девочки? На эту тему можно не один час дискутировать. Начнем с того, что они не разъезжают со своими преподавателями на «скорой», не заключают с ними сделки и не ночуют у них в спальне. Хотя, обладай я такой же самоуверенностью и набором ценностей, как Королёва, я бы превратила посещение квартиры химика в своеобразную самоцель. Ночевала на матрасе препода – сделано! Представляю, как Ника потом гордилась, даже если между ними ничего бы не было. Дмитрий Николаевич ведь не такой, он бы не стал с ней… Он не такой? Дмитриева, да что ты о нем знаешь-то?!
Боже, что я вообще творю?!
Останавливаюсь, как вкопанная на ступеньках, подумав, что даже если я, постоянно напоминая себе о своих исключительно деловых и корыстных отношениях с преподавателем, не делаю в принципе ничего плохого, то что об этом думает он? Что творится в его голове?
– Господи, Дмитриева! Что, опять внутренний монолог?! – Лебедев закатывает глаза. – Давай хоть в подъезд зайдем, а там спорь с собой, сколько влезет! Холодно же!
– Дмитрий Николаевич, наверное, неправильно вот так заваливаться к вам домой. Неправильно это все…
– В прошлый раз ты об этом тоже думала? – он слегка развел руками, держа в одной из них кожаные перчатки.
– Прошлый раз – это другое, – буркнула в ответ я. Он тогда проявил заботу, в которой я так отчаянно нуждалась. Пусть он миллион раз это отрицает и говорит, что ему все равно.
– Я не настаиваю, Дмитриева. Идешь или нет? – химик открыл дверь подъезда и обернулся, вопросительно глядя на меня. Вообще, если сделать над собой усилие и постараться закрыть глаза на все его едкие замечания, издевки на уроках и весьма сомнительную хамоватую манеру общения, то можно предположить, что он – нормальный человек. И сейчас, например, он не выглядит каким-то озабоченным маньяком или просто враждебно. Что я теряю?
– Простите, – виновато бурчу я, проходя вперед и поднимаясь к лифту. – Просто после той истории с Наумовым мне как-то не по себе. Знаете, так и параноиком недолго стать. Буду бояться, что вокруг маньяки, которые поджидают у школы, чтобы зацеловать до смерти.
– Ты меня боишься? – после этих слов смотрю в его насмешливые голубые глаза. И становится немного обидно, что его так насмешили мои опасения.
