Текст книги "Химия без прикрас (СИ)"
Автор книги: agross
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
Следующий урок я перечитывала статьи, которые пятиклашки накатали в честь приближающихся новогодних праздников. Все они кажутся абсолютно одинаковыми и настолько милыми, что спустя пять-шесть статей, меня начало подташнивать от умильного описания предновогодней суеты и украшенных елок. С другой стороны, если вспомнить себя в этом возрасте, то мне тоже все казалось удивительной зимней сказкой. Ровно до тех пор, как я не поняла, что на самом деле ежегодный прием, который родители устраивают – вовсе не сказка, а скованная непробиваемым льдом «официалка», в которой так не хватает домашнего тепла и уюта. Как встретишь Новый Год, так его и проведешь. Вот я и живу в вечно холодном, но зато очень расчетливом царстве, которое по какой-то неизвестной мне причине именуется «семьей». Отец делает для меня все, я не могу отрицать этого. Но это все только для того, чтобы я смогла сменить его на поприще главврача. Чтобы дочь не ударила в грязь лицом перед важными коллегами. Чтобы семейное дело продолжалось. Ведь мой брат их подвел, наперекор всему миру успешно выучившись на (о, Боже!) ветеринара. Позор семьи. Вечное клеймо среди династии сосудистых хирургов…
Как же я уважаю за это брата!
Но сама на такое не решусь.
Тяжело вздохнув, я отложила менее сопливую статью на стол Марине Викторовне и благодарно улыбнулась, когда учительница протянула мне чай, заваренный в кружке с гордой надписью «скорпион». Такая заботливая. Она могла бы стать замечательной мамой. Интересно, у нее есть дети? Сделав несколько глотков, я все-таки решила не спрашивать ее об этом. Может, как-нибудь в другой раз.
После звонка с урока я нехотя поплелась на третий этаж, ожидая своей экзекуции. Не знаю, есть ли у химика еще какой-нибудь класс по расписанию дальше. Меня это мало интересует. Попрошусь отработать лабу сейчас, тогда, возможно, еще успею на практику. И папа ни о чем не узнает.
– А, Дмитриева, – услышала я за спиной голос химика. – Я как раз родителям твоим звонил.
– Как родителям? – выдохнула я, понимая, что все пропало. Мне не жить. Отец меня убьет. А мать заставит заниматься денно и нощно, лишив всякого свободного времени, пока у меня формулы из носа не полезут…
– Так, родителям, – огрызнулся Дмитрий Николаевич. – Заходи, сейчас объяснительную будешь писать, потом лабораторную. Твой отец просил, чтобы я сегодня отпустил тебя в четыре часа.
Происходящее не укладывалось в моей голове. В шесть практика. Значит, папа не настолько зол, чтобы лишить меня ее? Или причина в другом? Может, химику надо слинять? Прищурившись, смотрю в холодные глаза учителя чуть дольше, чем следовало.
– Не прощу, даже не смотри на меня, – по-своему растолковал мой взгляд химик. – Сама виновата. Давай, шевелись, надевай халат.
Подойдя ближе к кабинету, он не дошел до двери пару шагов, а открыл лаборантскую, жестом позвав следовать за ним. Я зашла, хоть и чувствую себя жертвой маньяка-убийцы, который так легко заманил меня к себе в логово.
– Готовь реактивы, – бросил Дмитрий Николаевич, открывая форточку и доставая пачку сигарет из кармана халата. По моему позвоночнику растекся легкий холодок отвращения. Он что, собирается курить здесь?! А как же техника безопасности?! Дмитрий Николаевич, вы вообще нормальный человек?! Давайте, подожгите свою раковую палочку среди всех этих химикатов! Идиот! Ну, честное слово!
Сказать? Не сказать?
– Дмитрий Николаевич, вы… – я думала, как бы нанести минимум ущерба себе, но при этом сделать справедливое замечание, глядя, как химик прикуривает сигарету. – Вы… – но почему-то я решила не говорить ничего. Инстинкт самосохранения сработал просто на ура. Видимо, чувствует исходящую от учителя опасность.
– Молча, Дмитриева. Тащи все на кафедру в класс, я сейчас приду.
Ага. Я, мега-крутой химик, рискующий не только своим здоровьем, но и здоровьем ученицы, сейчас докурю свою сигарету в лаборантской, среди всей таблицы Менделеева, и приду гнобить тебя дальше. Козел.
Разозлившись, я споткнулась о порог, отделяющий кабинет от лаборантской и, получив в спину какой-то очередной оскорбляющий комментарий, который я, к счастью, не расслышала, я поставила все пробирки на кафедру.
Всю лабораторную химик внимательно следил за опытом, который я проводила, а затем, как я расписывала реакцию. Претензий нет и быть не может. Химию я люблю и зубрю, как сумасшедшая, поэтому была уверена, что все написала правильно. А Дмитрий Николаевич, кажется, от этого страшно злился. Побрейся, мерзавец, я на высоте!
Пока писала, я то и дело морщилась из-за обоженной руки. Да уж, глупый поступок – это мягко сказано.
– Болит рука? – спросил Дмитрий Николаевич, а я молчала, ожидая, что за вопросом последует какое-нибудь едкое высказывание. Но ничего подобного не произошло. Химик встал со своего места и, подойдя ко мне, без разрешения взял мою ладонь. А я так и продолжала молча смотреть на происходящее. Он осторожно осмотрел руку, несильно надавливая на покраснения. Я еле сдержалась, чтобы не зашипеть от боли.
– А вы что, типа врач? – с сарказмом спросила я.
– А может и так? – не менее ехидно ответил он вопросом на вопрос. – Типа ты получила хим-ожог на моем уроке, так что я типа ответственный за это. Не знала? Учителя несут ответственность за вас, обалдуев.
– Спасибо, актуальная информация, – решила сострить я, за что была тут же награждена максимально презрительным взглядом, на который учитель был способен. А сама я думала о том, что Дмитрий Николаевич не так уж и далек от возраста его «обалдуев». Двадцать восемь-двадцать девять… Больше ему не дашь. Руки у него такие холодные…
Внутренне я содрогнулась от мысли, что хочу, чтобы он положил свои холодные ладони на ожог. Надо бы руку под холодной водой подержать, что ли…
– Можно я пойду, Дмитрий Николаевич? Уже почти четыре, – промямлила я, вынимая из его рук свою.
– Иди, Димон, – вздыхает химик. – Завтра придешь в это же время.
– Опять лабораторная?
– Двойку надо исправлять.
Я ничего не ответила и только сжала сильнее челюсть, разозлившись, что этот урод все-таки поставил двойку. Надеюсь, что хотя бы о ней он папе не рассказал.
Опасаясь, что в самый ответственный момент в моем желудке проснется кит, которому тут же приспичит «спеть» для будущих врачей, я забежала в школьный буфет, чтобы купить себе что-нибудь максимально калорийное, дабы перекусить, а затем на всех парах я помчалась в больницу, чтобы успеть на долгожданные занятия.
Поднявшись к папиному кабинету, я потянула на себя ручку, но с удивлением обнаружила, что дверь закрыта. Странно. Отец никогда не уходит домой раньше семи, а то и задерживается на работе. Может, кто-то позвал проконсультироваться? Или срочная операция?
Пожав плечами и посчитав, что не судьба поздороваться с папой перед занятиями, я подумала, что оно и к лучшему. Если химик говорил с отцом, то вряд ли меня сейчас будут ждать теплые отеческие объятия. Хотя, когда они меня вообще ждали?
Практиканты собрались у сестринского поста и непринужденно друг с другом разговаривая, с удивлением взглянули на меня. Однако, когда папин коллега пришел за ними и сдержанно поприветствовал меня кивком, их интерес ко мне быстро угас. Приятно, когда люди пришли заняться делом, а не косточки друг другу перемывать.
Занятия прошли довольно быстро: нас отвели в отделение гнойной хирургии, в ординаторской заранее ознакомили с некоторыми историями болезней, а затем сделали небольшой обход, уделив особое внимание палате, где, как на подбор, собрались пациенты с воспаленными ранами от укусов бродячих собак. Нам рассказали, что в последнее время стало поступать все больше и больше пациентов с укусами. Это все из-за своры бродячих собак, разгуливающей по нашему району. Перекусали половину жителей…
Когда студентов отпустили, я бегом помчалась в палату к Фане. Конечно, часы приема уже давно закончились, но почему бы и не воспользоваться своим особым положением в этой больнице? Да и потом, все медсестры на этом этаже меня знают.
– Димон! – взвизгнула Фаина, увидев меня в дверях палаты. – Почему не предупредила? Вообще, чего ты замолчала? Я тебе весь день пишу! Со скуки уже умираю просто! А меня скоро выписывают! Знаешь, что мне врач сказал, он…
– Подожди! Дай хоть слово вставить, – укоризненно покачала я головой, доставая мобильный. С того момента, как мне его вернул химик, я убрала его в карман джинсов и просто решила забыть о его существовании, чтобы не нервничать лишний раз. «Все, что отвлекает тебя от учебы, должно в немедленном порядке отправляться в помойку!» – вспомнила я угрозу своей матери. – Мне сегодня досталось из-за сообщений твоих.
– Да ладно! От кого? От Лидочки? Пупсик показала, наконец, свои зубки? – прыснула Фаня, а я покачала головой, слегка улыбнувшись.
– Нет, от химика, – ответила я. Глаза Фани округлились, а с губ почти что сорвалось очередное «да ладно», но в палате резко распахнулась дверь. Спасибо, что с петель не слетела.
– Марина! – кричит тетя Лиза, медсестра отделения, увидев меня, и, бесцеремонно схватив меня под локоть, ведет к выходу.
– Тетя Лиза, простите, я после практики только на одну секундочку… – начала мямлить я, но медсестра меня перебила, с беспокойством посматривая в коридор своими ярко накрашенными карими глазами.
– Да хоть ночевать можешь тут! Не в этом дело! Там отец твой в приемке, рвет и мечет, что ты домой не ушла сразу.
– А откуда он знает-то?
– Ты меня спрашиваешь? – воскликнула тетя Лиза, поставив руки в бока и сверкнув следами помады на зубах. – Дуй в приемку! Нам недовольное начальство не нужно. Сейчас придет сюда и на нас орать начнет.
– Считайте, что уже там! Фаня, пока! Я позвоню тебе! – кинула я на прощание, крикнув последнюю фразу на весь коридор.
Спускаясь на первый этаж, я пыталась в срочном порядке успокоиться, но все тщетно: сердце трепыхалось в груди, ожидая, что сейчас на меня на глазах у всего приемного отделения накричат за выходку на уроке химии, а потом еще и во всех смертных грехах обвинят. Так, за компанию. Но увидев, что в приемке суета, я невольно сбавила шаг и постаралась думать рационально: отец хочет, чтобы я пошла домой сразу после занятий, чтобы подготовить уроки на завтра. Это логично. Но есть кое-что не логичное: что мой папа делает в приемном отделении? Странно это все как-то.
– Да говорю же, это несерьезно! – услышала я голос из кабинета и замерла. Это голос Леши. Моего брата. – Да е-мое! Папа!
– Ты ветеринар, откуда тебе знать, серьезный укус или нет?! – гневно кричал папа.
– Да оттуда и знать, что это укус! – Леша тоже кричал.
Лешу укусила собака? Кошмар. Сам бы он скорую себе не вызвал, скорее всего доковылял бы до дома и обработал все самостоятельно. Похоже, что укусили сильно, раз вызвал кто-то другой. Отец просто вне себя. Сейчас увидит меня и будет только хуже. Может, слинять по-тихому? Хотя, что если весь гнев сейчас просто выплеснется на Лешу? М-да. Эгоистично, Димон…
– Откуда вы его забрали? – опять голос отца.
– Его коллега вызвала нас в ветклинику, сказала, что сами не справляются, – ответил другой мужской голос. – И правильно сделала, что вызвала.
– Идите, Лебедев, дальше мы сами, – чуть мягче сказал папа.
– Всего доброго.
Я встала, посчитав, что сейчас самое время для моего выхода на арену. Но когда дверь открылась, я застыла на месте, не в силах пошевелиться. Держась за ручку двери, смотря на меня удивленными глазами, стоял Дмитрий Николаевич, одетый в форму фельдшера. И свободной рукой придерживал папку, в которой обычно врачи скорой помощи держат листы для оформления больных.
– З-здравствуйте, – промолвила я, не веря своим глазам.
– Здорово, Димон, – тихо усмехнулся химик, закрыв за собой дверь.
========== Глава 5. О злости и несправедливости. ==========
– Может, у тебя просто галлюцинации? – Фаня говорила так быстро, что смысл сказанных ею слов дошел до меня спустя несколько секунд. Я негодующе на нее посмотрела и, вырвав из ее рук учебники, которые я попросила подержать, пока завязывала волосы в хвост, ускорила шаг, направляясь к злосчастному кабинету химии.
– Я пока еще верю своим глазам! И вообще, не веришь мне – иди и спроси у него сама.
– А что, можно! – Фаня мастерски подпрыгнула на месте и, театрально закатив глаза, запричитала нарочито высоким голоском: – Дмитрий Николаевич, расскажите, пожалуйста, о вашей тайной ночной жизни! Говорят, вы разъезжаете в костюме фельдшера и…
– Фаня! – воскликнула Аня, и мы одновременно обернулись. Наша подруга, изобразив отчаянный испуг на своем лице, стала подергивать головой в сторону, будто в конвульсиях. И как же жаль, что до нас не сразу дошло, что химик вышел из лаборантской как раз в момент декламации эпичной фразы Фани про костюм фельдшера. Мне не жить. Мне точно конец. Теперь он подумает, что я распространяю про него ложные, а главное, похабные слухи!
Но вопреки испугу, химик бросил на нас незаинтересованный взгляд и, повернувшись к нам спиной, зашагал в сторону лестницы. Либо не услышал, либо он – актер от Бога! Надеюсь, что первое.
Как я ни пыталась себя успокоить, внутреннее чувство тревоги, в ожидании страшной кары от разъяренного химика, просто сгрызало меня изнутри. Но Дмитрий Николаевич был предельно спокоен, хоть и при этом максимально агрессивен. Войдя в кабинет, он даже не взглянул на учеников и просто начал писать тему на доске, размашисто выводя мелом буквы. Со стороны казалось, что написать слова так, чтобы они были понятны нам, простым смертным, удавалось ему с большим трудом. И теперь я даже знаю, почему.
– Дмитрий Николаевич, вы выглядите сегодня таким уставшим! – елейным голосом пропела Фаня. – Не выспались ночью?
Поперхнувшись воздухом и вытаращив от удивления глаза, я медленно повернула голову назад, с ужасом смотря на Фаню. Она, хитро подмигнув мне, сделала пальцами «окей» и добавила шепотом:
– Все супер, сейчас расколется!
Если прямо сейчас земля вдруг решит разверзнуться под моими ногами и принять меня в самые укромные и особо жестокие уголки ада, поверьте мне, я буду просто счастлива!
– Хвостова, вы меня впервые видите, с чего вы взяли, что сегодня я выгляжу уставшим? – глаза химика злобно сверкнули из-под очков, и я невольно заметила, что вид у него действительно слегка помятый. Впрочем, если предположить, что он отработал «ночную» перед сегодняшним рабочим днем в школе, то поспать ему, в лучшем случае, удалось пару-тройку часов. Уставшие глаза, слегка красноватые, со злостью смотрели то на Фаню, то на меня, а руки машинально пригладили взъерошенные волосы. Как оказалось – тщетно.
– Мы про вас ничего не знаем, – продолжила свою атаку Фаня. – Представляете, уже ходят легенды, что вы по ночам носитесь по городу, как супермен, и спасаете жизни людей!
– Я тебя убью, – повернувшись, шепотом пригрозила я и для убедительности провела большим пальцем поперек шеи.
– Спешу вас разочаровать, я не супермен…
– О, Дмитрий Николаевич, наши бабы так не думают! – пробасил Наумов. – Особенно Лидия Владимировна!
Класс наполнился смехом при упоминании самой ярой воздыхательницы химика, но, увидев серьезное выражение его лица, ребята тут же притихли.
– Прекратите этот цирк, – Дмитрий Николаевич устало растер ладонью шею. Краем глаза я заметила, что на ней, судя по всему тоже что-то вытатуировано… Или наш химик принципиально не моется и оброс коркой грязи.
– Дмитрий Николаевич, ну мы просто хотим с вами познакомиться поближе, – Фаня обезоруживающе улыбнулась. – У нас же столько пар с вами стоит! Мы практически родные люди!
– Хотите узнать меня поближе? – химик понизил голос, и в классе повисла зловещая тишина. Кажется, я только что услышала, как Осадков нервно сглотнул. – Пожалуйста! Я вам не друг. Мне наплевать, что вы обо мне подумаете. Но если вы, идиоты, пришли в лицей с химико-биологическим уклоном для того, чтобы обсудить, что ваш преподаватель делает по ночам, то будет лучше, если вы сами заберете свои документы и не будете занимать места тех, кто действительно хочет получить знания и стать врачом, или кем вы там мечтаете? – Дмитрий Николаевич бросил на меня очередной презрительный взгляд. – Я не люблю учить детей. Поверьте мне, вдалбливать насильно знания в ваши забитые всякой максималистской хренью головы я не намерен. Вы просто получите «неуд» в году, и мы попрощаемся. Что бы еще вам рассказать о себе? – химик злорадно улыбнулся, потрепав пальцами обросший подбородок. – Доставайте двойные листочки. Спасибо Хвостовой и ее приспешникам. Контрольная.
– Вы еще и жестоки, – это я сказала? Черт возьми! Это правда я сказала!
– Ты даже не представляешь, насколько, Димон.
Дмитрий Николаевич раздал листочки с заданиями, все принялись скрипеть ручками по бумаге. И когда мои одноклассники написали свои имена и варианты, некоторые начали на меня выразительно поглядывать, видимо, чтобы я показала пальцами, какой у меня вариант. Поправив несуществующую выбившуюся прядь четырьмя пальцами, спустя пару минут, я услышала тихое «блин, да как так», раздавшееся с задней парты.
– Придется думать остатками своих мозгов, у Дмитриевой свой вариант контрольной, – химик самодовольно склонил голову набок. – Вперед, Димон. Задание времен моей учебы в школе. Специально для тебя приготовлено.
Изобразив на своем лице фальшивую и вымученную улыбку, я погрузилась в контрольную и поняла, что… Ничего не поняла! Решение ускользало от меня, да так ловко, что я никак не могла понять, где именно я допускаю ошибку.
В результате, кое-как дописав то, что мне хоть чуть-чуть удалось разобрать в этих заданиях, я положила свой листочек в стопку вместе с остальными и, разозлившись, посмотрела прямо в глаза химику, даже не пытаясь скрыть своего негодования.
– Это несправедливо! – выпалила я, мысленно восхищаясь своей храбростью. Эм, то есть глупостью.
– Хочешь обсудить мои методы преподавания? – Дмитрий Николаевич хищно оскалился, скрестив руки на груди. Я заметила, как халат обтянул руки. Видимо, он немного ему маловат.
– Я просто хочу, чтобы вы знали: я считаю, что это несправедливо!
– По отношению к ним? – химик кивнул на понуренные головы моих одноклассников, выходящих из класса. – Или к тебе? Что, боишься ударить в грязь лицом перед папочкой?
– Да как вы… – злость закипела в моих жилах, и я невольно сжала руки в кулаки.
– К твоему сведению, уровень знаний в вашем лицее безбожно упал. Если ты хочешь стать действительно хорошим врачом или хотя бы поступить в медицинский, тебе надо усиленно готовиться. Раньше такие задания мы решали просто на уроках, а сейчас их сделали олимпиадными! Тебе по выпуску можно будет доверить только в регистратуре бабкам хамить! Но с этим ты справишься идеально!
– Вы просто завидуете, что мой отец – главврач, а вы – всего лишь фельдшер! – чисто теоретически, я понимала, что крупно пожалею о сказанном, но слова уже сорвались с моих губ, да и ситуация и без того патовая, так почему же ее не усугубить еще немного? Блин, какая же я дура!
– Поверь, Дмитриева, – на удивление спокойно ответил химик. – Я бы ни за что не стал бы возиться с бумагами, как твой отец, и смотреть на трясущиеся подбородки других важных шишек на собраниях и конференциях. Это все блажь. Его изредка вызывают на что-то стоящее, где он может вспомнить, для чего давал клятву. А фельдшеру достается то, за что твой папаша побрезговал бы взяться! Мы месим настоящую грязь. И порой именно от фельдшера зависит, доедет ли больной до твоего папочки живым.
«Школа злословия» вмиг прекратилась, а его слова эхом зазвучали в моей голове. На душе стало так противно, словно только что на моих глазах избили невинного котенка, с коим, наверно, подсознательно я ассоциировала себя. Отвратительно. Вроде хотелось, гордо задрав нос, обозвать его как-то обидно, а вроде хотелось и просто расплакаться…
– Только не вздумай тут разрыдаться, – брезгливо поморщил нос химик, а затем сунул мне какую-то потрепанную книжицу в руки. – Вот, это мои старые лекции. Считай, что олимпиадный сборник.
Рассеяно шмыгнув носом, я взяла тетрадку, случайно соприкоснувшись с химиком руками и отметила, что они сейчас просто раскаленные. «Значит, сердце холодное» – как-то вяло вспомнила я знаменитую поговорку и, чувствуя, что на глаза все-таки предательски наворачиваются слезы, вышла из кабинета.
К сожалению, в таком состоянии мне еще предстояло идти и репетировать КВН, который наш завуч решил устроить на Новый Год. Если честно, то больше всего сейчас мне хотелось утопить свое горе в паре стаканов столовского компота, но я уверенными шагами прошла мимо этого райского места и поднялась в святая святых нашего лицея – актовый зал. Именно здесь в свое время на небольшой, но очень нарядной сцене позорился абсолютно каждый ученик. И именно здесь меня ожидали мои «любимые» одноклассники.
– Димон, ты чего? Плачешь? – Аня тут же метнулась ко мне, даже не дав мне толком зайти за кулисы. – Что тебе сказал этот козел?
Хотелось разреветься прямо на ее плече и, как в детстве, нажаловаться, рассказать, что химик оскорбил меня до глубины души, но…
Так ли это?
Я не могла вымолвить и слова, потому что где-то в глубине души понимала, что он прав.
– Что-то я заболеваю, по-моему, – промямлила я в ответ и покосилась на Лидочку.
– Я тебя отмажу, иди, – Аня заботливо похлопала меня по плечу, и я, получив «благословение» подруги, поспешила ретироваться в то самое место, которое я двумя минутами раньше так бездумно проскочила.
Столовая встретила меня привычными божественными запахами. Как и было задумано, я купила себе два стакана компота и, сев на свое любимое местечко у окна, в самом уголке, принялась медленно наслаждаться вишневым «нектаром богов».
В принципе, я подозревала, что на душе от этого легче не станет, но попробовать стоило. После этого разговора остался такой гадкий осадок, что хоть волком вой!
Но напрягать слух наших чудесных поварих я не решилась, а потому открыла ту самую потрепанную тетрадку, которую мне вручил Дмитрий Николаевич и, немного ее полистав и положив на стол, сложила руки сверху и, уронив на них подбородок, закрыла глаза.
Чарующую черноту, которая мне снилась, испортил до омерзения знакомый голос:
– Надо было тебе сказать, что эти лекции следует читать. Ты в курсе, для чего вообще книжки нужны? – Дмитрий Николаевич, засунув руки в карманы брюк, стоял рядом со мной. – Но я, безусловно, польщен таким вниманием к своему предмету. Занимаешься, да с таким рвением!
Химик театрально поднял глаза к небу, и я опять поймала себя на мысли, что МХАТ потерял огромный талантище в лице нашего Дмитрия Николаевича. Невольно на ум пришла аналогия с Гитлером, рисунки которого в свое время кому-то сильно не понравились. Главное – не сообщить ему сейчас об этом вслух.
Отодрав заспанное лицо от тетрадки, я порадовалась, что во сне не роняла на нее слюни, а то химик гнобил бы меня по этому поводу всю оставшуюся жизнь!
***
Ужин дома проходил в привычно «домашней» обстановке. А это значит, чопорно, холодно и до озверения ну-у-у-дно! Мама вела себя нарочито строго и сдержанно, а это означало только одно – она чем-то недовольна. Чем, я даже не пыталась выяснить. Меньше знаешь – крепче спишь. Ну, а папа… А папы, как всегда, не было дома.
– Лидия Владимировна сегодня звонила.
Та-а-а-к. Понеслась.
– Марина, она спрашивала, все ли у нас в порядке!
– Я надеюсь, ты ей сказала правду? – проговорила я в ответ и тут же почувствовала испепеляющую силу маминого грозного взгляда. Жалко, братишки дома нет, он бы посмеялся.
– Ты скатилась до «троек»! Сегодня вы писали контрольную работу по химии. У тебя, конечно, самая высокая оценка, но это – «тройка»!
Я уже раскрыла рот, чтобы объяснить, какой же Дмитрий Николаевич козел, дал мне усложненный вариант, но тут же его закрыла, вовремя сообразив, что это для моей мамы вообще не аргумент, да и что это, собственно, могло изменить?
– И еще по биологии! Две «тройки» подряд! Марина, я не понимаю, ты решила довести нас с отцом? Мы в тебя столько вкладываем…
– Так. Стоп, – оборвала я ее душещипательный монолог и звонко ударила дном стакана с водой об стол. – По биологии?
– Да ты еще и не в курсе! – мама всплеснула руками. Это очень и очень плохо…
– Мама, поверь, я слежу за каждой своей оценкой, и по биологии у меня не было никаких «двух троек»!
– Значит, плохо следишь! – мама уже откровенно кричала. – Лидия Владимировна лично зачитывала мне числа, за которые они были поставлены! Все схватила в начале этой недели!
Меня переполняло негодование и непонимание, какого, простите, черта, Лидуся творит? А главное – зачем?!
– Мы приняли решение на время лишить тебя практики в больнице.
– Что? – выдохнула я. Практика – это единственное, что меня во всей этой дурацкой учебе радует.
– На то время, пока тебя будут готовить к поступлению, – отчеканила мама уже более спокойным голосом.
– Кто? Очередные репетиторы? – теперь голос повысила я. – Очнись, мама, я физически уже никуда не успеваю! Я не смогу разорваться!
– И не надо, – неожиданное спокойствие мамы просто бесило. – Ты будешь заниматься в школе. С Лидией Владимировной и Дмитрием Николаевичем. Под присмотром двух учителей, по усиленной программе.
Как будто веслом по голове огрели. Что за ересь она несла?!
– И чья, позволь узнать, это идея? – я старалась держать себя в руках, чтобы снова не заорать на маму. – Твоя?
– Нет, Марина, это идея Лидии Владимировны.
Это просто… Ох уж эта влюбленная ослица! Нашла все-таки, как получить внимание своего объекта обожания аж на несколько часов! Умно! То есть они будут вместе надо мной измываться! Просто шикарно! Что может сблизить мужчину и женщину больше, чем обоюдная ненависть к одному и тому же человеку! Хотя, химик, может быть, и не в восторге от всего этого.
– А Дмитрий Николаевич-то в курсе ваших замыслов?
– Марина, наши, как ты выражаешься, «замыслы», только для того, чтобы сделать из тебя человека! – мама обхватила рукой стакан, но даже не подняла его со стола. – Его пришлось уговаривать, но в итоге он согласился.
Кто бы сомневался. Еще и отказывался сначала. А потом согласился. Ну, подумать только! Какое одолжение!
– Я сыта по горло, мамочка, можно мне в свою комнату? – глаз я не подняла, а просто пялилась в свою тарелку. По-моему, для одного дня и так достаточно «пинков под зад». Не хватало еще увидеть победоносный блеск в глазах мамы.
Когда я оказалась в своей «крепости», я подошла к окошку и, уткнувшись в него лбом, сжала подоконник двумя руками. После всей этой нервотрепки хотелось послать всю свою «династию потомственных врачей» и пойти по стопам брата. Но, ослабив хватку на подоконнике, я подумала, что никогда не пойду против воли родителей. Уж с этим они постарались в моем воспитании на славу. Другие сказали бы, что у меня кишка тонка, но, признаться, я действительно не понимала, почему так просто сдаюсь.
Зато я четко понимала, что уроков с химиком-садистом и по уши в него влюбленной биологичкой мне не избежать.
========== Глава 6. О прекрасных каравеллах и реанимированных мечтах. ==========
Я завороженно смотрела, как тлеет сигарета в руке брата. Столбик пепла стал уже таким большим, что когда он поднес руку к губам, весь этот пепел отвалился и ровненько упал на асфальт.
– Тебе не обязательно стоять здесь со мной, – братишка выпустил облако сизого дыма в небо. – Мать в окошко увидит, будет нам с тобой мозги полоскать, типа травлю тебя и тому подобное…
– Может, меня успокаивает пассивное курение? – я непроизвольно шмыгнула носом. Похоже, простыла. Или это уже нервное.
– Может, тебе проще самой закурить? – Леша лукаво усмехнулся и протянул мне из кармана пачку «Ротманса».
Я только улыбнулась и тяжело вздохнула в ответ. Нет уж, спасибо, травить себя этой дрянью из-за чокнутой мамаши и предстоящих трех часов самых изощренных пыток я не собиралась. Как там говорилось? Побеждена, но не сломлена? Я снова шмыгнула носом.
– От носа-то есть что? – братишка последний раз затянулся и, потушив окурок об урну, выкинул его.
– Нет, – чувствуя свою нарастающую нервозность, я закусила губу и сунула руки в карманы пальто, сильно ссутулившись. – Нормально все.
– Не вешай нос, сестрица, – Леха размашистым движением растрепал мой аккуратный хвост на голове, превратив его в абсолютнейший хаос и, обхватив рукой, крепко прижал к себе. – Если твои преподы будут тебя сильно доставать – просто скажи мне и все.
– И что ты сделаешь? Кастрация? Прививка от бешенства? – я злобно усмехнулась.
– Пожму им руку в благодарность, кто-то же должен портить тебе жизнь, когда брата рядом нет… А то ты совсем расслабишься!
– Дебил, – буркнула я, отпихнув его от себя.
– Да ладно, макак, – снова прикосновение пятерни к моей «гриве» и привычное прозвище. – Садись в машину.
Подъехав к лицею, я заставила себя поверить в то, что смогу пережить этот день, и, умело нацепив маску полного безразличия, я попрощалась с братом и вышла из машины. Прежде чем зайти в это чистилище, я на мгновение остановилась, оглядев белое здание с зелеными наличниками. Странно это все. Вроде ничего страшного нет: ну, подумаешь, немного повздорила с химиком, подумаешь, дополнительные занятия с ним же и с нашей классной… Но почему тогда на душе такое гадкое тревожное чувство? Может, позвонить Лехе и попросить забрать к себе на работу, пока не поздно? Черт, тогда мама будет рвать и метать.
– Димон, чего стоишь? – подошедший ко мне Наумов вырвал меня из размышлений и, схватив за локоть, потащил ко входу. – Слушай, дашь историю списать? Я что-то не въехал, что там надо было сделать.
– Конечно, не вопрос, – вяло ответила я.
– Спасибо, Димон! Буду должен! – Наумов развернулся ко мне лицом и, указав на меня пальцем, добавил: – Услуга за услугу. Давай на русском спишу, ладно?
– Ладно, – так же безжизненно ответила я и принялась разматывать шарф, одновременно расстегивая пуховик.
Вручив тетрадку по истории своему однокласснику, я уселась за свое привычное место на первой парте и, в пол-уха слушая разговор Ани и Фани, задумчиво уставилась в окно.
Марина Викторовна, с которой у нас стояло сразу несколько уроков: два часа русского и два – литературы, присев за свой стол, выждала минутку, а затем, перегнувшись через него, тихо спросила:
– Дмитриева, на тебе лица нет, может, «по валерьяночке»?
Я, грустно посмотрев на улыбчивую темноволосую преподавательницу, тяжело вздохнула и так же тихо, как она, ответила:
– Лучше сразу водочки…
– Ну, ты скажешь тоже! Давай, мы бодры! Веселы, ну? Знаешь, какая сегодня веселая Лидия Владимировна? Как будто она перешла на препараты посерьезней своих успокоительных!
