Текст книги "Химия без прикрас (СИ)"
Автор книги: agross
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)
– Вы?
– Можно на «ты», – Евгений протянул мне руку, но я упрямо поднялась сама.
– И чего ты здесь забыл? – я постаралась произнести свое новое обращение к нему как можно брезгливее. Надеюсь, мне это действительно удалось.
– Тебя забыл, Марина. Поехали, Анна Сергеевна ждет нас к ужину, – Евгений… Нет. Женя, раз уж на «ты»… Женя развернулся ко мне спиной и открыл следующую лицейскую дверь, отойдя в сторону, чтобы меня пропустить вперед. А я прошла вперед и пыталась понять, почему, когда этот человек появляется в поле видимости, я совершенно сбиваюсь с толку? Я даже не знаю, как себя с ним вести. Лицемерить, наверное, так же, как и он, как и моя мама. Ведь напрямую просто поговорить о том, что творится вокруг, ни у кого смелости не хватало…
– Знаешь что? – глуповато прозвучало, моя смелость даже на мгновение дала трещину, но я постаралась взять себя в руки. – Это смешно, Евгений!
– Можно Женя, – он улыбнулся, что начало меня раздражать еще больше. Я чувствовала, как начала просто закипать!
– Прекрасно! Женя! Знаешь, Женя, это просто смешно! Ты же дал мне понять, что тебе все обо мне известно!
– Не совсем все, но многое, – уклончиво согласился юрист. – Думаю, если ты хочешь это обсудить, то подъезд твоего лицея – не самое лучшее место для этого.
– Ну и что, что ты там думаешь, ты… – злобно выпалила я, осознавая, насколько же это все глупо и по-детски звучит с моей стороны. – Женя, – снова повторила я, стараясь чуть успокоить себя. А этот мужчина все так же стоял напротив и улыбался своей милой улыбкой, смотря на меня с такой снисходительностью, будто на малое дитя.
– Ты хочешь поговорить?
Вторая дверь лицея с грохотом хлопнула и я, подскочив на месте, обернулась. Сердце в груди екнуло с ужасом, потому что прямо напротив нас стоял Дмитрий Николаевич, с непониманием глядя на Евгения. Молчание наше повисло в воздухе и, казалось, заполнило собой пространство. Хочу ли я поговорить? Вот сейчас, я думаю, самое время! Только мамочки моей еще не хватает. Чтобы был полный, так сказать, комплект.
– Что здесь происходит? – Дмитрий Николаевич нарушил тишину первым. Немного угрожающе прозвучало, но, на мой взгляд, то, что нужно.
– Добрый вечер, меня зовут Евгений Викторович, я друг Марининой семьи и юрист ее родителей.
– Рад за вас, – с привычным цинизмом ответил Лебедев. – И что вы здесь забыли?
– Надо же, вы даже выражаетесь одинаково, – негромко восхитился Женя, а потом, опустив руку, которую Дмитрий Николаевич так и не пожал, засунул ее в карман брюк. – Я за Мариной, отвезу ее домой, к ужину. Анна Сергеевна ждет.
После заветных слов, коими являются имя и отчество моей родительницы, Дмитрий Николаевич выпрямил спину и уже с откровенной злостью взглянул в лицо юристу, который все еще улыбался, правда, уже не так уверенно. А я до сих пор находилась в откровенном ужасе. Я же так и не рассказала Лебедеву о Евгении. Наверное, все-таки стоило поделиться, как и рекомендовал Паша. Но, черт возьми, почему я этого не сделала, я и сама не знаю.
– Дмитриева, вы знаете этого человека? – холодно спросил химик, взглянув на меня. Я угрюмо кивнула, стыдясь даже поднять взгляд. – Я, как преподаватель, могу быть уверен, что он отвезет вас домой? Потому что я его вижу впервые.
– Да, Дмитрий Николаевич, – выдохнула я, а потом все-таки подняла на него глаза. Сложно было понять его чувства, потому что он снова нацепил свою привычную маску безразличия, которую так умело носил.
– В таком случае, – в голосе лед. В глазах – тоже. – Раз Анна Сергеевна ждет…
Дмитрий Николаевич сдержанно кивнул, прощаясь с Евгением, и ушел, так больше на меня и не взглянув. А я почувствовала противный ком в горле от нарастающей внутри безысходности.
– Идем, – почему-то голос Жени прозвучал довольно устало, но тогда я этому особо значения не придала. Мне хотелось развернуться, догнать Дмитрия Николаевича, поговорить с ним, извиниться…
Но, ощущая во рту отвратительный привкус собственной беспомощности, я волочила ноги за юристом, к школьным воротам. Когда он остановился около дорогущего джипа и галантно открыл мне дверь, мне ужасно захотелось пнуть машину ногой. А потом и Евгения. И еще разок машину можно. Кто бы сомневался, что денег у этого обворожительного улыбчивого засранца – попой жуй!
Но, в который раз заткнув свою гордость за пояс, я села на соседнее с водителем сиденье и, отвернувшись, стала наблюдать за дорогой, мысленно себя проклиная за малодушность и привычку все держать в себе. Прошло уже гораздо больше тех двадцати минут, что занимает дорога до моего дома от школы на машине, но я начала беспокоиться тогда, когда Евгений проехал нужный поворот.
– Куда ты меня везешь? – мне не хотелось выдавать своего испуга, но он так отчаянно рвался наружу, что притвориться храброй и гордой сейчас было сложно.
– К тебе домой, – просто ответил Женя, но уже без улыбки. Он был сосредоточен на дороге, и лицо его выражало предельную строгость. На минуту я подумала, что, наверное, это и есть его истинное, настоящее лицо. А та улыбка – это все для публики. – Только сначала заедем кое-куда.
– Дмитрий Николаевич запомнил тебя в лицо! – предостерегающе проговорила я.
– Не очкуй, в лес не повезу, просто поговорим, – усмехнувшись, ответил он, а я приподняла брови, услышав совсем другие слова, абсолютно не вязавшиеся с тем Евгением, который так мило улыбался в доме моих родителей.
Словно ощетинившись, я, испуганная, старалась внимательно запоминать дорогу. Да, этот человек в последнее время постоянно ошивался у нас дома. Да, я знаю, с какой целью… И, да, родители ему полностью доверяют. Но ведь у взрослых принято играть в игры? Так вот, мне кажется, что Евгений – превосходный игрок.
Остановившись у темного переулка, Женя заглушил двигатель и, обойдя машину, открыл мне дверь.
– Я никуда не пойду, – буркнула я, недоверчиво вглядываясь в темноту переулка.
– Около кафе машины ставить нельзя, а у этого переулка – можно.
– Мы в кафе?
– Только если у тебя нет других предложений, – развел руками Женя, и я медленно вышла из машины, тут же поплотнее запахивая плащ.
Кафешкой оказалась маленькое уютное помещение с приглушенным светом и атмосферой, настраивающей либо на нереальную романтику, либо на душевные разговоры. Мне бы очень здесь понравилось, будь я в компании с кем-нибудь другим.
– Только не говори мне, что ты собрался мне здесь предложение делать, – без стеснения выпалила я, забирая из рук удивленного официанта меню. Женя, ничуть не удивившись моему предположению, лишь криво усмехнулся, но не так доброжелательно, как обычно, а нагло и смело. Меня до сих пор не покидало чувство, что я нахожусь рядом с совершенно другим Евгением.
– Я не идиот, Марин, я прекрасно все вижу, – серьезным тоном ответил он, пододвинул ближе к себе пепельницу и, достав из пиджака пачку сигарет, предложил одну мне: – Будешь?
– Благодарю, травись в одиночку, – грубо ответила я, а потом наблюдала, как он прикуривает и делает несколько тяжелых затяжек подряд. Жадно, будто не курил очень-очень давно.
– Угомонись, я тебе зла не желаю.
– Откуда мне знать? Я о тебе вообще ничего не знаю! Может, тебя вообще не Евгением зовут! Мама в курсе, что ты куришь? Потому что я сомневаюсь, что она одобрит курящего жениха!
Лицо Евгения скривилось в улыбке, а глаза нахмурились, видимо от услышанного только что слова. Он самозабвенно выкурил почти пол сигареты, и только потом ответил.
– Тогда тебе не стоит говорить, что твой драгоценный учитель курит, – с усмешкой сказал он, а я, моргнув, резко встала, намереваясь сейчас же уйти. Я сыта по горло. Почему я сразу не ушла за Лебедевым? Почему поперлась за этим упырем?! Но властный голос Евгения меня остановил.
– В твоих интересах лучше остаться, – он сказал это и, раскрыв меню, начал его изучать. – Здесь очень вкусный глинтвейн, рекомендую.
– Евгений, как вас там по батюшке?! Прекратите паясничать. Что ты от меня хочешь?!
– Я думал, ты в курсе.
– Да, мама сообщила мне, в тот обед, что ты приехал свататься!
– Ну-у-у, – протянул Женя и, быстро заказав два глинтвейна у подошедшего официанта, докурил сигарету и затушил ее. – Не самое подходящее слово… Скажем так, твоя дорогая мама предложила мне познакомиться с тобой, двусмысленно намекая, что дитятко ее же совсем на выданье и творит такие страсти, прямо жуть! Про химика твоего рассказала, сокрушалась, говорит, боюсь, совратил он девочку мою!
Я замерла, слушая его и не понимая, на чьей стороне этот горе-юрист. Если бы мама сейчас его услышала, думаю, она бы его просто посадила бы на кол! Не знаю, как, но таких женщин, как моя мать, злить опасно.
– А потом опять начала петь, что девочке ее нужен кто-то, кто и позаботиться бы смог, и приласкать… – продолжал тем временем Женя, а потом снова достал из пачки сигарету. – Извини, весь день не курил. Надо же поддерживать свое амплуа, – горько усмехнулся Женя и прикурил вторую сигарету. – Признаться, я был наслышан о тебе еще до этого разговора. Такая, мол, лапочка-дочка, отличница, умница, будущий главврач растет! И был мало удивлен, что у такой лапочки-дочки такие извращенные предпочтения. В тихом омуте, как известно…
– Мои предпочтения можно было бы назвать извращенными, если бы я предложила бы тебе сейчас отправиться к Лебедеву и не уезжать, – после повисшей паузы, едко процедила я сквозь зубы. – Разница в возрасте – это не извращение.
– Мне нравится ход твоих мыслей, – Женя противно улыбнулся. – То есть, ты даже не воспринимаешь тот факт, что он – твой преподаватель. Сразу про возраст заговорила, – я только хотела ответить еще что-нибудь по этому поводу, как Женя приподнял указательный палец, призывая сохранять тишину. – Сейчас я говорю. Так вот… Не скрою, ты меня заинтересовала. Но есть две причины, по которым меня нельзя назвать твоим женихом де-факто.
– И? – нетерпеливо добавила я, потому что этот паршивец снова стал дымить, остановив свой пламенный монолог.
– Первая. Твой отец – отличный мужик, с ним хорошо работать. И, кстати, он не в курсе, какие у твоей мамы планы на меня. Но увидеть в лице своей тещи своего начальника, да и еще и твою маму… – Женя выразительно округлил глаза, а я не сдержала нервный смешок.
– Убедительно, но не очень. А вторая? – тише и уже спокойнее спросила я.
– Я не насильник, а сейчас не средние века, чтобы выдавать по предварительному сговору. Речь даже может идти не о свадьбе. Я прекрасно вижу, что интересую тебя, возможно, чисто внешне, а внутренне – только отталкиваю.
– Ты себе льстишь, – тут же вставила я, нехотя понимая, что он, скорее прав, чем нет.
– Не думаю, – снова ухмылка. – Ну, а увидев, как ты смотришь на своего учителя, не сложно догадаться, что нет смысла тебя пытаться переубедить. Да и он… Думаю, ему сейчас очень и очень плохо, – сказав это, он так гадко рассмеялся, что когда официант поставил передо мной глинтвейн, мне захотелось выплеснуть напиток Евгению в лицо.
– Ты, блин, сам дьявол во плоти…
– Ну, нет, Марин, не утрируй, – успокоившись, он отпил немного из своего бокала и облизнул губы. – Отличный, правда, попробуй! Я в выпивке разбираюсь!
Послушав его совета, я сделала небольшой глоток глинтвейна и тут же с неудовольствием отметила, что напиток и правда превосходный. Тепло мгновенно приятно растеклось внутри. Но хвалить его выбор я не стала. Обойдется.
– Тогда к чему это все? Давай ты просто объяснишь моей маме, что не хочешь, передумал, не твое…
– Ну, не-е-ет, – Женя переплел пальцы и задумчиво взглянул в мое лицо. – Знаешь, что тебя так раздражает во мне?
– Навязчивость! М-м-м. Нет, лицемерие… О, нет, я знаю, ложь? – нагло ответила я, совершенно не собираясь останавливаться, но Женя меня перебил.
– Тебя раздражает во мне то, что мы с тобой похожи, как две капли воды. Мы с тобой в одной лодке. Мы с тобой оба в этой игре слишком малозначимые фигуры, чтобы остальных заботило наше мнение. И нам с тобой постоянно приходится выкручиваться. И, возможно, когда-нибудь, когда мы вырвемся в «дамки» и обретем свою свободу, нам обоим больше не надо будет играть роли, которые нам так отвратительны.
Я замерла, и, кажется, похолодела. Этот человек, был настолько прав! Во всем, начиная с этого чертового божественного глинтвейна и заканчивая этим странным, но таким точным описанием моего каждодневного времяпрепровождения.
– Играть в любовь я не смогу, – твердо ответила я, совершенно не представляя, как можно было бы разделиться «на два фронта».
– Я и не предлагаю, – спокойно ответил Женя и, откинувшись на спинку кресла, оценивающе взглянул на меня. – Я хорошо зарабатываю и, признаться, пока не готов расстаться с той работой, которую имею. Ну, а тебе надо ослабить петлю на шее, которую твоя мамочка затянула крепче некуда. Я не предлагаю никаких сделок, не предлагаю никаких условий. Просто я хочу, чтобы мы с тобой научились как-то сотрудничать и уживаться. Возможно, где-то сыграть. Не любовь, нет, но, хотя бы, симпатию. И, чтобы она выглядела искренней, я и решил быть с тобой честным и прислушаться к твоему мнению. Ведь таким, как мы, этого очень не хватает, правда?
Меня словно оглушили. Хотелось, конечно же, как всегда спокойно все обдумать, не рубить с плеча, разобраться… Но мне казалось, что плюсов здесь гораздо больше, чем минусов. А потом, я взглянула в темные, почти черные глаза Жени и медленно кивнула.
– Думаю, ты прав.
– Рад, что мы нашли общий язык, – он растянул губы в улыбке, а потом достал из кармана вибрирующий мобильный телефон. – Легка на помине. Да, Анна Сергеевна, прошу прощения, мне следовало предупредить… Мы с Маришкой решили немного прогуляться и заболтались… Скоро будем у вас, не беспокойтесь!
Нажав кнопку сброса, он лукаво взглянул на меня, а потом тихо добавил:
– Вот так!
========== Глава 26. О детских воспоминаниях и взрослых ошибках. ==========
Ужин проходил чинно, спокойно, и на первый взгляд даже не скажешь, что изнутри меня так разрывало от противоречий, что хотелось просто убежать, схватившись за голову, на ходу крича во все стороны проклятия. Вот так, сидит перед тобой человек, потягивает чай, отламывает серебряной ложечкой пирог, а в душе бушует жуткий смерч, сметающий остатки здравого смысла ко всем чертям.
Но я даже заставила себя сесть рядом с Евгением, пару раз ему мило улыбнуться и посмеяться над его шутками. Я будто пробовала на вкус свою новую роль. Пыталась понять, каково это будет, играть по его правилам? И каким будет со мной Женя? Получится ли у меня так же ловко блефовать, как и у него?
Признаться, мне было откровенно страшно, потому что я не знала, не понимала, я искренне боялась этого человека, оказавшегося двуличным лицемером. Но, похоже, что он был со мной достаточно честен и искренен, а потому мне надо было хотя бы попытаться… Ведь, если подумать, я действительно такая же двуличная лицемерка, как и он.
Но Евгений, словно чувствуя мой страх по отношению к нему, не «давил» и не проявлял настойчивость. Он старался держаться так, чтобы мне было комфортно, и в то же время то и дело кидал на меня заинтересованные взгляды. Так что, когда ужин подошел к концу, я вполне искренне захотела проводить Женю. Возможно только для того, чтобы убедиться, что все наше поведение действительно было фальшей.
– Ну, не так страшно? – улыбаясь, проговорил Женя, стоя рядом со мной в лифте.
– Я пока не очень поняла, страшно или нет, – честно призналась я.
– Ничего, ты и к этому привыкнешь, – ответил Женя, пропуская меня вперед, когда двери лифта открылись. – Ты способная. Твои родители, сами того не зная, вырастили очень опасного человека.
Весенние вечера постепенно становились все теплее, но все равно почему-то хотелось закутаться с носом в широкий платок, наброшенный на плечи. Дойдя до его джипа, я невольно остановилась чуть позади, задумчиво глядя, как Женя снял машину с сигнализации и развернулся ко мне лицом, довольно улыбаясь. Он выглядел уставшим, и в голове вдруг промелькнула мысль: как он сам-то относится ко всему этому? У меня давно голова пухнет от собственной лжи, а как с этим справляется он? Вся взрослая жизнь на этом и строится? На взаимовыгодной актерской игре? В таком случае, я хочу остаться ребенком навсегда.
– Твои окна выходят в другую сторону, не обязательно было меня провожать.
– А мне просто захотелось, – как-то по-детски пробурчала я.
– Хочешь, прокачу? – вдруг предложил он, а я даже отпрянула на шаг назад.
– Зачем? – недоверчиво спросила я. – Нет, Жень, я правда не хочу. Я, знаешь, лучше буду притворяться. Я люблю его, Жень.
– Ты можешь мне доверять, – серьезно ответил он. – Я не обманываю тех, кто со мной сотрудничает.
– И мою маму тоже?
– Всех по-своему, – улыбнулся он. – Все время приходится оправдывать ожидания окружающих.
– Нет, Жень, спасибо, но… Нет.
– Дело твое, – по голосу можно было предположить, что он ничуть не расстроился. И я, посчитав, что все сделала правильно, отправилась домой, чтобы хорошенько обдумать и подготовиться к неминуемым объяснениям с Дмитрием Николаевичем. Потому что я с большим трудом сдержалась, чтобы не попросить Женю отвезти меня к моему химику. Не уверена, было бы это верным решением, но побороть этот соблазн было ужасно сложно.
***
Из-за размышлений о своем безвыходном положении заснуть удалось ближе к утру. Я почти всю ночь ворочалась с боку на бок, размышляя, что он делает прямо сейчас? Почему он ничего не написал? Я… Я все испортила?
Господи, почему у меня все через одно место?! Почему нельзя просто влюбиться, просто быть вместе? Без осуждающих взглядов вокруг, без скандалов?
– Марина?
Мамин взволнованный голос раздался наяву и прямо в моем сне одновременно. Но затем, постепенно замещая собой все фантастические абстракции видимой мною картинки, мое имя, исполняемое практически на распев маминым голосом, наконец, вырвало меня из нежных объятий Морфея.
– Марина! Да сколько можно?!
– Да, мам, что такое? – я практически подскочила на кровати, понимая, что мама кричит уже довольно давно, а я просто сплю, не обращая на нее внимания.
– Так, на столе завтрак, в прихожей, на тумбочке я оставила тебе деньги. Мы с отцом уезжаем на конференцию, нас не будет четыре дня, – мама говорила предельно строго. А я не сразу поняла, о чем именно она мне говорит. – Марина, на меня посмотри, – велела мама, и я подняла на нее заспанные глаза.
Ее лицо было практически искажено недовольством. Но работа же в нашей семье на первом месте, так что, ясно, как день, она не владеет ситуацией. Она может только давить, давить, душить… Но она действительно бессильна, и ей остается только надеяться, что за все это время у нее получилось повлиять на меня в достаточной степени.
– Если ты вздумаешь что-нибудь учудить, то я об этом все равно рано или поздно узнаю, – выбрала запугивание… Даже интересно. – Евгений будет к тебе заходить после работы, будь добра, позаботься о том, чтобы накормить его. Как мне показалось, вы смогли найти общий язык и вроде понравились друг другу? – чуть смягчилась мама. Ох, мамочка, этот твой Евгений – подлый лжец, и, да, мы с ним нашли общий язык.
– Да, он достаточно милый, – я постаралась говорить непринужденно. Удивительно, но у меня вроде даже получилось!
– Вот и хорошо! Я сказала ему, чтобы он не стеснялся и приходил, а он заверил, что вы с ним договоритесь… Марина, и голову не теряй, будь добра, мне пока внуки не нужны, а тебе еще в институт поступать!
– О, Господи, мама! – закатив глаза к потолку взвыла я, а затем закрыла лицо руками.
– Ты меня поняла, – строго произнесла она, а потом, натянув на лицо улыбку, обняла меня и поцеловала. – Пожалуйста, не заставляй меня в тебе разочаровываться. В очередной раз.
Судя по всему, дома я осталась абсолютно одна, и папа, скорее всего, подхватит ее по дороге с работы. Так что, первым делом взяв в руки телефон, я отправилась на кухню и, бездумно запихивая в рот все съедобное, что попадалось под руку, я набрала Дмитрия Николаевича.
Но вызов сбросили, а после Лебедев прислал сообщение, в котором говорилось, что он сейчас на смене. Подняв глаза к кухонным часам, я с недовольством поняла, что проспала почти до полудня. Значит, если это не сутки, смена закончится ближе к вечеру. Меня и так сжирала совесть и, похоже, придется еще целый день мучиться.
«Нам надо поговорить. Во сколько ты заканчиваешь?»
Отправив сообщение, я снова принялась за еду. Бутербродик, еще один… Я невольно вспомнила эти вечные бутерброды с сыром, которыми меня частенько кормил Лебедев, и улыбнулась. Ответ не приходил долго. Это не из-за того, что он злится. Просто он занят. С чего я вообще взяла, что он злится? Я же не успела ничего объяснить, он ведь не будет накручивать, как я. Он же прекрасно понимает, что я ничего не могу сделать. Наливая вторую чашку кофе, я поняла, что терпение у меня отсутствует напрочь: я пила кофе, машинально выдирая распустившиеся ниточки из кружевной салфетки.
«После девяти. Что-то случилось?»
Когда телефон нажужжал, я бросилась к нему, как умалишенная, и, прочитав сообщение, сразу стала строчить ответ.
«И нет, и да. Я расскажу тебе. Я могу сегодня остаться у тебя?»
И, отправив ответ, я снова перешла в режим ожидания. Но на этот раз он затянулся. Завтрак мой, по времени больше походящий на обед, превратился в бездумное поглощение съестного, телефон упорно молчал, а уровень моего самоедства поднялся до небес. Умом я понимала, что надо себя чем-то занять – тогда, если время не пролетит быстрее, то хотя бы я смогу себя хоть чем-то отвлечь. Ну, хотя бы попытаться. Но я, подтянув ноги на табуретку и обняв их, на манер Васнецовской «Аленушки», склонила голову, буравя взглядом телефон и практически заклиная его, чтобы поскорее пришел ответ.
Но после того, как прошел час, а за ним пошел второй, мне показалось, что как-то глупо будет просто просидеть весь день, ожидая ответа от химика. В конце концов, он на смене, а работать на скорой – это не секретарем сидеть. Мало ли к кому их вызвали.
Пока я мокла в ванной, стоя под струями горячей воды, в квартире раздался звонок в дверь. Пришлось бежать открывать, накинув на влажное тело халат и убирая с лица мокрые насквозь пряди волос. Кого еще принесло? Если это Евгений, я его прибью. Честно говоря, я понятия не имела, работает ли он по субботам или нет. Настроение, и без того болтающееся на нуле, грозило упасть еще ниже.
Но, открыв дверь, на пороге я обнаружила вовсе не Женю. Насмешливо улыбаясь, засунув руки в карманы ветровки, в квартиру зашел Леша и потрепал мои волосы, отчего с них посыпались брызги.
– Мама приказала за мной следить? – недовольно спросила я, зачесывая снова волосы назад.
– Нет, я просто так зашел, проведать тебя и поесть. Ты что-то пропала, вот, испугался, что маман тебе совсем мозги промыла.
– Промыла, Лешенька, даже жениха подобрала.
Судя по удивленному лицу брата, он от этой новости был действительно в шоке. Но, не найдя, что ответить, бросил куртку прямо на пол и прошел на кухню. Я наклонилась, чтобы поднять ее, но, замерев с вытянутой рукой, подумала, ну и черт с ней, пусть валяется. Тошнит уже от всего…
– Ты уже помылась?
– Нет, – крикнула я в ответ, переступая и через брошенные кое-как кроссовки брата. Вроде воспитывали, воспитывали родители, а в итоге вон – сплошной протест. Похоже, что у него этот протест распространяется на раскидывание вещей, а у меня на взрослых мужчин-учителей…
– Иди, я поесть приготовлю, – бросил Лешка с кухни, и я, пожав плечами, подумала, что ладно, обед, так обед. Пусть и завтрак мой закончился минут десять назад. Все лучше, чем таранить глазами телефон.
Завершив все водные процедуры, сидя с братом на кухне и поедая макароны, сваренные им, я недовольно хмурилась, молча тыкая вилкой в еду. В какие бы дебри мои мысли не забредали, в итоге все они возвращались к одному человеку, который упорно не хотел отвечать на мое сообщение.
– И кто этот жених? – с набитым ртом поинтересовался брат.
– Мамин и папин юрист, – я положила вилку на стол, понимая, что больше в меня еды не влезет.
– Женек что ли? – удивленно поднял брови Леша.
– Ты его знаешь?
– Да, мы знакомы, – неопределенно ответил брат. Меня сразу начали мучить сомнения, с каким именно «Женей», знаком он? В курсе ли, какой он на самом деле человек? Брат внимательно за мной наблюдал, настороженный моей реакцией и, судя по всему, Леша, скорее всего, знаком с «настоящим» Женей. Следующие его слова это только подтвердили. – Не самый лучший кандидат в женихи, уж лучше твой Лебедев.
– Конечно, Лебедев лучше! – тут же выпалила я, но потом взяла себя в руки. – Почему ты так говоришь?
– Потому что Женек – превосходный юрист, но как человек… Девчонкам с ним следует быть очень осторожными, он не особо считается с представительницами… – Леша очень аккуратно подбирал слова, что говорило о том, что он боится в чем-то проговориться. Признаться, меня не сильно волновали похождения Евгения. Меня вообще почему-то все вокруг ужасно злило: родители, снова куда-то укатившие и скинувшие на меня своего кандидата в мои ухажеры, брат, сваривший безобразные макароны, Лебедев, такой весь из себя обалденный и молчаливый, зараза, как партизан!
– В общем, ты лучше держись от него подальше, – осторожно заключил брат.
– Спасибо за заботу, – процедила я в ответ, встала из-за стола и, оставив удивленного Лешу в одиночестве, ушла в свою комнату.
Только спустя несколько минут, пока я в окончательно испоганенном настроении лежала на кровати, я поняла, что оставила телефон на кухне. Конечно же, братишка не станет ни листать историю вызовов, ни сообщения, но даже если бы и стал – пусть. Мне уже все равно. Я глупая безвольная кукла, без права голоса и без собственного мнения. Я уже давно должна была привыкнуть, что даже чертов шампунь мне выбирает мама.
– Макак, аппарат жужжит!
В следующую секунду я сорвалась с места с такой скоростью, что мне позавидовал бы любой спортсмен, а наш хамоватый физрук сразу безоговорочно поставил бы мне пятерку по всем нормативам! Я спешила так, что даже споткнулась на лестнице, благо, что мой нос и зубы остались целыми и невредимыми.
В дверях кухни я увидела удивленного Лешку и, сразу же вырвав из его рук телефон, с нетерпением открыла сообщение. Но оно оказалось вовсе не от того человека, которого я ждала.
«Ты будешь дома в восемь? Я заканчиваю около семи»
Как-то я упустила тот момент, когда Женя перешел на такое общение, будто мы уже лет десять живем вместе. Хотелось запульнуть телефоном куда-нибудь в район несущей стены, но, разумно решив, что ответ Лебедева хочу увидеть больше, чем разбившейся агрегат, я начала набирать ответ Евгению.
«Вообще-то у меня на сегодня были другие планы. Может, перекусишь где-нибудь в городе?»
И, практически пихнув телефон Леше, все это время молча стоявшему передо мной, я, злая, словно фурия, и расстроенная до слез, снова отправилась в свою комнату. Но на этот раз начала торопливо одеваться, а не валяться на кровати. Надо проветриться, а то сгнию в собственных мыслях.
– И куда это мы намылились? – братишка появился в коридоре, когда я уже натягивала обувь, хитрым взглядом провожая каждое мое импульсивное движение. Злость во мне возрастала с сумасшедшей скоростью. Даже шнурки ботинок я затянула чересчур сильно, больно сжав ногу, так что недовольно цокнув языком, я принялась их перевязывать.
– Гулять, – бросила я, ослабляя шнуровку.
– Макак, я-то тебе ничего не сделал, можно и повежливее.
На миг мне стало стыдно перед братом, ведь в данный момент я срывала свой гнев на первом попавшемся человеке, а именно – на самом дорогом друге – моем брате.
– Прости, – виновато проговорила я и стыдливо опустила голову. – Что-то я сама не своя…
– Ладно, прекращай психовать и дуй уже к своему «Айболиту». Чтобы в десять была дома.
– Фиг тебе, на ночь не жди, – я улыбнулась и показала брату язык.
– Совсем от рук отбилась! – Леша закатил глаза и, вытолкав меня за порог, пообещал названивать ночью каждые пять минут, после чего захлопнул дверь перед моим носом, даже не дав мне возможности как следует возмутиться.
Настроение немного улучшилось, правда, ненадолго. Как только я вышла на улицу и огляделась, вдруг поняла, что не имею никакого понятия, зачем, собственно, вообще я покинула квартиру и в каком направлении теперь мне следует выдвигаться, ведь Дмитрий Николаевич по-прежнему молчал.
И в таком же тягостном и одиноком молчании я провела еще некоторое время, пока ноги сами не привели меня к пустующей детской площадке. Сбоку, на скамейке, был слышен громкий смех парней и девчонок, которые по своему возрасту были близки скорее ко мне, чем к тем, кому эта самая площадка, по идее, предназначалась. И я присела на качели, справедливо рассудив, что вряд ли так поздно найдется кто-то желающий на них покачаться.
Слегка оттолкнувшись от земли, начала раскачиваться, постепенно набирая высоту. В памяти тут же всплыли счастливые детские воспоминания, как будучи маленькой девочкой я играла на этой площадке, качалась на этих же самых качелях…
Пальцы крепче сжали железные прутья, и старая краска под ними хрустнула, прилипнув к влажной руке. Подав корпус вперед, я постаралась раскачаться еще сильнее. Выше, еще выше…
Помню, когда качалась здесь после школы, лет десять назад, я смотрела на крыши стоящего впереди дома и представляла, что стоит мне отпустить руки, и я взлечу наверх, как самолет, и улечу далеко-далеко! Прямо к папе на работу! И он увидит меня и уйдет пораньше, чтобы вместе со мной летать над городом…
Я грустно хмыкнула, посмотрев вверх, на крышу девятиэтажки, которая когда-то казалась мне настоящим небоскребом, за которым ненавистная «работа» прячет моего папу.
А ведь один раз я попыталась. Отпустила руки… И полетела носом в землю. И уже через час я была счастливым обладателем гипса на руке, сотрясения мозга… И папы. На целых два дня. Конечно, над городом не полетаешь особо со сломанной рукой, но я была настолько счастливой!
Надо же, я ведь сама не заметила, как из умного и предприимчивого ребенка превратилась в послушную лицемерку, которая потеряла самое главное – способность бороться. Вместо этого я научилась приспосабливаться. Во всем приспосабливаться. Этакая мимикрия взрослой человеческой особи, чтобы не свихнуться от разочарования в жизни.
Краска под пальцами снова приятно хрустнула и слегка осыпалась на рукав. А что, если это и правда работает? Сломанная рука десять лет назад не показалась мне большой жертвой, чтобы привлечь к себе папино внимание. А какая жертва должна быть сейчас? Что надо сделать такое, чтобы мои родители смогли бы ко мне прислушаться? Чем надо пожертвовать, чтобы они выслушали меня и, самое главное – услышали?! Что, черт возьми, должно произойти?!
