Текст книги "Химия без прикрас (СИ)"

Автор книги: agross

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

– Своими выходками! – она подтолкнула меня в спину и, закрыв дверь в мою комнату, пошла следом. Но перед гостиной вдруг остановилась, резко развернулась и тихо, очень тихо, но очень участливо попросила меня: – Пожалуйста, постарайся быть милой.

Я нервно сглотнула и неторопливо кивнула, давая понять, что как зайду в гостиную сразу же превращусь в олицетворение всего самого милого, доброго, пушистого…

Застыв на пороге, я, рассматривая сидящих за столом, не сразу поняла, в чем же важность этого обеда. Папа, отодвинув чистую тарелку в сторону и разложив на ее месте бумаги, обсуждал написанное на них с незнакомым мне черноволосым мужчиной, который, водя по бумагам ручкой, периодически останавливался на той или иной строчке и зачитывал ее вслух. Больше за столом никого и не было. Важный обед с папиным коллегой? С ума сойти просто! Вот это да! Господи, а я-то думала!

– А вот и мы, – немного громче, чем следовало, сказала мама, дабы обратить на нас внимание мужчин. Папа, оторвав взгляд от бумаг, расплылся в милой улыбке, а молодой человек с интересом на меня посмотрел. Он слегка затянул галстук на шее и, пригладив рукой черные волнистые волосы, мило улыбнулся.

Та-а-а-к. Что здесь происходит?

Наверное, весь мой вид и выражал эту так и не высказанную мысль, потому что мама взяла меня за руку и потянула к столу, чтобы я подошла ближе.

– Это моя дочь, моя гордость, – улыбаясь, говорил папа, а молодой человек привстал и протянул мне руку.

– Евгений, – представился он, и я нерешительно протянула ему свою руку для рукопожатия. Ладонь Евгения оказалась удивительно холодной, а рукопожатие – крепким.

– Марина, – выдохнула я, не вполне понимая свою роль в этом «ва-а-а-жном мероприятии».

– Евгений – наш юрист, он работает с нами уже больше пяти лет, – проворковала мама, расставляя блюда на стол. – Тебе в будущем тоже предстоит с ним работать.

– А, круто, – не подумав, ляпнула я, чем моментально вызвала снисходительную улыбку на губах Евгения. Но, поймав строгий взгляд матери, я попыталась взять себя в руки. – В смысле… Я хотела сказать…

– Все в порядке, – спокойно проговорил Евгений и сел на стул.

– Давайте отложим все наши дела и, наконец, пообщаемся! – мамино напускное благодушие слегка раздражало, хотя, казалось бы, к нему можно было давно уже привыкнуть. Похоже, что все присутствующие чувствовали себя ужасно неловко, кроме, пожалуй, Евгения. Он, как ни в чем не бывало, взял со стола салфетку, обезоруживающе улыбнулся моей маме, а затем повернулся ко мне, видимо, чтобы и со мной полюбезничать.

– Марина, – незаметно толкнув меня ногой, прошипела мама. До меня не сразу дошло, что именно ее не устраивало, а потом, я поняла, что сижу, нахмурив брови и подозрительно сощурив глаза и наблюдаю за действиями семейного юриста с таким видом, будто жду, когда он выкинет что-нибудь обескураживающее.

Но Евгений просто взял в руки вилку и нож и принялся за лазанью, дивный аромат которой наполнил собой гостиную. Папа с мамой тоже принялись за трапезу, так что мне была предоставлена возможность внимательно рассмотреть окружающих и попытаться сообразить, какова же цель этого «ва-а-а-жного мероприятия»?

– Евгений блестяще закончил юридическую академию и до нас уже имел кое-какой опыт работы с медицинскими организациями, – заворковала мама, а я, наконец, нашла, за что мне уцепиться.

– То есть вы юрист именно шестьдесят седьмой больницы? – я постаралась изобразить самую строгую и серьезную мину, на которую только могла быть способна. Но, казалось, Евгения это едва ли волновало. Он совершенно спокойно взглянул мне в глаза и лениво растянул тонкие губы в любезной улыбке. Бьюсь об заклад, это его «фирменное» выражение лица.

– Мы с вашим отцом работаем вместе уже довольно давно и не раз решали различные вопросы, касающиеся не только больницы.

– Да что вы говорите! – притворно воскликнула я. – И какие же, например?

– Марина! – в очередной раз прошипела мама.

– Мне правда интересно! Мам! – я больше не могла сдерживаться. Что это за спектакль? С какой целью он устроен? Что мои дорогие родители от меня хотят? И на кой-здесь этот чертов Евгений?!

– Пара дел гражданского характера, кое-какая административка… – совершенно не обращая внимания на мой вызывающий тон и мамино негодование, ответил юрист.

– Иск в обвинении во взяточничестве, – голос отца показался мне немного суровым. Я тут же насупилась, вспомнив, как какой-то чокнутый мужик пытался оклеветать папу, с целью сместить его с поста главного врача.

– Это было пустячное дело, совершенно не требующее каких-либо усилий, – сказал Евгений и отправил в рот кусочек лазаньи.

– Да, но для нас оно было важным, – абсолютно серьезно произнесла мама, а я снова задумалась. Слухи об этом обвинении дошли даже до меня. Что о многом говорит. Потому что в нашей семье принято все ото всех скрывать и разбираться во всем самостоятельно.

– Я рад, что смог помочь вам, – добродушно ответил Евгений и с теплотой взглянул на меня. А я все так же с недоверием рассматривала своего нового знакомого и никак не могла понять, что же он за птица такая? И с какой целью мне устроили сегодня с ним знакомство? Ведь ясно, как день, что мероприятие это важно только из-за присутствия этого человека.

– Мариночка, Евгений уже давно в курсе почти всех наших семейных дел и готов сорваться на помощь в любую минуту! – мамин выразительный взгляд не смог бы понять, наверное, только полный кретин. Но сдерживать себя уже просто не было сил. Знаешь, мамочка, я просто обожаю играть по твоим правилам! Пощекотать тебе немножко нервы? Ты ведь ничего не рассказывала отцу?

– Прямо в курсе всех-всех семейных дел? И такой услужливый! Прямо скорая юридическая помощь! – я позволила себе злорадно оскалиться, услышав, как мама слегка поперхнулась этой чертовой лазаньей.

Но больше всего меня вывело из себя то, что Евгений на это все лишь снисходительно улыбнулся, чуть расслабил галстук, откинулся на спинку стула и, глядя мне прямо в глаза, вальяжно ответил:

– Стараюсь быть внимательным ко всему. К двусмысленным фразам, не удаленным перепискам… Знаете, Марина, люди прокалываются на таких мелочах!

Все.

Все стало ясным и понятным, стоило только Евгению намекнуть, что он в курсе всего, что недавно произошло. Интересно, и как же они решили с мамой распоряжаться этими сведениями? Просто в качестве запугивания меня любимой? Отец, судя по довольной улыбке, явно не посвящен в дело. Может, и мне стоит начинать шантажировать маму? Вопрос только в том, чей риск выше, мамин или мой? Что больше папе не понравится, то, что жена скрывала от него что-то? Или это «что-то» – отношения его дочери с преподавателем? М-да. Похоже, что пока я в заведомо-проигрышном положении.

Дальше вся беседа приняла такой привычный для нашей семьи холодный светский характер, что мне в какой-то степени даже удалось расслабиться. Евгений рассказывал о некоторых делах, которые им приходилось решать, о других юристах, которые так же работают на больницу и защищают права каждого ее врача по отдельности. Но, по словам отца, ни одному из них наша семья так не доверяет, как Евгению. Хотелось прошипеть что-нибудь очень колкое и предложить им «усыновить» Евгения, раз уж он такой расчудесный!

Так что когда наш затянувшийся обед подошел к концу, я пребывала в таком скверном расположении духа, что с трудом сдерживалась, дабы не огрызаться по каждому удобному поводу. Но этот замечательный Евгений и тут сумел меня удивить, потому что, пожав на прощанье папину руку, а маму немного приобняв, он снова протянул свою ладонь мне. А я, с трудом удержавшись от соблазна хлопнуть по ней со всей дури, все-таки протянула свою руку в ответ, но затем удивленно смотрела, как Евгений целует тыльную сторону моей ладони. Не сказала бы, что жест выглядел нелепо или неуместно, но обезоружил меня – это факт. Так что когда за этим супер-юристом закрылась дверь, мой мозг превратился в некое подобие барабана стиральной машинки. И мысли в ней теперь крутятся, крутятся, бегают, словно те пони, по кругу…

– Я же попросила тебя быть милой! – раздраженно воскликнула мама, провожая глазами уставшего отца, который, по привычке поцеловав жену, отправился в свой кабинет. Только чуть обернувшись, он предпринял вялую попытку встать на мою защиту, сказав, что все было нормально, но, судя по всему, он слишком устал, чтобы всерьез сейчас убеждать в этом маму.

– Да я была просто самим очарованием! К чему это все, мама? – я подняла глаза, дабы убедиться, что папа нас не слышит. – Решила меня запугать? Я тебе доверяю, дочка, но все равно держу руку на пульсе! Так что ли?

Мама не сумела скрыть улыбки, но что-то все равно не вязалось. Вроде бы все так ясно и понятно… Почему она улыбается так, словно я дитя малое, которое ничего не видит дальше собственного носа?!

– Что смешного? – не выдержала я.

– Глупая ты, Марина, у меня!

– О, спасибо, это действительно, чудесный повод для улыбки!

– Прекрати мне дерзить! – тут уже не выдержала мама, но буквально на пару секунд, потому что улыбка ее вновь вернулась, чем только вызвала больше моего раздражения. – Он не запугивать тебя пришел! Честно говоря, мы вообще договорились с ним не упоминать в твоем присутствии о…

Мама замялась и тут уже на помощь пришла я:

– О Дмитрии Николаевиче, – я даже позволила себе немного улыбнуться. – Мы же не секретничаем, мама, ты забыла? Или ты забыла его имя?

– Глупая, глупая моя девочка! – мама сделала навстречу ко мне несколько медленных шагов, а потом окончательно меня сбила с толку, когда сердечно обняла за плечи. Что за… – Он пришел, чтобы познакомиться с тобой. Понимаешь? С тобой!

Смысл ее слов не сразу до меня дошел. Но когда я поняла, о чем она говорит, возмущение накрыло меня с головой.

С ума сойти! Мама нашла мне ухажера?!

========== Глава 25. О любящих друзьях и искусных лицемерах. ==========

Комментарий к Глава 25. О любящих друзьях и искусных лицемерах.

Друзья, картинки, арты, фото с приблизительной внешностью героев, а так же прочие “интересности” вы сможете найти в моей группе https://new.vk.com/public107393614

Погода за окном как раз соответствовала моему настроению. Монотонный дождь, смывающий остатки грязного снега, сопровождался сильными порывами ветра, выворачивающими прохожим зонтики наизнанку. Вот бы тоже сейчас взять да и вывернуть всю эту жизнь прямо наизнанку!

Признаться, такого от своей дорогой мамаши я не ожидала. И зря. Если подумать, то подсунуть мне под нос кавалера, полностью подходящего под мамины мерки порядочности, вполне предсказуемо. А злилась я больше на себя, потому что мой мозг, похоже, совсем атрофировался и не хотел воспринимать действительность, полностью уступив сердцу место «у руля». А сердце что? А сердце – орган, как известно, милый, но довольно-таки безмозглый.

Отталкиваясь от подоконника одной ногой, я откатывалась назад, сидя в кресле, но тут же возвращалась обратно, уцепившись пальцами второй ноги за тот же подоконник. Так и ездила, туда-сюда, возмущенная до мозга костей и немного даже обиженная на маму. Хотя, на что обижаться-то? Обижаться как раз не на что. А вот мне стоит быть более собранной. В конце концов, ничего плохого, а уж тем более, катастрофического пока не случилось!

Вспоминая внешность семейного юриста, глупо было бы отрицать, что он достаточно привлекателен. Тонкие черты лица, притягательная улыбка, внимательные, даже, пожалуй, слишком внимательные темные глаза… Такие темные, что даже кажутся черными. И под их взглядом становится откровенно не по себе. Ну нет! Это я уже сама себе придумывать начинаю! Мне не по себе, потому что он прекрасно знает все обо мне и химике. Хотя, с другой стороны, что такого? Мне ведь уже есть восемнадцать. Черт, но Лебедев – мой преподаватель.

Голова кругом идет!

И что теперь делать с этим расчудесным Евгением? Интересно, мама на этом остановит свои попытки нас свести? Кстати, еще интересно, насколько Евгений в курсе маминых планов насчет него? Хотя, если он, по ее словам, пришел знакомиться со мной…

И еще один вопрос, который теперь кажется неразрешимым: стоит ли говорить Дмитрию Николаевичу о нем? Как отреагирует наш вспыльчивый химик?

В очередной раз откатившись назад, колесико кресла на что-то наехало, и внизу раздался жалобный треск. Как оказалось, треснувший карандаш, которому не повезло быть безжалостно раздавленным мною, прервал все мои размышления и заставил вернуться обратно в реальность. И, твердо решив пока ничего не говорить химику, я поняла, что мне нужно мнение третьего лица, сумевшего бы трезво оценить ситуацию. Логично было бы обратиться к Ане, потому что в ее рассудительности не смеет сомневаться абсолютно никто. Но, похоже, что теперь это невозможно. Я понимала, что рано или поздно она узнает о нас с химиком, но приближать этот момент мне как-то не хотелось. Да и непонятно, что за секреты у нее, касающиеся Лебедева. Она тоже темнит. И я не уверена, что могу ей доверять. С Хвостовой обсуждать подобные вопросы просто не хотелось. Мне так приелась ее вселенская мудрость по любому поводу, что в последнее время расхотелось делиться с ней чем бы то ни было вообще. Так что, поняв, что вариант, пришедший мне в голову, достаточно безумный, но при этом и интересный, я спустилась вниз, демонстративно взяла трубку домашнего телефона и, дождавшись, пока на другом конце ответят, попросила позвать Пашу.

Глядя, как мама удивленно вскидывает брови, я, не особо стараясь скрыть торжество внутри себя, предложила Паше встретиться в сквере около наших домов и прогуляться. Паша, к слову, был не то что удивлен… Нет, он был в полнейшем шоке и даже поинтересовался, все ли в порядке и не заболела ли я.

Через десять минут я уже самозабвенно ковыряла мокрую грязь под ногами, расхаживая под черным зонтиком-тростью. Паша, спешащий ко мне, выглядел достаточно взволнованным и нахмуренным. Он шел, естественно, без зонта, укрывшись от злющего дождя всего лишь капюшоном куртки и, подойдя ближе, сначала с беспокойством посмотрел в мое лицо пару секунд и только потом поздоровался.

– Что стряслось? – он перехватил из моих рук зонтик и услужливо предложил мне свой локоть. Посчитав, что глупо мокнуть одному из нас под дождем, я прильнула к нему, взяла под локоть и задумчиво опустила глаза, глядя на пузыри в лужах, совершенно не представляя, с чего начать.

– Паш… Скажи честно, ты считаешь, что я совершаю ошибку? – сама не понимаю, почему я задала именно этот вопрос. Обсуждать с ним свои отношения с учителем я не планировала вообще. Но слова сами собой вырвались из уст. Паша недоверчиво взглянул на меня, а потом и вовсе развеселился, что меня немного обидело. Я что, сказала что-то забавное?

– Димон, прости, но… Ты решила спросить об этом именно меня?!

После этих слов я и сама не удержалась от улыбки. И правда, глупо как! Паша сам признавался мне в своих чувствах, но я предпочла ему своего преподавателя. И он, зная об этом, молчит, видимо, из уважения ко мне.

А потом я ненадолго задумалась. Почему я задала ему все-таки этот вопрос? Да потому что мне действительно было важно знать его мнение. Потому что Паша, хоть и по уши в меня влюблен, скажет мне правду. Поэтому я решила повторить его.

– Паш, правда, скажи мне, – я даже остановилась, глядя в Пашины теплые карие глаза. – Скажи правду, я совершаю ошибку?

– Димон, меня пугает твоя серьезность. Что-то случилось? Он обидел тебя? – спросив это, Наумов немного нахмурился.

– Да нет, не обидел… Просто… Просто, я правда пытаюсь понять, почему меня почти все так упорно отговаривают от этих отношений? Только из-за разницы в возрасте? Почему, Паша?

– Ну… – Наумов тяжело вздохнул, даже остановился, опустив глаза на наше отражение в луже, подернутое редкими каплями дождя, а потом ответил мне со всей честностью. – По-моему, очевидно, почему я отговариваю, разве нет? Марин, разве я могу судить о нем непредвзято? Что именно ты хочешь услышать? Если ты действительно хочешь услышать правду, то боюсь, она прозвучит только в ущерб мне.

Паша замолчал и посмотрел в мое лицо. Серьезно так посмотрел. Мне даже стало как-то неловко, и я пожалела, что завела весь этот разговор. Почему я решила, что лучшим советчиком станет для меня именно Паша?

– Он хороший мужик, – грустно сказал Наумов. – И я действительно думаю, что он сможет о тебе позаботиться. Злобный правда немного, но ведь с тобой он, наверное, ведет себя совсем не так?

Пауза затянулась, и я почувствовала, как щеки залились краской. Думаю, надо срочно что-то ответить, а то Пашка посчитает, что я фанат самобичевания и обожаю выслушивать злобно-унизительные речи от мужчин в свой адрес.

– Да, совсем не так, – подтвердила я его слова.

– Я так и думал, – вздохнул Паша и опустил глаза. Я только раскрыла рот, чтобы извиниться перед ним, как Наумов меня перебил: – Знаешь, мне будет приятно думать, что ты будешь в безопасности, и твои чувства будут взаимны. Но если он только посмеет…

– Паш, скоро выстроится целая очередь тех, кто хочет набить Лебедеву лицо, – усмехнулась я и с огромным облегчением заметила, как Паша тоже улыбнулся. – Странно, правда? Мужик хороший, а все вокруг на него наезжают…

– Так потому и наезжают. Потому что бесятся, что он хороший.

– Наверное, – задумчиво протянула я, а потом вспомнила реальную причину, по которой я пригласила Пашку на прогулку. То, насчет чего мне действительно надо было получить ценный совет. И, резко сменив тему, я рассказала Наумову о нашем семейном юристе. Паша новость воспринял не с особой радостью, мягко говоря. Но, услышав, что ко мне, можно сказать, пришли свататься, даже немного усмехнулся. Потом, когда мы оба поняли, что зонтик спасает только наши многострадальные головы и вся наша одежда промокла, мы решили немного погреться в небольшой кафешке. И, только сев напротив меня, Паша укоризненно покачал головой и проговорил:

– Да, Дмитриева, ну ты и влипла! А чего ты психуешь-то так? Еще же ничего не случилось!

– Да не знаю, Паш, прямо бесит меня вся эта ситуация! И этот Евгений дурацкий… Что мне делать?

– Ничего, – пожал плечами Наумов.

– В смысле «ничего»? – признаться, я ожидала, что он снабдит меня, как минимум, точной инструкцией с расписанными вперед дальнейшими действиями. Ну, или, просто возьмет и легким взмахом руки решит все мои проблемы…

– В прямом. Ничего не делать. Лебедеву, думаю, стоит рассказать, а так – ничего не делай. Марин, ты же не будешь вечно учиться у Дмитрия Николаевича. Через два месяца ты больше не будешь его ученицей. Я вообще не понимаю, в чем проблема. Не сможете еще пару месяцев поскрывать свои отношения?

– Ты прав, Пашка… – вздохнув, согласилась я и, сумев немного расслабиться, принялась, как и Паша, за изучение меню.

***

Тот факт, что училась я теперь абсолютно без выходных, никак не смущал меня. Казалось, на меня навалилось столько проблем иного характера, что учеба воспринималась настоящим отдыхом. К дополнительным по химии, на которой мы теперь стали разбирать такой интересный материал, что каждое занятие для меня проходило просто взахлеб, прибавились дополнительные по биологии, но уже с репетитором, и по английскому, которым, по мнению родителей, всегда надо усиленно заниматься. В принципе, у меня никогда особо не было свободного времени, так что тремя часами больше… Ощутимо, но пережить можно. Тем более, я прекрасно понимала, для чего это все надо.

Но вот что действительно раздражало, так это полное отсутствие какой-либо свободы действий. Понятное дело, что и раньше, еще до знакомства с Лебедевым, поминутно расписанный график не давал мне свободно вздохнуть, но теперь постоянные попытки мамы вывести меня на дружеский разговор, Евгений, который стал почти частым гостем у нас дома… Все это просто сводило с ума, и у меня регулярно возникала навязчивая мысль, что мне приходится проживать чью-то чужую жизнь, полную благодатей, которые для меня являются просто невыносимыми.

А еще больше расстраивал тот факт, что те люди, с которыми мне хотелось хоть как-то пооткровенничать, поговорить по душам, да и чего уж греха таить, просто обнять и помолчать о чем-то сокровенном, настолько погрязли в бесконечной рабочей рутине, что я стала чувствовать себя совершенно одинокой. В те редкие моменты, когда я видела Дмитрия Николаевича, рядом постоянно находился кто-то еще. На дополнительных присутствовала Аня. Это понятно, ведь у Лебедева действительно очень мало свободного времени, но, если говорить на чистоту, меня это начало откровенно напрягать. До такой степени, что в какой-то момент мне просто захотелось ввалиться в лаборантскую к Дмитрию Николаевичу в конце учебного дня, чтобы получить ответ на этот каверзный вопрос и заодно дозу человеческого тепла, в котором я так нуждалась. Но, дойдя до третьего этажа, я, хоть и с огромным трудом, но все же остановила себя, понимая, на какой риск иду ради этих сокровенных минут рядом с ним, с которыми у меня теперь будет всегда ассоциироваться помещение лаборантской кабинета химии.

Обидно еще и то, что Леша стал чаще обычного сбрасывать мои звонки. Когда мне удалось, наконец, урвать немного его внимания, он с такой радостью рассказывал о том, что дела в его вет. клинике идут в гору, о Машке, которая мне привет передает… В общем, я просто не стала грузить его проблемами, и, искренне порадовавшись за брата, так ему ничего и не рассказала, ни о Евгении, ни о маминых кознях, ни о своем паршивом внутреннем состоянии.

Фаню, такое чувство, теперь интересовали только мои отношения с химиком. Так что я стала ее откровенно избегать. Что удавалось, кстати, с большим трудом. В итоге, они с Аней стали держаться от меня немного «особняком». Но я очень надеялась, что мои секреты все еще не дошли до Ани. Хотя, с другой стороны, если бы дошли, думаю, я об этом бы узнала.

Иногда очень хотелось рассказать им обеим о том, что выкинула моя мамочка с этим супер-юристом, но как только я набиралась храбрости начать разговор, желание тут же куда-то улетучивалось. Нет. Не могу, хоть убейте. Не хочу.

Так мне все надоело…

Если я раньше думала, что я по-настоящему одинока, то сейчас я поняла, что это были просто цветочки. Самое страшное – это когда судьба-злодейка дает тебе то, в чем ты так отчаянно нуждаешься, а потом забирает это у тебя. И тебе остается только тупо сжимать руками пустоту, ощущая где-то в районе груди огромную дырень. А потом горькая и такая тоскливая мысль, что лучше бы тебе и не знать всей этой свободы вовсе.

Подаренный на мое восемнадцатилетие телефон стал для меня настоящей отдушиной. Редко, невероятно редко, мы могли переписываться с Дмитрием Николаевичем. А еще реже – созваниваться, ведь я скрывала наличие телефона, боясь потерять и его, а Дмитрий Николаевич просто пропадал то на уроках, то на сменах. Но я так дорожила этими минутами, этими сообщениями, которые я теперь стирала поздно ночью, укрывшись с головой под одеялом, напоследок, перечитывая их, словно желая запомнить наизусть. А потом, чувствуя себя такой же пустой, как и память этого телефона, я засыпала с мыслью, что ничто не сможет заменить мне настоящих прикосновений, живого тепла этого человека, так прочно пустившего во мне корни.

Единственный, кто меня хоть немного поддерживал – это Пашка Наумов. Он не навязывал мне свое внимание, не лез в разговоры и не пытался сам их завести. Он был в стороне, но всегда был рядом. И в тот самый день, когда я еле отговорила себя от такой соблазнительной возможности снова почувствовать тепло рук химика, обнимающих меня, я прошла мимо лаборантской кабинета химии, дойдя до холла на третьем этаже и, прижавшись лбом к окну, закрыла глаза, чувствуя, как по щекам скатились маленькие слезинки.

– Не надо плакать, Димон, – я вздрогнула, услышав за своей спиной голос Паши, считая, что стою здесь одна. Держа руки в карманах, он медленно подошел ко мне и встал рядом. – Хочешь, я угощу тебя текилой?

Я не смогла сдержать улыбки и немного истеричного ироничного смеха, а повернувшись, встретилась взглядом со смеющимися Пашиными глазами.

– Ты просто мастер подката, – усмехнулась я, а потом ладонями стерла слезы с щек и, шмыгнув носом, добавила: – С текилой я пас, а вот на столовский чай со сладкой булочкой согласна.

– Два чая! Смешать, но не взбалтывать! – Паша решил убедить меня в серьезности своих намерений.

– Тогда уж две булочки! – не шутя, но с улыбкой ответила я и, увидев, как Наумов раскрыл в сторону руки, чтобы обнять меня, не думая, сократила расстояние между нами и уткнулась носом в его плечо, чувствуя, как его руки сомкнулись на моей спине.

Кто бы знал, как я была безгранично благодарна ему. За понимание, за молчание и просто за то, что он рядом. Если это могло бы перерасти со временем в настоящую дружбу, то я была бы безмерно счастлива! Но боюсь, что бывает только наоборот. Любовь из дружбы – легко. А вот дружба из былой любви – нечто из разряда фантастики. По крайней мере, мне так кажется…

– Прости меня, Паш, – пробормотала я ему в шею, не спеша отстраняться.

– Должна будешь, – спокойно и шутливо проговорил он, от чего я снова улыбнулась, прикрыв на несколько секунд глаза.

– Скажи, как это, когда ты живешь нормальной жизнью, а? Когда тебя понимают? Как это, Паш?

– Круто, наверное, – задумчиво ответил Пашка, не сумев скрыть нотки грусти в голосе. – Я, если честно, не знаю. У меня вообще близкая подруга в учителя своего влюбилась! – Пашка печально усмехнулся и еще крепче сомкнул на моей спине руки.

– Дура, да? – тихо проговорила я.

– Это точно…

***

Этот день ничем не отличался от любого другого дня на предыдущей неделе. На первый взгляд. Только не понятно, почему, но сегодня на одну крошечную, просто малюсенькую долю секунды мне показалось, что риск погрязнуть в своей депрессии не так уж и велик. Неужели этот разговор с Наумовым и двадцатиминутное распивание сладкого чая в столовой со сдобной выпечкой были способны показать мне выход из этого отвратительного уныния?

Наспех позавтракав, захватив с собой бутерброд, я поняла, что меня никак не хотело покидать ощущение, что сегодня должно произойти что-то. Такое навязчивое чувство тревоги, но в то же время и предвкушение грядущих перемен… Хоть и по плану, сегодня такой же будний день, убийственно похожий на все другие.

«Помнишь мотоциклиста, который переломался в аварии весь? Который еще в машине песни распевал?»

Сообщение меня настигло в школьном коридоре, когда я взяла в руку верхнюю одежду, чтобы повесить в раздевалку, так что, с непривычки услышав трель своего допотопного телефона, я выронила вещи из рук, тихо ругнувшись в сердцах. Но прочитав это сообщение, на моем лице вдруг появилась улыбка. Правда потом тут же сменилась испугом.

«Помню такого. Что-то случилось? Что с ним?»

Отослав сообщение, я все-таки пошла в раздевалку, чтобы повесить вещи, которые наспех сгребла рукой, а выйдя из нее, оглянулась по сторонам и увидела Дмитрия Николаевича, уткнувшегося в телефон и… улыбающегося?!

«Отличный мужик, вчера пивко с ним пили. Уехал на такси, я проконтролировал. Он тебе привет передавал. Назвал тебя ангелом в синей форме!»

Мысленно порадовавшись, что тот парень поправился, я невольно хмыкнула, вспомнив, как он горланил песни в реанимобиле по дороге в больницу. А потом, еще раз взглянув на Лебедева, написала ответ.

«Дмитрий Николаевич, ты УЛЫБАЕШЬСЯ на людях! Сейчас же прекрати, а то люди заподозрят неладное!» – ответила я и, на всякий случай отключив и звук, и вибросигнал на телефоне, сунула его в карман, еще раз оглянувшись, чувствуя себя настоящим шпионом.

– Доброе утро, Дмитрий Николаевич, – учтиво поздоровалась я с ним, подходя к лестнице.

– Доброе утро, Дмитриева, – Лебедев изобразил на своем лице напускную серьезность, а я не удержалась и тихо прыснула от смеха. Затем он достал телефон и снова начал что-то печатать, пройдя мимо меня.

И, сгорая от нетерпения, я, поднявшись на второй этаж, забежала в женский туалет, дрожащими руками достала из кармана черных брюк телефон и открыла по очереди два непрочитанных сообщения.

«Забылся. Сейчас исправлюсь».

«Дмитриева, ты вообще способна держать себя в руках?»

Подумав, я начала набирать ответ, который, на мой взгляд, являлся по-настоящему честным.

«С каждым днем все меньше и меньше. А ты?»

И, к моему удивлению, ответ пришел практически молниеносно.

«Я всегда считал, что у меня ангельское терпение, но ведь это же ты у нас теперь „ангел в синей форме“! Все лавры новичкам! Ну что за несправедливость! Он, кстати, номер твоего телефона просил! Естественно, я не дал!»

И, не удержавшись, я засмеялась в голос, потому что практически слышала в своей голове, каким издевательски-насмешливым тоном мог произнести эти слова Дмитрий Николаевич.

***

Размеренный, скупой на происшествия или хоть на что-нибудь интересное день в школе подходил к концу. Пересказывая длиннющий топик на дополнительном уроке английского языка, я откровенно пялилась на часы, сожалея, что не обладаю супер-способностями и не могу ускорить ход минутной стрелки. Если мне и не нравился какой-то предмет – так это были физкультура и английский язык. Терпеть не могу. Но и отставать по ним непозволительная роскошь. Так что пришлось заставить себя оторваться от часов и сосредоточиться на пересказываемом тексте.

– Достаточно, – Елена Владимировна зевнула в кулак и положила на стол ручку, которую до этого крутила в пальцах. Видно, что она и сама устала, но занятия есть занятия. Оплачено, как говорится. Надо работать. – Тяжело запоминаются?

– Конкретно этот? Или вообще топики? – уточнила я, а Елена Владимировна устало закрыла учебник. – Если честно, то нелегко.

– Тогда следующее задание будет таким: фильм, на оригинальном языке. Желательно на английском, – резко уточнила она, потому что я уже радостно раскрыла рот, чтобы сострить. – Смотришь его целиком. Останавливаешь на незнакомых словах, записываешь. Потом будешь мне пересказывать содержание.

– И без топиков? – недоверчиво спросила я.

– Без, – подтвердила Елена Владимировна. – Задание для расслабления мозгов. Нам всем это сейчас необходимо. И можешь не мучить себя «Свинкой Пеппой». Посмотри что-нибудь интересное, чтобы и мне потом было интересно.

Не поверив в такую неожиданную «халяву», свалившуюся мне на голову, я стала торопливо складывать вещи в сумку и, бросив нечленораздельное «до свидания», умчалась к раздевалке, чтобы англичанка, не дай Бог, не передумала!

И, чувствуя себя сегодня практически баловнем судьбы, я надела легкое пальто, переодела сменную обувь и, попрощавшись с охранником, раскрыла дверь этого чистилища, по ошибке именуемое периодически «храмом науки». Но тут же на полном ходу радостно врезалась в чье-то тело. Отлетев назад и больно ударившись о дверь, я подняла взгляд и все мое хорошее настроение рассеялось, словно туман по утру.