Текст книги "Шеф с системой. Империя вкусов (СИ)"
Автор книги: Afael
Жанры:
Бытовое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
– Ммм, хороши! Жена моя так не готовит!
Очередь росла. Варя работала быстро, чётко. Маша подавала пирожки из корзины, Петька собирал монеты в кошель.
В стороне, в толпе, стоял человек в тёмном плаще. Он не подходил к Варе. Не покупал пирожки. Просто стоял, смотрел, запоминал как быстро расходится товар, сколько монет собирается в кошель и как народ доволен, улыбается, возвращается за добавкой. Видел бойца Угрюмого, который охраняет детей.
Затем достал записи, сделал пометку:
«Ремесленный квартал. Высокий спрос. Население лояльно. Охрана – один боец, стандартная схема. Уязвимость – толпа, можно действовать незаметно.»
Постоял ещё несколько минут, потом растворился в толпе.
* * *
Торговая площадь. Ближе к вечеру.
Матвей стоял у края площади со своей группой. Семка, Ванька, Лёшка. Корзины уже почти пустые – торговля шла отлично.
– Последние пирожки! – кричал Семка. – Горячие, вкусные!
– Дай два с капустой, – попросила пожилая женщина.
– Держите, бабушка, – Матвей вежливо передал, принял монеты.
Неподалёку, у колодца, стоял ещё один человек в тёмном плаще. Другой, не тот что был в Ремесленном квартале, но такой же неприметный, такой же внимательный.
Он смотрел. Оценивал и записывал:
«Торговая площадь. Экспансия на территорию Гильдии. Агрессивно. Стража не препятствует – либо подкуплены, либо лояльны из-за качества товара. Население покупает охотно. Объект захватывает ключевые точки города методично.»
Развернулся и ушёл, растворившись среди прохожих.
* * *
Вечер. Дом Алексея.
Дети вернулись гурьбой – шумные, довольные, с пустыми корзинами.
– Всё продали!
– До последнего!
– Одна тётка купила сразу десять штук на всю семью!
– А мы у казарм стражникам продавали, они теперь каждый день будут брать!
Я встретил их у двери, улыбнулся:
– Молодцы. Все целы?
– Все, – кивнула Варя. – Никаких проблем.
Матвей высыпал монеты на стол – серебро и медь звенели, катились. Много. Очень много.
– Считаем, – сказал Матвей, доставая тетрадь.
Он раскладывал монеты на кучки, считал вслух, записывал промежуточные суммы.
– За сегодня, – наконец сказал он, подняв голову, – выручка двадцать три серебряных и восемьдесят медных.
Дети ахнули.
– За один день⁈
– Это больше чем за неделю раньше!
Я кивнул удовлетворённо. Да, рост был впечатляющий.
– Вычитаем расходы, – продолжил Матвей, листая записи. – Мука, мясо, овощи, масло… плюс дрова – они сильно подорожали. Всего восемь серебряных. Чистая прибыль – пятнадцать серебряных и восемьдесят медных за день.
Тишина, а потом взрыв радости:
– Ура!
– Мы богатые!
– Теперь точно никогда не будем голодать!
Я поднял руку, призывая к тишине:
– Хорошо поработали сегодня. Очень хорошо. Я вами горжусь.
Дети сияли от гордости.
– А теперь ужинать, – сказала Варя, направляясь к печи.
Мы быстро накрыли на стол. Варя разлила густой суп с мясом, нарезала хлеб. Дети ели с аппетитом, делились впечатлениями дня, шутили.
Атмосфера была тёплая, праздничная и тут снова постучали в дверь.
Я открыл. На пороге стоял возчик с телегой, на которой лежали большие тюки, аккуратно перевязанные верёвками.
– Добрый вечер, – сказал возчик. – Ты Александр? Заказ твой привёз. Одеяла и подушки.
Дети, услышав это, мгновенно повскакивали из-за стола.
– Одеяла⁈
– Подушки⁈
– Нам⁈
Возчик с помощником начали разгружать тюки, заносить в дом.
Я развязал первый тюк – внутри лежали тёплые шерстяные одеяла. Простые, грубоватые, но новые, добротные. Пахли овечьей шерстью и свежестью. Во втором тюке – подушки, набитые пухом и пером. Дети облепили тюки со всех сторон.
– Настоящие одеяла!
– И подушки! Мягкие какие!
Маша схватила одну подушку, прижала к себе, зарылась лицом:
– Ой, как приятно! Мягкая такая!
Семка развернул одеяло, закутался в него с головой:
– Тёплое! И не колючее!
Дети хватали одеяла и подушки, тискали их, нюхали, радовались. Я расплатился с возчиком, добавил сверху за доставку. Он поклонился благодарно и уехал.
– Теперь у каждого будет своё одеяло и подушка, – сказал я, глядя на радостную суету. – Зима нынче лютая, без этого не выжить.
Варя подошла ко мне, улыбнулась тепло:
– Спасибо тебе, Александр. Правда. Дети… они никогда такого не имели.
– Это только начало, – ответил я тихо.
Дети продолжали радоваться, делить одеяла и подушки между собой, спорить кто какое возьмёт и тут Тимка, который стоял чуть в стороне, подошёл ко мне и Варе. Лицо у него было задумчивое, даже немного встревоженное.
– Александр, – сказал он тихо. – Хотел сказать… Сегодня странный какой-то мужик за нами ходил. Когда мы у казарм торговали.
Я насторожился:
– Какой мужик?
– Ну, обычный вроде. В тёмном плаще. Стоял в стороне, смотрел на нас. Ничего не покупал, просто смотрел. Я сначала не обратил внимания, но потом заметил – он долго стоит, не уходит. Я обернулся через несколько минут, а его уже нет.
Варя нахмурилась, посмотрела на меня:
– У меня тоже такое ощущение было. В Ремесленном квартале. Кто-то смотрел, но я не поняла кто.
Холодок пополз по спине. Я вспомнил предупреждение Угрюмого. «Мои люди видели странных типов. Не из местных банд. Слишком чистые, слишком тихие. Они ходят, наблюдают, спрашивают.»
Значит начинается.
– Если ещё кого-то такого заметите, – сказал я спокойно, чтобы не пугать детей, – сразу говорите мне или бойцам Угрюмого. Понятно?
Тимка кивнул серьёзно:
– Понятно.
Варя смотрела на меня. В её глазах я прочитал тревогу.
Радость от одеял и подушек, от успешного дня, от рекордной выручки – всё это немного потускнело. Слежка за нами началась со всей серьезностью.
* * *
Поздняя ночь. Тихий роскошный кабинет в особняке на Дворянской улице.
Свечи горели в серебряных подсвечниках, отбрасывая мягкий свет на дорогую мебель, книжные шкафы из резного дерева, персидский ковёр на полу.
За массивным письменным столом сидел Еремей Захарович Белозёров. Перед ним на столе лежали записи. Напротив стоял человек в тёмном плаще – один из тех, кто наблюдал днём. Неприметный, с обычным лицом.
– Докладывай, – сказал Белозёров ровным голосом.
Человек в плаще кивнул, начал говорить спокойно, без эмоций:
– Объект под именем «Александр» создал эффективную торговую сеть за очень короткий срок. Расширяется агрессивно, захватывая ключевые торговые точки города довольно быстро.
– Объёмы?
– Сегодня реализовано четыреста единиц товара за один день. Три торговые группы по пять человек в каждой. Покрывают Ремесленный квартал, Торговую площадь, район казарм. Пользуется силовой поддержкой Угрюмого – по одному бойцу на группу.
Белозёров слушал молча, пальцы постукивали по столу.
– Что опаснее, – продолжал агент, – объект пользуется высокой лояльностью населения. Товар качественный, цены справедливые. Люди возвращаются, рекомендуют другим. Формируется устойчивый спрос.
– Слабые места?
– Поставщики. Это его уязвимость, но он это понимает и укрепляет связи. Он недавно перешёл на постоянных – мельник из деревни Берёзки, мясник Игнат, огородница Матрёна. Рентабельность аномально высокая – примерно шестьдесят процентов чистой прибыли.
Белозёров медленно кивнул.
– Текущая выручка?
– По нашим оценкам, около двадцати серебряных в день чистыми. Это более ста серебряных в неделю. Часть из них уходит Угрюмому.
Еремей Захарович откинулся на спинку кресла, сложил пальцы домиком. Молчал долго, обдумывая информацию.
Такие как этот разбалтывают цены и подрывают систему. Он понял это ещё после случая на Речном – и с тех пор не прощал таких умников.
Агент стоял неподвижно, ждал.
Наконец Белозёров заговорил – голос тихий, но в нём слышалась сталь:
– Эта экспансия слишком агрессивна. Если промедлим ещё месяц, будет поздно. Экономическая база Угрюмого укрепится настолько, что его будет невозможно сдвинуть.
Он замолчал ненадолго.
– Его нужно придушить. В зародыше. Начинайте работать.
Глава 20
Несколько дней спустя.
Я стоял у окна на первом этаже, смотрел на улицу, где разворачивалась привычная теперь картина – дети готовились к дневной торговле. Пятнадцать человек, разбитые на три группы по пять, проверяли свои корзины с пирожками, укутывали их тёплыми тряпицами, чтобы не остыли на морозе. Варя командовала, как опытный сержант:
– Тимка, твоя группа идёт к казармам! Матвей, ты на Торговую площадь! Петька, Ремесленный квартал, как вчера!
Дети кивали, подхватывали корзины. Рядом с каждой группой стоял по бойцу Угрюмого. Дети не выходили на торг без прикрытия.
Последние дни были… хорошими. Нет, не просто хорошими – отличными. Триумфальными.
Четыреста пирожков в день расходились за пару часов. Иногда приходилось делать дополнительную партию к вечеру – спрос был безумный. Люди выстраивались в очереди, ждали, когда дети принесут свежую партию. Постоянные покупатели знали график: утром у казарм, в полдень на Торговой площади, к вечеру в Ремесленном квартале.
Деньги текли рекой. Матвей каждый вечер высыпал на стол горы медяков и серебра, считал, записывал – и цифры росли. Пятнадцать серебряных чистой прибыли в день. Сто пять в неделю. Больше, чем иные ремесленники зарабатывали за месяц.
Игнат каждое утро приносил свежее мясо – розовое, без жил, идеальное. Матрёна поставляла овощи. Всё работало как часы.
Дети были счастливы. Сытые, в тепле, с новыми одеялами и подушками, в чистой одежде. Маша перестала вздрагивать от каждого громкого звука. Петька начал улыбаться. Семка поправился, щёки округлились.
Варя… Варя расцвела. Я видел это по тому, как она двигалась – увереннее, спокойнее. По тому, как смотрела на детей – с гордостью, а не со страхом. Она всё ещё держала дистанцию со мной, была настороже, но стена между нами стала тоньше.
Я смотрел на эту картину за окном – на детей с корзинами, на бойцов Угрюмого, на снег, искрящийся на солнце – и чувствовал удовлетворение.
Мы построили это из ничего. За месяц.
– Все готовы! – крикнула Варя снизу. – Выходим!
Дети гурьбой двинулись по улице, разделяясь на группы. Их голоса, смех, топот ног постепенно затихли вдали.
Я вернулся на кухню, где Маша с Гришей остались готовить обед. Сел за стол, достал листы бумаги – продолжал прорабатывать план по открытию харчевни. Считал расходы, прикидывал сроки.
Всё шло хорошо.
* * *
Прошло часа три, может чуть больше.
Я сидел за столом на кухне, склонившись над своими бумагами, писал, чертил планы будущей харчевни, прикидывал расходы на аренду помещения. Маша с Гришей тихо возились у печи. Мы вместе готовили обед – суп варился в большом котле, пахло капустой и морковью. Тишина была спокойная, рабочая, уютная даже.
И вдруг я услышал знакомый топот ног по мощёной улице. Группа возвращалась, но слишком рано. Гораздо раньше обычного – они должны были вернуться только после обеда, когда весь товар распродадут.
Я поднял голову от бумаг, прислушался. Топот приближался.
Дверь распахнулась с грохотом – влетел Тимка во главе своей группы. Все запыхавшиеся, раскрасневшиеся от мороза и быстрого бега. Лица растерянные, испуганные, какие-то потерянные и корзины в их руках были почти полные.
Я медленно поднялся из-за стола, отложил угольный карандаш:
– Что случилось? Почему вы так рано вернулись?
Тимка тяжело опустил свою корзину на пол – она стукнула с глухим звуком, пирожки внутри даже не сдвинулись, так их было много. Провёл рукой по лицу. Он был весь красный – от мороза, от быстрого бега, но ещё и от чего-то другого. От растерянности? От обиды? От непонимания?
– Они не брали, Александр, – сказал он тихо, глядя в пол. – Совсем почти не брали. Мы простояли больше двух часов, а продали… – он запнулся, посмотрел в свою корзину, – может штук десять. Не больше.
Я подошёл ближе, присел на корточки перед ним, чтобы видеть его лицо:
– Как это «не брали»? Вчера же у вас очередь была. Объясни мне подробнее, что именно происходило.
Тимка сглотнул, собрался с мыслями, явно пытаясь вспомнить всё по порядку:
– Мы пришли к казармам, как всегда. В то же самое время. Встали на нашем обычном месте у ворот. Народ сначала подходил, как обычно – стражники со смены, служки, конюхи. Вроде всё как вчера. Но… – он снова запнулся, нахмурился, – они подходили, да. Смотрели на пирожки. Даже нюхали некоторые, а потом… кто-то в толпе, не знаю кто, шепчет: «Говорят, мясо-то у них с душком». И всё. Люди сразу отходят. Отворачиваются. Как будто я заразу какую предлагаю.
– Что? – я выпрямился.
– Правда, Александр! – подхватил Лёшка. Голос дрожал. – Я своими ушами слышал! Одна баба, толстая такая, в платке красном, говорит другой: «Ты не бери у них, Марфа. Слышала я – дочка кузнеца Петра вчера у них купила, так говорит мука у них с жучком оказалась, всю выкинуть пришлось». И эта Марфа сразу передумала, хотя уже деньги доставала!
– Кто говорил эти вещи? Вы видели этих людей? Запомнили лица?
Тимка беспомощно развёл руками:
– Не знаю, Александр… Честно не знаю. Разные люди были. Вроде самые обычные прохожие – женщины, мужики, торговцы, но… – он нахмурился, пытаясь сформулировать, – было ощущение что они специально это делают, понимаешь? Один что-то шепнёт в толпе – и все вокруг сразу расходятся. Потом через десять минут опять кто-то новый подходит и снова то же самое. Как по команде.
Боец Угрюмого, который сопровождал группу – здоровенный мужик с длинным шрамом через всю левую щеку шагнул вперёд. Голос низкий, серьёзный:
– Все верно, Александр. Я сам стоял рядом, всё слышал своими ушами. Кто-то целенаправленно пускает слухи про ваш товар по всему городу. Причём делает это умно – не орут на площади, а шепчут в толпе, чтобы казалось будто народ сам так думает.
Я стоял, переваривая информацию. Целенаправленная атака слухами. О плохом качестве продуктов, тухлом мясе, заражённой муке с жуками.
Классический ход. Подлый, эффективный, почти неотразимый.
И тут дверь распахнулась снова – на этот раз ворвалась группа Матвея с Торговой площади. Корзины тоже полные до краёв. Лица такие же растерянные и напуганные.
– Александр! – Матвей остановился на пороге, тяжело дыша, пытаясь отдышаться после быстрого бега. – У нас беда! На Торговой площади люди шепчутся между собой, что наши пирожки…
– Я уже слышал, – перебил я глухо. – Мясо с душком. Мука с жучком.
Матвей кивнул мрачно, опуская свою корзину на пол рядом с корзиной Тимки:
– Да, именно это. А ещё… – он сглотнул, – ещё говорят, что у кого-то живот скрутило после наших пирожков. Что люди травятся. Одна старуха даже кричала на всю площадь, что мы детей травим специально.
– Господи… – прошептала Маша, прижав руку ко рту.
Я молчал. Сжимал и разжимал кулаки, пытаясь совладать с нарастающей яростью.
Не прошло и десяти минут, как вернулась последняя группа – Петька с детьми из Ремесленного квартала. Увидев их лица и полные корзины, я уже знал что услышу.
– Та же история, – сказал Петька устало, ещё с порога. – Никто не покупает. Все боятся. Шепчутся про отраву.
Дети столпились на кухне, образовав плотную кучку у двери. Смотрели на меня широко раскрытыми, испуганными глазами, ждали что я скажу, что сделаю. Радость, которая светилась в их лицах ещё этим утром, когда они уходили торговать с весёлыми криками и смехом – вся испарилась без следа, словно её и не было. На смену пришёл страх. Знакомый им до боли, липкий, удушающий уличный страх – страх остаться без еды, без крова, без будущего.
– Александр… – тихо, осторожно спросила Варя, спускаясь по лестнице с верхнего этажа. Она, видимо, услышала шум и пришла посмотреть что случилось. – Что происходит? Почему все вернулись так рано?
Я не ответил сразу. Молча подошёл к корзине Тимки, которая стояла ближе всех, наклонился и достал один пирожок. Ещё тёплый, ароматный – запах свежеиспечённого теста и мясной начинки ударил в нос. Разломил его пополам, прямо над корзиной, чтобы крошки не упали на пол. Начинка внутри была сочная, мясо нежно-розового цвета, сок блестел в свете из окна. Тесто пышное, воздушное, с золотистой корочкой.
Идеальный пирожок. Как из учебника.
Я поднёс половинку к носу, вдохнул. Никакого постороннего запаха. Только мясо, лук, специи, свежее тесто. Потом сосредоточился и активировал свой дар.
Перед глазами мгновенно всплыло полупрозрачное системное окно с информацией:
Анализ Ингредиентов
Наименование: Пирожок с мясной начинкой
Общее качество: Отличное
Свежесть: 98% (выпечен 3 часа назад)
Детальный состав:
Мука пшеничная высшего сорта
Мясо свиное свежее
Лук репчатый свежий
Соль поваренная
Перец чёрный молотый
Опасные элементы: Отсутствуют
. Токсины: Не обнаружены
Бактерии/паразиты: Отсутствуют
Итоговое заключение: Продукт полностью безопасен для употребления в пищу.
Окно исчезло.
Я медленно, очень медленно выдохнул, чувствуя как напряжение немного отпускает плечи. С пирожками всё в полном порядке. Идеальный продукт. Ни малейшего изъяна.
Проблема не в еде, а в слухах. В шёпоте, который распространяется по городу быстрее чумы и убивает репутацию так же эффективно, как яд убивает тело.
Я повернулся к детям, выпрямился во весь рост, посмотрел на их испуганные, растерянные лица:
– Послушайте меня все очень внимательно, – сказал я твёрдо, чётко, чтобы каждое слово дошло. – С нашими пирожками всё в полном порядке. Я только что лично проверил – продукт идеальный, безопасный, вкусный. Всё что говорят про тухлое мясо, про муку с жуками, про отравления – это ложь. Кто-то специально, целенаправленно распускает грязные слухи о нас, чтобы навредить нашему делу.
– Но кто? – спросил Семка тонким, испуганным голосом. – Кто это делает? И зачем? Мы же никому плохого не делали!
Я сжал челюсти. Не хотел пугать их ещё больше, но и врать было бессмысленно – они должны знать правду.
– Гильдия, – ответил я коротко. – Торговая гильдия. Мы стали для них помехой. Слишком успешной помехой и теперь они хотят нас уничтожить.
Тишина. Дети переглядывались, бледнели. Даже Варя застыла на месте, сжав руками перила лестницы.
– Варя, – позвал я, не оборачиваясь. – Собери всех детей здесь, в доме. Пусть никто больше сегодня никуда не выходит. Закрой дверь на засов. Окна тоже проверь.
– Поняла, – она быстро кивнула, начала раздавать детям тихие указания, уводить их в глубь дома.
Я направился к двери, снимая с крюка свой тёплый плащ.
– Александр, – окликнула Варя, когда я уже взялся за ручку двери. – Куда ты идёшь?
Я обернулся, посмотрел на неё:
– Я должен увидеть это своими глазами. и понять насколько далеко зашло, насколько глубоко въелась эта зараза в город.
Надел плащ, застегнул на все пуговицы.
Боец Угрюмого, который всё это время молча стоял у стены, шагнул вперёд, подошёл ко мне:
– Я иду с тобой, – сказал он негромко, но твёрдо. – Шеф велел мне не отходить от вас ни на шаг. Приказ есть приказ.
Я кивнул. Возражать не стал – лишняя пара крепких кулаков рядом сейчас не помешает. Вдвоём мы вышли на улицу, прикрыв за собой дверь. Холодный зимний ветер ударил в лицо, но я его почти не почувствовал – весь был сосредоточен на том, что предстоит увидеть.
Мы зашагали быстрым шагом в сторону Ремесленного квартала – туда, где всегда была самая большая толпа, где нас любили и ждали, где выстраивались очереди за нашими пирожками.
Пора проверить, насколько глубоко въелась эта зараза и есть ли ещё шанс её остановить.
* * *
Ремесленный квартал встретил меня холодом.
Не тем морозным холодом, от которого можно укрыться тёплым плащом и спрятать руки в рукава. Другим. Человеческим холодом – тем, что идёт от отвернувшихся спин, опущенных глаз, поспешных шагов мимо.
Я встал на нашем обычном месте – в узком проходе между двумя большими кузницами. Ещё вчера здесь выстраивалась очередь из десяти-пятнадцати человек – кузнецы, подмастерья, грузчики. Люди ждали, переговаривались, шутили, торопили нас побыстрее доставать пирожки.
Сейчас здесь было пусто.
Я поставил корзину на наш привычный деревянный ящик, который давно уже стоял тут и служил импровизированным прилавком. Откинул тёплую тряпицу – пар пошёл от ещё горячих пирожков, запах мяса и свежего теста поплыл в морозный воздух.
Набрал побольше воздуха в грудь и крикнул громко, на весь квартал, как учил детей:
– Горячие пирожки! Свежие, только из печи! С мясом, с капустой, с морковью! Всего два медяка! Горячие, вкусные!
Голос прозвучал звонко, отразился от каменных стен кузниц.
Люди шли мимо по своим делам – торговцы с тележками, женщины с корзинами, ремесленники. Многие оглядывались на мой крик, видели меня, видели корзину с дымящимися пирожками – и резко ускоряли шаг, отворачивались, спешили дальше. Кто-то даже демонстративно отворачивал голову, делая вид что вообще меня не заметил.
Никто не подходил.
Я стоял, держа руки на краях корзины, и чувствовал как что-то сжимается в груди.
И тут из соседней кузницы вышел Василий – здоровенный рыжебородый кузнец лет сорока, с руками толщиной в мою ногу. Ещё три дня назад он покупал у меня по пять пирожков за раз, ел их прямо на улице, жуя и причмокивая от удовольствия, и кричал на весь квартал: «Эй, парни, идите сюда! У этого повара пирожки – пальчики оближешь!» Благодаря ему у нас тут всегда была очередь.
Сейчас он вышел, вытирая руки о кожаный передник, увидел меня – и отвёл глаза. Пошёл мимо, не здороваясь, глядя куда-то в сторону.
– Василий! – окликнул я громко.
Он замедлил шаг, остановился неохотно, но не обернулся сразу. Постоял так секунды три, потом всё же повернул голову:
– Чего? – голос сухой, неприветливый.
Я сделал шаг к нему, попытался улыбнуться:
– Не хочешь пирожков? Вот, свежие, только что принёс. Твои любимые, с мясом и луком. Помнишь, ты говорил что у меня лучшие пирожки в городе?
Он покосился на корзину, потом перевёл взгляд на меня. Лицо закрытое, неприветливое, совсем не такое как раньше. Никакой улыбки, никакого тепла. Как будто я ему чужой.
– Нет, – буркнул он коротко. – Не хочу.
– Василий, да что случилось-то? – я шагнул ближе, недоумевая. – Вчера же всё было нормально. Ты сам говорил…
– Слышал я, что про твои пирожки говорят, – перебил он резко, всё ещё не глядя мне в глаза. – По всему кварталу уже слухи ходят. Извини, но лучше я у других куплю.
– Какие слухи? – я почувствовал как напрягается спина. – Что именно говорят?
Он помялся, переминаясь с ноги на ногу, явно не желая продолжать разговор:
– Да разное… Что мясо у тебя несвежее. Что с мукой что-то не то. Я не знаю, правда это или нет, но… – он наконец посмотрел на меня, быстро, и тут же отвёл взгляд, – лучше перестраховаться. У меня семья, дети. Не хочу чтобы они отравились. Извини.
Развернулся и быстро зашагал прочь, почти убегая от меня.
Я стоял, смотрел ему вслед, чувствуя как холодеет внутри.
Семья. Дети. Не хочет рисковать.
Мимо прошла пожилая женщина в потёртом тёплом платке, за руку вела внучку лет шести – девочку в тёплом тулупчике. Девочка вертела головой по сторонам, разглядывала всё вокруг с детским любопытством.
– Бабушка, смотри! – она вдруг дёрнула старуху за рукав, показывая на мою корзину. – Пирожки! Горячие! Купи мне, пожалуйста! Я есть хочу!
Старуха резко, почти грубо дёрнула внучку за руку, оттаскивая её от меня:
– Не подходи туда! – голос громкий, резкий, испуганный даже. – Не видишь разве – у этого торговца отрава! Говорят по всему городу, что люди травятся его пирожками! Сын кузнеца Петра вчера объелся, так три дня пластом лежал, живот скрутило так что аж стонал!
– Но бабушка… – начала было девочка.
– Молчать! – старуха потащила её дальше, почти волоком. – Ещё заболеешь по моей глупости! И не смотри туда!
Они прошли мимо быстрым шагом. Девочка обернулась через плечо, посмотрела на меня и на пирожки с грустью и недоумением – явно не понимая почему нельзя.
Я сжал кулаки. Всё ложь, грязная ложь.
Ещё несколько человек прошли мимо – двое подмастерьев в кожаных передниках, торговец с тележкой, женщина средних лет с корзиной. И я слышал обрывки их разговоров, которые они даже не старались скрывать:
«…видишь, это тот самый торговец, про которого говорят…»
«…да, слышал, тухлятина у него, говорят, мясо уже с душком…»
«…мука у него с жучком, соседка Матрёна предупреждала, сама видела…»
«…не бери ни в коем случае, отравишься, потом лечиться замучаешься…»
Шёпот. Ядовитый, липкий, противный шёпот, который обволакивал меня со всех сторон как туман. Слова долетали отовсюду – справа, слева, сзади, из толпы. Невозможно было понять кто именно говорит, но слова звучали постоянно, без перерыва.
Я стоял посреди площади между кузницами, окружённый этим бесконечным шёпотом – и вдруг почувствовал себя прокажённым. Изгоем. Больным, от которого все шарахаются. Тем, к кому боятся подходить, с кем боятся говорить.
Боец Угрюмого стоял в паре шагов от меня, прислонившись спиной к тёплой стене кузницы. Молчал, наблюдал, но я видел краем глаза как напряглись его широкие плечи под плащом, как рука инстинктивно легла на рукоять длинного ножа за поясом. Он чувствовал опасность. Невидимую, но реальную.
Прошло ещё минут пять. Мимо прошло человек двадцать. Никто не подошёл. Никто даже не замедлил шаг и тут из узкого переулка слева, между двумя домами, появилась фигура.
Волк.
Он подошёл ко мне неторопливо, бесшумно – шаги не слышны даже на мощёной камнем мостовой. Встал рядом, чуть сбоку. Оглядел площадь острым, цепким взглядом, оценив ситуацию за пару секунд – толпу, прохожих, мою полную корзину, моё лицо.
– Шеф прислал, – сказал он тихо, хрипло, голос как наждак по дереву. – Велел найти тебя. Сказал, началось то, о чём предупреждал.
Я медленно повернул голову, посмотрел на него:
– Я уж заметил, Волк. Гильдия. да?.
Волк усмехнулся – кривая усмешка, в которой не было ни капли веселья:
– Да, это Гильдия работает. Стиль работы у них такой. С тобой видишь что придумали, суки…
Он кивнул на толпу вокруг нас, на прохожих, которые старательно обходили нас стороной:
– Ты и так уже понял, но скажу. Это точно они тебя атаковали. Больше некому.
Он посмотрел мне прямо в глаза, и в его взгляде было что-то похожее на жалость:
– Твоё дело уже убито. Ты просто ещё не понял этого. Ещё пытаешься бороться, но это бесполезно. Против слухов не побороться. Особенно когда их пускают профессионалы.
Я смотрел на него молча, переваривал его слова – и чувствовал как внутри разгорается не страх, а злость.
Мёртв? Убит?
– Хрен там плавал, – ответил я спокойно, глядя Волку прямо в глаза. – Я так просто не сдамся.
Волк хмыкнул, но ничего не сказал.
Он постоял ещё несколько секунд, давая мне время переварить информацию, потом добавил:
– Шеф вечером сам к тебе домой. Сказал – надо говорить, решать что делать дальше. Это серьёзно, повар. Очень серьёзно.
Он коротко кивнул мне, потом своему бойцу тот в ответ кивнул, профессиональное приветствие между бойцами. Так же бесшумно, как появился, Волк развернулся и растворился в толпе.
Я накрыл корзину тряпицей, поднял её. Тяжёлая. Все пирожки на месте.
– Идём, – сказал я сопровождающему.
Мы пошли обратно к дому. Я шёл ровно, с прямой спиной, не опуская плеч. Да, я проиграл этот раунд, но война не закончена.
Шрам молча шёл рядом, чуть позади и сбоку – охранял.
А за нашими спинами всё ещё звучал змеиный шёпот, который убивал моё дело медленно, но верно.
Но меня – не убьёт. Ещё поборемся.








