Текст книги "Мир без принцев (ЛП)"
Автор книги: Зоман Чейнани
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)
Зоман Чейнани
«Мир без принцев»
О переводе
Оригинальное название: A World Without Princes (The School for Good and Evil #2)
by Soman Chainani
Серия: The School for Good and Evil #2 / Школа Добра и Зла#2
Перевод: Виктория Салосина
Вычитка: Виктория Салосина, Александр Маруков
Количество глав: 24
Переведено в рамках проекта http://vk.com/bookish_addicted
ЧАСТЬ I
Глава 1
Софи загадывает желание
После того, как лучшая подруга пытается тебя убить, остается легкая тревога.
Но когда Агата глазела на золотые статуи, свою и Софи, возвышающихся над залитой солнцем площадью, она постаралась загнать эту мысль куда подальше.
– Никак не пойму, почему это должен быть мюзикл, – сказала она, чихая от запаха гвоздик, украшающих её розовое платье.
– А ну не потеть в костюмах! – рявкнула Софи на мальчишку, отчаянно сражающегося с гипсовой головой собаки, в то время как девочка, привязанная к нему, пританцовывала вокруг него в своей прехорошенькой собачьей голове. Софи отловила двух мальчишек с табличками ЧАДДИК И РАВАН, пытающихся махнуться костюмами. – Никаких обменов школьной формы!
– Но я хочу быть Счастливцем! – проворчал псевдо-Раван, и стянул с себя унылую черную тунику.
– У меня под париком все чешется, – прохныкала БЕАТРИКС, царапая искусственные белокурые локоны.
– Меня мамочка не узнает, – проскулил мальчик в блестящей серебристой маске ШКОЛЬНОГО ДИРЕКТОРА.
– И НИКАКОГО НЫТЬЯ ПО ПОВОДУ ВАШИХ СТОРОН! – пророкотала Софи, надевая на дочку кузнеца табличку ДОТ, прежде чем вручить её в руки два шоколадных мороженых. – К следующей неделе ты должна пожиренеть.
– Ты сказала, что это будет нечто скромное, – сказала Агата, глядя на мальчика, балансирующего на стремянке, когда он рисовал два знакомых зеленых глаза на большом театральном шатре. – Что-то, сделанное со вкусом, к празднованию годовщины.
– И что, у каждого пацана в этом городишке тенор? – громко пожаловалась Софи, внимательно осматривая мужчин теми же зелеными глазами. – Наверняка же голос у кого-то изменился? Уверена, что есть тот, кто может сыграть Тедроса, самого красивого, очаровательного принца в...
Она повернулась и обнаружила рыжеволосого с торчащими зубами Рэдли в обтягивающих бриджах, надувшего грудь. Софи зажала рот рукой, чтоб не рассмеяться и нарекла его ХОРТОМ.
– Это совсем не похоже на что-то скромное, – громче сказала Агата, наблюдая за двумя девочками вытаскивающими полотнище из билетного киоска с двадцатью неоновыми лицами Софи на нем. – И не похоже, что в этом присутствует много вкус...
– Свет! – закричала Софи двум парням, висевшим на канатах...
Агата отвернулась от ослепляющей вспышки света. Сквозь пальцы, она заметила бархатный занавес, отображающий на себе слова тысячей раскаленных добела ламп:
ПРОКЛЯТЬЯ ! Мюзикл
Актриса , Сценарист , Режиссер и Продюсер – Софи
– А не скучновато ли это для финала? – сказала Софи, поворачиваясь к Агате в полночно-синем бальном платье, украшенном золотыми листьями, с рубиновым медальоном на шее и тиарой из синих орхидей на голове. – Мне тут кое-что пришло на ум. Ты можешь пропеть гармонию?
Агату пробил нервный тик.
– Совсем из ума выжила? Ты сказала, что это будет дань похищенным детям, а не какое-нибудь балаганное представление в виде бурлеска! Я не играю, не пою, но все-таки мы здесь, на генеральной репетиции тщеславия, у которого даже нет в сценарии… Что ЭТО?
Она ткнула пальцем в перевязь с красными кристаллами на платье Софи.
Королева Бала
Софи уставилась на неё.
– Нет, ну ты же не ожидала от меня, что я буду рассказывать нашу историю, как оно было на самом деле, а?
Агата нахмурилась.
– Ох, Агата, если мы сами себе не устроим праздник, то кто это сделает? – простонала Софи, глядя на гигантский амфитеатр. – Мы – Разрушители проклятья Гавальдона! Убийцы Школьного Директора! Мы больше, чем жизнь! Величественнее, чем легенда! Итак, где наш дворец? Где наши рабы? На годовщине нашего похищения из этого отвратительного городка они должны обожать нас! Они должны поклоняться нам! Они должны склониться, вместо того, чтобы ходить и распевать песенки с жирными, плохо одетыми вдовами!
Её голос прогремел над пустыми деревянными сидениями. Она повернулась и увидела, как её подруга изучающе вглядывается ей в лицо.
– Старейшины ведь дали ему разрешение, не так ли, – сказала Агата.
Лицо Софи потемнело. Она быстро отвернулась и принялась раздавать ноты актерскому составу.
– Когда? – спросила Агата.
Софи не ответила.
– Софи, когда?
– На следующий день после представления, – сказала Софи, приводя в порядок гирлянды на гигантском алтаре. – Но возможно все изменится, когда они увидят успех.
– Почему? Какой еще успех?
– Агги, я в порядке. Я примирилась с этим.
– Софи, про какой успех идет речь?
– Он взрослый мужчина. Волен сам принимать решения.
– И это представление не имеет ничего общего с попытками остановить твоего отца жениться?
Софи резко обернулась.
– С чего это ты взяла?
Агата уставилась на толстую бездомную старуху, развалившуюся в занавесках под алтарем, на которой висела табличка ГОНОРА.
Софи всучила Агате ноты.
– Если бы я была тобой, то научилась бы петь.
Когда они вернулись из Бескрайнего Леса девять месяцев назад, то поднялась ужасная неразбериха. В течение двух сотен лет Школьный Директор похищал детей из Гавальдона для своей Школы Добра и Зла. Но после такого количества навсегда пропавших детей, распавшихся семей, две девочки смогли найти дорогу обратно. Народ хотел расцеловать их, потрогать, возвести статуи, будто они были богинями, спустившимися с небес на землю. Чтобы удовлетворить спрос, Совет Старейшин предложил им раздавать под присмотром автографы в церкви, после воскресной службы. Вопросы оставались неизменными:
– Вас пытали?
– А вы уверены, что проклятье разрушено?
– А не видели там моего сыночка?
Софи предложила взять все на себя, но к её удивлению Агата всегда приходила. Кроме того, в те первые месяцы, Агата раздавала интервью для «Городского свитка», позволив Софи нарядить её, намазать толстым слоем макияжа и вежливо сносила маленьких детей, которых на дух не переносила её подруга.
– Тотемы хворобы, – проворчала Софи, прикладывая к носу листок эвкалипта, прежде чем подписать очередную книгу сказок. Она заметила, что Агата улыбнулась мальчику, когда подписывала его копию «Короля Артура».
– С каких это пор тебе нравятся дети? – сердито спросила Софи.
– С тех самых, как они умоляли мою мать осмотреть их, когда заболели, – сказала Агата, сверкнув помадой на зубах. – У неё в жизни не было столько пациентов.
Но летом толпа подсократилась. Поэтому следом у Софи возникла идея наделать плакаты.
РАЗРУШИТЕЛЬНИЦЫ ПРОКЛЯТЬЯ
ЖИВОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ В ВОСКРЕСЕНЬЕ
БЕСПЛАТНЫЕ ПОЦЕЛУИ
И
АВТОГРАФЫ
Агата изумленно уставилась на надпись на церковных дверях:
– Бесплатный поцелуй?
– Будем целовать их книги сказок, – сказала Софи, вытягивая уточкой накрашенные красным губы, смотрясь в зеркальце.
– Надпись говорит совсем не об этом, – сказала Агата, одергивая липучее зеленое платье, которое Софи ей одолжила. Сразу же бросилось в глаза, что розовый цвет исчез из её гардероба, после их возвращения. Предположительно это случилось потому, что он напоминал ей о том времени, когда она была лысой беззубой ведьмой.
– Слушай, мы вчерашние новости, – сказала Агата, снова одергивая лямки платья. – Пора возвращаться к нормальной жизни, как все остальные.
– Возможно, на этой неделе здесь сидеть должна только я, – сказала Софи, хлопая глазками поверх зеркала. – Скорее всего, они чувствуют отсутствие у тебя энтузиазма.
Но ни в то воскресенье, ни в последующие, кроме вонючего Рэдли никто не показался, когда Софи развесила повсюду плакаты с обещанием «личного подарка» с автографом в каждом, а потом пошла и еще дальше, пообещав «ужин на двоих». К осени плакаты на площади «Разыскивается» были сняты, дети распихали свои книги сказок по туалетам, а мистер Довилль повесил на витрину своего магазинчика табличку «СКОРО ЗАКРЫТИЕ», потому что больше к нему не поступали новые сказки из Бескрайнего Леса, а значит, и продавать больше было нечего. Теперь напоминанием о проклятье были всего лишь эти две девочки. Даже отец Софи перестал церемониться с дочерью. На Хэллоуин он сказал ей, что получил разрешение у Старейшин жениться на Гоноре. У Софи разрешения он так и не спросил.
Когда Софи спешила на репетицию под сильным отвратительным дождем, она бросила взгляд на свою некогда сияющую статую, теперь заляпанную пятнами грязи и птичьим пометом. Она так тяжело трудилась ради этой статуи. Недельный моцион масок для лица из улиточной икры и пост, состоящий только из огуречного сока, чтобы скульптор изобразил её как нужно. И вот теперь скульптура служит туалетом для голубей.
Она глянула назад на свое нарисованное лицо, лучезарно улыбающееся с павильона театра вдалеке, и стиснула зубы. Это представление напомнит её отцу, кто здесь главный. Представление обо всем ему напомнит.
Когда Софи прошлепала по лужам с площади до рядов коттеджей с крышами из дерна, над которыми из труб тянулись клубы дыма, она узнала, что у каждой семьи будет на ужин: свинина в панировке с грибным соусом в доме у Вильгельма, говядина и картофельный суп-пюре у Белль, чечевица с беконом и маринованный сладкий картофель у Сабрины... Еда, которую так любил её отец, но никогда не получал, живя только с ней.
Хорошо. Позволим ему поголодать, за все ту заботу, что она дарила ему. Когда она подошла к собственному дому, Софи вдохнула аромат холодной, пустой кухни, запах, который напоминал её отцу – что он потерял.
Только теперь кухня не пахла ничем. Софи вдохнула снова и услышала запах мяса и молока, и рванула к двери. Она распахнула её и...
Гонора рубила свиные ребрышки.
– Софи, – она остановилась, тяжело дыша, вытирая пухлые руки. – Мне пришлось закрыть «у Бартлеби»... мне бы не помешало немного помощи...
Софи смотрела сквозь неё.
– Где мой отец?
Гонора пыталась поправить свои густые, посыпанные мукой, волосы.
– Гммм, устанавливает шатер с мальчиками. Он подумал, было бы здорово поужинать всем вмест...
– Шатер? – Софи поспешила к задней двери. – Сейчас?
Она выкатилась в сад, где вдовьи сыновья под порывистым дождем каждый держали канат, пока Стефан пытался закрепить вздымающийся белый шатер третьим канатом. Но только-только Стефану удалось это сделать, как шатер сорвало ветром и его вместе с мальчиками похоронило под складками ткани. Софи услышала их хихиканье, прежде чем голова отца вынырнула наружу.
– Как раз именно то, что нам нужно – четвертый!
– Почему ты устанавливаешь шатер сейчас? – спросила ледяным тоном Софи. – Свадьба же на следующей неделе.
Стефан выпрямился и откашлялся.
– Завтра.
– Завтра? – Софи побелела. – Завтра, которое завтра? А не то, которое после завтра?
– Гонора сказала, мы должны пожениться до твоего представления, – ответил Стефан, запустив пятерню во вновь отросшую бороду. – Не хотим отвлекаться.
Софи затошнило.
– Но... как...
– Не волнуйся, мы объявим о перемене даты в церкви, и Якоб с Адамом здесь, помогут поставить палатку как раз вовремя. Как прошла репетиция? – Он прижал шестилетку к своему мускулистому боку. – Якоб сказал, что ему видно огни с нашего крыльца.
– Мне тоже! – сказал восьмилетний Адам, прижимаясь к другому боку Стефана.
Стефан поцеловал их в макушки.
– Ну, кто бы мог подумать, что у меня появятся два маленьких принца?! – прошептал он.
Софи наблюдала за отцом, и у неё ком застрял в горле.
– Ну же, расскажи нам, что там было на твоей репетиции, – сказал Стефан, улыбаясь ей.
Но Софи вдруг совсем стало безразлично её представление.
Ужин состоял из прекрасного жаркого, идеально приготовленных брокколи, огуречного салата, и черничного домашнего пирога, но Софи ни к чему не притронулась. Она сидела неподвижно и сурово смотрела через заставленный тарелками стол на Гонору, когда вокруг мелькали и клацали вилки.
– Поешь, – толкнул её локтем Стефан.
Рядом с ним Гонора потерла шею плетенкой, избегая взгляда Софи.
– Если ей не нравится...
– Ты приготовила все, что она любит, – сказал Стефан, глядя на Софи. – Ешь.
Софи не притронулась к еде. Позвякивание столовых приборов продолжалось в молчании.
– А можно мне ещё свинину? – спросил Адам.
– Ты ведь дружила с моей матерью, не так ли? – спросила Софи у Гоноры.
Вдова чуть было не подавилась мясом. Стефан сурово глянул на дочь и открыл рот, чтобы ответить, но Гонора схватила его за запястье. Она приложила к сухим губам грязную салфетку.
– Были лучшими подругами, – проскрипела она с улыбкой, и снова сглотнула. – Очень, очень долго.
Софи застыла.
– Интересно, что же между вами произошло.
Улыбка Гоноры исчезла, и она уткнулась в свою тарелку. Софи же, не отрываясь, продолжала смотреть на неё.
Вилка Стефана ударила по столу.
– Почему ты не помогаешь Гоноре в магазине после школы?
Софи ждала, когда Адам ему ответит, но потом заметила, что отец все еще смотрит на неё.
– Я? – побелела Софи. – Помогать... ей?
– Бартлеби сказал моей жене, что ему бы не помешали дополнительные руки, – надавил Стефан.
Жене. Все, что услышала Софи. Не воровке, не бродяжке. Жене.
– После свадьбы и представления, – добавил он. – Пора бы тебе возвращаться к нормальной жизни.
Софи повернулась, ожидая, что та будет тоже удивлена, но она только нервно заглатывала огурцы сухими губами.
– Отец, ты хочешь, чтобы я... – Софи не могла подобрать слова. – Встала за маслоб-б-бойку?
– Добавь силушки своим тоненьким ручкам, – жуя свой ужин, сказал отец, в то время как Якоб с Адамом мерились бицепсами.
– Но я знаменитость! – заверещала Софи. – У меня есть поклонники... статуя! Я не могу работать! Тем более с ней!
– Тогда, может, тебе следует поискать другое место для жилья? – Стефан поднял обглоданную кость. – До тех пор, пока ты будешь жить в семье – будешь вносить свой вклад. А в противном случае, мальчики с радостью займут твою комнату.
У Софи перехватило дыхание.
– А теперь ешь, – сказал он так резко, что ей пришлось подчиниться.
Пока Жнец наблюдал за тем, как Агата просачивалась в свое старое черное платье, он с подозрением шипел на неё, посасывая несколько косточек форели на другом конце прохудившейся комнаты.
– Видишь? Та же старая добрая Агата. – Она захлопнула крышку на сундуке с одолженной одеждой у Софи, подтащила его поближе к двери, и присела на колени, чтобы погладить своего лысого морщинистого кота. – Итак, теперь снова будешь со мной милым?
Жнец зашипел.
– Это я, – сказала Агата, пытаясь приласкать его. – Я нисколечко не изменилась.
Жнец поцарапал её и поплелся прочь.
Агата потерла свежую царапину на руке, между едва зажившими, а потом плюхнулась на кровать, в то время как Жнец свернулся в самом дальнем, покрытым зеленой плесенью, углу от неё.
Она перекатилась и обняла подушку.
Я счастлива .
Она слушала, как дождь шлепал по соломенной крыше и просачивался через дыру, попадая в материн черный котел.
Дом , родимый дом .
Клац, клац, клац, пошел дождь.
Софи и я .
Она уставившись смотрела на пустую, в трещинах, стену. Клац, клац, клац... словно меч в ножнах, трется о ремень с пряжкой. Клац, клац, клац. Сердце начало бешено колотиться в груди, кровь закипела, будто лава, – она знала, что снова происходит. Клац, клац, клац. Чернота котла стала черной как его сапоги. Солома потолка – золотом его волос. Небо сквозь окно – синевой его глаз. Подушка в её руках превратилась в загорелую плоть с мышцами...
– Дорогая, не поможешь? – раздался взволнованный голос.
Агата резко очнулась, прижимая к себе подушку, промокшую от пота. Она, пошатываясь, сползла с кровати и распахнула дверь, чтобы увидеть, как её мать с трудом тащит две корзины, одна из которых кишела вонючими корешками и листьями, а другая дохлыми головастиками, тараканами и ящерицами.
– Что, черт воз...
– Так, ты наконец сможешь научить варить какие-нибудь зелья, про которые узнала в школе! – прозвенела радостным колокольчиком Каллис, выкатив глаза, вручая корзину Агате в руки. – Сегодня не так много пациентов. У нас есть время заняться зельевареньем!
– Я же тебе уже говорила, что больше не могу колдовать, – огрызнулась Агата, закрывая за ними двери. – Наши пальцы здесь не светятся.
– Почему бы тебе не поделиться со мной и рассказать о том, что же произошло на самом деле? – спросила мать, собирая свои черные жирные волосы в пучок. – По крайней мере, ты могла бы мне показать бородавочное зелье.
– Слушай, я оставила все в прошлом.
– Ящерицы лучше, когда свежие, дорогая. Что мы можем из них приготовить?
– Я позабыла все, чему нас....
– Они испортятся...
– Прекрати!
Мать застыла, как вкопанная.
– Пожалуйста, – умоляла Агата. – Я не хочу говорить о школе.
Каллис аккуратно забрала у Агаты корзину.
– Я была так счастлива, когда ты вернулась домой. – Она посмотрела в глаза дочери. – Но отчасти я переживаю, что ты сдалась.
Агата уставилась вниз на свои черные калошеподобные башмаки, пока её мама волокла корзины на кухню.
– Ты ведь знаешь мое отношение к ненужному расточительству, – вздохнула Каллис. – Будем надеяться, что наши потроха справятся с рагу из ящериц.
Пока Агата нарезала лук при свете факела, она слушала, как её мать фальшиво напевала, как делала это каждый вечер. Когда-то давным-давно, она любила их райское кладбище, их одинокое времяпрепровождение.
Она отложила нож.
– Мама, как узнать, что ты встретила свое «Долго и Счастливо»?
– Ээээ? – протянула Каллис, обдирая костлявыми руками несколько тараканов и складывая их в котел.
– Ну в сказке, я имею в виду.
– Там поищи ответ, дорогая. – Её мать кивнула на открытую книгу сказок, выглядывающую из-под кровати Агаты.
Агата посмотрела на последнюю страницу, свадьбу светловолосого принца с принцессу с волосами цвета воронова крыла, на фоне зачарованного замка.
КОНЕЦ
– Но, что если два человека не могут увидеть своей сказки? – Она таращилась на принцессу в объятьях принца. – Как узнать, счастливы ли они?
– Если возникает подобный вопрос, значит, нет, – сказала мать, стукнув по таракану, который не хотел тонуть.
Глаза Агаты чуть дольше задержались на принце. А потом она резко захлопнула книжку и сунула её в очаг под котел.
– Со временем мы должны избавиться от этого, как и все остальные.
И она принялась рубить в углу лук, быстрее прежнего.
– Ты в порядке, дорогая? – сочувственно спросила Каллис, услышав всхлипывания.
Агата вытерла глаза.
– Это всё лук.
Дождь закончился, но по кладбищу, освещенному двумя факелами, висевшими над воротами, гулял порывистый осенний ветер, цепляющийся за пламя. Когда она приблизилась к могиле, её лодыжки затряслись, а пульс застучал в ушах, умоляя держаться от этого места подальше. Пот побежал по её спине, когда она опустилась на колени на траву и грязь, с закрытыми глазами. Она никогда не смотрела. Никогда.
Сделав глубокий вдох, Софи открыла глаза. Она с трудом могла разглядеть истершуюся бабочку на надгробной плите над словами:
ЛЮБЯЩАЯ ЖЕНА
И
МАТЬ
Два растрескавшихся надгробия поменьше, оба пустые, обрамляли надгробие мамы, словно крылья. Пальцами в белых рукавицах, она сняла мох с одного из них, заросший от многих лет запустения. Когда она убрала грязь, её испачканные рукавицы нащупали какие-то углубления в камне, гладкие и явно сделанные умышленно. На плите было что-то вырезано. Она захотела рассмотреть получше...
– Софи?
Она повернулась и увидела, как к ней приближалась Агата в изорванном черном плаще, балансируя хлипкой свечой на блюдце.
– Мама увидела тебя в окно.
Агата присела на корточки рядом с ней и поставила свечу пред могилами. Софи долгое время ничего не говорила.
– Он считал, что это её вина, – сказала она, наконец, глядя на два пустых надгробных камня. – Два мертворожденных мальчика. Больше он никак не мог это объяснить. – Она смотрела, как в темноте порхала синяя бабочка и прильнула к орнаменту на обветшалом материном надгробье.
– Доктора сказали, что у неё не может быть больше детей. Как и у твоей мамы. – Софи умолкла и слабо улыбнулась голубой бабочке. – И вот однажды это случилось. Она была больна, никто не думал, что, наконец, это оно, но её живот все рос. Старейшины дали этому название – Чудо-ребенок. Отец сказал, что назовет ребенка – Филиппом.
Софи повернулась к Агате.
– Только ты не могла будучи девочкой зваться Филиппом.
Софи замолчала, её скулы стали жесткими.
– Она любила меня, неважно, какой бы слабой я её не сделала. Неважно, сколько раз она видела, как он уходил в дом её подруги и пропадал там. – Софи боролась со слезами столько, сколько могла. – Её подруга, Агата. Лучшая подруга. Как он мог? – Она горько расплакалась в грязные рукавицы.
Агата опустила взгляд вниз и не произнесла ни слова.
– Я видела, как она умирала, Агги. Сломленная и преданная. – Софи отвернулась от могилы. Лицо её было красным. – Теперь у него будет все, чего он так хотел.
– Ты не можешь мешать ему, – сказала Агата, прикасаясь к Софи.
Софи отпрянула.
– И позволить ему вот так, про все забыть?
– А какой у тебя есть выбор?
– Думаешь, эта свадьба состоится? – сплюнула Софи. – Посмотрим.
– Софи...
– Это он должен был умереть! – Софи налилась пунцовым цветом. – Он и его маленькие принцы! Тогда я была бы счастлива в этой тюрьме!
Её лицо перекосила такая злоба, что Агата замерла. Впервые, с тех пор, как они вернулись, она увидела смертельно опасную ведьму, живущую внутри её подруги, готовую вырваться наружу.
Софи увидела страх в глазах Агаты.
– Пппростииии... – пролепетала она, отворачиваясь. – Я... не знаю, что на меня нашло... – На её лице проступил стыд. Ведьма исчезла.
– Агги, я скучаю по ней, – прошептала, дрожащим голосом, Софи. – Я знаю, у нас есть наш счастливый конец. Но я все еще так скучаю по своей маме.
Агата немного поколебалась, а потом дотронулась до плеча подруги. Софи подалась к ней и Агата обняла, рыдающую Софи.
– Как бы мне хотелось снова её увидеть, – всхлипывала Софи. – Я бы отдала за это все, что угодно. Все, что угодно.
Часы на кривой башне отбили десять раз, но между громкими ударами был слышен заупокойный скрип. Девочки в объятьях друг друга смотрели на сгорбленную фигуру мистера Довилля, когда он двигал тележку мимо часов с последними пожитками из своего закрытого магазина. Каждые несколько шагов он останавливался, с трудом передвигаясь под тяжестью забытых книг сказок, до тех пор, пока его тень не исчезла за углом и скрипы прекратились.
– Я просто не хочу закончить как она, в одиночестве и... всеми забытая, – выдохнула Софи.
Она повернулась к Агате и улыбнулась.
– Но у моей мамы не было такой подруги, как ты, ведь так? Ради нас, чтобы мы были вместе, ты упустила своего принца. Если подумать, то и я могла сделать кого-то счастливым... – Её глаза затуманились. – Агата, я тебя не заслуживаю. Правда, не заслуживаю. После всего, что натворила.
Агата все еще хранила молчание.
– Кто-то Добрый позволил бы состояться этой свадьбе, да? – Софи тихонько прижалась к Агате. – Кто-то такой Добрый, как ты.
– Уже поздно, – сказала Агата, поднимаясь. Она протянула Софи руку.
Софи безвольно приняла её ладонь.
– И я до сих пор не нашла себе платья на свадьбу.
Агата выдавила улыбку.
– Вот видишь? Добро – после всего.
– По крайней мере, я буду выглядеть лучше невесты, – сказала Софи, идя вперед.
Агата фыркнула и схватила факел с ворот.
– Подожди, я отведу тебя домой.
– Какая прелесть, – сказала Софи, не останавливаясь. – Я слышу, что у тебя на ужин не только луковый суп.
– Вообще-то ящерицы и луковый суп.
– Вообще, не понимаю, как мы можем быть подругами.
Двое, бок о бок, проскользнули через стонущие ворота. Факелы освещали их длинные тени, которые эти двое отбрасывали на заросли бурьяна. Когда они пробрались вниз по изумрудному холму и скрылись из виду, через кладбища вновь пронесся порыв ветра, зажигая пламя на свече, капающей воском на грязное блюдце. Пламя разгорелось до синей бабочки, сидевшей на могиле и смотревшей на него с любопытством, затем оно стало настолько ярким, что осветило еще две безымянные могилы рядом. С лебедем на каждой. На одой могиле белая.
На другой черная.
Ветер с ревом пролетел между ними и задул свечу.