Текст книги "Нож Равальяка"

Автор книги: Жюльетта Бенцони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Барон думал примерно о том же самом. Как бы он ни спешил домой, но в Валансьене остановился на самом лучшем постоялом дворе, где все тут же принялись глазеть на Тома. Однако барон умел отдавать приказы, и в комнату наверху мигом принесли чан с горячей водой и мыло. Пока Тома отмывали, Грациан бегал по городу и покупал белье, достойную одежду, а главное, сапоги. Он один знал наизусть мерки своего хозяина. И вот, когда им принесли ужин, молодой человек выглядел куда более пристойно. Пришел брадобрей и побрил его, а потом подстриг слишком длинные волосы. Но когда он протянул молодому человеку зеркало, тот, взглянув на себя, огорченно покачал головой.

– Вот, значит, каков я, – прошептал он.

– Ты себя не узнаешь?

– Нет, но не только это меня огорчает. Очень уж я уродлив.

– Ты ожидал увидеть что-то другое? Разумеется, ты выглядишь ужасно, исхудал, как гвоздь. Но это все пустяки, ты очень скоро поправишься.

– Вы сказали, что я женат... и моя жена – красивая женщина?

– Очень красивая, и она очень тебя любит.

– Если я так изменился, боюсь, как бы она меня не испугалась. Может, мне лучше переждать где-нибудь, прежде чем ей показаться?

– Ты ее не знаешь. Она не из тех, для кого важны подобные мелочи. Она понимает, что время изменит вас обоих, что вы оба состаритесь, что ты можешь быть снова ранен, обезображен шрамом, но я поручусь бессмертием своей души за ее любовь. С тех пор, как ты исчез, она страдает...

– Вы только что сказали, что я солдат.

– Ты лейтенант полка легкой кавалерии Его Величества короля Людовика XIII, который пока еще малое дитя. Твой полковник, граф де Сент-Фуа, замечательный полководец, который однажды станет маршалом Франции, как и его дедушка.

– А не как вы?

И, хотя барону Губерту было не до смеха, он, не удержавшись, рассмеялся.

– Я огорчу тебя, но отвечу прямо: нет! У меня никогда не было военной жилки. Конечно, я воевал вместе с покойным королем Генрихом IV – да благословит его бог! – когда он бился, чтобы отвоевать свое королевство, и получил в боях несколько царапин, но как только воцарился мир, я вернулся в наше прекрасное имение Курси и стал растить розы. Между прочим, чтобы ничего от тебя не скрывать, с помощью твоей жены.

– Расскажите мне о ней. Ее зовут...

–Лоренца, но ты называл ее Лори. Она родилась во Флоренции, городе, который...

– Я знаю, где находится Флоренция.

– Знаешь? Но тогда...

– Да, память исчезла не до конца. Я по-прежнему верю в Бога и не забыл молитв, с которыми мы к Нему обращаемся. Я не разучился читать, писать, считать, владеть шпагой, ездить на лошади.

– Я вижу это!

– Но я забыл самого себя. Кто я такой? Я не помню своего детства, семьи, кого я любил, кого не любил...

– Неужели ты забыл свою тетю Клариссу...

– У меня есть тетя Кларисса?

– Она почувствует себя очень несчастной, если ты ее не узнаешь. После смерти твоей матери она заботилась о тебе. Лишившись очень давно мужа, она живет в Курси, где все ее любят... Начиная с меня и твоей молодой жены. Язычок у твоей тети может быть и злым, но сердце у нее доброе, а чувство юмора у нее просто чудесное. Мы частенько от души с ней смеемся.

– Я вижу, что мне несказанно повезло... пареньку, который считал себя простым крестьянином по имени Колен.

– О Колене забудь. Думаю, на сегодня достаточно разговоров. Тебе нужен отдых. Мне тоже. К тому же мне кое-что пришло в голову, и я должен это обдумать. Спокойной ночи, Тома!

– Спокойной ночи... отец! И еще раз спасибо!

– Тебе не за что меня благодарить! Разве ты не единственный мой сын?

Несмотря на усталость, барон Губерт еще очень долго не мог заснуть. После того, как он понял, что мозг его сына сохранил некоторые познания, у него затеплилась надежда. Кто знает, может быть, не все потеряно? Может быть, мрак, окутавший какие-то участки его мозга, со временем рассеется? Понять это может только настоящий, талантливый врач. Но где такого найти? Мало того, что хороший врач – вообще большая редкость, но и среди тех, кто слывут такими, немало шарлатанов. И все-таки одного он знает. Флорентиец Валериано Кампо, который спас жизнь Лоренце и о котором говорят, будто теперь им завладела Галигаи. А что, если Кампо именно тот доктор, который им нужен? В таком случае имеет смысл, прежде чем ехать в Курси, сделать остановку на улице Моконсей. И если понадобится, надолго.

К тому же барон хотел хоть немного смягчить удар, неизбежно грозящий «его женщинам». Он бы воспользовался этим временем, чтобы все подробно описать Тома, научить его всему, что он должен знать: как ему обращаться со своими родственницами, какие у них характеры, привычки, занятия...

Подумав о занятиях, барон позволил себе пошутить сам с собой: если Тома не забыл своих военных и гражданских занятий, можно надеяться, что он не забыл, как занимаются любовью. И кто знает? А вдруг он обретет себя в объятиях Лоренцы? Ее любовь, ее женственная прелесть разбудили бы и мертвого. Она пробудит в нем желание, в этом нет сомнений. Лично он... Довольно! Не ему, старику, давать волю бестолковому воображению. Стало быть, первоочередное дело: доктор-флорентиец, который обследует Тома. А дальше будет видно!

На этом барон Губерт прервал свои раздумья, задул свечу и наконец заснул.

Когда они добрались до Сен-Кантена, барон вновь пересел в карету к крайней растерянности своего сына.

– Неужели я в самом деле должен оставить свою лошадь и забраться внутрь кареты? – осведомился Тома с таким отчаянием, что барон не мог не рассмеяться.

– Должен тебе сказать, что ты никогда не любил карет!

– Правда?

– Еще какая! Ты всегда твердил, что только женщины и тяжелобольные могут путешествовать среди подушек, к тому же бархатных, на которых трясет в три раза больше, а едешь в три раза медленнее, чем на лошади. И я тебя понимаю...

– Ну, еще бы, – с удовлетворением ответил молодой человек

– Понимаю, но должен сказать, что мы с тобой будем проезжать Париж, где я хочу посоветоваться с доктором. Разумеется, самым лучшим. В Париже тебя хорошо знают, и я не хочу, чтобы стало известно, что ты вернулся, лучше ты будешь...

– Отсутствовать? Это слово вы подыскивали?

– Да. Скажу тебе сразу еще одно: с тех пор, как ты женился, над тобой нависла угроза. Ты к этой угрозе относился спокойно, но она мучает Лоренцу. История эта долгая, и потом я тебе ее расскажу. Расскажу до того, как ты увидишься с нашими дамами. Оставить тебя в неведении на этот счет – значит подвергнуть настоящей катастрофе.

– Неужели это так опасно?

– Суди сам. Коротко говоря: до того, как жениться на Лоренце, ты дважды спас ей жизнь: в первый раз вытащил из воды... Второй раз спас от меча палача. И если я добавлю, что эта драма связана еще и со смертью короля Генриха...

– Король был убит?

Губерт де Курси молча посмотрел на своего наследника, потом положил ему на плечо руку.

– Мне придется заново познакомить тебя с историей Франции, а заодно и с историей нашего семейства. Ради этого, я думаю, ты решишься потрястись в карете с десяток лье. Когда мы вернемся к себе в Курси, ты будешь скакать на лошади сколько захочешь.

– Хорошо.

И, больше не возражая, Тома уселся в карету.

***

Между тем в Курси Кларисса не знала, какому святому ей молиться и чем отвлечь несчастную Лоренцу. Бедняжка никак не могла понять, почему от нее скрывают, что произошло с ее любимым мужем и от какой болезни или раны он страдает. И она без конца пыталась выяснить, заходя то так, то этак, думая, что делает это деликатно, но в конце концов только рассердила свою добрую тетушку.

– Ради всего святого, Лоренца! Перестаньте меня мучить! Я больше не могу этого выносить! Вам сказали, что Тома жив, и удовольствуйтесь пока этим, черт побери! Разве этого недостаточно, чтобы вы успокоились?

– Да, я все понимаю... И прошу вас простить меня. Но я так хочу знать, что с ним! Где он? От чего страдает?

– Представьте себе, что я бы тоже очень хотела это знать! Но мне пока никто не сообщил об этом, и я не могу выдумать для вас какую-нибудь историю, чтобы вы, наконец, угомонились и оставили меня в покое!

Ни Кларисса, ни Лоренца не были злопамятны, они быстро мирились, но по мере того, как дни шли за днями, Лоренца мрачнела все больше и больше. Тем более что от маркизы д'Анкр тоже не приходило никаких вестей. Но вот наконец Лоренца получила письмо от Луизы де Конти.

«Весь двор – а точнее, избранные счастливцы – готовятся отправиться в путь. Мы едем в Бордо, где наш юный король вступит в брак с инфантой Анной. После чего мы проводим принцессу Елизавету до испанской границы, где она будет передана принцу Астурийскому и, когда бог призовет к себе короля Филиппа III, станет женой испанского короля и сама наденет корону. Не буду скрывать от вас, что путешествие меня мало радует. Я прекрасно знаю, сколько дурных сюрпризов сулит долгая дорога и те небезопасные места, где нам придется ночевать. Одно меня утешает: королева... Или регентша? После того, как король достиг совершеннолетия, не знаешь, как ее называть. После его женитьбы она уж точно станет королевой-матерью, что ей очень не нравится. Так вот она еще более недовольна, чем я, потому что вынуждена оставить Галигаи в Лувре. У Галигаи возобновились приступы, во время которых, как говорят, она извивается на кровати, мучаясь от удушья. Ее душит ком, который поднимается откуда-то изнутри. Еще она страдает от невыносимых мигреней, головную боль успокаивают петушиными потрохами, которые прикладывают ей к голове, кормя при этом гребешками других несчастных галльских птичек и еще почками ягненка. Пьет она только молоко, высасывая его прямо из груди кормилицы... Словом, ужас и ужас! Дошло до того, что супруг не желает делить с ней постель, и его можно понять! Поползли слухи, что ее мучает дьявол, которому она продалась, хотя монахи-августинцы пытались ее спасти, явившись к ней в своих рясах и со всевозможными святыми реликвиями. Известно также, что она призвала к себе врача-еврея Монтальдо и врача-флорентийца, который лечил вас и мадам д'Антраг и чьим именем она буквально теперь клянется. Но этих врачей нельзя взять с собой и привезти к принцессе, в чьей стране царит инквизиция. Они и вздохнуть не успеют, как их отправят прямиком на костер.

Добавлю, что ваше отсутствие вызывает большие сожаления. Иной раз совершенно неожиданные. Так, например, наш юный король позавчера осведомился, почему вас не видно. Наша дорогая старушка Ла Шатр, посопев, чихнув и хорошенько прочистив горло, объяснила, что вы в очередной раз лишились супруга, что, похоже, у вас это вошло в привычку, так что при дворе вам сейчас делать нечего. Ее ответ вызвал веселый смех, однако его невеликое величество объявил, что не видит ничего смешного в несчастьях, которые преследуют такую молодую и красивую даму. Его матушка как всегда мило и любезно посоветовала ему не лезть не в свое дело, но король, ко всеобщему удивлению, ответил: разве в самом ближайшем времени я не женюсь на инфанте? Разве я не должен позаботиться о ее окружении? Удивительно, не правда ли? Мой брат Жуанвиль выражает горячее желание посетить Курси. Он беспрестанно мне надоедает, прося, чтобы я привезла его к вам, и мне пришлось пообещать ему, но приедем мы только после венчания короля, то есть через несколько месяцев...»

Веселая болтовня принцессы де Конти обычно развлекала Лоренцу. Но на этот раз она ее огорчила. Если Галигаи в самом деле собиралась предпринять какие-то шаги, чтобы выполнить свое обещание, то при таком состоянии здоровья ждать от нее ничего не приходилось.

С другой стороны, Тома жив, а значит, имя мнимого де Витри не имело такого уж большого значения. Хотя... Убийца Анри де Буа-Траси не сомневался, что убит и Тома. Если он узнает, что промахнулся, то вновь начнет свою смертоносную охоту.

Лоренца дала прочитать письмо Клариссе, и она совершенно согласилась с Лоренцой.

– Если брат привезет Тома, – произнесла она, – в каком бы состоянии он ни оказался, мы должны будем прятать его до той поры, пока не узнаем, кто убийца.

Даже нашим самым дорогим друзьям, Монморанси и герцогине Диане, мы не должны ничего говорить. Любые наши слова, даже самые нечаянные и невинные, могут оказаться фатальными. Если Тома должен находиться в постели, то уберечь его будет легко. Для того, чтобы до него добраться, нужно будет взять замок приступом. Но если он на ногах!

– Воистину мы в ужасном положении, если сожалеем о том, что можем увидеть Тома здоровым! – с горечью заметила Лоренца. – Но пока мы ждем его, я должна кое-что сделать.

– Что именно?

– Объясниться, наконец, откровенно с сьером Джованетти! Я глубоко заблуждалась, когда не захотела поговорить с ним в тот день. Но я съезжу к нему теперь. Если Галигаи права и он влюблен в меня, он мне все скажет!

– Я так не думаю. Он хороший дипломат, а значит, человек изворотливый. Одним словом, все будет так, как захочет Господь Бог.

– Да, конечно. К тому же он флорентиец... Но я тоже! Так что пойду и скажу юному Флажи, чтобы он оседлал Вивиану и приготовился ехать со мной.

Услышав о намерении Лоренцы, Кларисса подняла настоящий бунт.

– И речи быть не может, – заявила она. – Я никогда не отпущу вас одну!

– Тогда я ничего не буду вам говорить!

– Я останусь сидеть в карете. Флажи пусть едет, но мы возьмем самую легкую карету, на козлах будут Орельен и два лакея.

– Очень удачная компания для визита инкогнито!

– А кто говорит о визите инкогнито? Разве мы не едем навестить нашего друга?

Если подумать, то Кларисса была права. На ее месте Лоренца поступила бы точно так же...

***

Когда дамы прибыли на улицу Моконсей, Флажи не удалось добиться того, чтобы их карету впустили во двор: мессир Джованетти только что вернулся домой, он очень устал и распорядился, чтобы его не тревожили ни под каким предлогом.

– Я – не предлог, – объявила Лоренца, появившись на ступеньке кареты и чуть ли не наступив на ногу мажордому, с которым, впрочем, не была знакома. – Передайте сьеру Филиппо, что баронесса де Курси не двинется с места, прежде чем не увидит его, больного, здорового и даже при смерти. И, стало быть, лучше позволить моей карете въехать к вам во двор!

Как видно, голос Лоренцы был не только звонким, но и громким: сам Джованетти появился на пороге дома. И сразу же заторопился к карете.

– Мадонна Лоренца! Какая радость видеть вас у себя! В прошлый раз вы уехали так скоро! И мне показалось, были так сердиты.

– Вам не показалось, я сердита и сейчас. И хочу откровенного и нелицеприятного объяснения... о чем и прошу у вас...

Она немного заколебалась, прежде чем добавить вежливую просьбу, но все-таки сказала, решив, что и ей не повредит применить немного дипломатии.

– Что бы ни привело вас ко мне, вы всегда были и будете желанной гостьей в моем доме. Но почему не выходит мадам де Роянкур?

– Потому что я хочу поговорить с вами с глазу на глаз и еще потому, что у графини мигрень, – сообщила Лоренца, а Кларисса, страдальчески улыбнувшись, слегка кивнула головой, отвечая на приветствие Джованетти.

Лоренца между тем уже вошла в дом и скорым шагом направилась к кабинету бывшего посла Флоренции. Войдя в кабинет, она не села, а, напротив, осталась стоять, гордо выпрямившись и спрятав руки в горностаевую муфту, повернувшись и глядя на дверь, которую старательно закрывал за ней хозяин.

Лоренце показалось, что Джованетти за эти дни постарел. Его лицо с желтовато-смуглой кожей выглядело смертельно усталым, было видно, что он был обессилен. Лоренца не стала его щадить, напротив, она поспешила воспользоваться этим фактом.

– Галигаи сказала при нашей встрече, что Витторио Строцци был убит по вашему приказу. Это правда?

Джованетти ни секунды не колебался.

– Не знаю, откуда она могла узнать об этом, но это правда. Кинжал с красной лилией принадлежит мне... Вернее, принадлежал.

– Почему вы это сделали?

– Разве причина не очевидна? Я приехал во Флоренцию за вами и должен был отвезти вас во Францию. Но я узнаю, что вас вот-вот обвенчают. У меня не было времени. Простите меня... Если сможете!

Джованетти совсем утонул в кресле и прикрыл свои обведенные синевой глаза дрожащей рукой.

– А письмо, проткнутое кинжалом, должно было отвадить других охотников. Я правильно поняла?

– Разумеется.

– С первым пунктом покончено. Перейдем ко второму: нападение на маркиза де Сарранса?

– Да, это тоже я. К несчастью, дело окончилось неудачей. И даже кинжал был потерян.

– Я знаю. Бертини подобрал его в той проклятой спальне. Убийство де Сарранса тоже ваших рук дело?

– Нет. И я об этом сожалею. В этом случае я, быть может, имел бы право на вашу благодарность, избавив вас от мучителя.

– Так на кого тогда работал Бертини?

– А вы не хотите присесть? Я не могу сидеть, когда вы стоите, а я не скрываю от вас, что очень устал.

Лоренца подошла к ближайшему табурету и села на его краешек.

– Я села. А теперь ответьте на мой вопрос: вы приказали зарезать маркиза де Сарранса?

– Нет! Клянусь честью, или тем, что от нее осталось! Я не знаю, на кого работал этот человек, с которым я тоже знаком не был. Он вполне мог работать и на самого себя. Известно, что из особняка унесли немало драгоценностей и золота. На этот счет лучше всего осведомиться у Кончини, убийца был одним из его верных слуг и охотно исполнял для него грязную работу.

– Вы сами сказали: был одним из верных слуг! Вы же не забыли, что кто-то убил Бертини вместе с любовницей. Но оставим на время эту историю и перейдем к письму.

– Какому письму?

– Я должна была бы сказать «к письмам», потому что их было два, и на каждом вместо подписи красовался кинжал с красной лилией. Первое я получила накануне своей свадьбы, и в нем говорилось, что, если я посмею выйти замуж, Тома постигнет та же участь, какая постигла двух моих предыдущих женихов. Второе... Вот оно! – сказала Лоренца и вытащила записку из-за обшлага. – Уточню, что его доставили из замка Верней. Как ни быстро скакал гонец, на этот раз один из конюхов моего свекра сумел проследить за ним. Добавлю, чтобы потом не забыть, что в тот день вы были гостем маркизы де Верней вместе с Кончини и маркизом де Саррансом. И я хочу знать, кто отправил гонца с письмом!

Кулак Джованетти опустился на дубовый письменный стол, от гнева его щеки порозовели.

– Я не имею никакого отношения к письму! Я там был – и уже говорил вам! – сопровождая Валериано Кампо и пытаясь узнать еще что-то о более чем странной смерти короля!

– Между тем почерк, которым написаны оба письма, тот же самый, каким была написана записка, найденная на теле Витторио Строцци.

– Что говорит лишь о том, что почерк подделывал один и тот же умелец. Даже я могу вам назвать в Париже пять или шесть артистов пера, которые могут воспроизвести любой почерк!

– Не сомневаюсь ни секунды. Вот только после того, как я получила это подлое письмо, мой супруг исчез, и теперь он, скорее всего, мертв точно так же, как и его друг де Буа-Траси, чье мертвое тело нашли совсем недавно. А теперь я прошу вас вместе со мной подивиться иронии судьбы – оба несчастных пленника исчезли вскоре после того, как я попросила вас побывать в Брюсселе.

– И вы сделали заключение, что убийца – я? Я, который...

Он внезапно замолчал. А Лоренца с жестокой усмешкой осведомилась:

– Почему вы остановились? Если мне по-прежнему следует доверять Галигаи, то вы должны были бы закончить так: который вас любит!

– Она вам так сказала?

– Да, сказала. Кроме своего лица, эта женщина ничего не скрывает от тех, кто умеет с ней говорить. Она многое мне открыла из того, что я хотела узнать. Но, похоже, вы собираетесь мне сказать, что на этот раз она солгала?

– Нет! Нет, это правда. Я вас люблю и никогда не думал, что смогу кого-нибудь так полюбить... Во всяком случае, полюбить настолько, что вам я желаю счастья больше, чем себе. Я не забываю о своем возрасте и всегда был готов удовольствоваться теплой дружбой. Что я могу сделать для вас, чтобы вы мне ее вернули?

На глазах Джованетти блеснули слезы, и он был так по-детски несчастен, что Лоренца его пожалела.

– Назовите мне убийцу моего мужа, а там будет видно. Я желаю вам доброго вечера, сьер Филиппо!

Лоренца спустилась вниз и села в карету, где ее ожидала Кларисса.

Глава 11
В неизвестности...

Покидая поутру Сен-Кантен под лучами неожиданно проглянувшего солнца, барон с трудом скрывал беспокойство, которое охватывало его, стоило ему взглянуть на сына. При встрече радость затмила все. Он был рад тому, что увозит Тома, что тот прекрасно держится в седле, и его землистый цвет лица он приписал въевшейся в кожу грязи. Но и сейчас, отмытый до блеска, одетый в новую изящную одежду, он выглядел ужасно. Вчера, когда его мыли, стала видна его неправдоподобная худоба и воспаленные рубцы от ран, которые лечили явно неумело. И сейчас барон спрашивал себя, не таится ли в теле сына какая-нибудь болезнь, которой необходимо срочно заняться? Время от времени Тома надсадно кашлял. Еще раз взглянув на него, барон изменил свои планы: не имело смысла терять время и ехать в Париж, где могло не оказаться врача-флорентийца. Врач Тома нужен был срочно, поэтому имело смысл остановиться в Санлисе.

Пять или шесть лет тому назад барон охотился вместе с королем и упал с лошади. Падение не причинило ему вреда, но он не смог увернуться от клыков кабана, тот пропорол ему бедро, и барон потерял немало крови. Генрих тогда распорядился отнести его к доктору Шанселье, который жил неподалеку от аббатства Сен-Венсен. Этот врач принадлежал к редкой по тем временам категории целителей: ему верили местные жители, и сам король мог подтвердить успешность методов его лечения.

Грациан чуть было в ладоши не захлопал от радости, когда барон сообщил ему о своем решении. Он тоже, ухаживая поутру за своим господином, обратил внимание на серый цвет его кожи и воспаленные раны. Радость, которую Тома испытал, покидая безотрадную крестьянскую жизнь, придала ему поначалу сил, но теперь они явно его оставили, хоть он и пытался всячески скрыть свою слабость. Карета была для него сейчас предпочтительней лошади, потому что вряд ли он смог бы продолжать путь верхом.

– Подлец Блез, может, и подобрал господина Тома, – заявил Грациан. – Но он экономил на нем, заставлял работать, как каторжного, и кормил впроголодь. Если бы господин барон задержался на пару дней, я не уверен, нашли бы мы молодого господина живым.

– Ты прав, Грациан. Но кого я не понимаю, так это девушки. Куда она смотрела? Ведь, похоже, она в самом деле любила Тома, и они даже собирались пожениться!

– Она могла подкармливать господина Тома тайком от своего злобного батюшки. Так наверняка и было. Не похоже, чтобы у нее отбоя не было от женихов на этой грязной ферме.

Когда карета остановилась возле дома доктора, Тома дремал. А когда захотел выпрыгнуть из кареты, ноги у него подкосились, и он непременно упал бы, если бы Грациан и барон не подхватили его под руки. Тома покраснел до корней волос, раскашлялся и принялся извиняться.

– Я, должно быть, слишком много спал! Мэтр Блез говорил...

– Если ты еще раз при мне произнесешь это имя, я поеду и растерзаю его! Он не заслужил золота, которое получил, потому что постыдно использовал тебя, но, слава богу, я положил этому конец!

– А где мы? – осведомился Тома, оглядывая улицу, по одну сторону которой тянулся сад, церкви и кельи аббатства, а по другую тесно прижались друг к другу как будто игрушечные домики.

– В Санлисе, у доктора Шанселье, лучшего из целителей, каких я знаю. Тебе нужен врач, мой мальчик. Если я привезу тебя в Курси в таком виде, твоя тетя и твоя жена упадут в обморок, как только тебя увидят!

– Но я...

– Ни слова больше! Кстати, вот и наш доктор!

Человек лет пятидесяти, высокий и крупный, вышел из дома. Служанка придержала ему дверь и протянула большую сумку из черной кожи. Заметив карету, доктор остановился на пороге, но Губерт уже торопился к нему вверх по ступенькам.

– Приветствую вас, доктор Шанселье. Вы, наверное, меня забыли?

– Господина барона де Курси? Вы незабываемы, господин барон, – улыбнулся доктор. – Чем могу вам служить?

– Мне – ничем, как вы видите, а вот моему сыну Тома, думаю, вы просто необходимы.

Брови Шанселье сошлись на переносице, а глаза прищурились.

– Да, я понимаю. Понимаю. Помогите ему подняться ко мне в кабинет. Годельева, покажите гостям дорогу, я сейчас осмотрю больного. Что с ним такое? – спросил он, входя в дом вместе с бароном Губертом.

Барон рассказал ему все как можно подробнее, и четверть часа спустя Тома уже лежал в одной из спален, которые врач специально держал для пациентов, нуждавшихся в особом уходе и которых он не мог доверить городской больнице. Шанселье закрыл за собой дверь, и осмотр начался.

Вышел доктор только через полчаса, не меньше, и вид у него был озабоченный. Он направился к себе в кабинет, где его дожидался барон, беспокойно расхаживая и заложив руки за спину.

– Ну, что? – осведомился Губерт. – Очень опасно?

– И да, и нет. Ваш сын молод и крепок, в противном случае его бы уже не было в живых. Раны воспалились из-за грязи, в которой он жил. Та, что в плече, причиняет ему постоянную боль, потому что сломана ключица. Ей не дали времени срастись, заставив его сразу же работать. Должен сказать, что ваш сын крайне терпелив и мужественен, потому что ему было очень больно действовать больной рукой.

– Если бы вы знали, в каком виде я его нашел! По уши в грязи!

– Охотно вам верю! И мытье тоже было поверхностным, но Годельева займется нашим больным. Рана на голове воспалилась также из-за грязи, к тому же организм крайне ослаблен из-за потери крови и голода. Желательно еще определить, до какой степени затронут мозг...

– Если бы узнать, в чем причина потери памяти! Но вот что странно, доктор, Тома не утратил привычных навыков: может скакать на лошади, владеет шпагой. Он сказал мне, что сохранил умение читать и считать, но воспоминания о том, что с ним было до купания в Эско, похоже, растворились в речной воде. Он помнит только, что его вытащили из ледяной ванны. А его хозяин, грубый мужлан, будто и не замечал ничего! Он принуждал его работать, словно вола, и еще собирался женить на своей дочери...

– В таких условиях ваш сын не дожил бы до конца года. Думаю, вас не удивит мое намерение оставить его у себя на некоторое время? Я хочу полечить его сам и понаблюдать за ходом болезни. Переселиться к вам я не могу, потому что у меня есть и другие больные. Курси не так далеко, и вы можете приезжать в любое время, когда пожелаете.

Барон понял, что должен вернуться один, и очень огорчился. Он посмотрел на врача и спросил:

– Вы надеетесь его вылечить?

– Если мне удастся нужное время продержать его в постели, то с помощью трав, которые растут в аптечном садике аббатства, я непременно его вылечу.

– А его память?

– К сожалению, это совсем другая история. Память может однажды к нему вернуться, а может не вернуться никогда. Но вы мало-помалу сможете научить его всему, что он позабыл.

– А что все-таки может вернуть ему исчезнувшие воспоминания?

– Не могу поручиться за совет, но думаю, что физический шок. Вполне возможно, что и эмоциональный. Мы слишком мало знаем о человеческом мозге. Вы мне сказали, что он женат?

– Да, и очень влюблен в свою жену, удивительную красавицу, которая отвечает ему горячей любовью. Мне будет очень трудно помешать ей приехать сюда со мной!

– Вполне возможно, она будет лучшим лекарем для него. Но ей нельзя приезжать сюда до моего разрешения. Его лихорадит, и температура может подняться еще выше. Та, что со временем может стать наилучшим лекарством, сейчас может принести большой вред. Но я попрошу вас оставить с ним его слугу.

– Разумеется, и я заплачу за содержание их обоих.

– Не беспокойтесь об этом, и если хотите переночевать здесь, то у меня есть свободная комната.

– Благодарю вас от всего сердца, но со мной еще люди, которых я тоже должен разместить. Мы остановимся на постоялом дворе «Королева Анна» [40]40
  Анна Киевская, или Анна Русская, единственная русская принцесса, ставшая королевой Франции. Воспоминание о ней сохраняется в Санлисе благодаря очень красивой церкви, которая была ею там построена. Теперь это часовня коллежа Сен-Венсан. Анна была женой Генриха I, и ею было введено имя Филипп во Французский королевский дом. (Прим. автора.)


[Закрыть], о котором у меня сложилось самое лучшее впечатление. А завтра перед отъездом я зайду попрощаться.

Кровати на постоялом дворе были и впрямь весьма удобны, но барон Губерт провел на мягкой постели нелегкую ночь: его мучили кошмары, и, просыпаясь, он хотел помчаться обратно в Конде и задать негодяю Блезу отменную трепку, которой тот заслуживал куда больше, чем полученных денег. Успокоился он, только дав себе клятву, что если Шанселье не спасет Тома, он вернется в Конде и повесит мерзавца на первом же попавшемся дереве в соседнем лесу, а девушке оставит приличную сумму денег, потому что она любила его сына и делала все, чтобы его спасти.

Когда барон поутру навестил доктора, тот его немного успокоил. Хотя температура пока не снизилась, больной неплохо проспал ночь. Его изнуренный организм в первую очередь нуждался в покое.

– Не стоит так волноваться, – улыбнулся врач, глядя на барона. – Ваш Тома крепко скроен и ладно сшит. Если у него не будет осложнений с позвоночником, очень скоро он выпрямится и расправит плечи. Кстати, о плече, я наложил ему повязку, но на сломанную ключицу невозможно наложить лубки. Пройдет не меньше месяца, прежде чем она срастется. Итак, терпение! Я пришлю вам Грациана, когда можно будет показать нашего молодца его молодой жене без того, чтобы она упала в обморок.

Терпение! Это слово на все лады повторял про себя барон, сидя в карете, которая везла его обратно в Курси. К сожалению, это была не та добродетель, которой обладала Лоренца. И его сестра Кларисса тоже. Их голоса, полные обиды и негодования, уже звенели у него в ушах.

Однако встреча была совсем не такой, какой он ее себе воображал.

Само собой разумеется, Лоренца и Кларисса услышали шум подъезжающей кареты и выбежали на крыльцо. Когда карета остановилась и они увидели, что Губерт вышел из нее один, Кларисса горестно вскрикнула, а Лоренца, повернувшись на каблуках, убежала обратно в дом, скорее всего к себе в спальню, чтобы там выплакаться.

Барон проводил ее удивленным взглядом.

– Что это с ней?

– Подумайте сами, Губерт! – воскликнула Кларисса, с трудом удерживая слезы. – Вы вернулись один. Значит...

Барон не упустил возможности разгневаться. Он воспользовался привилегией как следует покричать, чтобы сбросить напряжение всех этих мучительных для него дней.

– Это ровным счетом ничего не значит! Что за странная мания у вас, женщин, делать самые ужасные выводы, даже не дав человеку времени сказать «здравствуйте»! В конце концов, это просто невыносимо...

– Здравствуйте, Губерт, – сказала Кларисса, мгновенно успокоившись. – Какие новости? Где Тома?

– Успокойтесь, он жив и находится в надежных руках. А что касается всего остального, то наберитесь терпения. Во-первых, пойдемте в тепло. Лично я испытываю священный ужас при одной только мысли о разговорах под дождем!