Текст книги "Нож Равальяка"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Еще одно письмо...
Публичные заседания суда по делу д'Эскоман возобновились. И хотя президент де Арлэ считал, что было бы гораздо лучше выслушивать самых главных подозреваемых при закрытых дверях, народ не собирался мириться с тайнами этого процесса. Вместе с тем домашние допросы внушили немалый страх при дворе. Не трудно было догадаться, к чему они поведут: несгибаемый Ахилл де Арлэ уже не единожды показал примеры своей непредвзятости. Ему необходимо было помешать. И ему помешали.
29 марта нунций Убальдини писал Папе:
«Президента де Вердена назначили Главным президентом парижского парламента вместо де Арлэ, который в силу преклонного возраста – ему исполнилось восемьдесят лет – совершенно ослеп и оглох. Остальные президенты парламента ревниво отнеслись к его назначению, зато добрые католики очень хвалят королеву».
На самом деле де Арлэ не был ни глух, ни слеп, но Убальдини, находясь в Париже, прекрасно знал, что понтифик не приедет проверять эти сведения.
Однако, даже переменив председателя суда, д'Эпернону и де Верней не удастся заполучить голову обвиняемой. Процесс продлится еще четыре месяца, и вынесенный судом приговор будет свидетельствовать о том, что даже «покладистый» суд выказывал большие сомнения. Оставление ребенка и лжесвидетельство карались смертной казнью. Но д'Эскоман приговорили к пожизненному заключению. Для нее, вполне возможно, оно не было большим подарком: в Консьержери ее содержали в самой тесной и темной камере, и надежды выйти из нее у нее уже не было [35]35
Эти сведения почерпнуты из книги историка Эрланже Ф. Странная смерть Генриха IV.
[Закрыть]. Для несчастной это наказание было, возможно, даже более жестоким, чем скользящая петля веревки или удар топора, но для всех французов, в том числе и тех, на кого пало подозрение, в частности, для герцога д'Эпернона, который чуть не сошел с ума от гнева, оно ясно говорило: суд не убежден, что обвинения были ложными. Так что удаление Ахилла де Арлэ мало чему помогло: подозрение так и осталось висеть в воздухе...
Но пока до приговора было еще далеко, и суд только собирался возобновить свою работу под руководством нового президента де Вердена.
А барон Губерт вернулся к «своим женщинам» в замок на берегу озера. Обитательницы замка были так счастливы его возвращению, что, увидев, как карета въезжает во двор, вышли встречать его на крыльцо. Но их радостные улыбки померкли, как только дверца открылась и барон вышел из кареты. Никогда еще они не видели его таким мрачным.
Тень улыбки появилась у него на лице, лишь когда он поцеловал сестру и невестку, но на вопросы отвечать отказался.
– Пойдемте в дом, – сказал он, беря их под руки. – Новости, которые я привез, не сообщают на ветру и на сквозняке.
Хозяина встречали мажордом Шовен и слуги, и все они мгновенно перестали улыбаться, увидев, до чего мрачен барон. Хозяева прошли в маленькую гостиную, где дамы любили сидеть днем и где все они собирались перед обедом и ужином. Здесь старый сеньор опустился в одно из кресел и попросил, чтобы ему принесли стаканчик «маршальской сливовицы», что тут же вызвало возражения у его сестры.
– Этой отравы?! – воскликнула она. – Вы, что, простудились?
– Нет, но она пойдет мне на пользу. Вам я тоже советую выпить.
Лоренца, побледнев, как смерть, опустилась на колени возле его кресла.
– Отец! Будьте милосердны! Если вы привезли... очень плохую весть, скажите сразу, не мучайте нас!
Барон погладил ее по щеке.
– Простите меня, я столько тяжкого передумал, пока ехал из Парижа! Но не бойтесь, речь не о Тома. Пока, по крайней мере, и надеюсь только на лучшее в дальнейшем. Поднимитесь, Лори!
Но как могла Лоренца отойти от него? Она не послушалась и уселась рядом с креслом на корточки, глядя, как барон обеими руками провел по лицу. Никогда еще она не видела у него таких усталых глаз...
– Я никуда не уйду, пока вы не скажете, – решительно заявила она.
– Новость короткая: в камышах на берегу Эско, неподалеку от Конде, нашли тело де Буа-Траси, его одного.
Лоренца вскочила на ноги и в один голос с Клариссой спросила:
– А Тома?
– Ни малейшего следа. Добавлю, что несчастный не утонул. Прежде чем бросить его в воду, его убили ударом кинжала... в спину.
– Где? Где все это произошло?
– Точно неизвестно, но нашли его в Конде, неподалеку от родовой крепости принцев.
– Вы хотите сказать, что виновник похищения принадлежит к окружению жалкого сеньора, за которого выдали замуж Шарлотту? – высказала предположение Кларисса. – Но зачем ему это? Не вижу смысла. Скажите лучше, как вы узнали об этом страшном происшествии.
– Фамильный замок де Буа-Траси расположен где-то между Валансьеном и Авеном. Один из людей гарнизона Конде узнал покойника. Капитан гарнизона послал сообщение полковнику де Сент-Фуа, полагая, что тому следует известить семью о смерти молодого человека. Не думаю, впрочем, что там большая семья. Кажется, только женатый брат. Впрочем, не уверен...
– Ну что ж, детям брата повезло. Но что же с Тома? Мы по-прежнему ничего о нем не знаем. Может, он...
Тревога барона вылилась в вспышку гнева.
– Что вы все время повторяете одно и то же! Вы думаете, я не стараюсь что-нибудь узнать? Я приехал для того, чтобы сообщить вам о случившемся и собраться в дорогу. Разумеется, я поспешу туда сам.
– И я тоже! – воскликнула Лоренца. – Я поеду с вами.
– Об это не может быть и речи! Это мужское дело, в нем нет мест для женщин!
– Я не женщина, а жена, и поэтому имею право знать!
– Вы узнаете все, когда я вернусь, – сурово проговорил барон. – Если бы ваша внешность, Лори, была незаметной и заурядной, не привлекающей к себе внимания, куда ни шло. Но посмотрите на себя в зеркало! Вы представляете собой общественную опасность, и у меня нет никакого желания тащить за собой в хвосте толпу мужчин, мечтающих завладеть вами. И при первой возможности уничтожить вашего супруга... В том случае, если он, конечно, еще жив.
– Я не знала, что вы можете быть жестоким, отец, – прошептала Лоренца. Слова барона ее больно ранили.
– Жаль, если вы так восприняли мои слова. Я считал, что мои слова свидетельствуют о моей привязанности к вам. Поймите же, во время моих поисков у меня будет немало забот и тревог, и я не хотел бы тревожиться еще и о вас. А здесь, в Курси, вы будете в безопасности. Здесь с вами ничего не может случиться...
– А если Конде решит осадить Курси? – насмешливо осведомилась Кларисса. – Войска у него хватит, он может себе это позволить.
– Не вам мне рассказывать, как можно покинуть этот замок под носом целой армии! А потом укрыться в Шантийи. Но довольно глупостей, Кларисса!
– Но в мужской одежде я не буду привлекать внимания, – упрямо настаивала на своем Лоренца.
– Это вы так думаете, но ваше мнение нуждается в доказательстве. Нет, Лори! Я не хочу брать вас с собой. Оставайтесь дома вместе с Клариссой. По крайней мере, у меня будет дочь, если вдруг окажется, что я лишился сына...
Не добавив больше ни слова, барон торопливо вышел с блестящими от подступивших слез глазами.
На следующее утро, едва занялась заря, барон покинул замок, взяв с собой только Фелисьена, своего личного слугу, вооруженного до зубов, впрочем, также, как и его господин. Единственная уступка, на которую согласился барон ради спокойствия женщин, состояла в том, что он надел под камзол кольчугу, в которой прошел все войны, отвоевывая королю его земли. Перед отъездом он сказал несколько слов капитану Сенклеру, который выстроил свой отряд в тридцать человек перед своим господином, поручив ему охрану и защиту замка. В случае необходимости к отряду капитана должны были присоединиться крестьяне близлежащей деревни.
Сестре барон отдал ключи от всех сундуков. Лоренца ни за что не захотела их принять.
– Принять ключи значило бы признать себя здесь хозяйкой, а я этого не хочу, – сказала она в ответ на удивленный взгляд свекра. – Если бы я подарила вам наследника, было бы другое дело, но сейчас в этом доме я только жена Тома. Я уж не говорю, что тетя Кларисса гораздо лучше разбирается в ведении дома, чем я. А я буду приглядывать за оранжереей. Благодаря вам там я смогу быть даже полезной, – успокоила она барона, мило улыбаясь.
– Оранжерею я вам доверяю целиком и полностью, – ответил барон, обнимая Лоренцу. – Уверен, что вы будете холить мои дорогие цветочки.
Барон всячески старался выказать свое хорошее настроение, заботливо вникая в хозяйственные мелочи, – так он отвлекался от мучительной тревоги, которая торопила его поскорее приняться за розыски. От той же тревоги сжимались сердца двух женщин, когда, обнявшись, они стояли на крыльце и наблюдали, как барон с легкостью опытного наездника вскочил на лошадь и рысью поскакал к воротам. Следом за ним отправился и Фелисьен.
– Что же нам теперь делать? – прошептала Лоренца.
– Ждать, моя девочка. С самых древних времен это удел супруг сеньоров-воинов. Ждать и... молиться. Думаю, вы не откажетесь пойти в часовню?
Лоренца согласно кивнула, хотя ей совсем не хотелось туда идти. Ожидание томило и раздражало ее. Мысленно она скакала рядом с Губертом по неведомым дорогам, торопясь и страшась узнать то, что должна узнать в тех северных краях, где славный и добрый де Буа-Траси нашел свою смерть. Есть ли хоть один шанс, что Тома избежал его участи?
Однако, помолившись у подножия алтаря, она почувствовала себя спокойнее. Слава богу, что отец Фремие вот уже три недели как вернулся, и Лоренца успела оценить его неистощимую веселость и доброту, которая переполняла его сердце. Лечение в Бурбон-л'Аршамбо пошло ему на пользу, и он вновь принялся за свои обязанности в замке и в деревне ко всеобщей радости прихожан.
Еще до света, по просьбе барона Губерта, он исповедал его и Фелисьена и отслужил мессу. Барон Губерт не слишком часто исповедовался. Он никогда не мог понять, почему церковь считает одним из смертных грехов чревоугодие, источник такого утонченного наслаждения. Достойный пастырь сочувственно относился к мнению барона, и на Пасху, когда исповедовались все окрестные крестьяне и все обитатели замка, в том числе и барон, не слишком расспрашивал его на этот счет, дабы вовсе не отвратить от таинства. Грехи барона были всегда одними и теми же, и на этот раз он тоже привычно их перечислил, а потом нашел нужным сообщить священнику следующее:
– Хочу сразу предупредить вас, святой отец: если мой сын, на мое несчастье, окажется убитым, я отыщу убийцу и убью его, ни секунды не колеблясь.
В ответ священник счел нужным задать сеньору вопрос.
– Во-первых, – проговорил он, – мы пока ничего в точности не знаем. А во-вторых, почему бы вам не передать убийцу в руки королевского суда?
– Король слишком молод, чтобы заниматься подобными делами, а те, кто вершат правосудие вместо него, не внушают мне доверия. И потом, никто не сделает этого дела так хорошо, как я сам.
– Без всякого сомнения. Но всегда оставляйте себе несколько минут на размышление. Вы не знаете, что уготовила вам судьба. И если вы и в самом деле отыщете убийцу, вполне может случиться, что Господь Бог удержит вашу руку.
– Не надейтесь! Если я разыщу убийцу, я убью его, кем бы он ни был. Но сначала задам ему несколько вопросов!
– Вы примените... пытки?
– Чтобы узнать, кто вручил письмо? Не колеблясь. Ну и где же отпущение? Отпускайте же! Я тороплюсь!
– Вы поставили меня в весьма сложное положение. Ничто не мешает мне отпустить вам прошлые грехи при условии, что вы в них раскаиваетесь, но ведь вы уезжаете с твердым намерением совершить человекоубийство!
– Ничего подобного. Я собираюсь отомстить за сына, если...
– Отмщение в руках Господа.
– Я не спорю, но у Господа столько дел по этой части, что нужно ему немножечко помочь. Разве вы не согласны? Решайтесь же!
– Сделаем так. Поскольку вы ставите свою жизнь под угрозу, я отпускаю вам грехи, в которых вы раскаялись. А что касается будущего... Там и посмотрим!
На том они и порешили.
Полчаса спустя после того, как Губерт де Курси покинул замок, достойный пастырь с отеческой заботой принял оставшихся в замке дам. Они вошли в часовню, поддерживая друг друга, и лица их источали такую скорбь, что сердце доброго священника переполнилось сочувствием.
– Не позволяйте страху завладеть вашей душой, – посоветовал он, провожая их к семейной скамье и готовясь отслужить для них еще одну мессу. – Не теряйте доверия к Господу Богу, Он знает все, Он видит все, Он все понимает. Он не может остаться равнодушным к горю, что томит ваше сердце.
Лоренца сидела молча, закрыв лицо руками, а Кларисса ответила со вздохом:
– Он так велик, а мы – пылинки. Он вынужден следить за множеством пылинок, рассеянных по земле, разбираться со множеством молитв, что устремляются к Нему каждую секунду. Он не может заниматься всеми сразу.
– Не могу поверить, что вы отчаялись! Вы, госпожа графиня? Где же ваша вера?
– Она со мной. Но одно дело вера, а другое – наши печальные обстоятельства.
– А вы, госпожа баронесса, разделяете мнение вашей тети?
– Целиком и полностью, отец мой. В особенности потому, что не сомневаюсь: несчастье в этот дом принесла я. Без меня он был бы гораздо счастливее.
– Никогда не говорите подобных нелепостей!
– Почему, если я так думаю? Посудите сами, после моего замужества я прожила всего только две недели с мужем, которого обожаю. И те достались мне как подарок, потому что в канун венчания я получила письмо, в котором Тома грозили из-за меня смертью. А теперь? Какой ужас мы переживаем теперь! Может быть, я лишилась Тома, а у меня нет от него даже ребенка? Если нам не суждено больше встретиться, я этого не переживу!
Услышав эти слова Лоренцы, священник всерьез рассердился.
– Извольте замолчать! Говорить такое у меня в церкви! – Лицо добряка, окруженное ореолом седых волос, покраснело.
– Но если именно так я и думаю?
– Нет. Говоря так, вы лжете себе, мне и Господу!
– Я лгу?
– Вполне возможно, сами того не желая. Вы сказали: «если нам не суждено больше встретиться», а это означает, что в глубине души вы все-таки надеетесь с ним встретиться... и вовсе не в раю. И это очень хорошо! Вы ведь воспитывались в монастыре?
– Да, в монастыре Мурати во Флоренции.
– Значит, вас там учили и смиряться с волей Господа, и полагаться на Него. Ну так вспомните об этом и молитесь, черт побери!
В ужасе от святотатства, сорвавшегося у него с губ, священник прикрыл рот рукой, подбежал к алтарю и простерся перед ним ниц. Лоренца тоже встала возле него на колени, губы ее тронула улыбка.
– Я виновата и хочу попросить у вас прощения, святой отец. Я вывела вас из себя, и мне очень стыдно. Конечно же, вы правы во всем!
С облегченной душой слушала Лоренца мессу, сидя рядом с графиней Клариссой, и на сердце у нее становилось все спокойнее и спокойнее.
После мессы Лоренца не пошла вместе с Клариссой в гостиную, сказав, что хочет спуститься в кухню.
– Зачем? – удивилась та. – Завтрак вам подадут через пять минут.
– Я не голодна. Мне хочется повидаться с Бибиеной. С тех пор, как мы вернулись, я как следует ее и не видела. Меня это удивляет. Я как будто перестала существовать для нее.
– Да, я тоже заметила некоторое охлаждение, но не решилась с вами об этом заговорить. У меня создалось впечатление, что заботы о маленьком Николя, которого ей доверили, вернули ей радости материнства.
– Вы так думаете?
– Ничуть не сомневаюсь. Пойдемте и убедимся вместе. Я провожу вас.
Когда они вошли в расположенную в подвальном этаже просторную кухню со сводчатым потолком, в которой вокруг двух огромных очагов суетились служанки и поварята, исполняя приказы главного повара Валентина, восседавшего на высоком стуле и указывавшего длинной палочкой на то, что нужно для приготовления того или другого блюда, они увидели и Бибиену. Она сидела возле массивного дубового стола, держа на коленях маленького мальчика, и кормила его кашкой из молока, хлеба и меда, открывая рот одновременно с ним. Картина была умилительная. Круглая мордашка малыша, которого Лоренца не видела со дня его спасения, уже не выглядела страдальческой, щеки у него порозовели, а темные глазки, очень похожие на материнские, весело блестели, так же как и каштановые кудряшки. Вокруг шеи ему повязали большую салфетку, а одет он был в темно-синее шерстяное платьице с белым воротничком. Время от времени он улыбался Бибиене, а она смотрела на него нежно и ласково.
– Не думаю, что нам нужно искать семью, которая его усыновит, – сказала Кларисса. – Если забрать малыша, бедная женщина будет в страшном горе.
– А ведь как она была недовольна, когда мы ей поручили Николя! Не будем сейчас их беспокоить. Я повидаюсь с Бибиеной позже. А мальчуган очень славный, и я никогда вас в полной мере не отблагодарю за то, что вы так благородно приютили мою Бибиену и малыша.
– Я вас не понимаю, Лори! Когда вы, наконец, привыкнете, что здесь вы у себя дома!
Дамы вернулись в гостиную. Лоренца, тронутая расположением Клариссы, нежно поцеловала ее. Она испытала странные чувства, увидев Бибиену, занятую малышом. Лоренца очень сожалела, что она не подарила этой славной семье сыночка. Иногда, думая об этом, Лоренца начинала тревожиться, все ли в порядке у нее со здоровьем. Как могло случиться, что страстный медовый месяц, который она провела в объятиях Тома, не принес желанных плодов? Может быть, они слишком пылко любили друг друга? Может быть, причина в их ненасытном чувстве? Или еще не настало время для зачатия? Она знала, что бог порой не сразу благословляет любящих супругов детьми. И все же втайне ее точил страх: что, если она – прекрасная, но бесплодная смоковница? И теперь, когда она ничего не знала о судьбе мужа, опасения ее превращались в безысходную тоску. Гектор де Сарранс, не успевший посягнуть на ее невинность, но исхлеставший хлыстом ее тело, мог нанести ей непоправимый вред. Сама она не могла судить об этом. Если бы здесь был Валериано Кампо, искусный врач сера Джованетти, вырвавший ее тогда из лап смерти, она бы без малейшего колебания задала ему мучивший ее вопрос. Но где он? Они могут никогда больше не увидеться, и она так и будет мучиться сомнениями... Тем более что...
Приезд герцогини Дианы прервал безрадостные размышления Лоренцы. Утомившись от постоянного недовольства коннетабля – он, конечно же, был самым несносным больным на свете, все, что бы ни делалось, было ему не по душе, – Диана приехала к друзьям посидеть немного в покое и пообедать. Любой обед был вкуснее и обильнее скудных невкусных обедов, подаваемых в Шантийи.
– От всех нас скоро останутся кожа да кости, – вздохнула герцогиня. – Разумеется, я не желаю ему самого плохого исхода, потому что, несмотря ни на что, люблю его. Я молюсь, чтобы он поскорее выздоровел и отправился в свой замечательный Лангедок, где он служит наместником, посмотреть, не стала ли там зеленее трава.
– А я-то думала, что обязанности наместника давно перешли к молодому герцогу Генриху! – воскликнула Кларисса.
– Молодой герцог, во-первых, слишком молод, а во-вторых, у него нет ни малейшего желания отправиться в изгнание на другой конец Франции! Жить в Париже нравится ему несравненно больше.
– А Шарлотта? С ней что?
– Бедная девочка! Она тоскует в особняке, который регентша подарила ее супругу и откуда она не имеет права выйти. Даже для того, чтобы поехать в Шантийи! Мне теперь вообще запретили ее видеть. Нет, решительно, у вас гораздо легче дышится!
– Почему бы вам не пожить у нас несколько дней? Мы с Лори были бы очень рады хоть немного отблагодарить вас за ваше гостеприимство в Ангулемском дворце.
– Я бы с радостью, но старый греховодник поднимет такой шум, что чертям жарко станет! Мы же с ним одного возраста и можем вместе предаваться воспоминаниям о временах нашей молодости. К тому же у меня есть и еще одно достоинство: я до бесконечности могу играть с ним в шахматы... Лучше скажите мне, почему я не вижу нашего дорогого барона?
– Как? Неужели вы не знаете?
– Откуда? Нашими лесами мы отрезаны от всего остального мира!
Графиня рассказала, куда и зачем уехал барон, и лицо герцогини погрустнело, она обняла Лоренцу за плечи.
– Бедные мои подружки! Как вам, должно быть, тяжело! А тут я еще со своими жалобами! Я сожалею, что я...
– Не говорите, что вы сожалеете о своем приезде к нам! Губерт уехал только сегодня утром, а мы уже бродим, как две неприкаянных тени, не зная, за что взяться и что нам с собой делать!..
– В таком случае я у вас погощу. Сейчас отправлю карету за своей горничной и кое-какими вещами и буду дожидаться вместе с вами возвращения нашего путешественника.
Вот это была отрадная новость! Несмотря на преклонный возраст, герцогиня Диана не утратила удивительного таланта, к тому же крайне редкого: она умела внушать веру даже самым отчаявшимся. Кларисса тоже обладала этим даром, но сейчас, когда речь шла о жизни племянника, которого она любила как родного сына, она не могла высказывать оптимистические надежды, они вряд ли показались бы кому-нибудь убедительными. И все же рядом с этими двумя надежными, умеющими любить женщинами Лоренце легче было на что-то надеяться.
Она в особенности оценила их обеих, когда две недели спустя после отъезда барона ей пришлось принимать самых что ни на есть неожиданных гостей.
В этот день все три дамы, как обычно в хорошую погоду, отправились на прогулку вдоль озера. Целую неделю до этого шли дожди, дул северный ветер, и вдруг неожиданно с утра выглянуло солнышко. День был просто чудесный, словно весна постаралась от души, чтобы все позабыли о ее недавнем дурном настроении, и разрисовала все вокруг самыми чудесными красками своей палитры. Зазеленела травка, фруктовые деревья, словно по мановению волшебной палочки, оделись цветами, будто белоснежной кипенью, и веселые синички затенькали, греясь на теплом солнышке.
Возвращаясь после длительной прогулки, женщины уже подходили к замку, как вдруг Кларисса, приложив руку к глазам, воскликнула:
– Что это у нас там происходит?
Из леска выехала карета, окруженная десятком всадников, и уже мчалась вдоль озера.
– Пока еще слишком далеко, чтобы различить на карете герб...
– Но поскольку я не узнаю кареты, вернемся лучше поскорее домой, – предложила герцогиня. – Интересно, что это они там делают?
Подъехав поближе, роскошная карета остановилась, из нее вышли двое мужчин и приблизились к воде. Они были слишком далеко, чтобы различить их лица, укрытые тенью широкополых шляп с перьями, однако было видно, что оба богато одеты. Дамы видели, как один из них широким жестом указал на замок, потом повел рукой в сторону служб и парка.
– Откуда взялись эти наглецы? – недоуменно проговорила графиня де Роянкур. – Они ведут себя так, словно наш замок продается, и один расхваливает его достоинства другому.
– Мне все это тоже очень не нравится, – присоединилась к мнению тети Лоренца. – Пойдемте домой. И если они подъедут к воротам замка, не станем принимать их. А если продолжат любоваться окрестностями, пошлем стражу и попросим их удалиться.
Кларисса отдала страже соответствующие распоряжения. Однако, едва только дамы расположились в своей любимой гостиной, находившейся в южной башне, как появился мажордом Шовен. На этот раз он не шел привычным вальяжным шагом, а чуть ли не бежал.
– Здесь сержант Ла Урлетт, и он спрашивает...
– Что он спрашивает? – невольно возвысила голос Кларисса. – Пять минут назад я дала ему все необходимые распоряжения.
– Да, конечно, госпожа графиня, но эти люди приехали от Ее Величества королевы и у них письмо для госпожи баронессы...
– Письмо от Ее Величества? Для меня? Ну хорошо... Пусть они передадут его вам. А я через несколько минут напишу ответ.
–Но они предполагают передать его вам лично в руки и... О господи! Да они уже здесь! – прошептал мажордом, поворачиваясь в сторону галереи, словно бы готовясь противостоять врагу.
В самом деле, по мраморным плитам внешней галереи уже громко стучали сапоги, и голос, не узнать который было невозможно, громко провозгласил:
– Пасалание королевы! Оно не ждет!
Кончини? Он в Курси и позволяет себе говорить таким тоном? Лоренца поднялась с кресла, но Кларисса ее опередила и, загородив собой молодую женщину, встала на пороге двойной двери. В голосе баронессы де Роянкур зазвенел металл.
– У вас нет оснований самовольно входить в благородный дом в отсутствие хозяина! Я полагаю, однако, что вам не было известно о его отсутствии, иначе бы вы никогда не позволили себе подобной дерзости. Но присутствует здесь хозяин или нет, порядок в замке одинаков. Позовите стражу, Шовен!
– Не будьте столь суровы, госпожа де Роянкур, – подал голос Антуан де Сарранс, появившись из-за спины флорентийца с насмешливой улыбкой. – Еще совсем недавно вы оказывали мне куда более любезный прием.
– Вы хотели сказать, тысячу лет тому назад? К тому же...
– Явите милость! Не гневайтесь. Маркиз д'Анкр, стоящий перед вами, еще не знает наших обычаев. Что поделать, он так тороплив. Умоляю вас извинить его и надеюсь, что теперь я вновь увижу вашу улыбку и вы порадуете нас достойным приемом.
– Об этом и речи быть не может, – отрезала Лоренца, встав рядом со своей тетей. – Вам, по крайней мере! Господин маркиз, – обратилась она к Кончини, – я охотно приняла бы вас, будь вы в одиночестве. Против вас я ничего не имею, мне не в чем вас упрекнуть, но господин де Сарранс – нежелательное лицо в этом доме. И он об этом прекрасно осведомлен. Отошлите его дожидаться в вашей карете, и вам окажут прием, достойный друга королевы.
Ничего удачнее Лоренца придумать не могла, широкая улыбка приподняла усы новоиспеченного маркиза д'Анкра.
– Конечно, конечно! Служение королеве прежде всего! Сделайте, что вас просит госпожа баронесса, caro mio! [36]36
Дорогие мои (шпал.).
[Закрыть]Никогда не нужно спорить с красивой женчиной! И со мной!
Тон Кончини оставался любезным, но в глазах вспыхнул огонек, который заставил де Сарранса попятиться, хотя тот уже приготовился протестовать, и, судя по всему, весьма энергично. Но что поделаешь? Антуан ограничился тем, что пожал плечами, повернулся на каблуках и вышел. Разумеется, не попрощавшись. Кончини с довольной улыбкой прошествовал в гостиную и, узнав герцогиню Ангулемскую, склонился в низком поклоне.
– Госпожа герцогиня! Вы видите перед собой вашего сулугу!
Зная, что герцогиня Диана была в замужестве принцессой Фарнезе, он тут же перешел на итальянский язык, чувствуя себя куда вольготнее в родной стихии. Приняли его необыкновенно любезно. Диана, так же как и Кларисса, тут же поняла, какую игру ведет Лоренца. Зная непомерное тщеславие этого щеголя и его столь же непомерное влияние при новом дворе, дамы польстили ему, оказав большее уважение, чем де Саррансу. Мало того, что ему предложили сесть, ему еще поднесли рюмку итальянского ликера, отчего гость расцвел. Наконец он вручил послание, о котором так громко предупреждал. Несколькими короткими ледяными фразами Мария де Медичи уведомляла баронессу де Курси о необходимости вновь приступить к исполнению обязанностей при дворе. Вернулся ее супруг или не вернулся, не имеет никакого значения для исполнения долга перед Ее Величеством. Лоренца похвалила себя за то, что приняла королевского посланца с такой любезностью.
– Господин маркиз, – заговорила она с печальным выражением лица, которое не сочла нужным скрывать, – мне очень приятно, что именно вы взяли на себя труд привезти мне это письмо, и я бы очень хотела вернуться к своим придворным обязанностям, но с тех пор, как было обнаружено тело господина де Буа-Траси, я не могу не думать, что та же судьба уготована и Тома де Курси, моему супругу...
– Но... его тела пока не нашли!
– Скажите откровенно, вас бы это успокоило?
– Ну-у... Не очень!
– Значит, вы меня понимаете! Поэтому я настоятельно прошу вас принять на себя роль моего ходатая перед Ее Величеством королевой. Жене, которая вот-вот может облачиться в траур, не место при дворе. Присущая королеве доброта подскажет ей, что все мои заботы должны будут принадлежать моему отцу и тете, которую вы видите перед собой, если вдруг у них, кроме меня, никого не останется. Потом... Потом будет видно, какая меня ждет судьба... Согласны ли вы передать королеве мой ответ?
Лицо Кончини выразило столько сочувствия, что дамам почудилось, будто он сейчас разрыдается, но он все-таки сдержался и сказал:
– Все очень понятно, и я охотно передам ваши слова. Можете не сомневаться, королева отнесется к ним очень внимательно.
– Я буду вам бесконечно благодарна, маркиз.
– Вы позволите мне иногда приезжать к вам с визитом? Мне хотелось бы, чтобы вы видели во мне своего настоящего друга.
– Я никогда не отказываюсь принимать друзей.
– Очень этому рад. Надеюсь быть вам тем более полезным, что Ее Величество только что назначила меня камер-юнкером королевского двора. Мадам, я при ваших ног, – последнюю фразу он произнес по-французски, намереваясь откланяться.
Кончини удалился, потрясенные женщины замерли в неподвижности. Потом заговорили одновременно:
– Камер...
– Юнкером...
– Королевского двора! Бред какой-то, – закончила ошеломленная герцогиня Диана. – Королева сошла с ума.
– Она еще и не на такое способна! В один прекрасный день он станет маршалом Франции, – язвительно произнесла Кларисса.
– Не преувеличивайте, голубка. Кроме форменной шпажки, Кончини никогда не носил никакого оружия.
– Вы забыли лопатку! Он же был крупье!
Все трое весело рассмеялись, и смех немного разрядил напряжение Лоренцы, ей было не по себе от того, как она осмелилась повести себя.
– Вы меня не очень осуждаете? – отважилась она спросить, и в голосе ее прозвучала робость.
– Мы скорее скажем, что горячо вас поздравляем! – воскликнула герцогиня Ангулемская. – Чтобы расколоть отряд врага на поле битвы, надо быть мастером! В вас говорит кровь Медичи, дорогая!
– Но... что скажет барон, когда вернется?
– Послушайте, Лори, вы, надеюсь, успели узнать, что барон не какой-нибудь идиот. А вы с большим присутствием духа сумели выйти из положения, которое могло вам грозить большой опасностью. Ни ваша тетя, ни я нисколько не доверяем ее массивному величеству. Она и пальцем не шевельнет, когда вас будут убивать в каком-нибудь глухом уголке Лувра. Вот только, когда Кончини приедет вновь, держите его на расстоянии, иначе Галигаи вас уничтожит.
– Как мне лучше вести себя с ним?
– Не расставайтесь с нами, дорогая. Вы выиграли битву, но не войну. Будем ждать продолжения.
***
Вскоре они получили подтверждение своим опасениям. На этот раз письмо привез дворцовый курьер, и новое королевское послание разрешало баронессе де Курси «оплакивать своего супруга столько, сколько ей покажется приличным, не забывая при этом своего долга перед короной». И ни единого слова сочувствия, не говоря уж о соболезновании. Регентша считала Тома де Курси мертвым, и никаких чувств у нее это не вызывало. Письмо было настолько сухим и жестоким, что Лоренца расплакалась. Оно еще более усилило ее горе, которое прибывало с каждым днем, по мере того как надежда убывала. Барон Губерт все не возвращался.
