Текст книги "Нож Равальяка"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
– Ну и как, сын мой? Вы могли бы проделать это еще раз?
– Да, мадам. Ради еще одного королевства!
Мария рассмеялась глупым смехом, но Кончини даже не улыбнулся. Ему не по душе был восторг, с которым приветствовал народ в эти дни юного Людовика. Для того чтобы его планы осуществились, а он всеми силами стремился к власти, Людовик должен был оставаться в тени и появляться на людях как можно реже. Мальчишка должен вернуться к своим играм, оловянным солдатикам и пушкам, охотничьим собакам и соколам, к изготовлению пирогов и булочек наконец! У него явный талант кондитера! И ни шагу дальше! Выскочка назвал его однажды «дитя малое», таким он и должен остаться навсегда! Его мать – уж это-то он знал доподлинно – этому не воспротивится. Наоборот! Будет рада. Ведь так славно, что ни с кем не надо делить свою власть!
Между тем и на коронации, и в Корбени присутствовал один молодой человек, духовное лицо. Ему исполнилось двадцать пять лет, по рождению он принадлежал к самой высшей пуатевенской знати (его отец, умерший очень рано, был при Генрихе III главным прево Франции) и к парламентской буржуазии. В наследство он получил епископство Люсон, о котором из-за его бедности говорили, что это «епископство-замарашка». Зато наследник был красив, элегантен, обладал острым умом, интуицией и большими политическими амбициями. Он хотел послужить своему королевству. На протяжении долгих часов он наблюдал за необыкновенно мужественным десятилетним мальчиком, о котором уже распускали странные слухи, говоря, будто он слаб и чуть ли не слабоумен! Ну нет! Ничего подобного! И молодой епископ подумал, что осуществить свои грандиозные планы (иногда он сам пугался их беспредельности) он смог бы, если бы стал наставником этого мальчика. Ребенок застенчив, он еще не оправился от ужасной кончины отца, которого обожал; не нашел никакого утешения у матери, равнодушной, тщеславной и глупой, преданной лишь своим флорентийцам, он безоружен и беззащитен. Но он сохраняет мужество и заслуживает, чтобы ему служили. Однако, чтобы к нему приблизиться, нужно сдружиться с Медичи и флорентийской кликой, которая держит ее под каблуком. Мысль о такой дружбе была ему противна, но...
Звали молодого епископа Арман-Жан дю Плесси де Ришелье.
В этот вечер у Ее Величества был музыкальный концерт. Хотя празднества в честь коронации Людовика положили конец трауру, королева, по совету Галигаи, пока еще сдерживала свою страсть к танцам и балету. Было благоразумнее, чтобы все вокруг еще хоть какое-то время считали, будто королева озабочена государственными делами, а не занята легкомысленными развлечениями.
Расположившись вокруг королевы в Большой галерее, придворные с серьезными лицами слушали итальянских музыкантов и певцов, приехавших из Бергамо. Голоса у них были чудесные – среди них звенел даже ангельский тенор-альтино – программа возвышенная, по большей части духовная, а не мирская, однако почти все, в особенности сидящие, мало-помалу погружались в сонное оцепенение. Только Мария де Медичи пребывала в восторге, и те, кто сидел к ней поближе, тоже изображали на лицах восторг, чтобы не попасть впросак, когда королева на них посмотрит. Одна мадам де Гершевиль потихоньку зевала, прикрывшись веером, имея мужество сохранять собственное мнение. Самые молоденькие из дворян переглядывались с фрейлинами и слегка улыбались.
Лоренца сидела возле старенькой маршальши де Ла Шатр, которая, изнемогая под грузом прожитых лет, опустила голову на грудь и тихонько похрапывала. Сама Лоренца хоть и любила музыку, но сейчас ее тоже не слушала. Она думала только о муже и еще о том, что так и не получила о нем никаких известий. Филиппо Джованетти не спешил с возвращением, прошло уже долгих три недели с тех пор, как он уехал, и Лоренца тревожилась с каждым днем все больше. Где? В каком подземелье далекой Голландии томится ее несчастный возлюбленный?
Мотет [32]32
Мотет – первоначально, в средневековой Франции, – вокальное многоголосное произведение, в котором полифонически соединялись несколько мелодий с различными текстами.
[Закрыть]закончился, раздались аплодисменты, дружные и неискренние, потому что все старались не отстать от королевы.
– Концерт наконец-то окончился? – осведомилась мадам де Ла Шатр, разбуженная громкими хлопками.
– Нет, мадам, осталось еще три номера.
– О господи!
Старушка-маршальша приготовилась вновь погрузиться в дремоту, но события приняли иной оборот. Кончини, стоявший со скрещенными на груди руками неподалеку от кресла королевы, подошел к ней и, наклонившись, заговорил на их родном языке:
– Мадам, почему бы вам не перенести конец концерта на завтра? Или отложить его на несколько дней?
– С какой стати? Разве эта музыка не божественна?
– Божественна, божественна... Но очень уж печальна. Мы все словно бы на похоронах, а Ваше Величество так молода... так прекрасна! Вам вредно предаваться печали! Пришло время, поверьте мне, очнуться от скорби, которая, безусловно, служит всей Европе примером, но погубит ваше здоровье! Жизнь должна вступить в свои права, мадам!
– Вы так думаете?
– Я в этом уверен. Поблагодарите музыкантов, скажите, чтобы отправлялись отдыхать, и пойдемте ужинать. Завтра утром у вас Государственный совет. А сейчас немного сладенького и бокал хорошего вина не повредят вам, мадам... Вы немного побледнели.
– Вы правы, я чувствую, что устала. Возьмите на себя все хлопоты.
Ко всеобщему удовольствию, концерт наконец-то закончился, и все придворные радостно направились в зал, где были накрыты столы. Лоренца не имела ни малейшего желания участвовать в трапезе и поспешила к мадам де Гершевиль, чтобы извиниться, как вдруг возле нее оказался улыбавшийся во весь рот Кончини.
– Госпожа баронесса! Надеюсь, вы не собираетесь нас покинуть?
– Вы угадали! Я очень устала... маркиз, – Лоренца вовремя вспомнила о титуле свежеиспеченного аристократа, который почитала неприличным. – И хочу как можно скорее вернуться домой.
– Вы повергаете меня в отчаяние! Но в таком случае не возвращайтесь домой одна!
– Разумеется, я не одна. Вокруг моей кареты достаточно слуг, чтобы я не опасалась нежелательных встреч.
– Конечно, конечно! Но вы знаете, есть один человек, который жаждет вас проводить!
Ловко отклонившись в сторону, Кончини пропустил вперед Антуана де Сарранса, который склонился перед ней в поклоне.
В первый миг у Лоренцы перехватило дыхание, она глазам своим не могла поверить и смотрела на молодого человека, словно тот явился из преисподней, однако мгновенно пришла в себя.
– Видеть вас при дворе, месье, для меня новость.
– Почему же? Король прогнал меня, короля больше нет, а у Ее Величества королевы-регентши нет никаких оснований считать своими давние ссоры супруга!
– Ссоры? Но вы оскорбили вашего короля!
– На всякий грех есть прощение, – отвечал Антуан с насмешливой улыбкой, которая до глубины души возмутила молодую женщину.
– Воля королевы! – холодно заметила она. – А я нисколько не желаю забывать, что совсем недавно вы настоятельно требовали казнить меня и считали преступницей вопреки самым очевидным доказательствам.
– Меня ослепила ярость, и горе, конечно, тоже. Вы должны понять, что я потерял отца.
– И что же теперь?
– Теперь?
Он смотрел на нее так, будто не понял вопроса, и Лоренце он показался вдруг необыкновенно смешон. Недоумевающий вопросительный взгляд, выражение нарочитой наивности на лице показались ей в высшей степени комичными. Словно перед ней стоял бесталанный актер, который плохо выучил свою роль.
– Я спрашиваю, что вам теперь понадобилось? – расшифровала она вопрос сухим нетерпеливым тоном.
– Мой друг Кончини только что сказал вам: я хочу иметь честь проводить вас домой.
– С чего вдруг, скажите на милость!
Де Сарранс сделал глубокий вдох, словно собирался броситься в воду:
– Вы хотите получить ответ во что бы то ни стало, мадам! Это неприлично... Вы должны понять меня! Вот уже давным-давно я стремлюсь поговорить с вами частным образом, что совершенно невозможно здесь, в Лувре! А приехать к вам в Ангулемский дворец...
– Вот этого я вам не советую. Я была бы крайне удивлена, если бы вас там приняли. Герцогиня Диана...
– По какой причине герцогиня закрыла бы передо мной дверь своего дома? Она со мной даже незнакома!
– Возможно. Но она не только знакома, но очень любит барона Губерта де Курси, моего свекра, и она не одобрила то немыслимое бесстыдство, какое вы себе позволили, посмеявшись над ним, после того, как убедились, что он один, а вы под надежным прикрытием этого господина, – Лоренца кивнула в сторону Кончини. – Более того, вы позволили лакеям смеяться над знатным аристократом, прекрасно зная, что он не только старше вас, но гораздо благороднее и родовитее! А когда он обнажил шпагу, вы убежали!
– Ах! – воскликнул Кончини, изображая на лице глубочайшее огорчение. – Мы тогда сами не знали, что творим! Видите ли, мы были несколько навеселе!
– Неужели? Но в таком случае приличия требуют, чтобы вы принесли свои извинения. Так что, господин де Сарранс, я не имею ни малейшего желания проводить время в вашем обществе. Ни теперь, ни в будущем!
Антуан побледнел как мел, ноздри его раздулись, и в глазах загорелся нехороший огонек.
– Имя де Сарранса, которое вы, кажется, презираете, вы носили сами! Или вы забыли об этом?
– На свое несчастье и очень недолго, к тому же я ни разу им не воспользовалась. Что поделать, если оно внушает мне ужас. А теперь, господа, я буду вам очень признательна, если вы позволите мне пройти. Тем более что вас ждут к ужину.
Однако молодые люди и не подумали пропустить ее.
– А если я решил непременно проводить вас и мне не важно, нравится вам это или нет? – упрямо воскликнул Антуан. Он уже протянул руку, чтобы схватить Лоренцу за запястье, но тут рядом с ними появилась еще одна пара.
– Неужели кто-то смеет принуждать вас поступать против вашей воли, дорогая? – раздался высокомерный голос принцессы де Конти.
– В таком случае ему придется объяснить мне причины своего поступка, – тут же спокойно продолжил ее речь де Бассомпьер. – Мы с принцессой друзья мадам де Курси, – добавил он, со свирепой улыбкой поглаживая свои светлые усы.
– Не стоит доходить до объяснений, – мягко проговорила принцесса, беря Лоренцу под руку. Кончини тут же исчез, будто растворился в воздухе. А принцесса продолжила: – Позволим господину де Саррансу отправиться ужинать. У меня же нет ни малейшего желания сидеть за столом. Эта музыка усыпила меня, так что я отправлюсь домой сразу же после того, как отвезу мадам де Курси. Господа!..
Что тут можно было сказать? Де Сарранс прекрасно понимал, что ему не по силам тягаться с дочерью покойного герцога де Гиза, ставшей к тому же близкой подругой королевы. Женщины направились к лестнице, а он, следя за ними глазами, изобразил прощальный поклон и, когда они исчезли, отправился в зал, где были накрыты столы для ужина.
По дороге Лоренца поблагодарила Луизу.
– Вы избавили меня от большой неприятности, принцесса, – сказала она со вздохом облегчения.
– Чего он хотел от вас? Выражение его лица было далеко не любезным, и я видела, что он собирался схватить вас за руку.
– Он хотел, чтобы мы поговорили с глазу на глаз. А для этого собирался проводить меня. Надеюсь, что в той или иной форме он намерен был извиниться.
– Способ, каким он собирался это сделать, мне кажется спорным. Не знаю, что он мог вам сказать, зная, что ваш муж в тюрьме. Мне кажется, он неудачно выбрал время. Или наоборот, слишком удачно. Будьте осторожны, Лоренца! До вашего приезда во Францию я всегда считала его обворожительным молодым человеком, но после этой ужасной трагедии, когда вы едва не погибли, не знаю, что и думать... Могу только сказать, что он все больше становится похож на своего отца. В моих устах это не комплимент.
– Могу я полагать, что он разочаровал разборчивую принцессу де Конти? – шутливо спросила Лоренца.
– Можете. Произошло именно что-то в этом роде. Он красив, обольстителен и на своем пути не встречал отказов. Даже я в какой-то миг думала о нем, но не дольше мига. Слишком уж он уверен в своей власти над женщинами, а я никогда не потерплю, чтобы надо мной кто-то властвовал. А теперь, мне кажется, он забыл о том, что время не стоит на месте... И о том, какими разрушениями чревата разгульная жизнь. Дружба с Кончини ему кажется безобидной, но она уже отметила его черной печатью.
– Но, как мне кажется, он должен был жениться. Хотя я что-то не вижу его нареченной среди фрейлин.
– Разумеется, ее больше нет среди придворных королевы. Я никогда ее особенно не любила, но в конце концов очень ей посочувствовала. Бедная де Ла Мотт-Фейи в самом деле заслуживает сострадания.
– Что же с ней случилось? Он женился на ней и, быть может...
Глядя на встревоженное лицо Лоренцы, Луиза де Конти рассмеялась.
– Вы подумали, что Антуан поступил с ней так же, как его отец с вами? Нет. Но, мне кажется, он поступил еще хуже. Сначала он сделал ей ребенка, а потом наотрез отказался жениться на ней. Категорически.
– И среди ее семьи не нашлось мужчины, который со шпагой отстоял бы ее честь?
– Там больше нет шпаг. Единственный мужчина в семье – хилый, едва живой дядюшка. Вся энергия клана сосредоточилась в виконтессе, ее матери. Она очень сильная женщина, поверьте. Мне рассказывали, что соблазнитель провел с ней не самый лучший час в своей жизни. Но король умер, и ей некому было пожаловаться.
– Но... А королева? Ведь девушка была ее фрейлиной!
Луиза посмотрела на Лоренцу с искренним недоумением.
– Вы были и остаетесь ее крестницей, ее родственницей, но она заставила вас пройти по всем кругам ада! Неужели вы до сих пор не поняли, что она бессердечная, что она не способна даже на самую обыкновенную жалость? Нет, она ничего не сделала для мадемуазель де Ла Мотт-Фейи и приняла де Сарранса с распростертыми объятиями, когда Кончини привел его к ней.
– И что же сталось с мадемуазель де Ла Мотт-Фейи?
– Будущей мамочкой? Ей поспешили подыскать супруга. И нашли. Не слишком молодого, довольно потрепанного, к тому же из магистратуры, но очень богатого. Она теперь мадам президентша д'Эпаленж и, я думаю, очень скоро родит. Признаюсь, что я хотела бы узнать, как сложится в дальнейшем ее жизнь, но здесь мы ее никогда больше не увидим. Право бывать при дворе осталось только у ее матери.
– Бедная девушка! Можно ей только посочувствовать!
– Совершенно с вами согласна. Но я рассказала вам об этом только для того, чтобы предостеречь: наш ненаглядный Антуан обладает даром обольщения.
– Благодарю вас. Но мне теперь не до обольстителей. Всевышний послал мне мужа, которого я люблю всей душой и не могу не тревожиться о его участи. А отношение к нему королевы никак не может меня успокоить!
– В этом случае я, к величайшему своему сожалению, ничем не могу помочь. И моя мать тоже, хотя она и мадам де Монпансье лучшие подруги королевы... французские, я имею в виду, потому что никто и никогда не заменит ей Галигаи... Но я плохо себе представляю, как вы могли бы подольститься к Галигаи.
– Даже если предположить, что я захотела бы сделать это, шаг этот был бы для меня весьма рискованным и вряд ли привел бы к добру. Галигаи караулит своего супруга, как сторожевая собака овцу, и не выносит, когда он заговаривает со мной. Именно поэтому я предпочитаю держаться в стороне от них обоих.
– Я понимаю ваши тревоги и все-таки желаю вам хорошенько выспаться. Вы уже дома. Передайте мои самые дружеские пожелания вашей тете.
Но, похоже, ни Лоренце, ни ее близким не суждено было в эту ночь рассчитывать на мирный сон. Едва она только вошла в Ангулемский дворец, мажордом Совгрен сообщил ей, что герцогиня желает видеть ее немедленно.
– В такой час? Ведь уже очень поздно!
– Позволю себе сообщить, что в этот поздний час госпожа герцогиня не одна. У нее господин барон, госпожа графиня и господин Джованетти.
Молодая женщина вздрогнула.
– Он здесь? Как же я не заметила во дворе его кареты?
– Он приехал верхом, госпожа баронесса, и мне кажется, проделал очень долгий путь. Я бы даже сказал...
Но Лоренца уже его не слышала. Сердце у нее сжалось от недоброго предчувствия, она подхватила юбки и бросилась к лестнице, ведущей в парадные покои.
Джованетти в самом деле сидел в гостиной. Он расположился в кресле в углу камина, напротив герцогини Дианы. Было заметно, что он очень замерз, ведь погода стояла промозглая и холодная. Когда Лоренца появилась на пороге, он постарался прийти в себя, отпив большой глоток горячего вина с пряностями. Запах пряностей наполнял гостиную, в которой все сидели молча. Лоренца вдруг поняла, что на
Джованетти направлено три пары удрученных глаз, и после радостного возгласа:
– Сьер Филиппо! Наконец-то вы приехали! – она тихо добавила: – Какие же новости вы привезли? Тома, он не...
– Нет! – воскликнул барон Губерт, с живостью поднимаясь со своего места и усаживая Лоренцу. – И думать об этом не стоит! Наш дорогой мальчик прекрасно себя чувствует. По крайней мере, мы все на это надеемся.
– Надеетесь? И вы полагаете, что такие надежды могут меня успокоить? Сьер Филиппо! Что вы уже сообщили? Почему не рассказали обо всем мне первой, ведь это я просила вас поехать в Брюссель!
Сьер Филиппо поставил чашу с вином на стол, вытер платком губы и изобразил некое подобие улыбки на своем лице.
– Именно вас я и пришел повидать, донна Лоренца. Но вас не оказалось дома.
– Да, правда! Простите меня! Так скажите же, что вам удалось узнать? И от кого? С кем вы виделись?
– С инфантой Изабеллой Кларой Евгенией и эрцгерцогом Альбертом. До того, как приехать послом во Францию, я был у них при дворе, исполняя некое поручение великого герцога Фердинандо. Они пожелали об этом вспомнить. Встреча с ними не входила в мои планы, потому что я хотел только узнать, где содержатся господин де Курси и господин де Буа-Траси. С этой целью я обратился к своему другу, банкиру Кривелли, он близок с Их Высочествами и их окружением. С его помощью я собирался получить необходимые мне сведения. Но он привел меня прямо во дворец Куденберг, где меня приняли с немалой обходительностью...
– Оставим любезности и перейдем к фактам, господин Джованетти, – попросил барон Губерт.
– Они незамысловаты. Двух французских дворян обвинили в попытке похитить принцессу де Конде и посадили в тюрьму. Известие об этом не сразу было отправлено в Париж, так как смерть короля спутала все карты... Объясню, что имею в виду, как ни трудно с этим примириться: гибель французского государя вызвала в Голландии, и особенно в Брюсселе, необычайный прилив радости. Они праздновали это событие не один день...
– Мы знаем, – прервала Джованетти графиня Кларисса. – И что потом?
– Потом об аресте известили регентшу. Она выразила глубокое удовлетворение, послав ответное письмо с тем же курьером. Однако два дня спустя, к величайшему удивлению Их Высочеств, к ним явился эмиссар от Марии де Медичи в сопровождении небольшого вооруженного отряда и попросил их соизволить вернуть обоих узников. Основания для ее просьбы были следующие: неприличная страсть ее супруга к юной Шарлотте была оскорбительна в первую очередь для нее. Поэтому ей и надлежит карать тех, кто стал соучастником этой постыдной авантюры. Посланец привез письмо, написанное рукой королевы, и эрцгерцог – впрочем, очень довольный таким поворотом событий – не увидел никаких оснований отказать королеве в ее просьбе. Он освободил двух молодых людей из тюрьмы и передал их эмиссару, который приехал за ними...
– Кому же именно? – поинтересовалась Лоренца.
– Вот это и есть самое интересное, – процедил сквозь зубы барон.
– Господину де Витри, капитану второй гвардейской роты, приехавшему в сопровождении двенадцати человек.
Молодая женщина взглянула на свекра, не скрывавшего своего раздражения.
– И что в этом странного? – удивилась она. – Господин де Витри, которого я не имею чести знать лично...
– Находится при Его Величестве короле со дня коронации, ни на шаг от него не отходит, как наседка за цыпленком, будучи предан ему бесконечно. И, скажите мне, пожалуйста, как в это же самое время де Витри мог оказаться посланцем регентши, которую терпеть не может, побывать в Брюсселе и забрать моего сына и его товарища?
– Он может не любить регентшу, но не может ей не повиноваться, – заметила Кларисса. – Мне кажется, что проще всего задать вопрос самому де Витри. Я, конечно, понимаю, что вы с ним принадлежите к разным поколениям, и вполне возможно, он не был знаком с Тома...
– Будучи близким к королю, нельзя было не знать де Курси! – возмутился барон. – Завтра я его повидаю, и, если он не захочет – или не сможет – поговорить со мной, отправлюсь к регентше!
– Если она сыграла с вами дурную шутку, она вас не примет, – вступила в беседу герцогиня Ангулемская.
– Она меня примет! Я останусь и буду...
– Не советую вам, барон! Если она в самом деле тайно послала господина де Витри в Брюссель, то вы только вызовете у нее приступ бешенства, и вряд ли это послужит на пользу обоим мальчикам. Вы только отяготите их участь. Повидайте сначала господина де Витри, и в зависимости от того, что он вам скажет, мы постараемся продумать, что будем делать дальше. Но прежде всего постарайтесь узнать, действительно ли письмо эрцгерцогу было подлинным.
– За подлинность я отвечаю, – тут же подхватил Джованетти. – Принц показал мне письмо. А теперь с вашего разрешения я позволю себе удалиться.
– Уже поздно, погода холодная, и вы еще не согрелись, – произнесла герцогиня с улыбкой. – Располагайте моим домом на эту ночь. Я уже распорядилась, и вас проводят в вашу опочивальню.
Бывший посол был утомлен до крайности и не заставил себя просить, поблагодарив, он последовал за слугой, которого тут же вызвали. Лоренца была довольна решением хозяйки дома. Она очень хотела поговорить с Джованетти и решила, что ей представится такая возможность завтра утром до того, как он отправится к себе на улицу Моконсей. Вслед за Джованетти поднялась и она, собираясь отправиться к себе. Но Кларисса задержала ее вопросом:
– И что же был за концерт?
– Несмотря на чудесные голоса, скука смертная.
– Так это скука потрясла вас до глубины души? Когда вы вошли, на вас лица не было.
– Мне незачем скрывать от вас что бы то ни было. На этом скучном концерте присутствовал некто...
– Кто же?
– Маркиз де Сарранс. Его привел во дворец Кончини с разрешения и одобрения королевы.
– От нее и в самом деле можно ожидать чего угодно! – возмутился барон. – Похоже, мы вскоре увидим при дворе всех, кого наш добрый король в свое время изгнал! Вы говорили с ним?
– Он говорил со мной, и тона его я не одобрила. Он предложил проводить меня, причем так настоятельно, что мне в какой-то миг показалось, будто он может и навязать мне это свое желание. При поддержке Кончини, с которым, похоже, он в наилучших отношениях. Если бы не вмешательство мадам де Конти и господина де Бассомпьера, мне бы пришлось подчиниться... или громко позвать на помощь!
– Зовите на помощь без стеснения! С такого рода... мужланами – по-другому я никак не могу их назвать! – другого выхода нет. Завтра я провожу вас в Лувр и поговорю с господином де Витри.
С этими словами барон поклонился дамам и отправился спать. Лоренца тоже поднялась в спальню. Но о том, чтобы заснуть, не могло быть и речи. Натянутые до предела нервы не позволяли ей надеяться на скорый приход мирного успокоительного сна, но она хотела, наконец, остаться одна и дать волю тоске и тревоге, которые принесли ей новые вести о Тома. Любимый! Где он в этот час? В какой тюрьме? Нет сомнения, что его увезли из Брюсселя совсем не для того, чтобы отпустить на свободу! То, что рядом с ним по-прежнему де Буа-Траси, немного успокаивало Лоренцу. Славный молодой человек ни сном ни духом не был замешан в ужасной истории ее замужества с де Саррансом-старшим. Только бы друзей не разлучили! Если это случится, можно ждать только худшего!
Забившись в глубину кровати, Лоренца лежала и смотрела широко открытыми глазами в темноту, едва освещаемую тлеющими углями камина. К ней вернулся ужас, точно такой же, как и накануне свадьбы с Тома, когда она получила записку, грозящую ее жениху смертью. Теперь она так любила своего веселого и нежного мальчика, сумевшего пробудить ее к жизни, открывшего ей телесные наслаждения, о которых она и не подозревала, подарившего удивительное чудо любви, возможность любить и быть любимой, брать и отдавать, взаимные ласки и счастливый смех, волшебное ощущение своих объятий, что никто и никогда не мог лишить ее подаренного им чудесного укрытия. Она любила своего мужа всем сердцем, всей плотью, всей душой и без него не могла представить себе жизни. Если ему грозит смерть, она уйдет из жизни вместе с ним, смерть соединит их так же, как соединила жизнь...
Встретившись в этот вечер с Антуаном де Саррансом, она испытала что-то вроде изумления, и на это было две причины. Во-первых, она была удивлена, заметив, как он красуется во дворце, из которого его изгнал сам король. Во-вторых, она поняла, что от огня, который вспыхнул в ней в день их первой встречи, ничего не осталось. Тогда на его пламенный взгляд она ответила таким же взглядом, и ей довольно долго казалось, что она любит его. Как-то, уже принадлежа Тома, она даже спросила себя, что почувствует, если когда-нибудь встретится с Антуаном. Теперь она знала точно: только отвращение. Слишком злобно он добивался ее гибели, чтобы она могла забыть выражение ненависти на его лице. Да, он по-прежнему был красив, но старение, следствие порочной жизни, – пусть едва заметное, но несомненное, – уже омрачило его лицо, делая его похожим на отца, каким тот был в ту ужасную ночь... И отец, и сын принадлежали царству темных страстей, Тома же светился светом живой любви.
Настало утро, и к ней прибежала Гийометта, которая принесла чашку горячего молока, развела в камине огонь и воскликнула:
– Боже мой! Неужели госпожа баронесса заболела?
Как видно, бессонная ночь не прошла для Лоренцы даром.
– Я бы не удивилась, если бы узнала, что больна. У меня совершенно нет сил. Сходи, пожалуйста, к госпоже де Роянкур и попроси отправить кого-нибудь к Ее Величеству с моими извинениями.
– Сейчас сбегаю. Заодно мы и доктора вам позовем!
– Не стоит, Гийометта. Мне достаточно будет просто спокойно побыть дома.
– Госпожа баронесса, как всегда, права. Тем более что погода на улице хуже некуда.
Не стоило открывать шторы, чтобы в этом убедиться: яростные порывы ветра горстями швыряли дождь со снегом в окна. Нет, Лоренце совсем не хотелось вставать с постели. Не хотелось даже идти на мессу, которую капеллан герцогини Дианы каждый день служил в домовой церкви. Ничего, раз она сказалась больной, так будет даже правдоподобнее. Но она все-таки спросила, поднялся ли уже сьер Филиппо Джованетти. Гийометта ответила, что не только поднялся, но уже и уехал, он покинул дворец, едва рассвело, оставив герцогине записку со словами благодарности. Лоренца очень расстроилась, она надеялась поговорить с ним с глазу на глаз, правда, улица Моконсей не так уж и далеко, и она могла бы съездить туда после обеда...
– Постарайтесь заснуть, сон вам не помешает, – посоветовала молоденькая горничная. – От теплого молока хорошо спится.
Лоренца и в самом деле зевнула во весь рот, бессонная ночь давала о себе знать. Она взбила как следует сбившиеся подушки, поудобнее устроилась и вскоре заснула.
***
Была суббота, 15 января 1611 года, и в тот самый миг, когда Лоренца мягко соскользнула в объятия Морфея, Жаклин д'Эскоман, которую не сочли нужным больше держать в тюрьме, явилась к королеве Марго. Королева Марго только что приехала из своего замка Иври, где она простилась со старым годом и встретила новый. Бывшая супруга Генриха IV искала себе развлечений, потому что недавно выставила за дверь очередного молодого любовника, который до этого развлекал ее, и поэтому обрадовалась своей бывшей камеристке, которую приняла по-домашнему. Королева Марго так и осталась сидеть у себя в спальне, примеряя очередной парик, пробуя новый чудодейственный крем против морщин, который только что получила от любимого аптекаря, болтая с Жийоной, своей горничной. Жийона служила ей еще до того, как она вышла замуж за беарнца, лет сорок уже, не меньше!
Бывшая королева Наварры смертельно скучала в этот час, и появление плохо одетой маленькой горбуньи, обещавшей поведать какую-то тайну, пробудило в ней интерес. Она приготовилась узнать что-то очень любопытное о мадам де Верней, к которой никогда не питала большой симпатии и у которой, как она помнила, служила д'Эскоман после того, как сама Марго не взяла ее снова к себе на службу.
– Откуда это вы приехали, милая, чуть ли не в лохмотьях?
– Из тюрьмы, мадам, куда меня отправили для того, чтобы я молчала. Мне случилось узнать об ужасном заговоре, посягающем на жизнь нашего доброго короля, и я приложила все свои силы, чтобы предупредить его и уберечь от последствий... Но никто не хотел меня выслушать. Меня отправили в Консьержери и туда же привезли отвратительного убийцу после того, как он сделал свое черное дело.
– До меня доходили какие-то слухи обо всем об этом, но теперь, когда короля нет в живых, я не совсем понимаю, чего вы хотите?
– Отомстить за него, Ваше Величество. Видеть, как чванятся во дворце и в городе те, кто отправил его в могилу, выше моих сил. Они должны заплатить за свое преступление, пусть даже я лишусь жизни!
– Кого вы имеете в виду?
– Я не знаю всех, потому что полагаю, их было гораздо больше, чем я думаю. Но троих я знаю наверняка.
– И кто же это?
– Господин герцог д'Эпернон, его любовница мадемуазель дю Тийе и маркиза де Верней. Вполне возможно, что и королева.
– Королева? Вы замахнулись слишком высоко!
– Не думаю. Разве не на следующий день после ее коронации, которой она так добивалась, нанес свой удар Равальяк? Я пыталась множество раз увидеться с Ее Величеством, но мне так и не удалось к ней приблизиться. Она всегда отказывалась принять меня, бедную женщину, но мне казалось, что больше всего она боится узнать правду, которая могла бы помешать коронации, которой она так желала.
– Кого вы просили устроить вам встречу с королевой? Мадам де Верней, у которой, как я слышала, вы стали доверенным лицом?
– Разумеется, не ее. Я бы обратила на себя только громы и молнии. Нет, я просила об этом мадемуазель дю Тийе, которую видела достаточно часто, потому что постоянно относила ей письма. Одно время я даже жила у нее. Я просила об этом мадам де Курси, которую сумела дождаться у входа в Лувр. Но во время нашего разговора с ней меня арестовали...
– Она на вас донесла?
– Нет, конечно, нет. Появление стражи ее крайне изумило, но она проявила ко мне немалую доброту, передав стражникам деньги, чтобы со мной в тюрьме не обращались слишком уж дурно.
