Текст книги "Из пушки на Луну"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА XII
Горы Луны

Принятое снарядом направление, как мы уже заметили раньше, влекло его к северному полушарию Луны. Путешественники давно пролетели тот пункт, в котором снаряду следовало упасть, если бы линия его полета не потерпела отклонения.

Было уже за полночь. По мнению Барбикена, снаряд находился на расстоянии 1400 километров от Луны – расстояние, немного превышающее радиус Луны; оно должно было уменьшаться по мере приближения снаряда к северному полюсу.

Снаряд в это время пересекал десятую параллель северной широты; от этой широты и до самого полюса Барбикен и оба его товарища могли наблюдать Луну при самых благоприятных условиях.

И действительно, при наблюдении в зрительные трубы Луна казалась от них в расстоянии всего 14 километров. Телескоп Скалистых гор мог бы еще сильнее приблизить Луну, но земная атмосфера значительно ослабляла его оптические свойства.

Барбикен, усевшись с зрительной трубой в руках, успел уже заметить некоторые подробности, почти не доступные для земных наблюдателей.

– Друзья мои, – сказал председатель Пушечного клуба серьезным тоном, – не знаю, куда мы несемся, не знаю, удастся ли нам увидеть еще когда-нибудь наш земной шар… Тем не менее мы будем вести дело так, чтобы трудами нашими могли воспользоваться соотечественники. Оставим в стороне все, что нас может ожидать. Мы, прежде всего астрономы. Снаряд – это тот же кабинет Кембриджской обсерватории, только перенесенный в пространство. Примемся за наблюдения!

Сказав это, он взялся за работу с удвоенным старанием и, насколько возможно верно, зарисовал различные детали лунной поверхности.

В это время снаряд все еще держался десятой параллели северной широты и, по-видимому, шел по меридиану 20° восточной долготы.

Здесь будет, кстати, сделать одно важное замечание по поводу карты, которой путники пользовались при своих наблюдениях.

На лунных картах, вследствие обратного изображения всех предметов в зрительных трубах, юг надо считать вверху карты, а север внизу. Казалось бы, что по той же причине восток должен находиться налево, а запад направо. На самом же деле этого нет. Если какую-нибудь лунную карту перевернуть так, чтобы тот край, который прежде был внизу, сделался верхним, то изображенная на ней Луна представилась бы в таком виде, как и при наблюдении простым глазом, и тогда, следовательно, восток был бы налево, а запад направо – в противоположность тому, как это бывает на земных картах. И вот причина этой неправильности: наблюдатели, находящиеся в северном полушарии, положим в Европе, видят полную Луну в южной части неба. Наблюдая ее, они спиной обращены к северу – положение обратное тому, какое они занимают, рассматривая земную карту. Так как они обращены спиной к северу, восток у них слева, а запад – справа. Для наблюдателей же, находящихся в южном полушарии, – в Патагонии например, – запад оказался бы, конечно, слева, а восток справа, потому что они обращены лицом к северу, а спиной к югу.

Такова причина кажущегося перемещения востока и запада, и надо это всегда помнить, чтобы, не сбиваясь, следить за наблюдениями Барбикена.

С помощью карты путешественники безошибочно могли распознавать ту часть Луны, которая находилась в поле зрения их трубы.

– Что мы видим в данную минуту? – спросил Мишель.

– Северную часть «Моря облаков», – ответил Барбикен. – Мы еще слишком далеко от него, и поэтому трудно определить его природу. Состоят ли эти равнины из сыпучих песков, как утверждали первые астрономы, или это обширные леса – все это мы после узнаем. Но оставим в покое догадки, тем более, что они всегда могут быть ошибочны…

«Море облаков» довольно неопределенно обозначено на картах. Полагают, что это обширная равнина, покрытая массами лавы, извергнутой соседними вулканами, которые лежат на западном берегу этого моря.

Снаряд подвигался и заметно подступал ближе к Луне: уже можно было заметить вершины, составляющие границу этого моря с северной стороны.

Впереди во всей красе возвышалась блистающая гора; верхушка ее словно утопала в море ярких солнечных лучей.

– Это что? – спросил Мишель.

– «Коперник», – отвечал председатель Пушечного клуба. – А! Ну, посмотрим, что за «Коперник»!

Эта гора возвышается на 3440 метров над уровнем лунной поверхности. Она хорошо видна с Земли и доступна изучению, особенно когда наблюдения производятся между последней четвертью и новолунием; в это время отбрасываемые ею тени тянутся далеко от востока к западу, и поэтому очень удобно измерить их длину.

После горы «Тихо», лежащей в южном полушарии, «Коперник» представляет самую величественную вершину на всем лунном диске. Он стоит одиноко, как исполинский маяк, на границе «Моря облаков» и «Океана бурь» и своим ярким блеском разом освещает обе равнины. Ничего нет великолепнее его длинных светоносных полос, особенно ослепительных во время полнолуния, – полос, которые, переходя к северу за пограничные горные цепи, гасли, наконец, в «Море дождей». В час земного утра снаряд, словно аэростат, унесенный в пространство, парил над этой живописной горой,

Барбикен с точностью мог разглядеть ее очертания, «Коперник» принадлежит к разряду кольцеобразных гор первого порядка, то есть больших цирков. Подобно «Кеплеру» и горам, которые господствуют над «Океаном бурь», он кажется иногда блестящей точкой, почему его считали действующим вулканом. Но это вулкан угасший, так же как и все другие вулканы, лежащие на этой стороне Луны. Окружность его имеет около 80 километров в диаметре.

– На Луне много таких цирков, или круговых гор, – сказал Барбикен, – и весьма легко видеть, что цирк «Коперника» принадлежит к лучистым. Если бы мы еще ближе подошли, то можно было бы заметить конусы, торчащие из его внутренности и бывшие некогда огнедышащими кратерами. Вот еще одно весьма замечательное явление, которое встречается на всем лунном диске: внутренняя поверхность этих цирков гораздо ниже внешней равнины, в противоположность тому, что наблюдается в земных кратерах.

– В чем же причина такой особенности? – спросил Николь.

– Этого еще никто не знает, – ответил председатель Пушечного клуба.

– Какой чудесный блеск! – повторял Мишель. – Едва ли можно встретить где-либо зрелище более великолепное!

– Что-то ты скажешь, если какие-нибудь случайности увлекут нас к южному полушарию? – спросил Барбикен.

– Скажу, что там еще прекраснее! – ответил, не запинаясь, Мишель Ардан.

В эту минуту снаряд проносился над самым цирком «Коперника». Цирк имел форму почти полного круга, и его крутые края отчетливо выделялись. Можно было даже заметить двойную кольцеобразную гряду. Кругом расстилалась дикая на вид, сероватого цвета равнина, рельеф которой рисовался на желтом фоне. На дне цирка два или три конуса, подобные громадным брильянтам ослепительной игры, блеснули на мгновенье и снова исчезли, как бы запертые в ларчике. Края цирка к северу понижались. Пролетая над окрестной равниной, Барбикен мог отметить громадное число мелких гор. К югу равнина шла гладко, без всяких возвышений. К северу, напротив, до того места, где она примыкает к «Океану бурь», она была похожа на водную поверхность, взволнованную ураганом; верхушки гор и холмов казались на ней рядами вздымающихся волн. Везде и по разным направлениям бежали световые полосы, которые все сходились в одну точку на вершине «Коперника». Некоторые из них имели до 30 километров в ширину, а по длине занимали неизмеримые пространства.

Путешественники рассуждали о происхождении этих световых полос, но для них, так же как и для земных наблюдателей, причина этого странного явления оставалась необъяснимой.

– Но почему бы не допустить, что это вовсе не лучи, а отроги гор, способные ярче отражать солнечный свет? – спросил Николь.

– Нет, – возразил Барбикен, – если бы действительно было так, как ты говоришь, то эти отроги при некоторых положениях Луны относительно Солнца отбрасывали бы тень, чего на самом деле нет.

И действительно, светлые полосы появлялись только в то время, когда Солнце стояло прямо против Луны; при косых же лучах света они исчезали.

– Неужели не придумали еще объяснения для этих световых полос? – спросил Мишель. – Я не допускаю, чтобы ученые оказались вдруг бессильными разрешить этот вопрос.

– Да, – отвечал Барбикен. – Гершель высказал свое мнение об этом, но не выдает его за достоверное.

– Нужды нет. В чем же состоит его мнение?

– Он предполагал, что световые полосы не что иное, как потоки застывшей лавы, которые сияют в то время, когда Солнце бросает свои лучи прямо на них. Это, пожалуй, возможно, но ручаться за достоверность такого объяснения нельзя. Впрочем, если мы подойдем ближе к Горе «Тихо», то, может быть, нам и удастся открыть причину этого блеска.

– А знаете ли, друзья, на что похожа эта равнина, если глядеть на нее с высоты, на которой мы теперь находимся? – спросил Мишель.

– Не знаю, – ответил Николь.

– Со всеми этими обломками лавы, вытянутыми наподобие веретена, она кажется огромной грудой бирюлек, раскинутых в полнейшем беспорядке. Так и хочется крючком повыдергать их одну за другой!

– Достойный друг, – сказал глубокомысленно Барбикен, – что толковать о том, на что это похоже, если в настоящую минуту мы не знаем даже, что это такое!

– Основательный ответ! – воскликнул Мишель. – Вот что значит иметь дело с учеными.

Снаряд между тем двигался вдоль лунного диска с неизменной скоростью. Всякий поймет, что путешественники не думали в это время об отдыхе. Каждую секунду менялся ландшафт, проносившийся у них перед глазами. Утром, около половины второго, они заметили вершину другой горы. Барбикен справился по карте: оказалось, что это был «Эратосфен».

Эта кольцеобразная гора, высотой в 4500 метров, была одной из чрезвычайно многочисленных на лунной поверхности. Здесь, между прочим, Барбикен сообщил приятелям довольно странное мнение Кеплера р происхождении лунных цирков. Знаменитый астроном утверждал, что кратерообразные впадины – дело рук человеческих.

– С какой же целью? – спросил Николь.

– Цель-то понятна! – ответил Барбикен. – Селениты предприняли эти колоссальные работы и вырыли обширные пещеры, чтобы, укрываясь в них, предохранить себя от Солнца, которое жжет их по две недели сряду.

– Селениты совсем не так глупы! – заметил Мишель.

– По-моему, это странная мысль, – сказал Николь. – Надо полагать, Кеплеру неизвестны были действительные размеры этих цирков, потому что вырыть такие гигантские впадины – вещь положительно невозможная.

– Но ведь тяжесть-то там в шесть раз меньше, чем на поверхности Земли, – сказал Мишель.

– А ты забыл, что и селениты сами в шесть раз меньше жителей Земли, – возразил Николь.

– Да существуют ли еще эти селениты? – заметил Барбикен.

Слова председателя прекратили начавшийся спор.

«Эратосфен» исчез раньше, чем снаряд успел подойти к нему настолько, чтоб возможно было произвести более точное его исследование. Эта гора отделяла цепь «Апеннин» от «Карпатских гор».

Путешественникам удалось только мельком взглянуть на вершины «Апеннин».

ГЛАВА XIII
Лунные ландшафты

В половине третьего утра снаряд находился уже на уровне тридцатой параллели северной широты; только тысяча километров отделяла его от Луны, а в оптические инструменты это расстояние казалось меньше десяти. Коснуться какой-нибудь точки лунного диска попрежнему представлялось невозможным. Для Барбикена была непонятна относительно умеренная скорость движения. На таком незначительном расстоянии от Луны надо было ожидать скорость гораздо большую, чтоб снаряд не падал на Луну, подчиняясь ее притяжению. Причина этого явления оставалась пока неизвестной. Да и времени лишнего не было для каких бы то ни было изысканий… Путешественники всецело обратились в зрение: они боялись упустить из виду малейшие подробности.

Итак, в телескоп Луна казалась всего на расстоянии десяти километров. Что мог бы различить на поверхности Земли воздухоплаватель, поднявшийся на такое расстояние?

Вот точное описание всего того, что видели Барбикен и его товарищи с этой высоты.

Лунный диск, казалось, был усеян широкими пятнами самой разнообразной окраски. Исследователи Луны и астрономы не согласны между собою относительно цветов этих пятен. Юлиус Шмидт утверждает, что если б высушить все земные океаны, то лунный наблюдатель не различил бы на земном шаре, между всеми океанами и материковыми равнинами, таких резко обозначенных оттенке в, какие видны на Луне земному наблюдателю. По его мнению, общий цвет этих обширных равнин, носящих название «морей», темносерый, с примесью зеленого цвета и коричневого. Некоторые из больших кратеров имеют ту же окраску.

Некоторые пространства отливали зеленым цветом, который, по исследованию Юлиуса Шмидта, оказался и в «Море ясности» и в «Море влажности».

Барбикен различил широкие кратеры, не имеющие внутренних конусов; кратеры эти имели синеватый оттенок, похожий на цвет хорошо отполированной стальной пластинки. Такие оттенки действительно свойственны лунному диску, а вовсе не происходят от несовершенства объективов в телескопах или от влияния земной атмосферы, как утверждали некоторые астрономы. Барбикен в этом случае не мог впадать ни в какие сомнения. Он производил наблюдения в безвоздушном пространстве, и никакой оптической ошибки тут быть не могло. Но происходили ли эти зеленые цвета от растительности, которая поддерживалась плотной и низкой атмосферой, или от чего-либо другого, – этого твердо сказать он не мог.

Вот еще одна особенность лунного диска, причину которой ему тоже не удалось точно определить.

Мишель Ардан, находившийся во время наблюдения около Барбикена, заметил длинные белые линии, ярко освещенные солнечными лучами. Они были совсем не похожи на недавнее сияние «Коперника». Они тянулись параллельно одна другой.

Самоуверенный Мишель, как и всегда, не замедлил высказать свое мнение.

– Ба! Гляди-ка! Вон обработанные поля! – сказал он смело, нисколько не запинаясь.

– Обработанные поля? – повторил Николь, пожимая плечами от удивления.

– По крайней мере, ты видишь, что они вспаханы, – продолжал Мишель с полной серьезностью. – Какие же, однако, хорошие хлебопашцы эти селениты! Да и в плуги-то они, должно быть, запрягают быков какой-нибудь гигантской величины, – без этого ведь таких исполинских борозд и не проведешь!

– Ты не угадал, любезный друг, – возразил Барбикен, – борозды эти сделаны не плугом.

Барбикен тотчас же сообщил товарищу все, что ему самому было известно об этих бороздах. Он знал, что борозды были замечены во всех тех частях лунного диска, где нет гор, что они имеют от 15 до 200 километров в длину и что ширина их бывает от тысячи до тысячи пятисот метров; края их всегда параллельны.

Но об их происхождении и свойствах он не знал решительно ничего.

Вооруженный телескопом, Барбикен рассматривал эти борозды с чрезвычайным вниманием. Од заметил, между прочим, что их боковые грани имеют очень крутые скаты. Это было что-то вроде параллельных валов, и человек с живым воображением принял бы их за длинные ряды укреплений, сооруженных лунными инженерами.

Одни из борозд были совсем прямые, другие немного изгибались, причем боковые их грани всегда оставались параллельными; одни перекрещивались между собой, другие прорезали кратеры; здесь они бороздили кольцеобразные впадины «Посейдона»; там ими испещрено было «Море ясности».

Природа этих борозд до сих пор не выяснена. Разумеется, это не укрепления и, конечно, не прежние русла высохших рек, хотя бы уже потому, что борозды часто пересекают кратеры, находящиеся на значительной высоте.

Как ни неудачны были до сих пор предположения Ардана по поводу разных явлений, но надо сознаться, что он случайно напал на ту же мысль, какая раньше приходила ученому Юлиусу Шмидту.

– Не состоят ли эти темные линии из рядов правильно размещенных деревьев?

– Ты упорно стоишь за растительность? – спросил Барбикен.

– Да, упорно, – ответил Мишель, – и я могу объяснить то, чего вы, важные ученые, до сих пор не объяснили! По крайней мере, в пользу моего предположения говорит то, что с его помощью я могу объяснить, почему эти борозды в определенные времена исчезают или кажутся исчезнувшими.

– Ну, почему?

– Потому, что деревья становятся невидимыми, когда теряют свои листья, и снова делаются заметными, когда листья на них вырастают.

– Объяснение твое, правда, очень остроумно, мой милый; беда только в том, что в данном случае оно не годится.

– Почему?

– Потому, что на Луне нет того, что называется временами года, а стало быть, нет и тех перемен климата, на которых у тебя все основано.

Барбикен был прав. На всех лунных параллелях полуденное Солнце остается на неизменной высоте над лунным горизонтом. В местах, например, лежащих у экватора, оно всегда находится около зенита, в полярных странах почти не выходит из пределов горизонта. В каждой стране, смотря по тому, какое положение она занимает относительно Солнца, вечно господствует какое-нибудь одно время года: зима, весна, лето или осень.

Как же объяснить происхождение этих борозд? Вопрос оставался темным. Одно можно было предполагать: что образование их относится к более поздним эпохам, чем образование кратеров и впадин, потому что по последним прошли многие из борозд, прорезая их округлые края.

Снаряд между тем уже находился на 40-й лунной параллели, в расстоянии около 800 километров от Луны. В телескопе все предметы казались в расстоянии восьми километров. В эту минуту под снарядом вздымался «Геликон» на высоту 500 метров, а налево тянулся ряд меньших гор, замыкающих небольшую часть «Моря дождей», которая носит название «Залива росы».

Безвоздушное пространство, в котором мчалось ядро, не заключало в себе никаких паров, которые могли бы сколько-нибудь препятствовать наблюдениям. Да, кроме того, Барбикен находился теперь на таком близком расстоянии от Луны, какого не могли дать даже такие сильные телескопы, как инструменты Джона Росса и Скалистых гор. Итак, он был поставлен в самые благоприятные условия для разрешения важного вопроса: существуют селениты или нет? Прямого ответа председатель Пушечного клуба еще не получил. Он видел перед собою только пустынные равнины и цепи обнаженных гор. Нигде не обнаруживалось даже слабых признаков жизни. Всюду были развалины, которых, видимо, не касалась рука человека. Нигде ни малейшего движения, ни следов растительности. Из трех царств, составляющих природу нашего земного шара, на Луне господствовало, как видно, только царство минералов.

– Вот тебе на! – сказал Мишель Ардан с видом некоторого смущения. – Неужели там и взаправду никого нет?

– Да,– ответил Николь, – по крайней мере, до сих пор не видно ни людей, ни животных, ни растений, прочем, атмосфера, может быть, и в самом деле укрывается в ущельях, внутри цирков, или, наконец, на противоположном от нас полушарии; стало быть, спешить с выводами еще не следует.

– Известно, – заметил Барбикен, – что самый зоркий глаз не может увидеть человека на расстоянии более семи километров. Значит, если и допустить существование селенитов, они видят наш снаряд, а мы их видеть не можем.

К четырем часам утра только 600 километров отделяли наших героев от Луны. С левой стороны тянулась горная цепь самых причудливых очертаний, залитая ярким светом солнечных лучей. С правой, напротив, углублялась черная впадина, подобно мрачному колодцу, вырытому на поверхности Луны.

Это был цирк «Платона», который весьма удобно наблюдать с поверхности Земли в промежутке между последней четвертью и новолунием, когда тени на Луне идут от запада к востоку.

Барбикен очень жалел, что снаряд не прошел над самой впадиной цирка; быть может, в этой бездне они могли бы наткнуться на какое-нибудь еще неизвестное явление. Но изменить направление снаряда было невозможно… Надо было безропотно подчиниться.

Часов около пяти утра они миновали, наконец, северную границу «Моря дождей». Эта часть лунного диска была сплошь покрыта горами. В телескопы все это было видно на расстоянии четырех километров, что составляет меньше высоты Монблана над уровнем моря. Всюду виднелись пики и цирки.

На этом расстоянии Луна представляла очень странное зрелище. Ландшафты открывались при условиях, совершенно не похожих на те, какие обыкновенно сопровождают наблюдения, производимые с поверхности Земли.

На Луне нет воздуха, и это отсутствие газообразной оболочки является причиной весьма интересных явлений.

Так, например, на Луне не бывает того, что мы привыкли называть сумерками: ночь сменяется днем и день сменяется ночью мгновенно, подобно лампе, потухающей или вспыхивающей среди глубокого мрака. Вследствие этого там не существует постепенного перехода от тепла к холоду; за жарким солнечным днем непосредственно следует холод лунной ночи.

То же самое отсутствие воздуха влечет за собою еще одно явление: в частях Луны, которые непосредственно не освещаются солнечными лучами, господствует абсолютная темнота. Если житель Луны защитит глаза от солнца, небо покажется ему совершенно черным, а звезды будут ярко сиять над ним, как в самые темные ночи.

Можете себе представить, какое впечатление произвело на Барбикена и его друзей подобное зрелище! Глаза у них разбегались. Они не в состоянии были улавливать относительные размеры различных местностей. Земной пейзажист не мог бы изобразить ни одного из лунных ландшафтов, потому что они не смягчались оттенками полусвета: всюду какие-то чернильные пятна на белом фоне.

Этот вид не изменился даже и тогда, когда снаряд находился на расстоянии 50 километров от Луны. Около пяти часов утра он промчался менее чем на 50 километров от вершины одной горы, – в телескопе это расстояние казалось в полкилометра. Того и гляди, за Луну можно было уцепиться руками. Трудно было предположить, что снаряд не заденет лунной поверхности хотя бы у северного полюса, блестящий гребень которого уже ярко обрисовывался на черном небе. Неугомонный Мишель уже высказывал желание открыть окно и броситься на Луну.

В шесть часов утра показался и лунный полюс. Снаряд перешел границу, отделявшую ярко освещенную часть от абсолютно темной, и мгновенно погрузило в непроницаемый мрак.