Текст книги "Новые парижские тайны"

Автор книги: Жорж Сименон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

Быстро или не очень, но, когда речь идет о профессионалах, можно сказать, что полиция в конце концов всегда с задачей справляется. Дело тут в терпении и организованности. Спешить бесполезно, разве что газеты начинают шуметь и говорить о нерадении.

Они не правы. Лучше арестовать преступника на два месяца позже, но с бесспорными уликами в руках, чем на два месяца раньше, но без них. Ведь присяжные мягкосердечны. Адвокаты талантливы. И полицейским часто приходится видеть, как преступник покидает зал суда с высоко поднятой головой и иронической улыбкой.

А теперь представьте то, что на журналистском языке называется «хорошенькое преступление». Более или менее известные профессионалы к нему не причастны. Человек, принадлежащий к буржуа или к другой не менее почтенной среде, убит и разрезан на куски; или же труп его найден в дорожной корзине; или, скажем, его тело выловили из Сены. Ни следов, ни улик – ничего. Неизвестен даже мотив преступления. Грабеж? Ревность? Месть?

– Займитесь-ка этим делом, комиссар. Срочно. Газеты уже отводят ему целые колонки. Общественное мнение встревожено…

Это – самое страшное. Через час после того, как свершилась драма, на месте преступления собралось уже с полтора десятка журналистов. Они ходят за комиссаром по пятам, надоедают ему, заставляют его сказать то, чего он вовсе не говорил, и печатают крупным шрифтом то, о чем он умолял их умолчать. Результат: на следующий день в уголовную полицию приходит пятьсот анонимных писем. Их прислали все маньяки и сумасшедшие обоих полов, все, кто считает себя прорицателями, и даже все спириты. Есть ли в этой куче что-то действительно важное? В газетах говорилось о желтом автомобиле, ехавшем в сторону Мелёна? Вот вам, пожалуйста, две сотни желтых автомобилей, которые видели в самых разных местах.

Заметьте, что ведущий расследование комиссар никогда не располагает таким количеством людей, каким ему хотелось бы. Порой в его распоряжении находятся один-два инспектора. Чтобы сделать хоть малейший шаг, он должен соблюсти кучу формальностей. Чтобы куда-нибудь съездить, он должен обосновать необходимость расходов на поездку. Только в романах инспекторы выскакивают из специальных самолетов, пересекают всю Европу в спальных вагонах или на скоростных автомобилях. Машины же уголовной полиции – это обычные небольшие серийные автомобили, с трудом выжимающие восемьдесят километров в час. Да и такую-то машину еще надо добыть!

А письма все идут и идут: одни короче, другие длиннее. Все ли нужно проверять? Другими словами, нужно ли вести расследование в Реймсе, Шалоне, Блуа, Орлеане и Понтарлье одновременно? Быть может, в письмах одно вранье, а быть может, в каком-то и есть крупица правды.

Вот начались расспросы водителей такси. Невозможно представить себе роль таксистов в расследовании уголовных дел; впрочем, нет, возможно, если учесть, что в каждом деле так или иначе замешано по крайней мере одно такси. Газеты пишут: «Мужчина, одетый в светлое пальто, в мягкой шляпе, около пяти часов вечера взял такси в районе Северного вокзала». Пятьдесят, сто водителей сажали людей в светлых пальто в районе Северного вокзала. Они начинают давать показания. Воображение у них разыгрывается. Все находят, что их пассажир вел себя как-то странно и нервно.

– Я отвез его к большому кафе на площади Оперы… Расследование перемещается на площадь Оперы.

– Я отвез своего к Булонскому лесу, где его ждала женщина в зеленом…

Уф! Теперь нужно искать женщину в зеленом. И тут же в газетах появляются сообщения о трех-четырех десятках женщин в зеленом.

Убийца постоянно находится в курсе расследования. Он читает все ежедневные газеты. Ему известно все, что затевается.

– Судебно-медицинский эксперт в своем заключении сообщил, что преступление совершено с помощью небольшого молотка; его острые кромки свидетельствуют о том, что он сравнительно новый…

Теперь нужно посетить все магазины, торгующие молотками. В них ежедневно продают десятки молотков. А воображение у продавцов тоже работает. Все заметили покупателей с подозрительными манерами.

Комиссар сидит в кабинете и рвет на себе волосы, а газеты начинают говорить о том, что расследование зашло в тупик.

И вдруг в одно прекрасное утро – неожиданность! Арестован человек, считать которого убийцей есть вполне веские основания. Его доставляют в уголовную полицию Он громогласно протестует и грозит пожаловаться своему депутату. Его начинают допрашивать; он отказывается отвечать. Ему суют под нос доказательства; он энергично от них открещивается. И тогда, черт возьми, его начинают допрашивать с несколько большим пристрастием. Известно, например, что человек, который со вчерашнего дня ничего не ел, сопротивляется уже с меньшим упорством. И подозреваемого забывают накормить. Кроме того, известно, что десяти-двенадцатичасовой допрос выдержать трудно.

Полицейские сменяют друг друга. Каждый задает вопросы в течение двух-трех часов, после чего его сменяет отдохнувший коллега. Арестованный стоит. Комиссар сидит. К тому же он ест и пьет, а тот с завистью на него смотрит.

– Признайтесь, старина, и вам принесут пива.

– Я не убивал.

– Вы дурак.

– Я не убивал.

– Что вы делали на Мобежской улице?

– Я не убивал.

Арестованный уже шатается. Силы его на исходе. Ему страшно хочется пить.

– Сядь-ка лучше к столу.

Какая насмешка! На краю стола лежит толстенный бутерброд с ветчиной.

– Послушай… Скоро все будет позади. Сознаться мы все равно тебя заставим…

– Я не убивал.

Комиссар уходит, на его место садится бригадир.

– Есть хочешь?

– Хочу.

– Тогда сознайся.

Так происходит во всех странах мира, с той только разницей, что в свободной Америке арестованного иногда подвешивают за руки или за ноги – чтобы освежить память. Существуют и другие приемы.

Хорошо это? Плохо? Судить не берусь. Знаю только одно: большинство убийц поначалу всегда запирается очень энергично, и если в этот момент им поверить, то они и потом будут успешно продолжать свои подвиги.

Кроме того, все это уже в прошлом. Уже несколько месяцев во Франции действует новый закон, в корне изменивший методы полицейской работы. Предположим, человек, находящийся в кабинете уголовной полиции, сознался. Наличие сообщников он отрицает. Ему доказывают обратное. Появляется необходимость пойти к нему домой и найти имена сообщников. Так вот, чтобы сделать этот небольшой визит, прежде всего нужен следователь (если дело происходит ночью, добраться до него нелегко, да и днем они страшно заняты). Далее необходимы два официальных свидетеля. И в довершение всего закон требует, чтобы при этом присутствовал сам подследственный со своим адвокатом. Все это занимает часы, иногда даже дни. А тем временем сообщники, которые не связаны таким количеством формальностей, входят в дом и уносят или уничтожают все доказательства.

Так что же, пусть лучше произойдет судебная ошибка? Конечно, нет. Они редки, но все же случаются… Трудно в этом споре принять чью-либо сторону. Я хочу отметить одно: следствие это затрудняет. Ведь, в конце концов, что такое следствие? С одной стороны, это господин, совершивший без свидетелей дурной поступок и в большинстве случаев имевший достаточно времени, чтобы принять многочисленные меры предосторожности. Некоторые преступления готовятся в течение месяцев. С другой стороны, это комиссар, который с трудом лавирует среди множества административных и экономических формальностей.

Допустим, у преступника есть личный самолет, и он летит на нем в Германию. Никакой комиссар не может зафрахтовать самолет и пуститься в погоню за преступником. Даже если ему это и удастся, то сбить самолет преступника он все равно не сможет. Допустим, он нагонит его в Германии. Однако на аэродроме он окажется бессильным. На иностранной территории невозможно просто так арестовать человека или даже требовать его ареста. Для этого нужен ордер на экстрадицию[21]21
  Экстрадиция – выдача преступника стране, в которой им совершено преступление.


[Закрыть], а чтобы его получить, требуется как минимум несколько дней.

На самом же деле произойдет вот что. У преступника, который располагал временем для подготовки, документы будут в порядке. А у комиссара – нет. И немецкие власти арестуют комиссара.

Случай это, конечно, исключительный, такое происходит не каждый день, но все-таки происходит, и нередко; преступники поступают так в том числе и для того, чтобы обмануть таможню.

Есть игра, которая, по-моему, очень точно воспроизводит описываемую мной ситуацию: один из играющих прячет в комнате какой-либо предмет, а другие должны его отыскать. Не находите ли вы, что проще надежно спрятать предмет, чем потом его обнаружить?

Часто приходится слышать, что английская полиция вдохновила почти всех писателей детективных романов. То же говорят и об американской, и о немецкой полиции. А вот о чем никогда не говорят, и зря: по статистическим данным, меньше всего преступлений остается безнаказанными именно во Франции. А какие красивые снимки нам приходится видеть: английские полицейские с переносными радиостанциями, американские полицейские на специальных катерах!

Наша уголовная полиция скромнее. Ее комиссары даже не чемпионы по боксу. Они иногда носят готовые костюмы и чаще всего выглядят как средние французы. Бюджет их тоже скромен; зарабатывают они ненамного больше банковских служащих. Часто вам приходится видеть их фотографии в газетах? Вы знаете их имена? Эта горсточка людей считает себя государственными служащими и ничем больше.

Пройдите по зданию на набережной дез Орфевр. Двор унылый, лестницы чистотой не блещут, а карточки хранятся в картотеках, которых постеснялся бы даже мелкий торговец. Сотрудники болтают в коридорах, на лестницах, в кабинетах, дымя трубкой или сигаретой. Они не смотрят на себя трагически. Не пытаются походить на героев романа. К тому же подавляющая их часть предпочитает перестрелке партию на бильярде или рыбную ловлю.

Но посмотрите на список, что висит на стене в приемной с красными диванчиками. Это список погибших при исполнении служебных обязанностей. Вы увидите в нем старых и молодых. Они вовсе не похожи на героев. Это честные люди, которые добросовестно делали свое дело.

В Берлине картотеки лучше, аппаратура совершеннее. В Праге, Вене и даже в Амстердаме – тоже. И тем не менее чаще всего именно к нам приезжают перенимать опыт всякие международные полицейские знаменитости.

И причиной этому не только руководители – комиссары, не только лаборатории с их ежедневными находками, но и, наверное, трудолюбивые муравьи из отдела гостиниц, охраны нравственности, из железнодорожной и оперативной служб, не всегда очень уж элегантные инспекторы, которые вечно наводят справки в гостиницах, зорко приглядываются к приезжающим и отъезжающим, стоят, заложив руки за спину на дешевых местах на ипподроме.

Их называют в насмешку «ангелами-хранителями». Хорошее прозвище, и главное – они его заслуживают.

За кулисами полиции[22]22
  Двенадцать статей опубликованы в «Пари-суар» в феврале 1934 г. Перевод сделан по: G. Simenon. A la déсouverte de la France. P., 1976. На русском языке публикуется впервые (с сокращениями).


[Закрыть] (перевод И. Русецкого)

1. Жили-были семеро убийц

Начиная эти статьи, которые скорее похожи на ряд бесед, я невольно вспоминаю, как однажды вечером сидел в кабинете, в котором горела лампа с зеленым абажуром. Строгая мебель красного дерева, кресла обтянуты темной кожей. На каминной полке, словно в старом провинциальном доме, – давным-давно остановившиеся черные мраморные часы. Снаружи, между двумя вереницами огней, мирно течет ночная Сена.

Было очень тепло и тихо. Только обитая дверь смутно напоминала о чем-то официальном и внушительном. Улыбнувшись, некий высокопоставленный государственный служащий с седыми волосами и мушкетерской бородкой – этакий остепенившийся д'Артаньян – задал мне, автору детективных романов, каверзный вопрос:

– Ну-ка, скажите, сколько, по-вашему, преступлений по корыстным мотивам совершается ежегодно в Париже и пригородах?

Этот вопрос начальник уголовной полиции задавал многим, и в глазах у него загоралась насмешка, когда собеседник говорил «восемьсот», иногда «сто», самое меньшее – «пятьдесят». Из боязни опростоволоситься я не решился назвать цифру, которую называл прежде, до того, как ее произнес он:

– В среднем семь.

На четырехмиллионное население семь убийств, совершенных из корысти!

Внезапно для меня многое стало понятным, и я посмотрел новыми глазами на плохо освещенный коридор с тусклыми стенами, в который выходили двери кабинетов, принадлежащих комиссарам. Здесь все выглядит далеко не так внушительно, как снаружи: Дворец правосудия благодаря своей архитектуре уже давно заслужил зловещее прозвище – Остроконечная башня. Уголовная полиция занимает лишь небольшую часть его помещений, это только ячейка громадного улья.

Вы увидите здесь комиссаров и инспекторов, которые с бумагами в руках снуют туда и сюда, болтают у приоткрытых дверей или на лестничных площадках. Увидите посетителей, которые в ожидании приема рассматривают фотографии в черных деревянных рамках: это полицейские, погибшие при исполнении обязанностей.

Нет! Клянусь вам, ничего страшного здесь нет. Атмосфера очень свойская. Никто не старается говорить потише. Хлопают двери. Многие издалека окликают друг друга, и даже привратник без золотой цепи и форменной одежды не запретит вам курить. В любом, самом небольшом коммерческом или финансовом предприятии всегда царит дух благопристойности и дисциплины. Здесь же вы можете из интереса часами слоняться по коридорам, и никому и в голову не придет спросить, что вы тут делаете.

Вы мельком увидите полицейских знаменитостей, чьи имена упоминаются в связи с громкими делами. У вас есть шанс взглянуть на какую-нибудь гордость преступного мира – в наручниках, между двумя инспекторами. Быть может, вы даже услышите, как они смеются втроем и угощают друг друга сигаретами.

Но вы увидите и другие, более трогательные лица. Заметите фигуры, стыдливо проскальзывающие мимо. На этом красном диване, например, рядом с насвистывающим сутенером-осведомителем ожидает приема господин с лихорадочно горящими глазами и розеткой Почетного легиона в петлице – это видный промышленник. Его сын натворил глупостей. Отец пришел спасти его, прежде чем отправить на годик-другой в Америку.

Кто этот маленький буржуа с покрасневшими веками? Торговец скобяным товаром с бульвара Вольтер. Его жена сбежала с молодым любовником, захватив с собой всю наличность. Он опять будет плакать и объяснять, что деньги ему не нужны, вернуть бы только жену…

А эти истории с неосмотрительными девушками, с письмами, которые нужно любой ценой получить назад!

Вы говорите, что, как парижская достопримечательность, Остроконечная башня выглядит внушительно? А вот с точки зрения уголовной полиции Париж выглядит омерзительно – не город, а четырехмиллионный муравейник.

Здесь работает сравнительно немного людей, немного не ахти каких авторитетных служащих. Большую часть времени все двери тут открыты. И папки валяются на столах! Заурядный торговец хранит любую, даже самую пустяковую деловую бумагу в сейфе. В здешних же бумагах заключены, не побоюсь сказать, человеческие жизни и смерти. Все духовные недуги Парижа – от убийства, воровства, изнасилования, мошенничества до таких жалких и постыдных пороков, что им и названия-то нет.

Вы мимоходом услышали обрывки разговоров? Из кабинета слева доносятся приглушенные голоса: человек в окружении пяти других вот уже десять часов отстаивает свою жизнь. Ему только что принесли стакан пива и бутерброды.

Вас интересуют черноглазые иностранцы, за которыми в ожидании комиссара потихоньку наблюдают инспекторы? Эти люди вступили в заговор против правительства дружественной нам страны, которое требует их выдачи. Если мы уступим, если переправим их через границу, то никогда о них больше не услышим.

Телефонный звонок? Ерунда. Происшествие. Драка в Шарантоне, на набережной. Один получил ножевое ранение, другой, кажется, упал в воду.

И тем не менее здесь, как в любом учреждении, разговаривают о жалованье, о продвижении по службе, о возможном министерском кризисе и его влиянии на будущие повышения.

Вот об этой полиции, о ее деятельности, о ее заботах и успехах я и хочу вам рассказать; одновременно я опишу ее посетителей и осведомителей и попытаюсь показать разницу между учреждением на набережной дез Орфевр и «Большим домом» на улице де Соссэ.

3. Детективный роман из жизни

«24 января, в полдень, трое вооруженных грабителей ворвались в помещения банка Баруха, ранили одного из служащих и, угрожая остальным, скрылись с содержимым сейфа, которое составляло 135 тысяч франков».

Что произошло бы дальше в детективном романе? На место происшествия прибывает грузный и таинственный комиссар Мегрэ с одной из многочисленных трубок в зубах, просит принести пива и бутербродов и в конце концов уходит, засунув руки в карманы пальто. Три дня, восемь дней мы ходим вслед за ним по бистро, квартирам, улицам, беспрерывно курим, пьем пиво, пока он не положит руку на плечо некоей личности и не вздохнет: «Попался, малыш».

А вот другой вариант. Шерлок Холмс в сопровождении доктора Уотсона что-то там меряет, подбирает три пылинки, затем, запершись в квартире на Бейкер-стрит, несколько часов играет на скрипке, а в паузе объявляет: «По крайней мере один из грабителей, рост которого метр семьдесят три, а во рту два золотых зуба, жил в тринадцатом году между двадцать вторым и тринадцатым градусом северной широты. Второй разведен. У третьего болят ноги».

Я же расскажу вам, как все произошло на самом деле; могу лишь добавить, что в действительности так происходит всегда.

Первым делом, естественно, допрашивают г-на Баруха. Тот заявляет:

– Мне кажется, у грабителей был югославский акцент.

Служащие один за другим подтверждают:

– У них был югославский акцент.

Однако кассир, который приехал как раз оттуда, настаивает:

– Они разговаривали по-венгерски! Я уверен! Я знаю этот язык!

Вроде бы пустяк. Ничего подобного, вот увидите!

Префектуре полиции известны шесть тысяч более или менее подозрительных венгров, живущих в Париже и пригородах. Шесть тысяч досье тщательно изучаются. Женщины, старики и дети не в счет; после первого отбора остаются шестьсот венгров, которые могли участвовать в ограблении банка. Затем устанавливается, где находился каждый из этих шестисот в день ограбления!

Представляете, что это такое? Шестьсот человек, принадлежащих к самым разным общественным слоям, живущих в самых разных кварталах! И вот наши инспекторы, которым расходы на такси никто не оплачивает, ходят из дома в дом. Быть может, теперь вы не станете смеяться, говоря об их подбитых гвоздями башмаках?

– Я был в таком-то кафе, – заявляет один из венгров.

Значит, нужно проверить его алиби, расспросить хозяина, посетителей.

– А я был в таком-то магазине.

У нужной продавщицы как раз выходной: остается прийти на следующий день. Все это длится дня три; в это время на набережной дез Орфевр пустовато. В конце концов выясняется, что кассир ошибался, а прав был г-н Барух: бандиты были не венграми, а югославами. Все нужно начинать сначала.

Не забудьте, что тем временем предупреждены все вокзалы, порты, пограничные посты, приметы троицы разосланы в полиции всего мира. В эти дни миллионы людей, отправляющихся в Бельгию, Германию, Англию, Испанию, удивляются, видя, с каким вниманием изучают визы на их паспортах, с каким небывалым усердием таможенники перетряхивают их багаж. На дорогах останавливают и расспрашивают сотни автомобилистов. В гостиницах, не только парижских, но и провинциальных, с особой тщательностью просматриваются регистрационные книги.

Наконец 4 марта, через десять дней после ограбления, арестован один из членов шайки, а вскоре к нему в тюрьме присоединяются и остальные. Что это? Гениальная догадка одного из детективов? Шерлокхолмсовская интуиция? Открытие, сделанное в стенах лаборатории? Нет, все гораздо проще. Это почти всегда очень просто. Среди похищенных из банка денег было несколько новых банкнот. Записав их номера, инспекторы ходили по всему Парижу из магазина в магазин. И в один прекрасный день одна из банкнот была найдена в бакалейной лавке на улице Гобеленов. Это был первый след: по нему и вышли на грабителей.

Хочу рассказать вам небольшую историю, в которой главную роль сыграла деталь столь необычная, что я боюсь запутаться в перифразах. Но попробую. Это случилось несколько лет назад в Бургундии. Однажды ночью в дом, когда его обитатели отсутствовали, забрались грабители. А у грабителей такого рода, у профессионалов, существуют свои привычки. Что я имею в виду? У них есть определенные традиции, которые никогда не нарушаются. Так, они не покинут место свершения своих подвигов, не устроив на кухне пирушку. В ход идет все содержимое кладовки; на следующий день после них остается внушительное число бутылок с отбитыми горлышками. Но это не все. Поев, они делают кое-что еще, что, согласно их примете, должно принести удачу. Понимаете?

Так вот, расследование продвигалось с трудом. Не было найдено ни одного четкого отпечатка. На всякий случай в лабораторию отдали на анализ то, о чем я вам только что говорил. И тут выяснилось, что один из грабителей страдает редчайшим заболеванием.

Шли недели. Однажды в Лионе был задержан за драку некий субъект. Его уже собирались было отпустить, когда заметили, что он страдает упомянутым заболеванием. Не беспокойтесь! Вещественные доказательства в зал суда приносить не потребовалось. Спрошенный в упор, этот человек был настолько обескуражен неожиданным умозаключением полицейских, что тут же признался. Так что даже в хорошие приметы нужно верить не всегда!

4. Допрос типа «карусель», или как комиссар Гийом заставил Месторино признаться

Вечер, на набережной дез Орфевр останавливается такси, из которого высаживается прилично одетый человек. Оставшаяся в машине женщина протягивает ему руку в перчатке.

– Постарайся вернуться пораньше, – тихо произносит она. Называет адрес, и такси уезжает в темноту по направлению к Новому мосту.

Несколько секунд человек стоит и дышит свежим воздухом. Потом смотрит на часы. Пора. Это свободный человек. Он не удостаивает и взглядом полицейского, равнодушно стоящего у подъезда уголовной полиции. Нужно подняться на второй этаж. Лестница широкая и серая, словно в казарме. По ней снуют люди, останавливаются, болтают. Но вот и приемная в конце коридора.

– Прошу вас, передайте мою визитную карточку. Привратник равнодушно удаляется. Безалаберная и шумная жизнь уголовной полиции течет своим чередом.

– Садитесь. Через несколько минут…

Человек сидит на стуле уже час. Повторяю, он свободен. Он может уйти. Дверь открыта. Жена и свояченица, наверное, уже волнуются. Ведь просила же его жена вернуться пораньше. Человека зовут Месторино: это тот самый мелкий маклер по продаже драгоценностей, который не так давно убил Трюфема, чей обугленный труп был найден в лесу неподалеку от Орлеана. Но об этом никто и не подозревает. Он вызван сюда как свидетель, поскольку в последний раз Трюфема видели у него. Месторино выражает нетерпение, посматривает на часы, кладет ногу на ногу, улыбается привратнику:

– Вам не кажется, что обо мне забыли?

О нет. Он может не волноваться. Им очень деятельно занимаются. Беспрерывно звонит телефон. Начальство собралось в кабинете; оно в нерешительности. Один из инспекторов убежденно твердит:

– Говорю вам: когда я увидел его в первый раз, он подавал жене какие-то знаки. Дайте его мне на несколько часов, и я его расколю.

Пять часов вечера. Дверь открывается. Слышится голос:

– Господин Месторино!

Тот с дрожью и облегчением входит.

– Садитесь, пожалуйста. Извините, что заставил вас ждать.

Кабинет обычный, такой же, как у начальника. На камине стоит мутноватое зеркало. Комиссар Гийом сидит в кресле, остальные расположились вокруг – кто сидя, кто стоя. В кабинете накурено. Дым от трубок и сигарет застыл на уровне абажура.

– Я вас побеспокоил, чтобы выяснить кое-какие подробности.

«Крак!» – раздался какой-то странный звук. Это стул под Месторино покачнулся и, кажется, вот-вот сломается. Тот покраснел и растерялся.

– Не обращайте внимания. Этот стул немного сломан, – извиняется комиссар.

Но другого стула Месторино не дадут, потому что это – «заветный» стул. Его сломанная ножка перевязана бечевкой. При малейшем движении она издает треск, и преступник потихоньку начинает нервничать. Ведь сейчас на этом стуле сидит преступник, это преступнику собравшиеся люди дают закурить.

Я сказал, пять часов вечера? Мало-помалу уголовная полиция пустеет. Полицейские один за другим идут поесть кислой капусты в пивную «У Нового моста». Париж затихает. Последние автобусы переезжают через мост. Потом займется тусклый рассвет, поедут первые трамваи, и, наконец, солнце вызолотит окна. Месторино сидит на «заветном» стуле; он просидит на нем восемнадцать часов!

Первые вопросы просты, естественны, невинны.

– Итак, Месторино! Трюфем явился к вам в десять часов с векселем на тридцать тысяч франков. Вы его оплатили. Однако убийца эти деньги похитил; нам нужны кое-какие подробности. Эти тридцать тысяч были в новых банкнотах?

– Не помню.

– Досадно. Постарайтесь вспомнить. Тридцать тысяч – сумма изрядная. Вы, по-видимому, взяли ее утром из банка?

– Не помню.

– Но послушайте! Так или иначе, вы же их куда-то сложили?

– Не припомню.

Первый раунд окончен. Один из допрашивающих не спеша идет в библиотеку за Уголовным кодексом и протягивает его Месторино.

– Видите, обманывать вас мы не хотим. У вас есть время подумать. Хорошенько взвешивайте свои ответы. Трюфема вы не убивали – вы так заявили, и мы вам верим. Но сознайтесь, вексель-то вы не оплатили?

Долгое молчание. Время терпит. Служитель приносит пиво.

– Послушайте, Месторино. Я расскажу вам, как все произошло. Когда Трюфем пришел, времени сходить в банк у вас уже не было. Вы попросили его прийти попозже. Зная вас как серьезного коммерсанта, он оставил вам вексель и сказал, что зайдет в полдень. Но не пришел, поскольку был убит. Вы поступили опрометчиво: сохранили вексель, но не признались, что он не оплачен. Полистайте кодекс. Чем это пахнет?

Только через два часа Месторино объявляет:

– Так оно и было! Второй раунд закончен.

– Но позвольте! – восклицает комиссар. – Свидетели утверждают, что Трюфем вам не доверял и ни за что не оставил бы неоплаченный вексель. Человек вы неплохой, нам это известно. Но дела у вас шли неважно. Трюфем держался с вами некорректно, поскольку вы не соблюдали сроки платежей. Тем утром он стал вам угрожать, а вы, будучи по натуре импульсивным, ударили его кулаком…

Допрашивающие уже несколько раз сменили друг друга. От усталости слипаются веки. Голова Месторино вот-вот упадет на край стола. Ему предлагают найти в кодексе статью о непредумышленном убийстве…

Месторино сражается. Соглашается. Отрицает. Отказывается от показаний. Понятия ни о чем не имеет. И тут запах еды, который наполнил комнату, заставляет обвиняемого сломаться – морально и физически.

– Ну да, да, я его ударил!

Третий раунд! Кабинеты заполнились. Улей уголовной полиции гудит. Хлопают двери. Текущие дела идут своим чередом; в коридорах слышатся голоса.

– Лучше уж признаться до конца, старина. Все мы устали. Ты ждешь Трюфема. Тебе позарез нужны деньги. Оружие для удара наготове.

Одна и та же фраза повторяется в сотый раз, и Месторино, сделавшийся на восемнадцатом часу допроса совершенно белым, как-то оседает, прячет глаза.

– Давай, подпиши, и дело с концом!

Подписал. Укрепления взяты. На набережной дез Орфевр такой допрос называется «карусель».

Знаете ли вы, кого Месторино звал в тюрьме, когда ему было плохо? Знаете, кто его подбадривал? Инспектор, который вырвал у него признание.

5. Сегодняшний убийца: от хулигана-малолетки до мелкого буржуа-убийцы

Когда люди думают о набережной дез Орфевр, в памяти у них невольно встают кровавые картины – ведь по сложившемуся мнению, полиция занимается в основном поисками убийц. Не стану утверждать обратное, однако верно одно: не профессиональные преступники доставляют полиции больше всего хлопот. Кроме того, на набережной дез Орфевр бытует аксиома, которую любой может процитировать, не раздумывая: «Все убийцы – дураки». На первый взгляд это всего лишь острота. Но стоит над ней немного задуматься, и вы убедитесь, что это не так.

Убийца убивает, чтобы украсть, получить наследство или страховую премию – не так ли? Дело это грязное и гнусное; топор, нож или револьвер, лужи крови, следы, запачканная одежда, всеобщее осуждение, и в результате – почти наверняка гильотина. С другой стороны, аферист, международный мошенник, жулик, подделывающий денежные документы, и даже карманник тоже добывают деньги, но никого при этом не убивают. Следовательно, умный убийца может сделаться аферистом, и лишь глупый аферист может скатиться до убийства.

Доказать это очень просто, если взять в качестве примера молодого негодяя, который убивает мелкую торговку, спящего старика-фермера или калеку-привратницу, а через полгода, идя на казнь, еще и хорохорится. Такие типы полиции хорошо известны. Расследование их преступлений почти никогда не представляет трудностей. Чаще всего они оставляют следы. После преступления их всегда находят, бледных и нервных, в их любимом бистро. И почти всегда они выдают себя, платя украденными деньгами.

Часто им нет и двадцати. Они завсегдатаи на танцульках, где любят вытаскивать пружинный нож. Они даже не отдают себе отчета в том, что хозяин бистро, который стремится поддерживать хорошие отношения с властями, первый скажет инспектору:

– Знаете, этот Деде… Надрался тогда как сапожник и вот уже второй день всем ставит…

Я сказал бы, что все это происходит в тесном кругу. Полиция знает практически всех темных субъектов. Знает она и их подружек, которые каждую неделю наносят полиции визит. Среди них много осведомительниц.

– Попробуй узнать, не ранен ли Деде в правую руку?.

Полиции уже известно, что во время борьбы со своей жертвой убийца был ранен.

– Интересно, как это я узнаю?

– А ты постарайся!

Женщина старается. На следующий день она снова в уголовной полиции.

– Вы были правы. У него там порез.

И вот двое инспекторов идут и спокойно берут Деде у стойки, где он по обыкновению пьет аперитив.

– Без шуток, слышь-ка! Нужно у тебя кое-что спросить…

Деде уже раз десять был на набережной дез Орфевр, но по всяким пустячным поводам. Он чувствует здесь себя как рыба в воде. Смеется, кивает знакомым инспекторам.

– Садись. И не выпендривайся. Сразу хочу сказать: ты влип и на этот раз не выкрутишься.

– Шутите!

– Всем известно, что ты прикончил старуху на улице Кюстина.

– А что, там были все?

– Заткнись! Говорю тебе, ты влип. Тебе остается попробовать спасти свою голову, если только это возможно.