Текст книги "Новые парижские тайны"

Автор книги: Жорж Сименон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

Страницы воспоминаний, посвященные проблемам языка, наблюдения над особенностями современного словоупотребления могли бы стать предметом специального исследования. Мы, однако, коснемся здесь другого вопроса. Сименона упрекали за несколько необычную скорость, с какой он писал небольшие романы, но редко задумывались над тем, какой огромный труд предшествует тому моменту, когда писатель наконец садится за рабочий стол. Метод работы Сименона, путь его романов от замысла до завершения представляют немалый интерес для тех, кто занимается вопросами психологии художественного творчества.

Любопытные страницы, посвященные генезису произведений Сименона, читатель найдет и в настоящей книге. Рассказывая о том, как происходит рождение нового романа, писатель особо подчеркивает интуитивное, «бессознательное» начало творческого процесса. Так, в беседе с А. Парино он писал: «Когда я сажусь писать роман, я еще не знаю его темы. Мне известна лишь некая атмосфера, некая мелодическая линия, наподобие музыкального мотива. Часто это идет от запаха. В тот день, когда я решил садиться за роман, я шагаю по дороге и вдруг чувствую, ну скажем, аромат сирени. И вот сирень вызывает у меня в памяти какие-то образы из юности или другого периода жизни, какую-то деревню или какой-то уголок страны». Видимо, так оно и есть на самом деле, и самому писателю лучше знать, что именно и как он делает. И все-таки хотелось бы сделать два небольших замечания. Во-первых, интуитивному, «бессознательному», которое является лишь первым толчком, обязательно предшествует еще многое другое: доскональное знание «какой-то деревни», «какого-то уголка страны» и людей, в них живущих. Во-вторых, в ходе работы появляется определенное и вполне осознанное намерение, возникает потребность в решении каких-то задач, интуитивное уступает место сознательному. В той настойчивости, с которой Сименон говорит о значении писательской интуиции, есть и некоторый элемент протеста против «научности», заданности прозы уже даже не просто» нового», а «нового нового романа», против искусственных, «головных» построений модных «романов о романах».

О многом можно было бы поспорить с Сименоном, но и та часть его статей о литературе, которая публикуется здесь, позволяет видеть в нем писателя, стремившегося теоретически и, если можно так сказать, самокритично осмыслить свой труд романиста, объяснить самому себе и другим, как рождается литературное произведение, в чем его социальные, психологические и иные корни.

Не хотелось бы, чтобы у читателя создалось впечатление о Сименоне как о чуть ли не кабинетном затворнике, размышляющем за письменным столом о проблемах литературы и литературного творчества. В действительности Сименон был одним из самых непоседливых писателей своего времени. Очень рано, обуреваемый жаждой приключений и желанием открывать новые горизонты, он вместе с молодой женой, служанкой и датским догом Олафом (трое в лодке, не считая собаки), на маленьком суденышке пускается в первое путешествие по рекам и каналам Франции. Путешествие далеко не такое простое, как это могло бы показаться, хотя бы уже потому, что между Парижем и южным побережьем страны приходится преодолеть не одну сотню шлюзов, а это занятие не из приятных. Затраченные труды, однако, окупаются с лихвой. Автору этих строк довелось (правда, в течение лишь нескольких дней) вести небольшую яхту по части пути, проделанному Сименоном. Смею заверить: с реки путешественнику открывается как бы совсем иная, не такая Франция, которую видишь из окна автомобиля или несущегося со скоростью 140–160 километров в час поезда. Это, по очень тонкому и верному замечанию писателя, «подлинная, куда более древняя Франция».

Из книги очерков «Незнакомая Франция» (хотя у Сименона это страна, так сказать, пятидесятилетней давности), в которой драматические эпизоды чередуются с комическими, можно и сегодня почерпнуть немало интересных, а для любителей отдыха на воде и полезных вещей.

За первым путешествием последовали более продолжительные – в Бельгию, Голландию, Германию, Норвегию, и от каждого из них что-то оставалось для будущих романов Сименона.

Были и другие источники столь необходимого для каждого писателя материала. Еще со времен репортерской работы в Льеже Сименона привлекал к себе скрытый от посторонних глаз целый пласт жизни – мир преступности. Конечно, вначале молодого человека интересовало прежде всего происшествие само по себе, драматический случай, его обстоятельства и участники. С годами этот интерес приобрел другой характер, перед Сименоном встал ряд более серьезных вопросов: как и почему происходит преступление, в чем его непосредственные, «ближние» и «дальние», глубокие причины, в каком отношении находятся преступник и общество, преступник и регулирующие жизнь этого общества законы. Для ответа на эти вопросы необходимо было так или иначе соприкоснуться с этим миром. Так началось знакомство писателя с работой разных отделов парижской полиции. Он проникал в «новые парижские тайны», которые и не снились автору «Парижских тайн» Эжену Сю, открывал такие стороны жизни, которые во многом меняли его представления о функционировании общественного механизма.

Из отдельных фактов складывалась общая картина, «объективный» наблюдатель приходил к существенным выводам. Так, оказывалось, что Париж – далеко не единый социальный организм. Даже характер совершаемых в том или ином квартале города преступлений говорил о глубоком социальном неравенстве, как язва разъедающем многомиллионный город. Еще хуже было то, что полиция не только ощущала существующие социальные различия, но и была вынуждена делать из них для себя соответствующие выводы: все были равны перед законом лишь на бумаге.

Особый интерес вызывали у Сименона люди из числа обосновавшихся в Париже иммигрантов из разных стран, бежавших сюда от нищеты и безработицы чаще всего для того, чтобы пополнить ряды местных бедняков или преступников, которых и без того в Париже было вполне достаточно.

В 30-е годы столица Франции приобрела сомнительную славу грандиозными финансовыми скандалами, до основания потрясшими всю буржуазно-демократическую систему страны. В печально знаменитом деле международного мошенника и афериста Стависского были замешаны государственные и политические деятели, сенаторы, депутаты, министры. Французская Фемида делала все возможное, чтобы скрыть подлинные масштабы аферы.

Дело Стависского дополнилось делом советника Пренса. Располагавший важными документами, которые он должен был предъявить следствию, советник «выпал» (или был выброшен) из поезда, а находившиеся при нем документы исчезли. Сам Стависский, по одной версии, покончил жизнь самоубийством, по другой – его убили. Оба дела не были доведены до конца, а в их расследовании по заданию газеты «Пари-суар» принял участие Сименон. Для этого требовалось незаурядное мужество: слишком много людей было заинтересовано в сокрытии истины, и люди эти были настроены весьма решительно. Сименон опубликовал большую серию хорошо документированных репортажей. Стависского и его высокопоставленное окружение он показал как типичную гангстерскую шайку со своей иерархией и своими законами[3]3
  Ход расследования по делу Стависского освещали и другие писатели. Интересные репортажи принадлежали, в частности, перу Роже Вайяна.


[Закрыть].

Конечно, современная французская полиция далеко ушла от той, которую знал и описывал Сименон и к которой, несмотря на многие ее грехи, он относится с определенной симпатией. Однако и оснащенная самыми совершенными техническими средствами, она остается инструментом классового насилия в руках правящих кругов. Совершенствовалась и преступность; в послевоенные годы она стремительно «американизировалась», на смену одиночкам и небольшим шайкам бандитов-кустарей пришли хорошо организованные банды, повседневным явлением стали вооруженные налеты на банки, взятие заложников, похищение людей ради выкупа. Обо всем этом Сименон будет размышлять уже позже, на страницах своих воспоминаний. В 1987 году в интервью с советским журналистом Ю. Косинским он скажет о современной полиции: «Ни в одной из буржуазных стран подобные органы не могут претендовать даже на видимость независимости, напротив, они используются в качестве орудия политического давления и влияния. И это всем известно».

В начале 30-х годов с некоторым запозданием по сравнению с другими странами Франция вошла в полосу жесточайшего экономического кризиса. Пострадали и сельское хозяйство, и промышленность. Уровень промышленного производства опускался до 69 % по отношению к 1929 году. Резко упали цены на мясо, вино, пшеницу – традиционные предметы французского экспорта. Число безработных временами достигало миллиона человек. Разорялись и были вынуждены покидать свои земли крестьяне, по стране прокатилась волна банкротств, в особенности средних и мелких предпринимателей.

Иногда по собственной инициативе, иногда по заданию какой-либо газеты Сименон много ездит по всей Франции, внимательно присматривается к происходящим событиям. Его собеседниками становятся люди самых разнообразных профессий и состояний – фермеры и владельцы кустарных мастерских, фабричные рабочие, мелкие государственные служащие и разорившиеся предприниматели. Со всех сторон доносятся панические крики: «Кризис! Кризис! Кризис!»

В 1934 году Сименон публикует цикл статей «Франция после кризиса» – своеобразный монтаж «в манере русского фильма». Ему нельзя отказать в наблюдательности, он многое сумел увидеть и запечатлеть в живых сценах, диалогах, эпизодах жизни страны, пораженной кризисом. Теперь в его публицистике социальная тема занимает важное место. И все же позиция журналиста, ограничивающего себя лишь возможно более точной регистрацией фактов, статистических данных, подчеркнутое намерение поставить себя «вне политики», несомненно, сужали кругозор Сименона в те далекие предвоенные годы. Отдельные фрагменты не всегда укладываются в единое полотно; в некоторых случаях Сименон приходит к ошибочным суждениям и выводам, например тогда, когда он готов возложить значительную долю вины за безработицу в стране на рабочих-иммигрантов, на все более широкое внедрение в производство машин, которое приводит к упадку традиционных для Франции ремесел.

В те же 30-е годы Сименон совершает ряд продолжительных путешествий за пределы Европы. Его можно видеть в дебрях Экваториальной Африки, на островах Тихого Океана, в странах Азии и Латинской Америки. Большая часть его репортажей, публиковавшихся на страницах газет, все еще не собрана полностью, но и те, которые составили такие книги, как «Груз – люди», «Час негра», дают представление о том, что же именно интересовало писателя во время его странствий[4]4
  Затерялся на страницах уже давно прекратившей существование газеты «Ле Жур» и никогда больше не публиковался цикл очерков «Голодающие народы». Десятки статей остались лежать неопубликованными в ящиках рабочего стола писателя.


[Закрыть]. Скорее всего, не экзотика в обычном смысле слова, а повседневная жизнь людей, «мелочи жизни», общая атмосфера. Позже Сименон напишет: «Считайте это проявлением моего простодушия, но без всех этих мелких черточек повседневности я не в силах представить себе тамошнюю жизнь. Сколько зарабатывают люди? Сколько там стоит килограмм картошки и кружка пива?» Это было сказано в репортаже об Америке, но с полным правом может быть отнесено и к другим его очеркам и репортажам. Стоимость картофеля или пива в давно прошедшие времена имеет для нас теперь весьма относительный смысл: мы и так хорошо знаем, что цены всегда имеют тенденцию повышаться. А вот то, что Сименон смог разглядеть сквозь «мелочи жизни», остается актуальным и сегодня.

Не будем бояться повторений: куда бы ни забрасывала Сименона его страсть к путешествиям, везде в центре его внимания люди. В Африке ему впервые пришлось вплотную столкнуться с одним из самых позорных явлений современной буржуазной цивилизации – колониализмом и сопутствующими ему расизмом, зверской эксплуатацией местного населения. Вероятно, все мы с детства помним замечательную новеллу Проспера Мериме «Таманго»: в начале прошлого века негра можно было купить за бутылку рома, белые цивилизаторы принесли на континент водку, дешевые побрякушки и цепи, в которых «туземцев» перевозили на хлопковые плантации или шахты Северной Америки. Прошло более ста лет. Сименон с гневом констатирует: рабство в его самых отвратительных формах продолжает существовать и в XX веке. «Негров ловят в джунглях и заставляют подписывать контракт… достаточно крестика, любой закорючки, и контракт сроком на три года считается подписанным». С неграми обращаются как с рабочим скотом, это и есть современная экзотика. «Меня приводило в бешенство, – пишет Сименон, – когда я слышал, как белые… с презрением отзывались о канаках, как тогда говорили, или о дикарях. Я открыл, что нет канаков, нет негров, нет дикарей. Есть люди». Один за другим появляются антиколониальные романы Сименона, его обличительные очерки и статьи.

Экономический кризис затронул не только развитые капиталистические страны, отозвался он и в колониях, вызвал своеобразную миграцию многих тысяч людей, бежавших от его последствий куда глаза глядят, выбитых из нормальной колеи жизни, «неудачников».

К такого рода людям Сименон относится то иронически, то с сочувствием, то как исследователь, наблюдающий за редкими образчиками рода человеческого. Им он посвятил целую серию небольших произведений, жанр которых определить довольно трудно – очерки, новеллы, репортажи? – под общим названием «Несчастливая звезда». Несколько произведений из этого цикла представлено и в настоящем сборнике. О своих героях Сименон писал так: «Во французских колониях было много авантюристов, идеалистов или людей, испытавших потребность сменить образ жизни. Это была весьма пестрая публика – от бывших каторжников… до обанкротившихся коммерсантов или субъектов с площади Пигаль или из Марселя. Не говоря уже о чиновниках, которые в самой Франции не имели никаких шансов выдвинуться». Примечательна, например, судьба человека, жизнь которого протекает «между двумя вокзалами», расположенными за сотни километров друг от друга, или беглого каторжника, отправляющего правосудие в глухом провинциальном городке южной Америки, или честолюбивого молодого инженера, присланного на строительство железной дороги и сошедшего с ума в безнадежной борьбе с безжалостной природой и рабочими-неграми, насильно сгоняемыми на стройку. Многие из подобных «неудачников», возможно, напомнят читателям персонажей другого писателя – Грэма Грина, также рассказавшего о судьбах колониальных чиновников, авантюристов, шпионов, которых засылали в южные колонии на всех островах и континентах земного шара, об этой страшной, иногда опасной, иногда вызывающей жалость человеческой фауне, рожденной веками колониального разбоя.

С чувством гордости вспоминал Сименон о том, как много лет назад пророчил: «Завтра негр… полный достоинства, безукоризненный, будет заседать на международных конференциях. А этот лейтенант-туземец… станет, быть может, генералом. И не нашего государства, а своего!»

Час негров настал. Пророчество Сименона сбывается.

Журналистская работа и связанное с ней постоянное общение с широким кругом людей, от «сильных мира сего» до тех, кого называют простыми, обыкновенными людьми, продолжительные путешествия по всему миру – все это не только давало богатый материал для романов, но и способствовало общественному и политическому формированию писателя. Сименон мужественно расстается со многими иллюзиями, наивными представлениями, которые нашли отражение на страницах его романов, и это был далеко не простой, подчас мучительный процесс. Писатель колебался, испытывал сомнения относительно позиции, какую ему следует занять, прежде чем твердо сказать себе: не может быть места для равнодушия к происходящим событиям, равнодушие, простая отстраненность, «нейтралитет» перед лицом угрожающей человечеству опасности – преступны.

Было бы несправедливо говорить о каком-то резком повороте, кардинальном изменении взглядов, позиции Сименона в послевоенные годы. И до, и после 1945 года он временами испытывает страх перед политической «ангажированностью», отвращение к политике, которую, как он считает, делают «грязными руками». Ведь он знал и видел прежде всего политику буржуазную, политику капиталистических государств и партий, представляющих власть имущих, а это – политика, отключенная от нравственной сферы: в ней не действуют моральные принципы и законы. И вместе с тем практически во все периоды своей творческой деятельности Сименон сомневался в правильности, человечности аполитичности, спрашивая себя, нет ли в такой позиции большей доли эгоизма, несовместимого с долгом писателя. Так было в дни Народного фронта, агрессии итальянского фашизма против Абиссинии, гражданской войны в Испании.

И еще: Сименону в высшей степени свойственно ощущение происходящих в мире перемен, ожидание некой «неведомой революции». Какое бы содержание ни вкладывал он в понятие революции, революция эта должна совершиться ради миллионов все тех же «маленьких», «простых» людей. Отсюда и его сочувствие современной молодежи, выходящей на улицы в защиту своих прав, своего будущего: «Это от них родится завтрашний мир».

Постепенно к нему приходит ясное понимание того, что «новый мир», «основанный на новых ценностях», везде пробивает себе дорогу и историю определяют не несколько имеющих власть людей, а массы, народ. Вот почему надо знать, что таят они в себе, на что они способны, на что будет направлено их движение, вот почему теперь внимание Сименона обращено на коллективные действия молодежи, сознающей свою ответственность перед будущим. Если Сименон, в 1972 году отказавшийся от дальнейшего художественного творчества, не создал (да и не мог создать) романа о жизни народной, то в его воспоминаниях, в беседах с журналистами и исследователями его творчества эта тема возникает постоянно.

В каком направлении происходила «утрата иллюзий», расставание с прежними предрассудками и надеждами, очень ярко показывает то, как менялось отношение Сименона к Америке. Сразу же после войны он отправляется в эту страну «свободы и демократии» из разоренной войной, пережившей фашистскую оккупацию Франции. Здесь, в Соединенных Штатах, он проводит десять лет, время достаточное для того, чтобы основательно познакомиться со страной, в которой происходит действие нескольких сильных, глубоко человечных произведений: «Часовщик из Эвертона», «Братья Рико», «Три комнаты в Манхэттене», «Незнакомый в городе».

В 1946 году, совершив большую поездку по стране, писатель публикует серию статей под общим названием «По Америке в автомобиле». Живые, с юмором написанные страницы передают облик преимущественно той Америки, которую И. Ильф и Е. Петров назвали «одноэтажной». В этой Америке есть чему поучиться, писатель с симпатией относится к ее народу, любящему и умеющему работать, открытости его «простых» людей. Однако уже в этих очерках звучат беспокойные нотки. Сименона настораживает наступление асфальтобетонной цивилизации на цивилизацию цветов и деревьев, процесс роботизации человека, его подчинения стандартам. У человека отнимают самое дорогое в нем, его я, его индивидуальность. Этот процесс поддерживается всеми средствами массовой информации, мощной рекламной индустрией американского «общества потребления».

В 1959 году Сименон напишет: «Американский опыт ужасен», а несколькими годами раньше маккартизм с его «охотой на ведьм» заставит его вернуться в Европу.

Теперь Сименон внимательно следит за всем, что происходит на политической сцене. Его симпатии полностью принадлежат народам, ведущим национально-освободительную борьбу, народам Алжира, Кубы, Анголы, Никарагуа. В своих размышлениях он идет в глубь событий, его оценки становятся более точными и проницательными. Еще до разоблачений израильского инженера Вануну, до того, как стало известно о подготовке в Пакистане к производству собственной атомной бомбы, он писал: «Какое-нибудь маленькое ближневосточное государство вроде Израиля или Пакистана вполне может завтра развязать атомную катастрофу». Об этой опасности он не перестает предупреждать своих читателей.

В выступлениях и интервью последних лет Сименон неоднократно подчеркивает: в настоящее время главная угроза исходит от США, руководство которых проводит империалистическую политику, от их военно-промышленного комплекса, от торговцев оружием.

И все же есть «надежда, что будущее не за президентом Рейганом и его сторонниками», но для этого нужно, чтобы объединились люди доброй воли, чтобы с каждым днем росло сопротивление безумной гонке вооружений, любым проявлениям милитаризма. Сименон с удовлетворением отмечает падение ряда диктаторских режимов, поддерживаемых США, рост антивоенных движений, все, что, как ему кажется, приближает приход нового времени.

Свою уверенность в победе сил разума и добра Сименон черпает и в самом существовании нашей страны, в конструктивной миролюбивой политике СССР.

Советские люди хорошо знают цену мира, говорит писатель. Именно от них исходят наиболее реалистические инициативы, направленные на прекращение гонки вооружений, установление мира и доверия между всеми странами.

Писатель-гуманист Сименон всем своим творчеством утверждает веру в человека, в его возможности, веру в человеческое достоинство. Даже в наиболее мрачных, трагических романах его, там, где люди оказываются на самом дне жизни, преступив все нравственные границы, перечеркнув все естественные представления о Добре и Зле, Сименон оставляет им надежду на обновление, на духовное очищение. «Я верю в человека», – не устает повторять писатель. Нужно верить в это хрупкое существо, которое «со времен доисторических пещер выжило, несмотря на потопы и землетрясения, холеру, чуму, бойни и голод», которое никогда «не теряло окончательно надежду, потому что поколение за поколением оно не переставало продолжать свой род и воспитывать своих детей в надежде на будущее».

Читатель книги не пройдет мимо, казалось бы, незначительного эпизода, о котором Сименон рассказывает, вспоминая о своей поездке в СССР в 1965 году: «У меня и сейчас перед глазами полная символики сцена на знаменитой лестнице в Одессе, где малышка подбежала к моему сыну и протянула розы. Что может быть прекраснее и прочнее на земле естественных душевных движений, дружбы и взаимного внимания!»

Виктор Балахонов