Текст книги "2012. Загадка майя"

Автор книги: Жорди Сьерра-и-Фабра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Как только Давид увидел таблицу, глаза у него собрались в кучку.

– Почему у ахау такая странная последовательность – сначала нечетные, потом четные, и все в порядке убывания?.. Нет, ладно, не все ли равно, в конце концов! – Он махнул рукой, словно отбрасывал только что заданный вопрос в сторону. – Больше ничего не объясняй, на сегодня уже более чем достаточно. Я сдаюсь.

– Теперь твоя очередь. – Джоа скрестила руки на груди. – Рассказывай о пророчествах майя.

41

Прежде чем начать, Давид полистал книгу.

– Поразительна точность их предсказаний. Например, чиламобы, их пророки, за несколько столетий предвидели пришествие испанских завоевателей. Сильно, правда? Книгу книг Чилам Балам следовало бы изучать в школах.

– Только прошу тебя – без фанатизма.

– Хорошо, – Давид собирался с мыслями, чтобы толково изложить прочитанное. – Первое пророчество майя – о возвращении Кетцалькоатля, Кукулькана. Он был на Земле четыре раза. Начиная с 1993 года обратился в Пятый Цветок, это – пятое пребывание. Что касается 1993 года, то его вывели из четвертого ахау – тоже разновидности даты. – Он сделал жест рукой, которым явно хотел сказать, что больше об этом ничего не знает. – Текст говорит: «В четвертый раз, когда заговорит катун, четвертый раз он явится Итце, Кудеснику Воды, в Чичен-Итце, Месте у Колодца, где живут Кудесники Воды». Таким образом, имеется указание, что в духовном смысле местом его возвращения в мир будет Чичен-Итца. Согласно толкователям этих пророчеств, речь шла о том, что 6 июня нынешнего, 2012 года произойдет нижнее соединение Венеры с Солнцем в условиях, которые повторяются раз в сто четыре года, то есть единожды за два мезоамериканских века продолжительностью пятьдесят два года. Так оно и было. Но самое поразительное во всем этом – астрономы заранее рассчитали, что в своем движении по небесной сфере Солнце пересечет темное пятно в центре Млечного Пути, от которого майя начинали мерить смещение равноденствия. Так и произошло в текущем 2012 году. Если согласиться с гипотезой, что они унаследовали знания от инопланетян, все становится гораздо понятнее. Но как бы то ни было, умение измерять время у них фантастическое. Обрати внимание вот на что. – Он принялся зачитывать вслух небольшой отрывок текста: «Концепция длительного счета майя основывается не на количестве дней, прошедших с определенного начального момента, а на количестве дней, недостающих до соединения с темным пятном в Млечном Пути. С удивительной точностью они определили, что указанное соединение будет иметь место в 2012 году, и избрали дату 22 декабря для того, чтобы, начиная с нее, в обратном порядке развернуть свои эры вплоть до 13 августа 3114 года до P. X., сделав этот день точкой отсчета, началом своей истории. Это уникальный случай среди всех культур Земли: народ, понимавший и строивший свою жизнь не по тому времени, которое прошло, а по тому, которое придет». Давид оторвался от книги. – Как видишь, автор этих строк приводит другие даты – 22 декабря как конец и 3114 год как начало, хотя сейчас это уже не имеет особого значения.

– Давай-ка перейдем ко второму прорицанию.

– Оно о голоде и нужде во втором ахау, то есть в период между 2012 и 2032 годами. Воды и хлеба, как в нем говорится, убудет, что полностью согласовывается с нынешним состоянием планеты, истощенной во всех отношениях и страдающей от глобального потепления, которое сулит XXI веку мрачное будущее. Третье предсказание тоже касается сокращения – чего бы ты думала? – веса и влияния религий. «На то воля Божья, что вполовину убудет его храм в то царствие», – говорится в нем. Церковь сегодня каждый день теряет верующих.

– Но в нем ничего нет о нынешних религиозных войнах.

Давид пожал плечами.

– Тринадцатый ахау, то есть период 2032—2052 годов, предшествует вселенской гекатомбе. С ней связаны пятое, шестое и седьмое пророчества… В них, в частности, говорится, что «Солнце обернется ликом Луны», «прольется кровь по деревам и камням, возгорятся пламенем небеса и Земля по слову Божьему». Некоторые трактуют это как наступление эпохи необратимых перемен, которые пройдут по властным элитам, Международному валютному фонду, Всемирному банку, Большой восьмерке – группе наиболее индустриально развитых стран, биржевым спекулянтам с Уолл-стрит… Слова «Солнце обернется» связаны с возможностью космической катастрофы, и здесь стоит вспомнить кометы и метеориты. Этот астероид – сначала в 2029-м, а потом в 2036 году – в первую очередь. Надо иметь в виду, что каждые сто тысяч лет на нашей планете происходят изменения магнитной оси, вызывающие, в том числе, крупные катаклизмы и оледенение. «Лик Луны» часто интерпретируется как метафора размышлений, глубокого ума, то есть провозглашается наступление эпохи интеллектуального развития. Короче говоря, множество всевозможных толкований.

– Можешь не продолжать. Ни одно из этих пророчеств не говорит о том, что мир прекратит существовать через несколько дней. Однако совершенно определенно речь идет о том, что грядут перемены в физическом и духовном плане, что родится новая вера, дети перестанут быть невинными, эпидемия выкосит значительную часть человеческого рода, вернутся на Землю пророки, падет цивилизация, и мы приблизимся к новой эре человечества.

– Страшный суд.

– Что-то в этом роде.

– Все религии и пророки предсказывали нечто подобное, да и не представляет труда спрогнозировать, что мы так или иначе погубим планету. Что там насчет грядущей, согласно майя, перемены?

– Четвертый ахау – это последняя глава Пятого Солнца, а второй и тринадцатый ахау – первые главы Шестого Солнца. – Давид сверился с книгой, снова взяв ее в руки. – В Первом Солнце мы существовали в форме животных; во Втором обрели человеческую форму, но были из глины и совсем примитивны, со слабо развитым мозгом; в Третьем наш мозг увеличился, а сами мы были уже из дерева; в Четвертом возвысились до положения детей маиса, получили сознание, характер и индивидуальные особенности; в Пятом, нынешнем, научились ставить перед собой цели и добиваться их достижения, воспитывать характер и развиваться как личности.

– Знаешь, что во всем этом плохо? Что пророчества все истолковывают кто во что горазд. – Джоа не скрывала разочарования. – Я-то думала, они наведут нас на какой-нибудь конкретный след.

– Ты считаешь, они ничего не дают?

– Подытожь своими словами.

– Я полагаю, основные мысли сводятся к следующему: человечеству предстоит сделать выбор между своим исчезновением как вида и эволюцией в направлении полной интеграции в новый космический порядок; Землю ожидают потрясения в виде катастроф, обусловленных климатическими изменениями и всем тем, что происходит на Солнце, – пятнами, взрывами и т. д. и т. п. Мы – раса, отмеченная печатью страха смерти, загробного мира, и вместо этого страха должно появиться новое духовное состояние.

– Чудесно! – хмыкнула Джоа. – Однако ни слова о возвращении создателей, творцов.

– Тем не менее есть еще два момента, которые показались мне заслуживающими внимания. Один, относительно недавний, касательно инопланетян. – Давид искал в книге. – Согласно представлениям майя, всякому великому преобразованию предшествует буря – 11 августа 1999 года началось решающее тринадцатилетие, которое сейчас подходит к концу. В тот день человечество вступило в Зеркальную галерею. Цитирую: «Или мы научимся видеть себя такими, какие мы есть, и изменим отношение к планете и самим себе, или же планета позаботится, чтобы покончить с нами». Что и происходило все эти тринадцать лет. Другой поразивший меня момент – это то, что в самый пик затмения 11 июля 1991 года, когда, помнишь, я рассказывал, твоя мать потеряла ребенка, в 13 часов 18 минут в небе появился космический корабль, который в Мексике видели тысячи людей, а сотням его даже удалось заснять. Аппарат висел в воздухе в течение тринадцати минут и в 13.31 испарился, тринадцать – число, обозначающее у майя плодородие и смерть, но не как конец, а как начало возрождения. Тысячи людей его видели. Что это – массовая галлюцинация?

На сей раз Джоа ответила не сразу.

Закрыла глаза.

Голова раскалывалась.

Единственно, в чем она была уверена, – в необходимости вернуться в Паленке и попытаться найти последний след… Если он существует и она будет способна его увидеть.

– А если его не существует, зачем отец изменил рисунок надгробной плиты Пакаля, вписав в него число двадцать семь?

– Мне сейчас не хочется думать о марсианах, понимаешь? Я себя чувствую слишком реальным человеком, чтобы пускаться в поиски фантастических объяснений тому, что кто-то сказал сотни лет назад, пусть я и отпрыск одной из дочерей бури. – Она поднялась из-за стола и, выключая компьютер, сказала почти шепотом: – Я иду спать. Завтра опять рано вставать.

Давид молча захлопнул книгу.

42

Они были в квартире одни, Хуан Пабло не вернулся.

Джоа закрыла глаза и попыталась заснуть, но голова бурлила как котел, кипящий на медленном огне. В темноте она почувствовала себя маленькой, беззащитной, ввергнутой в пучину неизвестности, из которой не знала, как выбраться.

Давид потихоньку вошел в комнату и лег рядом.

Ощутив его присутствие по едва ощутимому колебанию воздуха, коснувшемуся ее плеча, когда он ложился, девушка затаила дыхание.

Она его хотела и боялась. Он был ей нужен. И все же…

– Джоа…

– Да? – еле слышно ответила она.

– Я не знал, спишь ты или нет.

– Заснуть, боюсь, будет не легко.

– Мне тоже, – признался он. – Сплошные сомнения и нескончаемые вопросы.

– Например, какие? – чтобы лучше его слышать, Джоа, лежавшая к нему спиной, повернулась.

– Не могу понять, зачем твоему отцу понадобилось привлекать тебя, оставлять этот след. Втянув в самую гущу событий, он подвергает тебя опасности.

– Ради бога, Давид, или ты забыл, что я дочь своей матери, что я – мостик к звездам?

– Если он ощущал опасность или ему угрожали, почему не связался с тобой по телефону и не сообщил ничего конкретного?

– Вероятно, не мог или думал, что если, не дозвонившись, оставит голосовое сообщение, им сможет воспользоваться кто-то другой… Не знаю, но могу придумать с десяток различных версий.

– А что если он ушел по собственной воле?

– Вот это мне представляется невозможным. Его увели.

– Они?

– Ты имеешь в виду инопланетян?

– Да.

На несколько секунд между ними повисло молчание.

– Твоя мать…

– Давид, прошу тебя, замолчи! – В ее голосе слышалась мольба.

– Прости.

Вновь воцарившееся молчание затянулось. В комнате было темно, но Джоа знала: их тела разделяют всего несколько сантиметров, он лежит, опершись на локоть, смотрит на нее, и воображение – средство более могущественное, нежели зрение – позволяет ему видеть ее во тьме.

Джоа приподняла руку. Безошибочно нашла лицо Давида. Нежно провела тыльной стороной ладони по его щеке.

Он замер.

Прикосновение было легким и мимолетным. Потом ее рука скользнула вниз, легла в его руку и замерла.

Нет, это было не приглашением – стремлением раствориться в покое.

Когда Давид склонился над ней, она закрыла глаза.

Его губы коснулись ее лба, затем сомкнутых век, щек и, наконец…

Этот поцелуй словно распахнул в ней какую-то потаенную дверь…

Дал выход чувствам.

Девушку охватила истома, обволокла чарующая нега. Ее губы ответили его губам, уста слились воедино. Джоа и Давид точно желали выпить друг друга – нежно, мягко и страстно, постепенно растапливая остатки слабого противления. Этот поцелуй был уже совсем не такой, как в тот раз, когда они покинули землю уичолов.

Джоа вся трепетала.

Рука Давида, ласкавшая до того ее руку, обвила Джоа за талию, чтобы с силой привлечь к себе. В вихре страстного желания возникла едва уловимая пауза, ив этот миг она тихо застонала.

– Пожалуйста, не надо… – прошептала девушка, испугавшись силы своего желания.

– Хорошо. – Он отстранился.

– Нет, не уходи! – Она перехватила его руку и вернула себе на талию: – Обними меня.

Он беспрекословно исполнил ее просьбу. Они лежали, объединенные объятиями в одно единое целое.

– Я хочу объяснить тебе… – нерешительно начала Джоа.

– Не надо.

– Нет, серьезно, я сама не понимаю, что со мной творится.

– Ты боишься.

– Я очень хочу тебя, но я еще не готова. – Она прижалась к нему.

– Я умею ждать, – прошептал он ей в самое ухо.

– Спасибо. – Она подняла руку и стала гладить его по голове.

– Когда я тебя впервые увидел, ты была еще девочкой. Прелестной, но совсем юной девочкой. За эти два года ты… Я влюбился в тебя тогда с первого взгляда… – У Джоа сердце захолонуло, перестало биться. Пауза. – Когда мы разговаривали в первый раз в Паленке…

На этот раз уже она искала его губы.

Нашла и запечатала их своими.

Больше они ни о чем не говорили. Утонули в поцелуе – крепком, сладком, нескончаемом… И оба не заметили, как он перешел в блаженный сон.

43

Джоа и Давид встали на рассвете и успели на самый ранний рейс. Хуан Пабло настаивал, чтобы они задержались хотя бы еще на пару деньков, но для них был дорог каждый час. Из Боготы в Мехико им пришлось лететь первым классом, а с билетами из Мехико в Вильяэрмосу дело обстояло и того хуже: ничего не осталось даже в первом классе. Их внесли в лист ожидания, но они решили, что если освободится лишь одно место, брать его не станут. Либо лететь вместе, либо не лететь.

За десять минут да закрытия рейса, когда они уже не сомневались, что застрянут на ночь в Федеральном округе, произошло чудо: появились сразу три места в эконом-классе. Два достались им, а третье – какой-то женщине, которая ехала одна.

В Вильяэрмосу они прилетели уже почти ночью. В аэропорту взяли на прокат одну из последних машин. В «Шибальбе» останавливаться не рискнули. Давид сразу поехал к небольшому дому в центре городка, где снимал комнату в прошлый раз. Хозяйка уже спала, но неудовольствия, что ее вытащили из кровати, не выказала, довольная прибытием новых постояльцев и возможностью заработать несколько лишних песо. Девушку она смерила взглядом сверху вниз, прикидывая возраст, и, ничего не сказав, дала им ключ и оставила одних. Как и предыдущей ночью, они легли, обнявшись.

Наутро, когда Джоа открыла глаза, шел уже одиннадцатый час. Увидев, что в комнате, кроме нее, никого нет, испугалась. Но едва соскочила с кровати, как дверь открылась и вошел Давид, на лице которого играла улыбка.

– Доброе утро, – приветствовал он ее.

Она его обняла.

– Почему ты меня не разбудил?

– Тебе нужно было выспаться.

– Ты уже позавтракал?

– Нет, завтракать мы пойдем вместе.

Джоа поцеловала его в губы и скрылась в ванной. Через пять минут она была готова. На завтрак ушло четверть часа. Прошлой ночью поужинать им уже не удалось, а еда, чем они питались в течение целого дня – в самолетах и аэропортах, – была не особенно вкусной. Поэтому молодые люди отдали должное домашней стряпне хозяйки, которая все это время, безмолвно покачиваясь в гамаке, подвешенном у входа, делала вид, что дремлет, но держала их под прицелом своего недремлющего ока. От ее неусыпного взгляда они избавились, только сев в машину, чтобы ехать на раскоп.

Но вот наконец их цель и, возможно – последняя надежда.

– Если эта гробница двадцать семь все еще закрыта… – Джоа прикусила нижнюю губу.

– Знаешь, что меня беспокоит?

– Что?

– То, что судьи не дают о себе знать. Они вовсе не из тех, кто сдается и отступает.

– А меня не оставляет все то же ощущение.

– Что за тобой следят?

– Да.

– Вчера в самолетах, начиная с Медельина, я внимательно рассматривал пассажиров. Ни одного повторяющегося лица. Никого, кто висел бы у нас на хвосте…

Они очень быстро проехали семь с небольшим километров, отделявших городок от развалин древнего Паленке, и запарковали машину у входа. Как и в прошлый раз, Джоа предъявила пропуск, теперь еще и распространив его действие на Давида, которого держала за руку. Отчетливые оттиски печатей компетентного министерства без лишних разговоров распахнули перед ними двери на территорию археологического памятника. Фотографию отца, показывая документ, она прикрыла на всякий случай большим пальцем. Шествуя по направлению к гробнице двадцать семь, девушка не переставала смотреть по сторонам, разыскивая глазами Бенито Хуареса – своего говорливого провожатого в первое посещение комплекса.

Номер двадцать седьмой был закрыт, и Джоа овладело беспокойство.

Они пошли к двум другим гробницам. Когда приблизились, из одной из них навстречу им торопливо выбрался археолог. Информация об исчезновении Хулиана Мира к тому времени уже стала достоянием гласности.

Она об этом не подумала.

– Джорджина! – выпалил Бенито Хуарес с широко раскрытыми глазами. – Девочка моя! Куда ты подевалась? Сначала ты пропадаешь, потом мы узнаем, что и твой отец… Я боялся худшего!

– Я как раз его и искала, – Джоа попыталась предотвратить необходимость пускаться в излишне подробные объяснения. – Я не могла вам ничего сказать, потому что шло следствие и… меня просили сохранять конфиденциальность.

– Я понимаю, все прекрасно понимаю! Что-то удалось выяснить?

– Пока нет.

– Клянусь всеми святыми! У меня в голове не укладывается, как может бесследно исчезнуть такой человек, как Хулиан Мир? Полный абсурд! – Тут он впервые взглянул на Давида, словно только сейчас заметил его присутствие.

– Давид Эскудэ, – представила его Джоа. – Помогает мне в поисках. А это – Бенито Хуарес.

Мужчины пожали друг другу руку. Археолог выглядел точно так же, как и когда Джоа познакомилась с ним, – весь перепачкан землей, вспотевший от трудов праведных, с блестящей лысиной и в круглых очках, оседлавших хребет его выдающегося носа.

– И ты вернулась в Паленке, чтобы?.. – Он понимал, что ее возвращение связано чем-то конкретным.

– Мне нужно осмотреть двадцать седьмую гробницу.

– Вчера мы расчистили завал… – Он нахмурил брови. – Зачем тебе эта гробница?

– Отец что-то усмотрел в ней, перед самым исчезновением.

– В двадцать седьмой? – Археолог не верил своим ушам. – Мне он ничего не сказал.

– Возможно, он пришел к такому выводу уже вечером, у себя в гостинице.

Бенито Хуарес почесал лысину.

– Эх, Хулиан, Хулиан… – вздохнул он. – Самый скрытный на всем белом свете человек. И самый непроницаемый.

– Так мы сможем спуститься в эту гробницу, сеньор Бенито?

Голос у Джоа был просительный.

– Там еще не вполне безопасно…

– Ну, пожалуйста.

– Думаю, что это возможно, если вы обязуетесь быть осторожными.

– Ну конечно!

– Хорошо, пошли, – и первым направился к двадцать седьмой.

В тот момент два других археолога появились на свет божий из недр номера двадцать пять, продолжая спор, начатый еще внизу.

– Вечно они сцепятся, – пробурчал себе под нос Бенито Хуарес. – Когда один утверждает, что найденная надпись гласит то-то и то-то, другой настаивает, что ее значение совершенно иное. Чудеса, да и только. Если бы знаки, символы и иероглифы можно было расшифровывать так просто, как получается у этих ребят! Но ничего, они молодые, у них все еще впереди, научатся. Археология – это наука времени. Мы раскапываем историю на миллионы лет назад и пытаемся раскрыть все ее секреты за какие-то жалкие месяцы, пусть даже годы нашего эфемерного настоящего.

Он безостановочно продолжал вещать о непреходящем значении своей профессии все то время, которое им потребовалось, чтобы дойти до места назначения. Джоа с чувством сжала руку Давида, и он ответил ей тем же – внешне незаметный, но важный для обоих жест. Спускаться по ступенькам к гробнице двадцать семь пришлось поодиночке. Возглавил цепочку Бенито Хуарес. Он открыл замок, призванный держать запертой полуразвалившуюся деревянную дверку, и все вошли внутрь.

И тут же ощутили сырость, холод и причастность к истории – именно в указанном порядке.

Запах влажной земли и прошлого.

Археолог щелкнул выключателем, и путь им осветила гирлянда лампочек. Они прошли по горизонтальному коридору длиной метров десять, с укрепленными по обеим сторонам стенками, и оказались перед узенькой лестницей, спускавшейся вниз.

– Осторожно, тут очень скользко! – предупредил провожатый.

– Эти надписи и стелы в коридоре… – начала зондировать Джоа.

– Рассказ об одной битве, – на сей раз коротко ответил Бенито Хуарес.

– Когда я была здесь первый раз, вы мне сказали что-то о будущем, что гробницы таят в себе множество предсказаний и календарных дат.

– Конечно, здесь немало разных дат и прорицаний. Ты побывала уже в номерах 25 и 26, где мы обнаружили упоминание о приходе испанцев, записанное задолго до того, как оно стало фактом, и я говорил, что нам потребуется немало времени, чтобы более точно все это расшифровать.

Тогда Джоа предположила, что в 27-й гробнице будет примерно то же самое.

Она ошиблась?

Лестница из тринадцати довольно высоких ступенек оканчивалась у входа в помещение с настолько низким потолком, что кое-где они касались его головой. Это было преддверие усыпальной камеры.

– Тут мы нашли две мумии. Двух слуг, – прокомментировал археолог.

– Эта находка из разряда важных?

– Все находки важные. Не такие выдающиеся, ясное дело, как гробница Пакаля. Но мы ведь еще не закончили копать и исследовать. Хотя, с научной точки зрения, обнаруженный саркофаг, по всем признакам, не из самых ценных. Пошли дальше, там есть еще подземный зал, побольше.

Прямо перед ними находилась дверь, ведущая в усыпальницу, но чтобы попасть туда, надо было миновать еще один проход, не очень длинный – около трех метров.

– Это как раз тот коридор, который дал частичную просадку, и обрушение лишило нас нескольких настенных надписей, – пояснил археолог. – Здесь будьте особо осторожны, ничего не касайтесь. Ни стен, ни потолка.

Проскользнув по этому коридору, они очутились в погребальной камере. В глаза бросился саркофаг – уже без крышки и пустой. Стены находились в ужасном состоянии. Рисунки и надписи едва виднелись: время и влага их не пощадили. В стороне был каменный проем еще одной двери, которая вела, судя по куче грунта близ нее, в помещение, где продолжались раскопки и куда они направятся после усыпальницы.

Ее отец был здесь и видел эти четыре наполовину обсыпавшиеся стены в тот день, когда сказал Бартоломэ Сигуэнсе, что у него есть ключ.

«Путь близится к концу, Бартоломэ. У меня есть ключ. Я должен вернуться в Чичен-Итцу».

Что-то там было. И ей предстояло это найти.

Основная часть рисунков и надписей располагалась на двух боковых стенах, поскольку в торцевых были двери. Из-за слабого освещения, чтобы более или менее разглядеть или, скорее, угадать очертания изображений на стенах, приходилось практически утыкаться в них носом.

– Похороненный здесь был, по-видимому, либо чи-ламоб, то есть прорицатель, либо ах-кин – жрец. Нам удалось установить с большей или меньшей степенью достоверности, что письмена на этих стенах повествуют о его свершениях и заветах. Однако сейчас нас больше интересует соседнее помещение, которое может быть значительно важнее, – пояснял по ходу дела Бенито Хуарес.

Внезапно Джоа ощутила теснение в груди.

На стене напротив выхватила глазами наполовину вытравленный фрагмент – полдюжины еле различимых иероглифов. Некоторые детали привлекли ее внимание. Особенно одна.

На поведении девушки никоим образом не сказалось, что она обнаружила нечто, ее взволновавшее. Джоа осмотрела и остальные письмена – вдруг найдет еще что-нибудь. Осмотр производила не спеша, дотошно, с невозмутимым видом обходя стены по периметру. Это помогло ей, кроме всего прочего, успокоиться, восстановить дыхание. Затем вернулась к тому месту, где находилась пробудившая ее интерес надпись. Вернее – фрагмент, поскольку большая часть поверхности стены обсыпалась и от надписи мало что осталось.

– Ну как? – спросил археолог.

– Интересно.

Давид заметил в ее голосе особые нотки. Подошел посмотреть, что она там изучает.

– Может ты, дочка, сможешь сказать мне, что такого увидел здесь твой отец? – Бенито Хуарес сделал жест, изображавший недоумение. – И если углядел что-то, почему мне-то ничего не сказал?

Возможно потому, что это не представляло никакого интереса ни для кого, кроме него самого, мужа одной из дочерей бури. След был здесь, перед ее глазами.

Джоа еще мгновение помолчала.

– Вы правы, – начала говорить она, стараясь ни лицом, ни голосом себя не выдать. – Каждая новая гробница – важное открытие, и требуется немало времени, чтобы расшифровать найденное. В ту ночь отец пришел к какому-то заключению, но к какому, о чем – не могу даже предположить. Вероятно, даже о чем-то, что не имеет ко всему этому прямого отношения.

– Жаль, – археолог развел руками.

– В любом случае – спасибо.

Давид почувствовал пальцы Джоа на своем запястье. И по тому, как она настойчиво поворачивала его руку, понял: девушка подавала ему знак встать между ней и археологом.

Сделав шаг вперед, он обернулся и по губам прочел: «Уведи его!»

В том первом помещении, где находились две мумии, я увидел нечто, что меня поразило. – Хранитель взял инициативу в свои руки и, подхватив Бенито Хуареса под локоток, аккуратно развернул в противоположную от Джоа сторону.

– Да? А что же именно?

Давид деликатно, но решительно подталкивал археолога к выходу и вслед за ним тоже скрылся в проходе, оставив Джоа за спиной.

Одну.

Не теряя ни секунды, она извлекла из кармана цифровую камеру. Сначала сняла заинтересовавший ее фрагмент – вблизи и с расстояния, потом – все стену целиком. Фотографировала без вспышки, при тусклом свете лампочек. Последний кадр, однако, чтобы подстраховаться, щелкнула со вспышкой, рискуя выдать себя.

А потом вышла из усыпальницы и миновала опасный коридор.

Давид проявил высокий, точнее – высочайший интерес к фрагменту, описывавшему славные дела одного из соратников покойного, а Бенито Хуарес, встретив в лице молодого человека благодарного слушателя, превзошел себя в красноречии и подробнейшим образом, не скупясь на захватывающие воображение детали, комментировал письмена.

Джоа все еще била дрожь.