Текст книги "2012. Загадка майя"

Автор книги: Жорди Сьерра-и-Фабра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

36

При виде Марии Паулы Эрнандес у Джоа перехватило дух.

Если бы не какие-то мелкие детали и не возраст – женщине было чуть за сорок, а ее мать, когда исчезла, едва перешагнула тридцатилетний рубеж, – она подумала бы, что перед ней мамина сестра-близнец.

Давид ожидал чего-то подобного и на всякий случай стоял рядом, готовый ее поддержать. И его прикосновение помогло Джоа справиться с шоком, а чуткость словно придала сил. Художница тоже не смогла скрыть эмоций, охвативших ее при виде девушки.

– Дорогая…

Она обняла Джоа и, как принято в Колумбии, чмокнула в щеку, едва касаясь губами. Девушка, все еще охваченная волнением, тоже ответила поцелуем. Держась за руки, они долго рассматривали друг друга.

Копия ее исчезнувшей матери.

Такой могла бы быть ее дочь.

У Джоа мелькнула мысль, что она видит себя в будущем.

Какой она будет в сорок один год.

– Проходите, пожалуйста, – встрепенувшись, молвила, наконец, Мария Паула.

Ее квартира представляла собой большую студию – просторное, в целый этаж помещение. В дальнем конце, за обычной ширмой, угадывалась кровать, виднелись встроенные шкафы для одежды. Вся остальная площадь, за исключением зоны отдыха и приема гостей – нескольких кресел при входе, безраздельно принадлежала живописи. Великое множество этюдов, картин – некоторые большого размера. Они поражали взор яркой палитрой и чистыми красками, напоминали Ботеро, но в отличие от полотен блудного сына Медельина, не изображали пышнотелых. Мария Паула Эрнандес писала животных с головами людей и людей с головами животных, вымышленные пейзажи с океаном красного цвета и зелеными небесами. Среди этого буйства фантазии Джоа усмотрела и отдельные вкрапления портретов, но и они были выполнены в особой манере – с подчеркнуто кошачьими чертами.

Хотя они находились где-то на нижних этажах двадцатиэтажной башни – одной из многочисленных высоток, иглами вонзающихся в небо над Эль-Побладо, из широкого, во всю стену окна открывался потрясающий вид. Медельин сползал по склону к реке, которая текла из-за гор, окутанных разномастными – белыми, черными и серыми – облаками, оспаривающими у солнца жизненное пространство. Джоа бывала и в других латиноамериканских городах, но эта панорама показалась ей восхитительной и неповторимой. Моментально забылось, что еще в начале девяностых прошлого столетия Медельин занимал первое место в мире по уровню насилия – мрачное наследие тех времен, когда всей жизнью в городе заправлял наркокартель Пабло Эскобара. Об этом им поведал Хуан Пабло, пока вез их сюда.

– Крепкого? – предложила художница.

– Так мы предлагаем кофе, – перевел колумбийский хранитель.

– Нет, спасибо! – в один голос поблагодарили Джоа и Давид.

Все сели в кресла, Джоа – лицом к мастерской, чтобы видеть будоражащие ее воображение картины. Прежде девушка совсем не задумывалась о том, какими они могут быть, и увиденное ее потрясло.

Через свои полотна автор, вероятно, надеялась обрести связь с… ними.

– Хуан Пабло, должно быть, уже рассказал вам мою историю, – начала Мария Паула.

– Да, – Джоа была благодарна, что инициативу взяла в свои руки хозяйка.

– Он сказал, что вы потеряли отца.

– Не совсем так. Он исчез, так же, как и несколькими годами раньше исчезла моя мать. Он ее искал.

– Где?

– В Мексике. Он обнаружил что-то в Паленке, мы так полагаем.

– Паленке, – повторила она в задумчивости.

– Человек, видевший его последним, сказал, что он также упоминал Чичен-Итцу.

Лицо художницы сохраняло непроницаемость. Она держалась с естественной элегантностью, достоинством. Эмоции выражали лишь глаза, с приязнью смотревшие на Джоа, да руки – теплые, помогающие жестами словам.

– Насколько я понимаю, вы хотели встретиться со мной, чтобы узнать, не могу ли я вам помочь, не так ли?

– Вы географически ближе к нам, чем другие дочери бури, – пояснил Давид.

– И что же я могу сделать? – Она недоуменно пожала плечами.

– Это вам ни о чем не говорит? – Джоа показала собеседнице кристаллический красный камень.

Мария Паула поднесла правую руку к шее и вытянула из ворота блузки цепочку, на которой висел золотой кулон с точно таким же кристаллом.

– Видите, я с ним никогда не расстаюсь, – улыбнулась она.

– Вы знаете, для чего он? – спросила Джоа.

– Нет.

– В эти дни у вас не было никаких предчувствий или необычных ощущений?..

– Сейчас я больше вижу снов. И испытываю беспокойство. Но я связываю это со своей предстоящей выставкой и поездкой в Европу в начале 2013 года.

– Вы пользуетесь своими… необычными способностями?

Женщина опустила голову, хотя было похоже, что она ожидала такой вопрос.

– Ответьте, пользуетесь? – торопила ее Джоа.

– Нет. – Она покачала головой. – Я знаю, что могла бы, но… не хочу выделяться. Первый раз, когда поняла, что… обладаю особым даром, тот случай был для меня травматичен. Связан с отрицательными эмоциями. Ужасом.

– Что с вами произошло?

– На переходе, у сквера Беррио, на меня выскочила машина. И стремительно приближалась. Деваться было некуда, я зажмурилась и думала только о том, чтобы она пролетела мимо, не сбила. Я этого желала так сильно, что… Услышав жуткий грохот, я открыла глаза и увидела разбитую машину, врезавшуюся в ограждение. Никто не мог понять, какая сила отвела ее от меня. В том числе сам водитель. К счастью, он остался жив. Он сказал, что словно невидимая рука вывернула руль в сторону. Но я поняла – то было мое желание. Потом я нашла возможность проверить свое предположение, убедилась, что это так, и решила не играть в героиню, обладающую супервозможностями.

– А как вы убедились в этом?

– Научилась двигать предметы.

– Телекинез считается паранормальным явлением.

– Но это гораздо больше, чем телекинез. Это настоящие сверхспособности. И если их развивать, на определенном уровне или в определенных сочетаниях они могут стать очень опасными, сравнимыми по силе действия со взрывом. Вы же унаследовали их от своей матушки?

– Ну да, но не знаю, сколь они велики.

– И не надо форсировать.

– А если они проявятся спонтанно, сами по себе?

– Мы можем управлять ими, и это надо знать и уметь. – Ее красивые голубые глаза пристально смотрели на Джоа. – Взгляните мне в глаза.

Джоа выполнила просьбу.

И вдруг услышала ее голос.

Но губы ее при этом не шевелились.

Джоа слышала ее мысль.

– Мы – души из иного мира, и здесь томимся в ожидании возвращения или чего-то еще, что сами не можем себе представить, – пронеслось у нее в голове.

– Страшно! – Джоа вздрогнула.

– Мы происходим из более высокого мира, – зазвучал голос Марии Паулы. – И бояться нам не следует, но быть осмотрительными необходимо.

– Но я – наполовину человек.

– Вам еще предстоит выяснить, кто вы.

– Вы что-нибудь знаете о них?

– Ничего.

– Мне трудно в это поверить.

– Я говорю правду. Моя жизнь протекает самым обычным образом, со мной никто никогда не контактировал, мне не являлись откровения. Я уже давно не девочка, мне сорок один год. Это большой срок.

– Но не для них.

– Я – одна из них, и вы – наполовину тоже, – ласково проговорила женщина. – Как бы там ни было, когда чему-то суждено будет произойти, мы об этом узнаем. – Говоря, она поглаживала красный кристалл. – Все мы, дочери бури. И вы, возможно, тоже.

– И вы не испытываете любопытства?

Мария Паула рассмеялась.

– Забавное слово. Любопытство! – повторила она и сделала неопределенный жест рукой. – Я предпочитаю жить в мире и спокойствии, моя дорогая. Когда я узнала, кто я и что я, это привело меня в волнение, но оно продолжалось совсем не долго. Я сказала себе: плохо ли это или хорошо, но ты – обитательница Земли и должна жить как все земляне. Я не знаю ни своего происхождения, ни того, каким может быть мое будущее. Я приму его таким, каким оно будет. Подобно тому, как все мы, люди, принимаем неизбежность смерти. Сопричастны ли мы к чему-то сверхъестественному? Да, несомненно. Но не в нашем ведении знать, к чему. А потому… – Она пожала плечами. – Жить – это прекрасно, здесь или в любом другом месте. И если на Землю меня направили с какой-то целью, ну что ж, поживем – увидим.

– Вы болели хоть раз в жизни? – спросила Джоа.

– Нет.

– Если мы человеческого рода, но у нас просто отличные, отборные, если так можно выразиться, гены, то чем мы отличаемся от них?

– Возможно, ничем, – предположила Мария Паула.

У Джоа вопросы, кажется, иссякли, и она почувствовала себя опустошенной.

Женщина это заметила.

– Мне кажется, вы уедете отсюда разочарованной, – сказала она мягко. – Поверьте, я очень сожалею. Я понимаю, что вы приехали в надежде узнать больше о себе, о прошлом, получить ответы на волнующие вас вопросы, а уезжаете, собственно, ни с чем.

– Не думайте так. Уже само знакомство с вами – это…

Художница накрыла рукой ладонь своей гостьи.

– И мне, уверяю вас, тоже очень приятно познакомиться с вами. Никогда не думала, что когда-нибудь испытаю нечто подобное тому, что испытываю в эти неповторимые мгновения.

– Вы не знакомы с другими дочерьми бури?

– Нет.

– Почему?

– Не знаю. Может, из-за того, что у меня была трудная жизнь. Это ведь Колумбия. – Она развела руками в жесте, который не требовал объяснений. – Другие девочки появились не в ближних краях. У меня не было случая, да я его и не искала.

– Почему вы согласились, чтобы я приехала к вам?

– Потому что это – совсем другое дело, и вы это сами поняли. – Мария Паула смотрела на нее так, словно Джоа родила она, а не другая женщина.

За окном вдруг разразился ливень. Над половиной города расстилалось голубое небо, а над другой бушевала неизвестно откуда налетевшая буря. Из тяжелых непроницаемо черных туч лились потоки дождя. Настоящая водяная завеса.

– Не хотите остаться со мной пообедать? – сменила тему хозяйка дома.

Наверное, говорить можно было еще много о чем. А может – и нет. Но обе они с облегчением вздохнули, первое волнение прошло. Мария Паула Эрнандес встала, готовая выполнять роль гостеприимной хозяйки при любом дальнейшем сценарии.

– Может быть, хотя бы выпьете чего-нибудь? – предложила она. – Я, когда много говорю, не могу обойтись без питья – горло пересыхает.

37

Хуан Пабло Гонсалес остановил автомобиль перед своим домом.

– Ничего, если я оставлю вас на время одних?

– Да нет, все нормально. Нам надо много чего сделать, – поблагодарила его Джоа. – Я уже несколько дней все собираюсь и никак не могу зайти в интернет, поизучать еще, насколько возможно, бумаги, которые нашла в номере отца в Паленке, почитать книги, купленные в аэропорту… У тебя скорость хорошая?

– Ты об интернете? Да, с этим проблем нет. Мой логин для входа – «JPG». Еда – в холодильнике, если вернусь поздно. А если захотите пообедать где-нибудь, на Семидесятой улице много ресторанов. Отличные «фрихолес кон чорисо» готовят в «Эль-Агуакате», а самый лучший «мондонго» – в ресторанах сети, которая так и называется «Мондонгос». Это все здесь, по соседству, возле университета, так что не заблудитесь, и вечером тут спокойно.

– Что такое «мондонго»?

– Суп из говяжьей требухи. Пальчики оближешь. А еще советую попробовать «санкочо». И «бандеха паиса» заслуживает, конечно же, всяческого внимания. Мне действительно жаль, но я должен вас оставить.

– Давай-давай, езжай себе спокойно и не валяй дурака с извинениями!

Колумбиец, кивнув на прощанье, подождал, пока хлопнут дверцы машины, и не спеша поехал дальше. Джоа и Давид остались вдвоем. Давид открыл дверь в подъезд, и они поднялись вверх по лестнице. Оказавшись в квартире своего друга и сознавая, что остались наедине, они напряженно молчали.

В какой-то момент казалось, что он набросится на нее и она ему уступит.

Но благоразумие взяло верх.

Она улыбнулась ему благодарной улыбкой, выражавшей, что все еще будет.

– Я не стал спрашивать при Хуане Пабло. Ты ей поверила?

Джоа вопрос удивил.

– А почему я должна не верить?

– Странно, что она ничего не знает и ничего не предчувствует.

– Разве она в этом отношении чем-то отличается от других дочерей бури?

– Нет, – согласился он.

– Следовательно…

– Я думал, вдруг ты заметила что-то, смогла увидеть больше, чем было дано видеть нам.

– Нет, эта женщина – откровенна. И я в восторге от нее.

– Эмпатия.

– Возможно. Понимаешь, я видела в ней свою мать и саму себя, какой буду через годы. А я доверяю своим чувствам и интуиции.

Папка с бумагами отца уже лежала раскрытая на столе в гостиной. И пока они обменивались впечатлениями о состоявшейся встрече, Джоа успела разложить их по порядку.

– Не хочешь посмотреть сначала в Интернете?

– Все, делаю последнюю попытку, – кивнув головой на бумаги, констатировала девушка. – И, надеюсь, ты мне поможешь.

– Я не специалист.

Джоа пристально посмотрела на Давида.

– Тебя не удивляет, что судьи не дают о себе знать?

– Они коварны и изворотливы. Они везде. И здесь тоже. – Он указал на стену, на находившийся за ней город. – После того, что произошло в Чичен-Итце, они затаились и выжидают, решили действовать хитростью и не спешить.

– Почему они хотели увезти меня?

– Они надеялись, что ты располагаешь какой-то информацией. С их стороны это был риск. Думаю, этот тип…

– Николас Майораль.

– Да как бы его ни звали! Думаю, у него просто поехала крыша, он потерял чувство реальности. И меня нисколько не удивит, если организация отстранит его от дальнейшего ведения дела.

– Гм, это слово, «организация», звучит как… – Ее передернуло.

– А это и есть организация, – с горечью подтвердил он. – Их центр называется Астрологическое общество имени Альберта Мердока, и штаб-квартира у них в Нью-Йорке.

– Кто такой этот Мердок?

– Его уже нет в живых. Из той же породы, что Гитлер. Он написал книгу «Завтра – здесь», в которой предсказал пришествие инопланетян.

– Ну и что он в ней «напредсказывал»?

– Подобные предсказания многие делали и до него, но у него было две вещи, которые у других отсутствовали: деньги и ненависть. И то, и другое – в более чем достаточных количествах. Мердок – религиозный фундаменталист. То, что он изложил в своем опусе, – не предупреждение, не призыв к бдительности, но призыв к уничтожению. Прославление превосходства земной расы в космосе. Согласно Мердоку, мы являемся чадами Божьими, а все остальные расы, возможно существующие во вселенной, – дьявольские исчадия, намеренные нас погубить. Он не оставляет шансов ни на что – ни на переговоры и понимание, ни тем более на достижение мира и единства. Либо они, либо мы. Кто – кого, до полного истребления. И он основал свою школу. Судьи – его последователи и духовные дети. У Астрологического общества имени Альберта Мердока есть отделения в Париже, Лондоне, Буэнос-Айресе, Йоханнесбурге, Токио, Сиднее… По сравнению с ними наши возможности более чем ограниченные.

– Получается, мы оказались втянутыми в войну.

– Тотальную.

– И мой отец – первая жертва.

– То, что произошло с твоим отцом, – полная загадка. Раз судьи охотятся за тобой, значит, твоего отца у них нет, и в этом случае…

– Давид, я должна тебе кое-что сказать.

– Скажи.

– С момента отъезда из Барселоны у меня ощущение, что за мной кто-то следует.

– Естественно – я.

– Нет. Кто-то еще. Я и с тобой это чувствую.

– Ты замечала что-нибудь?

– Я стараюсь обращать внимание на все, что вокруг меня, – в самолете, на улице… И – ничего. Самое странное – абсолютно ничего.

Давид погладил ее по голове.

Первая ласка после возвращения на землю из мира уичолов.

– Это нервы.

– Нет, я спокойна.

Ладонь Джоа нежно скользнула по щеке Давида, коснулась его губ, ощутила горячий поцелуй и… На столе были разложены ожидавшие ее бумаги.

– Джоа…

– Сама понимаю.

И все – точка. Сосредоточиться стоило немалых усилий.

38

Рисунок с надгробной плитой Пакаля лежал в середине. Рядом – два листка с изображением шести иероглифических письмен, пронумерованных цифрами от 1 до 6. Все остальные бумаги выложены вокруг, как рамка. Они сидели над этим пасьянсом уже минут тридцать, и Давид первым потерял терпение.

– Нет, это всего-навсего рабочие зарисовки, заметки, сделанные непосредственно на раскопках, – высказал он свое мнение. – Поскольку не хватает именно рабочего дневника твоего отца, логично предположить, что свои открытия он записал в нем.

– Мой отец сделал эти рисунки не просто так, я уверена. – Она упрямо поджала губы. – Мне почему-то вспомнились приснопамятные теории Эриха фон Деникена, бывшие в моде в семидесятые годы прошлого века, а потом полностью развенчанные как несостоятельные.

Фон Деникен утверждал, что он, – Джоа показала на рисунок с плитой, – был астронавтом и изображен в кабине своего корабля. Еще он говорил, что наскальные изображения в Паракасе, в Перу, видимые лишь с воздуха, служили посадочными сигналами для звездопланов, а также что исключительная математическая точность, с которой построены египетские пирамиды, своим происхождением обязана высшему разуму. Деникен ничего не доказал, но разбогател на своих придумках. Мы же исходим из реального существования дочерей бури и предсказаний майя о будущем, поразительно точных. И если о них известно так немного, если открыта лишь малая толика их наследия…

Большая его часть разрушена Диего де Ландой.

Это был монах-францисканец, в течение трех десятилетий обращавший в христианство коренное население Юкатана. В 1572 году его возвели в сан епископа полуострова. В своем религиозном рвении он уничтожил документальные свидетельства культуры древних майя, а также многих идолов, которым они поклонялись, лишив будущих исследователей возможности знакомства с прошлым целой цивилизации. Его миссионерская деятельность обрела формы репрессивного экзорцизма, инквизиция при нем была всесильна. Тем не менее на закате дней, винясь в совершенных бесчинствах, он написал «Сообщение о делах в Юкатане» – произведение, ставшее ключевым для понимания мира майя в эпоху конкисты. Будучи детальной хроникой того периода, оно содержало также описание индейцев и давало представление об их истории. Кроме того, Диего де Ланда разработал первый алфавит для языка майя.

Копию этого алфавита Джоа нашла в одной из купленных в аэропорту книг. История майя была бы сплошным белым пятном, если бы в свое время не были обнаружены Мадридский, Дрезденский и Парижский кодексы, названные так, поскольку ныне хранятся в музеях этих городов. И конечно же, существовал еще «Пополь-Вух» – эпическое произведение майя, их библия.

– Джоа, здесь тоже есть изображение этой плиты, – произнес Давид.

И положил открытую книгу рядом с рисунком ее отца.

Опять по ней пробежала дрожь.

Почему? Отчего? Зачем?

И тут она увидела это. Все так просто, так ясно, так…

– О боже! – простонала она. – Это же все время было здесь, а я…

Давид тоже смотрел то на рисунок ее отца, то на иллюстрацию в книге. Абсолютная калька. Как две капли воды.

Но что-то было не так.

– Смотри сюда! – Джоа показала на прямоугольник в правом верхнем углу отцовского рисунка.

– Да, и что…?

Вопрос так и остался не законченным. Давид разглядывал изображение в книге. На нем плита отличалась. В верхнем правом углу был другой рисунок – что-то вроде косого креста.

– Это что, твой отец изменил?

– Ну да!

– А не может быть, что это?.. – он искал аргументы, пытаясь выступить в роли адвоката дьявола.

– Давид, это конец, который я искала, число, написанное по-майяски!

– Какое?

– Двадцать семь! – Глаза у Джоа были раскрыты шире некуда. – Гробница номер двадцать семь в Паленке, та самая, в которой я не смогла побывать, потому что она обвалилась!

– Погоди, я не догоняю. – Друг явно за ней не поспевал. – Не объяснишь ли сначала, где здесь двадцать семь?

– Майя были превосходными математиками, – Джоа пыталась успокоиться, в том числе – чтобы привести в порядок мысли. – Они умели производить сложные расчеты и записывать колоссальные числа. И все это благодаря нулю – их изобретению, которое все коренным образом изменило. Майя придумали ноль в III веке после Рождества Христова, раньше индусов, которые ввели его в обиход с появлением десятичной системы. Для записи чисел они довольствовались всего тремя знаками. Точка представляла единицу, горизонтальный штрих равнялся пяти, а ноль изображался в виде раковины улитки.

– А почему именно в виде раковины улитки?

– Пустая раковина улитки – это глубокий образ, символ отсутствия некогда имевшегося в форме содержания, которое она вновь может обрести.

– И как же они обходились всего тремя знаками?

– Я покажу тебе. Назови какое-нибудь число.

– 99.

Джоа взяла листок, ручку и нарисовала три черточки и восемь точек, расположив их в определенном порядке, причем верхние точки отстояли от нижних чуть дальше.

И с победным видом показала это Давиду.

– Здесь написано 99? – усомнился он.

– Смотри внимательно: видишь – значки расположены как бы в двух уровнях. Это очень важный момент. Внизу у нас три черточки, по пять каждая, то бишь, пятнадцать. И еще четыре точки – итого девятнадцать.

– И плюс еще четыре точки наверху – двадцать три.

– А вот и нет. Каждый раз при переходе на следующий, более высокий уровень число, которое изображено там, надо умножать на двадцать. Следовательно, на втором уровне у нас четыре единицы, умножаем их на двадцать и получаем восемьдесят. Восемьдесят да девятнадцать снизу…

– Девяносто девять!

– Точно, – Она была очень довольна своим открытием.

– То есть, можно по этим уровням-этажам подниматься до бесконечности?

– Ты понял, да? Смотри еще.

Она написала, причем снизу вверх, несколько строчек с числами:

7-й уровень – 64 000.000 (3 200 000 х 20)

6-й уровень – 3 200 000 (160 000 х 20)

5-й уровень – 160 000 (8 000 x 20)

4-й уровень – 8 000 (400 х 20)

3-й уровень – 400 (1 х 20 х 20)

2-й уровень – 20 (1 х 20)

1-й уровень – 1 (единица)

– Так, действительно, мы можем продолжать до бесконечности. Поразительно, правда?

– Напиши мне теперь 100, – попросил Давид, чтобы окончательно разобраться.

Джоа выполнила просьбу.

– Внизу раковина – ноль, а на втором уровне, или этаже, черточка-пятерка. Пять умножить на двадцать равно ста. При такой системе записи невозможно обойтись только одним уровнем, его не хватает. Самое большое число, которое можно записать в первом уровне, это девятнадцать. Чтобы написать двадцать, уже требуется раковина внизу и одна точка вверху.

– Итак, нам нужно вернуться в Паленке, – Давид откинулся назад.

– Я должна попасть в гробницу 27 и попытаться увидеть, что в ней обнаружил мой отец.

– А эти шесть иероглифических письмен?

– Думаю, что начинаю понимать. Сначала я полагала, что это – календари, но теперь вижу, что это запись конкретных дат.

– Ты так считаешь из-за этих полосок и точек, которые находятся слева от маленьких иероглифов?

– Да, – Джоа прикусила нижнюю губу. – Но одно дело знать нумерацию майя, и совсем другое – как они считали время. У меня на сей счет весьма смутные познания, но что нам может помешать их углубить? Как я припоминаю, они использовали три закольцованных системы, и дата определялась путем их сочетания. Это – календарный круг, хааб и тцолкин. Таким образом, название дней у майя повторялось циклично, каждые пятьдесят два года, когда все три кольца возвращались в начальное положение.

– Что будем делать?

– Пойдем в интернет, естественно! – Она встала из-за стола с намерением направиться в комнату Хуана Пабло, где у него стоял компьютер.