Текст книги "Полночь (сборник)"

Автор книги: Жан Эшноз

Соавторы: Эрик Лорран,Элен Ленуар,Кристиан Гайи,Ив Раве,Мари НДьяй,Эжен Савицкая
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

4

Со спины видны люди, шагающие по перрону на свежем воздухе, на солнцепеке. Поля среди них нет. Где он? Может, остался в поезде. Конечная станция. Все выходят. Не он. Да нет. Он тут. Вот он. Видно и его.

Тоже со спины, шагает вместе с остальными. Со спины в мятой куртке. На солнцепеке. Такой перепад температур между вагоном с кондиционером и свежим воздухом на перроне. Около десяти градусов. Поль едва не упал в обморок. Задохнулся. Нечем дышать, но все ж худо-бедно. Пройдет. Он идет.

Они переходят через пути. Здесь нет подземного перехода. Боязнь пустоты, головокружение. Параллели, которые, как и полагается, сходятся в бесконечности. Рельсы, полосы, линии. Бег добела раскаленной стали.

Он никак этого не ждал. Оказалось, его ждут. С другой стороны от путей. На противоположном перроне. У входа на маленький крытый вокзал. Табличка. Прикрепленная к груди картонка. Под подбородком у светловолосого парня. Дощечка с надписью, которая гласила: такси. «Лазурные струи». Это вы?

Да. «Лазурные струи» это я. Не помнил, чтобы заказывал машину. Охвачен обращенной в прошлое паникой. Черт, подумал он, совершенно забыл. Кто-то, должно быть, заказал для него такси. Кроме Люси некому.

Она сказала малому. Совсем молодому парнишке, который вел машину. Отвозившему ее этим же утром на вокзал: А после обеда возвращайтесь к поезду в такой-то час подобрать моего мужа. Договорились? Вы все поняли?

Поля решительно преследовала удача. Очередной «мерседес». Такой же, как два предыдущих. Или, точнее, разновидность той же модели. На сей раз с кузовом «универсал». Песочного цвета. Подходит к мятой куртке. К легкому костюму. Летнему Поля. По правде говоря, они способны поспорить друг с другом в элегантности. Даже помятый, тощий как спичка, смертельно больной, Поль оставался высоким, худым, элегантным.

Отставив в сторону форму задней части и цвет ансамбля. Юный шофер, который слегка канал под хулигана. Он обрел все. Красоту, удобство. Тишину, мощь. Податливость автоматической коробки. Я говорю о коробке передач. Уточняю для тех, кто в этом ничего не понимает. Остальные и так все поняли. Так вот. Не забудем о кондиционере. Обосновавшись там, все это обрел и Поль. Милую внутреннюю атмосферу. Идеально свежую и душистую.

Он тут был ни при чем. Это я, сказал он. Лазурные струи это я, сказал он юному здоровяку. Судя по возрасту, только-только получил права. Лет восемнадцати, не больше. Хулиганист, это верно. Особенно глаза. Одежда туда-сюда. Белая футболка, обтягивающая туго накачанные бицепсы. Голубые джинсы в облипку. На ногах черные как зеркало ботинки. В светлом ежике волос солнечные очки.

Поехали, сказал он. Багажа нет? Незачем, сказал Поль, поехали. И пошло. Парень обосновался за рулем. Водрузит на нос очки. Запустил мотор. Если и слышен, то едва-едва. Черный ботинок на педали. Нажимает. Трогаются. Мощно и податливо. Поль чувствует, как его спина вжимается в мягкое сиденье.

«Мерседес» выбирается с привокзальной парковки. Играючи обходит все препоны. Трижды проезжает на желтый. Третий был красным. Ну да, красным, а потом устремляется по залитой солнцем светлой дороге, делящей пополам сельскую зелень.

Дорогу недавно ремонтировали. Белые полосы по центру и по обочинам и впрямь белы. Вот в чем я нуждался. Нет, в общем-то не нуждался. Просто у меня было такое желание. Желание, которое меня давным-давно не посещало. Забытое удовольствие. Катить по теряющейся у горизонта из виду прекрасной дороге к морю. Знать, что оно тут, за этим самым горизонтом.

Вы едете слишком быстро, сказал он. Считаете, что я плохо вожу? Я этого не говорил. Просто попросил вас не так гнать. Хозяин барин. Он снял ногу с педали. Стрелка спидометра упала или, скорее, отступила внутри круга справа налево и успокоилась на 90. Так годится? Вполне, сказал Поль, спасибо.

На такой скорости юность скучает. Иногда даже засыпает. Тогда чтобы развлечься. Приободриться. Вернувшись с вечеринки у приятелей в шесть утра. Он включил CD-плеер.

Слишком громко, сказал Поль. Вам не нравится эта музыка? Нет, думает Поль. Я этого не говорил. Просто попросил убавить звук. Она слишком ритмична? Эта музыка вообще не ритмична, сказал Поль. Она без конца молотит в одном и том же темпе. Как скот по голове своего мертвого противника. Ритмична та музыка, которая размышляет о разнообразии и сложности ритмов.

Похоже, вы в этом разбираетесь. Немного, сказал Поль. Вы музыкант? Время от времени. А на каком инструменте вы играете? На всех. На всех? Да, сказал Поль. Смотрите перед собой.

Парень подумал: Понимаю, почему его жена смоталась, как только он припылил. Ничего удивительного. С виду полный зануда. Каникулы пойдут вам на пользу, сказал он. При всем к вам уважении, я бы сказал, что выглядите вы отвратительно. Я тоже, сказал Поль. Но я собираюсь отдохнуть. Не беспокойтесь. На солнце. На террасе. Буду купаться. В море. Загорю. Короче, всем этим воспользуюсь.

Вам везет, сказал парень. Я-то должен работать. Подменяю своего папашу. Он болеет. Бывает, сказал Поль. У церкви сверните направо. В этот час, да еще в разгар лета, главная улица наверняка забита машинами. Знаю, сказал парень. Я здесь живу круглый год. Отлично, сказал Поль.

В конце правой полосы. Последней. После техстанции. Смотри-ка, это уже не «Шелл». Теперь это «Тотал». Показалась церковь. Из купы деревьев торчала колокольня.

На круговом разъезде такси сделало вираж. Оставляя церковь слева. Очаровательный образец, XIII век. В окружении световых пушек. Которые по ночам превращают ее в лиловый призрак. Справа супермаркет. Индустриальная зона перешла в предместья. Извилистый и чреватый инцидентами путь. Парень опять распоясался. Поля слегка трясло.

На выезде из городка. За портом. На углу каптенарии, сказал он. Сверните на прибрежную дорогу. Парень: Вы хотите сказать, на лесную? Поль: Если угодно. Прибрежная или лесная. Без разницы. Для меня эта дорога прибрежная. На всем пути слева открываются просветы. В которых видно небо и море. Песок и скалы. Пляжный участок или уголок дикого берега. Или обрыв, но согласен с вами: эта дорога идет через лес.

Проедете по ней примерно два километра и увидите прегражденный белой цепью въезд на частную дорогу. И уж наверняка заметите табличку, прибитую к стволу огромной сосны. Вреда ей это не приносит. У нее очень толстая кора. Гвоздь не доходит до древесины. Табличка гласит: «Лазурные струи. Частные владения. Вход запрещен».

Поль всего этого не говорил. Только собирался. Хотел и дальше указывать парнишке дорогу. Потом вспомнил, что тот знает дорогу и виллу, поскольку побывал там не далее как утром.

Он приезжал за Люси. Посадил ее в машину. Вот в эту. В эту самую. Она сидела тут. Где сижу я. На том же месте. Отвез ее на вокзал. На тот же вокзал. На котором я только что был. Осторожнее. Его мозг опять занесло. Все объясняется, вписывается, стыкуется. Лучше, хуже, но смешивается, накладывается. Мне больше не удается отделить пространство от времени. Все присутствует одновременно в одной плоскости. Своего рода сужение, замедление, паралич пространства-времени. В музыке это зовут. Его позвали:

Сударь? Сударь? Вы заснули? Просыпайтесь. Мы приехали. Значит, это она послала за мной такси. Не забудь поблагодарить, если она позвонит. Он открыл глаза: Остановитесь у начала грунтовой дороги, сказал он. Я дойду пешком. Мы уже на месте, сказал парнишка. Вот начало вашей дороги. Можете идти.

Сколько я вам должен? Нисколько. Все оплачено. Ваша жена оплатила поездку. И весьма, надо сказать, щедро. Если бы я смотрел на счетчик. Поль: Откуда вы знаете, что это моя жена? Парнишка: Она сказала, что вы ее муж. Больше мне ничего и не надо. Верно, сказал Поль, я и впрямь ее муж. Значит, я вам ничего не должен. Вы уверены?

Он был более чем уверен. К тому же спешил поскорее уехать. Наверняка свидание. Ничего удивительного. Такой же гусь, как и все. Но Поль медлил вылезать из машины. Тогда парнишка потянул ручной тормоз. Вылез из машины со своей стороны. Обогнул ее, подошел, чтобы помочь. Спасибо, сказал Поль, спасибо, не надо, все в порядке.

Белая цепь валялась на земле. Уезжая, Люси не стала ее навешивать. Как обычно. Чтобы ничего не менять. Напрасно я ей об этом талдычил. Все бесполезно. Ничего не поделать. В таких условиях. Если все оставлять нараспашку. Нечего удивляться, когда обнаружишь, что на нашей территории обосновался всякий сброд.

Целая семья вокруг скатерти в розовую клетку. Скатерть заставлена бумажными тарелками. Пластиковые стаканы. Вилки и ножи. Бумажные полотенца с утятами. Желтенькими.

Господа и дамы. Добрый день. Простите, что отвлекаю. Вы находитесь в частных владениях. Мы не знали, но мы уже почти кончили. Уже пьем кофе. Милая, передай, пожалуйста, термос. Пьем кофе и сворачиваемся, обещаю вам. Жорж, господину тоже, наверное, хочется кофе. Нет, спасибо, сказал Поль. Мне нельзя. По крайней мере, мог бы так сказать. Но нет. Под соснами, ее соснами, он ни на кого не наткнулся.

Сосны Люси. Это были в первую очередь ее сосны. Высокие и голые до самого неба. Идеально расставленные, по каплям изливали нежную, молочную ясность, своего рода молочный, с примесью мяты, свет.

Смотри перед собой. Куда ставишь ногу. Дыши. Шагай. Не могу больше. Нет сил. Задыхаюсь. Все равно шагай. Ты почти пришел. Сделай усилие. Да, еще одно. Крохотное. Смелее. Тебе осталось пройти чуть-чуть по дороге.

Широкая дорога. Вроде аллеи. По ней может проехать машина. Желто-коричневая почва. Земля и песок. Припорошенная сухой хвоей, которая похрустывает под ногами. Все приятно пропахло смолою. Леденцами от кашля. Старое доброе время, когда, кроме горла, у меня ничего не болело. Он споткнулся о выбившийся на поверхность корень. Дорога ими испещрена.

Хватит уже брести, открывай виллу. Люси знала, что ты приедешь. Не стала закрывать ставни. Только окна, и заперла двери. А потом сможешь улечься, где захочешь. На террасе. Почему бы и нет. Или у себя в комнате. Или на софе в салоне. Или на диване под окном. У тебя есть выбор.

Он нашел ключи на обычном месте. В стеночке у гаража. Под кирпичем. Или, скорее, за. В шестом ряду, считая снизу. Третий справа кирпич. Невозможно догадаться, что здесь находятся ключи. Кирпич выщерблен и, когда вставлен в стену, из нее не выступает. Гладкая стена. Надежный тайник. Ключи всегда прятали здесь. Очень хорошо. Ну и?

Ничего. Просто наплыв воспоминаний. Тогда еще были живы отец и мать. Родители Люси. Зимой они жили в Париже. Всю долгую зиму. С октября по май. Люси и Поль этим пользовались. Им нравился так называемый мертвый сезон. Холод. Ненастье. С ветром. Высокие приливы и завывавшие всю ночь бури. В тепле и холе, прижавшись в постели друг к другу. Были молоды. Только-только поженились. Приезжали смотреть на море. Оно ждало их.

Достаточно было войти на виллу. Открыть наружные застекленные двери. Оно было за ними. Что и сделал Поль. Вошел. Все открыл. Везде.

5

Море это океан, теперь его хорошо слышно. Во всей его звуковой мощи. Неистовство света делает этот грохот еще более оглушительным. Нет, это не грохот. И он не оглушает. Это шум волн при высоком приливе. Высоких валов, растущих под напором ветра. Они падают. Рушатся, чтобы стать тем, чем и являются. Большими сгустками моря. Безо всякого изящества плющатся о песок. Ничего необычного. Все дело в чувствах Поля. Ставших слишком чувствительными. Особенно слух и зрение.

Ему в глаза полыхнуло солнце. Со всей силы. В этот час оно стоит прямо над морем. Стоило ему открыть застекленную дверь. Но тут же морской воздух, воздух простора. Запах, сильная, свежая теплота. Какое наслаждение дышать подобным воздухом. Он напоминает вам, какое наслаждение вообще дышать.

Наслаждение и видеть. Краски пляжа. Но в данный миг его глазам больно. И он отворачивается от солнца и делает несколько шагов внутрь комнаты. Подходит к софе, стягивает с себя куртку. Бросает ее на софу и натыкается взглядом на низенький столик. Письмо для него. Словечко от Люси.

Усевшись на софу, Поль вскрывает конверт, не преминув бросить перед собой пару взглядов. Первый на маленькое белое облачко, которое только что появилось в голубом небе, откадрированном дверным стеклом. Второй на пианино. Пианино оставлено открытым. На пюпитре ноты. «Интермеццо» Брамса со сделанными рукой Люси пометками.

Люси была замечательной пианисткой. Именно она впервые исполнила и записала все три фортепианные сонаты, сочиненные ее мужем.

Среди прочих волнующих вещей. Милых и нежных. Слов любви. Интимных имен и речей, которые нас не касаются. Вот что она ему говорила:

Холодильник полон. Доставь мне удовольствие. Попробуй поесть. Уверена, что уже бог знает сколько времени ты не проглотил ни кусочка. Я записала концерт по радио. Если захочешь послушать. Кассета перемотана. Я оставила ее в плеере. Не оставляй меня так. Позвони. Скажи, что с тобой. В каком ты состоянии. Она зачеркивает последние фразы. Не хочет, чтобы Поль видел эти зачеркнутые фразы. Комкает листок. Его отбрасывает. Берет другой. Начинает заново и, дойдя до зачеркнутого места, говорит ему: Позвони мне, если захочешь. Скажи, как ты там.

Она была готова уйти. Сложила листок. Вложила его в белый конверт, который положила на низенький столик. Пора. И в этот момент услышала клаксон такси.

Поль вновь сложил записку Люси. Засунул ее обратно в конверт. Положил на стол и поднялся. Свет утратил свою мучительность. Теперь он казался скорее заманчивым. Ему хотелось выглянуть наружу. Туда переместиться. Подойдя к стеклянной двери.

Он перешагнул через порог, поставил ногу на залитую солнцем террасу. Продуваемую ветром, который приносил всевозможные запахи и вдобавок детские крики. Запахи крема от солнца, водорослей, йода, горячих пирожков с яблоками. Пронзительные крики, как крики ласточек, когда надвигается гроза. И она надвигалась. Мало-помалу погода менялась. К крохотному белому облачку, только что одному-одинешенькому под взглядом Поля, присоединились и другие, теперь они все вместе дефилировали вдали.

Цветник с голубыми гортензиями, особенно великолепными в этом году, почти целиком занимал левую часть террасы, впрочем просторной и отгороженной белым забором. Поль подошел, чтобы до них дотронуться. Поласкать их бархат. Гроздья цветов вровень с ним. Все же осталось немного места и для нескольких аронников и скопления тростника.

Правая половина была отведена для трапез. Для отдыха. Состояла из садового салона. Круглый стол и стул. Большой зонт из сурового полотна. Два шезлонга с синими матрасами в белую полоску или наоборот.

Между шезлонгов на земле валялась забытая книжка. Прямо на перемешанной с песком скошенной траве. Так, не закрывая, и отложенная, открытая и переплетом вверх. Судя по названию, речь в ней шла о какой-то памятной вечеринке в ночном клубе.

Люси ее забыла. Она не убирала. Ничего не сложила. Зная, что приедет Поль. Все так и оставила. Прерванное чтение. Распростертое. Текстом к земле. Только его она и забыла.

Разделяя террасу пополам, к белой калитке вела мощеная аллея. Калитка выходила на лестницу, которая спускалась на пляж. Поль не стал ее открывать. Он замер перед, потом сместился вдоль забора. Он только-то и хотел поглядеть на синие с белым волны, кричащих на берегу детишек, болтающих родителей.

Уже и не припомню, кто из писателей сказал, что у распростертых, или даже не распростертых, а сидящих или возлежащих, на пляже людей такой вид, будто они дожидаются смерти. Каковая, возможно, должна явиться из моря. Поль об этом не думал. По крайней мере вот так. Думаешь совсем по-другому, когда для тебя самого это уже даже и не вопрос времени.

Он предоставил своему взгляду шарить по искривленному пространству декорации. От одной оконечности пляжа до другой.

Добравшись до крайней правой точки. Там, где начинается дикий берег. Его глаза остановились на светло-сером пятне. Выделяющемся на влажном темно-желтом песке. Около черной скалы. Великолепное сочетание цветов. Случайность или же простое стремление к красоте.

Отнюдь не случайность. Отнюдь не стремление к красоте. Просто там находилось. Там забытое. И не просто какое-то серое. Весьма незаурядное светло-серое. Возможно, даже единственное. У Люси был особый дар откапывать редкостные оттенки. У Поля заколотилось сердце. Пеньюар или купальный халат. Люси. Я в этом уверен. Она купалась перед отъездом. Выходя из воды, наверное опаздывая, а может, из-за людей, из-за изобилия людей, да к тому же было так жарко, она забыла свое одеяние.

Выйти на его поиски. Его подобрать. Принести назад. Было ли это столь важно? Для Поля – да. Вот почему при мысли о том, чтобы открыть калитку, у него так сильно заколотилось сердце. Спуститься по лестнице. Шагать во всей одежде по песку. Дать себя увидеть, разглядывать, заметить, допросить взглядом. Одетым с иголочки среди сидящих или возлежащих на пляже почти голыми людей. И все же он туда пойдет. Он решился.

Он отворяет калитку. Вступает на лестницу. Начинает спускаться. Ступенек не так уж много. Ноги Поля немощны. Дрожат. На последней, наполовину ушедшей в песок ступеньке сидят двое.

Они свояки. Скрестив руки на голой груди, обсуждают работу. Информатику и продолжительность рабочего дня. Скука смертная. Поспешно оборачиваются, когда их жены.

Они сестры. На песке. Сидя чуть ниже, груди наголо, обсуждают безработицу и ясли. Нянек и детские сады, детские пособия. Дети у них на глазах швыряют песок друг другу в волосы, в глаза, и Поль.

Он остановился за загорелыми спинами парней. Не может пройти. Уже дважды извинился. Прошу прощения. Парни его не слышат. Тогда Поль наклоняется и касается теплого плеча левого из них. Тот оборачивается и поднимает глаза. Вопрошая Поля: Я бы хотел пройти, говорит Поль, если вы позволите.

Парни смотрят друг на друга. Потом на Поля. Потом отстраняются, спрашивая себя, какого черта принесло на пляж такого типа, аристократичного, такого изысканного, полностью, с иголочки одетого, в обуви. Не ломайте голову, ребята. Это вам не по зубам. Расступитесь. Это все, о чем вас просят.

Стоит Полю пройти. Вновь рядом друг с другом. Беседу пока не возобновляют. Заинтригованы. Быть может, растеряны. Да, вполне возможно. Прикидывают, что этот человек, человек такого сорта, в прошлом должен был. Да, может быть. Смотрят, как Поль удаляется. На его спину. Белую рубашку. Мятые брюки. Туфли, которые утопают в песке.

Поль медленно скатывался по пляжу под уклон. Спускался к воде. Из-за зыбкого песка, неистового ветра, его непоправимой слабости продвижение было неловким, неуклюжим, неуверенным, нерешительным, невнятным. Зато его желание, желание воссоединиться с тканью, с цветом, редкостным светло-серым, было искренним, стойким.

Выбравшись на прибрежный песок. Песок грубый. У самой воды. На излете волны облизывали носки его туфель. Он шагал вдоль пенистой линии. До самой черной скалы. На темно-желтом песке раскинулся светло-серый купальный халат. Сброшенный тут существом, несомненно влюбленным в случайность и красоту.

Нагнулся, чтобы его поднять. Поднял, потом поднес к лицу и глубоко им затянулся. Ничем не пахло. Пахло солнцем. Пропитанная солнцем ткань. Жаркий запах, который мало-помалу. Поль вдохнул его еще три раза. Три раза очень глубоко. Что мало-помалу проявило присутствие отсутствующей женщины. Отсутствие его жены.

6

Она выходит из воды. Запыхалась. Очень долго плавала. Она из тех женщин, что плавают далеко и подолгу. Худощавая, высокая, с нее так и течет вода. Атлетичная? да нет, не особенно. По правде говоря, совсем нет. Ничего от чемпионки. Длинные ноги, тонкие руки, она красива. Ничего общего с симпатичными девушками. Это красивая женщина.

Подчас еще и течения. Когда плаваешь в открытом море. Случается, тебя сносит. Отгороженные друг от друга перемычками, все пляжные участки схожи друг с другом. Силуэты вилл на заднем плане почти одни и те же. Единственный способ удостовериться, что ты не потерялся. Наилучший. Попытаться узнать своих бывших соседей.

С пловчихой никого по соседству не было. Машину она оставила на дороге. За дюной, и направилась в купальном халате редкостного серого цвета прямо к воде. Сбросила этот самый халат. Положила его на желтый песок около черной скалы. А потом видели, как она с разбегу нырнула в волны. Кто видел? Одна дама.

Она приглаживает влажные волосы. Не колеблясь плавает с головой под водой. Встряхивает руками, стряхивая с них капли воды. Дергает себя за нос. Высмаркивает попавшую туда соленую воду. Ее купальный халат исчез, но она уверена, что вылезла на берег на нужном пляже.

Подтягивая купальник, который не совсем прикрывает ягодицы. Ей это не нравится. Цельный черный купальник. Она размышляет. Оглядывает людей. Ищет. Вот эта дама, например. Вот там, справа. Недалеко от воды, чтобы было посвежее. Пловчиха ее вспоминает. В свое время не обратила на нее никакого внимания. Но все же остановила взгляд, перед тем как броситься в воду. Надо ее расспросить. Она подходит. Останавливается перед ней. Здоровается. Извиняется за беспокойство. Та занята.

Это полная дама, восседающая под пляжным зонтом размером с зонтик. Она вяжет пуловер своему старшему сыну. Как раз заканчивает перед. Кончает ряд. Ну, вот. Кладет вязание на колени. Приглаживает его ладонью. Слегка расправляет. Чтобы посмотреть, что получилось. Что получится. Совсем неплохо. Очень даже хорошо. Мой мальчик будет очень красивеньким в моем красивеньком свитерке.

Она ерзает на складном стуле, устраиваясь поудобнее. Поднимает на пловчиху глаза и говорит: Я слышала вас, но не могла ответить. Очень тонкая работа. Малейшая ошибка, и. Мне не хотелось начинать заново. Вы сами вяжете?

Когда-то умела, говорит пловчиха, но. Да, говорит дама, вопрос не в этом, словом, насколько я понимаю, вы хотите меня о чем-то спросить? Купальщица: Да, в общем вот. Я оставила на песке купальный халат, вон там, сбоку, у скалы. Пошла купаться, возвращаюсь, а его нет. Вы ничего не видели?

Видела, говорит дама. Все. Я все видела. Сначала вас. Как вы пришли в своем сером халате. Красивого серого цвета. Мне он показался шикарным, хочу сказать элегантным. Видела, как вы его сняли и положили на песок рядом со скалой. Подумала, ну и красивая же женщина, и видела, как вы в своем черном купальнике с разбегу бросились в волны. Вас долго не было.

Да, наверное, говорит пловчиха, ну а после, потом вы что видели?

Мужчину, говорит дама. Приличного мужчину. Мне показалось, что это приличный человек. Высокий, худой мужчина. Пожалуй, даже слишком. Во всяком случае очень элегантный. Он был одет. С иголочки. Я подумала, что он вам очень подходит. Сразу не среагировала. Подумала, это ваш муж. Пришел на поиски халата, который вы забыли. В конце концов, почему бы и нет. Я вполне могла не заметить, как вы выходите из воды. Мне надо приглядывать за детьми. Да еще вязание.

Понятно, говорит купальщица. Ну а дальше? Что он сделал?

Ничего особенного. Или нет. У него был странный вид. Он плохо держался на ногах. На мгновение мне подумалось, не в стельку ли он пьян. Ну, такое в общем-то случается, тут нет ничего зазорного. Больше всего меня смутило, что, подобрав ваш халат, он прижал его к лицу и на какое-то время так и остался, вдыхая его запах. Тут я подумала, что он, чего доброго, болен. Но болен в том смысле. Ну, вы понимаете.

Не очень, говорит пловчиха, ну да ладно, неважно. А дальше? Что он сделал?

Ничего особенного. Взял халат под мышку и, сохраняя достоинство, удалился восвояси. Восвояси? Куда это? К себе. Куда это, к себе? На виллу. Какую виллу? Ту, что вон там. Как раз позади вас. Купальщица обернулась.

М-да, придется туда сходить. Если хочу получить халат обратно. Могла бы его ему оставить, но слишком им дорожу. Поспешу. В любом случае спасибо.

Дама: Думаю, это приличный человек. Не нервничайте. Это наверняка недоразумение. Этот мужчина не вор.

Недоразумение или нет, в любом случае это нервирует. Вор, нет, конечно же, нет, но все равно нервирует. Придется идти звонить в дом этого типа, которого я даже не знаю. И все из-за того. Ну да ладно, сказала она себе. Нужно идти. Ничего не поделаешь.

Да и куда звонить? Не вижу. Придется подняться по лестнице. Какая досада, да и неловко, но делать нечего. Приходится идти. Так говорила она себе, вышагивая по песку. Поднимаясь по пляжу под взглядами. В своем мокром черном купальнике. Начало прятаться солнце. Облака постепенно перестраивались в атакующие порядки. Погода менялась.

На первой, наполовину утонувшей в песке ступеньке, скрестив руки на голой груди, сидели двое мужчин. И болтали. Болтовня оборвалась, когда они увидели, что эта красивая женщина, полавировав среди обитателей пляжа, идет теперь прямо на них.

Недурна, подумал тот, что слева. Даже хороша. Даже очень хороша. Ты видишь, что я вижу? Да, сказал он соседу. Да, сказал тот, идет с нами поговорить. Думаешь? С виду нервничает. Можно подумать, сейчас нам всыпет. Надо же, так и есть. Ты прав. Но за что. Нет, мне кажется, у нее какие-то неприятности. Она ищет помощи. Кого-то сильного. У нее взгляд девушки, которая просит о помощи. Хочет спросить, не сумеем ли мы ей помочь. Говорю тебе. Вот увидишь. Приготовься встать. Не слишком быстро. Пусть что-нибудь скажет.

Извините, пожалуйста, господа, сказала она, мне бы хотелось пройти. Простите, что беспокою.

Ничего-ничего. Это всего-навсего третий раз. Совсем недавно возвратился тот тип с ее халатом на руке и вновь нас побеспокоил. Это было во второй раз. Только для этого. А теперь вот она.

Наверняка его жена. Получше, чем он. Не находишь? По внешности можно сказать, что он ее не заслуживает. Нет, сказал другой, я так не считаю. Она моложе его, это видно, но, на мой взгляд, он не хуже. Я бы даже сказал, что они очень подходят друг другу. Совсем не то, что мы с нашими сестрами. Посмотри на них. Ну разве не милашки?

Оба рассмеялись, а потом обернулись, чтобы не упустить задницу пловчихи. Уже почти на самом верху лестницы. Сочли, что она немного плосковата, но в рамках целого очень-очень ничего. Один из них даже подумал. Не знаю который. Что Полю еще как повезло иметь под рукою такую женщину.

Она босиком прошла по террасе. Вдоль по делящей ее пополам мощеной аллее. По темно-серым широким и плоским камням. Возможно, сланец. Нежный и теплый под подошвами ее загорелых ног. Ногти не покрыты лаком. Не накрашены ярко-красным. Белы, кое-где розоваты. Смутно румянится кровь. Протравлены солью. Между еще влажными пальцами песок.

Для нас недавно голубые гортензии были слева. Для нее они справа. Под падающим с меняющегося неба светом их голубизна углубилась. Она их видит. Как видит налево садовый салон. Большой зонт из сурового полотна. Видит даже оставленную лицом к земле между двух шезлонгов книгу. Она видит все это, но эмоция. Исполненная смущения боязнь. Какое-то беспокойство лишает ее удовольствия помедлить. Она идет дальше. И в конце аллеи настежь распахнута та самая высокая стеклянная дверь.

Уж лучше бы была закрыта. В закрытую дверь можно постучать. Куда стучать, если она открыта? По дверной раме. Не вижу других вариантов. Согнутым в суставе указательным пальцем. Постучала по деревянному косяку. Забавный результат. Еле слышные звуки. Самой не слышно. Только почувствовала боль в пальце.

Пока не осмеливалась. Решилась. Перешагнула через порог. Поставила ногу внутрь. Повернулась вокруг своей оси налево и постучала по плитке. Так-то лучше.

Так-то лучше, и при мысли, что ее услышали, ее охватил страх. Правая нога и половина тела находились внутри. Не дело. Отступила за порог и принялась ждать. Мгновение-другое. Совсем недолго.

Ладно. Дальше ждать бесполезно. Ясно, что никто не услышал. Я знаю, что мне остается делать. Подать голос. Позвать. Спросить, слышит ли меня кто-нибудь. Есть ли тут кто. Она позвала:

Сударь? Сударь? Вы меня слышите? Сударь? Вы здесь? Сочла свои призывы чересчур личными. В конце концов, я его не знаю. Остановилась на чем-то нейтральном, в высшей степени неопределенном: Есть тут кто-нибудь? Дважды: Есть тут кто-нибудь?