Текст книги "К истокам слова. Рассказы о науке этимологии"

Автор книги: Юрий Откупщиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Японский ректор Варшавского университета

Поскольку набор и качество звуков в разных языках могут значительно расходиться, слова в процессе их заимствования нередко подвергаются существенным фонетическим преобразованиям. Если бы этого не происходило, если бы фонетический облик слова оставался неизменным при заимствовании из одного языка в другой, то под влиянием огромного количества заимствованной лексики языки давно утратили бы присущие им индивидуальные особенности фонетического строя. Однако в действительности подобного полного «стирания» фонетических границ между языками мы обычно не наблюдаем. Каждый язык в основном сохраняет свой фонетический строй, а заимствованные слова как бы преломляет сквозь призму свойственного ему произношения.

В результате в процессе заимствования определённые звуки языка-источника могут передаваться не точно такими же, а (там, где отсутствует полное совпадение) лишь сходными звуками заимствующего языка. Такая происходящая в процессе заимствования замена одних звуков другими называется фонетической субституцией (замещением). О том, что такое фонетическая субституция, мы можем получить некоторое представление, если обратимся к такому хорошо знакомому нам явлению, как акцент. Ведь акцент – это, в сущности, перенос артикуляционных (произносительных) особенностей родного языка на произношение иноязычных слов. Если, например, из двух «плавных» звуков [р] и [л] в китайском языке имеется только [л], а в японском только [р], то естественно, что китаец будет произносить русское городкак голод, а японец слово ломпроизнесёт как ром.

Именно такого рода особенность фонетической замены проявилась в случае с одним японцем, который был приглашён в Варшавский университет читать лекции по современной японской литературе. Однажды этот японец, немного говоривший по-польски, познакомился в кафе с поляком. «Вы, наверное, приехали в Варшаву в качестве туриста?»– спросил поляк. «Нет, я здесь работаю», – ответил японец. «Кем же вы работаете?» Ответ японца озадачил его собеседника: «Ректором Варшавского университета» («Rektorem uniwersytetu Warszawskiego»). Увы, японец хотел сказать лектором, но не смог совладать с прирождённым акцентом (пример А. Сабаляускаса).

О городе Турку, «ерах» и «ерях»

Этимологизируя исконные слова в языке, мы опирались обычно на систему фонетических соответствий в родственных индоевропейских языках. Обращаясь к заимствованной лексике, мы должны иметь в виду уже не фонетические соответствия, а фонетическую субституцию.

Разницу между этими двумя явлениями можно понять на следующем русско-литовском примере. Русский глагол быть(др. – русск. быти) находится в исконном родстве с литовским глаголом būti[бý:ти] ‘быть’. Гласные ыи ūв корне этих глаголов отражают обычные фонетические соответствия (см. таблицу стр50), как и в случаях дымъ – dūmai[дý:май] ‘дым’ (множественное число), сынъ – sūnus[су: нýс] ‘сын’ и т. п. А вот литовское слово buitis[буйтúс] ‘быт’ нельзя считать исконно родственным русскому быт, потому что соотношение [уй] – [ы] отражает не родственные фонетические соответствия, а случаи фонетической субституции при заимствованиях из славянских языков в литовский: русск: мыло → литовск. muilas[мýйлас] ‘мыло’; др-русск. тынъ→ ст. – литовск. tuinas[туýнае] ‘тын’.

В процессе фонетической субституции славянские звонкие согласные при заимствовании в финский язык передаются соответствующими глухими; * долбто(русск. долото) → финск. taltta[тáлтта] ‘долото’; лъжька(русск. ложка) → финск. lusikka[лýсикка] ‘ложка’; търгъ(русск. торг) → финск. Turku[тýрку] (топоним).

Приведённые примеры интересны не только в том отношении, что в них славянские звонкие переданы финскими глухими согласными. Изучение заимствованной лексики помогает не только этимологам, но и историкам языка. Заимствованные слова сохраняют подчас такие фонетические и иные особенности, которые уже давно были утрачены в языке-источнике. Взять хотя бы древнерусское слово лъжька. В результате фонетических преобразований на русской почве ( лъжька→ ложка) «ер» ( ъ) в этом слове превратился в гласный полного образования о, а «ерь» ( ь) исчез как в произношении, так и в написании. Когда-то в древности «ер» произносился как краткое [у], а «ерь» – как краткое [и]. Финское заимствование lusikkaчётко отражает это древнее произношение. В других, более сложных, случаях подобного же типа анализ заимствованной лексики позволяет лингвистам проверять правильность реконструкций, которые относятся ещё к дописьменной эпохе.

Ещё немного о фонетике

В большинстве случаев слова заимствуются из одного языка в другой не поодиночке, а более или менее значительными группами. Так, в истории русского языка можно заметить целые слои греческих, старославянских, немецких, тюркских и иных заимствований. Каждый из этих слоев отличается какими-то присущими ему (а иногда только ему) фонетическими особенностями, которые в какой-то мере передают специфику звукового строя языка-источника.

Например, русские слова тюркского происхождения (тюркизмы) характеризуются двумя важными фонетическими признаками: 1) гармонией гласных и 2) ударением на последнем слоге. Гармония гласных проявляется в том, что во втором и последующих слогах могут стоять не любые, а лишь определённые гласные. Их качество определяется тем, какой гласный стоит в первом слоге.

У русских тюркизмов гласные начального и последующего слога или слогов часто оказываются одинаковыми: арбá, бахчá, чабáн (а-а), кизúл, кúшмиш (и-и), сундýк, тулýп, чубýк (у-у).Из других сочетаний нередко встречаются у-а (зурнá, кумáч, кушáк), а – у (арбýз, табýн, аýл), а-ы (балык, арык, барыш).Во всех приведённых примерах, наряду с гармонией гласных, мы наблюдаем также последовательно встречающееся ударение на последнем слоге.

Место ударения важно не только при определении языка-источника. Иногда оно помогает также определить конкретные пути заимствования слова, указывая на язык-посредник.

Многие слова латинского и греческого происхождения проникли к нам через новые европейские языки. В ряде случаев ударение на конечном слоге может говорить о французском посредничестве в процессе заимствования слова. Ударение же на предпоследнем слоге, расходящееся с обычным местом ударения в других европейских языках, нередко является аргументом в пользу польского посредничества.

Что было раньше – зонт или зонтик!

Мы уже видели, что заимствованные слова существенно меняют свой фонетический облик при переходе из одного языка в другой. Язык стремится переделать на свой лад иноземных «гостей» также и в словообразовательном отношении. Например, голландское слово zondek[зóндек] ‘тент, навес от солнца’ [94]94
  Голландский язык находится в близком родстве с немецким. Сравните в связи с этим немецкие слова Sonne[зóне] ‘солнце’ и decken[дéкен] ‘покрывать’.


[Закрыть]было заимствовано в русский язык в форме зондек. Затем, под влиянием образований с уменьшительным суффиксом – ик( типа носик, мостик), это слово было переделано в зонтик. И только после этого, по аналогии с парами носик – нос, мостик – мост, хвостик – хвост, от зонтикбыло образовано существительное зонт. Таким образом, вопреки всякой логике, уменьшительное зонтикпоявилось в русском языке раньше, чем слово зонт.

Подобное явление имело место также в случаях со словами флягаи гармонь. Немецкое слово Flasche[фляше] ‘бутылка’ при заимствовании (через польское посредство) превратилось в фляжку. Но поскольку существительные на – жкасоотносятся в русском языке с образованиями на – га( бражка – брага, книжка – книга, дорожка – дорога), от слова фляжкабыло образовано новое существительное – фляга. Интересно отметить, что с точки зрения словообразовательных норм русского языка мы должны рассматривать слова зонтики фляжкакак уменьшительные к зонти фляга, то есть как слова, образованные от них. В действительности же, как мы видели, словообразовательный процесс развивался в прямо противоположном направлении. Такое явление в истории языка называется регрессивной деривацией (обратным словопроизводством).

Примером регрессивной деривации может служить и наше слово гармонь, которое также было образовано путем вычленения простой основы из более сложной: в слове гармоника(от греческого harmonikos[хармоникóс] ‘созвучный, гармоничный’) конечное – кабыло воспринято как суффикс, отбросив который, мы и получим нашу гармонь.

Слова-«гибриды»

Однако, хотя язык и стремится ассимилировать иноязычную лексику, максимально приблизив заимствованные слова к своим собственным нормам, очень часто заимствования сохраняют яркие признаки своего иноземного происхождения. Особенно отчётливо это проявляется в суффиксальной части слова. Взгляните на таблицу с некоторыми из наиболее харакгериых иноязычных суффиксов.

Суффикс	Примеры	Язык[95]95   Язык-источник или язык-посредник. [Закрыть]
– тор	дик-тор, лек-тор, трак-тор	латинский
– ист	соф-ист, хор-ист, стат-ист	греческий
– инг	смок-инг, спинн-инг, мит-инг	английский
– аж	баг-аж, экипаж, монт-аж	французский
– из-ир [96]96   Сложный суффикс, на который наслаивается и русский суффикс – ова-. [Закрыть]	идеал-из-ир-овать, сигнал-из-ир-овать	немецкий [97]97   В самом немецком языке этот суффикс французского происхождения. [Закрыть]
– илья-	мант-илья, сегид-илья	испанский
– ина	балер-ина, мандол-ина, кават-ина	итальянский

Из таблицы видно, что некоторые из наиболее ярко выраженных иноязычных суффиксов могут подсказать этимологу, где следует искать чужеземные истоки исследуемого им слова. И действительно, очень часто именно «экзотический» суффикс является наиболее весомым аргументом, свидетельствующим в пользу заимствованного характера анализируемого слова. Однако спешить с выводами не нужно.

Слово яровизатор, например, содержит в себе иноязычные суффиксы – из– и – тор, а образовано оно на исконно славянской основе яров– (сравните: яровые). Глагол военизироватьс немецкими суффиксами – из-и – ир– также образован на славянской основе (сравните: военный). С помощью греческого суффикса  – иств русском языке были образованы такие слова, как значкист, очеркист, хвостист. Ни одного из них никогда не было в греческом языке. Ничего французского (кроме суффикса, разумеется) нет в таких русских словах, как сенаж [98]98
  Это слово примерно с середины прошлого века стали часто употреблять наши печать и радио. Образовано оно от существительного сенос помощью суффикса – аж.


[Закрыть]и подхалимаж.

Подобного рода слова-«гибриды» образуются также и с помощью приставок иноязычного происхождения: архи плут, протобестия(по модели: архиерей, протопопи т. п.). Вспомните слова городничего из «Ревизора» Гоголя:

«Что… архиплуты, протобестии, надувалы мирские! жаловаться?..»

Следовательно, даже при наличии явно заимствованного суффикса или приставки этимолог ещё не может сделать категорического вывода о заимствованном характере слова в целом. В каждом отдельном случае необходим тщательный и всесторонний анализ этимологизируемого слова, ибо слова-«гибриды» могли возникать не только во времена гоголевского городничего, но и в более отдалённые периоды истории русского языка.

Можно ли сделать из мухи слона?

Прежде чем ответить на этот вопрос, несколько уточним его. Речь идёт не о том, чтобы из настоящей мухи сделать настоящего слона. Ясно, что для подобного превращения у мухи будет маловато «строительного материала». А вот не может ли слово со значением ‘муха’ превратиться в слово, которое имело бы значение ‘слон’? Можно ли в этом смысле сделать из ‘мухи’ ‘слона’?

К сожалению, ‘муха’, наверное, и в этом случае не подойдёт. А вот, например, ‘лев’ – пожалуйста! В тюркских языках есть слово arslan[арслáн] ‘лев’. В форме aryslan[арыслáн] или близкой к ней это слово проникло в древнерусский язык в виде имени собственного Руслан. В ряде тюркских языков слово лев выступало в более простой форме: aslan[аслáн]. Поскольку о таких экзотических животных, как львы и слоны, наши предки знали лишь понаслышке, в процессе заимствования произошла путаница: тюркское aslan‘лев’ в славянских языках превратилось в слово слон.

Кстати, при заимствовании слов не только ‘лев’ может превратиться в ‘слона’, но и ‘слон’ в… ‘верблюда’. В частности, русское слово верблюдявилось результатом сложной серии заимствований из одних языков в другие. А у этимологических истоков нашего верблюдаоказывается древнеегипетское слово со значением ‘слон’.

Пижон и дог

Если ‘лев’ в процессе заимствования может превратиться в ‘слона’, а ‘слон’ – в ‘верблюда’, то есть ли вообще какие-нибудь семантические закономерности, которые проявлялись бы при заимствовании слов из одних языков в другие? Оказывается, есть.

Одна из важнейших закономерностей такого рода – это сужение значения слов при заимствовании. Например, слово балыкв тюркских языках имеет значение ‘рыба’, изюм(üzüm) – ‘виноград’, а соответствующие русские заимствования означают: ‘вяленая спинка красной рыбы’ и ‘сушёный виноград’. Эти изменения семантики вполне естественны. Они отражают историю древней торговли, свидетельствуют о том, что слова бапыки изюмпроникли к нам из южных и восточных стран вместе с соответствующими продуктами. И откуда было знать нашим предкам, что приезжие купцы называют словом балыкне только привозимую ими вяленую рыбу, а словом изюм – не только сушёный виноград?

Слово дилижанспришло к нам из французского языка. Но откройте французско-русский словарь – и вы увидите, что франц. diligence[дилижáнс] означает ‘проворство’ и ‘прилежание’. И далеко не все словари дают (как устаревшее) значение ‘дилижанс’, которое во французском языке появилось на базе словосочетаний типа faire diligence[фер дилижáнс] ‘спешить’. Из всех значений слова diligenceв русский язык было заимствовано лишь одно, причём вторичное. Таким образом, и здесь налицо сужение значения слова в процессе его заимствования.

Слово пижонтакже французского происхождения. Во французском языке pigeon[пижóн] означает ‘голубь’. В русский язык проникло одно из переносных значений французского слова. ‘'простофиля, глупец’, но вряд ли вы найдёте там привычное для нас значение ‘франт, пижон’.

Слово догв русском языке, как известно, означает особую породу собак, а в языке-источнике (каким в данном случае является английский язык) dog[дог] – это ‘собака’ вообще.

Футбольный термин пенальти в русском языке означает лишь ‘одиннадцатиметровый штрафной удар’, а в английском языке penalty[пéнэлти] имеет более широкое значение: ‘наказание’ или ‘штраф’ вообще, а не только на футбольном поле.

Таким образом, сужение значения слова – одна из наиболее существенных семантических закономерностей, проявляющихся в процессе заимствования.

Моржи в Африке

Когда этимолог обращается к анализу заимствованной лексики, он обязан принимать во внимание также и внеязыковые факторы. Проблема «Слова и вещи» существует не только в области изучения исконной лексики. При изучении заимствований нужно учитывать также хронологические и географические данные. Если высказывается предположение о том, что анализируемое слово было заимствовано тогда-то и из такого-то языка, то этимолог должен при этом доказать, что в это время заимствование из данного языка действительно было возможным.

Очень часто слова заимствуются вместе с соответствующими предметами или в процессе первого ознакомления, например, с животными или растениями. Во всех случаях подобного рода реалии не должны противоречить географическим данным. Например, было бы довольно странным, если бы мы происхождение слов кенгуруили апельсинпытались объяснить на материале эскимосского языка, а слово моржэтимологизировали бы, исходя из данных какого-нибудь языка Центральной Африки.

О том, к чему приводят нарушения этих принципов этимологизации заимствований, достаточно ясное представление могут дать примеры, относящиеся к происхождению слов малахайи мерин.

О малахае

Выдающийся русский лингвист А. И. Соболевский высказал как-то предположение том, что слово малахайпроисходит от греческого malachion[малáхион] ‘проскурняк’ (название растения). Сходство в звучании здесь действительно налицо. Но как быть со значением столь непохожих слов? Семантическое развитие, предполагавшееся автором этой этимологии, никак нельзя признать правдоподобным:

‘растение проскурняк’ → ‘особого рода шапка’ → ‘малахай’.

Совершенно ясно, что с помощью таких «реконструкций» можно доказать всё, что угодно.

На самом деле малахайимеет в русском языке иное происхождение. Если обратить внимание на фонетический облик этого слова, то бросается в глаза обычная для заимствований из тюркских и монгольских языков гармония гласных, а также конечное ударение. Кроме того, впервые в памятниках русской письменности малахайвстречается в Якутских актах XVII века, а также в других актах, связанных с Сибирью.

Отмеченные фонетические особенности и область древнейшего распространения слова малахай заставляют искать его источник не на западе, а на востоке. И действительно, учёные-языковеды обнаружили в монгольском языке слово малгайсо значением ‘шапка’.

Откуда пришёл мерин?

Другое слово восточного происхождения, истоки которого долгое время пытались отыскать на западе и на северо-западе, – это мерин.

Поскольку в древнеисландском языке существовало слово merr– [мер] ‘кобыла, кляча’, в какой-то степени сходное со словом меринв звуковом и в семантическом отношении, некоторые учёные (например, А. Г. Преображенский) стали считать, что русское слово было когда-то заимствовано у варягов [99]99
  Народ германского происхождения, живший на северном побережье Балтийского моря (Скандинавия).


[Закрыть]. К тому же в сербском языке было отыскано слово марва‘скот’, в польском – marcha[мáрха] ‘кляча’, в чешском – mrcha[мрха] ‘дохлятина, падаль, кляча’ и т. п., которые также пытались привлечь в качестве аргументов в пользу изложенной гипотезы.

Однако у этого объяснения имелся целый ряд весьма слабых пунктов. Фонетическое сходство сопоставляемых слов далеко не столь очевидно, оно вполне могло явиться результатом случайного совпадения. Кроме того, слово меринвсегда только мужского рода, а остальные приведённые слова со значениями ‘кобыла’ и ‘кляча’ обязательно женского рода.

Это возражение является очень важным, так как мужской и женский род в названиях животных обычно резко разграничивался как в русском, так и в других славянских языках. Это разграничение нашло своё отражение, в частности, в том, что названия домашних животных (и отчасти птиц) мужского и женского рода, почти как правило, образуются в славянских языках от разных корней. Сравните русские слова: бык – корова, жеребец – кобыла, кабан – свинья, баран – овца, селезень – уткаи др. Трудно допустить, чтобы эта явная закономерность оказалась нарушенной в случае со словом мерин.

Наконец, история культуры говорит нам о том, что коневодство и некоторые относящиеся к нему термины были связаны с востоком. Восточное (тюркское) происхождение слова лошадьи таких, например, названий мастей, как буланыйили каурый, было уже давно установлено учёными. Как только взгляды этимологов обратились на восток, вопрос о происхождении слова мериноказался решённым быстро и совершенно надёжно.

В монгольском языке есть слово морь‘конь’, которое в древнемонгольском имело форму morin[мóрин], а в одном из современных монгольских языков – в калмыцком – это же слово засвидетельствовано в форме mörin[мёрин]. Поскольку здесь перед нами почти полное фонетическое и семантическое совпадение между словами, подкреплённое к тому же известными фактами распространения коневодства с востока на запад, монгольское происхождение русского слова меринв настоящее время ни у кого не вызывает сомнений.

Итак, мы убедились, что вопрос о происхождении заимствованных слов – это один из наиболее интересных и в то же время сложных разделов в работе этимолога. Здесь так же, как и при этимологизировании исконно русских слов, исследователь постоянно опирается на определённые закономерности фонетического, словообразовательного и семантического характера, которые проявляются при заимствовании слов из одного языка в другой.

Вместе с тем нужно отметить, что изучение многочисленных иноязычных заимствований до сих пор остаётся одной из наименее разработанных областей этимологической науки.

Глава семнадцатая
Этимологические дублеты

Слова, с которыми мы постоянно сталкиваемся в нашей повседневной жизни, находятся в сложных, зачастую даже причудливых и совершенно неожиданных родственных отношениях между собой. В одних случаях эти родственные связи могут быть прослежены в рамках одного языка. Так, например, слово оскоминаоказывается в близком родстве с глаголом щемить. В диалектах русского языка встречается глагол скомить‘болеть, щемить, ломить’, который отличается от щемить(из *скемить) только своим корневым гласным (известное уже нам чередование е/о).

В других случаях в языке сталкиваются находящиеся в ближнем или дальнем родстве исконное и заимствованное слова, например, русские слова сторона, волость, горожанини старославянизмы страна, власть, гражданин. Или (более сложный случай) исконное славянское семяи заимствованное слово семинар, восходящее, в конечном счёте, к латинскому seminarium[се: минá:риум] ‘рассадник, питомник’ – производному от sēmen[сé:мен] ‘семя’. Латинское же semenполностью соответствует нашему семен-и.