412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Откупщиков » К истокам слова. Рассказы о науке этимологии » Текст книги (страница 21)
К истокам слова. Рассказы о науке этимологии
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 06:15

Текст книги "К истокам слова. Рассказы о науке этимологии"


Автор книги: Юрий Откупщиков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Причуды семантики

В главах, посвященных семантике, нас в первую очередь интересовали общие закономерности, которые проявляются при изменениях значения слова. Но, к сожалению (для этимологов, а не для языка!), далеко не во всех случаях семантическое развитие подчиняется одним и тем же закономерностям. Очень часто история слова дает нам примеры того, как одинаковые исходные данные приводят к весьма различным, подчас – даже противоположным результатам.

Так, например, русские прилагательные мелкийи крупныйотражают близкую семантическую модель, в основе которой лежит значение ‘толочь’: 1) ‘толочь’ → ‘толчёное (зерно)’ → ‘крупа; мука’ → ‘мелко размолотый’ (слово мелкий); 2) ‘толочь’ → ‘толчёное (зерно)’ → ‘крупа; мука’ → ‘крупно размолотый’ (слово крупный).

Для первого прилагательного исходным был глагольный корень *mel-/*mol– (сравните: молоть). Во втором случае производные с простым глагольным корнем были утрачены в языке, но близость к первой модели подтверждается такими древнерусскими словами, как крупыи‘мелкий’ (!) и крупљти‘мельчать’. Очевидно, что противопоставление прилагательных мелкийи крупныйотражает различные результаты размельчения зерна: мелкое – это зерно молотое, а крупное – лишь раздробленное в крупу(слово, находящееся в родстве с сербскохорватским глаголом крушити‘раздроблять’). Примером в реалиях здесь может послужить приготовляемая из ячменя ячневая крупа и ячневая мука.

При сопоставлении двух родственных слов – русского благой‘добрый, хороший’ и литовского blogas[блó:гас] ‘плохой’ – мы убеждаемся, что одно и то же (по своему происхождению) слово может приобрести в разных языках прямо противоположные значения. Кстати, такие русские слова и выражения, как блажнойили кричать благим матом, отражают значения более близкие к литовскому blogas, чем к русскому благой.

Другим примером столь же резкого расхождения значений может служить такая пара слов, как древнерусское поносити‘ругать, оскорблять’ и сербское понóсити‘гордиться’. Немецкое слово Knecht[кнехт] ‘слуга’ находится в самом близком родстве с английским knight[найт] ‘рыцарь’, а немецкое Knabe[кнá:бе] ‘мальчик’ с английским knave[нейв] ‘мошенник’.

Во всех рассмотренных нами примерах факт родства или наличие семантической связи между приведёнными словами можно установить с помощью различных «промежуточных звеньев». Но сколько в каждом языке можно найти таких случаев, когда эти «промежуточные звенья» оказались утраченными и мы сталкиваемся лишь с конечными результатами семантических расхождений? К сожалению, это вопрос, который гораздо легче задать, чем на него ответить. И именно здесь этимолог сталкивается с наиболее серьёзными затруднениями в процессе анализа семантической истории слова.

Метафора, табу, эвфемизм

Слова в языке употребляются не только в их прямом, но и в переносном смысле. Причём нередки случаи, когда в прямом своём смысле слово перестаёт употребляться, сохраняя лишь вторичное, то есть переносное значение. Это, как правило, приводит к тому, что слово утрачивает свои очевидные этимологические связи в языке. Этимология слова оказывается замаскированной его новым значением.

Метафора (от греческого metaphora[метафорá:] ‘перенос’) в различных её видах – довольно распространённое явление в языке. Возьмём хотя бы русский глагол стрелять, этимологически означающий ‘метать стрелы’. Впоследствии значение этого глагола было перенесено на стрельбу из различных видов огнестрельного оружия. Но этим употребление глагола стрелятьв переносном значении далеко ещё не было ограничено. Сравните использование этого глагола, например, в таких словосочетаниях: стрелять глазами, стрелять папиросы, стрелять кнутом(издавая звук, подобный выстрелу), стреляет в ухе(о резких коротких болевых ощущениях). А теперь представьте себе, что глагол стрелятьдошёл бы до нас только в одном из его переносных значений – допустим, в значении ‘просить, выпрашивать’ ( стрелять папиросы). Легко ли в этом случае было бы установить этимологию глагола стрелять? А ведь такого рода случаев в истории языка, по-видимому, было немало!

Одним из типов метафоры является такой перенос значения, при котором происходит расширение или сужение этого значения. Так, французский глагол arriver[аривé], с точки зрения его этимологии, означает ‘достигнуть берега’ (по-французски rive[рив] – ‘берег’), но он приобрёл в языке более широкое значение: ‘прибыть’. Другой французский глагол – traire[трэр] ‘доить’ восходит к латинскому trahere[трáхере] ‘тащить, тянуть’. Следовательно, здесь в семантической истории слова, напротив, произошло сужение его значения.

Мы очень мало знаем о древнейших этапах в истории многих слов, особенно – о таких явлениях, как уходящие в глубь веков случаи языкового табу, то есть запрета употреблять определённые слова вследствие различных религиозных верований, суеверий и т. п. Например, во многих индоевропейских языках не сохранилось древнего названия медведя. Вместо него употребляются всевозможные «смягчённые» выражения или эвфемизмы (от греч. eu[эу] ‘хорошо’ и phēmi|фе: мú] ‘говорю’): русское медведьбуквально значит ‘медоед’, немецкое Bär[бер] – ‘бурый’. В языке русских охотников медведя называют то просто зверем, то хозяином. В чешском языке можно найти ещё одно интересное название медведя: brtnik[бртни: к] ‘бортник, пчеловод’.

Древнее индоевропейское название змеи в русском и в других славянских языках сохранилось лишь за безобидным ужом. А на название ядовитых пресмыкающихся было наложено табу; хочешь их назвать – употреби эвфемизм: змея, то есть ‘земная, земляная’.

Эвфемизмы благополучно продолжают существовать и в наш век атомной энергии и космических полётов. Мы ещё не забыли возникших в разное время эвфемистических слов и выражений, которые употреблялись и отчасти употребляются до сих пор, например, вместо глагола умер: скончался, протянул ноги, отдал богу душу, преставился, сыграл в ящик, загнулся, дал дуба, приказал долго житьи т. п.

Эвфемизмы нового времени обычно больших затруднений у исследователя не вызывают. Но чем дальше в глубь веков, тем труднее этимологу разобраться в тех сложных семантических «джунглях», которые вырастают на его пути вследствие действия табу и эвфемистического словоупотребления.

Наши предки шутят

Судя по языковым данным, наши далёкие предки в достаточной мере обладали чувством юмора. В частности, об этом свидетельствуют случаи, когда ироническое словоупотребление оказывается источником этимологии слова. Так, итальянское и испанское testa[тéста], а также французское слово têt [тет] ‘голова’ (и ‘разум’) этимологически восходят к латинскому testa‘черепок, горшок’. Аналогичное явление имело место в немецком языке, где прежнее слово Haupt[хáупт] в значении ‘голова’ уже сделалось архаизмом, который был вытеснен словом Kopf[копф] ‘голова’, этимологически родственным английскому cup[кап] ‘чашка’. Сюда же можно отнести некоторые русские просторечные выражения типа котелок не варит. С той, правда, разницей, что слово котелоксохранило в качестве основного значение ‘небольшой котел’ а со значением ‘голова’ выступает только в определённых просторечных сочетаниях.

Ещё во времена Петра I слово рукоприкладствоозначало действие, когда государственный чиновник прикладывал руку к бумаге, если неграмотный проситель не мог этого сделать сам. Выражения типа к сему руку приложил такой-тодолго ещё держались в русском языке. Но вот какой-то шутник употребил слово рукоприкладствоприменительно к случаю, когда чья-то рука была приложена отнюдь не к бумаге… Так у итого слова возникло его новое значение, а старое потом было постепенно забыто.

Ироническое словоупотребление, лежащее в основе семантического изменения, – вот ещё один «риф», который необходимо принимать во внимание и старательно обходить в процессе этимологического исследования.

Этимология и омонимы

Омонимия – весьма распространённое языковое явление: рысь(‘бег’) и рысь(‘животное’), рубка(леса) и рубка(корабля), стан(‘туловище’) и стан(‘стоянка’), шпик(‘сало’) и шпик(‘шпион’) и т. д. Написание омонимов может быть и различным. Особенно это характерно, например, для английского языка: meet[ми: т] ‘встречать’ и meat[ми: т] ‘мясо’, night[найт] ‘ночь’ и knight[найт] ‘рыцарь’, incite[инсайт] ‘подстрекать’ и in sight[ин сайт] ‘в поле зрения’ и т. п. Хотя немало таких пар и в русском языке: луги лук, коди коти др. Встречаются омонимы, разумеется, и при сопоставлении слов из разных языков. Так, русское слово паникасозвучно литовскому диалектному (в произношении) слову panieka[пáни: ка] ‘презрение’. Но между ними нет ничего общего. Паника – слово греческого происхождения, образованное от имени лесного бога Пана. В литовском же слове начальное pa– является приставкой, а niekasозначает ‘никто, ничто’.

Причины возникновения омонимии в языке могут быть различными. Иногда один из омонимов является заимствованным словом, а другой – исконным. Так, слово брак‘изъян’ было заимствовано в Петровскую эпоху из германского (сравните немецк. Brack‘брак, изъян’ – к brechen[брéхен] ‘ломать’), а брак‘супружество’ – это исконное славянское слово, образованное от глагола братьтак же, как знакот знать. Правда, здесь также возможно заимствование, но «внутриславянское» (из старославянского языка).

В древнерусском языке и в диалектах современного русского языка мы можем встретить слово болóньяболóнье) ‘заливной луг’, этимологически родственное слову болото. Но вот в 60-е годы XX века в русском языке появилось новое слово болонья‘вид плаща’ – что буквально на наших глазах привело к появлению омонимии в диалектах русского языка.

Другой возможный случай представляют собой омонимы, возникшие в результате калькирования. Английское слово knot[нот] ‘узел’ приобрело в языке моряков значение меры скорости. Под влиянием английского языка в русском языке также слово узелприобрело его второе значение. Иначе говоря, омонимия ( узел веревкии yзел – мера скорости) возникла в русском языке в результате калькирования английского слова knotв его втором значении.

Омонимия может возникнуть также в результате фонетических изменений, которые приводят к тому, что фонетический облик одного слова, изменившись, совпадает с другим, которое не связано с ним этимологически. Возьмём в качестве примера русские глаголы жать (жму)и жать (жну). Здесь совпадение в неопределённой форме (жать) – вторичного происхождения. В одном случае жатьвозникло из *gem-ti, а в другом – из *gen-ti. Праславяиское – em– и – en– изменилось в «юс малый» (ѧ), который закономерно дал в обоих случаях ас изменением предшествующего *gв ж.Кстати, как показывают родственные индоевропейские языки, начальное *g(→ ж-) у обоих глаголов – также различного происхождения: в одном случае (жму) – это индоевропейское *g-, а в другом (жну) – *gh-.

Но самый трудный случай омонимии и самый важный для этимологии – это омонимия, возникающая па базе многозначности слова (полисемии). Очень часто разные значения одного и того же слова расходятся между собой столь далеко, что смысловая связь между этими значениями утрачивается и мы начинаем считать, что перед нами два самостоятельных слова, лишь случайно совпавших в своём звучании.

Искусство этимолога часто проявляется именно в том, что он находит то связующее звено, которое позволяет говорить об общности происхождения двух кажущихся омонимов, проливая тем самым свет на этимологию одного из них. Что, например, общего между глаголами пою(лошадь) и пою(песню)? Между тем О. Н. Трубачёв высказал остроумное предположение, что второе слово возникло на основе первого. Глагол пою‘даю пить’ в языческих обрядах древних славян мог означать ‘совершаю возлияния’ (богам), то есть буквально: как бы ‘даю пить (богам)’ Эти религиозные возлияния сопровождались песнопениями, которые постепенно стали обозначаться тем же самым словом (отсюда: пою песню).

Рассмотренные нами случаи ассимиляции и диссимиляции, гаплологии и синкопы, метатезы, метафоры и омонимии обладают одним общим свойством: они отражают разного рода нерегулярные явления в языке. Эти явления (или точнее: их вероятность) нельзя заранее предусмотреть.

В то же время этимолого должен постоянно считаться с возможностью столкновения с одним из тех «рифов», рассмотрению которых и была посвящена настоящая глава.

Глава двадцать третья
Спорные этимологии

Откройте любой этимологический словарь русского языка – и вы убедитесь, что происхождение многих русских слов до сих пор остается неясным. Нередко авторы словарей прямо пишут об этом: «происхождение неясно» или «надёжной этимологии у слова нет».

В других случаях фактическое отсутствие какого бы то ни было объяснения скрывается за внушительным перечнем славянских или индоевропейских соответствий, которые, однако, мало что объясняют и в свою очередь нуждаются в этимологическом истолковании.

Наконец, такие определения, как «восточнославянское» или «общеславянское индоевропейского происхождения», если они не сопровождаются конкретным этимологическим анализом, как правило, не проясняют вопроса о происхождении интересующего нас слова.

Во многих случаях, особенно в подробных этимологических словарях А. Г. Преображенского и М. Фасмера, приводится не одно, а два или несколько различных объяснений, касающихся этимологии слова. При этом сам автор словаря иногда воздерживается от того, чтобы отдать предпочтение одному из объяснений, а в некоторых случаях даже пишет, что ни одно из них не может быть признано удовлетворительным.

Об очевидном в науке
 
Ведь каждый день пред нами солнце ходит,
Однако ж прав упрямый Галилей…
 
А. С. Пушкин

Можно ли считать, что отсутствие полной очевидности и определенности в решении многих этимологических вопросов является недостатком этимологической науки? В известном смысле – да. Чем меньше в науке остаётся «белых пятен», тем, следовательно, дальше шагнула она в своём поступательном движении вперёд. Но эти «белые пятна» не могут исчезнуть окончательно. Если всё станет совершенно очевидным и ясным, то науке просто нечего будет делать. А до тех пор, пока существуют непознанные области, учёные будут выдвигать различные – подчас противоречащие друг другу – гипотезы. Вспомните хотя бы, сколько самых разнообразных гипотез было в своё время предложено по вопросу о таинственных «каналах» на Марсе или о структуре лунной поверхности!

Наука в своём развитии не раз опровергала самые, казалось бы, неоспоримые и очевидные истины. Разве не представляется совершенно «очевидным» факт движения Солнца по небесному своду? В течение многих тысячелетий человек считал, что Солнце вращается вокруг Земли. Эти древние представления нашли своё отражение в самых различных языках земного шара. Мы до сих пор говорим о том, что Солнце восходити заходит, хотя давно уже знаем, что не Солнце движется вокруг Земли, а, наоборот, Земля вращается вокруг Солнца.

Хорошо известно, что нет ничего обманчивее кажущейся очевидности. Многие великие научные открытия начинались с того, что самые общепризнанные и, казалось бы, очевидные факты подвергались сомнению и анализировались под критическим углом зрения. Гелиоцентрическая система мира, которую научно обосновал великий польский астроном Н. Коперник, могла появиться только в результате полного отрешения от привычных представлений о неподвижности Земли и о движении Солнца и звёзд по небесному своду.

Научный подвиг Магеллана, корабли которого совершили первое кругосветное плавание, был бы невозможным, если бы выдающийся мореплаватель руководствовался наиболее распространённым в его годы и «очевидным» представлением о плоской форме Земли. «Коперник геометрии» – великий русский математик Н. И. Лобачевский явился создателем новой геометрической системы, коренным образом изменившей наши представления о природе пространства. Но для создания своей системы Лобачевский должен был отказаться от целого ряда очевидных положений. В частности, он отказался от аксиомы о том, что через точку, лежащую вне прямой, можно провести в той же плоскости только одну прямую, которая не пересекает данной.

Таких примеров, когда сомнение в очевидных, на первый взгляд, фактах приводило в конечном счёте к выдающемуся открытию, можно привести из истории науки множество. Недаром Карл Маркс в анкете, предложенной его дочерьми, на вопрос «Каков ваш любимый лозунг?» ответил: «Подвергай всё сомнению!»

Этимологические гипотезы

Новые этимологические объяснения нередко также появляются в результате отказа от какой-то очевидной или, по крайней мере, общепризнанной точки зрения. Мы уже имели возможность убедиться в ошибочности этимологических сопоставлений типа немецкое habe‘имей’ – латинское habe‘имей’, несмотря на кажущуюся «очевидность» приведённого сопоставления, которое, казалось бы, оправдано полной фонетической и семантической тождественностью этих слов.

Поскольку всякое сложное этимологическое исследование обязательно бывает связано с фонетическим, словообразовательным и семантическим анализом, не удивительно, что выводы, полученные в каждом из этих аспектов исследования, могут противоречить друг другу. Это один из наиболее распространённых источников появления различных, часто исключающих одна другую этимологий.

Если вы в двух этимологических словарях русского языка встретите два разных объяснения одного и того же слова, то не думайте, что один из авторов обязательно чего-то не знает или чего-то не понял (хотя не может быть исключена и такая возможность). Во многих случаях подобные расхождения объясняются неодинаковой оценкой одних и тех же фактов, известных обоим авторам. Ведь если самые эти факты противоречивы, то далеко не всегда можно с достаточной лёгкостью определить, какие из аргументов «за» и «против» следует признать более убедительными. Одни исследователи придают большее значение аргументам «за», другие – «против». В итоге появляются различные точки зрения на вопрос о происхождении того или иного слова, и эти точки зрения могут быть оформлены в качестве двух или нескольких спорных гипотез.

Чья невеста лучше?

Возьмём пример с этимологией слова невеста(в древнерусском языке – невљста). Конечное – тав этом слове – суффиксального происхождения. Легко вычленяется из слова и отделяется от древнего корня также начальное не-. В корне – вљс– звук с появился в результате изменения первоначального дперед т(сравните бре-д-у – брес-ти, кра-д-у – кра-с-ть, е-д-им – е-с-ти т. п.). В этом учёные единодушны. Но какое значение имел восстановленный в результате фонетического и словообразовательного анализа корень вљд-? По этому вопросу мнения этимологов резко разошлись. В чём же причина этих расхождений?

С фонетической точки зрения, наиболее убедительной представляется этимология, согласно которой слово невљставосходит к форме *не-вљд-та‘неизвестная’ (к глаголу вљдать‘знать’). В пользу этого объяснения можно привести и такое древнерусское слово, как изевљст(ый)‘известный’.

Но против этимологии невљста‘неизвестная’ говорят факты семантического порядка. Во-первых, как показывает анализ родственных языков, корень глагола вљдать – в отличие от знать – в древности употреблялся лишь применительно к вещам, а не к людям. Во-вторых, ни в одном языке сторонники этой этимологии не смогли обнаружить названия невесты или молодой жены (сравните русск. невестка) с исходным значением ‘неизвестная’.

В семантическом плане гораздо более убедительной выглядит другая этимология слова невеста, возводящая его к форме *нево-вед-та‘новобрачная’. Корень вед– в значении ‘жениться’ известен в литовском языке: vedu[вядý] ‘женюсь’, vesti[вясти] ‘жениться’. В древнерусском языке тот же самый корень выступает с огласовкой о: водити жену‘жениться’. В целом ряде языков производные этого корня имеют значение ‘невеста’. А литовское диалектное слово nauveda[наувядá] ‘новобрачная’ как по своей структуре, так и по значению полностью соответствует древнерусскому слову невеста.

Но и у этой этимологии имеются слабые стороны, В частности, при таком объяснении не совсем понятным является корень вљд– в слове невеста, где мы встречаем гласный љ(«ять») – при наличии простого еу глагола веду, вести. Не совсем ясным представляется также изменение начального нево– (сравните греч . ne(v)os[нéвос] ‘новый, молодой’) в не– (гаплология?).

Таким образом, фонетический анализ слова невестаговорит скорее в пользу первой из двух изложенных этимологии. В то же время анализ семантический не менее убедительно подтверждает правдоподобность второй этимологии. В зависимости от того, какие из этих аргументов представляются более основательными, учёные и придерживаются одной из рассмотренных этимологии.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю