Текст книги "К истокам слова. Рассказы о науке этимологии"
Автор книги: Юрий Откупщиков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)
Для начала остановимся на сравнительно простом примере, где суффиксы не утратили ещё своей продуктивности. Возьмём слово каракатица(вид морского моллюска со щупальцами в виде коротких ножек), болгарский «родич» которого имеет форму кракатица. Поскольку болгарскому (и старославянскому) – ра– в русском языке обычно соответствует «полногласная» форма – оро– ( враг – ворог, град – город, крава – корова, краста – коростаи т. п.), болгарское слово кракатицаговорит о том, что русское каракатицапроисходит от корокатица(как каравайот коровай).
В слове каракатицамы без труда выделяем уменьшительный суффикс – ица(сравните дева – дев-ица, лужа – луж-ица, кура – кур-ица) и восстанавливаем простое слово * короката. Но в этом «простом» слове можно выделить ещё один суффикс: – ат– (с окончанием женского рода – a). По своей форме слово * корокатапредставляет собой женский род краткого прилагаемого * корокат(ъ), *короката, *корокато, а суффикс – ат– полностью совпадает с суффиксом таких прилагательных, как полосат(ъ), полосата, полосатоили волосат(ъ), волосата, волосато. Но если полосата(полная форма: полосатая) означает ‘имеющая много полос’, волосата– ‘имеющая много волос’, то * короката– ‘имеющая много…’ каких-то «короков». Но в русском языке слова * корокнет. Обратимся за помощью к ближайшим «родственникам». Из только что рассмотренных соответствий мы знаем, что в болгарском языке интересующее нас слово должно иметь форму… Открываем болгарско-русский словарь и действительно находим: крак– ‘нога’.
Таким образом, если слово * корокатадолжно было означать ‘имеющая много ног’, то прибавление к нему уменьшительного суффикса – ицадаёт нам возможность этимологически истолковать слово корокатица(→ каракатица) как ‘многоножка’. Для установления этой этимологии нам пришлось дважды вычленять разные суффиксы, обращая внимание на их значение и находя другие аналогичные образования в русском языке. Не разобравшись в суффиксах, мы не смогли бы разобраться и в этимологии слова каракатица.
Раменское и раменьВ памятниках древнерусской письменности начиная с XV века упоминается большое количество деревень, носящих название Раменьи Раменье. То же самое происхождение имеет и подмосковный город Раменское. Своё название все эти населённые пункты получили от слова рамень‘густой, дремучий лес (обычно еловый)’. Но каково было происхождение самого слова рамень? На этот вопрос ответить очень трудно. Учёные предлагали много различных этимологий слова рамень, но ни одна из них не была признана удовлетворительной.
Попытаемся рассмотреть словообразовательную структуру слова рамень. Из каких морфологических элементов оно состоит? На первый взгляд может показаться, что рам– является корнем этого слова, а – ень– его суффиксом (сравните греб-ень, студ-ень, бред-ень). Так ли это на самом деле?
Среди слов, образованных от рамень, нам известны такие производные, как раменный, раменский, раменье. А вот слова гребень, студень и бреденьтаких производных не имеют. С другой стороны, слово раменныйцеликом совпадает по своей структуре с такими образованиями, как каменныйи пламенный; топоним (название местности) Раменскоеформально ничем не отличается от Знаменское, а слово раменье – от древнерусских форм каменьеи знаменье.
Но слова камень, пламень, знамя(родительный падеж знамен-и), имеющие одинаковые производные со словом рамень, являются образованиями с очень древним суффиксом – мен-, который можно обнаружить также у слов время, племя, семя, темяи др. Некоторые из этих слов имеют достаточно ясную этимологию: семя – к древнерусскому сhти‘сеять’, знамя – к знати(в смысле ‘отличать, замечать’; иначе говоря, знамя – это ‘отличительный знак’), пламеньи пламя– K полhти‘пылать, гореть’.
Итак, нам удалось пока установить, что слово рамень образовано с помощью древнего суффикса – мен– и что оно, по-видимому, может быть сопоставлено с каким-то глагольным корнем (сравните семя – сеять, знамя – знатьи др.) Но с каким же именно?
В древнерусском и отчасти в современном русском языке сохранились такие слова, как pa-тай‘пахарь’ (для ясности сразу же отделяем суффикс от корня), ра-ло‘плуг, соха’, ра-ль’нива, пашня’, ра-тва‘пахота’. Все они образованы от утраченного глагола * рати, варианта другого глагола орать‘пахать’, который до сих пор сохранился в ряде диалектов русского языка. Слово ра-меньтакже было образовано от глагола * рати, и означало оно когда-то совсем не ‘лес’, а ‘пашню’.
О том, как пашня превратилась в лесКак объяснить столь резкое расхождение в значениях слова рамень? Для этого нам необходимо обратиться к фактам древней истории. Когда-то наши далёкие предки занимались подсечным земледелием. Жили они в лесах, а для посевов расчищали более или менее обширные участки леса и обрабатывали их. Каждый из распаханных участков подобного типа стал называться раменью. Со временем земля на этих участках истощалась, и древние земледельцы переходили на новые места, где они опять вырубали и выжигали лес, выкорчевывали пни и распахивали землю. Старые участки постепенно вновь зарастали лесом. Эта заросшая лесом пашня продолжала по-прежнему называться раменью. Постепенно название рамень перешло на лес вообще и даже на дремучий лес.
Следы этого семантического изменения сохранились в диалектах русского языка, где рамень – это не просто ‘лес’, а ‘лес, находящийся по соседству с пашней’. Кроме того, в диалектах сохранилось родственное нашей раменислово рама‘пашня возле леса’.
Изложенное этимологическое объяснение слова раменьподтверждается и материалом родственных индоевропейских языков. Например, литовское слово armuo[армýо] ‘пашня’, родительный падеж armens[арьмянс] образовано от глагола arti[áрьти] ‘пахать’ точно так же, как русское раменьобразовано от * рати(= орать) ‘пахать’.
Пример с историей слова раменьпоказывает, какое важное значение в этимологических исследованиях имеет словообразовательный анализ. Он помогает не только установить происхождение неясного слова, но и определить порой совершенно неожиданные пути его семантического развития.
Колотый и колоныйИнтересный детский диалог приведён в книге К. И. Чуковского «От двух до пяти»:
– Лампа уже зажгитá.
– Зачем ты говоришь «зажгитá»? Надо говорить: «зажгинá»!
– Ну вот, «зажгинá»! Зажгёна!
Проблема суффиксального словообразования, вставшая перед этими начинающими лингвистами, совсем не проста. Спор возник вокруг вопроса о том, с помощью какого суффикса, – т– или – н-, образовать нужное причастие. Дело в том, что в русском языке в подобных случаях могут употребляться оба суффикса: разби-т, расколо-т, взя-т; но слома-н, зажже-н, виде-н.
В употреблении того или иного суффикса есть определённые закономерности, но усвоить их сразу бывает нелегко. Кроме того, эти закономерности иногда нарушаются. А в диалектах русского языка имеется большое количество параллельных образований, использующих оба суффикса: моло-т-ыйи моло-н-ый, коло-т-ыйи коло-н-ый, тка-т-ыйи тка-н-ый, рва-т-ыйи рва-н-ыйи т. п.
Этот параллелизм в использовании близких или одинаковых по своему значению суффиксов имеет очень древнее происхождение. Например, в древнерусском языке наряду с существительным пh-н-иезасвидетельствовано пh-т-ие(с тем же значением; сравните слово петух, совпадающее по своему исходному смыслу с украинским пiвень‘пeтyx’,). Латинское слово donum[дó:нум] ‘дар’ образовано с помощью суффикса – n– (как и русское слово да-н-ь), а вот в греческом dōron [дó:рон], как и в русском да-р, в этой же роли выступает другой суффикс: – r-. Да и в самом русском языке для слова да-н-ьмы находим близкое по значению родственное образование: (по) – да-т-ь. В первом случае перед нами выступает слово с древним суффиксом – n-, во втором – t-.
Иногда учёные называют это явление морфологическим чередованием или чередованием суффиксов, в отличие от фонетических чередований типа ру-к-а – ру-ч-ка. Анализ такого рода морфологических чередований может оказать этимологу существенную помощь при определении происхождения многих неясных слов.
Каравай и коротайХорошо известное каждому из нас слово каравайв памятниках древнерусской письменности, как правило, встречается в более древней форме коровай. Учёные уже давно задумывались над происхождением этого слова. Но ответить на вопрос о том, какова его этимология, было нелегко.
По своему звуковому облику коровай [45]45
Здесь и в дальнейшем приводится эта наиболее древняя форма слова. Кстати, ещё совсем недавно – в словарях 30-х годов XX века – написание коровайсоответствовало обычной орфографической норме.
[Закрыть]очень напоминает слово корова. Но как связать между собой значения этих столь различных слов? Оказывается, связать их можно, хотя нужно прямо сказать, что предполагаемая связь выглядит весьма надуманной. Так, например, некоторые этимологи ссылались на слово коровяк‘куча коровьего навоза’, считая, что название коровайбыло дано хлебу широкой круглой формы за его внешнее сходство с коровьей «лепешкой».
Другие исследователи, связывавшие между собой слова коровайи корова, объясняли эту связь иначе. Они ссылались на свадебный коровай, который, по народным обычаям, символизировал собой «быка-жениха». Отсюда и возникла связь между словами короваи коровай. Однако, несмотря на интересные ссылки на свадебные обычаи некоторых народов, сторонники этой этимологии не смогли дать удовлетворительного лингвистического объяснения связи между двумя словами.
Но попробуем подойти к этой трудной этимологической задаче с другой стороны. Какой суффикс или какие суффиксы можно выделить в слове коровай? Очень редкий в русском языке суффикс – ай(сравните близкие, хотя и не полностью совпадающие образования: ратай, глашатай, ходатай) вычленяется без особого труда. Анализ слов на – айпоказывает, что этот суффикс обычно присоединялся не прямо к корню, а к другому суффиксу, главным образом к – т-, например: (о)рати‘пахать’ —(о)ра-т-ай, (воз)глашати – гла-ша-т-ай.
Особенно близким в своей структуре к слову коровайоказывается засвидетельствованное в диалектах русского языка слово коротай‘короткий кафтан’. Трудно признать удачной попытку поставить это слово в один словообразовательный ряд с такими диалектными названиями одежды, как расстегайи шугай [46]46
Так. например, делает Т. А. Иванова в рецензии на первое издание настоящей книги (см. «Русский язык в школе», 1969. № 2, стр. 119).
[Закрыть]. Дело в том, что все три слова ( коротай, расстегай, шугай) внешне сходные между собой (конечное – ай), отражают три разные словообразовательные модели. Расстегайпредставляет собой форму повелительного наклонения – типа чеховских Догоняяи Угадая(сравните также поцелуй, нагоняй). Слово шугайбыло заимствовано из тюркских языков и вообще не имеет прямого отношения к русскому словообразованию. Вот почему слово коротай лучше объединить с диалектным словом долгой‘рослый парень’ и коровай, чем со словами, явно относящимися к иному словообразовательному типу.
У слова коротайможно выделить два суффикса: – т– и – ай. Этимология слов коротайи короткийуже давно была установлена учёными. Древний корень кор– имел значение ‘резать’, а слово корот(кий)буквально означало ‘обрезанный, усечённый’ (сравните также кор-н-ать ‘резать’ и древнерусское кор-нъ‘человек с обрезанными ушами’). Таким образом выясняется, что слово коротайобозначало ‘короткий кафтан’ не только в реалиях, но и этимологически.
Но если у слов на – аймы находим по большей части два суффикса, то почему бы не предположить, что и вв слове коровайявляется суффиксальным по своему происхождению? Нужно только выяснить, как этот суффикс относится к суффиксу – т– в слове коротай. Оказывается, что в глубокой древности суффиксы – в– и – т– очень часто чередовались друг с другом, выступая в одних и тех же или в очень близких по значению словах:
литовск. | kar-v-ė | [кáрве:] | — |
др. – греч. | kar-t-ē | [кáрте:] | ‘корова’ |
латинск. | cur-v-us | [кýрвус] | — |
др. – греч. | kyr-t-os | [кюртос] | ‘кривой’ |
др. – русск. | пьр-в-ыи | — | — |
др. – греч. | prō-t-os | [прó:тос] | ‘первый’ |
русск. диал. | чер-в | — | ‘серп’ |
др. – русск. | чьр-т-а | — | ‘резец’ |
русск. диал. | пе-в-ун | — | — |
русск. диал. | пе-т-ун | — | ‘петух’. |
В этом же ряду суффиксальных чередований находит себе место и пара слов: коро-в-ай – коро-т-ай.
Значение общего глагольного корня кор– ‘резать’ позволяет объяснить также древнейшую семантику слова коровой: ‘резень’, ‘отрезанный (ломоть)’, ‘кусок (хлеба)’.
Семантическая связь между значениями ‘резать’ и ‘хлеб’ вообще достаточно хорошо известна. В качестве примера можно сослаться хотя бы на русские слова кроить‘резать’ и краюха.
Во многих языках значение ‘отрезанный кусок (хлеба, пищи)’ приобретает более общее значение ‘хлеб’ (в том числе – ‘круглый хлеб’). Кто из нас, например, не знает, что колобок – это ‘круглый хлебец’, а отнюдь не отрезанный его кусок. Тем не менее и здесь значение ‘резень’, ‘отрезанный кусок’ оказывается этимологически более древним, сохранившимся у близкого «родича» нашего колобка – диалектного латышского слова kalbaks[кáлбакс], которое, кстати, фонетически полностью совпадает с русским словом.
Важно отметить, что в древнерусском языке слово коровайозначало не только ‘круглый хлеб’, но также и ‘кусок сыра’, ‘кусок сала’ и т. п. Эти значения слова коровайхорошо согласуются с изложенной его этимологией (‘резать’ → ‘резень’, ‘кусок’), хотя в древнерусском языке словом коровайобозначались, по-видимому, уже не отрезанные, а цельные или крупные куски сала и сыра.
Не суффиксом единым…Определённые словообразовательные закономерности проявляются не только в суффиксальной части слова, но и в его корне. Одной из наиболее интересных особенностей индоевропейского корня является чередование гласных. В современном русском языке мы можем проследить остатки древнего чередования гласных е/ов составе корня.
Обычно гласный е выступает в составе простого глагольного корня, а гласный о типичен для имён существительных, прилагательных и вторичных отымённых (то есть образованных от имени) глаголов:
вез-у — | воз, воз-ить |
вед-у — | (от)вод, вод-ить |
пек-у — | (о)пок-а |
тек-у — | ток |
греб-у — | гроб, (су)гроб, (у)гроб-ить |
плет-у — | (о)плот, (е)плот-ить и т. п. |
Нередко древнее чередование е/ооказывается «завуалированным» позднейшими фонетическими изменениями. Например, слова трясуи трусотражают то же самое чередование в корне, где когда-то выступали основы * trens– и trons– (с e у глагола и с о у имени). Если мы заглянем в таблицу II фонетических соответствий, то увидим, что индоевропейский дифтонг *enдаёт в старославянском #(«юс малый»), а *on – @(«юс большой»). В русском языке эти звуки изменились соответственно в яи у( трясу – трус). Уже одно это сопоставление слов с чередующимися гласными в корне проливает яркий свет на этимологию слова трус. Оказывается, этимологически трус – это человек, трясущийся от страха.
Словообразовательные соответствияНам уже часто приходилось иметь дело с фонетическими соответствиями в родственных индоевропейских языках. Однако соответствия могут быть не только фонетическими, но и словообразовательными. Это – такие случаи, когда слова в разных родственных языках построены по одной и той же словообразовательной модели. Возьмём хотя бы такую словообразовательную «цепочку» из русского языка: жи-ть→ жи-в-ъ→ жи-в-от-ъ. Здесь к глагольной основе жи– последовательно присоединяются суффиксы – в– и – от-. Та же самая картина наблюдается в литовском языке: gy-ti[гú:ти] ‘жить’ → gy-v-as[гú:вас] ‘живой’ → gy-v-at-as[ги: вáтас] ‘жизнь’. В литовском языке сохранилось более древнее значение последнего слова, чем в русском. Впрочем, в ряде славянских языков (например, в болгарском) слово животтакже означает ‘жизнь’ (сравните русское не на живот, а на смерть). Поскольку для такого сложного по своему составу слова, как живот, имеются соответствия и в других индоевропейских языках (например, др. – греч. biotos [47]47
Сложные отношения этого слова к русскому животне отражены в таблице фонетических соответствий.
[Закрыть][бúотос] ‘жизнь’), мы можем говорить не только о фонетических, но и о словообразовательных соответствиях во всех случаях, подобных приведённому.
Вообще же фонетические и словообразовательные закономерности очень часто бывают связаны между собой неразрывными нитями. Так, если взять образования с древним суффиксом *-ja(→ – я), то окажется, что эта некогда единая словообразовательная модель претерпела в русском языке заметные фонетические изменения.
На первый взгляд, может показаться, что к интересующему нас словообразовательному типу относятся такие слова, как, например, судья. Но на самом деле слово судья было образовано не от *cyd-ja, а от судия.
В тех же случаях, когда суффикс *-jaприсоединялся непосредственно к основе на – д-, сочетание – dj-, как правило, изменялось в – ж-: *жид-jа→ жижа, *крад-jа→ кража, *студ-ja→ стужа, * сад-ja→ сажа. Во всех приведённых здесь примерах, кроме последнего, связь с такими словами, как . жид-кий, крад-у, студ-ёныйи т. п., до сих пор ощущается носителями русского языка. А вот связь слова сажас глаголом сад-иться( сажа‘осадок копоти’) далеко не очевидна. И этимология слова сажаустанавливается в данном случае благодаря объединённой фонетико-словообразовательной реконструкции.
Но суффиксальный j(«йот») даёт жв сочетании не только с д, но и с з. Наиболее яркий и далеко не очевидный пример здесь может представить этимология слова кожа:
кожа ← *коз-jа(шкура), образовано от слова коза.
Следовательно, словом кожа(разумеется, в его древнейшей форме) обозначалась когда-то козья шкура, затем стала обозначаться шкура (и кожа) вообще и, наконец, кожа человека.
Однако jдавал жв сочетании со звонкими согласными д, з(и г). Встречаясь же с глухими ти к, звук jвызывал иные фонетические изменения, которые видны из приведённых ниже примеров:
*свет-ja→свеча
* крут-ja→ круча
*сек-ja→ сеча
*грек-ja→ греча (букв, ‘греческая’)
Таким образом, одна и та же словообразовательная модель в разных фонетических условиях претерпевает различные изменения. Поэтому словообразовательный анализ в этимологическом исследовании должен всегда идти рука об руку с анализом фонетическим.
О словообразовательных рядахВ предыдущей главе мы имели возможность убедиться в том, что фонетические изменения происходят в языке не хаотически, а закономерно. В результате этого между звуками родственных индоевропейских языков установилась строгая система соответствий.
Такой же закономерный, системный характер наблюдается и в словообразовательных процессах. «Строительный материал», с помощью которого создаются слова, только на первый взгляд кажется разнородным. На самом деле, как и при производстве машин, мы обычно сталкиваемся с целым рядом установившихся «стандартов», позволяющих наладить «серийное производство» слов.
Одни из этих «стандартов» сохранили свою продуктивность вплоть до наших дней. Например, охот-никили спут-ник. Другие «стандарты» уже давно были «сняты с производства»: ка-мень, пла-менъ, ра-меньили зод-чий, лов-чий, пев-чий.
Каждое слово при его этимологическом анализе обязательно должно быть отнесено к тому или иному словообразовательному типу. В этом отношении показателен пример с этимологией слова рамень, которое было включено нами в следующий словообразовательный ряд:
сеять – семя
знать – знамя
полhти ‘пылать’– пламя, пламень
(о)рать ‘пахать’ – рамень
Такой же типовой характер носят и чередования суффиксов. Если бы мы, например, просто сопоставили между собой слова коровайи коротай, то такое сопоставление вряд ли убедило бы кого-нибудь. Но когда нам удалось обнаружить целый ряд слов, в которых суффиксы – в– и – т– находятся в состоянии регулярных чередований, правомерность приведённого сопоставления получила достаточно надёжное обоснование.
Анализ существующих или существовавших в глубокой древности словообразовательных рядов и суффиксальных чередований – это один из наиболее важных исследовательских приёмов, с помощью которых учёным удаётся проникнуть в самые сокровенные тайны происхождения слов.
Глава шестая
Развитие значений слова
Нам уже неоднократно приходилось сталкиваться с примерами, когда в результате языковых изменений слово преображается не только внешне, но и внутренне, когда меняется не только фонетический облик слова, но и его смысл, его значение. Так, например, этапы семантического развития слова раменьмогут быть представлены в виде: ‘пашня’ → ‘пашня, поросшая лесом’ → ‘лес на заброшенной пашне’ → ‘лес’. Аналогичное явление имело место в случае со словом коровай: ‘резень, кусок’ → ‘кусок пищи’ → ‘кусок хлеба’ → ‘хлеб’ → ‘круглый хлеб’.
Нередко в истории языка встречаются случаи семантических изменний, засвидетельствованные документально. Вот один из таких примеров.
«Прелесть» князя ВитовтаВ Псковской первой летописи о захвате Смоленска литовцами во главе с князем Витовтом рассказывается следующим образом:
«Князь Литовскiи Витовтъ Кестутьевичь взя Смоленескъ прелестью и свои намhстники посади».
Не правда ли – странно? Ещё можно было бы понять, если бы литовская княгиня или княжна своей прелестью покорила защитников Смоленска. Но князь?! А ларчик, оказывается, просто открывался. Слово прелесть, как и бесприставочное лесть, означало в древнерусском языке ‘обман, хитрость, коварство’. Это значение у «родственников» слова лестьдо сих пор сохранилось в целом ряде славянских языков.
Вот почему, читая в старинных документах, что Лжедимитрий (Гришка Отрепьев) писал прелестные письма, мы не должны думать, что письма эти названы прелестными из-за их изысканного стиля или милого сердцу летописцев той поры содержания. Нет, это были лживые, крамольные письма, целью которых было совращение, призыв к измене, к подчинению иноземным завоевателям.
Таким образом, слова прелестьи прелестныйпретерпели в русском языке весьма существенные семантические изменения, приобретя при этом вместо резко отрицательной положительную эмоциональную окраску. Интересно отметить, что английское прилагательное nice[найс] ‘милый, приятный’, близкое по своему значению к слову прелестный, означало когда-то… ‘глупый’ (от латинского nescius[нéскиус] ‘не знающий’).