Текст книги "Воздушный замок"

Автор книги: Юрий Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Светильник

1

В центре маленького южного города много машин и людей. На перекрёстках машины с трудом пробиваются сквозь толпы, не реагирующие на цвета светофора.

Он шарахался от машин, его толкали со всех сторон, и перекрёсток казался ему настоящим адом. Один в незнакомом городе с дурацким светильником в руках. Нелепо выглядел этот светильник в залитом солнцем городе.

Он вздрогнул и чуть не выронил светильник, когда почувствовал, что кто-то берёт его под руку.

– Так просто перейти улицу, а ты не можешь, – сказала она. Они стояли на другой стороне. Перед ними был памятник Фрунзе. Асфальт под ногами горячий и белый. Казалось, плюнь – и зашипит. – Теперь ступай, куда тебе надо… – И, словно забыв про него, пошла дальше.

Он догнал её около парфюмерного магазина. В витрине было зеркало. Она смотрелась в него и поправляла волосы. Рядом пристроился старик – местный житель. Он смотрел то на неё, то на себя в зеркале и вздыхал.

В городе ходили трамваи. Они тряслись, звенели и исчезали среди высоких зелёных деревьев. Деревья не распускали ветки во все стороны, а словно делали гимнастику – тянули руки вверх и не давали никакой тени.

– Светильник, – сказал он. – Купил вот… Внутри воск и разноцветные лампочки. Замечательная вещь… Правда, я ещё не видел, как он работает…

Во всём городе он один был в кожаном пиджаке и в толстых мятых брюках.

– Я помню, на Север ты как-то полетел в курточке с капюшоном, – сказал она.

– Хорошая была куртка, – засмеялся он. – Она треснула в Хатанге… Там было минус сорок.

– А сейчас тебе не жарко? – спросила она.

На ней были парусиновые шорты и голубая рубашка с простроченными карманами. Загорелое лицо, загорелые ноги.

– Ты выглядишь на десять лет моложе, – сказал он. – Ты – десятиклассница. Наверное, ходишь на танцы и за тобой все ухаживают?

Он сказал это так весело, что ей стало обидно.

На стеклянной двери парфюмерного магазина возникла картонная табличка «Обед».

– Ну вот… – расстроилась она. – А я хотела купить зубную пасту…

– Эй вы! – яростно затряс он стеклянную дверь. Картонная табличка запрыгала. – А ну открывайте!

– Прекрати, – сказала она. – Тебя никто не послушает.

– Что ты здесь делаешь? – вдруг спросил он.

– Купаюсь… Хожу на корт играть в теннис. Загораю. Катаюсь на яхте. – Она улыбнулась и внимательно следила за его лицом в зеркале.

– Вместе с этим бородатым кретином?

– А ты? Зачем ты здесь? – спросила она. – Кто тебе сказал, что я в этом городе?

– Я приехал писать очерк о дельфинах, – засмеялся он. – Познакомь меня с симпатичным разумным дельфином… Только желательно, чтобы он был без бороды… Кстати, куда ты сейчас пойдёшь?

– К друзьям. Мы будем сидеть на террасе, а потом вернёмся на пляж. А почему тебя это волнует?

– Ясно… К друзьям-десятиклассникам. Этот кретин не может жить без дурацких компаний.

– Хватит, – сказала она. – Я от тебя устала.

– Устала? А если я подарю тебе светильник?

– Никогда не видела ничего более безвкусного. Я его выброшу в урну или отдам сторожу на пляже. Ты живёшь в гостинице?

– В гостинице, – погладил он светильник. – Нет, я увезу его с собой…

– Забудь его в номере.

Она посмотрела на часы:

– Мне пора.

Он привёз ей их из Италии, эти красивые японские часы с необыкновенным циферблатом. Первое время она даже спать ложилась с часами на руке. Ночью они тикали и светились.

– До свиданья, – сказал он.

Она в последний раз посмотрелась в зеркало, поправила волосы.

– Я живу в гостинице «Центральная», номер триста двадцать один, – сказал он ей в спину.

2

Её друг полулежал в шезлонге. Бородатое лицо излучало в пустоту спокойствие и силу. Он обнял её и притянул к себе.

– Я милую узнаю но походке… – сказал он. – Брр! Какая ты холодная… Ты каталась на айсберге?

– Где остальные? – спросила она.

– Купаются. А я, – он зевнул, – я почему-то заснул…

Она погладила его по плечам.

– А ведь когда-нибудь ты станешь старым-старым… – зашептала она, – и никому не нужным… Или даже не совсем старым, но всё равно никому не нужным…

– Я не успею, – уверенно сказал он. – Я умру в расцвете сил и здоровья.

По террасе прыгали солнечные зайчики. Один из них устроился на его бородатом лице и предательски высветил седой волос.

– Просто совсем даже не нужным… – повторила она. С террасы было видно море. Перегревшееся эа день солнце постреливало в окна красными неяркими лучами. Белый домик великого писателя на холме вдруг стал розовым. Крыши, виноградники, дорога – всё неуловимо менялось перед закатом. И даже она сама и её друг, полулежащий в шезлонге. Она подняла книгу, валявшуюся на полу. «Взгляни на дом свой, ангел!» – прочитала она.

– Почему ты сегодня так странно разговариваешь? – приподнялся он.

– Просто сегодня я решила взглянуть на свой дом, – сказала она.

– Ну и что ты там увидела?

– Человека, с которым мне никогда не было скучно…

– Это намёк?

Она пожала плечами.

3

Он пришёл в гостиницу и повалился на кровать. Материал был собран, оставалось только сесть за письменный стол и изложить его художественно, с выводами и размышлениями, картинами природы и психологическими портретами. А ему вместо этого хотелось пойти в ресторан и налиться…

Он поднял трубку и набрал восьмёрку.

– Как позвонить в Москву? – спросил он.

Ему ответили, и он назвал номер. Потом зажёг светильник. В светлой комнате было сначала незаметно, что он горит. «Не трясти, не наклонять, оберегать от мороза, набок не класть». «А я клал его набок в трамвае, – вспомнил он, и ему стало жалко светильник. – И наклонял тоже, и тряс… Вот только от мороза сберёг – не поставил в холодильник…» Далее в инструкции говорилось: «При включении лампы в сеть через 40–60 минут от тепла, выделяемого электрической лампочкой, воскообразное вещество расплавляется, поднимается вверх, охлаждается и опускается вниз». «Вот и всё, – подумал он. – Я включил лампочку, теперь будем ждать, когда нагреется воскообразное вещество… Теперь этот цветной осьминог мне понятен…»

Телефон зазвонил. Он поднял трубку.

– Алло! Коля! – закричал он. – Ты ещё в редакции? Чёрт, отлично, что я тебя застал! Алло! Ты знал, что она здесь, да? И поэтому послал писать про этого садовода меня? Что? Догадывался… О чём это ты догадывался? Хм… Он каждый год ездит в одно и то же место? Ах вот оно что… Что? Материал? С материалом всё в порядке… Да, как всегда… Слушай, Коля, я всё-таки… Алло! Алло! – он застучал по телефону, но продолжить разговор не удалось.

Он вдруг вспомнил свою запущенную дачу, заросли черноплодной рябины, девушку с белыми волосами и четверостишие, которое всегда декламировал, когда девушка раскачивалась на качелях:

 
Ты на качелях назад-вперёд,
Колокол юбки туда-сюда,
И бесшумно речная вода
Осенние листья несёт, несёт…
 

«Правда, иногда она качалась в брюках, – подумал он. – И не было никакого колокола…»

– Эй! – посмотрел он на светильник. – Воскообразное вещество, почему ты так медленно нагреваешься?

4

– Смотрите, дельфин! – закричала она, и все побежали к обрыву.

Они стали прыгать, обнимать друг друга, кричать так, что, наверное, в Турции было слышно.

Дельфин уплыл, кося на людей чёрным, осмысленным взглядом, а люди сели в машину и уехали.

Когда выехали на шоссе, первые капли дождя стали долбить крышу. Проезжая мимо белого домика великого писателя, они увидели, что дождь перекрасил его в серый цвет. Она сидела рядом со своим другом и рассматривала его лицо. «Дельфин… Дельфин… – вдруг вспомнила она того, в кожаном пиджаке и в мятых брюках. – Интересно, он хоть успеет искупаться в море? – подумала она. – Сезон кончается…»

5

В ресторане наигрывал оркестр. Певец пел песню из популярного кинофильма. Седой швейцар важно сидел в кресле и в десятый раз перечитывал газету. На двери висела табличка «Мест нет». Услышав французскую речь, швейцар вздрогнул. Вышли двое. Девушка в джинсах и мужчина в чёрном искрящемся свитере. Швейцар вдруг вспомнил, как беспробудно пил в этом ресторане осенью двадцатого года и как прожил во Франции сорок лет, а потом вернулся в Россию.

Какой-то человек в кожаном пиджаке сквозь стеклянную дверь внимательно осматривал всех сидящих в ресторане. Вдруг он вырвал из рук швейцара газету.

– Безобразие! – заорал он. – Немедленно откройте дверь! – не слушая швейцара, он рванул дверь на себя и вклинился в группу танцующих. Кто-то оттолкнул его к столику. Из-за столика поднялся двухметрового роста человек и, смущённо улыбнувшись, ударил его в лицо…

6

– Это ты? – спросила она, тихонько открывая дверь. – Я видела, как ты буйствовал в ресторане…

Он лежал на кровати одетый, с подбитым глазом и смотрел на цветного осьминога в светильнике.

– Ну вот, – сказал он. – Воскообразное вещество уже совсем нагрелось…

Она присела на уголок кровати. Достала сигарету.

– Спички в пиджаке, – сказал он.

– А он ничего, – сказала она, глядя на светильник. – Как ты меня нашёл?

– Просто, – ответил он. – Где ты можешь быть летом? Ты – с волосами белыми, как соль, и с глазами цвета моря?

– Я твоя жена… – сказала она. – Помнишь рассказ у Джека Лондона, кажется «Однодневная стоянка»?

– Помнишь? – спросил он:

 
Ты на качелях назад-вперёд,
Колокол юбки туда-сюда,
И бесшумно речная вода
Осенние листья несёт, несёт…
 

– Опавшие, – поправила она.

– Нет, осенние, – настаивал он.

Цветной осьминог переливался в светильнике зелёным, красным, синим…

– Ещё бы чуть-чуть, и я бы никогда не вернулась к тебе, – сказала она. – Ты вовремя за мной приехал…

– И вовремя купил светильник, – засмеялся он.

А ещё он подумал о том, что удачнее не было командировки в его жизни. И только одно несколько огорчало: герой его очерка, молодой двухметровый садовод, перестарался, и синяк под глазом получился самый что ни на есть натуральный. И ещё он думал о том, что жена его не успела за это время измениться настолько, чтобы не прийти к нему, когда ему плохо. А ему на самом деле без неё было плохо.

– Ты сам виноват в том, что я ушла, – сказала она.

– Я знаю… – ответил он. – Поэтому я и приехал… И давай беречь светильник…

– Светильник? – удивилась она. – Как это?

Он вытащил инструкцию:

«Не трясти, не наклонять, оберегать от мороза…

1974 г.

Что считать молодостью?…
Послесловие В. Орлова

Недавно Вениамин Александрович: Каверин высказал такое соображение: «Я считаю, что молодость писателя в наше время начинается где-то лет в сорок». Однако, хорошо это или плохо? И что считать молодостью писателя?.. Случаи в литературе и нынче самые разные. Вениамину Александровичу, видно, наблюдения над литературной и житейской практикой иных начинающих дали возможность продлить им молодость до сорока лет. Мне же всё больше приходится иметь дело с тридцатилетними начинающими прозаиками. Некоторым из них и за тридцать.

В пору же литературной юности моих сверстников тогдашние тридцатилетние казались нам маститыми. Но в наше столетие человеческий век как будто бы удлинился. Это-то, конечно, к лучшему. Но обязательны ли возрастные «смещения» в литературе? Тут вроде бы есть объяснения и оправдания: надо, мол, узнать жизнь, ощутить движения и изломы судеб, а уж потом говорить о них. Однако стоит ли жить с опозданиями? И сегодня очевидно, что молодые прозаики, даже с житейским опытом, талантливые, зачастую следуют лишь «вдогонку» писателям старшим, повторяя или варьируя открытые теми ситуации и характеры. «Быть молодым, да поздним – вот беда…» – сказал поэт.

Юрий Козлов – из молодых, да ранних. Первый его роман «Изобретение велосипеда» увидел свет, когда автору было двадцать пять. До романа были – школа, институт, служба в армии на Чукотке. Потом он работал в «Пионере», «Юности», «Огоньке». Много ездил и летал. Ощущал страну во всём размахе её пространств и проблем. Но журналистские трудности и суета и по сей день не вызвали в нём пресыщения или усталости. По-прежнему тянут его Дальний Север, льды студёного океана, полярные экспедиции.

В силу особенностей натуры – так представляется мне – Юрий Козлов в прозе – лирик и романтик. И не случайно присутствие в его произведениях фантазёров и мечтателей. К приёму романтического преувеличения обращается он в рассказе «Небесный механик)».

Герои Юрия Козлова – чаще всего молодые люди. Даже в повести «Воздушный замок» для читателя более важными оказываются не соображения и чувства сорокалетнего архитектора Андрея Петрова, хотя и они существенны, а история юных лет героя, история становления его личности и его первой любви. В детских и юношеских поступках и решениях, отважных или компромиссных, честных или бесчестных, писатель ищет истоки взрослой жизни, истоки характеров и судеб. Герой повести Андрей живёт нынче неспокойно, неуютно, хотя ему кажется, что он своими логическими (порой и образно-логическими) построениями воздвиг для себя некий душевный замок, оградивший его от забот и волнений летящего времени. Это не так. Житейские обстоятельства то и дело теребят его душу. Приходит к нему потребность разобраться в самом себе, в своей жизни, чтобы снова обрести душевное равновесие. А может, и не обрести это душевное равновесие, а истребить и остатки его, чтобы отыскать новую жизненную позицию. И он вспоминает о своих школьных годах. Андрей – мальчишка книжный, фантазёр, создатель «воздушных замков» – столкнулся в ту пору с серьёзными обстоятельствами реальной жизни и спасовал перед ними. В тогдашних своих уступках, компромиссах, да и в предательстве ищет Андрей объяснения нынешнего своего одиночества и житейского обрыва. Взрослый Андрей суров к себе. Изменится или не изменится его жизнь, неизвестно. Но важно, что читатель присутствовал при исследовании его судьбы, судьбы поучительной.

Юрию Козлову, мне кажется, малоприятны люди инфантильные, пустые, готовые носить одежды с «чужого плеча», холодные люди, на кого трудно положиться в острых ситуациях и испытаниях. А ведь такими они могут стать с детства. Малоприятны ему и иные взрослые – они в повестях и рассказах Козлова как бы на втором плане – коли живут они фальшиво и равнодушно.

Впрочем, в своём толковании смысла повестей и рассказов Юрия Козлова я, наверное, допускаю упрощения. Писатель не склонен к назидательности.

В «Ледниковом периоде» он снова ведёт разговор о необходимости нравственного выбора, о необходимости поступка, об умении отстаивать самостоятельность и единственность своей личности. Причём такую самостоятельность, которая не ущемляла бы жизнь и интересы других людей, не приносила бы им бед (как в случае с летучей любовью Сани Андронова – «Свидетельство о расторжении брака»). То есть речь идёт об ответственности человека за свои поступки и свою жизнь перед самим собой, перед окружающими людьми, перед обществом. И тут нет скидок на возраст.

…Маша, Юлия-Бикулúна и Рыба жили в одном дворе. В их троице, или сообществе, Юлия-Бикулúна была самой сильной и яркой натурой, полностью подчинившей своему авторитету двух подруг. Девочка незаурядная, смелая, способная на решительные и эффектные действия, иногда и просто трюки, добрая и злая, властная, капризная, избалованная – была заводилой. Бикулúна любила создавать ситуации, нервные и унизительные для окружающих. Но шли годы, девочки взрослели, и Маша начала понимать, что интересно-то ей интересно с Бикулúной, но что она находится в душевном плену у деспотичной и предприимчивой подруги, что она не самостоятельна, вторична и такой останется на всю жизнь, коли не вырвется из «ледникового» плена чужого диктата. И происходит освобождение из этого плена…

К делу жизни Юрий Козлов относится с увлечением. Он много пишет. Порой, возможно, и спешит. Однако что поделаешь с нетерпением литератора? Да оно и необходимо. Начал Юрий Козлов рано и правильно сделал, коли почувствовал своё призвание. Теперь ему важно не остаться в «ранних». Молодым-то он пускай остаётся.

Но у меня ощущение, что скоро в прозе Юрия Козлова мы встретимся с иными, взрослыми уже героями, уже с их серьёзными нравственными и социальными проблемами и ситуациями.

Будем ждать новых книг одарённого писателя.

Владимир ОРЛОВ