Текст книги "Повторение прошлого (СИ)"

Автор книги: Юрий Терновский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Глава 27

Мужчина проводил брезгливым взглядом отъезжающую от своего подъезда «семерку» с побитой «гвардией», бросил случайный взгляд на старушечий блокпост у соседнего подъезда и вошел в свой. Хотелось принять холодный душ, отмыться от грязи, перекусить и начинать уже действительно выбираться из той задницы, в которой он так неожиданно оказался. Удар чем-то тяжелым по голове он получил как раз в тот момент, когда вставлял ключ в замочную скважину, потеряв вообще на какое-то время весь интерес ко всему происходящему и в мгновение ока, оказавшись там, где ему и в самом деле когда-то было хорошо. Где им было хорошо!

УХОД ОТ РЕАЛЬНОСТИ…

Кира еще улыбалась, но лицо ее уже не светилось таким счастьем, дополняя своим блаженством окружающую их картину бытия, как прежде, когда они только еще сюда поднялись, когда ее прищуренные глаза еще сияли от удовольствия, а в зеркальных горнолыжных очках, сдвинутых на лоб, отражалось яркое январское солнце Красной Поляны. Из-под бело-голубой спортивной шапочки выбивались каштановые волосы, на щеках играл морозный румянец, и вся фигура ее в белом лыжном костюме дышала такой привлекательностью, которую так и хотелось завалить в снег. И, признаться, ему стоило огромного труда, чтобы удержать себя в рамках приличия. Горные лыжи, конечно хорошо, скалился он своему отражению в ее очках. Но насколько все же этой дамочке без них было лучше. «Мороз и солнце, день чудесный…» Горнолыжный спуск в удивительном месте, кресельные подъемники, довольные парочки, поднимающиеся наверх, стремительно и не очень спускающиеся по склону вниз лыжники и лыжницы. Кто-то катался очень даже уверенно, кто-то еще только учился, а кто-то и вовсе потягивал уже горячий глинтвейн на холодном воздухе. И вдруг солнце пропало, подул сильный ветер, и повалил мокрый снег. Все как в жизни, в которой уж точно нельзя никогда расслабляться. Только начинаешь себя чувствовать счастливым и даже вполне успешным человеком, как сразу же и жди засады! Да и что это была бы за жизнь, если бы в ней каждый день светило солнце! Блеск в глазах отчаянной лыжницы погас сразу же, как только до нее дошло, что с этой горы надо было еще и спускаться. Не надо было вообще сюда забираться, подумал он, когда уже при посадке на подъемник случилась небольшая заминка. Кира боялась садиться в кресло с лыжами, которые пришлось снимать, что и понятно, ведь это был ее первый день, когда она все же решилась на них встать. Просто она даже не могла себе представить, что их придется надевать уже в самом низу, после чего надо было начинать попой ловить движущееся кресло. Но все это были еще цветочки, ягодки ждали впереди, когда уже наверху, после того, как Погорел уже снял ее довольную в шикарном костюме на камеру, и эти самые лыжи пришлось крепить к колодкам-ботинкам, в которые как в тиски были вставлены ее чудные ножки. Вот тут-то мужество окончательно ее и покинуло. Улыбка с лица исчезла, и куда-то пропало солнце, мир померк и вообще… какие черти ее сюда занесли. Если покачиваясь на высоте в кресле, она еще как-то держалась и даже пыталась шутить, то, оказавшись один на один с этими лыжами на склоне, с этими уродскими ботинками и бесконечным спуском, она совсем пала духом. Ноги совсем перестали ее слушаться, а все тело налилось таким свинцом страха перед предстоящим скольжением вниз и обязательным падением, что бороться с этим у нее просто не было уже никаких сил. Деревянные протезы вместо ног на ржавых шурупах, и те, наверное, были бы лучше. Лыжи ехали в одну сторону, коленки выворачивались в другую, а тело и вовсе падало в третью. И это еще не на скорости. Лыжница с ужасом себе представляла, что с ней будет и как ее будут собирать по косточкам, когда она наконец разгонится и устремиться, сломя голову, вниз.

– Кир, здесь нет ничего сложного, – в который уже раз повторял Погорел. – Корпус вперед, колени согнуты, немного скорости и плугом начинаешь поворачивать, постепенно перенося тяжесть тела с одной ноги на другую.

– Я не могу.

– Конечно, – злился он, – как же ты сможешь, если уже битых полчаса стоишь столбом на одном месте. Чтобы повернуть, надо ехать.

– Но я не могу ехать, – чуть не плакала уже она. – Как ехать, когда лыжи скрещиваются, ты такой тупой, что так этого и не заметил? Я пытаюсь повернуть, а они скрещиваются!

– Но ты же стоишь на месте, милая, – терял уже последнее терпение Погорел. – Надо хотя бы сдвинуться с места для начала.

– Но если я даже на месте не могу развернуться, то, блин, как я это сделаю на ходу? – орала уже она в истерике. – И кто только придумал эту развлекуху? Дурацкая мода… Раньше пьяненький дедуля играл в теннис и все тоже играли в теннис. Шарик налево, шарик направо, ровное поле без всяких склонов, теперь же, черт, начальство встало на лыжи и понеслось! Раньше никто и никуда не ездил, а все жили нормально, теперь же только и катаются, а страна загибается. Бедные ноги, раньше про эти лижи никто и не слышал! Нет, я не могу… Не хочу и не буду. Вот на беговых, пожалуйста, сколько угодно долго и по каким угодно пересеченным местностям, а на этих, извини…

– Но ты хоть попробуй, – умолял Погорел несостоявшуюся спортсменку.

– Я уже два раза пробовала стронуться и с места и два раза упала, тебе мало? Хочешь, чтобы я полностью сломалась?

Через час мучений они были уже почти на середине склона, где Кира и избавилась от лыж окончательно.

– Ты не расстраивайся, – успокаивала она своего лыжника, – я по лесу погуляю, а ты катайся. Каждый должен заниматься своим делом в этой жизни, большинство же занимаются чужими, вот поэтому у них ничего и не получается. А как может получиться, если это не твое! Родился чемоданы таскать, так таскай, нечего людям мозги пудрить.

– Как ты можешь заявлять, что тебе это не твое, – возмущался Погорел, – если понятие не имеешь об этом? Жизнь – это движение, и в движении все удовольствие. А ты вросла в склон и даже не представляешь, какой это кайф, лететь с ветерком вниз.

– А мне и не надо ничего представлять, – улыбнулась вдруг она. – Не нравится, и все! Зато я отлично стреляю, вот!

– Куда?

Кира загадочно улыбнулась:

– Не куда, а по ком… Глазами стреляю, милый. Или ты так еще и не заметил, какие они у меня красивые и как я метко ими тебя подстрелила? Пойдем, солнце.

– Заметил, конечно, но только сейчас ты меня ими с толку не собьешь, как не старайся. И не пойдем, а поедем вниз, милая.

– Нет, дорогой, мы пойдем пешком. И не вниз, а наверх. Мы же не ищем легких путей, верно? – прижалась она нежно к нему, как хитрая кошка к доброму псу, злому только с виду. – А там я спущусь на подъемнике, а ты мчись, ломай себе шею. Шумахер голову свернул, мало ему было смертельного риска на трассе, так он на лыжах добрал себе адреналина по полной. И зачем ему теперь все то, чего он добился своим трудом, удачей и везением? Столько миллионов коту под хвост! Восхищение всего мира в одно мгновение сменить на жалость к себе! Ты хочешь такой же участи и для меня? Уж нет, не для этого я всю свою сознательную жизнь карабкалась к своему счастью наверх, чтобы вот так запросто отказаться от всего из-за каких-то дурацких лыж. А, если тебя что-то не устраивает, то катись ты, знаешь, куда…

Короче, ее понесло.

– О Боже… – простонал он и, смирившись со своей участью несостоявшегося тренера, взял в руки две пары горных лыж и двинулся в гору, где его ждало еще одно маленькое потрясение. Спуститься на подъемнике им так сразу и не разрешили. Не положено… Пустые кресла уходили, покачиваясь, вниз, но воспользоваться ими было нельзя. Начальство не велело.

– Козлы, – ругалась Кира. – Чтобы ваш аттракцион накрылся медным тазом. Тогда вызывайте вертолет спасателей, спуститься вниз пешком я тоже не в состоянии. Журналистке ОРТ не позволяют спуститься с горки! Я, конечно, – уперлась она взглядом в упертого сотрудника горнолыжного курорта, – спущусь и на вывихнутой ноге, но уже через час об этом будет знать вся Россия, вам это надо? Прощай работа, называется… Вадим, снимай, как меня не пускают на подъемник. Сторож, ваша фамилия? Говорите громко, внятно и в камеру. Уже вечером Киселев всю вашу шарагу разнесет по косточкам, его хлебом не корми, дай что-нибудь соврать на камеру, а здесь и врать не надо.

И только это последнее ее заявление подействовало на человека, ответственного за безопасную работу подъемника. Не хватало ему еще из-за этой московской стервы лишиться работы. Он же в кресле не стал спускаться просто из принципа, скатился с ветерком вниз, но больше кататься не стал. Гуляли по лесу, любовались другими лыжниками, а вечер провели в местном ресторанчике. Переночевали в номере и утром уехали в Сочи. Ехали медленно, дорога с легким налетом снега просто не предполагала быстрой езды.

– Смотри, авария, – ужаснулась Кира, указывая пальцем на несколько собравшихся в одну кучку автомобилей на встречной полосе. Два трупа в черных пластиковых пакетах уже лежали на дороге, и несли еще третий. – Какой ужас! – воскликнула она, зажимая рот ладонью. – Мертвые!

– Да, – кивнул головой водитель такси, – дорога, это всегда война, где вы и только вы являетесь мишенью, а все остальные участники дорожного движения – снаряды, которые только до поры и до времени пролетают мимо. Эти трое в пактах уже отвоевались, а ведь еще час назад планировали, наверное, что будут делать вечером. Ужас.

– И не только дорога, – заметила она, – жизнь, как не странно, тоже.

…И ВОЗВРАЩЕНИЕ К ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

– Очнулся? – пришедший в себя услышал чей-то незнакомый голос прямо у себя над головой. – Отлично. Открывай зенки, урод, – усмехнулся знакомый голос, – не бойся, больше бить не будут.

И Погорел их открыл, с удивлением начиная рассматривая так сильно изменившуюся обстановку собственной квартиры. И это было лучшее, на что он мог рассчитывать в подобных обстоятельствах. Понятно, вздохнул он, ребята подстраховались и устроили на всякий случай засаду еще и в подъезде, если вдруг что пойдет не так. Вообще-то могли и в лес куда вывести, подвесить за веревки на сук и давай руки выкручивать. С ним же изверги обошлись как с уважаемым человеком, от которого все же хотят получить причитающееся. Рыжий тип с залепленным пластырем носом и заплывшим глазом сидел на корточках перед поверженным врагом и ехидно скалился ему беззубым ртом, пытаясь что-то еще и говорить:

– У меня такое офуфение, дологой, что по твоей хате стадо носологов плобежало. Кому ты ее сдавал, чудило, или сам довел до такого состояния?

Избитый приподнялся на локоть и стал с трудом осматриваться. Интересная пошла у него жизнь, интересней не придумаешь, черт возьми. Картина вселенского разгрома была ужасна! Квартира, в один только евроремонт которой было вбухано уйму денег, больше не существовала.

– Пусти козлов в огород, – в ужасе произнес Погорел, принимая снова горизонтальное положение.

– Жаткнись, шваль! – Рыжий снова оскалился. – Лежи шмилно и не вякай, штобы ланьше влемени не фкопытится. Лежи, шкажал… Шейчаш доктол плиедет, он тебя на ноги и поставит.

И доктор не заставил себя долго ждать, вернее, докторша. С расширенными от удивления глазами молоденькая врачиха из скорой помощи застыла на пороге комнаты, обводя присутствующих вопросительным взглядом.

– Все под контролем, – тут же постарался ее успокоить один из присутствующих, вполне солидного вида гражданин. – Уголовный розыск. Преступник оказал сопротивление при задержании.

Докторша удовлетворенно кивнула, поставила на пол свой синий пластиковый чемоданчик с медицинскими причиндалами и присела возле больного преступника, разбитая голова которого требовала срочного медицинского вмешательства. Преступник даже уловил аромат ее духов, так от нее классно пахло, однако так и не успел насладиться ее замечательными коленками в тонком капроне, почти упершимися ему в лицо, тут же предусмотрительно отведенные соблазнительной докторшей в сторону. Докторша открыла чемоданчик и, достав из него бинт, вату и пузырек с перекисью водорода, принялась тщательно, как в институте и учили, обрабатывать ему рану. Прикосновения были мягкими и осторожными. Умелыми, отточенными движениями девушка очистила рану от запекшейся крови и стала накладывать повязку.

– Рана неглубокая, – постаралась успокоить она его, – но шрам на лбу останется. Придется накладывать швы, вам надо проехать с нами.

– Больно, – поморщился «бандит».

– Немножко потерпите, я уже заканчиваю. Бровь придется зашивать тоже, – комментировала она по ходу действия. – Терпите. Как вы себя чувствуете, вас не мутит?

– Еще как мутит, – заметил рыжий уполномоченный.

– А вам помощь не нужна? – взглянула на него докторша, подметившая сразу неладное в здоровье товарища, рисковавшего жизнью при задержании опасного преступника.

– Нет, – ответил за него другой. – Вы закончили? Отлично, тогда свободны, дальше мы уже сами.

– Возможно у него сотрясение. Черепная травма, необходим снимок, неизвестно, что внутри…

– Пытать не будем, – успокоил ее сотрудник, – не волнуйтесь. Дальше с ним будут работать аккуратно и уже наши доктора.

Погорел закрыл глаза, почувствовав легкое головокружение. Тошнота подступила к горлу. Он понял, что еще немного и его вырвет прямо здесь. Однако бдительные сотрудники не дали ему этого сделать, помогли подняться и даже довели до уборной, где его и стошнило. После чего ему даже было позволено почистить зубы в ванной и прополоскать рот, чтобы избавиться от противного вкуса. Щербатая ухмылка отражения в зеркале, украшенная вампирским осколком. Звериная элегантность обреченного в отражении зеркала. Когда он вернулся в комнату, докторши уже не было. Он подошел к перевернутому письменному столу, ящики из которого были вынуты, а их содержимое разбросано по полу. Здесь же валялась треснутая фоторамка с портретом любимой. Присутствующие внимательно за ним наблюдали, наслаждаясь моментом.

– Щас мы те еще кое-что покажем, – произнес один из них, а двое других взяли его за руки, силой усадили в кресло и включили любительскую съемку с участием его любимой, снятую минувшей зимой в горах. Тот самый момент, когда Кира еще улыбалась, только еще собираясь становиться на лыжи. С минуту братки дали ему насладиться видением прошлого, чтобы со всей силой прочувствовать настоящее. Рыжий сидел напротив него в другом кресле и нагло смолил сигарету, скалясь и стряхивая пепел прямо на пол. Пухлый расселся на диване, потягивая виски из бара, а Гнилозубый стоял прямо перед ним с телефоном в руке. Четвертый, тот самый, который разговаривал с докторшей, самый представительный из всех, наблюдал за всем происходящим как бы со стороны.

– Вадим, это я, – услышал он в трубке такой родной уже голос пленницы, – ты меня слышишь?

– Да… слышу, милая. Ты где, с тобой все в порядке?

– Я не знаю, – всхлипнула Кира. – Я ничего не знаю, мне так плохо.

– Все хорошо, ты только не реви, – сжал он трубку. – Слышишь меня? Главное, что ты жива, а все остальное…

– Слышу, милый. Ты же меня здесь не бросишь, правда? Я люблю тебя!

И все, большего ничего пленнице сказать не позволили. Зато он услышал другой голос, который очень вежливо на ломаном русском ему и ввел в уши, что, если денег к сроку не будет, то свою любимую он больше не услышит и не увидит.

– Клянусь твоя мама, понял?

Ответить Погорел не успел, что лучше своей пусть клянется. Такой вот расклад, не в пользу последнего, но и не самый худший вариант, если уж честно. Кира была жива, и это сейчас было главным. Бандиты еще раз обозначили сроки погашения задолженности и почти вежливо удалились. При выходе Рыжий как бы случайно зацепил рукой плоский телевизор, уронив его с тумбочки на пол экраном вниз, а толстяк тоже как бы случайно зацепил пузом аквариум с единственной золотой рыбкой, которую должна была подкармливать болтливая соседка. Но все это было мелочью по сравнению с тем, что в ближайшем будущем его ждало при невыполнении озвученных условий. Бедная рыбка, хватая ртом воздух, забилась на полу в смертных конвульсиях и была бы точно спасена хозяином, если бы сразу же после этого не была еще и раздавлена каблуком одного из непрошенных гостей.

– Тоже и с твоей телкой будет, – оскалился Гнилозубый, – если бабок к сроку не будет. Минус те пятнадцать тысяч баксов, что мы уже изъяли, валявшиеся за тумбочкой, в счет погашения долга, нам чужого не надо.

Затем он еще выпотрошил содержимое его рюкзака прямо на пол. Особенно там поживиться было не чем, на полу оказались права, паспорт, солнцезащитные очки, шариковая ручка, электронная книга и бумажный детектив, который и привлек его внимание.

– Книжки читает, – хмыкнул он, – молодец. Экстрима в жизни не хватает?

Погорел не ответил. С уродами вести беседы – себе дороже. Гнилозубый же тем временем открыл на первой попавшейся странице часть книжки без обложки и зачитал отрывок: «На месте авиакатастрофы в Италии найден черный ящик. По предварительной версии авария случилась из-за загорания… По чистой случайности самолет не упал на густонаселенный район… Любопытные подробности… Двое счастливчиков покинули самолет в самый последний момент, буквально за минуту до взлета…»

– Так и у этих, – подметил Пухлый, – у них самолет тоже почти упала, не взлетая. Выходит, мы как бы их еще и спасли. А он наш товар угробил свой езда, а мы его за это, можно сказать, прямо из черный гроб за уши да на белый свет. И его бабу, ага. А ведь и за это тоже надо платить, мы же не благотворительная организация. Продашь квартира, этим и компенсируешь, ясно? Или прощай своя женщина…

Глава 28

Два книжных счастливчика покинули обреченный рейс перед самым взлетом, но только что это меняло лично в его теперешних обстоятельствах? Не меняло это ничего и то обстоятельство, что самолет в реале вообще не разбивался в Италии ни сейчас, ни десять лет назад, он чуть позже все же навел справки по этому поводу. Такого борта вообще не существовало в природе. Автор остросюжетного приключения сначала выдумал эту автокатастрофу, а потом подогнал под это действо действия своих героев, которые уж точно никак не могли быть списаны с жизней реальных героев из будущего. С его собственной жизни! А если все же мог? Погорел все еще пытался объяснить самому себе необъяснимое, совместить несовместимое – свою реальную жизнь и жизни окружающих его людей с чьей-то воображаемой действительностью из десятилетнего прошлого, ясно понимая, что просто тратит время впустую. Кира очень не любила летать, вспомнил он. Как-то ей пришлось садиться с горящим двигателем, вот шрам на всю жизнь и остался. Поэтому и перед этим вылетом нервничала. Отсюда и истеричное поведение в самолете перед взлетом. Ничего удивительного, все это было объяснимо. Да еще с такой «страшилкой» в кармане, которая начинается с авиакатастрофы, а заканчивается вообще смертью главной героини. Тем более что в его экземпляре никакого конца вообще не предполагалось. На данный момент он располагал лишь только началом той занимательной истории, а конец был у Киры. У которой, возможно, даже температура подскочила от нервного переживания, что и понятно, здесь у кого хочешь, температура подскочит, когда тебя не понимают, да еще в момент смертельной опасности.

Он, к примеру, тоже не очень любил летать. Ему несколько лет подряд уже снились сны, как он в очередной раз разбивается при взлете или посадке какого-нибудь аэробуса. Один летун даже сказал ему по этому поводу, что раз такое снится, то лучше вовсе не летать: самому хорошо, а другим пассажирам на борту в его отсутствие спокойнее. Может именно поэтому Кира и побоялась с ним лететь в одном самолете, что нутром почуяла неладное? Когда ты покойник, то ничего плохого с тобой не может уже произойти в принципе, но пока ты еще живой, такая гадость как смерть, может поджидать где угодно. И тут вдруг его осенило, а что, если Кира начиталась вот этой всей ерунды, что их самолет обязательно разобьется и… сама подстроила все так, чтобы они никуда не полетели? Путевки же к этому времени были уже оплачены, и чтобы убедить своего любимого отказаться от полета на Канары из-за чьего-то там художественного свиста и ее собственных страхов – об этом, ясное дело, не могло быть уже и речи. Вот и подстроила все так, что его сняли силой, а она спокойненько сошла следом. Женщины – они ведь как кошки, не от мира сего, нутром чувствуют опасность. Но даже если она и подстроила все это, начитавшись беллетристики, чтобы покинуть обреченный борт, продолжал сомневаться он, то уж устраивать еще и свое похищение с аварией на дороге – это уже ни в какие рамки не лезло. Хотя… Погорел тут же вспомнил свой визит в турагентство на Таганке, где приобрел путевки, где ему сразу же предложили интересненькое экстремальное путешествие на необитаемый остров с ядовитыми пауками, змеями и прочими тварями, чтобы разыграть его спутницу, и от чего он сразу же отказался, тут же вспомнив один неудачный розыгрыш, что двух грабель для одного его лица было уже слишком. Поэтому и выбрал самое обычное и безопасное пляжное времяпрепровождение на песочке. Впрочем, прикинул тут же он, путевки выкупала уже она, вот и выкупила экстрим, чтобы устроить ему незабываемые впечатления от путешествия. А что, вздохнул он, вполне в духе времени, любой долг платежом красен. А тут ей еще и книжечку подсунули как бы случайно в такси с интересным началом, чтобы розыгрыш был еще интереснее. Как такая же оказалась еще и у Ивана, отрицающего сей факт?

Настораживало, что эта вещичка оказалась одновременно у двоих близких ему людей, но и этому он тоже нашел объяснение. Его друг и в самом деле ничего не мог знать об этой печатной вещице, потому как в глаза ее не видел. Романчик притащила Рыжая, она же Блондинка, но только подстриженная и перекрашенная. Можно изменить все, но не голос, который даже хрипотца не испортила. Поэтому она и в «Боинг» их не пустила, а затем попалась якобы случайно и в аэропорту ему на глаза, когда он туда приехал, чтобы навести справки, что работала на это экстремальное бюро с Таганки. Там же соучастники получили по контрольному экземпляру книжки, по которой его сейчас и разводили. В круг подозреваемых вошел и таксист, который далеко не случайно уже трижды переехал ему дорогу, с которым он решил разобраться сразу же, как только разберется с этими. Рыжая читала романчик в квартире Ивана, которую и уронила под стол, вырубившись по пьянке. И чем больше он себя в этом убеждал, тем более реально все это ему и казалось. Кира знала Ивана, она и вывела на него Блондинку, а уж та постаралась, чтобы все выглядело как можно натуральней. Она же и его денежки подменила на фальшивые фантики под кроватью, чтобы было еще интереснее. Поэтому, как только весь этот дурацкий розыгрыш закончится, то и все деньги тут же вернуться к их исконному владельцу. Не было никакого ограбления, все это развод! А чтобы было и еще интереснее, разыгрываемым специально и подсунули подсказку в виде захудалого романчика. Какой интерес загонять в угол безвольного кролика, когда весь кайф как раз в том и заключался, чтобы насладиться агонией сопротивляющейся жертвы. Прочти вовремя бедняга Паркер рассказик про себя любимого, так никакой пушкой бы его на ту шхуну не загнали. Имя книжной героини тоже отличалось лишь одной буквой от реально существующего…

Вспомнил Погорел и еще один интересный момент в аэропорту, когда Кира вдруг спросила его, верит ли он в судьбу и можно ли изменить ход событий, если все это заложено свыше уже при самом рождении? Тогда он ответил, что не верит он ни в какую судьбу, что все это подходить лишь для неудачников, не желающих даже пальцем пошевелить, чтобы что-то изменить в своей жизни. Работать надо, вкалывать с утра до ночи, был его ответ, и все будет хорошо. Должна быть любимая женщина и всего пара надежных друзей, и тогда никакая кривая линия судьбы тебе не страшна. «А я вот в судьбу верю, – произнесла она спокойно, разглядывая яркие звезды в черном небе, – которую человек может лишь немного корректировать, но при этом не очень сильно отклоняться от заданного курса. В Питере у меня была знакомая старушка – божий одуванчик. Так вот во время финской войны она была снайпером и так ненавидела холод, лежа сутками в снегу, что молила Бога лишь об одном, чтобы тот послал ей скорейшую смерть. Ее подруги же наоборот молили о жизни, плевать им было на холод. В результате она жива до сих пор, а все подружки погибли. Вот так, милый! Лично я в судьбу верю, которая одних любит, а других губит. Но и от тебя, конечно, тоже кое-что зависит в этой жизни. И еще я знаю, что никогда не погибну в авиакатастрофе, вот!

И при этом все равно очень и очень боюсь летать, дура, да?» Тогда он не ответил, лишь прижал к себе и чмокнул в щечку, и только сейчас начинал понимать, что может эта кошка и в самом деле уже тогда чувствовала, что должно произойти нечто неординарное? Или тогда уже готовила его к этому самому – к неординарному? Ну и все в таком же духе по наклонной все дальше и дальше от действительности. Он сам уже чувствовал, что в своих умозаключениях зашел так далеко, что было впору начинать самому уже на профессиональном уровне разыгрывать других. Пока же разыгрывали его самого, в чем и заключалась вся гадость, если только эта гадость и в самом деле была чьим-то злым розыгрышем. Если же в кювете оказалась реальная фура с настоящим товаром, то и похищение его любимой было тоже уже реальным, устроенной организаторами на потеху самих же заказчиков. И положительным во всем этом было лишь то, что теперь он хотя бы знал о приблизительном ее месте нахождения. Он разговаривал с ней по телефону, и это уже вселяло надежду. Он слышал ее голос, он видел груду железа в кювете – свою машину, чтобы все это игнорировать. С деньгами, прикидывал он, или без них, но ей вполне реально сейчас могла угрожать смертельная опасность. И если это так, то его теория розыгрыша уже никаким боком не вписывалась в этот кошмар, превращающийся тут же в дикий фарс, как только он начинал верить в то, что в метро видел именно Киру, а не какой-то там блуждающий по подземке фантом.

Мужчина тяжело вздохнул и прошел на кухню, достал из холодильника упаковку с яблочным соком, налил в стакан и выпил. Принялся готовить пельмени. Включил телевизор – старенький обшарпанный «Sharp», которому было уже так много лет, что даже черепахи так долго не живут, а этот все еще продолжал пыхтеть, да еще как пыхтеть. А вот черепаха, которую он видел в одном из прудов местного парка прошлым летом, скорее всего уже сдохла, вспомнил он. Кто-то поигрался и отпустила животное на «волю», когда бедняжка перестала помещаться уже в аквариум, чаще всего предают не чужие, а свои, кому больше всего доверяешь. В новостях передали, что один отец семейства, поссорившись с супругой, выкинул из окна седьмого этажу за ногу ее обожаемого песика, которого сам же ей и подарил; в другом репортаже из окна и вовсе вышвырнули грудного ребенка, чтобы не орал, а еще где-то известный фотограф расчленил в ванной свою супругу и вывез по частям ее на помойку, много чего еще… Мир был просто переполнен любовью.

Погорел выключил «ящик» и принялся набирать номер Ивана.

– Чего тебе? – послышалось недовольное в трубке после седьмого сигнала.

– Хотел спросить, где ты со своей рыжей шалавой познакомился?

– Я тебе уже говорил, что в воздухе, мы вместе возвращались с рыбалки, а зачем тебе, появились какие-то мысли?

Прежде чем ответить, повар достал ложкой из кипящей воды одну пельменю, попробовал ее на готовность и только после этого ответил, что есть у него такое предположение, что это она и посодействовала пропаже его денег. Случайные связи до добра еще никого не доводили и, если это не розыгрыш, то плакали его денежки.

– Ты с ней созванивался? – спросил он друга, предварительно его же самого и сделав уже виноватым.

– Уже раз двадцать, – усмехнулся в трубку Иван, – абонент временно не доступен. Так что думаю, что мои денежки эта шлюшка стащила вполне обдуманно и вовсе не для того, чтобы их возвращать. Сам виноват, согласен, пить меньше надо было, и пускать всяких вонючек в свою квартиру. А ты говоришь, купаться… вода холодная. Более того, мне даже кажется, что исчезновение твоей Киры и моих денег – все это звенья одной цепи.

– Я тоже об этом уже думал, – кивнул Погорел. – Боюсь показаться тебе сумасшедшим, но сдается мне, что я видел ее в метро…

– Раздвоение в действии, – обрадовался друг, – а ты спорил. Одна Кира сидит у бандитов, другая разъезжает в это время в метро, это нормально, третья же вообще…

– Я разговаривал с ней по телефону.

– И что?

– Ничего, – пока он не стал говорить другу про разгром своей квартиры, – все вполне резонно смахивает на жестокий розыгрыш. Или на развод, начали с меня, а потом и тебя зацепили.

– У психов так бывает, – усмехнулся Иван, – что они видят гораздо больше всех остальных. Ты зеленых человечков еще не видел? Скоро увидишь… Хохлы тоже ничего такого не видели у себя под носом, пока самого большого корабля не лишились, уплывшего в родную гавань.

– Тебе все шутки…

– Какие уж тут шутки, когда у них у власти уже зелененький с рожками два года правит вместе с другими чертями. Психи, повторяю еще раз для непонятливых, вообще видят гораздо больше, чем даже им самим снится. Может ты и денежки мои видел, куда уплыли?

– Послать тебя еще раз? – улыбнулся Погорел.

– Я и так там, только ножки свесил. Из последних сил пытаюсь поддержать друга на плаву, упирается, блин. Кстати я уже навел справки по пассажирам с твоего кукурузника по тому списку, что ты мне дал, это еще актуально? Не поверишь, ни одного живого, все покойники, скончавшиеся много лет назад, если верить паспортным данным, кроме одного типа, покинувшего борт самостоятельно, его потаскушки, тебя и твоей расстроенной дивы.

Погорел побледнел, не понимая, что бы это вообще могло значить, как это все покойники, когда он сам всех их видел? Не он, а его друг сбрендил, лишившись миллиона, вот и несет околесицу.

– Ты внимательно их рассмотрел? – спросил тот.

– Темно было, мы с Кирой из-за книжки ругались, которую я потом у тебя под столом обнаружил. В самолете еще двое собачились, как и мы, остальные дрыхли. Мы садились позже, свет был выключен, люди спали, я их особенно и не рассматривал.

– А надо было, – упрекнул его Иван, – сейчас бы меньше было вопросов. Как вариант, что тебя отправляли в полет вместе с манекенами, чтобы их потом никто не искал. Думаю, что если бы тебя не сняли, а твоя подруга не сошла сама следом, то вы и в самом деле могли уже оказаться на каком-нибудь диком острове. Это же объясняет и истерику твоей подружки. Она просто в самый последний момент испугалась того экстрима, который сама же и заказала, связанного с ночным перелетом, предпочтя запасной сценарий развития событий, подала знак организаторам, объявив на весь салон, что тебя скоро снимут, а в самолете бомба, вот тебя и сняли.