Текст книги "Повторение прошлого (СИ)"

Автор книги: Юрий Терновский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

И ведь дерзнул бы, но прошло лето, пролетела осень, и уже приближались новогодние праздники, а дальше того давнего трепа у него дело так и не сдвинулось. Хорошо, что тогда коллега спорить сразу же отказался, точно ящик коньяка бы проиграл. Предновогодняя Москва расцветала прямо на глазах. На улицах уже появились елки, а витрины магазинов украсили всевозможные праздничные поздравления, светящиеся гирлянды и многочисленные объявления о предоставляемых скидках. Елочные базарчики заполнили пустующие площадки, предлагая зеленых красавиц на радость детей и взрослых. Завершался последний рабочий день уходящего года, Погорел листал ежедневник, вспоминая, не упустил ли чего или кого; всем ли разослал поздравления и поздравил по телефону, все ли нужные распоряжения отдал и выполнил сам от вышестоящего руководства. Текущие дела были аккуратно рассортированы по папкам и оставлены до следующего года, а в ящиках стола наведен почти идеальный порядок, который совсем немного не дотягивал до идеального, если бы конечно он под ноль очистил содержимое ящиков. У него же хватило духу выбросить в мусорную корзину только две трети всего-того, что там находилось. Другими словами, два ящика были уже пусты, оставалось навести порядок в третьем! Он удовлетворенно откинулся на спинку офисного кресла и прикрыл глаза. Для него этот год удался, теперь можно было и расслабиться в ожидании предстоящего праздника. Время уже подходило к шести вечера, когда офисный люд потихоньку начал выдвигаться к месту предстоящей пирушки. Ему достался большой пластиковый пакет с елочной мишурой, который он успешно вниз и доставил к ожидающей машине. Без поклажи не ушел никто, все что-то несли: кто пакеты, кто коробки, а кто и бутылки со спиртным, не без этого. Гулять собирались основательно. А какие все женщины были красивые и довольные – самое лучшее украшение праздника, переливающееся новогодними блесками, нарядами и улыбками. И старательнее всех неожиданно вырядилась Несмеяна, появившаяся на празднике с самым обычным на голове конским хвостом, в короткой черной юбке, белой блузке и белых же полусапожках, которые за весь вечер так и не поменяла на туфли. Вот тебе и серая мышь! Многие из его коллег пожалели, что женаты. Пирушка была в самом разгаре, когда и он обратил на нее свое внимание, да и то только потому, что был уже во хмелю. Тот, с кем она переминалась с ноги на ногу в медленном танце, увлеченно что-то ей рассказывал, обнимая за талию и прижимая к себе, а она лишь снисходительно улыбалась, позволяя себя лапать. Погорел тогда еще подумал, что вот именно такого козла ей и не хватает для полного кайфа, но тут же про это и забыл, сбитый с мысли очередным тостом за все хорошее застольного собутыльника из соседнего отдела. К часу ночи стали сворачиваться, засобирался пьяненько домой и он. Опрокинув на посошок последнюю рюмку, он вышел из зала и направился к гардеробу. В лифт столпилось много людей, и он решил спуститься по лестнице. Этажом ниже услышал музыку, сменил маршрут и оказался в баре, мимо которого просто не смог пройти. Душа требовала продолжения банкета, поэтому ноги сами, не спрашивая даже разрешения у головы, понесли его к барной стойке. Пробравшись между дергающимися под музыку телами, он заказал себе еще водки, закурил и принялся рассматривать местную публику. Сквозь полумрак и сигаретный дым его блуждающий взгляд наткнулся на что-то знакомое и остановился. Она тоже его заметила и даже помахала ему рукой, приглашая составить ей компанию. Погорел смел рукой со стойки свой бокал с виски и направился к ее столику. Пока шел, гром музыки затих, и из динамиков полилась спокойная мелодия, так что ему ничего больше и не оставалось, как пригласить ее на танец. И она ему даже почти улыбнулась, соглашаясь…

– Почему одна, а где ухажер? – спросил он первое, что пришло в пьяную голову, закручивая ее в вихре вальса.

– Который из них? – хмыкнула она. – Всех разве упомнишь…

– Последний.

– Не помню такого, а что?

– Да так, ничего, – прижал он к себе даму, – надо же о чем-то говорить.

– А я подумала, что ревнуешь, – взглянула она на него своими колючими глазами. – Или ошиблась?

Он не ответил, в этом уже не было никакой необходимости. Следующие два часа они продолжали поглощать праздничное спиртное, танцевать, курить и трепаться ни о чем, радуясь тому, что есть, и даже не заботясь о том, что там дальше будет.

– Представляешь, – рассказывал он, – колумбийская мафия пригласила на свой сабантуй музыкальную группу. Музыканты отыграли, после чего их всех расстреляли. Оказывается, что эту группу именно этот синдикат и раскрутил за свои бабки, а те связались с их конкурентами, ну и поплатились…

– Хорошо, что мы не в Колумбии, – сделала она пьяный вывод, – иначе у нас не только музыкантов, у нас вообще никого бы уже почти не осталось. Вокруг только предатели, карьеристы и прочие нехорошие личности вроде тебя.

– А я-то здесь причем? – возмутился Погорел, покачиваясь.

– Притом, что… – закачалась немного и она, – … что если хочешь приударить за дамой, то ей надо цветы дарить и духи, но никак уж не червивые конфеты украинского производства, после чего пропадать на полгода. Подарок долго искал?

– В Киев ездил, – только и ответил он, вбитый своим же собственным подарком в пол по самую шляпку, как тот ржавый гвоздик. – Исправлюсь.

– Если тебе это позволят еще сделать, – усмехнулась она, продевая руку в рукав своего пальто, когда они собирались уже на улицу. Всему хорошему конец наступает очень быстро, закончилось и это удовольствие.

В такси она прижалась к нему и тут же заснула. Таксист что-то рассказывал, что тоже когда-то был офисным клерком, пока не сменил кресло в офисе на баранку автомобиля, зато теперь работает три через три, а остальное время придается праздному безделью. Бросил курить, занялся спортом и все такое… Пассажир его не слушал, глядя в окно на ночной, сияющий праздничными огнями город, он пытался понять, где, собственно, он все это время пропадал? Где-то посередине пути он похлопал по плечу водителя и назвал ему новый адрес следования. Желтый «фордик» развернулся и помчался в обратном направлении. Дома Погорел помог снять женщине сапоги, дубленку и усадил в гостиной на диван, попросив немного подождать, пока он будет стелить ей в другой комнате. Она только кивнула и тут же завалилась на бок. Когда же он вернулся с чувством выполненного долга, то она уже спала на его диване, сладко улыбаясь чему-то своему во сне, если конечно это можно было назвать улыбкой. Странная какая-то была улыбка. И конечно же он не стал ее будить, лишь укрыл одеялом и подсунул под голову бамбуковую подушку. Оказывается, может ведь улыбаться, отметил он. Когда не хочет… Проснулась она только к обеду. И тут же сконфуженно засобиралась домой. И он как истинный джентльмен, не стал всеми силами ее удерживать. Вызвал такси, но она отказалась, сказав, что отлично доберется и на метро, до которого надо было ехать минут семь на автобусе. На остановке было холодно и дул пронизывающий ветер. Она что-то даже ему говорила, пока они ждали транспорт, но он ее не слышал, лихорадочно соображая, как той предложить остаться. Ведь пошлет, трезвая, прикидывал он в нерешительности. Пошел снег, подошел автобус, открылись двери, стали выходить приехавшие, и одновременно заходить в переднюю дверь уже следующие, которым поскорее хотелось оказаться в тепле. Двери закрылись. Автобус уехал, увозя с собой и тепло. Остановка опустела. Остались только эти двое и холод.

– Ты останешься? – выдавил наконец он из себя самое мучительное, взяв ее за холодные озябшие руки.

– У меня есть выбор? – чуть заметно усмехнулась она и тут же сама себе ответила: – Вообще-то есть, замерзнуть прямо на месте и следующее утро встретить уже в морге. Одна половина лица и так словно маска, хочешь добиться того же и от второй? Пошли, – сказала она и силой развернула его в сторону дома и взяла под руку. – Или ты решил меня окончательно заморозить на этом холоде?

– А что с лицом? – поинтересовался он.

– Твоих рук дело, сволочь такая, – произнесла она без всякой интонации в голосе, констатируя факт.

Погорел даже побледнел, услышав такое. В жизни ни одной женщины не ударил, тем более по лицу, пусть этим башаровы гордятся.

– Испугался? – Кира заметила его замешательство и не стала дальше нагнетать обстановку. – Последствия аварии в метро. И все… И больше ни одного слова об этом, будем считать, что я отделалась легким испугом. Мне твое прошлое не интересно, тебе – мое, договорились?

Он кивнул.

– Вот и славненько, милый, будем жить настоящим.

Новый год они встречали вдвоем. Их никто не поздравлял, потому что они отключили все телефоны. И они тоже никого не поздравляли. Тянули шампанское из фужеров, смотрели телик и любовались мигающей елкой, которую он притащил домой в самый последний момент, как чувствовал, что пригодится. Она сидела, поджав под себя ноги, а он лежал, положив ей голову на колени. Праздничная елка искрилась всеми огнями, горели на столе свечи, но только он все равно ничего этого не замечал, чувствуя лишь тепло ее тела и легкость ее рук, гладящих его голову. И ему сейчас было так хорошо, что, если бы можно было прямо сейчас остановить время, то он, не задумываясь, его бы прямо сейчас и остановил. И потом уже, когда все случилось, она долго водила в постели по его шрамам пальцем, допытываясь, где он их получил. Сказал, что на войне.

– А вот эту метку где? – ткнула она пальчиком в кругленькую отметину от пулевого ранения чуть ниже левой ключицы.

– Чеченский снайпер промазал, – ответил без всякого желания он, – чуть ниже и прощай.

– И что же ему помешало? – продолжала допытываться она.

– У меня гранатомет оказался мощнее.

Больше ничего не спрашивала, просто прижалась к месту контакта тела с несостоявшейся смертью губами, да так и затихла, погрузившись с закрытыми глазами в какие-то свои мысли. Сколько прошло времени, неизвестно, но, как известно, всему приходит конец, пришел он и их этому пастельному блаженству.

– Погорел, ты спишь? – чуть слышно спросила она, не открывая глаз.

– Нет, а что?

– Хотела тебя спросить, можно?

Мужчина кивнул.

– Чтобы ты хотел изменить сегодня в своей жизни?

– Честно? – задумался он. – Ничего…

– И я… – прошептала она, глядя ему прямо в глаза. – Ну… если только самую малость.

– Я бы не стал менять даже и этого.

– Да, – кивнула она, соглашаясь, – если бы только это еще от тебя и зависело. А хочешь узнать правду, как мы познакомились.

– Ты устроилась к нам на работу, – привлек он к себе голую, – потом тебе стало холодно курить одной на лестнице, и ты решила обзавестись грелкой.

– Однажды в метро один наглец не сводил с меня взгляд.

– Так это была ты, а я, черт, голову ломаю, где тебя видел, – удивился он тесноте мира.

– Так это была я, – подтвердила она. – Так вот тогда я просто проследила за тобой, упускать такого самца не в моих правилах. Узнала, где ты работаешь, это было просто, но так как сама я к электричеству вообще никакого отношения не имела, то пришлось даже освоить бухгалтерские курсы, изучать кабельную продукцию, чтобы устроиться к вам. Я потому и не красилась, боялась, что узнаешь.

– И к чему такая конспирация? – усмехнулся он. – Видишь ли, милая, я уже лет десять как не пользуюсь этим видом транспорта.

– Хочешь сказать, что я все перепутала? – уселась она на кровати, приковав тут же его взгляд к своей обнаженной груди.

– И это так классно, – потянулся он губами к ее соскам, – что ты себе даже не представляешь. И как ты могла проследить, если вышла раньше не две остановки?

– Просто, – усмехнулась она, – я передумала и вернулась. В тот самый вагон, который и пострадал при аварии больше всего, когда проклятая проволочка перетерлась.

– А говоришь, что следила…

– Месяц из больницы, – усмехнулась грустно она. – Ведь если бы не ты, я бы вышла вовремя и уж точно никогда бы в него не вернулась.

– Но я-то вышел вовремя, а почему ты осталась.

– Просто проморгала тот счастливый момент в своей жизни. Вот и решила тебя найти во что бы то не стало, чтоб поквитаться, ведь это ты во всем виноват.

– И как же ты меня нашла?

– Как всегда помог случай, тебя как-то показывали в новостях на одной выставке, вот я название фирмы и списала. А память у меня на лица знаешь какая, никакая авария в метро со всякими там взрывами и вылетающими стеклами ее не сотрет.

И вроде говорила все это с легкой улыбкой, на какую только была способна, но почему-то таким холодком дохнуло от ее слов, что он даже поежился. Верно мужики подметили, вздохнул он про себя, что от снежной королевы тепла уж точно не дождешься.

Почему-то сейчас ему вспомнился именно этот момент, когда он выходил из турагентства на Таганке. Что-то его королева явно тогда не договаривала, впрочем, в любой женщине всегда должна быть какая-то загадка.

Глава 12

Был момент, что он хотел все же воспользоваться еще разок красной «Хондой», припаркованной в неположенном месте, но в самый последний момент все же передумал, решив домой добираться общественным транспортом. Пожалел спящую в ней потаскушку, она так сладко улыбалась в своем сне какой-то замечательной сказке, что у него просто не хватило наглости своим появлением возвращать ее обратно в этот ее скверный мир разврата и порока. И все бы ничего, если бы эта машинка вдруг не стала расплываться прямо у него на глазах, теряясь в пространстве, а вместе с ней и все окружающее, голова закружилась и в бешеном вихре погрузилась в непроглядную тьму. Покинуть реальность легко, попробуй потом вернуться обратно. И очнувшись, он сначала подумал, что валяется просто на асфальте возле особняка на Таганке, там же, где и отключился, и пялится в хмурое небо, в его черные парящие точки, стараясь осознать простую истину, как смог докатиться вообще до такой жизни. Еще через минуту такого вот своего возвращения, он даже уже начал понимать, что точки на небе, это вовсе не мухи на потолке, а гораздо большие твари по своим размерам, да и по своему интеллектуальному развитию. И эти каркающие твари здесь были везде! С перекошенным лицом он попытался сесть и оглядеться. С трудом, но ему это удалось, голова хоть и раскалывалась, не желая воспринимать действительность, но только кто ее спрашивал, лишь бы только снова не отключилась. Была надежда, что именно этого она как раз делать и не собиралась, как бы ей сейчас и не было хреново. Что и радовало, в отличие от всего остального зловонного, окружающего его со всех сторон до самой линии горизонта. С головой надо дружить, подумал Погорел. Черт знает что может приключиться, как только эта дружба заканчивается. И похоже, что сейчас в жизни нашего героя наблюдался именно этот печальный момент, пожалуй, самый печальный момент в жизни, когда тебя берут и просто выбрасывают из твоей упакованной жизни на помойку, причем даже не в переносном смысле. «Круговая порука мажет как копоть, – прошептал бедняга, все еще не веря своим глазам и всматриваясь мутно в окружающее пространство, – мы берем чью-то руку, а чувствуем локоть. Скованные одной це…» При ближайшем рассмотрении точки оказались воронами, а сам он – совершенно голым посреди всего этого отстойного великолепия. И Наутилус в ушах, разносящийся из довоенного громкоговорителя, приделанного к самодельной виселице с раскачивающимся в петле покойником. Карр… карр… карр…

Я ищу глаза, а чувствую взгляд,

Где выше голов находится зад…

Очнувшегося передернуло. Вообще-то все это должно было быть сном. Пусть и самым ужасным в его жизни, но все же сном. Мужчина поднялся на ноги и, не обращая никакого внимания на каркающих ворон и свою бесстыдную наготу, побрел на слабых ногах к мрачному сооружению.

Здесь сброшены орлы ради бройлерных куриц,

И я держу равнение, даже целуясь…

Чтобы отключить проклятую музыку, заведенную, будто в издевательство над единственным не пернатым, не считая висящего в петле бомжа, крыс и мышей – законных обитателей этого удручающего места. И выключил, сбив проклятый громкоговоритель подвернувшейся под руку железякой. Не с первого раза, правда, пришлось постараться, поупражняться в бросании железа, то и дело после очередного броска падая на голую задницу, рискуя пораниться об острый хлам. Ему только музыки сейчас и не хватало. И ведь знали, гады, что включать, его самую любимую группу. Теперь он уж точно никогда ее слушать не будет. Кто-то взялся за него конкретно конкретно, понял Погорел, не оставив ни одного шанса на спасение. Тишина продлилась недолго и уже в следующую минуту, не успел он отойти от виселицы и десятка шагов, как музыка возобновилась. Только теперь уже вещал покойник. И снова про сброшенного орла из-за бройлерных куриц, которому только и осталось, что держать равнение, с кем-то целуясь. И вот с этим издевающимся типом голому обитателю помойных просторов пришлось повозиться уже дольше. Окостеневший никак не хотел выскальзывать из петли, сколько он на нем не вис, пытаясь, отталкиваясь от столба ногами, как можно сильнее раскачаться вместе с этим помойным покойником, утешая себя только тем, что тому еще хуже, чем ему. Жил человек, жил, а потом пошел на помойку и повесился. Или повесили… Без разницы, где тебя вешают, в шикарном небоскребе или на помойке, результат предсказуем. И эта мысль уже о собственной смерти не очень порадовала раскачивающегося на покойнике. Он разжал пальцы и свалился вниз, больно ударившись ступней о пустую бутылку, которой он тут же и воспользовался, взяв ее за горлышко и как следует приложившись ею к столбу. И уже с этой «розочкой» снова стал пытаться в прыжке зацепиться за висельника. С одной рукой этого не получилось, вот и пришлось из мусора сооружать кучу-малу возле столба, чтобы добраться до поющего «солиста». На это у него ушло минут тридцать, когда веревка была наконец перерезана и висельник вместе с ним свалился на землю. Хоть какая-то одежда, усмехнулся голый победитель, освобождая последнего от лохмотьев сразу же после того, как вырвал с «мясом» из его глотки воспроизводящее устройство. Точнее, он даже ничего и не вырывал, просто опустил несколько раз на голову несчастного все ту же же железку, которой до этого сбил громкоговоритель, вещающая голова и заткнулась, теперь уже навсегда. Как выяснилось, висельник оказался самым обычным манекеном, повешенным на потеху, скорее всего кем-то из местных бомжей, постоянных обитателей этого жуткого места, что тут же и подтвердилось. И это вселяло надежду, что и его пока здесь тоже никто вешать не будет.

– А ты, мил человек, его туда цеплял, чтобы сымать? – услышал он за собой недовольное клокотание и оглянулся. Позади него стояло нечто, лишь отдаленно напоминающее большую, заросшую волосами обезьяну, сравнить которую с человеком у Погорела даже мысли не возникло. И вот это нечто, свирепо скалясь осколками зубов, сжимало в руках дубину и даже собиралось ей приласкать нарушителя своего спокойствия.

– Извините, – голый предусмотрительно отступил пару шагов назад, чтобы тут же не быть забитым этим громилой насмерть, – мне просто понадобилась одежда.

– Это моя одежда, – произнесло угрожающе помойное существо, делая шаг вперед и размахиваясь, – здесь все мое, включая и тебя, придурок.

Как он увернулся от этого смертельного удара, Погорел и сам не понял, просто увернулся и все, просто каким-то чудом оказавшись у того с боку и нанеся ответный удар в ухо нападающего. Было бы сил побольше и тверже стоял бы на ногах, так и уложил бы гада, а так… Комариный укус еще никого с ног не валил, не свалил с ног он и этого обезьяноподобного, развернувшегося и тут же двинувшегося на своего обидчика твердой поступью Кинг-Конга. И вот этот обезьян, крепко сжимающий свою увесистую дубину своими лапищами, пер теперь с воем на него и только лишь с одной единственной целью – повесить гада на перекладине вместо манекена. А музыку он потом в его голову вставит. И на этом чудном моменте вообще-то можно было бы уже и проснуться, но как-то не получалось. Погорел стал пятиться и споткнулся, чувствую как последние силы уже стали покидать его бренное тело, споткнулся и завалился почти что уже покойником спиной в мусор, из последних сил изворачиваясь от смертельного удара. И снова ему повезло, громила снова промазал. Оставалось одно, делать ноги, для чего надо было хотя бы на них встать, но на это Бог ему времени уже не отпустил. Третий и последний удар точно бы разнес на черепки его голову, если бы не одно странное обстоятельство. Громила, вдруг выронил из лап орудие убийства и… завалился сам на свою жертву, придавив ее всем своим телом. Что-то липкое и теплое стало заливать лицо последнего, но это все же было лучше, чем самому разлетаться осколками по вселенной. Когда же спасенный выбрался из-под мертвого тела своего почти что уже убийцы, то никого больше рядом с собой не обнаружил, кроме… Кроме того самого отбитого от бутылки им же самим горлышка, угрожающе торчащего своими острыми краями в шее обезьяноподобного. И еще только нескончаемое карканье ворон, слетевшихся тут же на свежее мясо. Сам же и убил, правды все равно уже не доищешься, да она на этой помойке никому и не нужна. Двое их было, не считая манекена, поэтому никто кроме него самого и не мог вспороть стеклом горло почти что уже своему убийце. Ну или манекен, скривился Погорел, тупо созерцая остывающий труп.

После чего живой обшарил мертвого в поисках полезного материала, что могла пригодиться в дальнейшем, но кроме пачки презервативов, снимка обнаженной подружки в немецкой фуражке и двух мятых купюр по тысяче рублей каждая ничего в карманах последнего больше не нашел. И разряженного смартфона, что огорчило, который он тут же и зашвырнул куда подальше, как ненужное уже напоминание о своей успешной прошлой жизни. А вот деньги порадовали, хоть за что будет добраться до города. Темнело, когда он, завалив труп своего недавнего врага всевозможным мусором, натянув на себя обноски с манекена, направился в сторону города. Выла где-то сирена и переваливался из ямы в яму старенький полицейский уазик с включенной синей мигалкой, спешащий на чью-то очередную смерть. Уже донесли, усмехнулся Погорел, даже уже не удивляясь этому, твердо уверенный уже в том, что кому-то очень серьезно перешел дорогу. Кому вот только?

Отпечатки собственных пальцев на окровавленном горлышке разбитой бутылки, оставшейся торчать из шеи покойника, оптимизма тоже не прибавили. Теперь повесят еще и труп…