Текст книги "Хроники Порубежья"
Автор книги: Юрий Рудис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)
– Между мужчиной и женщиной всегда все очень сложно, – внезапно подал голос незнакомец.
Митька, будто только того и ждал, живо повернулся к говорившему, очевидно намереваясь сказать какую-то колкость, но ничего не сказал, а только горестно кивнул головой и замер, глядя перед собой прямо в пушистый Дашин затылок скорбными глазами.
– Бедненький, – пропела Даша, и почесала Митькин загривок, словно Марья-царевна верхом на сером волке.
Саня улыбнулся, на всякий случай, если вдруг чего-нибудь не понял по простоте душевной, и спросил, из чистой вежливости, чтобы поддержать разговор.
– Чего ж сложного, дядя?
– Всего, племянничек, – веско ответил мужик. – Только вам об этом думать не надо, а то так и будете перебирать лапками на пороге счастья, как та сороконожка. Вот как мы, – мужик подмигнул крутобедрой хозяйке, показывая, что оценил её игру и настаивает на продолжении шоу. Женщина томно потянулась, и снова уперлась кулаками в поверхность стойки.
– Эх! – не замедлил отреагировать мужик и продолжил. – А ваше дело молодое, бездумное, главное – быстрота движений. Это, паренек, как по воде ходить. Остановился – утоп…
– А не остановился?
– А не остановишься, конечно, тоже утопнешь, – не утаил горькой правды мужик, – но пару шагов выгадаешь, за счет этой самой скорости. Будет хоть о чем вспомнить.
Больше он ничего сказать не успел, потому что хлипкая дверь кафе с треском распахнулась, и внутрь ввалились трое суровых гопников, грубо разрушив очарование этого зимнего вечера. Видно было, что они как раз находятся в том замечательном состоянии, когда выпито уже достаточно, чтоб затуманить интеллект, между тем, как дурная энергия, напротив, только разыгралась и настоятельно требует выхода. В общем, настроены они были по-боевому и разговаривали между собой напористо и громко, как в лесу. Речи их были просты и сами себе ребята чертовски нравились в этом пограничном между сном и явью состоянии.
Проблема же была в том, что им хотелось, чтоб этот восторг разделяли и окружающие.
Один из них сразу прилип к прилавку и вступил в оживленную беседу с хозяйкой заведения. Несмотря на то, что они называли друг друга по имени и, вообще, похоже, были довольно близко знакомы, особого восторга женщина не выказала, дежурная улыбка, застывшая на её лице, не была способна скрыть сковавшее его досадливое напряжение.
А двое других, потолкавшись на узком пятачке перед дверью, вдруг, разом, словно по команде, придвинулись, чуть не опрокинув столик своими молодыми телами. Саня едва успел подхватить падающую бутылку.
– Здорово, Дашка, – молодецки гаркнул один из них, с круглыми, белесоватыми глазами на лице, упитанном той свежей упитанностью, которая бывает у людей лишь недавно начавших есть досыта.
– Какая я тебе Дашка? – смело ответила девушка, на всякий случай сползая с Митькиных колен и перебираясь обратно на свой стул, что свидетельствовало об определенном жизненном опыте.
– Действительно, молодой человек, – не поднимая головы, сказал Митька. – Вы уж повежливей как-нибудь, – и тут же получил от белоглазого легкую, почти дружескую, затрещину.
В животе у Сани похолодело, драться он не любил и не умел, но эта нелюбовь была ничто по сравнению с тем отвращением, который у него в таких случаях вызывал собственный страх. При чем последовательность ощущений никогда не менялась, сначала страх, потом отвращение к нему.
И, главная пакость, время, вместо того чтобы пролететь стрелой, вдруг тормозило, от чего происшедшая неприятность становилась особенно зримой, во всех своих неприглядных подробностях.
Парень, давший затрещину, как будто зная о внутренней борьбе, происходящей внутри Сани, смотрел на него с тупой, победительной улыбкой. Митька же, словно не считая случившиеся чем-то заслуживающим внимания, сидел в прежней позе.
Его напарник, который по началу несколько неодобрительно и даже, с каким-то испугом воспринял выходку своего товарища, видя, что никакой реакции на неё не последовало, приободрился и сказал молодецким голосом. – Дашка, Машка, нам без разницы. Да, Серый?
Но Серого уже не было рядом. Серый уже летел, и улетел бы, бог знает куда, кабы не прилавок. И, странная вещь, хлипкое сооружение выдержало, а Серый, стукнувшись об него всей спиной, упал без чувств. Угрюмый мужик одобрительно хмыкнул и в кафе *У Витрувия* наступила тишина… Хозяйке заведения, что бы лучше рассмотреть подробности, пришлось перегнуться через прилавок, так что ракурс, в котором предстало её перед участниками события её декольте, внес в эту, в общем-то, печальную картину жизнеутверждающую раблезианскую ноту.
Хозяйка же первой и нарушила молчание. – Господи, кто ж это его так?
– Может, поскользнулся? – предположил Акимушкин, так и продолжавший сидеть с опущенной головой.
– Похоже на то, – быстрота перехода из разряда потенциальных потерпевших в разряд грозных победителей привела Саню в состояние близкое к эйфории. Брови его сурово нахмурились, ноздри презрительно раздулись, а тяжелый, не обещающий ничего хорошего, взгляд уперся в лицо второго наглеца, который уже не улыбался, а стоял дурак дураком, и по его нарочито отсутствующему виду было понятно, что больше всего он сейчас желал бы стать невидимым.
– Пошёл отсюда!
Паренек, будто только и ждал этих слов, как по мановению ока перенесся к стойке, где присоединился к уцелевшему своему товарищу. А тот, на полуслове прервав беседу с хозяйкой, задумчиво посматривая то на лежащего Серого, то на сидящего Митьку, видимо, прозревая между ними какую-то мистическую связь.
– Чего смотришь? – грозно вопросил Саня, чувствуя себя несокрушимым бойцом, который в огне горит и в воде не тонет. – Иль по роже захотел?
Но тут нашла коса на камень. Гопник, кстати сказать, самый здоровый из всей троицы, не обратил на заданный ему риторический вопрос ни малейшего внимания. И, вообще, сохранял полное спокойствие. Он с брезгливым недоумением взглянул на жавшегося к нему пугливого парнишку.
– Ты чего?
– Гена, так ведь… – с некоторым даже упреком за невмешательство произнёс парнишка, кивком головы указывая на обидчиков.
– За пацанами скачи, козлёнок, – тоном человека, притерпевшегося к людскому скудоумию, ответил Гена.
Это Сане не понравилось. От этого у Сани настроение снова стало портиться. Получалось, что неизвестные пацаны, за которыми предлагалось скакать робкому козлёнку, находятся где-то совсем неподалеку и могут подтянуться на место происшествия в считанные минуты.
Паренёк, боком, задрав, как краб, клешни протиснулся между столиков, и буквально выбросился из кафе.
Пошли, Митька, – сказал Саня, стараясь не выдать предательского, до дрожи в коленках, волнения, охватившего его с новой силой. Теперь он больше всего боялся, что Митька забычит и возжелает продолжения банкета. Но Митька молча кивнул и встал из-за стола.
– Девчата, с нами?
Растрепанные девушки, с неприязнью поглядывая на возмутителей спокойствия, стали молча собираться.
– Куда? – удивился Гена и достал нож. В другом месте, в другое время, этот нож не произвёл бы на Саню никакого впечатления, обычный складень, с пятнадцатисантиметровым лезвием, разрешенным по закону. Но сейчас, увидя острие этого лезвия в опасной близости от своего живота, а главное, вдруг свято уверовав, что рука, держащая этот нож, в случае чего не дрогнет, Саня обмер.
К счастью, Митька, дернув за плечо, заставил Саню сделать шаг назад, и встал на его место.
Хозяйка заведения нерешительно крутила в руках мобильник. Саня почувствовал, что у его ног что-то завозилось. Это пытался подняться Серый, о котором все забыли. Теперь он пришел в себя, но не совсем. И пока что, с утробным рычанием, как дикий зверь, ворочался на полу.
Гена сделал ложный выпад своим клинком. Но вместо Акимушкина дернулся Саня, хотя и находился на безопасном расстоянии.
– Итак, вечер безнадежно испорчен, – прокомментировал происходящее мужик в черном пальто. Вытер губы салфеткой и, кинув её в пластмассовую урну, тоже встал из-за стола.
– Стой, где стоишь, – посоветовал Гена.
– Гена, не дури, – сказала хозяйка.
– Это еще не дурость. Главная дурость только начинается, – грозно пообещал Гена. И оказался в некотором роде прав, потому что в следующее мгновение мужик в черном пальто обрушил на его голову стул. Сидение из кожзаменителя полетело в одну сторону, а стальные ножки – в другую. Гена, схватившись за голову, упал на колени, а затем, добрав кулаком по темени, повалился лицом вниз.
– Вот, хозяюшка, намусорили мы тут. И стул я сломал, – мужик в черном пальто обмотал шарф вокруг шеи и напялил на голову мохнатую шапку. – А всё одно, жаль, что не пришлось договорить.
– Ах, да Бог с ним со стулом, – грустно ответила хозяйка заведения, окончательно пряча сотовый в карман передника. – Только вам теперь лучше уйти и потом уж не появляться. Эти ребята сюда часто заходят.
– Вы мне телефончик свой дайте. А я вам позвоню. Ну, и что-нибудь придумаем.
Хозяйка, с сомнением на лице, достала из кармашка блокнотик и, вырвав из него страничку, быстро написала телефонный номер.
– Вы нас простите, пожалуйста, – развел руками Саня, считавший, что ни при каких обстоятельствах не следует терять хороших манер. Однако хозяйка его джентльменское поведение не оценила. – Да вам-то не за что извиняться, молодой человек. Ничего такого страшного вы не совершили. Это все дружок ваш, да вот этот товарищ. Ну, их-то я извиняю.
– Спасибо, – густо покраснев, пролепетал Саня, взял Веру под руку и, подталкиваемый Митькой, направился к выходу. Мужик в черном пальто, хмыкнув в очередной раз, последовал за ними.
Галантно отворив перед своей дамой густо запорошенную снегом стеклянную дверь, Саня увидел, что там уже ждут. Вылизанный вьюгой пятачок асфальта у крыльца заведения был заполнен народом, человек восемь-девять, не меньше. И раньше, чем удалось осознать зловещее значение этого сборища, кто-то неразличимый в толпе размахнулся, и сильный удар по челюсти отбросил Саню обратно в кафе, под ноги Митьке и его спутнице. Митька машинально перешагнул через тело товарища, и в следующий миг удары посыпались уже на него. А он даже защититься как следует не мог. Даша на этот раз сплоховала и повиснув на его руке только мешала. С трудом удерживаясь на ногах, Акимушкин пятился в глубь заведения, отмахиваясь свободной рукой от напиравшей с победными криками местной молодежи.
Но тут таинственный мужик в черном пальто, отодвинув изнемогавшего в неравной борьбе Митьку, снова энергично вмешался в ход событий. После каждого взмаха костистого кулака в узком коридоре становилось на одного человека просторней, и через минуту он совершенно опустел, если не считать сидящего под стенкой полузатоптанного Саню. Победные крики сменились жалобными стонами и ропотом бессильных угроз, а на пятачке перед дверью кафе образовалась груда поверженных тел, над которыми в тягостном недоумении застыли уцелевшие соратники.
Воспользовавшись этим, мужик в черном пальто захлопнул дверь, задвинул засов, и очевидно для психологического давления, перевернул висящую на двери табличку, которая, таким образом, теперь гласила, что заведение закрыто.
Однако победа имела горьковатый привкус, так как было понятно, что через какое-то время вся эта публика опомнится, и штурм повторится. Выдержать его наличными силами было проблематично, тем более, что у тротуара остановились две потрепанные иномарки, из которых, размахивая бейсбольными битами, полезли решительно настроенные юноши, на ходу выслушивая показания потерпевших и бросая свирепые взгляды в сторону предполагаемого противника. Складывалось впечатление, что шустрый козлёнок поднял на ноги весь околоток.
Милицию надо бы вызывать, – сказал Митька. – Жаль, что у меня мобильника нет.
– А я мобильник дома оставил, – похлопав себя по карманам, сказал мужик в черном пальто.
– И я, – сказал Саня.
– У моего батарейки сели, – сказала Даша.
– А на моём деньги кончились, – сказала Вера.
– Да, – сказал мужик в черном пальто. – Такие разные мы тут все люди, а как все похожи. Раздолбаи, короче, – после чего отправился просить телефон у хозяйки заведения. Но это был напрасный труд. Знойная красавица глядела на главного героя сражения восхищенным взором, однако давать телефон наотрез отказалась. – Ну, подумай, – сказала она, умело обмывая минеральной водой из пластиковой бутылки раны на дурной голове злополучного Гены, лежащей у неё на коленях. – Зачем мне тут милиция? Ребята местные, да и я тут не последний день работаю.
– Меня Иван зовут, – сказал мужик в черном пальто. – Да я тебя, лапушка, понимаю. Но и ты прикинь, что тут дальше будет. Местные эти твои ребята ведь не успокоятся, пока всё тут не разнесут в алмазную пыль.
– Не успокоятся, Ваня, – согласилась знойная красавица, с нежной улыбкой, не соответствующей зловещему смыслу произносимых слов. – Только ничего они тут не разнесут, потому что знают, кто владелец этого кафе. Вот увидишь, он их еще и за сломанный стул проставит. Большой человек.
– И кто же он? – осведомился Иван, непроизвольно приблизившись к собеседнице на такое расстояние, что вопрос этот прозвучал не то что даже интимно, а, можно сказать, почти неприлично.
– А вот тебе, Ваня, этого лучше не знать, – ответила хозяйка и, стряхнув с колен хулиганскую голову, которая с деревянным стуком упала на пол, встала на ноги.
Теперь они стояли, почти прижавшись друг к другу.
– Так что ж нам теперь, пропадать? – тихо спросил Иван, наклоняя голову и почти касаясь губами смуглой шеи хозяйки заведения.
– Зачем пропадать? – подаваясь вперед и даже, кажется, привставая на цыпочки, прошептала хозяйка, и Иван ощутил на своем её лице её чистое горячее дыхание. – Через черный ход уходите.
– А те, – Иван мотнул головой в сторону улицы, – про него знают?
– Знают. Только возле дома дорога перерыта, им в обход придётся бежать. Так что минут десять у вас есть.
– Значит, минут десять есть. И где ж тут у нас чёрный ход? – Иван глянул в обморочные глаза женщины, и ему показалось, что она вот-вот упадет. Он придержал её за талию. – Покажешь?
– Все что угодно, – честно ответила красавица и, щелкнув задвижкой, открыла неприметную дверь, ведущую в подсобку.
– Понял, – так, в обнимку, они зашли в узкий, заставленный картонными коробками, коридор.
Здесь Иван придержал дверь и крикнул. – Орлы, уходим огородами!
Митька просветлел лицом и, увлекая за собой Дашу и Веру, протопал через крохотный зал, нырнул в дверь и помчался по коридору, на свет тусклой лампочки, обозначавшей запасной выход.
Иван посторонился, уступая дорогу, для этого ему пришлось еще сильней прижаться к полногрудой хозяйке, распластавшейся на стене. Просто так расстаться после этого было совершенно невозможно. Треск расстегиваемой молнии и шорох снимаемого белья, смешавшись с тяжелым торопливым дыханием, сплелись в короткую, но выразительную увертюру.
Так что, минуту спустя, Митька, который вспомнил о забытом в кафе приятеле, и бежавший по коридору обратно, еще успел удивиться, зачем мужик в расстегнутом черном пальто раз за разом подсаживает стонущую хозяйку заведения на пожарный стенд, в который она судорожно вцепилась раскинутыми руками, не обращая внимания на то, что подол её платья оказался задран на спину. Осознав свое заблуждение, Митька с галопа перешел на балетный шаг и, словно дуновение майского ветерка, проскользнув мимо не обративших на него никакого внимания безумцев, ворвался в зал.
Контуженный Саня нашёлся перед запертой входной дверью, из-за которой он смело и гордо, словно у бездны мрачной на краю, взирал на беснующихся снаружи гопников, время от времени показывая им средний палец.
– Чисто Бэтман, – похвалил Акимушкин, грубо возвращая Саню в мир жестокой действительности, и в тычки погнал его к запасному выходу. Нападавшие, сообразив, что добыча от них уходит, разразились негодующими воплями и побежали куда-то вбок, вдоль стены дома, явно рассчитывая перехватить врага с той стороны.
– Не успеют, – сказал Митька без особой уверенности в голосе.
Саня, так же как до него и Митька, замер было при виде того, как похожий в своем развевающемся пальто на черного коршуна, сжав в когтистых лапах вырвавшиеся наружу из тесного плена пышные груди своей жертвы, мужик в поте лица своего поддает тазом, подобно афроамериканскому певцу Майклу Джексону, но, в отличии от того, не на пустом месте.
Митька, заранее предвидя такой оборот событий, пихнул Саню в спину и тот порысил по коридору дальше, оглядываясь и глупо улыбаясь.
Но он был не последним свидетелем бурной сцены. Последним, а вернее сказать, крайним, оказался раненый стулом Гена, который, не успел затихнуть звук вражеских шагов, возник на пороге подсобки, бледный, мокрый и несчастный, как пришелец из загробного мира.
– Ага, – сказал он. – Дианочка. Вот, значит, как. Ну, жаль Александр Петрович не видит.
Поглощенный своим занятием Иван, похоже не услышал этих слов. Оставив груди партнерши вольно подпрыгивать в такт главной теме, он теперь крепко держал её за крутые бедра, словно музыкант Ростропович свою любимую виолончель, наращивая темп и явно приближаясь к финальному аккорду.
Но слух хозяйки оказался более тонким, она обернулась страдальческим лицом и пальчиком поманила Гену. Тот, как зачарованный её взглядом, послушно пошёл на зов.
– Ближе, – прошептала хозяйка.
Гена, как сомнамбула, вытянул вперед дрожащие руки и сделал ещё один шаг вперёд.
Иван, которому все происходящее виделось, как со дна реки, в зеленоватом свете, успел мельком удивиться, зачем в руке его подруги вдруг, откуда ни возьмись, появился настольный калькулятор доперестроечной конструкции. Он даже не успел связать появление калькулятора с возникшей на периферии поля зрения трагической фигурой Гены, потому что как раз в этот момент пик наслаждения был взят. Оргазм придал женской руке нечеловеческую мощь. Калькулятор с громким треском опустился на голову Гены. И Гена упал, на этот раз, без звука, словно колосок, срезанный косой пьяного косаря.
– Настучит боссу, – волнуясь, не за себя, конечно, сказал Иван.
– Скажу, что ему в предсмертном бреду пригрезилось, – ответила прекрасная трактирщица, опускаясь на грешную землю и оправляя платье. – Беги уж.
– Как зовут тебя? – спросил Иван, убегая по коридору.
– Диана.
– Я позвоню.
* * *
Вера и Даша дожидались кавалеров снаружи, у дверей запасного выхода.
– А этот где, терминатор? – спросила Даша.
– Слился в экстазе, – ответил Митька, прислоняя нервно хихикающего Саню к кирпичной стене.
– А, опять Дианка Петровичу рога наставляет, – догадалась Вера. – Ждать его будете? Это может долго быть.
– Будем, – твердо ответил благородный Митька, озирая окрестности. Перед ним расстилался огромный, заметенный снегом, пустырь городского двора, обставленного по периметру хрущевскими пятиэтажками нежно-кремового, насколько позволял заметить льющийся из окон свет, колера. Здесь, в закутке было сравнительно тихо, но на просторе вьюга уже гуляла во всю, погребая под снегом припаркованные у подъездов машины и торчащие посередине двора жутковатые конструкции детской площадки.
– Ну, ждите, – сказала Вера. – Дождетесь.
Одну или две бесконечно долгих минуты они стояли, вслушиваясь в каждый звук и надеясь, что шаги не в пору загулявшего спутника раздадутся раньше, чем тяжёлая поступь народных мстителей.
Поэтому светская беседа, которую, борясь с нарастающей в душе паникой, пытался поддерживать Саня, получилась скомканной. Он едва успел пригласить девушек продолжить вечер в каком-нибудь городском культурном центре, типа кафе. А те едва успели отказаться, сославшись на то, что развлечений им на сегодня, кажется, хватит. Поэтому они собирались пойти к Дашиной тетке, которая, как оказалось, жила в соседнем подъезде.
– Тётя – это хорошо, – пробормотал Митька. – А местных не боитесь?
– Нас есть кому защитить, – ответили храбрые девушки и, наскоро попрощавшись, скрылись в соседнем подъезде.
И тут же, ко всеобщему облегчению, появился мужик в чёрном пальто. – Люблю интеллигентных женщин, – бодро воскликнул он, застегивая ширинку. – Чтоб, значит, время культурно провести, хоть на калькуляторе, хоть как. Беседу, опять же, поддержать.
– Бежим, дядя, скорее, – сквозь зубы процедил Митька.
– Куда бежим-то? – озираясь на бегу, спросил тот.
– А черт его знает, – ответил Саня. – Мы не местные.
Глава седьмая
Жизнь сама распорядилась о направлении дальнейшего бегства, так как из-за угла со свистом и топотом высыпала толпа преследователей. Теперь дорога была только одна – в другую сторону. В другой стороне, сразу за домами, оказался порядком заброшенный парк, совершенно безлюдный в это позднее зимнее время. Единственным его достоинством было то, что фонари в нем почти отсутствовали, что давало слабую надежду оторваться от погони.
Но надежда эта оказалась обманчивой. В конце длинной аллеи обнаружилась вторая группа преследователей. Понять откуда она взялась, было невозможно, но это уже не имело никакого значения.
– Да сколько ж их тут, – с отчаяньем воскликнул Саня, а Митька кинулся в непролазную гущу кустов, темневшую неподалеку. К сожалению, непролазная гуща, при ближайшем рассмотрении оказалось довольно чахлой порослью, в которой мудрено было спрятаться даже котенку. А между тем, бежать отсюда было некуда.
Поняв, что капкан захлопнулся, преследователи умерили прыть и неторопливо приближались с двух сторон, перекликаясь высокими, злыми голосами.
– Кажись, приехали, – признал Саня очевидное, и с этими словами полетел вниз, и с размаху приложился боком в железную дверь, которая неожиданно легко открылась под тяжестью его тела, противно заскрипев при этом. Считать раны было некогда, и Саня вполголоса принялся звать товарищей по несчастью, которые, хорошо видные снизу на фоне ночного неба, все-таки более светлого, чем здешняя почти могильная тьма, бессмысленно вертели головами, пытаясь понять, куда он делся.
– Осторожно, ступеньки.
Но предупреждение запоздало и Митька в точности повторил траекторию падения, с той только разницей, что внизу его встретила не железная дверь, а дружеские объятия, в которые он угодил, сбив Саню с ног. Следом, уже без приключений, спустился мужик в черном пальто.
– Чего тут?
– А Бог его знает, – на правах старожила ответил Саня. – Бункер какой-то.
– Видать, бомбоубежище какое-нибудь заброшенное. Или еще какая хрень, – предположил Митька.
Тут голоса преследователей раздались наверху, совсем рядом. Мужик в чёрном пальто, не тратя лишних слов, втолкнул приятелей внутрь и сам ввалился следом. После чего осторожно прикрыл дверь за собой и чиркнул зажигалкой.
– Вот тебе и бомбоубежище.
Конечно, то, что осветил слабый язычок пламени, вряд ли могло претендовать на это громкое название. Несколько шагов в ширину и несколько в длину составляли размеры забетонированного помещения, сооруженного неизвестно кем с неизвестной целью. Но думать об этом было некогда, приглушенные дверью голоса преследователей слышались уже прямо над головой.
Иван посветил себе под ноги, и стал каблуком выколачивать кусок арматурного прута, вмерзшего в лед, которым был покрыт пол.
Митька схватил его за рукав. – Тише, ты. Услышат ведь.
Иван молча отпихнул его и, подняв прут, заложил им петли, оставшиеся от дверного засова.
– Готово. А вот теперь всем – тихо.
Какое-то время казалось, что преследователи окончательно их потеряли. Но вот на лестнице раздались уверенные шаги, и щель под дверью осветилась.
– Тут они. Больше негде.
– А что это, Толян? – спросил кто-то, и невидимый Толян пояснил. – Тут летом кафешка стояла, а эта яма у них под склад оборудована.
– Что-то больно крепко сделано, – усомнился в его словах собеседник. – А второго входа нет?
– Ну, – не стал спорить Толян. – Эта штука тут, сколько себя помню. Вояки построили, или еще кто. Не знаю. А второго входа нет. Так что если они там, то, считай, попали.
– Чего там? – вступил третий голос, в котором прозвучала начальственная нотка.
– Да тут дверь заперта, – с заметным подобострастием в голосе объяснил Толян и поспешил успокоить. – Но эти там. Без вариантов.
– Так посвети и проверь, – приказал тот же голос. – Да не под ноги свети, а на дверь. Заперта, или как? Замок, говорю, есть или нет?
– Нет, – теперь свет пробивался сбоку двери. – Нет тут никакого замка, и никогда не было. Говорю ж, изнутри заперто.
Сказав это, Толян пнул дверь, которая отозвалась коротким гулом. – Вылазь, а то хуже будет.
– Может и впрямь вылезем? – нерешительно сказал Саня. – Попинают, конечно, но ведь не убьют.
– Убьют, не убьют, – задумчиво проговорил Иван. – Мне и тут не плохо. С дверью им придется повозиться. Я вам, как специалист, скажу, с дверью нам повезло. Арматурина, опять же, в петлях плотно сидит. А там, глядишь, прохожие услышат.
– Никто никого тут не услышит, – Митька нашел где-то в углу старую газету и теперь пытался поджечь её, но спички ему попались какие-то негодные и только шипели. – В такое время какой дурак сюда сунется? А до утра они или дверь выломают, или сами дуба врежем. Ночью обещали двадцать пять градусов.
– Держи, – протянул ему мужик зажигалку. – Предлагаешь выйти?
– Куда торопиться? – уклончиво ответил Митька, поджигая свернутую в трубку газету.
– Во! – радостно закричал снаружи неугомонный Толян. – Ну, точно, как я говорил, там они. Жгут чего-то. Дымом-то как запахло.
– Брысь, – сказал начальственный голос и Толян затих.
– Эй, в танке!
– Ну, слышим, – ответил мужик, поглядывая, как Митька тихо движется вдоль стены, с бумажным факелом в руке.
– Вылазьте, – посоветовал голос. – А нет, обложим ветками, бензину плеснём, и привет.
– Это серьёзно, – сказал Акимушкин. – Гореть тут нечему, а вот в дыму долго не высидим. И что теперь делать?
– Делать нам особо нечего, – сказал мужик в чёрном пальто. – Остается народная дипломатия. Предлагаю нанести ихнему вождю словесное оскорбление, от которого он потеряет самообладание и совершит роковую ошибку.
– Наноси, дядя. Хуже не будет.
Саня, чувствуя себя героем Санта-Барбары, самым завалящим, из тех, которые редко доживают даже до конца текущей серии, изо всех сил пытался не утратить последние крохи самообладания.
– Пусть жгут, есть шанс, что огонь кто-нибудь увидит.
– Всякие бывают чудеса. Меня, кстати, Иван зовут. Иван Иванович Ермощенко, кузнец. То есть, натуральный кузнец, при молоте и наковальне. Ну, дома у меня кузня и прочие хахаряшки. Раритет, короче.
– Меня Саня, – сказал Саня, горячо пожимая мозолистую руку натурального кузнеца. – Александр Петрович Тимофеев, студент.
– А я Акимушкин Дмитрий, менеджер по продажам. Продавец, в общем, пылесосов фирмы Сименс.
– Это в салоне, что ли, фирменном трудишься, на углу Нахичеванской и Красных Воздухоплавателей?
– Точно, – подтвердил Митька, который, как Саня успел заметить, был не в восторге от своего социального статуса. – После дембиля, ну, вот и…
– А чего, – проявил тактичность Иван. – Тоже дело. Тепло, светло. Стоишь себе, такой весь продвинутый комсомолец, на груди табличка…
– Давай уж, Иван Иванович, приступай к народной дипломатии.
– Сейчас, – натуральный кузнец глубоко вздохнул, набирая в грудь побольше воздуха.
После первых его слов, за дверью наступила мёртвая тишина, которая не прерывалась, пока не прозвучали последние аккорды. Иван в сильных и образных выражениях охарактеризовал, как водится, самих осаждающих, их ближайших родственников, подробно остановился на медицинских аспектах происхождения всех вместе и каждого в отдельности. Предсказал их дальнейшую печальную судьбу, акцентировав внимание на некоторых её пикантных подробностях, и вообще, поведал много еще чего интересного. Лишь один раз, в самом патетическом месте, за дверью раздалось истерическое хихиканье, тут же заглушенное звонким звуком затрещины, прозвучавшим резко, как пистолетный выстрел.
После того как отзвучали раскаты этого шедевра ораторского искусства, у Сани никаких иллюзий относительно ожидавшей их участи уже не оставалось.
– Ладно, уроды – сказали за дверью. – Пошутили? Посмеемся.
И снаружи началась какая-то нездоровая суета.
– Ветками обкладывают, – наконец определил Иван. – Гаси огонь. Скоро тут и без того будет дышать нечем.
Но Митька огонь гасить не собирался, а наоборот, скрутил еще один бумажный жгут и, запалив его от первого, почти догоревшего, поднял над головой, рассматривая что-то под самым потолком. – Саня, смотри, надпись такая же, как в баре.
Саня, поднял голову и прочел написанное латинскими буквами на стене имя архитектора Витрувия. Смертная тоска охватила его. Что они сделали не так? В каких-то двухстах метрах большой город жил вечерними заботами, а тут вот-вот взовьются к небу языки пламени, в которых, как мотылек, влетевший в огонь свечи, исчезнет его, Саши Тимофеева, жизнь. Между тем, Митька, дались ему эти письмена, ждал ответа.
– Да что тут такого, – процедил Саня. – Слышал же, кафе здесь было летом. Ну, и нацарапал грузчик какой-нибудь от нечего делать. Хотя, с другой стороны, что же это за грузчик такой был? Да и хрен с ним.
– Все равно странно, – с бессмысленной горячностью произнес Митька, всматриваясь в латинские буквы.
– Чего там? – спросил Иван. – Запасной ли выход нашли?
– Цицерон наш! – Саня неприязненно покосился в его сторону. – Нет тут никакого запасного выхода.
– Ну, нету так нету, – Иван вслушался в трудовой шум снаружи. – Димитрий, посвети вниз.
– Зачем? – не поворачиваясь, спросил Митька, поглощенный изучением загадочной надписи.
Тут между кузнецом и Акимушкиным произошёл короткий, но горячий спор, относительно того, какой тактики им следует придерживаться. Кузнец оказался сторонником немедленных действий, предложив вооружиться, чем Бог послал, и пойти на прорыв. Митька же, соглашаясь в принципе с тем, что так или иначе, выходить им отсюда придётся, настаивал на том, что следует выждать удобного момента, когда огонь, разложенный осаждавшим, как следует разгорится. Он надеялся, что свет в этом случае будет бить в лицо противнику, и вообще, в дыму и копоти легче будет убежать.
– Ладно, будь по-твоему, – наконец сдался натуральный кузнец. – Зажигалку верни.
– Держи.
Иван сделал шаг к Митьке и, поскользнувшись, опёрся рукой об стену.
– О! А это что такое?
– Стой так, не убирай руку, – Митька торопливо загасил свой бумажный факел. – Ничего себе.
– Фосфор, что ли? Или краска флюоресцентная.
– Не похоже на краску-то.
– Чего там у вас? – Саня на ощупь двинулся к ним.
– Подходи, увидишь.
Саня сделал ещё один шаг.
– Опа, – раздался голос Акимушкина. – Потухло.
– Ага, – отозвался кузнец Ермощенко. – Выдохлось. Ты ничего не делал?
