Текст книги "Хроники Порубежья"
Автор книги: Юрий Рудис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
Несмотря на то что питьё это называлось медом, на вид оно было совершенно бесцветное, как обычная вода, а на вкус чуть горчило, но и только.
– Пейте до дна, – сказал Волох. – Худа не будет.
– А себя она почему обнесла, – не выдержала Вера, показывая на Таху.
– Ей ни к чему, своей силы девать некуда, – терпеливо объяснил старик и уставился на Веру взглядом, от которого она, словно внезапно впав в гипнотический транс, замолчала и послушно осушила ковш до дна.
– Теперь ты, – старик перевел взгляд на Дашу, но та уже и сама, подумав: будь что будет, поднесла ковш к губам и не отрывалась от него, пока он не опустел.
Только после этого старик выпил свою долю.
Если на Дашу и Веру выпитое никак не подействовало, то с Волохом вышло иначе. Он содрогнулся всем телом, и если бы Таха не успела поддержать его, непременно бы свалился с лавки. Взгляд его стал бессмысленным и, глухо застонав, он ткнулся лбом в столешницу, да так и остался сидеть.
– Как ты? – спросила Даша.
Вера ответила не сразу, какое-то время сидела, искоса поглядывая на неподвижного старика, словно опасаясь снова встретиться с его взглядом. – Ничего. Не, ну не поняла. Это что он нам так свою силу передал? Ничего не чувствую. И что это за срок такой, три дня? Чего передавать-то? И главное, кому?
Даша хотела ответить, но слова застряли в её гортани. Волох сидел все так же неподвижно, но словно невидимое пламя охватило его. Воздух вокруг его тела сгустился, но не настолько, чтоб до конца утратить прозрачность, и за его неверной завесой вдруг стало видно, как от Волоха отделилась тень и замерла у него за спиной.
Затем воздух, словно остыв и успокоившись, вернулся к своему прежнему состоянию. Но тень все так же стояла за спиной Волоха. Таха взяла со стола коптилку и подняла её над головой. Колеблющийся свет вырвал из полумрака лицо юноши, обрамленное рыжеватой бородкой. Был он похож на Волоха той похожестью, которой человек в молодости похож на себя в старости. И одет он был точно так же как Волох. Но то, что на старике висело мешком, юноше было впору.
– Последняя чаша выпита? – спросил он.
Таха кивнула.
Волох поднял голову и прошептал. – А, это ты. Уходишь?
– Ухожу, – юноша вышел на середину избы и огляделся. Двигался он совершенно бесшумно, и в каждом его движении чувствовалась недюжинная сила. – Может еще свидимся.
– Вряд ли, – прошелестел старик.
Увидев брошенный на деревянном ложе меч, тот, которым Волох рубился с буджаками, юноша взял его и прицепил ножны к поясу.
– Меч забираю.
– Бери. Мне без надобы.
– Что ж, прощай, – юноша поклонился Волоху, затем взгляд его упал на девушек. – Прощайте и вы, красавицы, – и уже на пороге обернулся. – Свидимся, Волох. Дорога-то одна.
– Не догнать мне тебя, – понурился старик.
В ответ стукнула входная дверь, и все стихло.
Таха подошла к Волоху. Старик сидел, похожий на мертвеца, казалось, ничего не видя перед собой. Но вот его истонченные губы разжались. – Баню истопила?
Таха кивнула.
– Ну, пусть идут.
Таха повернулась к девушкам. – Слышали, что сказал? В баню идите.
Выйдя из сумрака избы, Даша даже зажмурилась. Светила полная луна, и её серебристый, обманчивый свет заливал все вокруг. Духота стояла как перед грозой. Небо было чистым, и лишь на западной его кромке громоздились черные тучи, где пока еще беззвучно посверкивали зарницы далеких молний.
Словно вырезанные из жести, рисовались силуэты прибрежных деревьев, мимо которых река плавно несла свои напоенные лунным светом воды.
Баня таилась в густых кустах совсем неподалеку. Такая же ветхая, как и изба, внутри она оказалась довольно просторной. По обеим сторонам предбанника стояли широкие лавки, на одной из которых в навал лежали березовые веники.
– Баня, это хорошо, слегка заплетающимся языком произнесла Вера, складывая одежду на лавку. – Выкупаться нам не помешает.
– Да уж. Интересно, он что, нам силу свою тут собрался передавать? – Даша приоткрыла тугую дверь в парную, и оттуда дохнуло смолистым жаром, к которому примешивался душистый травяной запах.
Девушки осторожно зашли в парную, освещенную только лунным светом, проникающим сквозь узкое оконце, прорубленное под самым потолком. Впрочем его было достаточно, что бы разглядеть закопченные стены, широкие полки в два яруса, печь-каменка, и бочку с водой рядом с ней, с зацепленным за край ковшом.
– Банька по черному, – определила Даша. Вера брезгливо провела кончиками пальцев по полку, но он оказался чистым.
– Да все нормально. Таха свое дело знает, – успокоила Даша подругу. – Ложись, сейчас пару поддам.
Она зачерпнула воды и плеснула на каменку. Зашипело и помещение заволокло обжигающим паром, Вера закашлялась.
Даша прикрикнула на неё. – Ложись, кому сказано. Внизу прохладней.
– А мыла у них тут нет? – поинтересовалась Вера, ложась на нижний полок животом вниз.
Даша выскочила в предбанник, вдохнула свежего воздуха, схватила с лавки веник, и быстро вернулась обратно.
– После первого удара веником Вера взвизгнула, но потом притерпелась и даже похоже начала получать кое-какое удовольствие. Хотя, конечно, банщик из Даши был неважнецкий. Потом они поменялись местами.
Глава тринадцатая
Даша лежала, расслабившись, безвольно свесив руку с полка. Вера бестолково размахивающая над ней веником, опасаясь хлестнуть слишком сильно, вдруг спросила.
– Слушай, а что Волох про силу говорил? Он нам её в бане собрался передавать?
– Не знаю, – Даша облизнула вдруг пересохшие губы. – Но старичок не простой.
– Настоящий колдун, – подхватила Вера, возбужденно блестя глазами. Очевидно, что с ней творилось примерно то же самое, что и с Дашей. – Только плох совсем. Прямо на глазах вдруг рассыпался. А вот с этим пареньком, что взялся откуда ни возьмись и ушел неведомо куда, я бы, пожалуй, попариться не отказалась.
Она сладко потянулась.
– А как же студентик? Вдруг узнает?
– А зачем ему знать? – сказала Вера чужим голосом. – Ты ведь не скажешь, и я не скажу. Мы девушки свободные. А ты бы, что, отказалась?
Даша поняла, что не отказалась бы ни за что. С ней происходило что-то странное, словно она неотвратимо двигалась навстречу чему-то темному, неодолимому, которое вот-вот поглотит её и сделает своей не рассуждающей частицей. Примерно то же самое, наверно, чувствует человек, попавший в объединенную одной целью толпу. И тщетно он старается вырваться их этой людской массы, уносящей его неведомо куда.
Вдруг лицо Веры на мгновение приняло осмысленное выражение и она проговорила жалобно. – Опоил нас проклятый старик, – и, вновь попав под власть морока, додала с внезапной злобой. – А сам ни на что не годен. Только раззадорил.
– А может быть годен, – неожиданно для себя сказала Даша. – Колдун все-таки.
– Проверим? – хихикнула Вера.
Неизвестно до чего бы договорились подруги, но тут дверь парной отворилась, и на пороге показался сам Волох, был он гол, худ как скелет обтянутый пергаментной кожей, и опирался на плечо Тахи, которая осталась в одной сорочке.
– Опа, – сказала Вера. – Накаркали.
Даша отвела глаза.
Сделав несколько неуверенных шагов, старец тяжело опустился на соседний полок и со стоном растянулся на нем во всю свою двухметровую длину.
Не обращая внимания на девушек, Таха принялась хлопотать вокруг него. Откупорила маленький пузатый бочонок, неприметно таящийся в углу за печкой, размешала его содержимое деревянной лопаткой и, зачерпнув из него полную горсть какой-то красноватой мази, начала втирать её в тело Волоха. Покончив с этим, она подошла к печи и бросила на её раскаленную поверхность щепоть бурого порошка, затрещавшего и разлетевшегося вокруг печи ослепительными искрами. Парную наполнил тяжелый дурманящий запах, от которого голова шла кругом.
После этого Таха принялась за девушек. Отобрала у Веры веник и уложила её на место Даши, а самой Даше показала на бочонок. – Натрись, вся.
– Зачем?
– Затем чтоб под Волохом не треснуть, когда почнет силой делиться. Даша скептически взглянула на немощного старца, но все же подошла к бочонку и принялась натираться резко пахнущей мазью, холодящей кожу, слыша как за спиной сладко повизгивает Вера, которую Таха с полным знанием дела охаживала березовым веником по гладким бокам.
Тут старик подал голос. – Воды!
Таха оставила Веру и набрав в ушат холодной воды из большой бочки, окатила Волоха.
– Еще!
После второго обливания старик сел и спустил ноги на пол.
Даша обернулась и увидела, что с ним произошла еще одна метаморфоза. Теперь это был богатырь Волох, каким он вероятно был в свои лучшие годы. Даша подумала, что Шварценегер рядом с ним смотрелся бы довольно скромно. Но этой плоти чего-то не хватало. Была в ней какая-то призрачность, ненастоящесть, неоконченность. Это было заметно даже в полумраке парной. Во всяком случае, на первый взгляд. А какова она на ощупь, Даше предстояло скоро узнать, судя по похотливому взгляду Волоха, блеклые глаза которого налились такой яростной синевой, что светились в темноте, других эмоций на новом лице старика не обнаруживалось, да и выражение его вряд ли могло кому-нибудь понравиться. Вернее сказать, что никакого выражения на нем вообще не было.
– Ну, что, девушки, пришел ваш час, – взглянув на обновлённого Волоха, усмехнулась Таха горделиво, словно это она его омолодила, но тот с неё и начал. Легко вскочив на ноги, вмиг содрал сорочку, обнажив её поджарое, сильное тело. Действовал нагло, но все же не так грубо, как можно было ожидать, судя по его виду. Через минуту Таха, которая яростно сопротивлялась, но скорее от неожиданности, чем по велению сердца, стояла посреди парной на четвереньках, а бывший старик, всё с тем же бессмысленным выражением на лице, пристроясь сзади, энергично ласкал её.
Даше, несмотря на драматизм ситуации, эта сценка напомнила то, как соседский Генка заводит свой вечно барахлящий мотоцикл. Да, о Генке, которого она еще утром была готова убить, теперь вспоминалось чуть ли не с нежностью, как о чем-то милом и бесконечно далеком.
Вера, чувствуя себя в относительной безопасности, легла набок, выгнув крутое бедро, и облокотившись на руку, наблюдала за происшествием с определенной долей добродушного злорадства. – Дашка, бежим? – спросила она, не делая, впрочем, ни малейшей попытки сдвинуться с места. У Даши и у самой ноги словно приросли к полу.
Между тем, Таха, покорившись своей участи покорно принимала ласки и даже слегка прижималась к Волоху, который, покончив с прелюдией, перешёл к главному действу. Длилось оно довольно долго, так что, к финалу силы оставили бедную Таху и она упала бы ничком, если бы Волох не держал её почти на весу. Наконец наступила кульминация, бывший старик зарычал, конвульсивно содрогнулся, припал щекой к спине женщины и замер.
– Ой, – насмешливо сказала Вера. – С бородой-то как щекотно наверное.
Таха только тяжело дышала, а Волох медленно поднялся и посмотрел на Веру, которая, не делая попыток как-нибудь прикрыться, продолжая лежать в прежней позе, завела левую руку за голову и поправила волосы.
– С бородой как? – переспросил старик, поглаживая черную густую бороду, занявшею место прежней, седой и редкой. – Тебе понравится.
– Ой-ли.
– А вот увидишь, – посулил Волох, однако, вместо того, чтобы подойти к ней, сел на свободный полок и поманил Дашу. – Иди ко мне.
Девушка приблизилась к нему на непослушных ногах. – Хороша, – сказал старик. – Ох, хороша.
Его большие горячие ладони скользили по Даше, повторяя изгибы её тела. И ей нравилось то, как он делает это. Но её пугало его лицо, которое напоминало своей тупой неподвижностью маску. Даша закрыла глаза. Так стало лучше. Она почувствовала, как губы Волоха прижались к её губам и, помедлив, ответила на поцелуй. И затем легла, надеясь только, что с ней он будет обходиться бережней, чем с Тахой. Но все оказалось совсем по-другому.
Она еще успела ощутить Волоха внутри себя, но затем все пропало, и эта баня, и люди в ней. Осталась только она, Даша, невесомо летящая над ночной землей. Игрушка воздушных потоков, она то взмывала высоко в небо, и тогда все внизу терялось в непроглядной темени, и клочья облаков неслись вслед, подгоняемые ветром. То вдруг падала к самой земле, едва не задевая верхушек деревьев, и тогда слышала крики людей и конское ржание. Её носило над реками, по которым скользили темные тени, и слышался плеск весел. Над бесконечными лесами, где шелест листьев мешался с тихим говором бредущих по ночным тропам путников. Несколько раз около неё свистели стрелы, а одна целых полминуты летела рядом, так что можно было схватить её рукой.
Дым горящих селений и капли дождя были её одеждой. Слова чужих наречий звенели в голове, сталкиваясь друг с другом, но все заглушал лязг мечей. И когда она поднимала изъеденные дымом и залитые дождем глаза то не видела звезд, но чувствовала их свет.
В чувство её привел голос Веры. – Что это со мной было?
Даша открыла мутные глаза и взглянула на подругу, та лежала на полу в совершенно растерзанном виде, тело её лоснилось от пота, а волосы были растрепаны, на груди алели следы поцелуев.
– Очевидно, – медленно сказала Даша, – то самое что и со мной.
Вера схватилась за голову. – То же самое что с тобой?! Господи, стыд-то какой!
– Вот она, женская солидарность, – грустно подумала Даша, с облегчением все-таки чувствуя, что способность разумно мыслить медленно, но верно возвращается к ней.
– А куда наш старичок-боровичок делся со своим герлфрендом?
– Ушли в дом, – ответила Вера. – Велели, как ты очнешься, чтоб окунулись в реке и шли к ним.
Попасть из жары и духоты парной в прохладный предбанник, было уже само по себе удовольствие, которое, однако, оказалось, подпорчено тем, что своей одежды девушки не обнаружили.
– Дурдом, – разъяренно сказала Вера.
У Даши сил на гнев уже не было. – Ладно, пошли уж. Потом разберемся.
Они вышли в теплоту летней ночи, и увидели, что луна уже сместилась на другой край неба, подпираемая грозовой тучей, внутри которой погромыхивали раскаты грома. Но дождь пока не начинался, и даже ветра еще не было. Осторожно ступая по траве босыми ногами, вышли на берег и стали плескаться недалеко от берега, где было по пояс, опасаясь заходить глубже.
Когда Даша погрузилась в реку, ей показалось, что вода вокруг неё закипела, настолько разгорячено было её тело. И еще, она боялась даже себе в этом признаться, но ей было немного жаль, что она не помнит, что делал с ней Волох. Хотя, наверно, ночной полет того стоил.
– Ну и денек, – чертыхалась Вера. – Надеюсь, на сегодня приключения окончены. Силу он, понимаешь, передавал. Ох, Дашка, куда он тебе её только не передавал, раз пять. Но ты тоже дала жару…
Вера осеклась на полуслове и присела в воду. Из-за деревьев, в каких-нибудь пятидесяти метрах показался низкий длинный корабль, словно сошедший с картинки из учебника истории. Носовая часть корабля его была увенчана драконьей головой, парус спущен. Он тихо скользил по течению, и лишь на корме, у рулевого весла были видны силуэты нескольких людей. Завороженная этим зрелищем Даша выпрямилась в полный рост, не стесняясь своей наготы, но луна, бившая в глаза, мешала разглядеть подробности.
* * *
Но зато с корабля девушки были видны прекрасно.
На кормовом мостике стоял с ближними людьми князь готфский Эльгард Румяный, чье княжество сгинуло под копытами буджакских коней. Путь его с уцелевшей дружиной лежал в Речицу, где еще крепко сидел Войтко, наместник готфского короля на земле выдричей.
– Рыжая – простолюдинка, темноволосая – из знатного рода, – наметанным взором определил князь и добавил меланхолично. – Врожденное благородство не нуждается в лишней одежде.
– А может просто шлюха? – усомнился на правах старшего телохранителя сотник Панта. – Но мы можем спустить лодку и выяснить это у них. Тем более, что лишней одеждой эти девы и впрямь не слишком обременены.
– Не стоит. Они убегут раньше, чем лодка достигнет берега, – ответил князь. – А на берегу может быть засада.
Сотник кивнул и, отойдя, облокотился на фальшборт, не отрывая взора от Даши, которая провожала корабль взглядом из-под ладони.
Вдруг тишину прорезал истошный крик. – Хватай скальда! Лови Элвириуса, ребята! Держите его крепче!
И в ответ прогремел хорошо поставленный голос. – Да, я – скальд Элвириус. Пустите меня к ней, негодяи!
Сотник наклонился, пытаясь рассмотреть, что происходит в середине корабля, там, где на скамьях для гребцов вповалку спали, намахавшись за день тяжелыми веслами, дружинники.
– Что там, Панта? – спросил князь Эльгард Румяный.
– Скальд Элвириус вообразил себя окунем.
– Омуты здесь глубоки, достопочтенный Панта, а русалки злы. Тот, кто осмеливается купаться в водах этой реки или безумен или знается с нечистой силой. Отпустите скальда, пусть плывет.
– Нам будет не хватать его глупых песен.
– До песен ли нам? – печально произнес князь. – Впрочем, ты прав. Что ж, передай пусть свяжут скальда понадежней, пока разум к нему не вернется.
* * *
– Ничего себе, – сказала Вера. – Это кто были, викинги?
– Неизвестно, – ответила Даша. – Только знаешь, что? Я бы с удовольствием на этом кораблике отсюда бы уплыла.
– Дашка, ты что такое говоришь? Представь сколько там этих викингов. И тут ты, в таком виде… Хотя, вообще-то, у меня тоже настроение такое, маниакальное. Интересно, это что, и есть та сила, которую нам передали?
– Да уж, – пригорюнилась Даша. – Не хочется в это верить. С такой силой прямая дорожка на панель. Одна радость, что если мы её за три дня успеем кому-нибудь передать, то может отпустит.
Вера прищурилась. – А ты представляешь себе, каким образом нам предстоит её передавать?
– Господи, час от часу не легче. Пошли уж. Что-то холодно становится.
Стараясь не скрипнуть дверью, девушки вошли в избу. И первое что они увидели, был лежащий на ложе Волох, принявший свое старческое обличье. Руки его были вытянуты вдоль туловища, в одну из них был вложен меч, тот на котором он гадал. Глаза закрыты. В изголовье, уже одетая и причесанная, сидела Таха.
– Умер? – спросила Даша.
Вместо ответа Таха показала на лавку, где кучей лежало какое-то барахло местного пошива. – Одевайтесь. Ваши тряпки я сожгла, вам в них тут не выходить. Остальное, что было, сложила туда, – Таха показала на стоящую возле лавки хозяйственную сумку. Там и еда кой-какая, на дорогу. Уходить вам не мешкая. За баней тропа. По ней идите, никуда не сворачивая, пока не дойдете до большого камня. Вот как с эту избу примерно. Ждите у него. Сегодня люди идут в Речицу, скажете, что от Волоха, они вас возьмут.
– А ты? – спросила Даша.
– То не твоя печаль.
Через полчаса девушки, одетые в длинные полотняные рубахи и шерстяные накидки, покрыв головы платками, торопливо шли по тропе. Обернувшись в последний раз, они увидели столб пламени, поднявшийся над жильем Волоха, и услышали тоскливый волчий вой.
* * *
К концу третьих суток бесполезного блуждания по лесу Саня решил вести дневник. Оптимист по натуре, он живо представлял, что даже если путешествие завершится летальным исходом, в конце концов кто-нибудь всё равно обязательно наткнётся на их скелеты. В этом случае ему страшно не хотелось, чтобы память об их злоключениях сохранилась только в милицейской сводке, типа того, что грибниками обнаружены неопознанные останки предположительно трёх мужчин. Если же всё же удастся выйти к людям, то дневник мог стать основой для будущий книги. Саня твёрдо решил, что опыт их странствий не должен пропасть для человечества. Кроме того, как историк, он знал, что нет ничего недолговечнее подробностей. Знал так же, что без них описание любого события теряет вкус и запах.
Проблема была в том, что ни бумаги, ни ручки у него не было. Можно было, конечно, высекать свои записи на камне или на глиняных табличках, но для этого, как минимум, надо было вести оседлый образ жизни. Кстати, и летописи писались в монастырях, монахами, которые помногу лет сидели, уединившись в своих кельях, ничем другим не занимаясь.
Нет, эти варианты отпали сами собой.
Впрочем, он читал когда-то, что в тюрьме некоторые писатели, тоже лишенные возможности писать, умудрялись сочинять даже огромные романы, заучивая, по мере сочинения, страницу за страницей наизусть и каждый день повторяя выученное. И выходили, в конце концов, на свободу с чистой совестью и готовой книжкой.
К сожалению хорошей памятью Саня похвалиться не мог. Она не раз подводила его в самые неподходящие моменты.
Итак, оставалась старая добрая береста. К счастью, в ней недостатка не было.
Поэтому, как только расположились на ночлег, Саня надрал с ближайшей берёзы коры, выклянчив у Ермощенко нож, заточил несколько палочек, и, скрючившись в неверном свете костра, предался мукам творчества.
– Идём третий день. Направление движения – Северо-Запад. Утром съели медведя, – выводило самопальное стило кривые буквы. – Заночевали в неизвестной местности, на поляне.
На этом хроника застопорилось.
– Напиши, когда у нас заход солнца, и фазы луны, – посоветовал Иван, вертя в руках ботинок. – Подметка-то, братцы, совсем оторвалась. А босым далеко не уйти.
– Кстати, про луну, – оторвался от своей писанины Саня. – Ей вроде на ущерб пора идти? А она не идёт. Снова полнолуние. Это нормально?
– Про луну мне сказать нечего. Я больше под ноги смотрю, – отозвался Митька, сортируя собранные по дороге грибы, которые должны были послужить гарниром к остаткам медвежатины.
– А про подмётку, я тебя, Иваныч, предупреждал. Что-то с ней должно было случиться. Но это не смертельно. У меня сосед один был, специально босиком ходил, впитывал через пятки энергию землю. Надо только привыкнуть.
– Ну, в случае чего, – Иван примерился и сильно ударил рукояткой ножа по подметке, – онучи наверчу из куртки, или, вон, лапти сплету, из липового, понимаешь, лыка. Насчет луны ничего определенного сказать не могу, но думаю, что, где висела там и висит. Я бы, с учетом нашей расстроенной психики, не очень на неё засматривался.
– Знать бы еще как эта липа выглядит, – тоскливо сказал Саня.
– Родной природы не знаем ни хрена, не ведаем, – констатировал Ермощенко.
– А хоть бы и знали? – Митька выпутал из волос паука, свалившегося ему на макушку. – Все равно лапти плести никто не умеет.
– Научусь, – пообещал Иван. – Припрёт, научусь.
