Текст книги "Так было…(Тайны войны-2)"
Автор книги: Юрий Корольков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 59 (всего у книги 63 страниц)
Глава десятая
1
Сознание прояснилось… Андрей открыл глаза и снова зажмурился. В лазарете день и ночь горел ослепительный свет. Из мира сновидений Андрей возвратился в мир ужасов, в Дантов ад, называемый лазаретом концлагеря. Лучше бы здесь был мрак, чтобы не видеть, ничего не видеть вокруг… На деревянных нарах, на порыжевших от крови бумажных матрацах вповалку лежали живые трупы. Лежали валетом – по двое на одном матраце. Андрей лежал один – сосед умер ночью, и санитары унесли его из барака.
Значит, он, Андрей Воронцов, снова выжил…
В декабре Андрея выписали из госпиталя и отправили на завод «Геринг-верке», километрах в двадцати от центрального лагеря. Паровичок деловито тянул по узкоколейке десятка два железных грохочущих вагонеток, а в вагонетках, прижавшись друг к другу, сидели узники. Ледяной ветер пронизывал их насквозь. Когда паровоз остановился у завода, многие не могли вылезти из вагонеток без посторонней помощи.
Но прежде чем отправить заключенных в бараки, вахтманы приказали им погрузить на вагонетки мертвецов. В филиале не было крематория, и умерших отправляли в Маутхаузен. Там крематорий работал и днем и ночью…
Замерзшие трупы сложили в вагонетки. В хвост поезда посадили апатичных, равнодушных ко всему дистрофиков, потерявших всякое ощущение жизни. Их тоже везли в Маутхаузен, в крематорий… Андреи ничего не видел страшнее очереди за смертью перед крематорием… Это было еще до его болезни. Он проходил мимо крематория. Там вытянулась у ворот очередь таких же вот апатичных, безвольных полосатых людей-скелетов. Одни лежали на стылой земле, не в силах двинуться, другие, ссутулившись, Притопывали от холода и зябко потирали руки. Они знали, что должны сейчас умереть; и были равнодушны к смерти; ненадолго их мог бы оживить лишь вид хлеба, пищи… А за стеной раздавались короткие выстрелы, и очередь все сокращалась… Что по сравнению с этим картины Дантова ада!..
Паровичок доставил живых и, забрав мертвых, загромыхал по узкоколейке в обратный рейс.
Перед отъездом из лазарета доктор Григоревский вызвал к себе Андрея будто на медицинский осмотр и передал инструкции, как вести себя на заводе. Главное внимание – «Фердинандам». Исправные машины не должны уходить с завода. Электросварщикам надо сказать: «Доктор Цветкович передает всем привет». Цветкович – югослав. Он в Линце возглавляет подпольную группу…
На заводе поначалу все шло хорошо. Надзиратели избегали заходить в цех, где работали сварщики. Синих защитных очков у эсэсовцев не было, а смотреть незащищенными глазами на горящие электроды невозможно… Мастера были довольны работой сварщиков. Их не приходилось понукать, как других. Голубоватые молнии непрестанно озаряли высокий цех, где сваривали броневые щиты для самоходных пушек.
А сварщики, когда вокруг не было посторонних, горстями насыпали в швы мелкий шлак, пыль и сверху заваривали тонким слоем металла. Броня, опорные узлы едва держались, но внешне все выглядело добротно и крепко… Еще портили измерительный инструмент, шаблоны, угольники. Поэтому листы приходили в цех перекошенные, не подходили один к другому, их браковали и возвращали обратно в заготовительный цех…
Но вдруг разразилась беда. Кто-то из сварщиков перестарался – «фердинанд» развалился во время погрузки его на платформу. Не надо было быть специалистом, чтобы обнаружить причины: виновны сварщики!.. Всех арестовали прямо в цехе. Двое суток сварщики сидели в бункере. На третий день всех русских увезли в Маутхаузен, в блок № 20.
Блок № 20… Гитлеровцы называли его карантином или комиссарен-блоком, но заключенные дали ему иное название – камера смертников. Рядом с двадцатым стоял такой же грязно-зеленый, с такой же плоской крышей барак девятнадцать. От лагеря оба эти строения отделяли трехметровая стена и проволочный забор под током высокого напряжения. Тесный дворик между бараками освещал прожектор, и на каменных башнях, поднимавшихся над стеной, расхаживали часовые. Стволы пулеметов постоянно глядели на комиссарен-бараки.
Зимой сорок пятого года в двух карантинных бараках содержалось около восьмисот заключенных. В большинстве своем это были советские политработники и офицеры. Тот, кто переступал ворота комиссарен-блока, исключался из списков лагеря, считался мертвым. Каждое утро заключенные подкатывали к двадцатому блоку телегу, обитую жестью, нагружали ее мертвецами, впрягались вместо лошадей и тащили телегу к дверям крематория. Комендант Цирейс ставил на вид надзирателю блока, если трупов было не много…
Электросварщиков привезли в лагерь утром и загнали в двадцатый блок. Капо пересчитал – одиннадцать. У входной двери лежали неубранные трупы. Капо деловито сказал вахтману, кивнув в сторону мертвых:
– Этих тоже одиннадцать – забирайте… Изменений в составе не произошло…
Был мглистый, пасмурный день, и в бараке горел тусклый электрический свет. Капо велел приступить к генеральной уборке. Он развлекался этим почти каждый день. Во двор вытащили столы, скамейки, матрацы, настежь распахнули двери, и январский холод ворвался в барак. Многие узники были в одном нижнем белье. Немеющими руками они ледяной водой мыли полы. Потом скамейки, столы, матрацы вносили обратно. Работу кончили только к обеду.
Капо не покидал барака. Он что-нибудь да придумывал, чтобы досадить заключенным. Когда в обед принесли бидоны с баландой, капо приказал вылить суп в умывальники.
– Жрите из корыт, свиньи… А ну, кому больше достанется?!
Капо ждал, что сейчас начнется свалка. Но ее не было. Кто-то негромко сказал:
– Первая группа, идите…
К умывальнику подошло несколько десятков человек, они достали ложки и начали есть. Человек, который отдал команду, сказал Андрею и его товарищам по заводу:
– Вы тоже идите… По двадцать ложек на каждого.
Надзиратель вдруг разозлился, пустил в ход резиновую дубинку:
– Жрите все! Видно, не проголодались… Завтра вылью на пол.
Капо ушел из барака…
Те, кто подошли первыми, уже проглотили свои двадцать ложек баланды. Их места заняли другие.
– По десять ложек, – напомнил тот же заключенный.
И все беспрекословно подчинились этому человеку в зеленом офицерском кителе.
Только один узник с серым, опухшим лицом вдруг истерически закричал:
– Дайте мне хоть раз наесться вволю!.. Больше ничего мне не надо!..
Заключенный в офицерском кителе подошел и сказал коротко:
– Ешь… Бери мою порцию, лейтенант…
Но лейтенант с опухшим бескровным лицом отхлебнул несколько ложек и отошел.
– Не могу я, товарищ Севастьянов… Рассудок, видно, мутится…
– Держи себя в руках, лейтенант… Недолго осталось.
Севастьянов умолк, заметив рядом с собой новичков, присланных в двадцатый блок только сегодня.
Надзиратель выполнил свою угрозу и на другой день приказал вылить баланду на пол, в асфальтированные желоба, по которым стекала вода из умывальников. Но и на этот раз в умывальной не было давки. Сначала ели всё те же несколько десятков. Среди них был и Андрей Воронцов. Стоя на коленях, он черпал с пола остывшую баланду. Отсчитав двадцать ложек, Андрей отошел.
Вечером с ним заговорив Севастьянов.
– Ты коммунист? – спросил он.
– Коммунист…
– За что послали в двадцатый блок?
– Портили самоходки… «фердинанды»…
Андрей рассказал, что произошло на заводе «Геринг-верке».
– На остальных можно надеяться? – спросил Севастьянов.
– Вполне. На заводе работали хорошо…
– В таком случае вот что…
И Севастьянов посвятил Андрея в тайну двадцатого блока.
Севастьянов жил в блоке больше месяца. Но еще до него здесь начали готовить восстание. Теперь уже никого не осталось из тех, кто это задумал: в двадцатом блоке не живут долго. Но идея восстания продолжала теплиться; она, как эстафета, от одних заключенных переходила к другим – от смертников к смертникам, словно от поколения к поколению. Главное, что требовалось прежде всего, – подготовить ударную группу, которая должна начать восстание. Это могут сделать только физически сильные люди. Для этого люди должны лучше питаться. Вот почему голодные отдавали в блоке часть своей пищи более сильным. Отдавали не только баланду, ко и треть скудного хлебного пайка. А ведь надо представить, что означает для голодного человека каждая крошка хлеба… И тем не менее каждый заключенный офицер и политработник добровольно отдавал треть своего пайка в фонд восстания…
Андрей вспомнил другое – очередь за смертью у крематория. Те тоже были голодные, истощенные до предела люди. Но те потеряли волю к борьбе, перестали сопротивляться, а значит – жить. Как же сильна должна быть воля заключенных в блоке людей, если они, преодолевая нестерпимые муки голода, сами отдают скудную свою пищу товарищам…
– Но ведь мы коммунисты, – ответил Севастьянов, – в том все и дело…
Севастьянов рассказал, что заключенные комиссарен-блока разбиты на сотни. Одной из сотен руководит он, Севастьянов. Возглавить восстание поручено майору Павлову. Он летчик, недавно сбитый над Веной.
В сотнях есть свои агитаторы. Это благодаря им удалось установить дисциплину в умывальной при раздаче баланды. Капо бесится, по ничего не может поделать. Люди, вопреки всему, сохраняют чувство собственного достоинства. Они умирают, но не дерутся из-за лишней ложки жидкого супа…
…И вот наступил день 2 февраля 1945 года. Он тянулся невероятно долго. Обед снова принесли в умывальную и вылили в асфальтовые желоба. Кто-то опять сорвался, мучимый голодом. К нему подошел агитатор, пожилой, изможденный армейский политработник Потапов. В начале войны он служил комиссаром штаба. В двадцатом блоке никто не скрывал своей настоящей фамилии, Потапов спал на одних нарах с Андреем. Он и сказал ему:
– Уж если умирать, так под своим именем… Как корабли под боевым флагом…
Потапов сам едва держался на ногах от истощения. Он подошел к заключенному, который перестал владеть собой, отвел его в сторону, заговорил спокойно и убежденно. Ведь осталось ждать совсем немного… Вот он, Потапов, выглядит куда хуже – кожа да кости, но все же он держится… А если так мучит голод, пусть капитан съест его хлеб…
Слова агитатора-коммуниста подействовали… Потапов убедил капитана. Но сам агитатор не дожил нескольких часов до восстания. Вскоре после этого разговора он отошел в сторонку, присел в уголке и умер тихо, как умирали в лагере многие люди… Он оставался агитатором до последнего своего вздоха…
Восстание началось среди ночи.
Началось с того, что захватили спящего капо и повесили его в бараке. Дали знать в девятнадцатый блок. Потом вытащили во двор скамейки, столы, все, что только было и бараке… Кто-то покрикивал, командовал, торопил… Часовые на башне равнодушно наблюдали это привычное зрелище – блоковый надзиратель не раз устраивая среди ночи такие представления, приказывал заключенным на морозе тереть кирпичом столы и мыть их холодной водой…
Столы поставили один на другой, на них скамейки, табуреты. Теперь, если взобраться на эту пирамиду, часовой на башне будет совсем рядом… Но сигнала еще не было… Прежде надо погасить свет, сделать короткое замыкание. Это взял на себя Андрей. Из барака вынесли мокрые тряпки, одеяла, чью-то шинель. По команде все это бросили на провода. Проволока с треском вспыхнула, и во всем лагере погас свет…
Часовой не успел опомниться, как на него свалилось несколько человек. Севастьянов первым взобрался на сторожевую башню. За ним подоспели другие. Единственным оружием восставших были пока ледяные глыбы, камни, деревянные колодки, снятые с ног, да пригоршни песка, которые полетели в глаза часовому. Были еще кирка и лопата, взятые с пожарного поста. Но ими рубили проволочные заграждения.
Второй часовой, встревоженный шумом и суматохой вокруг бараков, поднял стрельбу. Несколько заключенных упало. Но в руках Севастьянова был уже ручной пулемет. Он дал очередь, и стрельба прекратилась.
Взбираясь на столы, подсаживая друг друга, заключенные лезли через стену. Андрей вскарабкался на площадку сторожевой башни, споткнулся о труп часового и ощупью нашел пулемет.
В темноте раздался голос майора Павлова. Он приказывал захватить караульное помещение. Андрей скатился по лестнице и побежал к немецкой казарме. Там уже поднялась тревога. Вахтманы выскакивали из окон, из дверей, прыгали со второго этажа. Многие бежали, не успев захватить оружие. Но другие стали отстреливаться. Андрей дал очередь. Его поддержал Севастьянов.
Через несколько минут восставшие захватили казарму, вооружились винтовками, пистолетами. Взяли даже станковый пулемет. Бой шел в темноте.
Тем временем через стену перелезали последние узники. Иные были настолько слабы, что у них едва хватило сил сделать несколько десятков шагов. Их хватали под руки и уводили, уводили подальше от лагеря. Когда в бараках никого не осталось, Павлов приказал отступать. Воронцов и его люди прикрывали отход. Они дрались с полчаса, потом тоже пошли на север.
Воронцов пересчитал людей – восемь. На восьмерых был один ручной пулемет, три винтовки, два пистолета и пять штук гранат с деревянными рукоятками. Оружия хватало, но почти все люди были раздеты. Нечего было и думать о большом переходе.
И все же они пошли… Шли без дороги, скользили по снегу заледеневшими колодками. А мороз под утро становился крепче. Решили поискать жилье, чтобы обогреться и раздобыть хоть какую-нибудь одежонку. Но кругом не было ни единого огонька. Все закрывал серый туман… Приближался рассвет. Нервное возбуждение недавнего боя начинало спадать, и силы быстро покидали людей.
И тут они наткнулись на зенитную батарею немцев. Батарея стояла в стороне от дороги. Беглецы сначала прошли мимо, как вдруг увидели пушки. Они торчали, уставившись в небо, а рядом с ними мерз часовой. Притаившись за невысоким забором, стали наблюдать за батареей. Солдаты-зенитчики жили, вероятно, в соседнем домике, возле которого стояла крытая грузовая машина. Скорее всего – они еще спали. Из домика вышел заспанный шофер, прогрел мотор и вернулся обратно.
Решили, что терять время нечего. Трое беглецов подкрались к окнам и одновременно метнули гранаты. Очередью пулемета срезали часового.
Батарея, домик-казарма, автомашина оказались теперь в руках беглецов. Торопливо собрали одежду, натянули ее на себя. Забрали в машину всё, что нашли съестного, испортили пушки. Андрей Воронцов сел за руль автомашины.
А в лагере Маутхаузен всех подняли на ноги. И не только в лагере. О восстании советских заключенных донесли Гиммлеру. Рейхсфюрер распорядился объявить на военном положении всю Верхнюю Австрию. Венское радио каждые полчаса передавало, что из Маутхаузена бежала большая группа уголовников. Жителей призывали оказывать помощь войскам и полиции. За каждого беглеца, доставленного властям, обещали награду в двести пятьдесят марок. В район Маутхаузена стягивали войска из Линца и Вены.
Облава началась в то же утро. Комендант Цирейс дал строгий приказ – пойманных беглецов живыми в лагерь не доставлять. Приказ его выполнялся точно. Рядом с крематорием выросла груда мертвых тел с разбитыми черепами.
Через день хоронили эсэсовцев, погибших во время восстания в комиссарен-блоке. Убитых оказалось немало – безоружные узники сумели уничтожить в ночном бою до двух рот солдат-эсэсовцев…
Облава в Австрии продолжалась почти две недели. Каждый день комендант лагеря Франц Цирейс получал сводку о числе беглецов, пойманных за истекшие сутки. Из восьмисот четырех заключенных поймали семьсот восемьдесят семь. Все они были убиты. Семнадцати удалось скрыться. Цирейс распорядился взять недостающих из общего лагеря и включить в сводку для отчета.
Семнадцатого февраля в Маутхаузен пригнали колонну заключенных из Ораниенбурга. Их выстроили около бани и начали поливать ледяной водой из брандспойтов. Холодные мощные струи сбивали людей с ног. Люди падали и замерзали, превращаясь в ледяные статуи.
Среди погибших был и советский генерал Дмитрий Карбышев.
Приказ Гиммлера о поголовном уничтожении всех заключенных концлагеря вступал в силу.
2
Когда Маленький Бен познакомился с швейцарцем Вебелем, у него и в мыслях не было использовать как-то это знакомство. Бен Стивенс завел его просто так, развлечения ради. Вебель ходил в штатской одежде, внешне походил на разбитного портье или самоуверенного коммивояжера и был так разговорчив, что просто не закрывал рта.
Бывший джимен удивился, когда узнал, что его знакомый – швейцарский майор… Разве в Швейцарии есть армия? А он-то думал, что здесь только кантональная полиция, которая занимается контрабандистами…
Конечно, Маленький Бен удивился для виду, просто чтобы вызвать швейцарского майора на разговор. Стивенс без труда догадался, что сидевший перед ним майор Вебель – разведчик. А господин Вебель заинтересовался простоватым сотрудником американского консульства. Этот большелобый увалень с застенчивой улыбкой может стать для него полезным человеком.
Обычно они встречались по субботам в каком-нибудь заурядном кафе. Маленький Бен неторопливо отхлебывал кофе, рассеянно глядя на улицу, а Вебель всегда что-то рассказывал. Он знал массу занятных историй. Иногда он начинал вдруг рассказывать о международных разведчиках. Бен слушал его с интересом. Он и в самом деле не знал, к примеру, что знаменитый Даниэль Дефо, автор «Робинзона Крузо», или Бомарше, написавший «Севильского цирюльника», были крупнейшими разведчиками своего времени… А француз с длинным-предлинным именем Шарль-Женевьев-Луи-Огюст-Андре-Тиоте д’Эон Бомон ездил в Петербург и жил там много месяцев при дворе русской царицы Елизаветы под видом мадемуазель Лии де Бомон…
Майор хохотал, представляя себе, как мадемуазель-разведчик выкручивался из затруднительных положений.
Иногда Маленький Бен тоже принимался рассказывать. Он говорил Вебелю о ранчо Дельбертсхолл, которое родители купили наконец в штате Георгия на его деньги. Там есть несколько акров земли, есть река, и вообще уголок великолепный… Мать просто в восторге. Когда закончится срок службы в Швейцарии, Бен Стивенс немедленно отправится туда… О своей работе в консульстве Бен рассказывал меньше, но иногда будто невзначай бросал фразы, которые настораживали Вебеля, разжигали его интерес к американцу.
– Вам бы жениться надо, дорогой Бен, – сказал как-то майор Вебель, когда Стивенс снова заговорил о ранчо.
– Ну, что вы! – потупился Бен и задумался…
Но швейцарец не оставил своей мысли. Может быть, удастся околпачить этого парня. В следующий раз он пришел с молодой, стройной девушкой. Но Бен так замкнуто себя вел, что за весь вечер швейцарец не мог выдавить из него ни единого слова. От сватовства пришлось отказаться…
А бывшему джимену знакомство с Вебелем совсем неожиданно очень пригодилось. Как-то швейцарец, хвастая своими большими связями, рассказал Бену о профессоре Гусмане. Профессор Гусман из цюрихского университета близко знаком с итальянским промышленником Луиджи Парилли. А Луиджи Парилли…
Об этом разговоре Маленький Бен вспомнил, когда его шеф мистер Даллес упомянул однажды о Вильгельме Хеттеле, с которым неплохо бы связаться… Он иногда приезжает в Цюрих, но чаще бывает в Италии.
После того как покушение на Гитлера провалилось и военная оппозиция в Берлине была разгромлена, Аллен Даллес на некоторое время потерял связи с Германией. Агент Гизевиус перестал его интересовать. «Валет» с трудом выбрался из Германии, и теперь от него пока что не было никакой пользы. Следовало заводить новые связи, тем более что предстоял серьезный турнир, идея которого родилась в голове Даллеса.
Бен Стивенс сталкивался с германским разведчиком Вильгельмом Хеттелем, знал, что и он охотился тогда за дневниками Галеаццо Чиано, но лично бывший джимен с ним не встречался. Теперь надо найти Хеттеля. Стивенс решил обратиться к помощи швейцарского майора Вебеля.
Но потом оказалось, что Вильгельм Хеттель сам искал связей с резидентом американской разведки Алленом Даллесом…
Еще в конце сорок четвертого года германская разведка начала распространять упорные слухи о том, что в случае военного поражения Гитлер решил отвести свои войска в горный альпийский район и там обороняться до тех пор, пока вновь не накопятся силы. Эти слухи соответствовали истине – Гитлер действительно готовился к обороне в альпийской крепости, которая занимала площадь в несколько десятков тысяч квадратных километров. Здесь в альпийском редуте строились подземные заводы, которые на долгое время могли бы обеспечить военное поселение новоявленных тевтонцев всем необходимым для суровой жизни и обороны.
На карте Центральной Европы в горном альпийском районе совершенно отчетливо определились естественные границы этой гигантской крепости. Захватывая всю западную половину Австрии, часть Германии и Италии, национальный редут обрамляли с севера Баварские Альпы, с юга тянулись Альпы Далматинские и Кариийские. На западе редут граничил с Швейцарией, а на востоке его прикрывали отроги скалистых гор Нидер Тауэрн. Облюбованный Гитлером район тянулся в длину на двести сорок миль. В центре его стоял Берхтесгаден, где на вершине отвесной горы поднимался приземистый замок Гитлера «Орлиное гнездо».
Когда гаулейтер Тироля, старый фанатичный нацист Франц Гофер предложил фюреру план создания недоступного врагу альпийского национального редута, Гитлер с жаром ухватился за эту новую идею. Да!.. Он сосредоточит там многолетние запасы продовольствия. Построит в горах укрепления, подземные ангары, заводы… Он дождется, когда англичане и американцы передерутся с русскими, и тогда он, Гитлер, скажет свое последнее слово… К тому времени у него будет атомная бомба…
Одержимый новой идеей, Гитлер уже придумывал, кто станет оборонять национальный редут. Для этого он использует войска генерала Лера, которые отступили из Греции. С австро-венгерской границы он снимет армейскую группу генерала Рендулича. Из Чехословакии подойдут войска генерала Шернера, с запада – дивизии Рунштедта…
Но… Заводы в горах строились медленно. Войска таяли, и уже негде было взять пополнение. Оставалось одно – использовать альпийский редут как военно-дипломатический козырь.
Маленький Бен встретился с Хеттелем в конце зимы. Помог майор Вебель, которому для этого пришлось обратиться к профессору Гусману. Майор Вебель предоставил разведчикам для встречи конспиративную квартиру. Австриец Хеттель, человек с бронзовым, обветренным лицом, держал себя осторожно. Выслушав Бена, он сказал, что один человек, занимающий очень высокое положение в Берлине, хотел бы тайно встретиться с мистером Даллесом. Потом Хеттель начал вдруг рассказывать о том, что детство и юность он провел в Зальц-Камергуте – в центре альпийского редута, о котором сейчас так много говорят. Жил он в Бад Аусзее, недалеко от Мертвых гор, которые действительно соответствуют своему названию. Там совершенно голые скалы, диковинный лунный пейзаж…
Хеттель сказал, что в альпийском редуте, если там собрать достаточное войско, можно годами сидеть в осаде и ни один враг не проникнет в горную крепость… Флегматичный Хеттель явно набивал цену. Затем австриец снова вернулся к началу разговора – человек, занимающий высокое положение в Берлине, хотел бы поговорить с Даллесом об альпийском редуте.
Маленький Бен, так же как и германский разведчик Хеттель, занимался только черновой работой. Он обстоятельно доложил Даллесу о разговоре и полагал, что на этом его миссия закончена.
Дальнейшие переговоры, как говорится в дипломатических кругах, перешли на более высокий уровень. Но Аллен Даллес не хотел рисковать – он предложил организовать встречу с германским эмиссаром в Цюрихе, в помещении американского генерального консульства, иначе, не ровен час, немцы утащат к себе… Даллес немало был удивлен, когда немец, не стесняясь, назвал себя – генерал СС Карл Вольф, начальник штаба господина рейхсфюрера Генриха Гиммлера…
Эсэсовский генерал без обиняков предложил сдать англо-американскому командованию альпийский редут. Конечно, на определенных условиях. Условия эти заключались в том, чтобы не допускать русских в Восточную Германию и в Австрию.
– Но чем вы докажете, господин Вольф, что именно Гиммлер уполномочил вас вести переговоры?.. – спросил Даллес и весь подался вперед, точно гончая, почуявшая запах дичи.
– Я начальник штаба рейхсфюрера в имперском управлении безопасности… Мои фотографии вы могли видеть в немецких газетах… – эсэсовский генерал замялся. Он был неопытен в подобных переговорах. Даллес пришел ему на помощь.
– Могли бы вы, например, освободить кое-кого из заключенных по моему указанию?.. Или сохранить не взорванным мост на Рейне?
Эсэсовец самодовольно хмыкнул:
– Освободить… Кого угодно… А вот насчет моста – не знаю…
– В таком случае освободите синьора Ферручио Пари… Он находится где-то у вас в тюрьме.
– Такого не знаю, – признался Вольф. – Но через три дня он будет в Швейцарии…
И в самом деле, ровно через три дня итальянец Ферручио Пари, ошеломленный внезапной вежливостью германских тюремщиков, был доставлен в Цюрих, Генерал Вольф выполнил требования Аллена Даллеса. После войны Ферручио Пари стал итальянским премьером, но в начале сорок пятого он служил только лакмусовой бумажкой, с помощью которой глава американской разведки в Европе проверял серьезность германских намерений в сепаратных переговорах.
Время не терпело никаких отлагательств, и Аллеи Даллес, бросив все дела, вылетел в Казерту, где еще до сих пор располагался штаб фельдмаршала Александера, командующего союзными экспедиционными силами на Средиземном море. Ом летел туда следом за Маленьким Беном, неприметным, рядовым американским разведчиком, которому дал очень деликатное задание, связанное с Людендорфским железнодорожным мостом близ Ремагена. Из Италии Беннет Стивенс должен был первым же самолетом улететь во Францию. Генерал Вольф обещал кое-что сделать.
В Казерту Даллес прилетел для того, чтобы ускорить переговоры. Если нужно – поторопить неповоротливых генералов. В штабе он управился довольно быстро. Обратно в Швейцарию Даллес вернулся в сопровождении двух генералов, уполномоченных на переговоры. Это был заместитель начальника штаба пятой американской, армии Лемницер и руководитель британской разведки в Италии Эйри. Оба прилетели в Швейцарию под вымышленными именами. В секретных донесениях, направленных в Лондон и Вашингтон, предстоящие переговоры назывались словом «Кроссворд».
Прибыли в Бери и германские представители во главе с Карлом Вольфом. Но в Швейцарии Аллена Даллеса ожидал неприятный сюрприз. Ему прислали для сведения советский протест по поводу сепаратных переговоров. Москва требовала либо допустить к переговорам советских представителей, либо прекратить переговоры. Этого еще не хватало!..
Надо ответить, что никаких переговоров нет и вообще русским незачем приезжать в Берн: Советский Союз не имеет дипломатических отношений со Швейцарией…
Вопреки протестам Советского правительства, переговоры все же состоялись. Они проходили в Берне 19 марта. Кроме генералов, прилетевших из Казерты, на них присутствовал Аллен Даллес и его помощник доктор Геро фон Геверниц, американец немецкого происхождения. Германскую сторону по поручению Гиммлера представлял генерал войск СС Карл Вольф.
Глава немецкой делегации выторговывал хорошую цену за капитуляцию несуществующей крепости. Даллес шел на это, он отлично знал, что альпийский редут это очередной миф немцев, нечто похожее на Атлантический вал на побережье Северной Франции… Но руководитель американской разведки в Европе делал вид, будто верит каждому слову Вольфа. Если благодаря этому можно остановить русских на границе Германии, то почему не прикинуться простаком… Ведь Восточным фронтом практически командовал теперь Гиммлер. Он брался удержать русских на Одере, конечно если освободятся войска на Западе.
Даллес информировал Вашингтон, что операция «Кроссворд» проходит успешно. В переговорах намерен принять участие Кальтенбруннер, а может быть, и сам Гиммлер.
3
Арденнское контрнаступление фельдмаршала Рунштедта едва не закончилось катастрофой для британских и американских войск на Западном фронте. Гитлеру для завершения операции не хватило десятка дивизий. Он не смог перебросить их с Восточного фронта. И тем не менее арденнским ударом немцы задержали наступление англо-американских войск по меньшей мере на два месяца. Только в середине января, когда советские армии вновь перешли в наступление, союзникам удалось восстановить положение в Арденнах. Еще месяц им потребовался для того, чтобы привести в Порядок свои потрепанные части.
А время не ждало… Советские войска, опрокинув противника, были уже на берегах Одера. Еще один удар – и они вторгнутся в Центральную Германию…
Уинстон Черчилль не раз инструктировал Монтгомери, настоятельно требовал, чтобы он начал наступление на Берлин, но сделать это удалось только в феврале. Однако наступление развивалось медленно, и британский премьер-министр сам отправился на континент.
В начале марта Черчилль появился в Реймсе, куда только что переселилась главная ставка Эйзенхауэра. По случаю фронтовой поездки грузный премьер был одет в полевую форму полковника британской армии и выглядел в ней до вольно комично. Эйзенхауэр встретил его со своим штабом. Было время ленча, и премьера пригласили в зал.
Уинстон Черчилль только что побывал на северном участке фронта, который особенно его интересовал. Премьер был оживлен, полон впечатлений. Не дожидаясь, когда подадут на стол, он приступил к бренди. Пил, почти не разбавляя его содовой. Черчилль розовел и становился все более разговорчивым.
К ленчу подали устрицы. С видом знатока премьер оценил их достоинства. Потом без всякого перехода завел вдруг разговор о ракетном оружии. Эта тема волновала всех. Немцы уже выпускали реактивные истребители.
– Я полагаю, – говорил премьер, – что современные бомбардировщики отживают свой век… В недалеком будущем их заменят ракетные снаряды. Разве нет?..
Маршал авиации Теддер согласился. Черчилль начал мечтать.
Он наполнил свой бокал и выпил залпом. По губам скользнула улыбка.
– Тогда, – сказал Черчилль, – Британия, этот непотопляемый авианосец, станет огромной пушкой, ствол которой можно будет направить на любого противника в Европе. Вроде «фау-3», которое немцам не удалось использовать против нас.
Премьер-министр говорил о минометах-гигантах с длинными, стотридцатиметровыми стволами. Их обнаружили на побережье Северной Франции. Гладкоствольные минометы «фау-3», почти целиком врытые в землю, могли бы забросать Англию градом тяжелых шестидесятикилограммовых мин. Они выстреливалась со скоростью тысяча шестьсот семьдесят метров в секунду. «Фау-3» могли выпускать в минуту до десятка снарядов.
