Текст книги "Так было…(Тайны войны-2)"
Автор книги: Юрий Корольков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 63 страниц)
Гитлер сказал:
– Через две недели я приглашаю вас в Москву. Сейчас мы накапливаем силы для решающего удара. Скажите, граф, не смогли бы вы послать еще десяток дивизий в Россию, чтобы сменить германские войска на юге. Они нужны под Москвой.
Чиано обещал передать Муссолини эту просьбу. Сам он решать не может. Это в компетенции военных властей, а Чиано только министр иностранных дел… Теперь он понял, почему так предупредителен Гитлер, – ему нужны итальянские солдаты. Значит, у немцев в России дела не так-то уж хороши.
В Риме, куда Чиано возвратился через несколько дней, Муссолини охотно согласился помочь союзнику. Наконец-то Гитлер нуждается в его помощи! В начале русской кампании было не так. Немцы надеялись управиться сами. Не вышло!
На русском фронте уже действуют несколько итальянских дивизий, но Муссолини все время казалось, что Гитлер умышленно ставит их на второстепенные направления. Дуче ревновал его к Антонеску и испанскому каудильо – к кому угодно. Антонеску выставил двадцать с лишним дивизий. Румынские войска дрались под Одессой. Теперь город переименовали, назвали именем Антонеску. Есть от чего прийти в мрачное состояние духа.
А ловкач Франко тоже его опередил. На русский фронт послал «Голубую дивизию». Она сражается под Ленинградом или где-то на русском Севере.
Когда под Минском дело застопорилась, Муссолини не скрывал своей радости, – видимо, немцы наткнулись на сильное сопротивление. Он повторил то же, что говорил раньше: «Я мечтаю, чтобы немцы потеряли на Востоке побольше своего оперения». Остался доволен и тем, что английские самолеты стали наконец совершать дневные налеты на германские города. Пусть немцы почувствуют, что это такое, на собственной шкуре. Муссолини злорадствовал, издевался над Герингом, передразнивал этого бахвала – «ни одна вражеская бомба не упадет на Германию…» Как бы не так!
Но британская авиация нападала не только на немецкие города. Подвергся бомбардировке Неаполь. Муссолини это не огорчило. Наоборот. Он высказал мысль – подобные испытания закаляют расу, так же как голод. Муссолини сократил хлебный паек до двухсот граммов в день на каждого итальянца. К весне пригрозил урезать еще. Пусть затянут ремни на последнюю дырочку. Муссолини восклицал:
– Наконец-то мы видим страдание на итальянских лицах! Это пригодится нам за столом мирных переговоров.
Итальянский диктатор продолжал бороться со своим народом, но и народ отвечал ему тем же. Муссолини был взбешен, узнав, что в последней битве на африканском побережье итальянские войска потеряли шестьдесят семь человек убитыми и десять тысяч пленными. Он скрипел зубами, слушая лондонское радио. Диктор издевался: «Захвачено в плен десять тысяч итальянских солдат и полторы тысячи мулов. Мулы оказали сопротивление…»
Чиано закончил доклад о поездке в Вольфшанце. Муссолини принялся строить новые планы. К весне на русский фронт надо будет послать еще не меньше сорока дивизий. Он отправит туда отборные войска.
– Вот тогда я буду спокоен, – мечтательно проговорил он. – Наши военные усилия будут отлично выглядеть в сравнении с усилиями немцев на Востоке. Я помешаю Гитлеру диктовать мне свою волю после победы. Мы вместе будем диктовать… побежденным народам.
Покинув кабинет диктатора, Галеаццо Чиано столкнулся с адмиралом Риккарди, человеком с выпуклыми, ищущими глазами и вкрадчивыми манерами. Адмирал дожидался аудиенции у Муссолини, расхаживая в полукруглом зале с синими портьерами, с гобеленами и тициановскими картинами на стенах. Чиано задержал его затянувшимся разговором с дуче. Но Риккарди, кажется, не был за это в обиде. Он разгуливал по залу, заложив руки за спину. В руках адмирал держал сводку о действиях морского флота. Завтра она должна появиться в газетах.
– Одну минуту, граф, – остановил он Чиано. – Я хотел бы с вами посоветоваться. – Риккарди доверительно взял министра под руку и отошел с ним к окну. – Как вы думаете, не маловат ли тоннаж потопленных кораблей. Может быть, лучше…
В сводке сообщалось, что подводная лодка «Маласпина» потопила два британских грузовых парохода общим водоизмещением в десять тысяч тонн. Единственное, что было здесь правильным – название субмарины. Но подводная лодка никого не потопила. Наоборот, затонула сама «Маласпина», не уничтожив даже шлюпки противника. Чиано знал об этом из других источников.
– Право, не знаю, что вам оказать, – уклонился от разговора Чиано. – В морском деле я мало что смыслю…
Какое ему дело до этой фальшивки. Зачем ему возражать или соглашаться. Адмирал пользуется покровительством донны Петаччи, матери Кларетты. Любовница дуче и без того косо посматривает на Чиано. Пусть уж разбираются сами…
– Да, но я все же исправлю цифру. Не следует огорчать дуче. – Адмирал положил листок на мрамор подоконника и карандашом написал вместо десяти тысяч тонн тридцать. – Так будет внушительнее… Простите, каково настроение дуче?
– Хорошее…
Они расстались. «До каких пор мы будем публиковать сводки в зависимости от настроения дуче, – подумал министр. – Каждый старается перещеголять друг друга во лжи. В том числе и я…»
Граф Чиано спустился вниз по широкой дворцовой лестнице.
Глава четвертая
1
В последних числах ноября Рузвельт покинул Белый дом и уехал в Георгию. Журналисты заподозрили новый подвох, но на этот раз президент действительно нуждался в отдыхе. Напряженная работа и бессонные ночи, встречи и совещания, непрестанные заботы обескровили лицо президента, наложили на него печать тяжелой усталости. Он надеялся, что благодатный климат Георгии быстро восстановит его силы. Но через три дня государственный секретарь Хелл срочно попросил президента вернуться в Вашингтон. Неотложные дела, осложнившаяся обстановка требовали присутствия Рузвельта в Белом доме.
Карделл Хелл звонил президенту не без внутренних колебаний – пусть бы Франклин отдохнул хоть несколько дней. Ему это так необходимо. Тяжело смотреть, как президент, преодолевая усталость, продолжает заниматься государственными делами. Только телеграмма, доставленная из разведывательного управления, заставила Хелла отбросить все колебания и позвонить президенту…
Из отдела «Джи-2» сообщили, что перехвачена и расшифрована секретная телеграмма из Токио, адресованная японскому послу в Берлине. К препроводительному письму прилагался и текст телеграммы. В ней говорилось: «Строго конфиденциально сообщите им – речь шла о Гитлере и Риббентропе, – что существует серьезная опасность внезапного возникновения войны между англосаксонскими странами и Японией. Добавьте при этом, что война может вспыхнуть скорее, чем кто-либо думает».
Последняя фраза вызывала особую тревогу. Переговоры с японским посланцем Сабуро Курусу, прибывшим недели три назад в Вашингтон, шли как будто нормально, хотя и не продвигались вперед. Их можно было охарактеризовать топтанием на месте. Так бывает порой в дипломатических переговорах. Курусу с бесстрастно-вежливой улыбкой отстаивал свою точку зрения, даже шел на какие-то незначительные уступки, но перехваченная шифрограмма заставляла подумать – не готовят ли японцы какую-нибудь ловушку. Может быть, они просто хотят усыпить бдительность американцев затянувшимися переговорами. Правда, начальник генерального штаба Маршалл несколько успокоил мистера Хелла: японцы не рискнут, не осмелятся на какие-то решительные агрессивные действия. Их привлекает советский Дальний Восток. Начальник генштаба тоже был вооружен донесениями разведывательного управления. Он пока ил их Холлу. Полковник Мейзл из отдела «Джи-2» информировал, что в ближайшее время ожидается неминуемый разгром Советской России. Не позже чем через год германские вписка оккупируют Россию до Байкала, возможно – до Тихого океана, если раньше не сделает этого Япония. Не следует упускать благоприятной возможности. Если американские войска смогли бы закрепиться в советском Приморье, Тихий океан станет внутренним бассейном Соединенных Штатов. С японцами тогда можно договориться. Вот куда направлено внимание американского генерального штаба.
Начальник генерального штаба ушел, заверив Хелла, что уж кого-кого, а японцев бояться не следует, с ними можно найти общий язык, если дело дойдет до раздела советских владений. И все же предчувствие надвигающейся опасности продолжало беспокоить старого американского дипломата.
Настораживало государственного секретаря и еще одно обстоятельство. Изоляционисты вдруг проявили новую активность. Накануне к нему явился Малони, Уильям Малони – прокурор из министерства юстиции. Он настойчиво добивался встречи, утверждая, что должен сообщить нечто очень и очень важное. Последнее время ему поручили расследовать деятельность довольно большой группы весьма подозрительных лиц. Малони прямо называл их предателями национальных интересов Америки.
Он явился к государственному секретарю извинченный и, пожалуй, немного растерянный, порывисто вошел в кабинет и сказал:
– Мистер Хелл, я должен предупредить вас о заговоре, который зреет у вас под боком. Иностранные агенты используют некоторых членов конгресса, чтобы подорвать национальную оборону Соединенных Штатов. Заговорщики гнездятся в самом Капитолии.
– О, не так стремительно, дорогой прокурор, – возразил Хелл. – Я предпочитаю говорить языком фактов, ни не эмоций. Есть у вас факты?
Малони располагал фактами. Прокурор назвал имена. Сенатор Ней связан с японским агентом Ральфом Таунсеном, он разъезжает по стране и выступает с докладами прояпонского содержания. За последний месяц он выступал пятьдесят раз – точно популярный актер на гастролях. За каждое выступление Таунсен выплачивает Нею до пятисот долларов. Малони располагает документами. Вот – у него их целый портфель. Прокурор показал несколько стандартных писем. Их получают семьи, главным образом матери солдат, находящихся на Дальнем Востоке. Странные и подозрительные письма. Их авторы настойчиво советуют матерям требовать возвращения сыновей домой, в Штаты. Это в то время, когда в бассейне Тихого океана создается такое угрожающее положение.
Или вот конгрессмен Гамильтон Фиш, тот самый, который недавно ездил в Европу и встречался там с Гитлером. Он продолжает выступать в конгрессе с профашистскими речами. Прокурору Малони доподлинно известно, что речи Фиша готовит ему германский резидент Георг Фирек. Он же, Фирек, печатает эти выступления в своем издательстве «Флендерс холл», размножает их в сотнях тысяч экземпляров и рассылает за счет конгресса по всей стране. В Нью-Йорке есть фирма «Романов-кавьар» – торговля икрой и рыбой. Но Фирек превратил ее в частный почтамт. Склады фирмы вместо рыбы завалены кипами фашистской литературы.
– Вы представляете, что происходит, мистер Хелл, – взволнованно говорил Малони, – Фашистская пропаганда рождается в стенах американского конгресса! Она захлестывает Штаты.
– Простите, одну минуту, – Хелл прервал своего собеседника, – но почему бы вам не сообщить обо всем этом своему министерству? Ведь вы помощник министра юстиции…
Малони горько и безнадежно махнул рукой:
– Это бессмысленно, мистер Хелл. Разве я не говорил? Я начинаю терять веру в американскую демократию. У нас существует Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности. Ее учредил конгресс, но председатель комиссии Мартин Дайс сам на стороне заговорщиков. Ему всюду мерещатся красные… Послушайте дальше, я хочу, чтобы вы выслушали меня до конца. Будьте осторожны, мистер Хелл, будьте осторожны! Это моя основная цель – предупредить нас об опасности. Прошу вас, расскажите обо всем президенту. Я сам бессилен что-либо сделать. Кто-то ставит мне палки в колеса. Меня преследуют анонимными письмами, грозят расправой. За спиной иностранных агентов стоит общество «Америка прежде всего». Это одна из ста десяти профашистских организаций, существующих сейчас в Америке. Она живет на средства американских промышленников. Ее финансируют Дюпон, Форд, «Дженерал моторс», «Стандард ойл». У меня не хватит пальцев, чтобы перечислить их всех. Странную роль играет Джон Фостер Даллес. Вы его должны знать, он возглавляет крупнейшую адвокатскую фирму «Салливан энд Кромвель»… А Чарльз Линдберг или священник Кофлин – главарь Христианского фронта. У меня голова идет кругом. Фашизм захлестывает нашу страну. Что я могу сделать один?!
Уильям Малони говорил торопливо, словно боялся, что его прервут и он не успеет выложить то, что накопилось у него на душе. Карделл Хелл слушал молча. Что мог он сделать? Даже если бы захотел. Но государственный секретарь и не хотел ничего делать, Президент Рузвельт и тот обязан считаться с влиянием всесильной промышленной группы, с волей того же таинственного «Комитета особой конференции». Не только считаться, но и подчиняться. Иначе он не будет президентом. Члены комитета собираются на секретные заседания на улице Рокфеллер Плаза или в отеле «Пенсильвания». Там принимают решения, которые сильнее решений конгресса. Хелл отлично все понимает.
Но государственный секретарь услыхал от Малони и кое-что новое. Он не представлял себе, что все зашло так далеко. Малони сказал: существует международное картельное соглашение между англо-американскими нефтяными компаниями и германским химическим трестом «ИГ Фарбениндустри». Немецкие монополии принимают участие в прибылях американской «Стандард ойл». Разве не парадоксально, что немецкие фирмы получают прибыль с каждого галлона бензина, которым пользуются английские летчики, улетая бомбить германские города. Но Малони сейчас волнует другое – «Стандард ойл» отказалась передать американскому правительству секрет производства искусственного каучука, хотя тем же самым патентом давно пользуются химические заводы в Германии.
А фирма «Дюпон»… Малони не поверил своим глазам, когда увидел, узнал, что этот американский химический трест запретил в Штатах производить боеприпасы, потому что «гитлеровское правительство считает нежелательным такое производство».
– Ведь это прямое предательство! – воскликнул Малони. – Наши промышленники вступили в сговор с германскими фашистами. Скажите президенту, чтобы он был осторожен! Прошу вас об этом, – повторил Малони, покидая государственного секретаря.
– Хорошо, – ответил Хелл, – я доложу об этом президенту.
Что еще мог он ответить этому человеку? Доложит…
2
Утром седьмого декабря, несмотря на воскресный день, Карделл Хелл сидел в своем кабинете в доме правительства. Накануне вечером он отправил послание Рузвельта японскому императору с призывом решить мирным путем возникшие спорные проблемы. Мистер Грю, посол Соединенных Штатов Токио, должен был сегодня вручить послание императору, и Хелл рассчитывал в ближайшие часы получить от посла первую информацию.
Послание президента не составляло особой тайны, и государственный секретарь распорядился отправить его «серым», наименее секретным шифром, каким обычно пользовались для дипломатической связи. Но первое, что обнаружил Хелл на споем столе, была пачка расшифрованных телеграмм. На какие-то мгновение Хелл принял эту пачку за собственную шифрограмму, отправленную вчера в Токио. Уж не перепутал ли что-нибудь секретарь, задержав ее в Белом доме. Нет, это совершенно другое.
Карделл Хелл стоя принялся читать листки телеграмм. Их было десятка полтора, но составляли они одно целое. Шифрограмма была адресована Того Номура, японскому послу и Соединенных Штатах. В ней содержалась нота, которую премьер Тодзио предлагал сегодня вручить государственному секретарю Соединенных Штатов Америки, но не раньше часа дня по вашингтонскому времени. Отделу «Джи-2» удалось очень быстро расшифровать японскую телеграмму. Благодаря стараниям разведки Хелл получил ее на несколько часов раньше, чем даже сам посол Того Номура.
Премьер и военный министр Японии генерал Тодзио поручал Номура и Курусу вручить ноту с объявлением войны Америке. Он также предписывал им – это особенно возмутило Хелла – совершить харакири, то есть покончить самоубийством, вспоров по самурайскому обычаю свои животы. Премьер требовал сделать это так, чтобы все выглядело как покушение на дипломатических представителей. Смерть Номура и Курусу позволит императору создать конфликт, сославшись на преднамеренное убийство.
Новость ошеломила. Значит, до начала войны оставались часы, может быть минуты. Хелл позвонил президенту. Рузвельт уже имел копию расшифрованной телеграммы. Он спросил:
– Не связано ли это с исчезновением японского флота?
– Не знаю. Вероятно, что так. Если Тодзио решил пожертвовать своими послами, значит, дело серьезно. Меня интересует вопрос, где японцы нанесут нам первый удар.
Несколько дней назад стало известно, что японская эскадра в составе шести авианосцев, восьми крейсеров, двадцати эсминцев и трех десятков транспортных кораблей покинула Курильские острова и ушла в открытое море. Место нахождения эскадры сейчас неизвестно. Она словно растаяла в просторах океана. Генерал Маршалл был по-прежнему уверен, что японский флот либо готовит нападение на советское побережье, либо направился в Китай, чтобы усилить там свои позиции. Теперь все выглядело в ином свете.
Около полудня позвонил Сабуро Курусу. Просил министра Хелла принять его ровно в час дня. Курусо был подчеркнуто вежлив. Хелл согласился, хотя это было нерушимое время ленча. Вскоре раздался звонок из японского посольства. На этот раз говорил Номура. Извинялся, очень просил перенести аудиенцию – они явятся ровно без четверти два к мистеру Хеллу. Но японские послы прибыли только в два часа. К этому времени ситуация начала проясняться. Рузвельт сказал по телефону:
– Я только что получил сообщение – японцы напали на Пирл-Харбор.
– Это сообщение достоверно? – спросил Хелл.
– Не знаю, но скорее всего, что это так…
Государственный секретарь заставил японских посланцев ждать в приемной. Хелл засек время – Номура и Курусу вошли в кабинет ровно в два часа двадцать минут. Оба затянутые в черные смокинги, в белых манишках, маленькие, с бесстрастно-торжественными лицами. «Эти человечки еще не решились делать себе харакири», – подумал государственный секретарь. Он заранее продумал, как будет вести себя с японцами.
Номура церемонно протянул ноту, объяснил, что получил распоряжение своего правительства вручить ноту ровно в час дня, но, к сожалению, ее не успели расшифровать вовремя. Посол говорил, втягивая сквозь зубы воздух.
Хелл сделал вид, что читает ноту. Он еще с утра знал ее содержание. Невольно подумал: японским дешифровальщикам следовало бы обратиться за помощью к американским разведчикам. Они на несколько часов опередили японцев…
Государственный секретарь перелистал ноту и негодующе уставился на стоявших перед ним японских дипломатов.
– За полвека моей государственной деятельности, – медленно проговорил он, – я не видел еще подобного документа, наполненного таким количеством гнусной лжи и всяческих инсинуаций.
Номура набрал воздух и хотел что-то сказать. Хелл остановил его движением руки и указал на дверь. Он выгонял их. Японские дипломаты вышли, опустив головы.
Вечером пришли подробности катастрофических событий в Пирл-Харборе. Тихоокеанский флот Соединенных Штатов перестал существовать. Первый налет японских воздушных торпедоносцев и тяжелых бомбардировщиков произошел около восьми часов утра. В нем участвовало до двухсот самолетов. Следующий удар японцы нанесли минут через сорок. Атаки с воздуха сочетались с нападением подводных лодок. В результате комбинированных ударов вышло из строя девять американских линкоров. Линкор «Аризона» взорвался, Оклахома» перевернулся, «Вирджиния» и «Калифорния» затонули у причалов. Погибли эсминцы, подлодки и вспомогательные корабли. Потери в авиации составили около пятисот самолетов. Подавляющее большинство их так и не успело подняться в воздух. Они превратились в дымящиеся груды металлического лома. По неполным данным, среди личного состава насчитывается пять тысяч убитых и раненых. Одним внезапным ударом японцы добились колоссального преимущества на Тихом океане.
На другой день президент Рузвельт обратился к конгрессу с призывом объявить войну Японии. Его обращение передавали по радио. Казалось, что катастрофа в Пирл-Харборе объединила противоречивые силы Америки – конгресс единодушно проголосовал в Капитолии за войну. Еще через три дня Соединенные Штаты вступили в войну с Германией.
Все эти дни Хелл не покидал своего кабинета. Одним из значительных событий была для него встреча с новым советским послом Максимом Литвиновым. Он прибыл в Штаты в день объявления войны Японии. Хелл возлагал большие надежды на встречу. Сейчас, когда Москва становилась союзником, русские должны быть сговорчивее.
Прежде чем принять русского дипломата, Хелл долго консультировался с представителями Пентагона. Пришли к единому мнению – на русских следует оказать давление. Надо потребовать от них военные базы на Камчатке и под Владивостоком. Это имеет не только стратегическое значение. Генерал Маршалл высказал точку зрения, что наличие американских баз на советском Дальнем Востоке позволит быстрее втянуть Россию в войну с Японией. Если Максим Литвинов станет упираться, придется ему намекнуть, что от этого будут зависеть размеры американской военной помощи русскому союзнику.
Но совершенно неожиданно советский посол занял непримиримую позицию. Откуда у русских такая уверенность в своих силах? Литвинов прямо сказал, что метод давлении и мягкого шантажа недопустим в отношениях военных союзников.
Беседа происходила как раз в тех апартаментах Белого дома, где совсем недавно Хелл принимал финского посланника господина Прокопе. От имени американского правительства Хелл просил передать барону Маннергейму поздравления по поводу первых успехов финских войск на русском фронте. Но времена меняются, теперь Хелл выразил сочувствие русскому послу – барон Маннергейм так вероломно нанес удар в спину русским.
Литвинов поблагодарил государственного секретаря за сочувствие, но остался непреклонен в переговорах о базах. Сказал, что не в традициях его страны уступать советскую территорию кому бы то ни было.
Хелл вспомнил переговоры с Черчиллем о базах в обмен на эсминцы. Черчилль куда сговорчивее. Может быть, русские и в самом деле чувствуют себя увереннее англичан. Но ведь их положение крайне тяжелое. Хелл знает это отлично.
Максим Литвинов привез отказ советского правительства и по поводу хромовых руд и чиатурского марганца. Переговоры об этом шли несколько месяцев. Промышленная группа Гарримана настаивала на том, чтобы потребовать от русских возвращения американским фирмам ликвидированных когда-то концессий на Кавказе. За это обещали военную помощь. Ведь русские нуждаются в помощи. Но Литвинов предпочел говорить о прямых кредитах.
– Мы не торгуем недрами, мистер Хелл, сказал он, – так же как базами. Давайте говорить о другом.
Нет, все-таки странный народ эти русские…
3
Сообщение о японском нападении на Пирл-Харбор застало Черчилля в Чеккерсе – в его загородной резиденции. В гостях у премьера был Аверел Гарриман, прибывший из Штатов для наблюдения за поставками по ленд-лизу в Англию. Сидели за чайным столом и слушали радио. Диктор говорил о напряженных боях под Москвой, о сопротивлении русских.
– Уже под Москвой… – заметил Черчилль. – Гитлер стоит под Москвой.
Гарриман не ответил. Диктор заговорил вдруг о Пирл-Харборе, и оба напряженно умолкли. Сомнений не было, японцы начали войну с Америкой. Черчилль смотрел на Гарримана, как бы спрашивая его: ну как?.. Гарриман побледнел и взволнованно воскликнул:
– Какое вероломство, какая подлость! Они напали, не объявляя войны!
Черчилль с трудом скрывал охватившую его радость – в войне Штаты теперь вместе с Британией.
– Да, это ужасно! Но я думаю, что в будущих войнах вообще придется отказаться от таких ненужных формальностей, как объявление войны. Внезапность приносит значительный успех. Будем рассуждать трезво: Гитлер в России, японцы в Пирл-Харборе… Можно называть это как угодно – авантюризмом или вероломством, но внезапность дает свои результаты. Рыцарство в войне отошло в прошлое. Не упрекайте меня в цинизме, дорогой Гарриман. А теперь я должен немедленно позвонить Рузвельту.
Премьер поднялся и вышел в канцелярию. В холле он встретил старика дворецкого Сойерса. Черчиллю не терпелось с кем-то поделиться новостью.
– Вы слышали новость, Сойерс?
– Да, сэр. О Пирл-Харборе передавали еще час назад.
– Почему же вы не сказали мне?
– Вы были заняты, сэр…
Через несколько минут он говорил с Рузвельтом. Президент подтвердил сообщение:
– К сожалению, все это так. Сегодня японцы атаковали нас в Пирл-Харборе. Теперь мы все в одной лодке…
– Да, да, мы все в одной лодке, – повторил Черчилль. – Желаю вам мужества.
Гарриман вскоре уехал из Чеккерса. Он долго еще не мог прийти в себя. Черчилль до вечера занимался делами, а перед сном продиктовал запись для дневника:
«Для меня величайшая радость иметь Соединенные Штаты на нашей стороне. Теперь Англия будет жить! Британия будет жить! Уверен, что мы еще раз выйдем благополучно из тяжелого положения».
Премьер рано лег спать. Впервые за много недель он заснул сном спокойного, уверенного в завтрашнем дне человека.
«Теперь мы в одной лодке с Америкой, – подумал он, засыпая. – Игра продолжается. Рузвельт – отличный козырь…»
Через три дня пришла тяжелая весть: японцы потопили два британских линкора – «Принц Уэльский» и «Рипалс» погребены на дне океана.
Беда не приходит одна. Сообщение дополнилось новой вестью – японцы высадились на Малайском полуострове, с суши грозят Сингапуру.
Треть века назад – во время русско-японской войны – Черчилль всей душой был на стороне Японии. Дядя Сэм и Британия были крестными отцом и матерью новой Японии. Лет около ста назад их корабли пришли из-за океана и постучали оружием в наглухо закрытые двери таинственной, феодальной Японии. Японский военный флот создавался под руководством английских инструкторов. Учили на свою голову.
С какой бы решимостью ответил премьер ударом на удар, не обращаясь к ненужным формальностям, ударил бы первым, но сейчас он был бессилен. Черчилль пригласил на Даунинг-стрит японского посла. Торжественно и церемонно он объявил:
– Господин посол, налеты на Сингапур и высадка на Малайе нарушили наши добрососедские отношения. Отныне между нами существует состояние войны. Оставаясь вашим покорным слугой, имею честь с полным уважением сообщить вам об этом.
На церемонии объявления войны присутствовал Иден. Когда японский посол вышел, Черчилль сказал:
– Может быть, кому-то покажется странным такой церемонный стиль, но, в конце концов, когда вы собираетесь убить человека, ничего не стоит быть с ним перед тем чуточку вежливей… Улыбнуться ему тоже ничего не стоит. Не так ли?..
После того как возникла война с Японией. Черчилль решил немедленно снова поехать в Штаты. Было о чем поговорить с президентом.
4
Спустя два месяца после поездки Чиано в Вольфшанце здесь, в полевой ставке Гитлера, происходило военное совещание. Стояла зима. Озера затянулись голубоватым льдом, глубокий снег покрыл землю и редкие перелески, Тщательно замаскированная ставка казалась со стороны группой заснеженных холмов, беспорядочно разбросанных среди безмолвных просторов Восточной Пруссии.
На совещании докладывал полковник Хойзингер из оперативного отдела генерального штаба. Гитлер сидел нахмурившись, и трудно было понять – слушает он или нет. Он сосредоточенно покусывал ногти, и казалось, что только и занят заусенцем, с которым никак не мог справиться.
Начальник оперативного отдела штаба говорил сухо и лаконично – штабным языком. Но под внешней четкостью фраз сквозила неуверенность. Полковник делал обзор положения на Восточном фронте с начала русской кампании.
Развитие боевых действий в России в начала кампании можно считать удовлетворительным, хотя темпы продвижения германских войск оказались несколько замедленными по сравнению с тем, как планировалось это генеральным штабом. Не удалось также уничтожить живую силу и технику противника в приграничных районах. При всей внезапности удара русские оказали непредвиденное упорное сопротивление.
Принесли, в частности, некоторое разочарование операции фельдмаршала Рунштедта на юге России. Упорная борьба советских войск в районе Припяти также отвлекла значительно большие силы германской армии, нежели предполагалось.
Армейская группа генерал-фельдмаршала фон Бока, действовавшая на центральном направлении, достигла намеченных успехов, но значительная часть войск противника ушла от окружения. Напряженные бои под Смоленском вынудили командование сосредоточить здесь до шестидесяти германских дивизий. Смоленск взят, но ценой значительных потерь.
Полковник Хойзингер подходил к основной, наиболее щекотливой части своего доклада. В какой-то мере он чувствовал и свою ответственность за неудачи, постигшие германские войска в декабрьских боях на Востоке. Хойзингер сам принимал участие в разработке «плана Барбаросса». Очевидно, следовало бы предусмотреть в плане возможность более упорного сопротивления русских. Но не станет же он сейчас говорить об этом фюреру!
Хойзингер осторожно начал объяснять причины затруднений, возникших на фронте.
Несомненно, что потенциальные возможности к сопротивлению русских армий оказались значительно выше. Так, например, Абвер явно недооценил тактические данные советских танков «Т-34». Не исключена возможность, что на Карельском перешейке во время войны русские ввели в заблуждение германскую разведку. На самом-то деле боевые качества их танков оказались значительно выше. Русские танки, скованные скалистой, сильно пересеченной местностью Карельского перешейка, вдруг показали прекрасную маневренную способность на просторах Центральной и Южной России.
Продвижение германских войск на Востоке вообще изобиловало многими неожиданностями. Оказалось, что действующие немецкие части снабжены устаревшими топографическими картами. Случалось так, что наступающие войска обнаруживали на своем пути целые города. А на картах здесь значились только деревни и хутора. Солдаты, к своему удивлению, видели там фабричные корпуса, дымящиеся заводские трубы. Порой в самых неожиданных местах путь танковым колоннам перерезали глубокие противотанковые рвы, тоже не выявленные разведкой. Русские настроили эти города и заводы в последние годы, а линии обороны возникли уже во время войны. Подобные сюрпризы замедляли темпы намеченного наступления.
Полковник Хойзингер значительную долю вины пытался осторожно свалить на просчеты имперской разведки во главе с адмиралом Канарисом. Однако, подводя итоги первых месяцев войны, начальник оперативного отдела генерального штаба все же сделал благоприятный вывод. Ведь так или иначе в результате боевых операций немецкие поиска на отдельных участках фронта продвинулись вперед до тысячи километров. В сентябре армейская группа «Север» завершила окружение Ленинграда, одновременно взят был Киев. В октябре – занята Одесса, танковая армия генерала Клейста прорвалась к Ростову. На центральном направлении после боев за Смоленск заняты Вязьма, Можайск, германские войска подошли к Туле. Можно предполагать, что в ближайшее время падет Москва…
