Текст книги "Так было…(Тайны войны-2)"
Автор книги: Юрий Корольков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 63 страниц)
Кожаный портфель, который так оберегал фон Штауфенберг, по виду ничем не отличался от портфелей всех других штабных офицеров, в таком портфеле каждому из них приходилось возить пачки ответственных и, конечно, совершенно секретных бумаг. С такими материалами нельзя ротозейничать! Поэтому естественно, что никто не обращал внимания на полковника, который, может быть, немного больше обычного следил за своим портфелем. Мог ли кто подозревать, что на самом дне вместительного портфеля Штауфенберга лежит плоская бомба с часовым механизмом. Достаточно снять предохранитель, легким толчком включить механизм, и через несколько минут все окружающие будут разорваны в клочья…
Собрались в подземном бомбоубежище с непроницаемыми железобетонными стенами. Казалось, что вентиляторы только нагнетают зной. Генералы, полковники сидели под низкими сводами, поминутно оттягивали прилипавшие к шеям воротнички и ждали Гитлера. Казалось, что в такой жаре можно свариться заживо. Но вот пришел дежурный адъютант фюрера и попросил всех перейти в картографический кабинет – там немного прохладней. Все охотно приняли такое приглашение. Все, кроме Штауфенберга. Его бомбу пиротехники рассчитали так, что максимальный эффект она могла дать в закрытом бункере с прочными стенами.
Картографический кабинет находился рядом, в просторной деревянной вилле с большими, широкими окнами. «Взрывная волна не даст такой силы, как в бомбоубежище», – тревожно подумал Штауфенберг, но тут же успокоился – пиротехники делали адскую машину с большим запасом разрушающей силы. Полковник уверенно поднялся на крыльцо виллы.
Через несколько минут вошел Гитлер. Не глядя ни на кого, спросил:
– Кто докладывает по первому вопросу?
– Полковник фон Штауфенберг!
Штауфенберг прошел к столу, достал из портфеля нужную папку и заодно незаметно освободил предохранитель. Портфель он поставил на пол, прислонив к ножке стола. Полковник лаконично докладывал обстановку, приводил цифры, отвечал на вопросы, почтительно выслушивал пространные реплики фюрера, потом продолжал говорить снова.
Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда Гитлер, проходя мимо, едва не задел портфель носком сапога. Штауфенберг напряженно ждал. Его: должны вызвать к телефону. Почему не зовут?.. Перед уходом легким толчком ноги он включит механизм.
Наконец дверь отворилась, и бесшумно, как умеют ходить только адъютанты, к нему подошел дежурный и сообщил – господину полковнику звонят из Берлина. У Штауфенберга хватило выдержки спросить разрешения у Гитлера. Фюрер кивком отпустил полковника. Как бы споткнувшись, Штауфенберг ударил носком рычажок, скрытый в углу портфеля, и вышел вслед за адъютантом из картографического кабинета.
Фон Штауфенберг посмотрел на часы. Без восьми минут два. В его распоряжении семь минут. Нет, теперь уже меньше… За то время он должен поговорить по телефону и покинуть ставку. До проходных ворот, где стоит патруль, метров полтораста – двести. Потом машина, самолет… В Берлине он будет засветло.
Фон Штауфенберг повесил трубку и пошел к стоянке машин. Она находилась в глубине соснового бора, за проходными воротами. По дороге полковник встретил генерала Фельдгибеля из управления связи. Он входил в оппозицию и по сигналу «Валькирия» должен был отключить всю связь, чтобы изолировать главную ставку от внешнего мира. Фельдгибель вопросительно взглянул на Штауфенберга.
– Все сделано, – ответил Штауфенберг на его немой вопрос. – Позвоните на Бендлерштрассе…
Штауфенберг прошел мимо, едва замедлив шаг. Ему следовало торопиться. Лучше, если взрыв произойдет, когда он будет уже за воротами.
Усилием воли фон Штауфенберг сдерживал себя, чтобы не смотреть на часы. У ворот он все же взглянул еще раз. Прошло ровно десять минут. В следующее мгновение раздался глухой и тяжелый взрыв. Полковник оглянулся. Взрывная волна вышибла стену картографического кабинета. Летели бревна, рамы, тела людей. Все это в облаке дыма и пыли. Свершилось!
Штауфенберг находился в нескольких шагах от проходных ворот. Метались перепуганные эсэсовцы. Кто-то звонил по телефону. Дежурный пытался задержать Штауфенберга. Не повышая голоса, полковник спросил:
– Разве вы получили распоряжение отменить пропуска или закрыть проходную?
– Нет, таких инструкций дежурный еще не получал. Но ведь произошел какой-то взрыв. Следует принять меры и никого не выпускать.
– Это дело вашего начальника! – высокомерно ответил Штауфенберг. – Вот мой пропуск…
Дежурный эсэсовец козырнул и пропустил фон Штауфенберга. Действительно, у дежурного не было никаких инструкций. Унтерштурмфюрер привык подчиняться…
Фон Штауфенберг благополучно миновал сосновый бор, где располагалась ставка, добрался до аэродрома, сел в самолет и полетел в Берлин. Он был уверен, что с Гитлером покончено.
Но случилось невероятное. В момент взрыва Гитлер стоял в нескольких шагах от портфеля с адской машиной. И тем не менее его только бросило на пол, обожгло, опалило. На какое-то мгновение он потерял сознание. Следом за взрывом наступила могильная тишина. Возможно, она длилась секунду-другую. Потом все, кто мог, бросились к выходу, выскакивали в пролом стены. Стонали раненые, распластавшись лежали убитые. Текла кровь, в воздухе стояла пыль, которая медленно оседала. Несколько бледных, оглушенных взрывом участников совещания кинулись помогать Гитлеру. Рядом с ним лежал мертвый стенограф Бергер, двойник фюрера. Иным показалось, что это Гитлер: так они были похожи. Они лежали рядом, оба откинувшись навзничь, кругом них было пустое пространство – взрыв разметал людей, отбросил расщепленный вдребезги стол. Одна нога Гитлера была подогнута, и острая коленка торчала кверху. Обгорелые брюки превратились в лохмотья.
Гитлер открыл глаза. Он еще не соображал. Потом его блуждающий взгляд остановился на собственной коленке. Ему помогли сесть. Гитлер ощупал ногу, потрогал обгоревшее сукно, и в эту минуту все услышали его голос.
– О, мои новые брюки!.. – воскликнул он.
Ефрейтор-фюрер всегда был обывателем…
4
В половине дня заговорщики собрались на Бендлерштрассе, но они еще долго не знали, что происходит в Вольфшанце – в главной ставке Адольфа Гитлера. Только в начале третьего из ставки позвонил Фельдгибель и передал, что «Валькирия» состоялась… Полковник Штауфенберг только что улетел в Берлин. Подробностей Фельдгибель не передал, а звонить в ставку считали бессмысленным – после покушения связь с главной ставкой была прервана.
Время шло, но пока решительных мер заговорщики не принимали. Ждали, когда в Берлин вступят войска. Тогда за спиной будет реальная сила. Не появлялся еще и фельдмаршал Витцлебен, который должен был возглавить командование сухопутными, воздушными и морскими силами.
Часов около четырех с аэродрома позвонил адъютант Штауфенберга фон Гефтен. Он сказал, что встретил полковника и они вместе едут на Бендлерштрассе. Всем не терпелось узнать главное, и Ольбрехт спросил: как с «Валькирией»? Фон Гефтен без всякого шифра ответил:
– Гитлер мертв…
Теперь-то уж пора было действовать. Позвонили в полицей-президиум и вызвали Гельдорфа. Ему тоже сказали, что Гитлер убит и в стране объявляется чрезвычайное положение. Полицей-президент приехал немедленно вместе с Гизевиусом.
Их встретил, генерал Ольбрехт. Официальным тоном он предупредил Гельдорфа, что власть в стране перешла к армии и господин полицей-президент обязан немедленно осуществить план «Валькирия». Для Гельдорфа это означало – произвести аресты в правительственных кругах. Он собрался выполнять приказание, но генерал Бек остановил полицей-президента.
– Не думаете ли вы, – обратился он к Ольбрехту, – что полицей-президента следует информировать о слухах, которые начинают распространяться?
Генерал Ольбрехт метнул на фон Бека недовольный взгляд.
– При любых обстоятельствах, – сказал он, – мы будем действовать так, как в случае, если бы Гитлер умер. Вам, как главе правительства, надо сделать заявление по радио.
– Как раз об этом я и хочу говорить. Но есть данные, по которым смерть Гитлера не подтверждается. Как могу я в этом случае освободить армию от присяги?..
Дверь широко распахнулась, и в комнату вошел полковник фон Штауфенберг.
– «Валькирия», господа, «Валькирия»!.. – возбужденно воскликнул он. Услыхав последние слова генерала Бека, он резко повернулся к нему. – Гитлер мертв! Это говорю вам я, полковник фон Штауфенберг! Я сам все видел…
– В таком случае надо поставить в известность генерала Фромма, – предложил Ольбрехт. – Приказ о военном положении подготовлен за его подписью, но он об этом еще ничего не знает.
Несколько человек отправились в кабинет командующего внутренними войсками. Фромм уже собирался ехать домой.
– Господин генерал, сегодня днем Гитлер убит в главной ставке, – сказал ему Ольбрехт.
Фромм недоверчиво посмотрел на штабного генерала:
– Откуда вы знаете?
– Звонил Фельдгибель, и прилетел полковник фон Штауфенберг.
– А это мы сейчас проверим. – Фромм потянулся к трубке. – Соедините меня с Вольфшанце…
– Со ставкой нет связи, господин генерал, – предупредил Ольбрехт.
Генерал Фромм ответил:
– Почему нет? Связь работает нормально…
К телефону подошел Кейтель. Фромм спросил его:
– Что происходит в главной квартире, фельдмаршал? В Берлине бродят всякие слухи.
– Ничего особенного, – сказал Кейтель, – все в порядке.
С помощью усилителя слова Кейтеля были слышны во всех уголках кабинета. Ольбрехт казался растерянным.
– Мне сообщили, что фюрер убит, – продолжал выспрашивать Фромм.
– Какие глупости!.. Вообще-то произошло покушение, я сам был в этом зале, но Гитлер жив и только легко ранен… Скажите, кстати, где ваш полковник фон Штауфенберг?..
– Он еще не вернулся, – ответил Фромм.
На этом разговор оборвался.
– Ну? – командующий посмотрел на Ольбрехта и других заговорщиков. – Слухи не подтверждаются…
– Но Штауфенберг уверяет… Позовите его…
Вошел фон Штауфенберг.
– Что вы скажете о смерти фюрера? – спросил Фромм.
– Я сам видел, как был убит Гитлер, – повторил Штауфенберг.
– Вот видите, – сказал Ольбрехт. – В связи с этим я дал сигнал «Валькирия» – сигнал переворота. Вам надо подписать этот приказ. По-моему, он уже отправлен.
Фромм вспылил, ударил кулаком по столу:
– Кто здесь, кроме меня, может издавать приказы?!
– Готовил его полковник Квирингейм, – ответил Ольбрехт.
Вызвали Квирингейма, сотрудника штаба…
А время шло…
Квирингейм подтвердил – да, он подготовил такой приказ.
– Я должен арестовать вас, полковник Квирингейм, – ледяным тоном произнес Фромм. – Сдайте оружие…
Фон Штауфенберг попытался убедить генерала Фромма:
– Генерал, я лично бросил бомбу в Гитлера. Раздался страшный взрыв, и оттуда никто не ушел живым… Подпишите приказ.
Командующий внутренними войсками поднялся из-за стола. Он уже сообразил, как надо вести себя. Фромм сказал:
– Господа, покушение не удалось… Полковник фон Штауфенберг, вы должны покончить самоубийством.
– Ну, этого-то я ни в коем случае не сделаю!.. – ответил фон Штауфенберг.
Генерал Ольбрехт воскликнул:
– Настало время действовать, господа! Иначе Германия навсегда будет потеряна…
– Значит, вы тоже участвовали в покушении? – спросил Фромм, хотя хорошо знал о роли Ольбрехта в заговоре. – В таком случае я арестую вас всех троих.
– Нет, если так, мы сами вас арестуем! – Ольбрехт оглянулся – кому бы отдать распоряжение взять под стражу командующего внутренними войсками. Никого не было.
Он сам запер Фромма в соседней комнате. После этого будущий глава государства Бек спросил Ольбрехта:
– Кому подчиняется здесь охрана, генерал?
– Мне лично.
– И вы думаете, что она будет нас защищать, если придет гестапо?
– Не знаю…
– Готова ли она за нас умереть?
– Этого я тоже не знаю…
– Что же вы знаете, генерал Ольбрехт?
Из соседней комнаты в закрытую дверь стучал Фромм.
– Господа, отпустите меня домой… Под честное слово. – Голос у него был умоляющий.
– А что, может быть, и в самом деле нам его отпустить, – предложил Ольбрехт.
Гизевиус до сих пор не принимал участия в спорах, но сейчас он решительно восстал.
– Ни в коем случае! – зашептал он, чтобы Фромм не мог его слышать, – Ни в коем случае. Фромма нужно немедленно расстрелять. Иначе он всех нас погубит…
Генералы Ольбрехт и Геппнер стали возражать против расстрела. Фромма оставили под арестом. Гизевиус всеми силами пытался активизировать мятежных генералов, но у него ничего не получалось. Было уже шесть часов вечера, но генералы пока ничего не сделали для осуществления переворота. Никто из приближенных. Гитлера не был арестован, Снова заспорили, кому какой пост занимать в новом правительстве. В разгар спора в комнату вошел рослый детина и рявкнул:
– Хайль Гитлер!
Это был знакомый всем оберштурмбаннфюрер Пфифратер, сотрудник Гиммлера, Все замерли – это конец. Но эсэсовец как ни в чем не бывало обратился к Штауфенбергу.
– Клаус, – назвал он его по имени, – можно тебя на одну минуту?
Оба вышли. Вскоре Штауфенберг вернулся один.
– Зачем он пришел? – спросил Гизевиус.
– Он спрашивал, почему я так быстро улетел из главной квартиры. И не могу ли я рассказать подробнее, что там произошло. В гестапо еще ничего не знают о «Валькирии».
– Что же вы ответили?
– Я арестовал его и посадил вместе с Фроммом.
– Надо бы расстрелять, – снова предложил Гизевиус. – Иначе он будет знать все, что здесь происходит.
– Это еще успеется… – возразил Ольбрехт.
Гизевиуса все больше начинала тревожить медлительность генералов. Он предложил Штауфенбергу выделить в его распоряжение группу офицеров, с которой он поедет на Принц-Альбрехтштрассе и там расстреляет Гиммлера, Геббельса – всех, кто не присоединится к новому правительству.
– Но его еще нет, нового правительства, – возразил Штауфенберг. – А Геббельс, должно быть, уже арестован. Я послал к нему командира батальона «Гросс Дейчлянд» майора Ремера. Он исполнительный человек.
Гизевиус решил поехать в полицей-президиум. Может быть, Гельдорф знает, как происходит переворот.
На улице было еще светло. Гизевиус проехал от Бендлерштрассе до Александерплац и не заметил ничего подозрительного. Всюду было спокойно и тихо. Никто из жителей еще не знал о событиях, о назревавшем перевороте Но в полицей-президиуме Гизевиуса огорошил начальник уголовной полиции Небе. Небе сказал, что Гитлер жив и сегодня вечером выступит по радио. А в город уже стягиваются эсэсовские части.
Теперь всё решали минуты. Гизевиус вернулся на Бендлерштрассе. Заговорщики всё еще бездействовали. Взволнованный Ольбрехт сказал, что по радио уже передали о несостоявшемся покушении. Кто бросал бомбу, не сказали. Ольбрехт спросил: есть ли еще возможность отказаться сейчас от переворота?
– Нет, теперь уже поздно, – ответил Гизевиус, а сам подумал: «Кажется, пора отдавать концы…»
Генерал-полковник Бек тоже попросил Гизевиуса заглянуть к нему. Он спросил – не может ли господин Гизевиус написать обращение к народу, которое затем прочтут по радио?
– Так у вас еще нет такого обращения?! – воскликнул Гизевиус. – Но ведь время уходит!..
Раздался звонок, и генерал Бек взял трубку. Звонил Штюльпнагель, генерал-губернатор Франции. Несколько часов назад он получил сигнал «Валькирия» и за это время успел арестовать эсэсовских руководителей в Париже. Войска находятся в подчинении Штюльпнагеля.
Лицо фон Бека расплылось в довольную улыбку. Наконец-то начинают поступать добрые вести! Он спросил:
– А что делает фон Клюге, командующий Западным фронтом?
– Я вас соединю с маршалом, – ответил Штюльпнагель.
В телефон донесся мягкий баритон Клюге.
– Фельдмаршал, – сказал Бек, – вам необходимо открыто выступить против Гитлера. Сейчас это имеет решающее значение.
Клюге ответил что-то невнятное, потом связь прервалась.
– Как не вовремя нас разъединили! – воскликнул Бек.
Но Гизевиус отметил: фельдмаршал не хочет впутываться в это дело. Пора и ему сматывать удочки… Пока не поздно, Гизевиус решил покинуть Бендлерштрассе.
В дверях он столкнулся с Витцлебеном. Наконец-то приехал будущий командующий всеми вооруженными силами. Но Витцлебен тоже проявил нерешительность, – он уверен, что еще рано затевать государственный переворот…
Пока спорили, Гизевиус незаметно выскользнул из штаба, взял машину и поехал к Бранденбургским воротам. Там он отпустил шофера, оглянулся – не следят ли за ним, и пешком пошел на конспиративную квартиру. Он подготовил ее заранее на случай провала.
5
Лет за сорок до тех дней, о которых идет рассказ, в Берлине произошло одно знаменательное событие. Оно вошло в историю анекдотическим примером тупого, бездумного, истинно прусского повиновения любому приказу.
В те годы в германской столице жил сапожник Вильгельм Фойгт, слывший в своем квартале проходимцем и жуликом. Он только что отсидел срок в тюрьме за какое-то очередное мошенничество, но тюрьма ничему не научила продувного сапожника, и он, получив свободу, вновь принялся за свое…
Сапожник Фойгт долго ломал голову, как раздобыть деньги. И все-таки придумал.
Он достал штаны и китель капитана немецкой армии, напялил на себя офицерскую форму и вышел на улицу. Это было в Кепенике – в берлинском пригороде. По улице маршировал взвод солдат во главе с унтер-офицером. Сапожник-капитан остановил взвод и приказал солдатам следовать за собой. Солдаты безоговорочно подчинились – приказ есть приказ. Строем подошли к ратуше, и Фойгт распорядился оцепить здание.
Вместе с унтер-офицером Фойгт вошел в ратушу, арестовал бургомистра и потребовал у него ключи от сейфа. Бургомистр тоже когда-то был в армии, он тотчас же подчинился приказу. Мошенник в капитанском мундире забрал деньги и скрылся. С тех пор слово «кепеникиада» стало символом рабского, слепого повиновения приказу…
Нечто похожее произошло с майором Отто Эрнстом Ремером, командиром охранного батальона «Гросс Дейчлянд». Ремер был исправным служакой и превыше всего ставил приказы начальства. Именно ему и пришлось сказать последнее и завершающее слово в истории неудачного генеральского путча в Германии.
Когда полицей-президент Гельдорф возвратился с Бендлерштрассе, он приказал Ремеру арестовать имперского министра пропаганды доктора Геббельса. Майор подчинился. Он знал, что с начальством не спорят – ему повинуются.
Во главе своих солдат майор Ремер явился к Геббельсу и сказал, что согласно приказу он арестован. Геббельс любезно возразил: вероятно, произошло недоразумение. Он хорошо понимал, что спорить и протестовать сейчас нельзя. Майор ответил, что у него есть приказ и не его дело разбираться в ошибках. Тогда Геббельс спросил:
– Но фюрер-то может отменить этот приказ?
– Да, фюрер, конечно, может отменить приказ, – согласился Ремер.
– В таком случае я соединю вас с фюрером.
Геббельс вызвал главную ставку, попросил Гитлера и передал трубку майору. Ремер и в самом деле услышал голос фюрера. Он вытянулся, как на смотру, и покраснел от напряжения. Гитлер спросил, кто с ним говорит, и Ремер четко произнес:
– Командир охранного батальона «Гросс Дейчлянд» майор Отто Эрнст Ремер…
– В таком случае, – донесся голос Гитлера, – я поручаю вам, майор Ремер, ликвидировать восстание в Берлине. Я предоставляю вам высшие полномочия в империи. Собирайте всех верных людей и действуйте. Доктора Геббельса арестовывать не нужно.
– Яволь! – громко воскликнул майор Ремер.
Он еще некоторое время подержал трубку, но Гитлер уже отошел от телефона.
Геббельс обратился к солдатам с короткой речью и приказал им сейчас же арестовать на Бендлерштрассе всех заговорщиков.
В распоряжении майора не было никакого транспорта, и он пешком зашагал во главе солдат. По дороге он задерживал всех военных и присоединял их к своему отряду.
На Бендлерштрассе Ремер увидел мужчину в нижней рубахе, копавшегося в развалинах дома. Рядом с ним на чугунной решетке висел эсэсовский китель и фуражка. Китель был вывернут подкладкой наружу, и погонов не было видно.
– Ты кто по званию? – спросил Ремер.
– Оберштурмфюрер СС Вилли Гнивке! – отрапортовал тот. – Хайль Гитлер!
– Хайль Гитлер! – ответил майор. – Именем фюрера приказываю выполнять мои приказания. Становитесь в строй.
И Вилли Гнивке, застегивая на ходу пуговицы кителя, пошел рядом с майором Ремером к штабу внутренних войск на Бендлерштрассе. Майор приказал окружить здание.
А заговорщики и не подозревали, что находятся под арестом. Первым об этом узнал подполковник Гайда. Он намеревался выйти из штаба, но был задержан. Ему приказали вернуться. Подполковник понял, что дело оборачивается совсем плохо. Он участвовал в заговоре, но теперь мгновенно принял решение вновь служить фюреру. Во главе нескольких офицеров он ворвался в комнату, где сидели организаторы путча.
По лестнице уже поднимались эсэсовцы…
– Руки вверх! – скомандовал подполковник и направил револьвер на заговорщиков. Штауфенберг не поднял рук, и Гайда выстрелил. Тяжело раненный Штауфенберг упал в кресло. Генерал Ольбрехт сдал оружие без сопротивления. В это время появился Фромм, освобожденный из-под ареста. Роли переменились. Теперь каждый хотел выслужиться перед фюрером и расправой с виновными вымолить себе прощение.
Вилли Гнивке с майором Ремером вошли в кабинет, когда Фромм пытался отобрать пистолет у генерал-полковника Бека.
– Сдайте оружие, вы арестованы! – наступал Фромм.
Бек сидел в кресле, опершись на подлокотник. Он ответил, не меняя позы:
– Пистолет нужен мне самому…
– В таком случае вы должны застрелиться! Это избавит вас от позора…
– Да, пожалуй, вы правы, – флегматично, сказал Бек. Отстегнув кобуру, Бек вытащил пистолет, приставил его к груди и выстрелил. Но, так же как и Штауфенберг, он был только тяжело ранен.
Вилли Гнивке вынул из его руки пистолет. Фромм продолжал разыгрывать роль человека, подавляющего восстание. Он обратился к заговорщикам:
– Теперь я поступлю с вами так же, как вы хотели поступить со мной!.. Где этот Гизевиус, который собирался меня расстрелять? – Фромм поискал глазами Гизевиуса. Но его давно уже не было. – У вас есть еще несколько минут, чтобы написать последние письма… – Фромм посмотрел на генерал-полковника Геппнера, понуро сидевшего в углу. – Может быть, и ты хочешь застрелиться?..
– Нет, – мрачно ответил Геппнер.
– Дайте мне пистолет, – едва слышно произнес тяжело раненный Бек.
Генерал Фромм кивнул оберштурмфюреру, который все еще держал пистолет Бека:
– Дайте…
Бек с усилием нажал на спуск, Раздался выстрел, и генерал-полковник повалился на пол.
Фромм исчез в соседней комнате. Вскоре он возвратился с листком бумаги и торжественно прочитал приговор военно-полевого суда. Суд состоял из одного Фромма. Он торопился убрать свидетелей. Именем фюрера командующий внутренними войсками германского рейха провозгласил:
– Полковник генерального штаба Мерц Квирингейм, генерал Ольбрехт, лейтенант Вернер фон Гефтен и человек, имя которого я не решаюсь больше произносить, – Фромм уничтожающе посмотрел на Штауфенберга, – присуждаются к смертной казни… Приговор исполнить немедленно…
Майор Ремер понял – этим делом придется заниматься ему самому. Приговоренных вывели во двор. Фон Штауфенберг не мог стоять на ногах. Его волоком стащили по лестнице. Вилли хотел пристрелить его, но майор запретил.
– Во всем должен быть порядок, – сказал Ремер. – Поезжай на кладбище и распорядись, чтобы сторож зарыл их где-нибудь подальше…
– Яволь! – ответил Гнивке.
Во дворе штаба внутренних войск раздались четыре выстрела. Они прозвучали глухо, точно в колодце…
Было за полночь, когда Вилли в сопровождении какого-то фельдфебеля и двух солдат, выделенных майором в распоряжение Гнивке, отвез трупы на кладбище.
Кладбищенский сторож спал, когда к нему ввалились эсэсовцы. Он оделся, хмуро выслушал распоряжение и пошел за лопатой. В это время вдруг заговорило радио. Диктор объявил, что сейчас выступит Гитлер. Вскоре раздался его голос.
– Провидение сохранило меня невредимым, чтобы продолжать дело победы, – говорил Гитлер – Я выступаю сегодня, чтобы вы услышали мой голос и убедились, что я жив и здоров… Бомба, подложенная Штауфенбергом, взорвалась в двух метрах от меня с правой стороны. Я невредим, не считая царапин, синяков и ожогов…
Видимо, Гитлеру было трудно говорить. Он запинался, делал паузы, но все узнали его голос – говорил Гитлер. Узнал голос Гитлера и Уинстон Черчилль, прилетевший в Нормандию, чтобы там принять сигнал «Валькирия». Премьер был обескуражен постигшей его неудачей.
Слушал выступление Гитлера и британский агент «Валет», укрывшийся на конспиративной квартире американского резидента, директора страхового общества Штрюнка. Гизевиус переживал тяжелые дни – что, если гестапо откроет его убежище?! Но американский покровитель позаботился о полезном ему агенте. Через некоторое время сотрудники Аллена Даллеса переправили «Валета» в Швейцарию. Даллес снабдил его подложными документами.
