Текст книги "У черты заката. Ступи за ограду"
Автор книги: Юрий Слепухин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]
Часть III
Четырнадцатая соната
1
– Так какой вы желаете, сеньорита? – повторил бармен, открывая шекер, похожий на маленькую блестящую авиабомбу.
Явно не подготовленная к такому вопросу, девушка окончательно смешалась, но тут ей в глаза бросилась спасительная табличка с названиями коктейлей.
– О, простите, я не расслышала, – улыбнулась она. – Пожалуйста, приготовьте мне этот, м-м… «хайболл»!
– «Хайболл», сеньорита, очень хорошо, – кивнул бармен.
– Или нет, постойте! – Девушка разглядела более соблазнительное название. – Лучше «строуберри-физз».
– Хорошо, сеньорита, – покорно согласился бармен.
Жерар выпил вторую рюмку. Обидно разочаровываться в людях… или в лицах. Такое лицо! И такое поведение. А ему еще думалось – когда он вспоминал девушку у витрины со щенками, – что с таким профилем и с такими глазами она не может быть обыкновенной, как все, что ей место не в жизни – в сказке. И вот сказочная принцесса сидит на высоком табурете бара и как ни в чем не бывало тянет через соломинку свой «физз». Сколько ей может быть – лет шестнадцать? Семнадцать самое большее.
Он искоса бросил на соседку сердитый взгляд – быстрый, словно фотографирующий взгляд художника. Какой профиль, силы небесные… Есть лица, словно наляпанные небрежной кистью, есть грубо вырубленные, есть – среди мужских – вырезанные из бронзы стальным резцом, а это – словно уверенная рука гения легко и безошибочно очертила его тончайшей пастелью. Сколько веков усовершенствования человеческого рода, сколько поколений должны были смениться на земле, чтобы появилось такое лицо…
Жерар снова оглянулся. Девушка сидела подавшись вперед и облокотившись на стойку. По-детски обхватив руками стоящий перед ней высокий стакан, она тянула жидкость через соломинку, из-под опущенных ресниц следя за понижением уровня. Жаль, но что ж делать! Увы, не она первая и не она последняя.
Кивнув бармену на пустую рюмку, он достал из кармана купленный по дороге «Иллюстрасьон». Очередной скандал в Национальном собрании, снежные заносы в департаменте Сены-и-Уазы, прием, устроенный родителями мадемуазель Анжелик Гранвиль де Фершампенуа по случаю ее отъезда в Соединенные Штаты, забастовка горняков в Лилле. Светская хроника, рекламы, последние модели Диора… «Пятьдесят четвертый год начался под знаком Вечного Возврата – мода явно вернулась к обыгрыванию естественных линий женской фигуры. Взгляните на эти снимки первых весенних образцов – покатые плечи, тонкая талия и несколько подчеркнутые бедра убедительно свидетельствуют, что…»
Тут Жерар почувствовал, что моделями Диора интересуется не он один. Не поднимая головы, он покосился на свою соседку – девушка тотчас же отвернулась с независимым видом, побалтывая соломинкой в своем стакане. Маленькое, хорошей формы ушко ее слегка порозовело. Жерар с треском выдрал страницу и положил перед соседкой.
– Прошу, сеньорита, – сказал он, – так вам будет удобнее. Хотя шейка у вас и длинная, но вы рискуете ее вывихнуть.
Ушко заалело еще ярче. Девушка оттолкнула от себя вырванную страницу и повернулась к Жерару:
– Если я вам помешала, кабальеро, то это еще не дает вам права говорить грубости. Бармен, счет!
Услышав зов, бармен взглянул в их сторону – Жерар перехватил его взгляд и, свирепо сдвинув брови, едва заметно отрицательно качнул головой. Тот понимающе усмехнулся и отошел к дальнему концу стойки, занявшись своей сложной никелированной аппаратурой.
– Простите, мадемуазель, – примирительно сказал Жерар, – я не хотел вас обидеть. Вероятно, я употребил не совсем корректный оборот речи, но дело в том, что я иностранец – как вы сами можете слышать.
– Иностранцу тем более следует считаться с правилами поведения в чужой стране, – заносчиво сказала она.
– О-ля-ля, какая строгость! Прежде чем критиковать поведение других, нужно уметь следить за своим собственным, сеньорита.
– Потрудитесь не читать мне нотаций! – вспыхнула она. – Я в них не нуждаюсь.
Жерар, не торопясь, выпил свой коньяк и раскурил погасшую трубку.
– Если хотите знать мое откровенное мнение, сеньорита, – сказал он наконец, – то вы нуждаетесь кое в чем поэнергичнее, чем простая нотация. Еще как нуждаетесь! А с нотациями лучше подождать до тех пор, пока вы достигнете более разумного возраста. Согласны? Ну вот, а теперь ступайте домой и не откажите в любезности передать мои слова своим родителям или тому, кто занимается вашим воспитанием. Если вообще такое лицо существует, в чем я сомневаюсь. Энрике! Сеньорита просила счет.
– Я уйду, когда мне захочется, – отрезала девушка. – Бармен, еще один «строуберри».
– Э, послушайте, – нахмурился Жерар, вынув изо рта трубку. – Довольно вам ребячиться, два подряд – это для вас много. Эти коктейли – предательская штука.
– Не ваше дело, сеньор.
Бармен, отмерив в шекер разноцветные жидкости и добавив туда же колотого льда, закрыл его и принялся трясти с ловкостью жонглера, пританцовывая под музыку. Воспользовавшись тем, что девушка внимательно разглядывала лежащую перед ней страницу с модами, он взглядом указал на нее Жерару, одобрительно подмигнув – заслуживает, мол, внимания. Тот пожал плечами с равнодушным видом – мало ли, мол, таких бегает.
Тройная порция крепкого мартеля уже давала себя чувствовать, голову начинал заволакивать туман, слегка заглушавший музыку и ресторанный шум: это было то – самое приятное – состояние начинающегося опьянения, когда одни мысли и ощущения как бы притухают, гаснут, а другие, наоборот, приобретают необыкновенную легкость и яркость. Джаз в слегка замедленном темпе играл «Три монетки в фонтане». Жерар достал карандаш и стал набрасывать на полях фигурки музыкантов – саксофониста, ударника.
– Простите, что значит слово «эшантийон»? – спросила вдруг соседка, продолжая рассматривать заинтересовавшие ее моды.
– Не ваше дело, сеньорита, – непринужденно ответил Жерар.
– Благодарю вас, вы очень любезны.
– Следую вашему примеру.
Девушка не удостоила его ответом, продолжая разглядывать моды.
Жерар искоса поглядывал на нее, безуспешно пытаясь определить ее общественное положение. Ее полувечернее платье было хорошо сшито, но сумочка – хотя и приличного качества – не соответствовала последней моде и носила следы долгого употребления. Больше всего, пожалуй, поразило его полное отсутствие косметики на ее лице – и это здесь, в Аргентине, где любая девчонка начинает краситься с пятнадцати лет. И никаких украшений, если не считать широкого золотого колечка на левом мизинце, – колечка того типа, что носят в память какого-нибудь события или как знак участия в каком-нибудь обществе. На правом указательном наклеена полоска лейкопласта. Вообще руки – белые и хорошо вылепленные – могли свидетельствовать о трудовом образе жизни; покрытые бесцветным лаком ногти были коротко острижены, чего никогда не сделает ни одна уважающая себя бездельница.
– Вы учили французский, сеньорита? – неожиданно для самого себя спросил Жерар.
Девушка холодно взглянула на него, чуть приподняв брови:
– Почему это вас интересует?
– О, просто так… Я заметил, что вы правильно произнесли то слово. Не учи вы французского, непременно сказали бы «эчантильон».
– Да, я французский учу, – кивнула девушка и, отвернувшись от собеседника, поднесла к губам стакан с торчащей из него соломинкой.
– Вы спросили тогда, что оно означает, – спустя минуту снова сказал Жерар. – Оно означает «образчик». Это во-первых.
– Благодарю. А во-вторых?
– А во-вторых, я должен попросить у вас прощения. Забудем о глупостях, которые мы друг другу наговорили. Согласны?
– Я незлопамятна, кабальеро. – Девушка пожала плечами и бросила на собеседника быстрый взгляд.
– Мне так и казалось, – кивнул Жерар, движением пальца подзывая бармена. – С таким лицом нельзя быть злопамятной. Энрике, вы обо мне забываете, у меня пусто. Не спешите, сеньорита, эта клубничная шипучка не такая невинная вещь, верьте слову. Может быть, потанцуем?
Девушка взглянула на него с изумлением.
– Кабальеро, в этой стране с незнакомыми не танцуют. Вы принимаете меня за «такси-гёрл»? – спросила она высокомерно.
– Что вы, сеньорита, – возразил Жерар. – Я просто… Действительно, этого я не учел. Во Франции к этому относятся иначе, простите, пожалуйста. Я не хотел вас обидеть. Кстати, мое имя – Жерар Бюиссонье. Можно узнать ваше?
– Мое? – Девушка на секунду растерялась. – О, конечно. Меня зовут Лопес, Беатрис Лопес.
– Очень приятно познакомиться, сеньорита Лопес. Что вы, я и не думал принимать вас за «такси-гёрл»… Я как раз смотрел и пытался отгадать, чем вы занимаетесь и кто вы вообще такая.
– Отгадали? – улыбнулась сеньорита Лопес, снова прикладываясь к своей соломинке.
– Нет. Я только смог определить, что вы работаете. Это верно?
– Совершенно верно. В юриспруденции.
– Черт возьми! – невежливо изумился Жерар. – Вы юристка?
Девушка слегка покраснела.
– Нет, я неправильно выразилась, если вы могли так понять. Я работаю у одного юриста секретаршей. Вообще-то я еще учусь, сеньор Бюиссонье, а работать поступила на время каникул.
– А, это другое дело. Учитесь в колледже?
– Да… Собственно, в лицее. В частном лицее.
– И что же, названия коктейлей не входят в учебную программу? – улыбнулся Жерар.
– Названия коктейлей? Ах да… – Сеньорита Лопес опять покраснела – смутить ее, как видно, было совсем нетрудно. – Вы очень наблюдательны, сеньор. Впрочем, я тоже! Хотите, угадаю вашу профессию?
– Валяйте, – разрешил он.
– Вы имеете отношение к искусству. Правильно?
– Более или менее. Как вы угадали?
– Ну, во-первых, эти человечки. – Она кивнула на изрисованную по полям страницу «Иллюстрасьон». – И потом ваша манера одеваться…
– Манера одеваться?
– Да, без галстука и вообще. И волосы у вас растрепаны – а вы заметили, у нас мужчины ходят напомаженные? Кошмар, все эти помады и брильянтины – просто национальное бедствие. На вашу голову я сразу обратила внимание, но, разумеется, это еще ни о чем не говорит – в конце концов, вы европеец, многие европейцы одеваются так… свободно. Но когда я увидела, как вы рисуете этих человечков… Вы художник?
– Да.
– О, как мило. Впервые разговариваю с художником. И вы… модернист?
– Нет.
Сеньорита Лопес кивнула с еще более довольным видом:
– Это лучше, я не особенно люблю современную живопись… некоторых направлений. Впрочем, я, вероятно, ее просто не понимаю. Вы, например, понимаете абстрактную?
– Абстрактная живопись не рассчитана на «понимание». Ее просто воспринимаешь или не воспринимаешь. Это как с музыкой.
– С музыкой? – задумчиво переспросила сеньорита.
– Ну да, возьмите додекафоническую. Некоторые от нее в восторге, а…
– Боже мой, – она сделала пренебрежительную гримаску. – Шенберг! Кто может его слушать?
– Ну вот видите. Так и с абстрактной живописью – это вопрос субъективного восприятия: одним нравится, а другим нет.
– Мне – нет.
– Да, это я уже уяснил. Если вы не против, поговорим о чем-нибудь другом, не о живописи. Я давно уже ничего не пишу.
Беатрис, смутившись, бросила на него виноватый взгляд.
– Простите, что я затронула эту тему… если она вам неприятна. Я не хотела вас огорчить. Знаете, я никогда не подумала бы, что вы француз, вас скорее можно принять за какого-нибудь северного человека…
– За эскимоса?
– Не-ет, – засмеялась она, – откуда-нибудь оттуда, из северной Европы, из Скандинавии. У меня есть подруга, у нее отец швед, а мать датчанка, и ее старший брат похож на вас.
Сеньорита Лопес нагнулась над своим стаканом, глядя на Жерара искоса и исподлобья. Высосав со дна остатки, она извлекла обтаявшую льдинку и с хрустом ее разгрызла.
– Вы часто здесь бываете? – спросила она.
– Как придемся. А вы?
– Я? – Секунду она поколебалась между желанием соврать или сказать правду. – О, нет, не очень часто. У меня обычно нет времени. Собственно, сегодня я в первый раз… здесь.
– Ну да, здесь, – понимающе кивнул Жерар, – но остальные злачные места вам, несомненно, известны как свои пять пальцев, и там вы уже не ищете глазами таблицу, прежде чем заказать коктейль.
Она засмеялась.
– Правда, от вас не скроешься. Я рада нашему знакомству, сеньор Бюиссонье. Сожалею, что оно началось ссорой.
– Ничего, сеньорита, бывает, что знакомство ссорой заканчивается – это хуже.
– Наше ссорой не закончится.
– Откуда такая уверенность?
Повернувшись на табурете к собеседнику, Беатрис сидела подперев кулачком подбородок. Ничего не ответив, она продолжала смотреть на Жерара широко открытыми сияющими глазами, с каким-то по-детски наивным и откровенным любопытством.
– Не знаю, – сказала она наконец, пожав плечиками. – Не знаю откуда, но я чувствую…
– Что мы не поссоримся? Конечно. Мы просто не успеем это сделать, сеньорита. Кстати, у меня есть предложение. Знаете, такие мимолетные знакомства лучше использовать до конца – давайте на сегодняшний вечер, станем настоящими старыми друзьями, как будто мы знаем друг друга уже давно. Хорошо?
– Угу. Хорошо, правда.
– Будем называть друг друга по имени, раз уж фамилии у нас все равно выдуманные…
– Как выдуманные? – она покраснела до ушей.
– А вот так. Впрочем, моя – нет. А ваша – неужели вы подумали, что я мог вам поверить, когда вы замялись и потом назвали самую распространенную в стране фамилию. Каррамба, как здесь говорят, да этих Лопесов в телефонной книге двадцать страниц! Ну, ладно, Беатрис, вы только не подумайте, что я стремлюсь выведать у вас настоящую. Называйте меня по имени – Жерар, по-здешнему Херардо.
– Хорошо. Жерар, я буду называть вас так. Моя настоящая фамилия – Альварадо. Просто я не хотела, вы понимаете… Моего папу многие знают, к тому же он сейчас в оппозиции правительству, и…
– Я понимаю, Беатрис. Потанцуем?
Та, подумав секунду, соскочила с табурета.
Жерар, хорошо знавший предательское свойство некоторых коктейлей действовать не сразу, уже с первых шагов почувствовал, что его новая знакомая доживает последние трезвые минуты. Пока она сидела и разговаривала, это не замечалось, но теперь он видел, как она то и дело сбивается с ритма.
– Голова не кружится, Трисс? – спросил он.
– Нет… – отозвалась она, прикрывая глаза. – Или так, чуть-чуть… А в общем, пожалуй, нет. Почему вы назвали меня Трисс?
– А что, вам не нравится?
– Да нет, но просто… немного неожиданно, согласитесь сами… Вот я возьму и начну тоже называть вас как-нибудь так. Джерри – рассмеялась она, в восторге мотнув своим хвостом. – Жерар – Джерри! Джерри Островитянин, ха-ха-ха… О, вы не обиделись? – спохватилась она. – Простите, пожалуйста!
– За что обижаться, Трисс? Я люблю собак не меньше вашего.
– О, я их обожаю… Но откуда вам это известно?
– Вы знаете магазин Пауля, около «Либрэри Ашетт»?
– Еще бы. Там такие прелестные щенки, Джерри!
– Вот там я вас однажды и видел, вы как раз любовались этими прелестными щенками.
– Меня? Когда это было?
– Весной, где-то в конце октября. Конечно, я тогда не знал, что это вы, Беатрис Альварадо, но сегодня я сразу вас вспомнил, как только увидел.
Джаз умолк. Жерар коснулся губами ее пальцев и провел на место, крепко придерживая под руку.
Снова взобравшись на табурет, она взялась за соломинку и, увидев, что в стакане пусто, сделала капризную гримасу.
– Хватит, – предостерегающе сказал Жерар. – Вы еще не знаете этих коктейлей, они похожи на бомбу замедленного действия. Давайте лучше поговорим.
– Давайте, – согласилась Беатрис. – О чем?
– О вас. Когда вы кончаете лицей?
– Через год. О, вы знаете, я, кажется, потеряла свой платочек – наверное, там, когда танцевали… Вы не могли бы его поискать, пожалуйста?
Жерар отправился на поиски, ничего не нашел и, вернувшись к стойке, с опозданием понял хитрость Беатрис – бармен вливал в ее стакан новую порцию коктейля.
– Вы соображаете, что делаете? – спросил он. – Я вам говорю: это кончится скандалом!
– Нет, нет, – поспешно ответила она, – я чувствую себя совсем хорошо, и потом это последний. Больше я не буду, правда.
– Ладно, дело ваше, – пожал он плечами. – Итак, вы сказали, что через год получите звание бакалавра. Что же вы думаете делать после этого? Поступить на юридический факультет?
– После этого я думаю выйти замуж, – важно сказала Беатрис. Она отодвинула свой коктейль и открыла сумочку. – Я вам покажу моего жениха. Он в Штатах, я тоже туда поеду.
Она протянула Жерару кожаную книжечку-футляр, в каких носят фотографии. Открыв его, Жерар увидел снимок молодого человека квадратных очертаний – квадратный ежик на голове, квадратный подбородок, квадратные стекла очков. Квадратный юноша улыбался по-американски, во весь рот.
– Какой жизнерадостный молодой человек. Кто он?
– Жених, – сказала Беатрис, на минуту оторвавшись от соломинки. – Мой жених.
– Я понимаю. Но кто он вообще такой, этот ваш жених?
– Он авиационный инженер, строит самолеты, понимаете?
– Теперь да, – улыбнулся Жерар, возвращая ей снимок. – Симпатичный у вас жених, поздравляю.
– О, он чудный человек, Джерри… Вы просто представить не можете, какой он хороший. Я так его люблю! А у вас есть невеста?
– Невеста? Почему именно невеста? Человека моего возраста уместнее спросить, есть ли у него жена.
– Жены у вас нет, это я вижу, – возразила Беатрис, кивком указав на его руку.
– А, это… Это ни о чем не говорит, мисс Шерлок Холмс, кольцо я потерял.
– Вы и другое потеряете, привяжите ниточкой. Смотрите, как оно болтается. Это сапфир? Красивое, очень… Так вы женаты?
– Женат, женат. Послушайте лучше, какая красивая вещь. Вы еще в состоянии двигать ногами?
– Угу, пойдемте…
Они опять вышли на танцевальную площадку. Беатрис стала вдруг молчаливой. Жерар слегка отодвинул от себя девушку и посмотрел ей в глаза.
– Что это вы загрустили, Трисс? Вспомнилось что-нибудь печальное?
– О нет… – Беатрис очнулась от своей задумчивости и бегло улыбнулась. – Просто… я сейчас подумала о Фрэнке. Конечно, я ему напишу о сегодняшнем вечере, что тут такого? Но если бы я…
Она замолчала, покусывая губы.
– Ах, это все так сложно, Джерри… Он самый хороший в мире, я убеждена в этом, но почему у него всегда есть на все ответ? И как он может меня понять, если я сама себя не всегда понимаю?
– А вам непременно нужно, чтобы вас понимали?
– Конечно, Джерри, – кивнула она. – Но только это очень трудно – понимать другого человека, я не говорю, что именно меня, будто я такая сложная и непонятная, – вовсе нет, во мне нет никакой сложности, – а понять человека вообще, понимаете? Другого человека. А Фрэнк все понимает, и меня тоже. То есть ему так кажется, что он понимает, а на самом деле… – Беатрис вздохнула.
– Трисс, люди вообще редко понимают друг друга до конца. О «полном понимании» мечтают в молодости, а на самом деле оно вовсе не так необходимо. Важна любовь, а все остальное придет со временем…
– Да, но… Вы тоже не совсем меня понимаете сейчас, или я не умею сказать толком… Смотрите: один человек видит все сложным и хочет в этом сложном разобраться, а для другого все просто, и он смеется, когда ему говорят, что есть какая-то сложность. Вы думаете, такие люди могут быть счастливы вместе?
– Безусловно, если они любят друг друга, – кивнул Жерар.
– Вы и в самом деле так думаете?
– Слово чести, Трисс.
– Ну, тогда…
– Что?
– Ничего. – Беатрис плутовски сморщила нос. – Давайте танцевать, Джерри, я больше не хочу никаких умных разговоров… Ой, уже конец! Ну ничего, пока посидим.
Вернувшись на свое место у стойки, она подперла кулачком щеку, гоняя соломинкой плавающий в стакане кубик льда. Жерар спросил еще коньяку и стал раскуривать трубку, окутавшись облаком дыма. Когда дымовая завеса рассеялась, он с удивлением заметил, что уровень жидкости в его рюмке понизился ровно наполовину. Беатрис с озабоченным видом тянула через соломинку свой «физз».
– Где мой коньяк? – строго спросил он.
– Я немного влила сюда, – отозвалась она, не поднимая головы и глянув на него из-под ресниц. – Знаете, очень вкусно.
– Да вы что, окончательно с ума сошли? Энрике, перемените у сеньориты ее коктейль!
– Нет, нет! – запротестовала Беатрис, обеими руками прикрыв стакан. – Не нужно, Джерри, я больше не буду, пожалуйста.
– Ах так? Ладно, я умываю руки. Пейте что хотите и сколько хотите, дело ваше.
– Ну не сердитесь, Джерри! Со мной ровно ничего не случится, правда. Зачем ссориться из-за пустяков?
– Из-за пустяков? – зловеще переспросил Жерар. – Увидим. Вы говорите, ваш отец известный человек?
– В определенных кругах, я думаю… Его «Анализ франко-аргентинских отношений в эпоху диктатуры Росаса» имел большой успех. Ему по поводу этой книги писал даже сам Висенте Саэнс.
– И вы считаете, что дочери известного историка прилично напиваться?
– Я не напилась, Джерри. – Беатрис взмахнула ресницами и посмотрела на него невинным взглядом.
– А я говорю – вы уже напились, nom de Dieu! Подождите еще полчаса…
– Зачем вы ругаетесь, Джерри? – укоризненно сказала Беатрис. – Я ведь понимаю по-французски.
– Тем лучше, nom de nom!
– Не нужно ругаться. Расскажите лучше о вашей жене. Почему вы не привезли ее сюда?
– Потому что это не место для молодой женщины – понятно вам? И вообще она сейчас за границей.
– Путешествует, да? Какая счастливая…
– Вы любите путешествовать? – покосился на нее Жерар.
Беатрис вздохнула.
– Я никогда не путешествовала по-настоящему… я даже Аргентину знаю очень плохо. Где я была? – Она пожала плечиками. – Немного на юге – Неукен, Барилоче – и потом в Кордове. Ну, не считая здесь – Мар-дель-Плата, Некочеа, Тандиль… Разве это путешествия! Подумать, что на свете есть столько экзотических стран – Индия, Россия, а тут приходится сидеть в этой скучной Аргентине… Знаете, на Сан-Мартин, возле пассажа Гуэмес, есть такое агентство путешествий, «Экспринтер»? Мне по службе часто приходится бывать в тех местах, так я всегда зайду туда хоть на минутку, хотя бы почитать расписания пароходов, воздушных линий… Можно вообразить себе, что сама собираешься куда-то ехать.
Беатрис застенчиво глянула на Жерара – не смеется ли он. Тот не смеялся, слушал внимательно.
– Иногда я путешествую по карте, – продолжала она ободрившись. – У меня дома есть огромный атлас мира – «Лярусс»… Это очень удобно – можно выбрать любой маршрут.
– Ничего, Трисс, Жюль Верн путешествовал приблизительно так же, – кивнул Жерар. – Не огорчайтесь, вам еще многое предстоит в жизни увидеть – много стран, много людей…
Глаза Беатрис приняли мечтательное выражение.
– Хорошо бы, – вздохнула она. – Джерри, давайте потанцуем?
Потанцевать им на этот раз не удалось – Беатрис вдруг совершенно перестала воспринимать ритм. Увидев, что дело плохо, Жерар тихо присвистнул и увел ее с площадки.
– Не свалитесь? – спросил он, когда она умостилась на своем табурете – слишком высоком, чтобы сидеть на нем после трех коктейлей с полурюмкой старого коньяка в придачу.
– Конечно… н-нет, – безмятежно улыбнулась она, держась за никелированный поручень. – Я чувствую себя очень… хорошо.
– Сколько вам лет, Трисс?
– Мне? Восемнадцать. Недавно исполнилось.
Она допила свой коктейль и покачнулась, улыбнувшись Жерару уже чуть затуманенными глазами.
– Поздравляю, Трисс. Вы уже готовы.
– С чего это вы взяли… что я готова? – высокомерно спросила она.
– Потому что вижу! Я много отдал бы за возможность присутствовать сегодня при сцене возвращения блудной дочери в родительский дом. На упитанного тельца, Трисс, вам определенно не стоит рассчитывать.
– Я и не рассчитываю ни на каких… тельцов, – пробормотала Беатрис, стараясь говорить отчетливо. – И если хотите знать, я вообще не собираюсь возвращаться сегодня домой… Вот! Папа уехал к тетке в Тандиль, а мисс Пэйдж я сказала, что иду ночевать к Инес… Это моя подруга. Я еще должна ей позвонить, сказать, что приду…
– Вы еще не договорились? Позвоните сейчас, пока не поздно.
– Успею, – беспечно бросила Беатрис. – Инес раньше полуночи не ложится.
– Смотрите. А кто эта мисс… как вы сказали?
– Пэйдж, была гувернанткой, а сейчас – дуэнья, что ли, я и сама не разбираюсь в наших отношениях. Мы воюем из-за собак.
– У вас много собак?
– В том-то и дело, что ни одной! Это все мисс Пэйдж, она их не хочет и запрещает мне… – Беатрис на секунду замолчала, прикрыв глаза, справляясь с приступом головокружения. – Она мне запрещает, понимаете… Ну ничего, я ей устрою… Если она не позволяет мне иметь собаку, то я сделаю хуже – я заведу себе мангуста или ихневмона…
– Это вроде ихтиозавра? – улыбнулся Жерар.
– Не-ет, что вы! Это вроде ласки, такой небольшой зверек… Их приручают, они живут в домах и поедают вредных насекомых и змей. У наших знакомых в Кордове живет ихневмон… Мисс Пэйдж сойдет с ума, просто рехнется! Кстати, она тоже шотландка, как и мой шеф… Конечно, мы с папой уже немного ее переделали, но все равно – скупая. Она меня всегда кормит на завтрак порриджем – это такая овсянка, знаете? О, – Беатрис снова расхохоталась, – послушайте, она была против того, чтобы я носила такую прическу, – что это, говорит, за лошадиный хвост? А я ей тогда говорю: мисс Пэйдж, но ведь я с самого детства питаюсь овсом!
– Правильно сказали. А теперь ступайте-ка звонить этой своей Инес. Ступайте, ступайте, уже поздно.
Беатрис послушно спустилась с табурета и направилась к телефонной кабине. Проводив ее взглядом, Жерар допил коньяк и, опустив голову, крепко потер виски, словно пытаясь вернуться к реальности. Он вспомнил – Беба, ее вчерашнее письмо… Где все это – в каком веке, за сколько тысяч километров отсюда?
Он обернулся и увидел Беатрис, стоящую рядом с выражением испуга и крайней растерянности на лице.
– Договорилась? – злорадно спросил он, помогая ей подняться на место. – Успели, да?
– Инес куда-то уехала до понедельника… – убитым тоном отозвалась Беатрис, глядя на него со страхом. – Со мной говорил портеро…
Боже мой… Что же мне теперь делать? Джерри, у меня действительно… не совсем трезвый вид?
– Праздный вопрос, Трисс. Полюбуйтесь на себя в зеркало. У вас нет других подруг, кроме Инес?
– Есть, конечно… Но у всех родители, прислуга… Инес живет одна, к ней я могла бы прийти. А к другим… Потом весь город будет говорить, что дочь доктора Альварадо – пьяница…
– Вы и есть пьяница, – безжалостно подтвердил Жерар. – Доигрались?
– О, Джерри, не нужно, – всхлипнула Беатрис. – Вы не представляете моего положения…
– Я его вижу, черт возьми! Я вам говорил, чтобы вы не пили? Говорил я вам это или нет? Выпороть бы вас, сеньорита Лопес-Альварадо, ничего другого вы не заслуживаете. Не смейте хныкать, слышите вы?
– О Джерри…
– При чем тут «о Джерри»!.. Что я теперь буду с вами делать? Выпутывайтесь как знаете, если вы такая взрослая и умная.
Он раскурил трубку и отвернулся. Беатрис робко взглянула на него и опустила голову с несчастным видом.
– Что вам мешает вернуться домой? – резко спросил он.
– Мисс Пэйдж, я же вам сказала…
– Ну и что мисс Пэйдж? В конце концов, она не ваша мать. Вы что, живете без матери?
– Мои родители разошлись… Уже давно…
– Возвращайтесь без разговоров. Отца все равно нет, а мисс…
– Вы не понимаете, Джерри, – умоляюще заговорила Беатрис, – если бы папа был дома, это совсем другое дело… А то ведь она наговорит ему такое… Что я вернулась домой совершенно пьяная, ночью, и вообще… Он вообразит себе какую-то ужасную картину…
– Картина и так ужасна, не стройте себе иллюзий. Дочь известного ученого – в восемнадцать лет – вдруг напивается в баре, как… Каким дьяволом вам вообще могла явиться в голову мысль идти одной в «Гэйлордс»?
– На… на пари, Джерри, – удерживая слезы, прошептала она.
– «На пари»! Перестаньте хныкать, я вам сказал! Ну? Энрике! Приготовьте барышне черного кофе и дайте мне еще коньяку.
– Я не хочу кофе, не хочу!
– Потрудитесь молчать! Вас не спрашивают, чего вы хотите и чего нет. Может, вам еще парочку коктейлей? – Он с отвращением покосился на нее и фыркнул. – Хороши, нечего сказать. Сказочная принцесса! И вам не стыдно?
– Мне… мне очень стыдно, Джерри, – еле выговорила она.
– Правда? Ну ничего, посмотрим, как вам будет стыдно завтра! Бар закрывают в два часа ночи, а на улице вас сразу же заберет полицейский и отправит в комиссарию. У вас спросят удостоверение личности, и через четверть часа туда сбегутся корреспонденты… Что? Почему сбегутся, вы спрашиваете? Да потому, что им сообщат о задержании в нетрезвом виде дочери известного оппозиционера, понятно? И в утренних газетах появится ваш снимок – в растерзанном платье и с растрепанной прической, полицейские умеют это делать. И под ним будет подпись: «Такова мораль тех, кто обвиняет в аморальности и коррупции партию генерала Перона».
Последние слова он произнес вполголоса, но на Беатрис они подействовали как пощечина. Она вздрогнула и уставилась на Жерара, бледнея на глазах.
– Теперь дошло? – резко спросил он.
Бармен поставил перед Беатрис чашечку дымящегося кофе и рюмку перед Жераром.
– Пейте! – приказал тот, залпом опрокинув коньяк и закусывая лимоном.
Беатрис, съежившись, маленькими глотками стала пить кофе, обжигаясь и морщась.
– Он без сахара, Джерри, – робко сказала она.
– Пейте, я вам сказал!
Попыхивая трубкой, он смотрел на нее, пока она не допила до дна и не опустила чашку, закусив губы.
– Вы поедете ночевать ко мне. Вот так.
Беатрис обернулась к нему, делая большие глаза:
– Ночевать к… – Она запнулась и воскликнула в ужасе: – Что вы, Джерри, как можно!
– Ах, нельзя? Отлично, отправляйтесь домой.
– Но я не могу домой в таком виде, – сказала она, чуть не плача. – Мисс Пэйдж сразу заметит…
– Хорошо, будем логичны, – терпеливо сказал Жерар. – Ночевать в полиции вы не хотите? Нет. Ехать ко мне тоже не хотите? Прекрасно. Не подумайте, что я на этом настаиваю. Что же остается?
Беатрис растерянно пожала плечами.
– Но это неприлично, Джерри, постарайтесь понять… В Аргентине – чтобы девушка ехала ночевать в незнакомый дом…
– Езжайте в знакомый, дело ваше.
Беатрис вздохнула, искоса взглянув на Жерара и быстро опустив глаза.
– Да нет, но как же так… Поймите, Джерри, от моей чести ничего не останется, если я к вам поеду…
– Нет у меня других забот – покушаться на вашу честь.
– Вы меня не поняли, – покраснела Беатрис, – я говорю о репутации…
– О своей репутации вам нужно было думать раньше, когда вы входили в «Гэйлордс»!
Беатрис молчала, опустив голову.
– Я не знаю, Джерри… – сказала она негромко. – Ни от одного мужчины я не приняла бы такого предложения… но вам я почему-то верю. Хорошо, я поеду с вами.
– Давно бы так. Поедем сейчас или еще посидим?
– Давайте посидим немного еще…
Опьянение, временно нейтрализованное страхом и черным кофе, постепенно снова начало овладевать Беатрис. Успокоившись насчет своей дальнейшей судьбы, она опять развеселилась и болтала без умолку. Этот носатый похож в профиль на тукана, а блондинка так мило причесана, – наверно, новая мода; а та пара танцует, будто оба накурились марихуаны – совершенно в трансе…
