Текст книги "Атаман. Гексалогия"
Автор книги: Юрий Корчевский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 70 (всего у книги 97 страниц)
Я покрутил в руках занятную вещицу, полюбовался. Сделана она была мастерски – чувствовалась рука большого художника‑ювелира. Я потер украшение о штаны и посадил ящерицу на рукав рубахи. Солнечный луч на мгновение упал ей на глаз, и камень заструился отраженным зеленоватым светом. Как завороженный я любовался старинным украшением, ощущая, что мое настроение начинает понемногу улучшаться. Красота!
Я позвал Лену.
Открылась дверь, и Лена, не зная, чем я здесь занимался, обвела изумленным взглядом мешки и россыпь украшений на столе. Тут она заметила ящерку на моем рукаве, подошла ко мне и застыла в восхищении.
– Нравится? – улыбался я, довольный произведенным впечатлением.
– Ой, какая прелесть! Где взял?
– Это тебе подарок из глубины веков. Носи!
Ленка чуть не задушила меня в своих объятиях, покрывая лицо горячими поцелуями.
– А посуда откуда и чья?
– Теперь наша. Забирай и владей. А то, ежели гости высокие придут, а у нас и посуды дорогой нет.
– Как здорово! – восхищалась неизбалованная изыском и богатством Лена. Думаю, такое великолепие ей и прежде видеть не доводи‑ лось. – Сейчас кухарку кликну, вместе и перенесем посуду в трапезную. Там шкаф стоит, туда и поставлю.
Лена, напевая что‑то веселое, вихрем унеслась по лестнице вниз. Я смотрел вслед сияющей от счастья жене и радовался – не зря мы столько трудились впотьмах в ходах и камерах подземелья! И в очередной раз подивился превратностям судьбы: драгоценности эти были из того самого заброшенного колодца, который едва не стал моей могилой…
Я стал потрошить последний мешок. Здесь уже разное было – фибула для плаща, маленькая нательная иконка‑складень и прочая мелочь.
Я выбрал массивную золотую цепь довольно неплохой выделки и оттер ее до блеска. Затем вышел во двор и позвал Васятку, который занимался с воинами. Он подбежал – вспотевший, с горящими от азарта боевых занятий глазами.
– Звал, отче?
– Звал, сынок. Ну‑ка, примерь на себя. – И я протянул ему цепь.
Васятка – впрочем, какой он Васятка – парубок уже, стало быть – Василий, боярский сын, воткнул саблю острием в землю, принял от меня цепь и надел на шею.
– Ну, как?
– По‑моему, замечательно.
Нас обступили боевые холопы.
– О, с обновкой тебя! – поздравил Федька‑ заноза.
– Цепочка хороша, прямо – боярин, – восхищались ратники.
От слов таких Василий заулыбался, расцвел.
– Спасибо, отче. Это за что же подарок такой?
– За прилежание в занятиях воинских. Думаю, в следующий поход новиком со мной пойдешь, пора приучаться к боярской службе.
– Давно пора, вон другие ребята уж сходили по разу, а ты меня все не берешь.
– Сеча – не детская забава, и вороги тебе в бою скидку на молодость да неопытность делать не будут. Срубят буйную головушку и все. Потому и не брал, что считал – не готов ты.
Вмешался Федька‑заноза.
– Да он уже не хуже многих сабелькой владеет, из пищали стреляет, да и Демьян его из лука учит стрелы метко пускать. Думаю, он в бою не оплошает, коли не струсит.
Василий насупился:
– Это почему же я струшу?
Я похлопал его по плечу.
– Не обижайся. Трус человек или нет, можно сказать только после первого, а то и после второго боя. Федор уже давно со мной, делом доказал, что не трус, так же, как и другие ратники. Вот они все – не трусы, потому так говорить могут. Людей без страха не бывает, только один может всебе страх тот подавить, а другой – нет. А боятся перед боем все.
Василий кивнул и отошел в сторону. Ничего, молодо‑зелено, побывает в первом бою – сразу многое поймет.
Я поднялся к себе – старинной золотой и серебряной утвари на столе уже не было. Лена с кухаркой перенесли всю драгоценную посуду вниз. Для простого боярина это слишком шикарно – два пуда золотой и серебряной утвари. Достойно княжеского стола, а не боярского.
Маленькую икону‑складень с Георгием‑Победоносцем я решил оставить себе и носить в походах.
Постепенно тяжкое впечатление от прочитанного в Книге судеб как‑то само по себе растаяло, оставаясь где‑то подспудно в глубине сознания.
В трудах и заботах пролетел месяц.
В один из дней, как всегда неожиданно, в ворота постучал гонец:
– К воеводе!
Дружинники оседлали мне и Федору коней, и мы помчались к поместному воеводе Плещееву.
– Вот! Познакомься! – едва ответив на мое приветствие, ударил кулаком по столу воевода. – Гонец от государя прибыл, крымчаки на Русь двинулись, Одоев осадили.
– Били и еще побьем!
– Я не только об этом! Гонец указ государев привез о твоем назначении воеводой сводного полка. Так что отныне ты с дружиной не с поместным вологодским ополчением пойдешь. Ждут тебя в Коломне, можешь выступать. Поздравляю с повышением! Ты что, не рад?
– А чему радоваться, боярин, коли ратников своих только в Коломне первый раз и увижу? Каковы они в бою, кто знает?
– Тут я тебе не советчик, – развел руками Плещеев. – С Богом!
Я выбежал из управы, вскочил на коня, и мы с Федором понеслись домой.
Едва въехав во двор дома, я объявил сбор в боевой поход.
Мои ратники были уже приучены собираться быстро, и через час, ушедший в основном на сбор и укладку в переметные сумы продуктов, собрались во дворе, готовые выступить в поход.
Я отвел Федора в сторонку и попросил приглядывать за сыном и оберегать его, по мере возможности, в бою.
– Не волнуйся, боярин, буду смотреть в оба.
– На тебя вся надежда. У меня сводный полк под рукою будет, может так случиться, что и рядом не окажусь.
Лена стояла на крыльце, впервые провожая вместе с дружиной и Василия. Он держался от меня по правую руку.
Мы выехали со двора.
По дороге попадались небольшие отряды ратников, спешащих к местам сборов ополчения, а еще через день мы обогнали большую колонну конных из Мологи и Углича.
А через четыре дня мы объехали Москву с восточной стороны. К столице по всем дорогам стекались войска из ближних и дальних поместий. На дорогах пыль, суета – ни проехать, ни пройти.
С трудом добрались до Коломны. Здесь, на берегу Оки, на полях и лугах уже были развернуты воинские станы. Узнав у проходившего ратника, где располагаются воинские начальники, мы направились туда.
Около большого шатра стояло с десяток лошадей, и толпились рядовые воины.
Не без некоторой робости я вошел. За столом восседал князь Трубецкой, вокруг стояли бояре – все оружны.
Я громко поздоровался и назвался:
– Боярин вологодский Георгий Михайлов. Государевым указом воевода сводного полка.
Воеводы и помощники оторвались от дел и воззрились на меня.
– Наконец‑то, – выдохнул Трубецкой и подмигнул.
Мы с ним встречались на братчине у Федора Кучецкого. Приятно встретить среди множества незнакомых людей побратима.
Подозвав меня жестом к столу, Трубецкой с ходу обозначил мою задачу:
– Вот что, боярин, полк твой собирается у деревеньки Крюково, отсюда в двух верстах. Поезжай, принимай полк и бери бразды правления в свои руки, завтра прибудешь сюда за указаниями. Путь в деревню покажет мой гонец, он у палатки, Андреем зовут.
Я откланялся и вышел.
– Кто Андрей?
– Я! – ко мне подскочил шустрый сухощавый воин.
– Князь велел дорогу показать к деревне Крюково
– Будет исполнено, боярин!
Гонец лихо вскочил на лошадь и круто развернул ее на месте. Я уже был в седле, скомандовал своим воинам:
– За мной!
Мы двинулись за Андреем.
Через четверть часа были уже у деревеньки в три избы. Гонец Трубецкого тут же развернулся и умчался в главный стан.
Я смотрел на место сбора моего полка и поражался царившему здесь хаосу. На поле тут и там были в беспорядке расположены воинские становища. Скорее всего, отдельно друг от друга располагались ратники из разных селений.
Меня удивило, что нигде не было никаких дозорных и нас никто не остановил. В походах настолько расслабляться нельзя: если не выставить боевого охранения, враг, тем более такой мобильный, как крымчаки, может напасть внезапно и вырубить всех. Плохо!
Я остановился в центре поля.
– Здесь будет наша стоянка! Складывайте вещи, Федор, – распорядись, чтобы отвели коней, и кого‑нибудь выстави на их охрану.
Когда были сброшены переметные сумы и сняты седла, коней увели.
– Парни, теперь придется маленько побегать. Обойдите все стоянки и соберите ко мне старших. Я нынче воевода сводного полка.
Ратники мои разбежались исполнять приказание, а я тем временем приготовил чернила, перо и бумагу для записей.
Вскоре ко мне потянулись со всех стоянок старшие.
Я сообщил им, что назначен воеводой сводного полка и ратники поступают под мою команду.
Мне приходилось на ходу постигать науку формирования полка из прибывшего сюда ополчения. Вот где сгодился опыт походов на Псков и Смоленск! Я разложил роспись для сверки. Именно с этого и начинается формирование полка в месте сбора ратных людей.
Старшие по очереди представлялись и сообщали о своих людях, я делал отметки в списках, одновременно интересуясь численностью малых дружин, вооружением и наличием коней. Отмечая дворянских детей, я обнаружил и «нетей» – не все прибыли на место сбора. Ожидать иного не приходилось – это крупный недостаток любого ополчения. И в то же время организация единого войска на основе поместного ополчения позволила государю более успешно защищать Русь от врагов: разрозненные дружины отдельных княжеств не могли защитить города и деревни при набегах татар, более того – ослабляли себя в междоусобной борьбе.
Забота русского государя была многотрудной – сохранить последний оплот православия на вверенной ему земле. Она включала обязательную военную защиту всех подданных «православных христиан» от порабощения, борьбу с хищническими набегами татар, угонявших в полон тысячи жителей. Страшные следы опустошений я видел, когда с малой своей дружиной стоял в дозорах на засечной черте.
Суровая необходимость требовала объединить княжества в единое государство, создать крупное войско, обеспечить его всем необходимым. И государь нашел способ, как это сделать. Несогласных с Василием дворян ждала опала, земли их отбирались и раздавались верным государю дворянам и боярским детям. Но – при обязательном условии несения военной службы. Потому такие земли называли «поместьями» – по месту службы. Так возникло поместное ополчение, созываемое указом государя, когда возникала военная опасность – как ныне.
Численность войска быстро росла, и военное устройство Руси стало более организованным. Для учета ополчения потребовалось создать специальное учреждение – Разрядный приказ. Дьяки загодя стали готовить роспись полков войска – «разряд», от слова «разряжать», то есть расписывать, распределять ратных людей. В росписи указывалось место сбора ополчения, воеводы и помощники воевод, из каких поместий должны прибыть ратные люди, в каком количестве, и список такой росписи лежал сейчас передо мной.
Место сбора – под Коломной, главная оборонительная линия – по течению рек Оки и Угры. вдоль этой линии и к югу стояли города‑крепости Калуга, Зарайск, Тула. Что сейчас под Тулой? Слышал я от бояр – татары приступ готовят. В степи для них – раздолье. Всю землю русскую крепостями не обстроишь, потому Василий расселил здесь, к югу от окской линии «украинников» – казаков, приграничных жителей.
Пока шло накопление спешивших под Коломну служилых людей, главной задачей наших воевод, как я понимал, было не дать переправиться крымчакам на левый берег – ведь тогда открывалась прямая дорога на Москву. А вот соберется войско в кулак – ударит по татарам и погонит их за Дон и дальше – в Крым. «Береговая» служба на Оке, организованная государем, за эти годы стала ратной школой для воевод и простых воинов. Теперь пройти ее предстояло и мне.
Несмотря на то, что в переданной мне князем росписи уже были расписаны помощники воеводы, боевой порядок полка обычно отличался от намеченного дьяками, и теперь я должен был сам все проверить и принять решения.
И вот сейчас вокруг меня собирались старшие отрядов ратных людей. Из них мне предстояло найти самых опытных воинов и назначить трех‑ четырех помощников воеводы. В бою по моему сигналу они будут выполнять тактические задачи. При гибели воеводы помощник должен быть способен заменить его и управлять полком. Все ополчение мне придется разделить на несколько боеспособных отрядов конницы и пеших ратников и вверить их помощникам воеводы.
Когда я опросил последнего из подошедших и подвел итоги, они были неутешительны.
Рати моей набиралось восемьсот человек, из них конных – триста. Всего триста! Какая тут может быть мобильность? Да и вооружены слабенько. У пеших – копья, у меньшей части воинов есть еще сабли. Щиты, правда, есть у всех, зато кольчуг или жестких панцирей – почти ни у кого. Понятное дело – в бою я мог рассчитывать в основном на конных. У них и вооружение было получше. Сабли и щиты – у всех конных, у большей половины – кольчуги. Шлемы хоть и были у всех, но самых разных видов – с личиной и без.
Конные были в основном боярские из малоземельных, обедневших родов, да боярские дети. Насколько я понял, многие конники в сечах уже участвовали, боевой опыт имелся.
Пока считали, подтянулось еще несколько групп воинов, в основном – пеших. Пришли они запыленные, утомленные переходом. И то – за два‑три дня с вооружением и запасом продуктов им пришлось пройти по несколько десятков верст. Жалко мне их было, супротив конного крымчака, поднаторевшего в боях, им долго не продержаться – несколько минут всего.
Э‑хе‑хе! Моя задача пока неизвестна, но ведь завтра поставят. И при любом раскладе мне с полком надо будет противостоять злому, жестокому и опытному врагу, выполнить боевую задачу и при этом по возможности обойтись малой кровью со своей стороны.
А как это сделать, когда многие из пришедших ратников не участвовали в боях, не воевали строем? Придется их погонять, хоть и устали.
Я отпустил конных, оставив старших от них.
Подозвав старших и десятников от пеших, я объяснил им, что землячество – вещь хорошая, но не в бою. Сила пехоты – в дисциплине, монолитности строя, взаимопомощи.
Приказал старшим собрать своих пеших воинов и построиться в две шеренги. Господи, в две шеренги они строились полчаса, да и встали неровно.
Я прошел вдоль строя.
– Так, встали все в четыре шеренги, – громко скомандовал я.
Долго толкались, но встали.
– У кого копья короткие или сулицы, встать в первые ряды, у кого длинные – во второй и последующие ряды.
Исполнили, изрядно потолкавшись.
– Теперь каждый запомните соседа слева и справа, спереди и сзади.
Ратники стали вглядываться в соседей.
– Чтобы и впредь по моей команде так же становились. Теперь прикройтесь щитами!
Ратники прикрылись. Я прошел вдоль строя, поправил щиты у тех, кто держал их неправильно.
– Прикрывать щитами надо свой левый бок и правый бок товарища! Теперь всем – шаг вперед!
Строй неровно шагнул.
– Еще шаг!
Задние шеренги отставали.
– Так не пойдет. Когда вы вместе – вы сила, а одну шеренгу прорвать для татарина – раз плюнуть. Левое плечо вперед!
Что тут началось – полный разброд, прямо броуновское движение, а все потому, что большая часть пехотинцев путала правую и левую сторону.
Я оглянулся в сторону стоявших неподалеку старших от конных бояр и выбрал из них наиболее опытного, на мой взгляд – зрелого мужика лет тридцати пяти.
– Воинское дело знаешь ли? В сечах бывал?
– Уж приходилось, боярин, – сверкнув глазами, поклонился бывалый воин.
– Будешь моею правой рукой – помощником воеводы, конницей управлять будешь. А пока бери под свое командование пеших, учи их поворачивать строем влево и вправо и разворачиваться на месте. Разумеешь?
– Понял, воевода.
– Как звать‑то?
– Денисий.
– Командуй, Денисий.
Не теряя времени, я занялся осмотром конных ратников. Обошел конников, проверил самолично оружие у всех.
Так, в заботах, пролетел остаток дня. В сумерках прибежал Федька.
– Боярин, ты же весь день не емши. Кулеш Давно готов, дружина ждет.
Мы поели из одного котла, таская ложками варево по очереди.
Незаметно стемнело. Воины улеглись спать на войлочные попоны, положив под головы седла.
Утром я попросил Денисия продолжить занятия с пешими воинами, сам же в сопровождении Василия и Федьки направился в ставку.
Войск там заметно прибавилось, царила суматоха. Какие‑то воины строем уходили, новые воины подходили. Беготня, пыль, жарко.
Я вошел в шатер, доложился.
На этот раз вместе с моим побратимом, князем Трубецким, сидели князь Василий Семенович Одоевский, с коим я ходил в поход на Смоленск, и князь Иван Михайлович Воротынский.
– А, боярин, – узнал меня он. – Ты ноне воевода сводного полка, так?
– Так, – подтвердил я.
– Известно мне – воины под твоей рукой, прямо скажем, слабые.
– Пеших да необученных много, – посетовал я.
– Знаю, потому и задачу ставлю не из сложных. Карту понимаешь?
– Да, княже.
– Подойди к столу.
Князь развернул рисованную карту, довольно смешную на первый взгляд. Но сориентироваться по ней можно было.
Я нашел взглядом Коломну, деревушку Крюково.
– Пойдешь с полком сюда, – Одоевский ткнул пальцем. – Полагаю, не должны сюда крымчаки пойти – холмы там да речка, а татары ровную степь любят, где конница в полную силу развернуться может. Но совсем удара здесь не исключаю. Держись! Подмоги не будет. Большие силы там не пойдут, а с малыми и сам справиться должен. Тогда бой по собственному разумению учини. Если уж совсем туго будет – шли гонца. Все понял ли?
– Понял, князь.
– Определил помощников воеводы?
– Пока только – по коннице, Денисия помощником воеводы поставил. Он сейчас с пешцами занимается, не готовы они к сече. Вернусь – назначу остальных.
– Хорошо, – согласился Одоевский.
– А сколько людей тебя сюда сопровождало?
Я сказал, что двое.
Князь нахмурился.
– Твоему неразумению лишь наперво спускаю. Впредь с охранением прибывай, сам должен понимать – татары рыщут, а полк без управления, без воеводы – толпа.
Князь смягчился и встал, расправив плечи.
– А сейчас мы тебе будем знамя полковое передавать. Выделяю два десятка конников для охраны. Вернешься в полк – определи людей, которые неотлучно при нем будут – в походе и в бою. Где ты, там и знамя быть должно. Какой жестокой бы сеча ни была – сбереги его! Понял ли?
Меня обдала волна жара. Впредь я должен буду отвечать и за выполнение боевого задания, и за сбережение ратных людей, и за сохранение знамени, вверяемого мне от имени государя. Даже победа, но с утраченным стягом, омрачит государя – виновники в том подлежали наказанию. Готов ли я к этому?
Одоевский, видя мое смятение, помог мне справиться с охватившим меня волнением.
– Знаю, знаю о доблести и подвигах твоих на поле брани и верю в тебя, воевода Михайлов.
С этими словами князь сделал знак рукой, и вот в палатку воины внесли полковое знамя. Он бережно расправил полотнище.
Так близко мне еще не приходилось видеть боевой стяг. В центре большого полотнища – священный символ: православный – восьмиконечный крест о семи степенях» с подножием, по периметру – кайма. Древко завершалось навершием в виде креста.
– Сим священным знаменем по воле государя нашего, великого князя московского и всея Руси Василия Иоанновича жалуем полк твой для почета и как сборный знак во время сечи. Знамя – слава, честь и жизнь ратных людей! Храните верность боевой хоругви и не дайте на поругание ворогу. Оборонять до последней капли крови! Поручаю тебе, воевода, выбрать по нескольку добрых детей боярских, которые всегда у своего знамени обретаться будут и в бою даже до смерти не оставлять его, понеже весь полк при нем содержится. И того ради надлежит им клятву чинить! Возить знамя только в бою, а до бою в полке знамя возить знаменщикову человеку! Если же перед неприятелем уйдут они и знамя свое до последней капли крови оборонять не будут – оным шельмование будет, а когда поймаются – убиты будут.
Четкий торжественный голос князя Одоевского отдавался в моих висках, как набат.
– Да хранит вас Бог в смертном бою под этим священным хоругвием! Клянись, что верен государю и хоругви сей до смерти будешь!
Я подошел к полковому стягу, опустился на колено, перекрестился и поцеловал край полотнища.
– Клянусь оберегать знамя, не щадя самой жизни!
Я вышел из шатра и неожиданно наткнулся на боярина Плещеева.
– Ты уже здесь?
– Со вчерашнего дня, боярин.
– А мы только сегодня с ополчением подошли.
Мы пожелали друг другу удачи. Эх, был бы я сейчас в своем поместном ополчении – не пришлось бы бегать, натаскивая неопытных в ратном деле пеших воинов. Отвечать за себя да за проверенную дружину всегда проще.
Я поручил везти полковое знамя ждавшему меня Василию. Он гордо принял его, зардевшись от оказанного высокого доверия. В сопровождении Федора и выделенной князем охраны мы выехали в расположение моего полка в Крюково.
По дороге я раздумывал о наставлении князя. Знамена всегда воодушевляли воинов. Я вспоминал из курса истории Куликовскую битву. В день сражения, когда русское войско билось насмерть с ордой Мамая, в гуще страшной сечи развевалась хоругвь Дмитрия Донского. И этот стяг придавал русским воинам новые силы. Он как бы говорил: «Ваш полководец с вами, и с вами слава и сила родной земли!»
Издавна русские полки шли в бой с развернутым знаменем. Когда передний ряд дружинников врезался в строй ворога, скрежет железа, крики раненых, предсмертное ржание лошадей перекрывали команды военачальников. Но по реющему в самом пекле сражения знамени, по тому, где оно находилось, можно было определить, успешно ли идет бой. Его должны были видеть сражающиеся воины!
«Что дает силы, позволяет побороть страх идущим в атаку, на сабли и копья врага, русских воинов? Что защищали ратные люди великого князя и поместное ополчение в бесчисленной череде сражений, за что сражались, рисковали жизнью, терпели лишения, свершали подвиги?» – раздумывал я. И ответ на этот вопрос я находил в священных символах и образах русских – храмах, иконах, крестах, знаменах: брань воинская являла и продолжала брань духовную‑
Русские воины верили, что великий князь есть исполнитель воли небесной: «Бой – дело Божье. Что угодно государю, то угодно Господу, служба государю – Божья служба!» И главным орудием победы русских воинов был Животворящий Крест Господень на боевом стяге.
Я взглянул на Василия. Он вез полковую святыню к сотням взявших в руки оружие русских людей, которые, возможно, уже завтра пойдут под боевым знаменем защищать свою землю от пришедших убивать беспощадных врагов.
Добравшись до своего полка, собрал бояр.
– Вот знамя полковое, которое нам вверил по велению государя князь Василий Семенович Одоевский. Под ним мы будем сражаться, если нападет враг.
Я выбрал из детей боярских знаменщиков и они принесли клятву охранять его денно и нощно, не щадя живота своего.
Несколько молодых людей боярских определил для рассылки воеводских приказов. Пора выступать!
– Выдвигаемся к деревне Крюково. Сюда уже не вернемся, потому вещи свои забрать. Я буду во главе колонны, за мной – пешие, а затем уж – конница. Денисий, бери десяток верховых, отвечаешь за дозор. Троих вперед, версты на три, остальных – слева и справа.
– Понял, воевода, выступаем.
– С Богом!
Пешие собирались и строились долго, конные были уже готовы.
Наконец‑то выступили.
Колонна растянулась на полкилометра, и пыль от множества ног и копыт поднялась густым облаком, лезла в нос, забивала глаза и толстым слоем садилась на одежду. Но самое неприятное – она демаскировала нас, выдавала противнику наше движение, случись он быть невдалеке.
К вечеру мы добрались до деревеньки. Одно название, что деревенька – так, стоят три завалящих избенки.
На ночевку расположись возле нее.
Пока воины разводили костры, чтобы приготовить похлебку, я собрал бояр и выехал с ними на осмотр местности, или, говоря современным языком – на рекогносцировку.
Солнце уже садилось, но еще было видно окрестности.
Мы пересекли вброд небольшую безымянную речушку и остановились. Увиденное не вселяло надежд.
Перед нами расстилалась широкая – метров триста в ширину – лощина, постепенно, от реки, поднимающаяся вверх. С обеих сторон лощину подпирали два небольших холма, поросших редким кустарником.
– М‑да, – вздохнул один из бояр, по‑моему – Ковшов. – Если татары оттуда, – он показал рукой на лощину, – пойдут, да под уклончик разгонятся – не остановить их будет. Пеших сомнут просто.
Все удрученно молчали. Воины они были уже тертые и понимали, что позиция не из лучших.
– Зато и преимущество есть, – подал голос молодой боярин. – Холмы по бокам – не любят их татары. Их удел – степь. Чтобы скорость набрать да перед ударом стрелами закидать. По крайней мере, с боков не обойдут.
– Это ты верно подметил. А уж как не дать им ударить в лоб, наша забота. Думать будем.
– А чего думать? Предлагаю пешцев в две шеренги поставить поперек лощины. Татары ударят, замешкаются, пока прорываться станут – тут нам самое время и ударить конными, в сечу их втянуть.
– Э, не сдюжат ратники! Неопытные! – зашумели остальные, перебивая друг друга.
– У меня только пешие холопы, – сокрушенно заметил один из бояр. – Все ведь полягут, где новых брать?
– Предложи лучше!
– Стоп! Не будем спорить! – вмешался я. – Сейчас возвращаемся, едим и отдыхаем. А завтра с утречка встречаемся здесь, на этом же месте. Кто чего придумает, чтобы выстоять удалось – тому от выживших почет и уважение, да игосударь, думаю, не обойдет щедротами. Так что – думайте, бояре.
Утром, едва поели кулеш, я вскочил на коня ипереправился через речку. Почти сразу же подтянулись остальные.
Перед сражением важно было на общем совете – «помычке», обсудить расположение позиций полка и замысел боя.
По традиции начать обсуждение дислокации полка я предложил самым молодым боярам. Румяный и безбородый – почти юноша, боярин из‑под Владимира, предложил выкопать поперек лощины ров.
– Ну что же, предложение твое серьезное, но пока невыполнимое. Представь, сколько лопат надо, да и ратники перед боем выдохнутся.
Второй заявил, что нужна поддержка пушкарей.
– Уже лучше, – подытожил я. – Только дай совет – где пушки взять?
Боярин стушевался.
Дошла очередь до старших.
– Я вот что думаю, – заявил Денисий, – не гоже пешцев под удар конницы подставлять. Надо их на склоны холмов поставить. Как мы сшибемся, пусть стрелы мечут издали да сулицы кидают, а потом уж с двух сторон – с холмов – и навалятся. Когда у конного скорости нет, двое пешцев его копьями одолеют.
– Верно мыслишь, Денисий. Только если мы на себя удар в лоб примем, мало кто уцелеет. Еще предложения есть?
Все молча переглядывались. Я продолжил:
– Думаю вот что, бояре. Надо проволоки железной купить да на кольях поперек лощины ее натянуть. Трава высокая, проволоки видно не будет. И сделать несколько рядов такого заграждения. Татары на ходу ее не узрят, кони падать начнут, задние на упавших налетят – свалка получится, и тогда уже силы таранной у конницы не будет. Вот тут‑то самое времечко по ним и ударить. Конники спереди, пешцы – с флангов. И стоять твердо! Коли побежит кто – сам зарублю! За нами войск нет. Вся Русь с надеждой на нас смотрит. Внушите это своим воинам. Отцы и деды наши татар бивали – думаю, слышали все о Куликовом поле. Так и нам стоять должно, для нас эта лощина – наше Куликово поле.
Я замолчал. Все обдумывали услышанное.
– А где проволоку‑то железную брать? Нету у нас!
– Купим! – заявил я твердо. – Подводы есть?
– Есть! – нестройно ответили бояре.
– Отрядите воинов с подводами в Коломну, и пусть скупят всю проволоку, что найдут – вот деньги.
Я достал из поясного кошеля серебро и отдал Денисию.
– На тебя полагаюсь!
Денисий ускакал.
– Остальным конным копья готовить. Проволоку привезут – покажу, где вбивать. Пешим – на холмы. Укрыться за кустами, лопухов нарвать, травой прикрыться – чтобы татары вас сразу не разглядели. А по сигналу моему – с холмов в атаку броситься. Вестимо – с холма бежать с оружием легче, чем в гору.
– Какой сигнал будет? Не проглядеть бы!
– Как татары падать начнут да наши конные в атаку пойдут, слушайте внимательно. Как рев раздастся – то и будет сигналом.
– Это труба, что ли, такая, навроде охотничьей?
– Ага. Теперь – за работу. На холмах деревья не рубить, а то татары углядят пеньки свежие. Рубите за рекой, где деревня.
Все разъехались. Я же въехал на холм и огляделся.
Вдали виднелся лес, в нем – широкая просека. Если татары в этом месте захотят ударить, сначала через просеку им проехать надо, потом построиться развернутым фронтом для атаки. На это не менее получаса, а то и поболе уйдет. Для нас – выигрыш во времени. Надо дозорных сюда поставить, пусть поглядывают.
Я спустился вниз, переехал через реку и отдал распоряжение выставить дозор на вершине холма.
Нашел в расположении лагеря молодого боярского сына Евлампия.
– Назначаю тебя помощником воеводы – будешь отвечать за лагерь и обоз. Выставь охранение стана и готовь ему смены. Если же основные силы полка примут бой за рекой – будь готов принять отвод конницы и пешцев.
Предусмотреть «отвод», то есть организованно собираться и отступить, было важно, чтобы сберечь ратников. А наличие за спиной надлежащим образом устроенного «обоза» благоприятно влияло на моральное состояние конницы перед боем.
Я выделил Евлампию пеших воинов и конных ратников – для связи со мной.
Воинский стан жил своей жизнью – тесали колья, чистили и точили оружие, драили песком и смазывали конопляным маслом кольчуги – так, что они сверкали, словно серебряные. Несколько человек кашеварили у костров. Почти привычная жизнь ратника в походе, но чувствовалось во всем напряжение. Всех тяготила неизвестность. Для воина держать оружие в руках – не обязанность, а почетный долг. Только судьба, жребий решит – кому пасть на поле брани, кому быть раненым, кому стать калекой безруким или безногим, а кто цел останется, пройдя самое пекло сечи.
Меня беспокоил мой полк – все‑таки государь облек высоким доверием в первый раз, и не хотелось ударить в грязь лицом. А пуще того – и побить крымчаков хотелось и людей своих сохранить. Хоть и велика Русь, а со всех сторон окружена соседями злобными, желающими оторвать земли кусок или пограбить, в полон взять, причем угоняли самых молодых – будущее страны.
Далеко за полдень вернулись подводы, тяжело груженные проволокой.
– Всю проволоку на торгу скупили, боярин‑ воевода! И даже в сельских кузницах по дороге Докупали, – похвастался десятник, – денег едва хватило.
– Показывай!
Десятник провел меня к подводам. На каждой лежали мотки проволоки.
– Слышь, боярин, на торгу да в мастерских удивляются – зачем, мол, проволока ратникам понадобилась. Да я не сказывал – понимаю, что тайна сие, татары случаем прознать могут.
Я объявил для конников общий сбор.
Все отправились за реку – в лощину, туда же погнали и подводы с проволокой.
