Текст книги "Атаман. Гексалогия"
Автор книги: Юрий Корчевский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 97 страниц)
Татары подскакали поближе, остановились, что‑то спросили. Я видел перед собой лишь копыта. Выхватив саблю, я вогнал ее в живот ближнему всаднику, взлетел в мгновение на лошадь позади еще сидящего в седле и снес голову второму. Столкнув на землю сидевшее передо мной в седле тело, я уселся верхом сам и развернул лошадь. Той явно не поправился новый хозяин, и она, повернув голову, попыталась укусить меня за колено. «Ах ты, отродье татарское!» – я с силой врезал ей по морде рукояткой сабли, которую все еще держал в руке. Умная лошадка попалась, больше таких попыток не делала. Одно мешало – стремян не было. Как же они ездят?
Я пустил лошадь вперед неспешной рысью. Вот и дом Елены, вернее – за забором стоял обгоревший деревянный остов с провалившейся крышей. Плохо – все добро погорело, но не критично. Самое главное – хозяйка где?
Спрыгнув с лошади, я прошел в калитку. На пепелище – никого. Я усмехнулся – а кого ты, собственно, ожидал здесь увидеть, Юра? Безутешная Елена рыдает над пепелищем дома, ждет, когда татары ее в полон возьмут? Надо поискать в крепости.
Я направился в центр, оставив лошадь. Думаю, бесхозной она долго не останется.
Осторожно выглянул из‑за угла дома на перекрестке. О том, чтобы пройти в крепость, и думать было нечего. Вся площадь между домами и рвом вокруг крепости была заполонена татарами. Да сколько же их здесь? Явно не один десяток тысяч. На сколько хватало взгляда – одни татары. Сверху, со стены крепости, не стреляли – видимо, берегли стрелы и порох.
Ну и ладненько, пересижу до вечера в городе, а ночью пройду сквозь стену и поищу Лукерью с детьми и Елену. А пока буду по мелкому пакостить, на большее не хватит сил – за моей спиной нет конных тысяч, чтобы ударить в тыл. Худо‑бедно, пятерых уже отправил в райские кущи, к Аллаху ихнему. О, вот еще один идет, торопится.
Как только он завернул за угол, напоролся на мою саблю. Я снизу вверх ударил его в живот. В грудь противника в боевых условиях лучше не бить – там может оказаться кольчуга или байдана. Шея, руки, живот – мишени в схватке. Татарин икнул и завалился на меня.
Отбросив его в сторону, я вернулся обратно в город. Со стороны крепости раздался шум, звон оружия, пушечная пальба. Не иначе, татары на штурм пошли. Отойдя подальше, я зашел в пустой дом и прямо как был – в одежде и сапогах – улегся на кровать. Ночью татары не воюют, все равно займут дома на ночлег.
Шло время, звуки штурма стали стихать. Отбили – крепость им не взять – я ее видел изнутри, если только не притащат тяжелые осадные орудия. Только это нереально. Осадные пушки очень тяжелы, их везут в разобранном виде, по частям, очень медленно. Если бы они еле тащились, их бы давно засекли. Судя по тому, что горожане не все успели уйти под защиту крепостных степ, нападение было внезапным, быстрым, силами только конницы.
Может, не отлеживаться, взять языка да разговорить его? Пожалуй, так и сделаю, – все воеводе Хабару Симскому помощь.
Я выглянул из окна – по другой стороне улицы шли двое татар. Их выход в город был успешным – за плечами у каждого набитые переметные сумы. Я до половины высунулся из окна, чтобы они увидели мой шлем‑мисюрку и халат, призывно махнул рукой:
– Эй!
Татары увидели меня и рванули в дом. Дурачки подумали, что в доме столько добра, что мне одному не унести – решил поделиться.
Как только оба прошли в дверь, я сделал шаг вперед – так как прятался сбоку, за самой дверью, и уколом саблей в спину убил заднего. Сумки его с грохотом упали на пол. Второй обернулся и в недоумении застыл. Окровавленный клинок моей сабли касался его шеи:
– Бросай сумку!
Татарин сбросил сумки на деревянный пол. Он еще не понял – только что звали за добром, и вдруг товарищ его убит, а у горла – сабля.
– По‑русски понимаешь? Отрицательно мотает головой. Ничего, у меня ты не только по‑русски – по‑китайски заговоришь. Есть у меня такой дар – языки развязывать, и все пленные становятся полиглотами.
– Не понимаешь, значит?
Резким взмахом сабли я снял с руки мышцы вместе с рукавом халата. Татарин завизжал. Я приставил клинок к горлу. Визг утих.
– Ну так что, говорить будешь?
– Мала‑мала понимай.
– Сколько сабель у татар?
В ответ татарин показал четыре пальца.
– Четыре тысячи?
– Нет – не знаю, как сказать по‑русски: темника четыре и хан. Ни фига себе. Темник – это как командир дивизии, у темника десять тысяч сабель, и без компьютера можно посчитать – сорок тысяч всего.
– Кто хан?
– Какой? С нами еще ногайцы, много!
– Сколько много?
– Два темника.
Час от часу не легче. Это значит – еще двадцать тысяч.
– Кто ваш хан, откуда вы?
– Из Казани, хан Мухаммед‑Амин. Что‑то начало проясняться.
– Пушки есть?
Видно было, что татарин не понял.
– Ну – тюфяки, единороги – как там по‑вашему? Наряд пушечный?
До татарина дошло.
– Нет, нет, мы без обоза. – И тут он плотоядно осклабился: – Татары с обозом из набега идут, с добром да полоном.
Ярость на мгновение ослепила, рука дернулась, и татарин упал с разрезанной шеей, зажимая руками рапу. Я ругал себя за вспышку гнева – не все узнал, что хотел, но хоть что‑то.
Ох, тяжело Нижнему придется! В крепости не больше полутора тысяч человек дружины, ополчение городское, малообученное – еще тысяча, пусть две наберется, стражники городские – человек полета; то да се – в куче не более чем три тысячи, а басурман – шестьдесят тысяч. Пока одна их часть будет штурмовать крепость, другие будут отдыхать и город и окрестные деревушки – Ляхово, Гордеево, Ольгино, Ближнеконстантиново – грабить. Да ту же Кузнечиху, где я бронь заказывал. Плохо, даже очень плохо. Сколько детей осиротеют, сколько в плен попадут, чтобы в голоде, побоях, непосильном труде погибнуть в рабстве!
К воеводе надо пробиться, предупредить, если не знает, что сила огромная собралась. Успел ли гонца послать в ближние города? Слишком далек Нижний от Москвы, чтобы оттуда помощи ждать. Да и когда она придет, помощь та? Пока рать соберут, пока доскачут – две недели самое малое. А учитывая нашу русскую неразворотливость – то и поболее.
Едва дождавшись сумерек, я направился к крепости, не снимая татарского халата и шлема‑мисюрки: все‑таки какая‑никакая маскировка. Подошел к стене у оврага, где татар не было, и прошел сквозь стену. Направился по стене к Тайницкой башне. Татарский халат и шлем‑мисюрку я благоразумно снял и бросил с наружной стороны стены. Навстречу мне от башни выдвинулся воин с копьем.
– Кто таков, почему здесь?
– Воеводу ищу, ополченец городской. Караульный приблизился:
– Так я тебя знаю, ты бился с Егором.
– Было такое, – подтвердил я.
– Вниз иди – там воевода, только если дело не срочное – не подходи, зол он зело.
Зело не зело, а доложить о противнике надо. Хабар стоял на земле, в окружении ополченцев, что‑то им объясняя и показывая рукой на башни. Я протиснулся поближе.
– Воевода, поговорить надо.
– Говори.
– Наедине.
Воевода нахмурился, но, немного меня зная, понял, что разговор важный и не очень приятный. О приятном я сообщил бы громогласно.
– Хабар, – прости, отчества не знаю, – пленного я взял, попытал немного. В набеге сорок тысяч татар казанских и двадцать тысяч ногайцев в союзниках. Воевода аж крякнул с досады.
– Правда ли?
– За что купил – за то продал, но, похоже – правду говорил.
– Хорошо, что наедине сказал, эти бы в панику ударились, – он кивнул на ополченцев.
– Гонцов послал ли? Хабар помялся.
– Не успел, врасплох застали. Ничего, стены крепкие, пороха много, рвы глубокие. Даст Бог – отсидимся.
– Из города я пришел, много беженцев в лес уходят.
– Правильно делают, у нас продуктов на месяц только хватит, не могу лишние рты кормить. Весь урожай пока в деревнях, не успели доставить. – Воевода с досады сплюнул. – Только никому не говори, – тебе сказал, потому как муж ты справный. А не возьмешь ли ополченцев? Будешь войсковым атаманом. У них разброд один.
– Нет, уволь, Хабар. Помогать буду, чем смогу, но не начальник я.
– Жалко.
Мы разошлись, пожелав друг другу удачи. Воевода, отойдя на несколько шагов, остановился, окликнул меня:
– Эй, Георгий!
Чуть не забыл – я же представился ему как Георгий, и дружинники знали меня под тем же именем. Я подошел.
– Ты главного не сказал, или не узнал – есть ли у них пушки?
– Прости, воевода, запамятовал. Пушек нет, налегке пришли. – Есть Бог на свете – хоть одна хорошая весть!
Воевода с эскортом дружинников ушел. Я подошел к ополченцам, спросил, где найти родственницу.
– Женщины там, в соборах, вместе с малыми детьми.
Я побрел к церквам. Обошел сначала Михайло‑Архангельский собор, потом Спасский. Нашел Лукерью с детьми, передал привет от Ивана.
– Где муж мой, жив ли он?
Я, как мог, успокоил женщину, рассказал, что жив ее муженек, ждет, пока осада кончится, сказал, где стоят ушкуи. Лукерья поблагодарила меня сквозь слезы. Я же пошел искать дальше.
Елены нигде не было. Мне подсказали, что часть горожан укрывается в хозяйственных постройках, прилепившихся к стенам.
Тщательно обыскал и их. Мои поиски никого не удивляли – я такой был не один. Неужели в лес удалось убежать? Надо брать ситуацию под контроль.
Найдя свободное местечко, я лег, закрыл глаза. В сон‑то я наверняка не проникну – в такие дни ложатся спать поздно, сморенные усталостью. Может, получится увидеть окружающее глазами Елены?
Так, сосредотачиваюсь, вызывая в памяти лицо Елены. Смутно, очень смутно – город, дорога, татары, лошадь в телеге, за которой плетутся связанные веревкой люди, в основном молодые – девушки, парии, подростки. Господи, да она же в плену!
Я резко открыл глаза и сел. Голова закружилась. Опершись о землю рукой, я глубоко вздохнул. Так, пробуем еще раз. Я не узнал главного – какой дорогой их гонят, как далеко они от города?
Улегся снова, закрыл глаза. Попытался вызвать образ ее, проникнуть в память. Почему видения такие нечеткие? Господи, какой я тупица – это же из‑за слез. Как до меня это сразу не дошло.
– Лена, соберись, вспомни дорогу – я тебе помогу, припомни – куда тебя вели?
Ага, вот ее улица, сбоку идут татары, подгоняя пленников тычками копий. Заводят в лодки, переправа, один из парней бросается в воду, пытаясь уплыть. Татарин пускает стрелу, и беглец скрывается под воду. Берег, сбитые в кучу пленным – много их – не одна сотня. У каждого связаны руки, и многие еще связаны между собой веревками. Я помню это место, бывал здесь. Дальше, какой дорогой поведут дальше? Пленников поднимают, привязывают к телегам, и обозы уходят. Ага, обоз с Еленой на развилке уходит правее, эта дорога потом идет по земле луговых марийцев.
В это время о мои ноги кто‑то споткнулся, выматерился. Связь с Еленой прервалась. Чтоб тебя, мужик! Какого черта тебя ночью носит? Ладно, главное узнал. От переправы идут две дороги – я знал, на какой дороге мне искать женщину. Все, надо из крепости убираться. Конечно, как боевая единица я стою больше, чем десять ополченцев, но осада может продлиться долго – не одну неделю, и потом выручить дорогую мне пленницу будет нереально. Надо спасать сейчас, в дороге, когда и охраны немного, и природа позволяет подобраться поближе – лес, заросли кустарника.
Ладно, найти и приблизиться – не проблема, и охрану перебить сумею. Сложность вот в чем – как назад Елену в целости довести. Татары в обозе людей не жалеют: все идут босиком, ноги к вечеру так сбиты камнями и исколоты травой, что пленники мечтают об одном – рухнуть на землю и дать ногам покой.
Так, мысли в сторону, ночью обоз стоит на месте, стало быть – и обратная дорога короче будет. С Богом! Я перекрестился на крест Спасского собора и прошел через степу в укромном уголке. Срочно нужен конь. А где его взять, как не у татар? Я отошел подальше от крепости – там слишком много народа – и пошел по улице. Из‑за угла показался татарин, ведущий за уздцы коня. Через спину животного была переброшена переметная сума, раздувшаяся от богатой добычи. На меня он не обратил внимания – свой же идет, Нижний город богатый, добычи на всех хватит. Я аккуратно тюкнул его кистенем в висок и оттащил во двор. Взял под уздцы коня и повел дальше. Спокойно перешел через деревянный мост (не забыть бы подпалить его на обратном пути, глядишь – бросить трофеи татарам придется) и, отойдя подальше, сбросил переметные сумы и взлетел в седло сам. Нахлестывал чужого коня нещадно, желая лишь одного – быстрее догнать колонну пленных.
Вот и поляна, где собирали пленных. Я резко остановился и завел коня в лес подальше. Надо бы запомнить место – обратно придется ехать на коне вдвоем. Ползком подобрался к поляне. Эх, было бы у меня время – сейчас бы моя сабля вдоволь напилась вражеской крови!
Впереди, на большой луговине, горят костры… По периметру – часовые, группами по три‑четыре человека, в центре – телеги, укрытые холстинами, вокруг – люди вповалку. Сон и усталость свалили всех. Как же мне найти Елену? Все надо делать быстро. Подобравшись к одному из постов, встал и спокойно, как свой, подошел. Когда до дозорных осталась пара метров и меня спасала лишь темнота, выхватил саблю и в мгновение ока зарубил двух нукеров. Трупы оттащил за ближние деревья. Вдруг наткнется кто раньше времени?
Смело побрел между пленниками. Издалека да в темноте никто из татар не опознает меня – одежда и шлем успокоят. Сердце глухо бухнуло – вот она! Руки связаны впереди, еще одна веревка – на шее, тянется к другим пленницам, ноги сбиты в кровь.
Я дотронулся до плеча, потряс – нет, не просыпается. Толкнул сильнее. Глаза ее распахнулись, рот раскрылся, и если бы я не успел закрыть рот рукой, она бы закричала. Конечно, выглядел я в темноте, как татарин. Слабый свет луны не позволял меня разглядеть.
Елена задергалась, пытаясь отбросить мою руку
– Тс‑с‑с! Тихо! – прошипел я. – Ты что, меня не узнала? Это же я, Юра.
Елена притихла, всмотрелась в лицо.
– Как ты меня нашел? Как узнал, что я в полоне татарском?
– Умоляю – тихо, все разговоры потом, надо выбраться отсюда. У дальнего костра стражи уже нет, нам – туда.
– Я не пойду без Властимиры.
– Это еще кто?
– Сродственница по мужу – она рядом, через одну женщину от меня.
Как мне этого не хотелось! Одну из плена вывести – проблема, а уж двоих… Ладно, тогда придется менять весь план.
Я перерезал веревки на руках и на шее. Елена сразу принялась растирать затекшие руки.
– Идти сможешь?
– Ноги болят – просто ужас.
– Где парни нижегородские?
– Там лежат, – указала пальцем.
– Сиди тихо, ни звука, иначе татары всех зарубят. Держи нож, режь веревки и жди меня.
Я встал и, не скрываясь, направился к месту, где находились мужчины. Вот лежат крепкие парни, лица в ссадинах и синяках – наверняка сопротивлялись. Такие мне и нужны.
Рукой толкнул в плечо парня, он открыл глаза, сквозь зубы проговорил:
– Чего тебе еще, сволочь татарская?
– Только тихо! Я не татарин – одежда татарская, для обмана. Из плена бежать хочешь?
Даже в темноте я увидел, как вспыхнули надеждой глаза парня.
– Хочу!
– Тс, тихо.
Я вытащил саблю, перерезал веревки.
– Надежные люди есть здесь?
– Как не быть, не по своей воле в плен попали. Жалко – врасплох застали, без оружия был.
– Тихо, очень тихо буди своих, потом ползите к тому костру, – я показал рукой. – Постарайтесь, чтобы вас не было видно. За костром, в ближних деревьях – два трупа татарских лежат, все при оружии. Соберите ножи, сабли, копья, щиты – в общем, все, что найдете подходящего, потом – вот к тому костру, где двое охранников. Ждете моего сигнала. Как свистну – бросаетесь и рубите их без пощады. Завалим их всех, тогда уйдем. Не сумеем – покрошат нас в капусту Я беру на себя вон тех, – указал я рукой. – Смотрите не ошибитесь, да на меня в темноте не попадите.
Парень стал потихоньку будить юношей и взрослых мужиков, а я разрезал веревки. Надо торопиться: если у них есть отдыхающая смена – плохо, все может сорваться. Если все у костров сидят – у нас есть шанс.
Я стоял и поэтому смог увидеть, как близ костра мелькнули тени и растворились среди деревьев. Вот поползли назад. Молодцы, я боялся, что, нырнув в лес и найдя оружие у убитых, они рванут бежать через чащу, плюнув на других пленных.
По времени – пора. Я не спеша, ровным шагом пошел к костру, где татар сидело больше всего. Пусть париям будет полегче, им и так досталось. Подойдя на несколько шагов, резким броском впечатал кистень в висок одному татарину, второго заколол саблей, но третий кинулся на меня. Завязался пеший сабельный бой, и неизвестно, как бы все повернулось, не споткнись татарин в темноте о награбленные узлы. Тут ему и конец пришел. Я сунул два пальца в рот и свистнул. Тотчас с земли поднялись темные силуэты и бросились на татар, сидевших вокруг костров. У одного костра получилось удачно, у второго – замешкались.
Я бросился туда. Из пленников в живых остался только один. Сжимая в руках саблю, он яростно вращал ею, не давая татарам подойти ближе, но я понимал, что долго ему не продержаться. Я налетел на татар, как коршун на цыплят – срубил голову одному, отсек руку саблей второму и довершил дело, ударив его саблей в живот.
– Ты что – один остался?
Парень очумело вертел головой, не веря в свое спасение.
– Один, остальные – вон, полегли.
– Не зря жизни отдали. Ты не видел – есть ли еще татары, кроме как у костров?
– Лошадей подальше отогнали, с ними еще двое узкоглазых.
– Режь веревки, собирай людей, только очень прошу – тихо, без криков и паники. Похоже – все идет хорошо, даст Бог – уйдем. В какую сторону лошадей увели?
Парень махнул рукой, указывая направление. Я направился туда. Надо убить их всех. Если хоть один останется, на лошади быстро до своих доберется, устроят облаву – тогда точно никто живым не уйдет.
Вот и костерок. Рядом сидит татарин – где же второй? Я специально подошел так, чтобы между мной и татарином был костер. В ночи даже неяркий свет костра слепит, не позволит разглядеть мое лицо.
Я затянул заунывную, без мотива, песню. Откуда пришло на ум такое? Татарин даже не поднялся – кого бояться? Свой идет, видно, кумыса напился, весело человеку. Так он и умер, сидя. И едва я успел вытереть об него саблю, как явился и второй: то ли по нужде отходил, то ли лошадей проверял. Увидев лежащего соратника, выхватил саблю и бросился на меня. Шалишь, вислоухий, меня Павел учил сабельному бою, не тебе со мной тягаться. Через несколько секунд татарин уже корчился на земле.
Я забрал их сабли и ножи – пленникам пригодятся.
Все пленники уже были развязаны, бестолково слонялись вокруг телег. Завидев меня, сначала испугались. Совсем запамятовал! Я сбросил шлем, снял халат.
– Что в телегах?
– Известно что – добро награбленное.
– Так чего же вы стоите, босиком назад идти хочется? Быстро ищите себе обувку на ноги, кому не хватит – обмотайте ноги тряпками. Назад кружным путем пойдем, еще дальше топать придется. Найдете еду – берите с собой, фляги и кувшины тоже забирайте.
Бывшие пленные бросились к телегам, быстро их разобрали. Тулупы, шубы, шапки – все летело под ноги. Сейчас эти вещи не имели цены.
Найдя еду, вцеплялись зубами сразу – оголодали за два дня. Ко мне подошел парень, которого я развязал первым. Я отдал ему пару трофейных сабель, ножи.
– Раздай мужикам, кто хоть немного владеть умеет. Звать‑то тебя как?
– Егор. Может, лошадей возьмем?
– Эх, Егор, голова дурная, сам подумай – на лошади по дороге ехать надо, в лесу скорости не будет, да и не хватит на всех лошадей. Вместе с заводными – не больше двух десятков. А пленных сколько?
– Сотни полторы.
– То‑то. Даже если два десятка лошадей через лес пойдут, тропинку копытами набьют, след останется, а следопытов хороших у татар полно, все – охотники сызмальства.
– А ты кто? – вдруг прорезалось у парня любопытство.
– Горожанин, именем Георгий, ныне велением Хабара Симского – ополченец.
– Ой, видел я ополченцев – не знают, с какого бока за арбалет взяться. Не похож ты, Георгий, на ополченца.
– И долго мы болтать будем?
– Совсем запамятовал, атаман! Парни в телеге сундук нашли. Пойдем, посмотрим?
– Пошли.
В телеге и в самом деле стоял большой дубовый сундук, на амбарном замке. Попробовал открыть – не получается. Но и оставлять его татарам не хотелось.
– Парни, берем телегу, столкнем ее с сундуком в реку.
Парни и мужики взялись за оглобли, уперлись в задок и покатили телегу к реке. Неширокая – метров тридцать, берега пологие, поросшие камышом. Булькнув несколько раз, сундук ушел под воду.
– Зовите сюда всех, немного пройдем вброд, чтобы следов не оставить. Идите след в след, чтобы траву не вытоптать.
Женщины, подростки, мужчины спустились с берега в воду. Я шел впереди, за мной – Елена, за ней – остальные. Девчонки повизгивали, наступая на скользкий ил, крестились, но не отставали. Все держались за мной, как поляки за Иваном Сусаниным.
Пройдя так с полверсты, я выбрался на берег и направился в лес – нижегородцы не отставали. Через полверсты мы пересекли поперек дорогу, по которой пленников гнали из Нижнего. Теперь надо забирать вправо, уходя на северо‑запад. Пока татары осаждают Нижний, надо увести людей подальше. Хоть парни проявили себя неплохо и горят желанием поквитаться с обидчиками, пускать их в сечу нельзя – опыта нет, брони нет, оружие скудное. Моя задача – запутать следы и увести их живыми. Полторы сотни душ стоят того, чтобы о них позаботились.
Шли до рассвета. Я уже и сам выбивался из сил, а каково было им? Но все молчали и упорно шли. Они уже отведали татарской плетки, многие женщины были изнасилованы и прекрасно представляли, какая жизнь ожидает их в рабстве.
Мы вышли к опушке; место впереди открытое, и где мы – я не знал.
– Все, привал. Всем отдыхать. Ночью пойдем, сейчас – спать. Люди обессиленно повалились на землю, кто где стоял. Лена привалилась к стволу дерева, прикрыла глаза. Ни на какие эмоции не было сил.
Я пошел по бивуаку, если его можно было так назвать. Вот и парни, они шли в хвосте и отдыхали здесь же.
– Егор, узнай – может, кто‑нибудь бывал в этих местах.
– Я был, – сразу раздался голос, с земли поднялся щуплый подросток. – Мы с тятенькой бортничали в этих местах.
– Ручьи есть неподалеку? Людей поить надо.
– А как им не быть? Тут, недалече.
– Тогда возьми пару человек – кто еще в силах двигаться, соберите пустые кувшины, фляги, принесите воды, напоите всех. Егор!
– Слушаю, атаман!
Вот ведь, прилепилось звание, и деваться некуда.
Атаман – вождь, предводитель ватажки – артели мастеровых, группы воинов; даже у разбойников пахана атаманом зовут. Прозвище необидное, указывающее на статус.
– Возьми пару ребят из тех, что покрепче, одного на опушку определи, другой пусть по нашему следу назад отойдет. Пусть наблюдают. Сидеть тихо, только смотреть. Ежели татары появятся – стрелой ко мне. И молча. Через полдня смени, пусть отдохнут.
– Понял.
Я пошел назад. Коли назвали атаманом, надо соответствовать. В начальники я не набивался – само получилось; хоть и были среди пленных мужики постарше меня, но воинов с опытом не было никого, в большинстве – подростки да женщины. Проходя мимо отдыхающих людей, я напоминал:
– Сидеть тихо, никуда не отходить, воду сейчас принесут. Дойдя до головы колонны, и сам рухнул в траву. Бессонная ночь
и схватка с татарами отняли силы. Подкрепиться бы, да нечем. Появились подростки с водой. Напоив Елену, я напился сам. Вкусна вода – чистая, холодная – аж зубы ломит.
– Эй, парень!
– Векша я, атаман.
– Векша, далеко ли мы от Нижнего?
– Верст десять на закат.
– Ока где?
– Должна быть там, – парень махнул рукой.
– Селения рядом есть? Векша сморщил лоб.
– Прости, атаман, не припомню, вроде не было.
Парни ушли. Я прикрыл глаза, задумался. Куда вести людей? Селений поблизости нет, если верить Векше, к Нижнему пока нельзя. Конечно, я потом разведаю – снята осада или татары еще там. Но сейчас‑то их куда? Кормить надо, а продуктов нет, воды – и то вдосталь нет. К ручью отпускать боязно – не наткнутся ли на татар? А дождь ежели? Много ли надо голодным и усталым, чтобы свалиться? Позаболеют все. Кашель – он ведь далеко в лесу слышен.
Постепенно в голове складывался план – идти ночью до Оки, потом вдоль берега, уходя от Нижнего. Коли лодка попадется – переправляться на тот берег, все безопаснее; потом – вверх по течению, до первой деревни или села. Не выгонят – хоть в сараях, под крышами переночуем, постными щами накормят, репы дадут – с голоду не умрем. Нам бы только день‑два продержаться.
На лоб мне легла прохладная ладошка. От неожиданности я вздрогнул.
– Ой, прости, разбудила я тебя, – это Лена.
– Не спал я, думы тяжкие – куда людей вести, чем кормить, как от басурман уберечь.
– Прости глупую, так захотелось тебя потрогать, поласкать. Жизнь ты мне спас, до гроба помнить буду.
– Рано о гробе говорить, жить надо.
– Как нашел ты меня? Я усмехнулся:
– Сон увидел – твой сон, где пожары, татары. Бросил купца с кораблями и товаром. В безопасности они, меня дожидаются. А сам – в Нижний, тебя не нашел, от дома твоего одни головешки остались.
Тут Лена не выдержала, заплакала. Потом взяла себя в руки:
– Продолжай!
– А что продолжать? Кинулся вслед, по дороге – для полона дорога одна, не заплутаешь. Остальное ты сама видела.
Тут я приврал – дорог было несколько, но не раскрывать же мои способности. Елена припала к моей груди.
– Любый мой, тенью твоей буду, ноги мыть буду, спаситель! Так, по‑моему, начинается истерика. Чуть отпустило нервное
напряжение – и вот выход.
– Т‑с‑с, тихо, без слез. Твоим подругам по несчастью не легче. Они ведь не знают, что с их родными – мужьями, детьми – живы ли? А ну как, на тебя глядючи, все реветь начнут? Успокойся, я ведь полюбил не русалку мокрую.
Елена вытерла рукавом слезы, потихоньку успокоилась.
Настал полдень, солнце пригрело, и даже самые стойкие, измученные нашим переходом, уснули. Я и сам впал в дремоту. Неожиданно тишину разрушили крики, женский визг. Мать твою! Говорил же – не шуметь! Я бросился к концу колонны. А здесь уже кипел бой, даже не бой – побоище. Татары подобрались незаметно и атаковали. Были они пешими, но утомленные люди не смогли сразу организоваться. Парни кинулись в бой, но куда городскому пареньку с одной саблей, которой и владеть толком не мог, справиться с головорезом, имеющим шлем, щит, копье и саблю? К тому же татарин никогда не работал и всю жизнь воевал – опыта в схватках им было не занимать.
Перерубив парней и мужиков, татары взялись за женщин. Видя бой, женщины врассыпную кинулись в лес. Я с ходу врубился в сечу, срубил одного, второго. Отскочив за дерево, прижался к стволу, пропустив татарина, ударил ему в спину. Выскочил, бил влево и вправо, в два прыжка долетел до татарина, погнавшегося за девчонкой, рубанул по шее, бросился в другую сторону, в ярости просто располовинил еще одного. Я рубил, колол, не считая убитых. Там, где шлем‑мисюрка или халат татарский, расшитый растительным орнаментом или узорами, – там враг.
Через несколько минут все было кончено. Я остановился, осмотрелся. Хреново! Шестеро убитых татар и три десятка своих – почти все парни и много женщин. Так плохо мне никогда не было. Я же обязался довести их домой живыми!
Я помчался назад. Где же наблюдатель, которого я распорядился отослать по нашему следу, почему не предупредил? На бегу я чуть не запнулся о тело, лежащее в высокой траве. Вот и наблюдатель. Юноша лежал на спине, а на шее – удавка. Подобрались тихо – это татары умели, набросили удавку, – даже крикнуть не успел. Так, давай спокойно. Пленных они пришли рубить пешими, но что‑то они уж очень быстро нас догнали. Точно – надо искать коней. Небось, оставили в лесу, спешились. Топот копыт далеко слышен – вот и разгадка, почему они пешие. Спугнуть нас боялись. Кинемся в лес – ищи нас поодиночке.
Я осторожно пошел в стороне от нашего следа. Был след, трава примята и вытоптана – не один человек прошел, полторы сотни. Ночью заметно не было, да я, собственно, и не присматривался. Справа раздалось ржание. Вот они где! Ползком я подобрался к стоянке. Оседланные лошади щиплют траву, двое татар играют в кости. Конечно, чего им опасаться. Небось завидуют товарищам, что ушли урусов рубить.
Того, что сидел ко мне спиной, я убил первым. Второй успел выхватить саблю, но мой клинок уже был у его горла. Татарин замер.
– Брось саблю! – Татарин выполнил мой приказ.
– Как вы нас нашли?
– По следу, однако. Мурза Исмаил утром приехал проведать полон, а никого нет. Воинов побили, трофеи унесли. Как не догнать?
– Чего же за девчонками гоняться, новых наловите!
– Э, большие деньги в сундуке, а сундука на телеге нет, и телеги нет. И на следах ваших тоже следов телеги нет. Вот мурза и решил догнать, узнать – где телега с сундуком.
Татарин по‑русски говорил чисто. Не видь я его лица – точно как московит говорит, даже акает.
Так вот почему за нами погоня. Плевать им на парней, а девки да бабы – вообще пыль под ногами. Их интересовал сундук. Не надо было его трогать, пусть бы стоял на месте. Татарин, видя, что я раздумываю, медленно потянул нож из ножен.
– Умри, тварь! – Я полоснул его саблей по шее и пошел к своим.
Зрелище не для слабонервных. Слева, справа, в кустах, прямо передо мной лежали трупы. Наши, татары – все вокруг было забрызгано кровью. Я оглядел себя: вся одежда, руки, оружие – все в крови. И отмыться негде.
Около трех десятков женщин и два подростка сидели там же, где были до боя.
– Остальные где?
– Разбежались, – испуганно ответили они вразнобой.
– Идите, собирайте, кого сможете, уходить отсюда надо, выследили нас татары.
Женщины с опаской пошли в лес искать беглянок.
– Идите смело – нет рядом татар, только недолго, – крикнул я им вслед.
Увидев меня, Елена побледнела.
– Тебя ранили?
– Нет, то чужая кровь. Отмыться надо. Где‑то впереди ручей, где парубки воду набирали. Пойду, сполоснусь.
– Я с тобой, я боюсь, не останусь одна.
Мы вдвоем пошли вперед. Вот и ручей. Я сбросил одежду, Елена стала ее полоскать, оттирая песком. Я обмыл лицо, руки, ополоснул саблю. Вода в ручье окрасилась в розовый цвет. Многовато я кровушки пролил сегодня. И главное – ребят жалко, им бы жить да жить. Моя вина – с сундуком этим!
Я натянул сырую одежду. Уже лучше. По любому предпочитал сырую одежду окровавленной. Жарко, мокрая рубашка скоро на теле высохнет, а кровавая вонять начнет.
Мы вернулись назад. С воем и слезами ко мне кинулась толпа женщин. Сквозь причитания мне удалось понять – они испугались, что я их бросил и ушел.
– Нет, мои любезные, не для того парни ваши и мужи жизни свои отдали, чтобы я наутек бросился. К ручью ходил, отмываться.
Слезы и плач стихли. Похоронить бы ребят надо, да чем копать? Саблей я до Пасхи копать буду, да и времени нет. Спохватятся татары – где малый отряд мурзы Исмаила? А найти его! А там не только следы моих людей, по этим следам кони проскакали, не тропинка уже – дорога целая. Не следопыт – простой воин по следам найдет. Простите, ребята, что бросаю без погребения, постараюсь грех сей в церкви отмолить, ежели живым удастся в Нижний вернуться.
