Текст книги "Атаман. Гексалогия"
Автор книги: Юрий Корчевский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 97 страниц)
Слуга проводил меня в воинскую избу, показали мой топчан. Меня тотчас окружили новые товарищи, познакомились. Приняли меня доброжелательно, расспросили – откуда родом. К счастью, никого из Рязани не нашлось. Мы неплохо позавтракали – не то, что в рязанской дружине. Во всем чувствовался более высокий уровень.
После завтрака занимались воинскими упражнениями. Сегодня старший – Митрофан – распорядился метать ножи. У меня получалось средненько. Тогда Митрофан подозвал небольшого белобрысого парня прозвищем Краюха – уж и не знаю, за что. Взяв в руки ножи, Краюха за несколько секунд вонзил их с десяти шагов почти один в другой так глубоко, что я с трудом вытащил.
– Вот, учись, как надо.
– А можно мне свое оружие метнуть?
– Покажи.
Я сбегал в избу, принес три оставшихся бумеранга, кинул в цель – старый, выщербленный щит. Впечатления это не произвело.
– Мы точнее ножи кидаем.
Я ухмыльнулся:
– А так можете?
И запустил все три бумеранга по кругу. С пропеллерным жужжанием они описали замысловатую кривую и вернулись ко мне. Я их ловко поймал. Митрофан хлопнул себя по ляжкам:
– Это что, они после броска сами возвращаются?
– Ну, коли в цель не попал, возвращаются.
– Здорово!
– Это еще не все. Краюха, поставь за щит чурбачок.
Краюха вытащил из поленницы дров здоровенный чурбак, поставил его на землю, прислонил к нему щит.
– Кто из вас может метнуть нож, чтобы поразить чурбак – представьте, что это противник.
– Никто не сможет, нож ведь прямо летит.
Я размахнулся и запустил два бумеранга. Оба лопастями зацепились за край щита и нырнули вниз, за щит. Дружинники наперегонки бросились бежать к щиту, откинули его и удивленно присвистнули:
– Ничего себе! – Оба бумеранга глубоко вонзили свои лезвия‑лопасти в чурбачок.
– М‑да, ножом так не можно. Поди‑ка, какая занятная штуковина. Заморская чудь?
– Конечно.
– Как прозывается?
– Бумеранг.
Я еще раз повторил, медленно и четко, чтобы запомнили. На меня поглядывали с уважением.
День прошел в воинских забавах, а на следующее утро меня и еще одного воина – я только и запомнил вчера при знакомстве – Петр из Пскова – позвали к князю.
– Ну что, добры молодцы, надо государю послужить. Дело очень трудное, не скрою – опасное даже. Надо добраться в Ливонию, в Мариенбург…
При этих словах Петр непроизвольно присвистнул, мне же это название пока ни о чем не говорило. Князь глянул недовольно, но продолжил:
– …в Мариенбург. Там есть человечек один, наш человечек. Отвезти ему весточку, забрать у него ответ – и назад. Вот деньги, вот письмо. Старшим будет Петр. Во всем слушаться его. Письмо ни в коем случае не должно попасть к врагу, иначе смерть и вам обоим, и человеку нашему. Все ли понятно?
– Все, княже.
– Тогда в дорогу.
Вот, оказывается, какая это у князя особая дружина. На такой службе недолго и голову сложить, и никто не узнает, где косточки твои лежат.
Позже, когда мы уже выехали из Москвы, я спросил у Петра:
– А что это такое – Мариенбург?
Петр посмурнел лицом.
– Гнездо гадючье, рыцарское, ордена Ливонского. Самое плохое, что есть в этом городишке – он со всех сторон окружен водой, на острове стоит. Подобраться незаметно невозможно. Еду и голову ломаю – как в город попадем. Был я там однажды, года три назад, с посольством, пригляделся; уж очень трудно поручение выполнить.
– Не кручинься раньше времени. Проникнуть в город – то моя работа, до города доехать бы – не по своей земле, чай, поедем, всяко по дороге приключиться может.
– И то верно.
Дальше ехали молча, погруженные каждый в свои думы.
До Пскова добрались по местным меркам быстро, за десять дней. За это время успели подружиться. Петр оказался парнем добродушным, но, как потом оказалось, в бою – решительным и жестким.
Переночевав в Пскове у родни Петра, наутро выехали в направлении Изборска – старинной русской крепости, стоявшей недалеко от границы с Ливонским орденом. Теперь следовало быть настороже.
Выбрав место поглуше, мы миновали рубеж государства Российского. Теперь нас не защищали длань и имя государя русского, и рассчитывать надо было только на свои силы и капризную госпожу Удачу. Вот с ней‑то нам и не повезло.
Отъехав от границы верст на двадцать, мы переночевали в глухом лесу, не разводя костра и перекусив сухарями с родниковой водой. А утром, только выехав на узкую грунтовую дорогу, наткнулись на рыцарский дозор. Три рыцаря в латах с головы до ног с треугольными щитами, на которых намалеваны черные тевтонские кресты. Все в руках держали копья, мечи были в ножнах. Лошади – тяжелые, здоровенные, не иначе – першероны. Чуть поодаль от рыцарей, метрах в ста виднелись два оруженосца – тоже с оружием, но без брони. Ситуация складывалась не в нашу пользу – таких монстров в броне можно было остановить только пушкой.
В груди шевельнулся страх. Пока я на мгновение замешкался, прикидывая, как поступить, Петр выхватил меч и рванул рыцарям навстречу. Я последовал его примеру. Совесть не позволила остаться сзади и наблюдать, как Петра поднимут на копья, как жука на булавку.
Моя лошадь отставала на пару корпусов от лошади Петра.
Наконечник копья переднего рыцаря скользнул по щиту Петра и ушел в сторону, вонзившись в грудь моей лошади. ешкин кот! Лошадь завалилась на бок и, не успев вытащить ноги из стремян, я оказался придавлен конем. Подергав ногой, я оставил бесплодные попытки – без помощи со стороны мне было не освободиться. Что происходило с Петром, мне было не видно.
Сбоку возникли два оруженосца.
Подсунув под тело лошади копья, они приподняли ее и выдернули меня, поставив на ноги. Один тут же снял с моего пояса саблю в ножнах. Все, сражаться нечем.
Меня подвели в рыцарю, который восседал на коне. Лицо закрывало забрало шлема.
– Ты кто такой, что русич забыл на земле Ливонской?
Голос звучал, как из бочки. Видимо, рыцарь и сам почувствовал неудобство, поднял забрало. Сухое, властное лицо, тонкая полоска усов, жесткий взгляд прищуренных глаз.
– Заблудились мы.
– Да? – удивился рыцарь.
Повернувшись к товарищам, что‑то проговорил на немецком. Все дружно засмеялись.
– Ты есть лазутчик, тебя надо повесить!
– А вешать‑то зачем? Я ничего худого не сделал, да и смерть через повешенье – удел воров да разбойников.
– Хм, правда. Может, отрубить вам головы?
– Это безоружным?
– Да, неправильно, рубить надо в бою. – Рыцарь немного подумал, затем изрек: – Мы не будем проливать кровь, вас обоих утопят.
По его лицу я понял, что объяснять или просить бесполезно. Ну ладно, гаденыши, как говорится в Библии – Аз воздам.
Мне связали руки сзади, подтащили связанного Петра. Я удивился, так как думал, что он уже убит. Держался Петр с трудом, на голове шлема не было. Вероятно, рыцарь мечом ударил в голову, от удара ремешок лопнул, и шлем упал. Но, видя блуждающий взгляд Петра, его нетвердую походку, я подумал о сотрясении мозга – досталось парню изрядно. Черт! Зачем он безрассудно кинулся в бой? А может быть, это я свалял дурака? Может, он отвлекал рыцарей на себя, давая мне время уйти? Ведь он был старший, он решал за нас обоих. Не крикнул же он мне: «Вперед на врага!» Или что‑нибудь подобное. Надо было обговорить хотя бы несколько подобных ситуаций и наши действия. Ладно, что уж теперь… Жить, похоже, нам осталось немного, но какая‑то надежда теплилась.
Подталкивая копьями, оруженосцы повели нас по дороге. Посмеиваясь, рыцари верхом следовали за нами. На повороте дороге блеснула гладь реки. Наш берег был высокий. Никогда не любил нырять с высоты, да выбирать не приходилось.
Меня не обыскали – даже нож в ножнах остался, но куда поясному ножу против рыцарских лат и копий. А Петра? Ведь письмецо у него, цело ли оно?
Меня швырнули с крутого берега в реку первым, что было очень даже неплохо. Веревки на запястьях – не помеха, уж если я могу проходить сквозь каменные стены, веревки для меня – не преграда. Я мгновенно освободился от пут и вцепился руками за выступавшие корни. Они рвались, но тормозили падение. Остаток пути я проехал на попе, немного разодрав штаны. Надо было спасать Петра. Петр, правда, закапризничал, не хотел умирать; отбивался от оруженосцев ногами, но его быстро спихнули вниз. Петр закричал было, прощаясь с жизнью, но внизу стоял уже я и с силой оттолкнул от камней в сторону, в воду.
– Петр, не перебивай и не удивляйся. Ложись на камни, притворись мертвым.
Петр, хоть и не осознал странность ситуации, как любой воин, выполнил мое указание без вопросов – улегся на камни и застыл. Я свалился рядом, лицом вверх. Ага, любопытные ливонцы. Вверху, из‑за обрыва выглянули рожи оруженосцев. Убедившись, что жертвы лежат на камнях, где им и положено быть, головы исчезли. Я выхватил нож, перерезал Петру веревки на руках.
– Сядь под кручу, отдохни, сейчас мой черед. Письмо у тебя?
Петр рукой полез за пазуху, пошуршал бумагой.
– Цело.
Я отбежал по прибрежной полосе чуть в сторону, поднялся по камням и поднял голову над обрывом. Рыцари расположились недалеко от высокого берега, сидели рядком на поваленном дереве. Кони паслись рядом, а оруженосцы разводили костер – видимо, рыцари задумали перекусить.
Я поднялся на берег, выхватил нож и метнулся к врагам, к рыцарям. На коне рыцарь – сила, но в пешем строю неповоротлив. В полном рыцарском доспехе даже с земли подняться сам, без посторонней помощи не может. Вот в бою против рыцаря нож – ничто, но сейчас это – очень удобная штука. Я бил в щель между нагрудником и шлемом. В бою сюда, в эту узкую щель не попадешь даже саблей, но рыцари сидели, а я стоял, и уязвимое место бросалось в глаза.
Когда я расправился с двумя, то внезапно остановился. Передо мной был тот тонкоусый рыцарь, видимо – старший в дозоре, что велел нас утопить. Отплачу‑ка я ему той же монетой. Я ударил его ногой в грудь и он завалился назад. От удивления перед внезапно возникшей жертвой глаза рыцаря округлились.
– Зигфрид, посмотри, передо мной дух или демон?
Рыцарь повернул голову в сторону и сразу увидел убитых своих рыцарей. Не упали они лишь потому, что их держали латы, даже крови не было видно – вероятно, она лилась внутрь. Почуяв неладное, рыцарь рукой попытался достать меч, но кисть хватала пустое место. Тогда он попытался встать, что в полной броне совсем непросто, но я не дал ему этой возможности. Сильным ударом ноги в грудь я смял его латы. Латы загромыхали, как пустое ведро.
– Ты полежи, остынь, я ненадолго отлучусь.
Я бросился к оруженосцам, те не ожидали моего появления, оружие их лежало в стороне. Убил я их быстро и без жалости. Чего их жалеть? Они только что бросали нас с Петром на камни. Я отошел к убитым рыцарям. У кого‑то из них на поясе видел моток веревки. Нашел.
Подойдя к рыцарю, перевернул его на бок, связал сзади руки, с трудом поднял. М‑да, защита на нем хорошая, но коли в бою упадешь, самому без посторонней помощи не подняться.
– Иди! – Я подтолкнул пленника к обрыву.
В глазах рыцаря метнулся страх.
– Что ты хочешь делать?
– То же, что и ты с нами – утопить!
– Рыцарь должен умереть в бою, с мечом в руке, я благородного происхождения, ты не можешь поступить со мной, как с простолюдином.
– А меня или Петра ты спросил о происхождении?
Подведя его к обрыву, я свесился и крикнул:
– Петр, ты там?
– Да.
– Отойди в сторону, сейчас железо упадет.
Рыцарь стоял молча, не молил о пощаде.
– Помолись своему богу, рыцарь! Ты зря на нас напал, видно сегодня – не самый счастливый день твоей жизни.
– Будь ты проклят, московит.
А вот это он зря. Упершись двумя руками, я спихнул его с кручи. Раздался металлический лязг, всплеск. Я посмотрел вниз. По воде расходились круги. Места, где можно спуститься, я не нашел, и сбросил веревку.
Вытянул наверх Петра.
– Ты это… как спасся‑то?
– Развязался.
– А я уж думал – меня как по башке шарахнуло, так видения стал видеть; гадаю – то ли живой, то ли уж в раю. За выручку спасибо, жизнь ты мне спас. Ох, интересных воинов князь Иван себе в дружину подбирает.
– О том молчок, Петр, секреты хранить умеешь?
– А то!
Мы подошли в месту стоянки рыцарей. Здесь Петр удивился еще больше.
– Это кто же их?
Я засмеялся:
– Не догадываешься?
– Неужто ты один? – Петр удивленно покрутил головой.
– Ладно, коли такое дело – давай поедим; ты пока по узлам пошарь – чего они тут поесть с собой взяли, а я свою саблю поищу.
Саблю я нашел, подвесил на пояс. Привык я к ней, без нее – как будто чего‑то не хватает.
– Слышь, Юра, а на чем дальше поедем?
– Погляди, сколько лошадей!
– На рыцарских нельзя – под рыцарями лошади особые – сам смотри. Не по чину – спалимся сразу.
– Тогда на конях оруженосцев, уж они‑то обычные.
– Надо переседлать, сбруя у них орденская, а морды у нас русские, сразу видать будет.
Мы взялись за дело: сняли седла и упряжь с наших павших лошадей, взнуздали ливонских. Пора и честь знать, надо ноги уносить: не дай бог – еще кто‑нибудь припрется, вдруг дозора пропавшего хватятся?
Перекусив, мы тронулись в дорогу. Петр обшаривая убитых, посрезал кошели с монетами – им уже не надо, а нам расплачиваться за еду, – да мало ли за что.
Больше ничего не брали, странно будут выглядеть рыцарские здоровенные мечи на поясе у… ну, скажем, у простолюдинов. И как железо мечи продать нельзя – чужая сторона, рыцарский меч стоит дорого, передается по наследству – только полный идиот продаст его туземцу.
К вечеру почти добрались до места. Почти – это потому, что стены городские видны, а подобраться к ним – никак. Посреди большого озера стоит остров, а на нем – город, и ведет туда единственная дорога, довольно тщательно охраняемая сильным и многочисленным караулом.
Все это было видно, даже не напрягая зрения. Как говорится – видит око, да зуб неймет.
– Что делать будем? – спросил я Петра, все же он – старший.
– Ума не приложу. Никакой бумаги, чтобы проникнуть в город через ворота, у нас нет. Ежели вплавь ночью, так на стены не взберемся – каменные да высокие, к тому же одежда мокрая будет – опять же подозрительно. Может, слуге какому голову скрутить, да в его одежду переодеться?
– А язык немецкий ты знаешь? Городок невелик – небось, все друг друга чуть ли не в лицо знают, спалимся.
– Коли умный такой – предлагай.
– Давай послание. Ночью я в город смогу незамеченным пробраться, да весточку передать; даст Бог – и ответ доставлю.
Видно было, что Петр колеблется, все‑таки я – человек новый, в деле не проверен. Сделаю что не так – князь голову снимет. Наконец, он решился, достал из‑за пазухи сложенный пергамент.
– Теперь слушай. Рядом с площадью костел стоит. Налево от него – улица, третий дом от костела, под красной черепичной крышей; человек там наш – женщина, звать Гертрудой, по‑русски говорит хорошо. Кроме весточки надо передать кошель с деньгами, – он протянул мне увесистый кожаный мешочек. Судя по весу – с золотыми монетами. – Ничего не попутай, как ответ получишь – сразу сюда. Я буду здесь ждать, но сам понимаешь – ночью безопасно, а днем дозор появиться может, тогда – конец.
– Все понял, давай лошадей в глубь леса отведем, да подождем темноты.
– Как скажешь.
Привязав лошадей, я с наслаждением вытянулся на траве; Петр остался сторожить.
Как только появились первые звезды, Петр меня растолкал:
– Пора!
Ну пора так пора. Я отцепил саблю, оставил только поясной нож. Рыцари могут носить только мечи, а саблями они не пользуются. Переплыл через ров, подошел к городу, прошел сквозь стену, пошел по улице. Похоже, вон костел, улица, третий дом. Вокруг него – садик. Подойдя к двери, постучался. Вышла молоденькая служанка в довольно фривольной одежде – более чем откровенное декольте – лишь чуть прикрытые соски, затянутая в корсет талия. Не спрашивая меня ни о чем, взяла за руку и повела в дом. ешкин кот, куда я попал, это же натуральный публичный дом.
В большой комнате, скромно освещенной несколькими свечами, кавалеры сидели за столами, уставленными кувшинами с вином; на коленях у них восседали полуодетые или, скорее, почти раздетые, девицы. Шум, гам, женский визг и смех. Надо признаться, в первую минуту я даже растерялся. Затем взял себя в руки:
– Мне бы Гертруду.
– О, господин понимает толк в женщинах!
Служанка провела меня на второй этаж, постучала в дверь и, дождавшись ответа, предложила мне войти.
На подушке перед зеркалом, в легком, распахнутом халатике сидела женщина лет тридцати, очень привлекательной внешности: с милым личиком, темными живыми глазами.
– Что желает господин?
Я приоткрыл дверь, убедился, что служанка ушла, вытащил из‑за пазухи сложенный пергамент и протянул его Гертруде. Она взглянула на меня оценивающим взглядом, развернула послание и, поднеся ближе к светильнику, стала читать. Читала медленно шевеля губами. Закончив, протянула руку:
– Там написано про деньги.
Я достал и отдал кошель. Гертруда развязала горловину, вытащила несколько монет, полюбовалась и убрала кошель под подушку. Тоже мне – Мата Хари.
– Подожди минутку. – Шурша халатом, вышла.
Почему‑то у меня мелькнула мысль – не за стражниками ли вышла? Вот уж влипну. Нет, вернулась одна, достала из‑за корсета сложенную вчетверо бумагу и отдала мне. Развернув, я увидел коряво, но понятно нарисованный план крепости, расположение пушек, посты охраны. Интересно, как это удалось женщине? Или у нее есть толковый помощник? А впрочем, это не мое дело.
– Сожги письмо, – посоветовал я.
– Да, верно.
Она поднесла к свече послание; пергамент вспыхнул и превратился в пепел.
– И когда же ждать войско русского государя?
– Мне о том не ведомо, мое дело – делать, что велено.
Гертруда захихикала.
– Господин меня не хочет?
Она распахнула халат. Небрежно зашнурованный короткий корсет не скрывал прелестей. И хотя у меня давно не было женщины, общаться с особой легкого поведения не хотелось. Сифилис в эти времена бушевал в Европе уже вовсю. Сославшись на нехватку времени и срочность задания, я откланялся и вышел.
Интересно, она снабжает за деньги сведениями только князя Овчину‑Телепнева или стучит и ливонским рыцарям? К чему она спрашивала – когда ждать войско московского князя? Извечное женское любопытство или желание получить и выгодно продать сведения рыцарям? Не верю я агентам, работающим за деньги, а не по идейным или другим соображениям – скажем, ненависти к обидчикам.
Я свое дело сделал, надо убираться.
Через четверть часа я уже стоял на берегу и тихо свистнул два раза – как мы и уславливались с Петром. Тот бесшумно возник рядом:
– Ну?
– Что ну? Все прошло хорошо. Держи послание.
Петр взял бумагу и сунул за пазуху.
– А я уж переволновался за тебя. Как все прошло?
– Лучше, чем я ожидал. Гертруда – гулящая девка, а дом – бордель.
– Да ну? – удивился Петр. Подумал немного: – Мы здесь ночевать будем или уберемся подальше от города?
– Давай до утра здесь останемся. Дорог не знаем, а в темноте легко заплутать.
– Ну давай, – с неохотой согласился товарищ. Видимо, еще раз встречаться с рыцарями ему не хотелось, уж очень сильные впечатления остались.
Мы улеглись на землю, подстелив лошадиные попоны – все‑таки от озера тянуло сыростью. Петр долго крутился, его явно что‑то мучило.
Поднялись рано – ни свет ни заря, похрустели сухарями, запили водой из ручья, оседлали коней и двинулись в путь. На удивление легко, быстро и беспрепятственно добрались до рубежа, остановились на опушке, сошли с коней и осмотрелись. Тишина, никакого движения, птицы не беспокоятся, не галдят.
Сев на лошадей, мы пустили их с места в галоп. Даже если нас и обнаружит рыцарский дозор, остановить уже не успеют. С ходу перемахнули небольшую речушку. Можно сказать – ручеек. Все, мы на нашей стороне. Дальше уже ехали спокойно, пустив лошадей рысью.
Появилась грунтовая узкая дорога, на одну телегу шириной. Петр прикинул по мху, по деревьям – направление правильное, на полночь должны выйти к Изборску.
Отъехав несколько верст от рубежа, мы были остановлены нашими порубежниками. Из‑за кустов вышли несколько воинов, с каплевидными щитами, с копьями, в русских шлемах‑шишаках.
– Стой, кто такие и куда путь держите?
– Дружинники князя Овчины‑Телепнева‑Оболенского, по государеву поручению домой в Москву из Ливонии возвращаемся.
– Товар для обложения налогом есть?
– Помилуй Бог, какие товары? Мы служивые люди, как и вы.
– Проезжайте.
Вот и весь пограничный контроль. Дальше ехали и вовсе не спеша, пустив лошадей шагом. Задание выполнили быстрее, чем ожидалось, чего торопиться?
Вдали показались высокие храмы Изборска, первый русский город‑крепость на пути домой.
Снова из‑за кустов вышли люди с оружием. Петр сначала принял их за порубежников, но я тронул его за руку.
– Петр, не торопись, присмотрись внимательно.
Меня насторожило несоответствие одежды и оружия. Сулицы в руках боевые, не охотничьи, тогда почему эти люди одеты в легкие зипуны – одежду совсем не воинскую; сапоги опять же справные, с каблуками – крестьяне таких не носят. Шлемов нет, но из‑за ворота рубах тускло поблескивают кольчуги. Вышедшие люди не стали рядиться в порубежников или простых разбойников.
– Зачем в Ливонию ездили?
Я оглянулся – сзади, преграждая путь к отступлению, стояли еще двое, нехорошо осклабившись. Плохой расклад – спереди четверо, сзади двое. Стегнув коня, я рванул в сторону, в самую чащу, Петр, быстро сориентировавшись, – за мной. Я пригнулся, почти лег на шею коня, но все равно ветки больно хлестали по лицу, рукам, шее.
Минут через пятнадцать гонки через кусты я остановил коня, тут же рядом встал Петр.
– Жив, глаза не повыбивал?
– Нет, нормально все.
Мы прислушались, погони не слышно. Сомнительно, что у них не было коней, не пешком же они сюда пришли. Мне это сильно не понравилось, и я поделился своими сомнениями с Петром.
– Очень уж ты подозрителен, это простые тати.
– Тогда почему они не потребовали денег, а поинтересовались – зачем в Ливонию ездили?
Петр замялся с ответом:
– Да кто его знает?
– А кто‑нибудь, кроме князя, знал, что мы сюда едем?
– Откуда же я знаю, может и ведал кто.
– В Москве я человек новый, скажи – у князя Овчины враги есть?
– Как не быть? В первую очередь – князья Шуйские, митрополит Варлаам тоже косо смотрит.
– Отчего же?
– Да из‑за Елены Глинской!
– М‑да, как запутано все.
Через чащу, выбирая путь поудобнее, мы выбрались на малоезженую дорожку, поросшую травой, и продолжили путь, держась настороже. Не понравилась мне эта встреча с неизвестными, ох не понравилась. Было предчувствие, что не последняя она.
– Петр, давай изменим направление: если эта встреча на дороге не случайная, нас будут ждать в Изборске или после него, на дороге в Псков. Можно попробовать повернуть на восход, идти до Шелони или Ловати, а там водным путем. Сейчас лето, по рекам полно судов торговых ходит, неужто места себе не найдем?
– А коней куда?
– Все равно чужие, продадим.
Петр надолго задумался. Кони мягко стучали копытами по пыльной дороге.
– Экого кругаля дать придется, по воде‑то. Можно попробовать к полдню спуститься, через Великие Луки, Вязьму и Можайск к Москве выйти.
– Ты старший, тебе и решать.
Еще некоторое время ехали в тишине. Внезапно Петр остановил коня.
– Поворачивай.
– Куда?
– Не через Изборск и Псков поедем, к Великим Лукам поворачиваем. Ежели твои подозрения верны, там нас точно ждать никто не будет.
Мы дружно повернули коней и порысили на полдень, на юго‑восток.
Заночевали в лесу, ввиду отсутствия каких‑либо поселений поблизости, а ехать ночью по незнакомой дороге – нет уж, увольте. Развели костерок, – все ж таки мы на своей земле, опасаться можно лишь разбойников. Сварили кашу в небольшом котелке, попили кипятка – чая, сыта и других удовольствий просто не было. Спали по очереди, каждые два часа сменяя друг друга.
Весь следующий день прошел в спячке в придорожной харчевне, где у хозяина имелось на втором этаже несколько комнаток для неожиданных постояльцев. И на другой день скакали до одурения, до боли в натертых бедрах и отбитых задницах. Но к вечеру все‑таки въезжали в Великие Луки – город, по местным меркам, большой и известный.
С удовольствием поужинали на постоялом дворе и улеглись на набитые сеном тюфяки. Хорошо‑то как! Двери закрыли изнутри на крючок, и для страховки пододвинули вплотную к двери лавку.
Утром же я, встав первым, с удивлением обнаружил, что крючок откинут и висит свободно. Как же так, я самолично накидывал крючок на петлю. Кто‑то явно пытался ночью войти в комнату, да предусмотрительно придвинутая лавка не дала. Растолкав Петра, я показал на крючок:
– Ты не отпирал?
– А зачем мне?
– Ну может, до ветру ночью выходил?
– Нет, не было такого.
– Тогда держи ухо востро. Может, воришки комнату хотели обнести, а может – и похуже, наши лесные знакомцы.
– Откуда они тут?
– Может, и не они, таких шаек запросто будет несколько; коли покровитель богат или властен, что почти одно и то же.
– Не бери в голову, случайность.
Но я видел, что Петр озабочен.
В молчании позавтракали плотно: чтобы не терять в дороге времени на еду, купили пирог с рыбой и оседлали коней.
Уже покинув Великие Луки, в пути решили изменить план и двигаться не через Вязьму и Можайск, а через Ржев и Волок Ламский. Бывать в тех местах приходилось когда‑то и мне и Петру – дорога знакомая. Так и сделали, через пять дней благополучно прибыв в Ржев – небольшой, пыльный городишко с деревянными стенами.
Решили отдохнуть здесь хотя бы день, потому как кони устали от ежедневной скачки, да и сами мы утомились.
Проснувшись поздно, когда в городе уже вовсю кипела жизнь – на торгу шла бойкая торговля, по улицам сновали квасники и торговцы пирогами, скрипели осями телег крестьянские возы.
Мы спустились в трапезную. Заказали толстому и бородатому хозяину обильный завтрак – даже, пожалуй, обед. Принесший кушанья мальчишка ненароком обронил:
– Спрашивали про вас.
Кусок чуть не застрял у меня в горле.
– Почему решил, что про нас?
– Расспрашивали про двоих, очень точно одежду вашу описали.
Мы с Петром переглянулись.
– Кто спрашивал?
– Про то мне неведомо. Человечишка какой‑то невзрачный, медяки обслуге давал – коли появятся, сбитенщику Митрохе на торгу сразу обсказать.
А мальчонка не так и наивен. Петр запустил руку в кошель и одарил мальчишку серебряной монетой.
– Коль услышишь или увидишь чего – скажи.
Какое‑то время ели молча; я даже не чувствовал вкуса жареной курицы. Когда дошла очередь до рыбных расстегаев, Петр промолвил:
– Похоже, ты, брат Юрий, был прав в своих подозрениях. За нами следят и, по‑моему, очень не хотят, чтобы мы вернулись в Москву.
– В этом наши мысли сходятся.
– Может быть, купить свежих коней, а этих сбыть хозяину, да и тронуться сразу в путь?
Я поразмышлял.
– Нет, Петр. Уж коли есть сбитенщик Митроха, то есть и кто‑то старший, и воины найдутся; скорее всего, на дороге засада будет. Сам подумай – другим путем к Москве добираемся, ан нет – и здесь нас ищут, обкладывают, как волков флажками.
– Что предлагаешь?
– Пусть мальчишка еще монетку заработает, только не от нас, а от сбитенщика. А мы посмотрим, куда сбитенщик побежит, надо же выяснить – кто за всем этим стоит. Если получится – здесь, во Ржеве, головку ихнюю прихлопнуть надо, иначе до Москвы нам добраться не дадут.
– Легко сказать – проследить да прихлопнуть. Как бы нас самих не прихлопнули. Темное какое‑то задание получается.
Я жестом подозвал мальчишку, поручил сбегать на торг и сказать сбитенщику, что мы появились на постоялом дворе. Парень не удивился, только сказал, что чуть попозже, сейчас посетителей много, хозяин и осерчать может.
Мы не спеша трапезничали, поглядывая за мальчишкой. Вот он поговорил с хозяином и направился к выходу. Наказав Петру ждать в комнате, я направился за пареньком. Тот шустро прошел по улице и на торгу нашел сбитенщика, о чем‑то поговорил. Митроха кинул парню медяху и сразу ушел с торга. Отпустив его на приличное расстояние, я двинулся вслед за ним. Шли недолго, да ведь и город невелик.
Подойдя к двухэтажному дому, сбитенщик постучал в ворота, прошел через отворившуюся калитку. Остановив прохожего, я поинтересовался кто в этом доме живет? Не купец ли первой гильдии Анкудинов? И получил ответ: «Нет, купца такого не знаю, живет здесь уважаемый человек – государев целовальник Иван Сирота». О как! Целовальник, значит?
Поблагодарив прохожего, я вернулся на постоялый двор, рассказал обо всем Петру.
– Целовальник – слуга государев, поставлен, чтобы следить за торговлей казенными товарами, да вишь ты – не только за товарами. Ужель продался кому? Кабы поручение государя было – сбитенщик к воеводе али наместнику подался. Эх, как бы узнать, что он злоумышляет?!
– Вечером попробую узнать.
– Это как же?
– Как уж получится.
Дождавшись вечера, я оделся в темную одежду и направился к уже знакомому дому. Саблю оставил дома, взял только нож. Перед выходом попрыгал – не бренчит ли, не стучит ли чего? Петр понимающе улыбнулся:
– Не во двор ли забраться хочешь?
– Не исключаю.
– Спаси тебя Господь.
Вот и дом. Сквозь ставни пробивается тусклый свет. Я прошел сквозь бревенчатый забор, приник к стене, и тут из‑за угла вышел сторож с колотушкой. Пришлось, чтобы не быть обнаруженным, пройти сквозь стену внутрь дома. На мое счастье я попал в пустую комнату. В смежной – слышались мужские голоса. Тихонько прокравшись к двери, я замер и прислушался.
Разговор шел о торговле стеклом, упоминалось Измайлово. Мне это было пока не интересно. Собеседник хозяина ушел, но почти сразу слуга доложил:
– Хозяин, тут давешний человек тебя спрашивает.
– Зови, дурень!
Надо послушать. Вошедший поздоровался и после обязательных вопросов о здоровье хозяина и семьи перешел к делу.
– Нашел?
– Сбитенщик сообщил, что двое похожих по описанию остановились на постоялом дворе у толстого Игната.
– Это в Сапожном переулке?
– Истинно так.
– Когда уезжать будут?
– Про то не знаю, но у коней бока впали; дней несколько пробудут, видно, коням отдых нужен.
– И то правда, от самой Ливонии без передышки скачут. Никак их догнать не удается. Надо здесь, в городе дело решить.
– Так ведь добром не отдадут.
– А зачем тебе их спрашивать? Возьми силой. Люди у тебя есть?
– Найдутся, есть четверка на все готовых.
– Только быстро и чтобы никаких следов, пусть все выглядит так, как будто тати напали: деньги пусть заберут, вещи дорогие.
Умен, гаденыш. В мое время бы сказали – инсценированное ограбление.
– Держи деньги.
Звякнул кошель с монетами. Нет, это точно не от государя московского исходит, тот своему целовальнику деньги ночью передавать не будет. На душе стало легче.
– Как бумага будет у тебя – сразу ко мне, при себе не держи. Не ровен час – найдут, тогда – на дыбу и повесят как подлого изменщика.
– Упаси Господь!
– То‑то, помни, у тебя за орденом должок изрядный.
