Текст книги "Атаман. Гексалогия"
Автор книги: Юрий Корчевский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 97 страниц)
– Слышали? Ступайте с Богом, храни вас Господь.
Мы направились к воротам. Здесь уже было десятка три‑четыре дружинников и столько же ополченцев. Распоряжался всеми усатый, кряжистый десятник. Наверху на стене были только дозорные. По приказу десятника, Панфила, разобрали ближайшую избу и заложили брёвнами ворота – самые уязвимые места любой крепости. Теперь, даже если татары разобьют тараном ворота, дальше им не пройти. Нет, кое‑где пролезть ползком можно, но ведь и мы ждать не будем, когда татарин сползёт с брёвен.
После разборки одной избы взялись за другую. Уцелеет город – отстроят новую избу, леса вокруг полно, а не уцелеет – некому в избе жить будет. Рационально мыслят горожане, в этом им не откажешь. Брёвна второй избы скоро принялись пилить, надо было приготовить дрова – греть в здоровенных котлах воду и смолу, чтобы при приступе лить на нападающих со стены.
Жестоковато, но и век такой. Хочешь выжить – все средства хороши. Когда вся изба оказалась попиленной на чурки, присели отдохнуть, и почти тут же дозорные закричали:
– Переговорщик едет!
Мы взобрались на стену. Через поле, прямо к воротам скакал татарин, держа на поднятом копье белое полотнище. Подскакал поближе, встал у ворот.
– Эй, русичи, мурза Бакжа к вам пожаловал, почему ворота закрыли, не встречаете посланца великого хана Ахмад‑Гирея?
Десятник тут же прокричал в ответ:
– В гости с оружием да без приглашения не ходят!
– Русичи, лучше открыть ворота, тогда город останется целым.
– А зачем же тогда открывать?
– Мы заберём себе только золото да серебро, да девок на потеху. Не повезём же мы с собой ваши дома из деревьев.
– Нет, уходи. Передай мурзе – лёгкой добычи вам здесь не видать!
– Тогда готовьтесь к смерти!
Гонец сорвал с копья белую тряпку, развернул коня и ускакал. Воины загомонили:
– Ишь, ворота ему открой. Живо сами без голов останемся, женок да деток в полон угонят, добро по своим узлам растолкают, а город сожгут.
– А кто такой этот Ахмад‑Гирей?
– Хан ногайский, уж не первый раз на Русь приходит. Только это – не главные силы, коли мурза Бакжа у них главный. Небось часть войска в набег послал, за добычей, только поздновато что‑то, обычно они летом набеги делают, а тут уж осень на дворе, скоро белые мухи полетят.
– А то и ладно, побыстрей от наших морозов в свои степи уберутся.
Воины спустились со стен вниз, готовить город к обороне. Пока шли разговоры, женщины успели в котлах приготовить кашу с мясом. Запасы из подвалов не трогали, в первую очередь резали скотину: через неделю её кормить нечем будет, подвоза из деревень не будет, да и есть ли они ещё, деревни‑то? Дымы не зря поднимались, небось, татары уже там прошлись.
Не спеша покушали – чего торопиться? Теперь у мужчин одна задача – удержать город. Нет других, более важных дел. Оставлена работа, все мастеровые – кожевенники, гончары, ювелиры, кузнецы, плотники – стали ополченцами.
Я собирался, пока нет дел, прилечь в укромном месте со своими молодцами, как дозорные закричали:
– Тревога, татары на приступ идут.
Все вскочили и бросились на стены. В клубах пыли на город мчались татары. Стучали копыта, дрожала земля, воздух звенел от визга татар:
– Алла, Алла!
Лава приближалась, стали видны лица, блестели сабли в руках.
– Поберегись! – закричали сбоку.
От неожиданности, а может, рефлекторно, я присел. Со зловещим шелестом на город и стены обрушились стрелы. С тупым стуком они входили в брёвна стены, перелетая и за стену. Закричали раненые. Я осторожно выглянул. Татары крутили так называемое колесо. Одни подскакивали, пускали стрелы, тут же уносились прочь, а их место занимали другие. За считанные минуты стены стали похожи на ежа. Повсюду – с навесов стен, с крыш домов, из земли – торчали татарские стрелы. На площади, у котлов, билась в агонии женщина. Остальные в страхе убежали в избы. Несколько ополченцев, неосторожно высунувшихся со стены, были убиты.
Я зарядил арбалет, не поднимая головы, высунул руку за стену и спустил тетиву. Тут и целиться не надо: сплошная масса людей и лошадей, в кого‑нибудь, да попадет. Просто было противно – сидеть и бездействовать.
Десятник сразу заметил и шикнул на меня:
– Чего болты зря переводить? Подожди, пока на приступ пойдут!
– А сейчас не приступ?
– Нет, попугать хотят, силу свою показать. На конях они не штурмуют. Может, сегодня и не будут. Чай, в окрестных лесах пленники из деревень лестницы срубят, вот с ними они и пойдут. Стены‑то невысоки, не Псков, чай, али Новагород.
И правда, поорав и постреляв, татары отхлынули, только пыль оседала на стены.
– А чего же они зажженными стрелами не стреляют? – проявил я осведомленность.
– Зачем же зажигать? Добыча сгорит. В целости взять хотят. Ладно, дозорным остаться на стенах, остальным – вниз. Наши стрелы достать можно, соберите, пригодятся ещё.
Глава IV
Спать нас уложили в ближних избах: если распустить ополченцев по домам, не соберёшь во время нападения. Хотя бывалые воины утверждали, что по ночам татары не воюют. Языка бы взять, узнать, один ли мурза Бакжа пришёл, или соседние города осадили другие мурзы? Ждать ли помощи? Что замышляют татары? Упреждён – значит вооружён. Плохо у них здесь с разведкой, да и тактики никакой. Увидел – стреляй. Напали – обороняйся. Никакого полёта мысли. При численном превосходстве и хитрость нужна.
В голове теснились разные соображения, заснул я поздно. С утра нашёл десятника.
– Слушай, Панфил, надо бы языка взять.
– Чего взять?
– Ну, пленного из татар, да поговорить с ним, что они замышляют.
– Что они могут замышлять – город взять, и вся недолга. Язык какой‑то придумал.
С тем я и ушёл.
День прошёл относительно спокойно, татары накатывались лавой, осыпали тучей стрел и исчезали. После каждого наскока у нас были и убитые, и раненые. Если так и дальше дело пойдёт, татарам и штурмовать не придётся, через месяц город защищать некому будет. И береглись ведь, но иногда вскипала кровь, высовывался воин или ополченец, пускал стрелу в нападающих, и почти всегда падал сам, утыканный стрелами. Даже кольчуги не спасали: татары стреляли бронебойными стрелами с узкими гранёными наконечниками, а кольчуги были не у всех городских.
После обеда я отозвал своих молодцов в сторонку, объяснил, что хочу взять пленного, нужна их помощь и верёвка.
– Верёвку найдём, не вопрос, а что ты задумал?
– Потом узнаешь, ваше дело на стене ночью сидеть, по моему сигналу пленника на стену втянуть.
После обеда удалось вздремнуть – ночью надо было быть бодрым. Дождался вечера, стемнело. Ополченцы и дружинники с облегчением покидали городские стены: удалось пережить ещё один нелёгкий день.
Мои хлопцы забрались на стену, прихватив верёвку. Я отошёл в сторону, чтобы меня никто не видел. И в моё‑то время прохождение через стену вызвало бы большое удивление, а в средние века сразу обвинят в дьявольщине, сожгут на костре – и все дела.
Прижался к стене, нажал, ощутил сопротивление дерева и… прошёл сквозь стену. Сразу за стеной начинался ров с водой, грязной, застоявшейся, с мусором и зелёной ряской. Осторожно, вдоль стены, чтобы не свалиться в ров, дошёл до моста перед воротами и вышел в поле. Вдали мерцали многочисленные костры татар, указывая направление. Да тут и заблудиться было сложно, куда ни пойди – наткнёшься на них, город окружён. Только с одной стороны, где река Сосна, татар не было, но плавать в ледяной воде я не собирался. В открытую, не таясь, шёл по полю. Было темно, сомнительно, что меня кто‑нибудь сможет увидеть.
Моя самонадеянность чуть меня не подвела, слух выручил. Невдалеке послышался тихий разговор, я упал на землю и замер. Рядом, буквально в трёх шагах, проехали двое конных: всё‑таки мурза отрядил дозорных, опасаясь ночного нападения. Впредь надо быть осторожнее.
Выбрав место, где между кострами разрыв был побольше, направился туда. Лёг на землю и пополз к близкому лесу. Я рассудил так: делать мне в стане татар нечего – языка татарского не знаю, одет как русич, меня схватят или убьют сразу же. Значит, надо спрятаться в лесу: по нужде, небось, в лес бегают, тут я и подстерегу языка. Плохо, что я один, но вдвоём или втроём просочиться было бы сложнее.
Отойдя от опушки вглубь метров на двадцать, прижался к сосне и замер. От костров раздавался смех, ругань, слышался стук – воины бросали кости. На кострах жарилось мясо; татары подходили, ножами срезали уже готовый кусок и, обжигаясь, толкали в рот. Жирные руки вытирали о халаты.
Вот один воин нырнул в лес, воткнул в землю копьё, облегчился. Далековато; осторожно подбираться – долго, броситься – ветка хрустнет, татарин тревогу поднимет. Надо ждать.
На небе ярко сверкали звезды, наверное, утром будет холодновато. Мне и сейчас было нежарко – стоять приходилось почти неподвижно.
Ага, после нескольких часов ожидания появилась цель. Пошатываясь, видимо от изрядно выпитого кумыса, в лес вошёл татарин. Расстегнул пояс, сыто отрыгнул, уселся. Я осторожно, скользя ногами по земле, чтобы не наступить на ветку, приблизился. В самый последний момент татарин что‑то почувствовал, повернул голову, тут я его и тюкнул аккуратно ручкой ножа по темечку. Войлочная шапка смягчила удар, но, тем не менее, татарин упал лицом вперёд.
Я натянул на него штаны, заткнул рот кляпом, связал сзади руки. Выждал ещё с часок. Лагерь противника утихомиривался, костры догорали. Пленник мой очухался, задёргал ногами. Ну да, похмелье после кумыса получилось неожиданным. Я повернул его к себе лицом, показал нож. Пленник понятливо закивал головой. Я рывком поднял его и, взяв за руку, повёл. Очень удачно получилось пройти мимо костров. Теперь бы поле пересечь.
Быстрым шагом мы удалялись от лагеря; я вертел головой и прислушивался. Правду говорят в народе – везёт дуракам и начинающим. Мне повезло, дошёл с пленником до ворот, тихо свистнул. Со стены свесилось несколько голов.
– Атаман, ты?
– Я, спускайте верёвку.
Сверху упала толстая пеньковая верёвка. Я завязал татарина узлами поперёк туловища, подёргал за верёвку:
– Тащите, только осторожно.
Хлопцы потянули, татарин смешно сучил ногами в воздухе, ударяясь о стену то головой, то задницей. Всё, втащили. Теперь можно и мне. Отойдя чуть в сторону, вжался в стену и вышел уже внутри города.
Хлопцы положили татарина на стену и вглядывались вниз, высматривая в темноте меня. Я засмеялся; парни обернулись, увидели меня и остолбенели.
– Чего стоим? Спускайте нехристя вниз.
Пленника подтолкнули, он засеменил ногами по лестнице и, не удержав равновесия, грохнулся вниз, замычал: во рту до сих пор был кляп. Я поднял его, вытащил кляп. Пленник открытым ртом жадно вдохнул воздух и вдруг заматерился. От неожиданности я растерялся. Хлопцы стояли вокруг и ржали.
– Ты по‑русски понимаешь?
– Мала‑мала.
– Парни, поспрашивайте у дозорных, понимает ли в городе кто‑то по‑татарски, поговорить с ним хочу.
Через полчаса поисков ко мне привели заспанного ополченца.
– По‑татарски понимаешь?
– А что, толмачить надо?
– Да вот, поймали нехристя, поговорить хотим.
– Это можно.
По‑быстрому расспросить я решил прямо здесь.
– Сколько воинов у мурзы?
Ополченец исправно переводил.
– Много.
Я от души врезал ему по морде.
– Сколько воинов у мурзы?
– Десять раз по сто.
– Молодец, будешь правильно отвечать – никто не тронет. Будешь врать – завернём в свиную шкуру, не попадёшь в рай. Уяснил?
Пленник закивал головой.
– Что собирается делать мурза?
– Город на копьё брать.
– Ну, это мы и без тебя знаем. Что завтра, тьфу, уже сегодня делать будет?
– Пленные лестницы сделали, штурм сегодня, однако, будет, Аллах поможет город взять.
Глаза его злобно сверкнули.
– Ты глазками не сверкай: первый, кто умрёт в городе, если татары через стену ворвутся, – это будешь ты.
– Бачка, зачем меня убивать, меня обменять можно, мы много пленных взяли.
– Мурза один пришёл?
– Нет, с войском.
– Дурак, понятно, что с войском. Кроме мурзы есть ли другие воины, не пошли ли они в другие города?
– Нет, нет других. Мурза Бакжа сам решил по землям русичей пройтись. Летом в походах не везло, добыча маленькая была, да ещё и засуха. Зимой в юрте сидеть надо, кумыс пить, но мурза поднял воинов в поход.
Так, уже какая‑то ясность.
– А где штурм будет?
– У всех трёх ворот.
Мы с хлопцами взяли пленного, пошли к избе, где ночевал воевода. Постучали в дверь, воевода вышел быстро, в кольчуге и при оружии, видно, спал одетый.
– Что случилось?
– Вот, языка, тьфу, пленного взяли. Поговорить не хочешь? Говорит, что сегодня штурм будет у всех ворот сразу, лестницы уже готовы.
Воевода повернулся к толмачу, видно, его в городе знали.
– Спроси, есть ли у них тараны и камнемётные машины?
После перевода татарин отрицательно покачал головой. Я со своей командой повернулся и пошёл назад. Мы своё дело сделали, пусть теперь воевода думает, а моя совесть чиста.
Уж светало; мы подошли к своим, я отыскал проснувшегося десятника, передал, что рассказал пленный. Сонная оторопь с него сразу слетела: женщинам велел кипятить воду и смолу, воинам далеко от стены не отходить, да есть поменьше. С этим я был согласен на все сто: при ранениях в живот это опасно, лучше быть голодным. Сам же я с чувством выполненного долга завалился на душистое сено под навес и уснул, допреж наказав своим разбудить перед штурмом, но не будить по пустякам.
Кажется, только положил голову и уснул, как тут же и разбудили.
– Чего ещё случилось?
– Так сам велел разбудить. Татары на приступ идут.
Сон мигом пропал. Вскочив, проверил оружие и побежал к стене. Воины и ополченцы были уже наверху. Поднялся и я, присоединившись к своим.
По полю двигалась тёмная масса – спешившиеся татары бежали к городской стене, каждый десяток нёс свою лестницу, желтевшую свежим деревом. С диким визгом и улюлюканьем они перебросили лестницы через ров, приставили к стене, как саранча полезли на стены. Защитники поливали их кипятком и смолой, длинными крюками сбрасывали лестницы в ров. В некоторых местах татарам удалось взобраться на невысокую стену. Увидев опасность, я со своими ребятами бросился туда. Сначала залпом из четырёх арбалетов значительно уменьшили число врагов, потом взялись за сабли. Ну, кто за сабли, а я – за топор. Понравилось мне это оружие: тяжёлое, мощное – любой доспех проломит, на длинной ручке, позволяющей не подпустить близко противника с саблей. Одно плохо: момент инерции великоват, если промахнулся, не сразу вернёшь оружие назад и, в этот момент, считай, безоружен, правый бок открыт врагу.
Мы яростно набросились на татар, быстро посрубали головы, а кому и руки‑ноги и сбросили тела вниз, на лестницу, по которой лезли новые противники. Лестница не выдержала веса и удара тел, переломилась. Только собрался перевести дух – недалеко, в десятке метров, пара татар уже была на стене. Бросились туда, укоротили врагов на голову, бросили тела вниз – чего им тут смердеть? Так и бегали битый час по стене, помогая заткнуть образовавшиеся бреши. Наконец, всё закончилось.
Татары по сигналу трубы отхлынули, оставив кучу трупов и бросив на произвол судьбы своих раненых. Мы стали приводить себя в порядок. Рубашки и штаны порваны, в крови и грязи, но главное – я сам и моя команда живы. Повезло нам, но не всем. Со стены воины и ополченцы оттаскивали вниз тела убитых горожан. Многовато для одного боя, только убитыми на нашем участке стены потеряли восемнадцать человек. Да тяжелораненые есть, ими женщины занимаются. Если такое творилось и на других участках, сотни защитников город недосчитался за один день. Татары потеряли больше, значительно больше; штурмующие город всегда несут серьёзные потери, но, учитывая подавляющее превосходство в силе, для них эти потери не катастрофичны. На мой взгляд, на нашем участке только убитыми было около восьмидесяти татар.
На площадь перед воротами на коне въехал городской воевода.
– Как тут у вас?
К нему подбежал десятник.
– Нападение отбили, но сеча была изрядная.
– Вижу, что устояли, отошли нехристи. С силами соберутся – на новый приступ пойдут, времени для долгой осады у них нет, зима на носу. Насмерть стойте!
Хлестнул коня плетью и поскакал дальше: наш участок был у воеводы не единственным.
– Слышь, Панфил! – подошёл я к десятнику, – каверзу какую‑то придумывать надо. Будет новый приступ – ещё людей потеряем, а если он будет не один? Кто останется на стене?
– Завсегда так наши деды и отцы воевали, и ничего, били супостата.
– А пушка над воротами чего же не стреляла? Что‑то я не слышал.
Десятник поскрёб затылок.
– Боязно! Огненным боем у нас никто не владеет; был один, да о прошлом годе утоп в реке.
– Панфил, распорядись пороха да картечи к пушке поднести хоть на один выстрел; я заряжу, а как совсем туго будет, стрельну.
– А смогёшь?
Я кивнул.
– И то дело.
– Кузнец есть ли под рукой?
– Есть, как не быть! – Панфил крикнул пробегающему ополченцу: – Димитрия позови сюда. А для чего кузнец нужен‑то?
– Думаю пакость для басурман учинить, завтра увидишь. Ты что бы на месте татар при приступе задумал?
Панфил потеребил окладистую бороду.
– Таран, наверное. Камнемётных машин у них нет, пленный твой сказал. А таран сделать – пара пустяков. Вон лес рядом стоит, выбери ствол потолще, приделай перекладины – и таран готов.
– Правильно, Панфил, и я так думаю. А куда тараном они бить будут?
– Вестимо куда – в ворота.
– Правильно! Мы их как‑то задержать сможем?
– Да как же ты их задержишь?
– Мост, Панфил! Перед воротами мост.
– Ага, понял. Сжечь его надо!
– Зачем жечь, стены и башня деревянные, тоже заняться могут. Я похитрее придумал – подпилить опоры; как только татары с тараном на мост взойдут, он и рухнет, да ещё и татар придавит. Сам посуди, таран тяжёлый, да и понесут его десятка два. Выдержат ли подпиленные опоры?
Панфил задумался.
– Нет, не наберу охотников для такого дела. Увидят татары – стрелами издали посекут.
– Я сделаю, причём ночью, чтобы татары не видели, пусть для них сюрприз будет.
– Смогёшь ли?
В это время подошёл кузнец. Стянул с головы картуз, поздоровался, спросил, зачем понадобился.
– Вот, гость московский тебя видеть хотел.
Поздоровавшись, я отошёл с Дмитрием в сторону.
– Сможешь ли сделать из железа что‑то вроде кувшинов с узким горлом?
– Сложно.
– Да мне не нужна форма кувшина, пусть это будет трубка, – я показал пальцами длину и диаметр, – только запаянная с одного конца.
Кузнец был краток.
– Сколько и когда?
– Штук десять‑двенадцать; чем быстрее, тем лучше.
– Тогда я пошёл делать.
Кирилла я послал за бочонком с порохом, Алексея обязал найти бечёвку, порезать на куски в локоть длиной, Сергея озаботил задачей найти хоть немного земляного масла, так здесь называли нефть, обычно им пользовались знахари.
Где‑то через час‑полтора хлопцы мои вернулись с добычей, вскоре подошёл и кузнец с железяками. Все вчетвером принялись готовить изделия – рассыпали из бочонка порох в трубки, мочили в нефти фитили, вставив, осторожно зажимали горловину. Примитивно, конечно, но самодельные бомбочки были готовы. Сунув их в узел из старой холстины, я поднялся с хлопцами на башню. Осмотрел пушечку, ввёл руку в ствол – паутина. Э, как тут у вас всё запущено! Стоящий рядом десятник смущённо крякнул.
Взяв банник, прочистил ствол, высыпал из находившегося рядом бочонка три пригоршни пороха, из тряпья скрутил пыж, затолкал в ствол. Ничего свинцового рядом не нашёл – ни дроби, ни ядра. Один из воинов принёс ведро камешков. Сгодится на один раз, решил я; набил в ствол камней, скрутил пыж из тряпья. Вроде готово. Конечно, меня брали сомнения – не разорвёт ли ствол? Я не был уверен, я не знал, сколько пороха надо, мала навеска или велика. Ну, рисковать мне одному, но завтра.
– На сегодня всё, теперь ищите пилу, желательно небольшую, не двуручную.
Парни помчались искать. Пока все мои действия были для них непонятными.
Начинало темнеть. Подойдя к дружинникам, я попросил их быть наготове, слушать и смотреть, – ведь пока я нахожусь под мостом, увидеть или услышать татар я не смогу, и буду фактически не в состоянии дать отпор, в руке ведь не оружие, а пила.
Парни принесли пилу. Я попросил их подстраховать меня на стене с арбалетами.
– Сделаем, атаман! – дружно гаркнули хлопцы.
– Какой из меня атаман, – пробурчал я, отходя.
Найдя место поукромнее, где почти не было отблесков от костров, вжался в стену и очутился вне города. С трудом балансируя на узкой полоске земли, дошёл до моста. Спустился, рукой прощупал опоры. Крепко сделаны, на совесть, долго пилить придётся, а их аж четыре штуки. Ладно, назвался груздем – полезай в кузов. Осторожно начал пилить, причём наискосок. Пилить дольше, зато гарантия, что мост при нагрузке рухнет.
Несколько раз высовывался из‑под моста, спрашивал, сильно ли слышно? Пилы, почти и не слыхать, мост звуки глушит. Уже хорошо.
В поте лица, до мозолей на руках трудился полночи. Тяжело перепилить ножовкой в темноте четыре толстых дубовых опоры. Уф! Последняя, четвёртая закончена. Можно и за стену. Отдохнуть надо, завтра может быть трудный день.
Просочившись сквозь стену, вызвал удивление моих ребят – они хоть и не видели, как я прохожу, но удивлялись: верёвки нет, а я уже тут, внутри.
Все улеглись спать, я отключился напрочь – сказывалась вторая ночь почти без сна.
Утром только успели перекусить, как со стены дозорные закричали:
– Идут! Татары идут на приступ!
Начало было как вчера. Татары несли лестницы, с ходу перебрасывали через ров, поднимали на стену.
Я взял с собой Кирилла, он нёс в руках зажжённый масляный светильник. Сам же за плечами тащил очень увесистый узел с бомбочками. Выбрал место, где татары скучковались погуще, зажёг фитиль, подождал несколько секунд, пока он разгорится, и швырнул в самую гущу нехристей. Несколько мгновений ничего не было, потом ка‑а‑а‑к жахнуло! У меня аж заложило уши. Во все стороны полетели клочья тел, куски земли, обломки лестницы, щепки от стен. Клубы черного дыма от пороха поднялись вверх.
Я выглянул из‑за стены. В разных позах валялись убитые враги – кто без руки, кто без головы, кто с распоротым брюхом, из которого вывалились сизые кишки.
Очень неплохо. И что интересно – на какой‑то миг всё поле боя замерло, стихли крики и звон оружия. И наши и татары смотрели, где и что так бабахнуло?
Пока над полем боя царило оцепенение, мы с Кириллом перебежали чуть подальше, я снова поджёг фитиль, бросил под лестницу, у которой толпился десяток басурман, присел. Бабахнуло здорово, оторванные конечности аж перелетали через стену. Таким образом, я пробежал вдоль всей стены. Памятуя, что запас бомбочек мал, кидал их только там, где врагов было много, и положение становилось угрожающим.
Неся тяжёлые потери, татары не выдержали и побежали. Бой стих. Ко мне подошёл десятник и с чувством обнял.
– Молодец, здорово выручил! Где ты так с огненным зельем обращаться научился? Я только слышал о таком, научи моих дружинников.
– Потом, уйдут татары – научу. Сейчас учить смысла нет, пороха‑то нет, да и время нужно.
На стене остались дозорные, мы спустились вниз, было бы неплохо и подкрепиться. Навстречу нам скакал воевода:
– Удержали? Кто из пушки стрелял?
Десятник показал пальцем на меня:
– Он, только не из пушки. Бросал огненное зелье в железных трубках, татар поубивало – страсть!
Воевода окинул меня внимательным взглядом.
– Молодец, всегда московиты чего‑нибудь учудят. Держитесь, голубь прилетел с донесением – из Ельца подмога идёт, дня три бы продержаться.
Хлестнул коня и умчался.
Сели на чурбаны, только поесть успели, снова дозорные руками машут:
– Идут! Тревога!
Все помчались на свои места. Я – в башню, к пушке, парни мои – со мною. Эх, жалко, бомбочка одна осталась.
Татары накатывались ближе и ближе. Среди клубов пыли, поднятой множеством ног, проглядывало что‑то непонятное. Я пристально вглядывался – что ещё удумали татары. Ба! Да это же они таран тащат! Человек двадцать несли здоровенное бревно, по бокам их прикрывали щитами от стрел ещё два десятка воинов. Таран был как раз напротив ворот. Метров за сто татары с тараном начали разбегаться, предполагая со всей силой ударить в ворота. Давайте, не споткнитесь только!
Ополченцы и дружинники взялись за луки, у кого они были. Щёлкали тетивы, выбивая одного за другим татар. Что было силы, я заорал:
– По тарану не стреляйте, он мой!
Меня услышали, перенесли стрельбу на другие цели, благо их было в избытке.
Татары домчались до моста, взбежали, успели сделать три‑четыре шага, и тут мост обрушился. Таран покатился в сторону, подмяв под себя татар, затем рухнул в ров, рядом упали остатки сломанного пролёта, похоронив тех, кто нёс таран и прикрывал щитами. Татары сначала оторопели, потом дико взвыли от неудачи и бросились на штурм. У башни их было много, и я тут же швырнул бомбочку. Бабахнуло! Из‑за дыма неслись крики раненых и вопли ужаса оглушенных.
Вдвоем с Кириллом развернули пушку вдоль стены, я подбил клинья, наклоняя ствол ниже, взял у Кирилла тлеющий трут, выгнал его из башни. Вдвоём тут делать уже нечего, случись что, пушку разорвёт, – я это затеял, мне и жизнью рисковать. Поднёс трут к затравочному отверстию и отбежал. Несколько мгновений ничего не происходило, потом пушка рявкнула, подскочила и отлетела к стене, назад. Я остался цел, и пушка тоже. Повезло! Я бросился к бойнице. Метров на пятьдесят стена была чистой – ни лестниц, ни татар. Здорово! Я побежал из башни на стену. Перезаряжать пушку долго и хлопотно, потом сделаем. Выхватил из‑за пояса топор, но повоевать не пришлось, татары бежали. На радостях я заорал: «Ура!» Мой клич подхватили другие. Отступали, драпали мародёры, воры и насильники мурзы Бакжи.
Поскольку день клонился к вечеру, наверное, можно и отдохнуть. Не сунутся они сегодня сюда, а завтра – посмотрим.
Я высунулся со стены, хорошо повоевали – пространство у стены и во рву, рядом с остатками моста, – ё было усеяно трупами неприятеля. Каждый раз бы так, и скоро от воинства мурзы ничего не останется. Всё, устал я, надо передохнуть. Вместе с хлопцами спустились со стены, подошли к чурбачкам, приготовленным для котлов, сели. Напряжение боя постепенно отпускало, уступая место апатии, усталости. Подбежал возбуждённый Панфил:
– Что ты сделал, а! Нет, что ты сделал?
Я вскочил и слегка перепугался – чего я мог натворить?
– Да ты один десятка воинов стоишь! Тебя сам Господь к нам послал. Сотни три на приступ шло, а сейчас половина под стенами лежит. Молодец! Благодарность и низкий поклон тебе от горожан. Не хочешь со своими молодцами в дружину к нам? Хороши воины, видно, опыт большой, да смекалка воинская есть! Вишь что удумал – мост подпилить, а с огненным зельем как удачно вышло. Недооценивал я сие зелье, да неправ был, при всех говорю – неправ.
– Ладно тебе, Панфил. Ещё татары не ушли, осада не снята, а ты уже к себе в дружину сманиваешь. Я ведь купцу слово давал – до места довести обоз.
– Доведёшь и возвращайся.
– Подумаем, а сейчас кушать охота.
Женщины уже раскладывали по оловянным мискам кашу с мясом.
– Герою нашему самолучший кусок положите, – прокричал Панфил и ушёл, – надо думать, к воеводе, хвалиться, что отбились удачно.
Поели не спеша, добрались до избы, скинули оружие и попадали на сено. Спать, так хочется спать. Эти двое суток урывками удалось вздремнуть часов шесть всего. Веки сомкнулись, я провалился в глубокий беспробудный сон.
Выспался на славу, проснулся сам, от того, что во сне было светло, очень светло. Парни мои сидели за столом и пили пиво.
– Полдень, атаман, вставать пора!
И дружно засмеялись.
– А татары?
– Снег выпал, татары утром лагерь свернули и ушли.
Хорошая новость, за такую и выпить не грех. Я встал, и парни налили мне самую здоровую кружку. Эх, хорошее пиво, крепкое, пенистое, аж язык пощипывает.
– Где взяли?
– Хозяйка угостила. Ты у нас теперь вроде как герой, дружинники с других участков стены утром приходили, посмотреть на тебя хотели, да мы не дали будить.
Я умылся, все вместе пошли на стену. Действительно, лагеря татарского не видно. Ни костров, ни юрт, ни лошадей, везде только снег режет глаза белизной. Уцелели, себя спасли, городу помогли. Надо на постоялый двор идти, купец с обозом там. Его надо проводить до места, да и домой возвращаться. Загостились мы в Ливнах, Дарья, небось, заждалась.
Собрали оружие, пошли на постоялый двор. Купец – живой и здоровый, уже хлопотал у обоза, проверяя подводы с грузом. Поздоровавшись, он сразу принялся за дело:
– Сегодня завалы у ворот разберут, пока снега мало, можно и на подводах добраться, недалеко уже. Все у вас живые? Ну и хорошо, ну и славно. А у меня двоих обозных убило на стене. Говорят, у вас там какой‑то атаман воевал, просто герой. Вот бы поглядеть, наверное, здоровый, как Илья Муромец. Вы его видели?
– Нет, не пришлось.
Ребята мои еле сдерживали смех.
– Жалко, о нём здесь только и говорят. Десятник ваш, Панфил, приходил, рассказывал. Воевода городской обещал героя наградить, ежели не уедем – пойду посмотреть.
Парни пошли в комнату постоялого двора. Я же отправился искать Панфила. Если завтра уезжать, то надо показать его дружинникам, как делать бомбочки. Нашёл я его, где и ожидалось, у дома наместника.
– Панфил, отбываем завтра, обещал я твоим воинам показать, как делать бомбы с огненным зельем. Надо, чтобы кузнец сделал несколько железных труб, да пороха немного взять, что у пушки остался.
– Конечно, бери. Я тебе сейчас дружинника дам, он и к кузнецу сводит, и бочонок зелья принесёт.
Панфил окликнул проходящего мимо дружинника, дал ему наказ. Запутанными улицами вышли к кузнице Дмитрия, я попросил сделать три железных трубы, как вчера. Пока кузнец занимался делом, мы прошли к башне, забрали порох, нарезали фитилей, смочили земляным маслом.
Вернувшись к кузнице, забрали железяки, прошли к воинской избе – прообразу современных казарм. Панфил собрал свой десяток. Я медленно зарядил одну бомбочку, подробно объясняя, что и как делать. Две другие собрали сами дружинники. Теперь надо опробовать их в деле. Поднялись на городскую стену. Я подробно объяснил, как поджечь, бросить и самому укрыться от осколков. Вызвался самый смелый, остальные опасливо мялись. Вот интересное дело: с татарами бились – мечами, копьями, многие перевязаны – не боялись, а как до нового дела дошло – струхнули.
Воин поджёг фитиль, швырнул за стену. Все сразу присели. Жахнуло хорошо, аж эхом по полю прокатилось.
– Ну вот, считай, что если удачно попал во врагов, в самую их гущу, то пять‑десять человек из строя вывел. Быстро, просто, мечом махать не надо.
Воины опасливо жали плечами – а ну как в руках рванёт? У самого кишки на дереве будут.
– Ну, я вам объяснил, решайте сами. Думаю, что ежели прижмёт, вспомните мою науку. Желаю счастливо оставаться, мне с утра в дорогу.
