Текст книги "Рядом с зоопарком"

Автор книги: Юрий Бриль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Глава вторая,

которая почти не содержит сведений о секретном задании, полученном юными техниками, зато знакомит со стариком в ботах, человеком, надо сказать, малоприятным и вообще подозрительным.

День был на редкость суматошным. Все друг за другом бегали, все друг друга искали. Особенно директор и его первая помощница по воспитанию.

– Идея замечательная, – говорил Петр Никанорович, столкнувшись с Еленой Ивановной в коридоре и бережно подхватив ее под руку.

– Стара как мир, – краснела от похвалы Елена. Ивановна. – Тем более что идея не моя. Все было изложено в манускрипте. Прямо-таки готовый сценарий.

– Не скажите, практически вы его переписали заново.

Дойдя до стены, они разворачивались на сто восемьдесят градусов, шли в противоположную сторону.

– Пустяки. Немного усилила воспитательный момент. Кой-где прозу в стихи переделала.

– Сценарий существенно выиграл.

– Это благодаря тому, что вы прошлись по нему карандашом.

– Слегка подновил идею, только и всего… Да, кстати, надо срочно дать задание юным техникам. Только секретно, чтобы никто не знал.

– Бегу к Геннадию Николаевичу.

И побежала. А впереди нее на быстрых ножках побежал слух о том, что юные техники получили какое-то секретное задание.

В тот день дежурным был пятый «Б». Не очень-то это приятное занятие – стоять у дверей и сшибать с каждого, кто входит, шапку. Защелкнув дверь на щеколду, Славик Смирнов, Федя Елкин и Гриня Самойлов двинули к кабинету физики. Но даже в красных испанках дежурных им было слабо проникнуть в кабинет. Пробовали заглянуть в щелочку – куда там! Ничего не видно. И тихо, как на контрольной. Дважды, правда, дверь кабинета открывалась. В первый раз несколько юных техников, выйдя из школы, протопали в сторону овощного. Вернулись, волоча мешок, бугрившийся от каких-то круглых предметов. Славик предположил, что юные техники закрылись, чтобы вдоволь потрескать арбузов. Во второй раз те же мальчики, погуляв с четверть часа, вернулись со спутанной проволокой и двумя картонными коробками из-под сигарет «Прима».

Геннадий Николаевич и юные техники ушли из школы едва ли не самые последние. Коля Притыкин из дежурного пятого «Б», задержавшийся потому, что сдавал Агриппине Петровне ведра, свидетельствовал, что ребята вышли из кабинета с головы до ног испачканные краской, а также и то, что некоторое время спустя какой-то лысый человек в рабочей спецовке и в старых допотопных ботах выволок из распахнутых настежь дверей нечто большое, встопорщенное, как бы даже и упирающееся, покрытое для маскировки куском темной материи.

– Вы здесь? – сказал Петр Никанорович Елене Ивановне, проходя в спортивный (он же и актовый) зал. – Я вас ищу.

– Я вас тоже. С ног сбилась. – Елена Ивановна сидела нога на ногу за длинным президиумным столом, проверяла тетради.

– Хотел узнать, как у нас с приглашениями.

– Отправила.

– Кому?

– Всем. – Елена Ивановна закончила проверять тетради, но тут же в ее руках появились спицы, и она проворно начала набирать петли.

– Замечательно, – похвалил директор, – у вас в руках все так и кипит. Только, знаете, м-мм… не стоило тратить столько сил. Всем – далеко не обязательно. Посудите сами, получит приглашение какой-нибудь Гоп Николай Петрович, явится – и испортит всем настроение. Встреча – все-таки праздник. Может, пресса будет. Не хотелось бы, хм, с плохой стороны…

– Не беспокойтесь, почта в последнее время работает из рук вон плохо, многие, видимо, не успеют получить приглашения.

Это еще больше огорчило Петра Никаноровича.

– Обидно будет, если не получат приглашения Серега Елкин или Динка-Пуговка… хотел сказать Диана Владимировна. Н-да, теперь она заведует зубной поликлиникой. – Петр Никанорович присел на стул, подпер кулаком подбородок, задумался. – Можете себе представить, что я тоже выпускник нашей школы. А Сережа и Дина – это ведь мои однокашники. Прекрасное было время! Его грустные коричневые глаза заблестели от подступивших к ним слез.

– Слышала, вы были горнистом в пионерской дружине. Это очень почетно.

– Я и на трубе играл. – Петр Никанорович достал платок, протяжно высморкался, – музыкальную закончил, думал, в музыку пойду, но школа вот перетянула… Они придут и спросят, рассказывай, Петр, какую ты воспитываешь смену. А я скажу, смотрите…

– И ребята покажут.

– Покажут, как бороться с недостатками.

– Вы думаете, они у нас все-таки есть?

– Отдельные. Но мы с ними уверенно боремся и побеждаем.

– Вот вы говорите, а я не верю, – сказала Елена Ивановна. Другое дело – сценический образ. Ему поверят.

– Н-да, силу искусства мы еще как следует не оценили. Кстати, у меня есть кандидатура на главную роль. – Прозвенел звонок. Петр Никанорович спохватился, что у него урок, побежал, в дверях обернулся, сказал: – Кандидатура что надо, отличник, запевала в школьном хоре. Снимаю с урока, пусть учит текст. Времени в обрез.

Вольтер смотрел со шкафа с обычной своей скорбной ухмылкой. Поднятых рук не было. Даже Славик Смирнов не горел желанием выйти к доске. Карандаш Антонины Сергеевны изуверски пополз по фамилиям сверху вниз. Приостановился на Смирнове. Но тут дверь приоткрылась, директор подозвал Антонину Сергеевну, они пошептались, и Славику было предложено тотчас поступить в распоряжение Елены Ивановны.

– Везет же, – сказал Гриня Самойлов, когда Славик, быстрехонько собрав вещи, выбежал из класса. Сказал и тотчас пожалел об этом. Все так подумали, но все промолчали. Его же Антонина Сергеевна вызвала к доске, и он получил оценку, которую на его месте получил бы всякий.

Оставшись одна, Елена Ивановна вспомнила, что у нее масса неотложных дел. Но времени было мало, сил еще меньше, поэтому она воспользовалась телефоном. Прежде всего следовало сделать некоторые распоряжения по дому.

– Алло, Сашенька, деточка!.. Мамочка на работе, в школе мамочка… А ты чем занимаешься?.. Умничка. Кушай творожок… нет, с кетчупом не рекомендуется, молочком разбавь. Ах, папа дома! Дай-ка ему трубку… Ты за квартиру заплатил? – ласково воркующий голос Елены Ивановны стал грозным и требовательным. Химчистка тоже на тебе… Я, между прочим, всю ночь не спала… А как же! – Она бросила трубку, сказала, обращаясь к самой себе: – Кто бы знал, как я устала. – В самом деле, глаза ее слипались, так она хотела спать. – Взялся за гуж, – сказала она, позевывая и похлопывая себя по рту, – не говори, что не муж… Тьфу, кажется, я засыпаю, рифмы в голову лезут, ерунда всякая… Досочинялась… Мне бы режиссера, чтобы поставил представление… Как же, дождешься… Пообещал было один, да и тот ногу сломал на репетиции… Тоже себя не жалеет, собственную ногу в жертву искус… (тут Елена Ивановна окончательно заснула) …ству-у…

Дверь тихонько отворилась, неслышно вошел человек, одет он был более чем скромно: в испачканную ржавчиной плащ-палатку, в теплые боты – такие уж лет тридцать никто не носит.

– Спит, умаялась бедняжка, – неожиданно бодро для своего замшелого вида сказал старик. – Эти вундеркинды кого хошь доведут. Пускай спит, будить не буду. – Взял одну из тетрадей, полистал, положил. Взял сценарий, ушел с ним за кулисы, сел по-восточному на пол, принялся читать, бормоча себе под нос:

– Поначирикали, ничего не разберешь. Кто учился не зря, ря-ря-ря, ря-ря-ря. Банальные, следует заметить, рифмы. Школа отмечает свой шестидесятилетний юбилей А раньше что же? Раньше, между прочим, здесь гимназия располагалась. Историю надо читать!.. А эт-то что?.. Перед ребятами выступят: директор, заведующая, заслуженный, передовик… Хотят показать товар лицом. Но позвольте спросить, откуда же тогда берутся хулиганы, тунеядцы, пьяницы? Они разве в школе не учились? У нас образование всеобщее!.. Действие заканчивается веселым хороводом. Зло окончательно повержено, торжествует добро… Нет, так в жизни не бывает, чтобы зло – раз – и подчистую. Отступление от реализма. Что будет значить добро, если зло перестанет существовать? Ничего! Пшик – вот ему будет красная цена! Нет, мир без зла – все равно что день без ночи, восток без запада или это… чемодан без ручки, вернее, ручка без чемодана… – Старик затих за кулисами, потому что услышал шаги. В зал вошел Славик.

– Здравствуйте, Елена Ивановна, – вежливо сказал Славик.

Елена Ивановна не пошевелилась.

Он подошел поближе и сказал немного громче:

– Елена Ивановна, добрый день, я пришел!

Елена Ивановна опять не отреагировала. Наконец Славик понял, что Елена Ивановна просто-напросто спит.

– Еленван-на! – закричал Славик. – А Васька Гоп окно разбил!

– Где? Когда? – вскочила Елена Ивановна.

– Пришел я, – скромно сказал Славик.

– Очень хорошо, что ты пришел, – сказала Елена Ивановна, постепенно приходя в себя. – Тут вот какое дело… Наверно, тебе не надо объяснять, что за день двадцать первое октября.

– Не надо, Елена Ивановна, Петр Никанорович объяснил.

– Прекрасно. К этому дню мы решили подготовить сюрприз. Мы тут на педсовете попедсоветовались… что-то у меня в горле пересохло. Короче говоря, тебе выпала большая честь… что это слабость у меня такая?.. играть главную роль. Возьми сценарий и выпиши свои слова. Где он? – похлопала ладонью по столу. – Наверно, у Петра Никаноровича. Сбегаю к Петру Никаноровичу. А мне надо срочно в ремонт. Тут недалеко, через дорогу. Целый год не могу забрать пылесос. Имей в виду, задание секретное. Никому ни слова, даже Феде Елкину. Иначе сюрприза не получится.

И они оба ушли. Тем временем загадочный старик протопал к столу и положил сценарий на место. Походив вокруг стола, поразмышляв о чем-то своем, он вновь убрался за кулисы.

Вскоре явился Славик.

– Чего она? Вот он, сценарий, – заворчал Славик, присаживаясь к столу. – «Сбегаю к Петру Никаноровичу»… «Мне в ремонт»… Мне, может, тоже в ремонт, может, у меня мозги лопнули от напряжения. Чуть что – сразу меня, отличника. Эх, был бы я троечником!

– Здравствуй, мальчик Слава! – сказал старик, выйдя из-за кулис.

– Здравствуйте, дедушка, – сказал Славик, – а откуда вы меня знаете? «Наверно, чей-нибудь дедушка», – подумал Славик, немного даже краснея за свои неосторожные слова.

– Тебя все знают. Ты же гордость школы… Между прочим, хочу тебе по секрету сказать, у тебя, несомненно, есть актерский талант. Вон как ловко учительницу передразниваешь.

– Да я так, – еще больше смутился Славик.

– Знаю, что так. С кем не бывает… По всему видно, ты годишься на куда более серьезные роли. Ну так какие твои годы! Дело в том, что я тебя очень хорошо понимаю. У меня тоже, видишь ли, много общественных нагрузок. Разболтался, однако… Ты вот что, переписывай слова, учи их прилежно, а я пойду. Дел по горло. Вас много, а я один, везде надо поспеть. Ну, будь здоров. Встретимся еще.

И он так же внезапно исчез, как появился. В этом умении внезапно появляться и исчезать было что-то загадочное, к тому же голос у старика то и дело менялся: то добрый и ласковый, как у артиста Литвинова («Здравствуй, мой маленький дружок!»), то толстый, как у оперного баса («Веришь ты, что всесилен, испостай, если хочешь…»). Однако Славик был занят сценарием, и ему некогда было обращать внимание на загадочность старика.

В открытые двери протиснулась коробка с пылесосом, а вслед за ней и сама Елена Ивановна.

– В мусорном контейнере уже нашла, а что же, говорят, делать, если не забираете… Сценарий, значит, нашелся. Где же был?

– На столе лежал, – сказал Славик.

– Вот как, – Елена Ивановна села на коробку, принялась тереть виски. – Нет, мне надо срочно домой. Выспаться хотя бы. Ты вот что, Славик, переписывай слова, а я… я пошла.

Оставшись один, Славик взял из стопки одну из тетрадей, полистал. Это оказалась тетрадь Феди Елкина. «Эх, Федя!.. Сам виноват, шевелить надо извилиной!» Потом он отыскал тетрадь Грини Самойлова. Гриня писал корову через «а», что от него можно было ожидать? А вот и его собственная тетрадь. «Ну что ж, – подумал Славик, – отличник ведь, так и должно быть».

В дверь заглянул Федя.

– Сла-вик! – позвал он.

– Чего тебе? – не оборачиваясь, отвечал Славик. – Не видишь, я занят.

– А чем ты занят?

– Сюрпризом.

– А каким сюрпризом?

– Это секрет пока. Тайна. Нельзя говорить. Скажешь – никакого сюрприза не получится.

– Да я… ты же меня знаешь. Могила.

– Ладно, раз такой любопытный, доверю кое-что… Хочешь знать, что получил за диктант?

– Толстенькую, что ли? – вздохнул Федя, предчувствуя тройку.

– Нет, тоненькую, – сказал Славик.

– Двойку? – удивился Федя. – Вот уж это действительно сюрприз.

– А я? – просунулся Гриня.

– И ты тоже – тоненькую.

– Не врешь?

– Надо больно.

– Смотри мне! – пригрозил кулаком Гриня, и они с Федей пошли.

Было привычным получать несколько другие, нежели Славик, оценки, но на этот раз разница в баллах была вовсе бессовестная. К тому же никакой особенной тайны Славик не открыл. А после того как они вместе безуспешно пытались выведать ее у юных техников, поведение его можно было расценивать как самое подлое предательство.

– Может, вернемся, накостыляем? – предложил Федя.

– Связываться! – махнул рукой Гриня. – Ты же знаешь, какой он мамсик.

– Это точно.

Прежде чем заняться сценарием, Славик позвонил маме.

– Приветствую, мамуля! Я из школы, конечно. Общественные дела, мамуля, задерживают. Все на мне, сама понимаешь… Совершенно верно, что твой атлант… На ужин, как обычно, – тортик, небольшой, на килограмм… Половинки мало… Растущий организм, масса нагрузок. Бисквитный с розами… Кругленькую… Да-да, пятерку, как обычно.

Глава третья,

в которой Большой Гоп идет на разведку, а Подготовительный Сева проявляет мужество, за что получает основательную трепку от любящей мамы.

Большой Гоп, отец Маленького Гопа Васьки, надел теплую, военного цвета фуфайку и вышел на улицу. Весь день он околачивался во дворе, будто делать ему решительно нечего. Между тем дело у него имелось. Не знал только, как к нему подступиться. В его распоряжении были только слухи, причем весьма разноречивые.

Погода стояла неважнецкая, во дворе гуляли только воспитанник подготовительной группы детского сада № 504 Сева Груздев да собака Муська, если можно брать ее во внимание.

Большой Гоп подошел к Подготовительному Севе и сказал:

– А у меня гильза.

– Что ли, от мелкашки? – нисколько не удивился Сева.

– Скажешь тоже! От винтовки.

Большой Гоп достал из кармана блестящую гильзу, повертел ее в руках, подбросил, ловко поймал, подставил к губам и свистнул, потом раскрыл ладонь – гильзы не было. Исчезла. Это был фокус, причем проделанный очень ловко, так как в следующую минуту Большой Гоп открыл рот, и Сева увидел, что гильза именно там, во рту, и что припаяна она к языку. Большой Гоп повернул кончиком языка туда и сюда – гильза послушно проделала несколько гимнастических упражнений. Наигравшись вдоволь, он отломил гильзу от языка и положил ее в карман.

– Дядь, давай меняться, – предложил Подготовительный Сева.

– На что? – нехотя поинтересовался Большой Гоп.

Сева начал доставать из кармана ценные, на его взгляд, вещицы: немного погнутый нержавый гвоздь, желтую, совсем почти необсосанную витаминку, а также подвязанный на нитку молочный зуб, который только вчера при помощи этой самой нитки был выдернут.

– Ты за кого меня принимаешь? – обиделся Большой Гоп. И пошел было прочь.

– Дядь, у меня еще лазарь есть, – остановил его Сева.

– Лазер, что ли? – засмеялся Большой Гоп, взяв в руки обыкновенную пластмассовую трубку. – Эх ты, молейкула! Нет, не могу. Гильза все-таки боевая… И вообще, скажу прямо, отдать я ее могу только смелому человеку. – И он пошагал.

– Я и есть такой, – крикнул ему вслед Сева. – Смелый!

– А чем докажешь? – приостановился Большой Гоп.

– Да хоть чем!

– Ну, хорошо, я тебя испытаю… Пойдем, здесь недалеко.

Большой Гоп подвел Севу к зданию школы, как раз к тому месту, где под лестницей была дырка в подвал, и сказал:

– Маленьким я был очень смелым. Я, например, мог залезть в эту дырку, пройти по подвалу в полнейшей темноте и вылезти из другой дырки, которая находится под другой лестницей.

Подготовительный Сева заглянул в дырку: темно, пахнет кошками, уууу – гудят трубы. Страхххно… Но делать нечего – надо лезть, иначе дядька подумает, что он трус. Неудобно. Дядька наверняка «военский», раз на нем фуфайка «военского» цвета, а в кармане гильза от настоящего боевого патрона.

Сева исчез в дырке, а Большой Гоп остался ждать. Севы не было довольно долго. Большой Гоп успел искурить две папиросы «Беломор» и одну сигарету «Прима», которые стрельнул у прохожих. Он уже подумал, что парнишка заблудился в подвале и надо давать деру, пока никто ничего не заподозрил. Другой бы, конечно, на месте Большого Гопа ринулся на помощь. Но то другой, не Большой Гоп. Сева вылез наконец из дырки и не глядя на «военского» дядьку, рванул к своему подъезду.

– Эй, парнишка! – побежал за ним Большой Гоп, попыхивая «Любительской». – Гильзу-то на!

Сева обернулся.

– Ну ее! Я там такое видел!..

– Какое?

– Такое!.. – И хлопнул подъездной дверью.

Сева в самом деле видел что-то такое, чем-то таким был ошарашен. Он даже забыл отряхнуться на лестничной площадке, а надо сказать, его мама не пришла в восторг от того, что он с головы до ног был испачкан ржавчиной, которую собрал со старых, большей частью дореволюционных, гимназических труб. Привыкшая ко всяким неожиданностям, Севина мама угостила сына для начала увесистым подзатыльником, потом повела на балкон, отхлопала на ветру одежду, не потрудясь вынуть из этой одежды самого Севу. Далее они перешли к водным процедурам, на что ушел целый кусок банного мыла. Эта ужасно въедливая дореволюционная, гимназическая еще, ржавчина отмывалась с большим трудом. Что касается волос и лица, то говорить наверняка, что они отмылись, было бы безосновательным. Стирай и полоскай эти волосы целый день – все равно они цвета не изменят. Не изменят также цвета и маленькие пятнышки у переносицы.

Странное поведение Севы нисколько не удивило Большого Гопа. Что-то там, в подвале, действительно есть. Но что? Большой Гоп кружил по двору, надеясь, что парнишка выйдет еще погулять и все объяснит. Подходил к одной и другой дырке, жег спички, вглядываясь в темноту, но ровным счетом ничего разглядеть не мог. Давным-давно, пятнадцать лет тому назад, когда он был школьником, ему приходилось лазить в подвал, не просто так, конечно, а за рубль. И не одному, а со своим другом Тюленем.

Ночью Большому Гопу не спалось. Он ворочался с боку на бок и вздыхал. Жена его, мама Маленького Гопа Васьки, спросила с надеждой:

– Наверно, решил за ум взяться? – вздыхаешь так. Давно пора, а то от людей стыдно. Завтра я разбужу тебя пораньше – пойдешь устраиваться на работу.

Большой Гоп и не думал браться за ум. В голову ему приходило совсем другое. Он, например, вспомнил, что большие пацаны, которые ему давали рубль, тогда еще, пятнадцать лет назад, имели, по слухам, в подвале тайник, где хранили выигранные в карты и отобранные у честных граждан деньги. Эти слухи противоречили другим слухам, по которым в школе была обнаружена гимназическая кладовка, а в ней золотая голова навроде Тутанхамоновой. «Скорее всего, в подвале клад, – думал Большой Гоп, – или склад!» В другую голову такое бы не пришло, но то в другую – не Большого Гопа.

Глава четвертая,

в которой папа Феди Елкина обнаруживает некоторую рассеянность.

Утром папа Феди Елкина заглянул в почтовый ящик и обнаружил в нем красивый конверт. В конверте – красивую открытку. На открытке красивыми буквами было выведено:

ПРИГЛАШЕНИЕ

 
Дорогой товарищ Елкин!
По традиции каждый год
Собирается в школу народ,
Приходят все, кто учился не зря,
двадцать первого октября
 

Приглашение очень взволновало папу Феди Елкина, Он сел в троллейбус и всю дорогу думал о своих школьных товарищах, представлял, какие они стали, чем живут, где работают. Ведь многих он уже не встречал десять или пятнадцать лет. Лишь когда он увидел в окно трубы своего завода, вспомнил, что садиться в троллейбус не надо было вовсе, что сегодня у него отгул, а вышел он из дома для того, чтобы отдать в ремонт свой старый башмак и купить сметаны.

Отругав себя за рассеянность, Федин папа зашел в магазин. Дожидаясь своей очереди, он с удовольствием нащупывал в кармане упругие корочки приглашения.

– Мне килограмм сметаны, – сказал он и положил на весы, задумчиво достав из сумки, вместо банки свой старый башмак.

Очередь шарахнулась от него, как от сумасшедшего. Только продавец нисколько не испугалась. Это была не какая-нибудь молоденькая практикантка, а опытный, повидавший всякие виды работник прилавка.

– Я, конечно, извиняюсь, – вежливо сказала она. – Мне все равно, куда накладывать, но, кажется, ваш башмак просит каши, а не сметаны.