Текст книги "Слышишь, Кричит сова !"

Автор книги: Юрий Греков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

– Похоже,– сказал Иван, вспомнив игру в "рулетку", в которой он сам сыграл роль "монетки".

– Еще бы не похоже,– ухмыльнулся Алексей,– ты ведь сам -"след". Только живой, слава богу.

Иван хмыкнул, а Алексей уже серьезно сказал: – Антон такое сравнение привел: навстречу мчат две машины. Проскакивая мимо друг друга, они на мгновение касаются бортами и едут себе дальше своим путем. Но на борту одной – царапина, а на борту другой – пятнышко чужой краски... Вот оно, это "пятнышко",– показал Алексей на скалу.– А там, в "том" мире, или точнее временном пласте – вместо нее здоровенная яма. Но яма – ладно,– засмеялся Алексей,– наши датчики там. И смотришь, найдут когда-нибудь археологи в отложениях юрского периода наши машинки, вот шум поднимется: человека на земле еще не существовало, откуда же взялись эти приборы? Ясное дело: пришельцы со звезд в суматохе обронили!

– Да,– задумчиво сказал Иван,– Антону Давидовичу есть отчего радоваться.

– Еще бы! Собственными глазами увидеть, как твоя сумасшедшая гипотеза получает безусловное подтверждение, это не каждый день бывает...

Легкое облачко набежало на солнце и тут же истаяло.

А солнце этого даже не заметило, оно карабкалось вверх к одному ему видимой цели, с научным названием "зенит".

"Вроде нас,– Алексей тяжело навалился на струганый бок контейнера,вроде нас. Только оно-то докарабкается, и довольно скоро. А нам до зенита ой-ой... Если он вообще существует, этот зенит..." Мысль тянулась тягуче распаренно, плечи ломило. Контейнер медленно, судорожными рывками, то и дело норовя завалиться на бок, сползал по некрутому откосу. Еще десятка два шагов и встанет рядышком с двуми другими, уже чинно пристроившимися под боком торчащей из воды скалы. Два десятка шагов – пять секунд вприпрыжку. Только с этой штукой и Василий Алексеев не распрыгается, даром что мировой рекодсмен, контейнер не штанга...

– Аккуратней, аккуратней,– бормотнул Иван, пытаясь подсунуть слегу под контейнер.

Алексей чертыхнулся, навалился, чертов ящик чуть накренился. Иван, крякнув, вогнал слегу, нажал, контейнер медленно сполз на целый метр, пропахав углом, и снова встал. И снова наваливайся, и снова, а до скалы все еще, пусть не двадцать, а какой-нибудь десяток шагов, вприпрыжку все равно не проскочишь, бурлачить надо.

"Хорошо еще, что последний",– мелькнула полуутешительная мысль. Алексей покосился на Антона Давыдовича, тот сопел с другой стороны ящика.

– Давай не зевай, граждане,– проворчал Иван снова.

И контейнер снова, судорожно дернувшись, перевалился еще на шаг...

Солнце, растолкав набежавшие облака, наконец влезло на невидимую вершину. "Теперь сползать начнет. Стоило лезть..."-Алексей, привалясь к струганному боку контейнера, смирно вставшего рядом с двумя другими, щурился на солнце.

– Приморились, ваше благородие?– поинтересовался Иван, потягиваясь всем телом.

Не получив ответа, Иван хмыкнул и спросил Антона Давыдовича, присевшего на обломок скалы: – Тут загорать будем или в избу пойдем?

Антон Давыдович встряхнул платок, еще раз отер побагровевшее лицо, сложил платок, тяжело выпрямился, сказал: – Пойдем, пожалуй... Обедать пора...

Обедали молча. Иван быстро выхлебал свою миску, покосился на Алексея. Тот лениво ковырялся ложкой. Антон Давыдович тоже ел с явной неохотой. "Умаялись,сочувственно подумал Иван,– надо бы их расшевелить".

Встал, спросил: – Кому добавки?– и сам ответил:– Ивану Петровичу, ударнику труда.

По Иванову расчету Алексей должен был обязательно съехидничать, но тот продолжал молча возить ложкой по миске. Антон Давыдович вежливо сказал: На здоровье, товарищ ударник.

Иван звякнул половником и сделал последнюю попытку зацепить Алексея: А я, между прочим, читал, что в Америке есть музей летающих тарелок. Пятнадцать тысяч экспонатов.

Алексей лениво отозвался: – А в Англии есть общество сторонников того, что Земля плоская...

– Ну и что?

– А ничего...

Обед, как пишут в иных романах, закончился в полном молчании.

Иван сполоснул алюминиевые миски, неодобрительно посмотрел на Алексея – тот от каши отказался, повернулся к Антону Давыдовичу: – Ну вот, поработали, пообедали. Дальше что?

– Вот и ладно,– сказал Антон Давыдович,– Кончил дело, гуляй смело. Перекур, в общем.

Последнее прямо относилось только к Алексею, поскольку ни сам шеф, ни Иван табаком не баловались.

Перекур так перекур. Алексей присел на ящик у порога. Антон Давыдович сказал: – Пойду подышу,– и побрел вниз к берегу.

"Устал",– подумал Алексей, глядя вслед. Устали всеза последние три дня навкалывались по самые ноздри.

Иван постоял, потоптался. Потом махнул рукой и шагнул к двери.

– Опять паять-починять?– спросил в спину Алексей.

Иван, не оборачиваясь, буркнул что-то невнятно и исчез в избушке.

Алексей раскурил сигарету, дымок в неподвижном воздухе невесомым столбиком потянулся вверх.

В первый день, когда, разгрузив оборудование и кое-как обустроившись в избе, они присели на топчаны, Алексей достал сигарету, но прикурить не успел – Иван угрюмо уставился на него и ткнул рукой в сторону двери.

– Курить – здоровью вредить?– язвительно спросил Алексей.

Иван молча кивнул.

– Ну и не вреди,– сказал Алексей и чиркнул спичкой.

– А где у тебя курево?– неожиданно спросил Иван.

– Зачем тебе?-поперхнулся дымом Алексей, Иван до сих пор не курил, неужели попробовать решил?

Алексей молча потащил из-под топчана рюкзак, покопался, вынул полиэтиленовый мешочек, насмешливо протянул Ивану: – Прошу.

Тот взял, спросил: – Сколько здесь?

– Десять блоков,– ответил Алексей.– По десять пачек в каждом. Хватит тебе?

Иван взвесил мешочек на ладони и, не отвечая, шагнул к двери.

– Э, ты куда?-вскочил Алексей.

Обернувшись, Иван сказал непонятно: – Из воспитательных соображений.

– Что?– поразился Алексей.

– Вот что: или в избе коптить не будешь, или я это добро утоплю.

Алексей онемел, потом плюнул, выдернул у Ивана свой мешок, сунул в рюкзак, пнул рюкзак ногой под лавку и, хлопнув дверью, выскочил наружу. Пару раз еще он пытался взбунтоваться, но Иван угрюмо бурчал: "Утоплю..."и, наконец, Алексеи сдался. А Иван, чтоб окончательно и, как заметил Антон Давыдович, законодательно оформить положение, накарябал фломастером на дощечке от ящика "МЕСТО ДЛЯ-ОТРАВЛЕНИЯ" и приколотил к замшелому пеньку, торчавшему слева от двери...

Алексей дунул, столбик расплылся, истаял. Аккуратно погасив окурок, Алексей было собрался встать, но усталость будто ждала этого мгновения, навалилась и он снова.

привалился к стенке, чувствуя как тяжелая истома разливается по всему телу.

Со-лнце стояло еще высоко, глядясь в голубое зеркало у самой кромки. И, подсвеченная отражением снизу, зубчатая стена леса на том берегу казалась вырезанной из темной бумаги. Алексей медленно разглядывал такой знакомый и уже привычный пейзаж. Даже эта темно-ржавая громадина, выползшая из ниоткуда месяц назад, придавив берег тысячетонной тушей, тоже стала уже привычной, хотя, казалось, как можно привыкнуть к невероятному?

Под самым боком скалы в полушаге от воды рядком белели свежевыструганной дранкой контейнеры – отсюда они казались детскими кубиками. "Хороши кубики,– подумал он,– стенка два метра на два". Конечно, знай они, в каком именно месте вероятен прорыв – там бы и сгрузили с вертолета эти контейнеры. Но знать заранее естественно было невозможно, поэтому и пришлось таскать туда-сюда эти штуковины, в каждой из которых без малого четверть тонны весу. Три дня угрохали, пока выстроились эти самые "кубики" под боком чертовой скалы.

И все-таки, как ни умаялись, главная маята впереди: ожидание. Потому что поди знай – когда их величества Пространство и Время вздумают позволить скользнуть этим кубикам в щелочку, и позволят ли вообще...

О том же сейчас думал и Иван, устроясь у самодельного верстака. И Антон Давыдович, размеренно вышагивая по узкой песчаной полоске, обегавшей озеро у самой воды. Поди знай, когда всполошенно звякнет сигнализатор, оборвав долгое ожидание. Однажды это уже случилось – всего месяц назад оставив безмолвного свидетеля – эту намозолившую глаза скалу.

"Должно случиться, обязательно должно случиться", – думал Антон Давыдович, с сожалением понимая, сколь шатка эта его уверенность. Тысячу раз он в уме проигрывал все вероятные и невероятные ситуации, как наяву видя то, что увидеть никак не возможно: в то мгновение, когда вздрагивает боек сигнализатора, реле биоров уже включено и из разваливающихся ящиков, выпрастывая перепончатые крылья, вылезает трехглавое чудище. Рядом, потягив.аясь, уже сидит громадный волчище, озираясь, вбирая первую информацию. Потом оба, отряхнув дошечки, оттаскивают третьего сотоварища на место поудобнее – сам он двигаться не может, валун-валуном, такой облик у ретранслятора. И все это происходит одновременно со звонком сигнализатора и в тоже время – тысячу лет назад...

Размышления Ивана имели несколько иное направление: его беспокоила техническая сторона дела – не дай бог, что-нибудь не сработает! Способ заброски внешне был прост: как только произойдет смещение времени, захватив кусочек пространства, где установлены контейнеры, сработает реле и биоры будут выброшены из искривленного времени в реальное – только отделенное от нынешнего тысячей лет. Ивану очень хорошо запомнилось сравнение, которое приводил Антон Давыдович, поясняя существо идеи: на поезде можно доехать до конечной станции, а можно и соскочить в нужной точке. Иван, правда, предложил более точное на его взгляд сравнение: лифт.

Алексей тогда с интересом посмотрел на него, а Антон Давыдович согласился: – Да, это более зримо...

Разумеется, оба сравнения были умозрительны, но "лифт", спускающийся с поверхности в подвалы времени, представить было удобнее. Так вот, задача состояла именно в том, чтобы выпустить биоров из "лифта" на нужном "этаже". Собственно, для проверки гипотезы Антона Давидовича это было безразлично поскольку принципиально важно было убедиться, что в прошлое при определенных обстоятельствах можно проникнуть. А в какое именно – на тысячу лет назад или на миллион – это качественного значения не имело. Но при всей важности эксперимента нельзя было не учитывать такой "пустяк": средства, необходимые для его осуществления, при условии, что практический результат эксперимента сомнителен во всех отношениях. Иначе говоря, стоит ли вкладывать сумму, обозначенную единицей с многими нулями, только для того, чтобы получить ответ на вопрос – возможно ли проникнуть в прошлое? Ведь если ответ будет: да!-сразу же последует совершенно справедливый вопрос: ну и что?

Действительно, ну и что, если при определенных обстоятельствах возможно осуществить прорыв в некие прошлые эпохи? Допустим, можно, но зачем?

Поэтому при обсуждении на всех уровнях, после долгих расчетов решение было сформулировано примерно так: риск неудачи безусловно есть, но в случае удачи ее нужно использовать максимально. При всей краткости это условие отодвинуло эксперимент почти на год.

К разработке программы были привлечены экологи, историки, лингвисты, фольклористы, биологи, этнографы и еще добрый десяток ученых из областей, которые, казалось, никак не могли соприкоснуться в пределах одного эксперимента. И сложность заключалась именно в том, чтобы их совместить. Потому что экологи, ссылаясь на академика Дубинина, настаивали на приоритете своей науки, поскольку сегодня во весь рост встала проблема разумного контроля над эволюцией жизни на Земле. Биологи, соглашаясь с экологами, тем не менее требовали сужения и углубления задачи. Историки не менее справедливо настаивали на своем, этнографы на своем. В связи со всем этим возник вопрос об "этаже". Иначе говоря, в какую точку пытаться пробиться. Этот вопрос удалось решить быстро методом исключения: отбрасывались периоды или эпохи по каким-то причинам малоинтересные для той или иной науки. Скажем, что делать фольклористам или этнографам в эпоху динозавров? Историкам, безусловно, интересно заглянуть и на сотню лет назад, но куда важнее проникнуть в эпоху, от которой не сохранилось никаких свидетельств, кроме малодостоверных и разрозненных. Экологам принципиально важно увидеть начало процесса, в котором человечество начало, по словам академика Вернадского, все более выделяться по своему влиянию на среду, с возрастающей быстротой изменяя структуру самих основ биосферы.

Так в конце концов и был определен общеприемлемый участок прошлого восьмой-девятый век.

И вот это решение – вполне справедливое и удачное – снова отодвинуло эксперимент почти на год. Иначе, собственно, и быть не могло: изменились условия задачи, должен был измениться и способ ее решения, вернее не способ, а аппарат. Для постановки эксперимента в чистом виде достаточно было создать прибор о очень узкой и единственной задачей констатировать факт: есть прорыв.

Причем никакого значения не имели ни размер, ни внешность – первый образец, скажем, был похож на пылесос "Сатурн", до отказа набитый электроникой. А четвертый – окончательный – вариант, над которым довелось попотеть и Ивану, напоминал нечто среднее между фотоувеличителем и тем же пылесосом, только марки "Нептун". Это действительно не имело никакого значения, поскольку для выполнения задачи было безразлично.

И вот двухлетняя работа пошла прахом. Так во всяком случае показалось Алексею, когда Антон Давыдович, возвратясь с очередного совещания, раздумчиво сказал, уставясь на прибор, смирно стоявший под чехлом у стены: – Если к нему ножи приладить, шикарная кофемолка получится. С дистанционным управлением...

Алексей оторопел. К некоторым неожиданностям в манере Антона Давидовича он уже успел попривыкнуть, но тут дело явно с перебором – какие могут быть шутки?

Антон Давидович хмыкнул, огляделся: – А где Иван?

Алексей не успел ответить, дверь скрипнула.

– А, прошу, Иван Петрович, добро пожаловать,– любезно помахал рукой Антон Давидович.– Ну-с, все титаны в сборе. Ставлю общий вопрос: как вы, Иван Петрович, и вы, Александр Иванович, относитесь к Змею Горынычу?

Алексей молчал. А Иван, хмуро похлопав ресницами, сказал: – Никак.

– Так-так. А к серому, скажем, волку?

– Начальник шутит,– в сторону сказал Алексей.

– Не шутит начальник, не шутит,– откликнулся Антон Давидович,– какие тут шутки, если эти самые Змей Горыныч и серый волк бедняжку нашу ненаглядную слопали. Со всеми ее электронными потрошками, со всеми стекляшечками-железячечками... Стоимостью, между прочим, не в одну кругляшечку...

– Кто чего слопал? – спокойно спросил Иван.

– Ну не слопал, не слопал. Пока. Нету пока ни Змея свет-Горыныча. Ни товарища волка. А штуку эту,– Антон Давыдович ткнул пальцем в чехол,можете в кофемолку переделать или, лучше, на помойку выкинуть. Это как вам удобнее...

Тут Алексей не выдержал. Он орал добрых полчаса, пока Иван не сказал: – Ладно, Алексей Иванович, у тебя у самого уже наверное уши заболели...

Антон Давыдович, поощрительно кивавший, посмотрел на охрипшего Алексея сочувственно и голосом популярного актера, в фамилии которого одна гласная на шесть согласных, сказал: – Шютка...

В тот вечер они просидели в лаборатории до утра. К удивлению Антона Давидовича, и Алексей, и Иван совершенно спокойно приняли рассказ, к которому он попытался их подготовить таким несколько необычным способом.

Алексей только спросил: – Для чего это вы страсти-мордасти развели?

– Шоковая терапия,– пошутил Антон Давыдович.Скажи я вам сразу и напрямик, что два года работы псу под, скажем, под нос, вы бы меня паяльничком, а?

– А чего это псу? – подал голос Иван.– Машинка хорошая. Новую можно выдумать, конечно. Но зачем? Схема-то ест – коe-что добавим, кое-что перемонтируем. Слепим и Змея, и Соловья-разбойника.

– Разбойника не надо,– мстительно сказал Алексей,– шеф конкуренции не потерпит.

– Ну-ну,– поощрительно покивал Антон Давыдович,изволили окончательно очухаться, Алексей Иванович,начальству дерзите снова. Приветствую и содрогаюсь. Однако к делу...

На том совещании, с которого возвратился Антон Давыдович, в очередной раз нужно было обсудить и скоординировать постоянно распухавшие программы. И, выслушав всех, Антон Давыдович позволил себе пошутить: – Грандиозность ваших замыслов не может не умилять, уважаемые коллеги. Но для того, чтобы выполнить некоторые из этих замыслов, наш скромный прибор должен не только бегать, ползать и плавать. Он, как выясняется, должен еще и летать. Но согласитесь, что самолет в небе восьмого века-это некоторый, мягко говоря, анахронизм.

– Самолет да,– невозмутимо ответил толстяк Сергеев, аспирант кафедры фольклора,– а Змей Горыныч – нет.

– То есть? – переспросил Антон Давыдович, у которого уже мелькнула неясная догадка.

– Элементарно,– подтвердил невозмутимый аспирант,– для человека восьмого-девятого века, да и несколько позже, Змей Горыныч – существо безусловно реальное.

– Вы хотите сказать, что появление этого самого Змея будет воспринято как нечто естественное? – полувопросительно сказал Антон Давыдович.

– Конечно. Для человека раннего средневековья и медведь, и водяной, и Змей Горыныч одинаково реальны.

Антон Давыдович уже все понял и, в пол-уха слушая пустившегося в рассуждения аспиранта, нетерпеливо поглядывал на часы, одновременно размышляя, каким манером преподнести своим оруженосцам созревшую у него идею.

– ...не зная, как объяснить необъяснимое, он одушевлял неживое, населял леса и реки духами, воображение порождало богов и чудовищ, со свойственной суеверной психике конкретностью облекало в плоть и кровь самые немыслимые образы. Стихийные силы природы обретали страшный, но понятный, земной облик. Змей Горыныч страшен, но ему можно отрубить головы. Русалка может утащить в воду, но обойди ее стороной -спасешься... Бабалихоманка нападет – затрясет, но на нее есть заговор...разошедшийся аспирант что называется дорвался.

В другое время Антон Давыдович наверняка не только дослушал бы, но и расспросить поподробнее не постеснялся. Сейчас же, с трудом дождавшись паузы в аспирантском Монологе, он похлопал ладонью по столу и, вежливо улыбаясь несколько опешившему Сергееву, сказал: – Коллега, надеюсь, вы не откажетесь при случае проконсультировать нас по некоторым деталям, – и не дав открыть рта "коллеге", заключил", обращаясь к остальным:Поскольку возникли кое-какие неожиданные детали, совещание наше закончим или, вернее, продолжим через, скажем, неделю.

"Как это все давно было,– подумал Антон Давыдович, – давно. И недавно... И..." Незаметно подступившая дремота отяжелила щеки, зыбкой тенью поплыли стены, но тут что-то звякнуло, и дремота слетела вспугнутым воробьем.

Антон Давыдович покосился на Ивана, с виноватым видом подбиравшего с пола осколки лампы.

– Чем она тебя разгневала?

– Нечаянно,– хмуро откликнулся Иван и, помолчав, добавил то ли в оправдание, то ли в утешение: – Она свое все равно отработала.

– А Алексей где?

Иван мотнул головой: – Дышит. Норму по никотину добивает...

Алексей пригасил окурок, потянулся. Солнце уже уселось на зубчатую стену леса, тени вытянулись, с озера потянуло легким сквознячком. Что-то неуловимо изменилось в привычном уже пейзаже. И вдруг Алексей ощутил, что сейчас он вспомнит нечто важное, застрявшее легкой занозой где-то в глубине памяти, почти забытое и почемуто очень нужное. Что-то изменилось вокруг освещение ли, цвета ли – но именно это изменение наметило какуюто ассоциацию, которая может стать тропкой, ведущей в глубину, в память. Он пристально вглядывался в пейзаж, медленно ощупывая взглядом и дальний берег, и потемневшую гладь озера, понимая, что где-то здесь та самая зацепка, штришок, тусклый осколок стекла, который, вдруг повернувшись, бьет ослепительным лучом-зайчиком. Алексей поерзал, всмотрелся в скалу, темневшую четким силуэтом на еще светлом небе. Мелькнула неожиданная, нелепая мысль: "Только надписи не хватает..." Почему надписи? Какой надписи? И тут Алексей с фотографической четкостью вспомнил: Дива, ну, конечно же, Дива! И с непонятной уверенностью ощутив – вот она, тропка, продолжал вглядываться в скалу. Почему же раньше не заметил странного сходства? Да потому, что сходства никакого не было, просто на несколько мгновений тени легли так, что контур скалы чуть изменился – и этого оказалось достаточно, чтоб успеть вспомнить...

Алексей потянулся, прицелился окурком в табличку "Место для отравления", попал и ребячески пожалел, что Иван этого не видит. Скала уже совсем не походила на Диву, но главное она успела выполнить, так что – мавр сделал свое дело, мавр может уходить... Мысли текли медленно, перемежаясь, перемешиваясь – Алексей лениво подумал: все в мире сопрягается, все взаимопроникает, и мысли тоже, поскольку мозг человека – всеобъемлющая модель мироздания. Красный круг солнца уже наполовину осел за зубчатую стену, вода потемнела, удивительное предвечернее спокойствие почти осязаемо разлилось вокруг. Что общего может быть между ялтинской пельменной и этим удивительным миром? Ничего, если не считать, что она-начальная точка, первый шаг на пути сюда...

Алексей блаженно потянулся – как собственно немного нужно, чтобы все встало на свои места – пустяк... Повеяло прохладой. В избе скрипнула дверь, выглянул Иван.

Потоптался, спросил: – В паровозы готовишься?

– Ага,– снисходительно откликнулся Алексей, пустив дым колечками. В неподвижном воздухе кольца медленно плыли одно за другим, почти не расплываясь.

– Фокусник,– с ехидным одобрением заметил Иван.

Алексей не отозвался. Иван постоял-постоял, скрипнула дверь – ушел в избу.

Над верхушками виднелся уже только краешек солнца, почти полоска. В противоположной стороне еще светлого неба прорезался бледный серпик молодого месяца. И вдруг что-то легко треснуло – на грани слышимости Алексей не успел удивиться, как в лицо пахнуло жаром, он инстинктивно зажмурился, а когда медленно, с опаской приоткрыл веки – прямо в зените полыхало косматое солнце, до горизонта распахнулась голая равнина, колеблясь и подрагивая, как сквозь кривое стекло. Грохнула дверь, Иван заорал с порога: – Есть прорыв, есть! – и замер, обалдев от открывшейся картины.

– Ну вот и сподобились,– сказал из-за спины Ивана Антон Давыдович.

Алексей не обернулся, напряженно вглядываясь в неверную даль.

Глухой топот, возникший, казалось, где-то у самого горизонта, нарастая, обернулся какой-то темной массой, увеличивавшейся на глазах.

– Иван, дай бинокль,– не оборачиваясь, попросил Алексей.

Скрипнула дверь, но уже и без бинокля было видно, что в клубящемся облаке пыли несется громадное стадо каких-то животных. Снова скрипнула дверь, Алексей, не оборачиваясь, протянул руку, наткнулся на холодный металл, удивленно оглянулся.

Иван держал навскидку карабин, вглядываясь в приближающееся облако. Бинокль висел у него на плече.

– Дай,– сказал Алексей.

Иван, не глядя, нащупал ремешок, сдернул бинокль с плеча.

Стремительное приближение заставило вздрогнуть.

Алексей отнял бинокль от глаз – нет, еще далеко, снова приложил, повертел регулятор резкости. В туче пыли, круто наклонив огромные рога, с барабанной скоростью вколачивая копыта в рыжую землю,– пыль поднималась в полнеба, неслось гигантское – не охватить взглядом – стадо.

– Прямо на нас прут,– глухо сказал Иван.– Давайте в избу. Может пронесет...

И тут Алексей едва не вскрикнул, сдержался, только бормотнул что-то под нос.

– Что такое? – спросил Антон Давыдович.

Алексей молча протянул ему бинокль.

Из пыльного облака позади мчавшихся животных вынырнула маленькая фигурка, за ней другая, и вот уже вытянулась целая цепочка, охватывающая бегущее стадо полукругом справа. Донеслось далекое "У-у-у... у-ууу..." – Ну вот и предки,– спокойно сказал Антон Давыдович.– От них в избе не укроешься.

И в это мгновение от цепочки отделилось несколько фигурок и, изменив направление, помчалось прямо к избе.

Вой "у-ууу" становился все ближе, прорываясь сквозь грохот копыт.

До бегущих оставалось не более полукилометра. Бинокль сокращал это расстояние до нескольких десятков метров, можно было разглядеть мельчайшие детали, и Антон Давыдович лихорадочно всматривался, казалось, позабыв, что эти дубинки, зажатые в толстых, корявых пальцах, эти горящие злобными угольками из-под нависших бровей глаза – через минуту окажутся на расстоянии вытянутой руки, и тогда...

– Ну-ка я их пугну! – решительно сказал Иван и, не ожидая ответа, выпалил вверх.

Выстрел ударил по напряженному слуху и следом, как эхо, только во сто крат более сильное, грохнуло по барабанным перепонкам раскалывающееся небо и рухнуло кромешной тьмой.

Опомнясь, Алексей попробовал пошутить: – Встреча гомо сапиенс и гомо неандерталес отложена на неопределенное время. Из газет.

– Подожди,-остановил его Иван, напряженно вглядываясь в непроглядную темноту.

Антон Давыдович, словно поняв о чем он думает, сказал: – Вся картинка длилась не более минуты. Так быстро стемнеть не могло.

– Но сдвиг ведь произошел? – отозвался Алексей.

– Произошел. Но куда?

– Подождите,– шепотом сказал Иван и, словно в ответ, раздался треск ломающихся деревьев. Иван вскинул карабин. Высоко, на уровне не видных в кромешной тьме верхушек, красноватым светом сверкнули два огонька.

– А вот и фонарики,– бормотнул Иван, прицеливаясь.

"Фонарики" медленно поплыли вправо, потом влево и, вдруг остановившись, уставились в упор. Послышалось хриплое урчание, треснуло дерево, "фонарики", покачиваясь, двинулись вперед. Выстрелить Иван не успел. С легким звоном лопнувшего стекла тьма осыпалась, "фонарики" погасли, что-то совсем неподалеку тяжело обрушилось наземь, проступила на светлом небе зубчатая стена леса. Солнце уже упряталось за деревья, но сумеречный свет еще не угас. Алексей с явным облегчением сказал: – Ну, вот мы и дома...

– Дома-то дома,– подтвердил Иван.– Только в хозяйстве недобор.

– Что ты имеешь в виду? – осторожно спросил Антон Давыдович.

Иван молча показал на озеро. Скалы, уже ставшей привычной деталью пейзажа, не было!

– Все ты должен первым углядеть,– сказал Алексей.– Мог бы хоть раз другому уступить.

– Уступаю,– ответил Иван.– Угляди – где кубики?

"Кубиков" тоже не было!

– Ну что ж, граждане,– не без торжественности объявил Антон Давыдович,– заброска состоялась. Имею честь распоздравить вас от имени шефа.

– От кого, от кого? – заухмылялся Алексей.

– От мине! – любезно подтвердил Антон Давыдович. – И в качестве вознаграждения милостиво позволяю дрыхнуть до утра.

– Какая щедрость! – восторженно завопил Алексей.Качать шефа!

Иван расхохотался: качать шефа могло прийти только в дурную Лешкину голову – сто кило живого веса. Напряжение отпустило, и дурачась, они еще с полчаса хохотали, поддразнивали друг друга, и вообще – по определению Антона Давыдовича – вели себя как юные питекантропы после удачной охоты на двоюродных братьев.

– Почему на двоюродных? – заинтересовался Алексей.

– Родных кушать нельзя,– назидательно пояснил Антон Давыдович и туманно добавил: – Заратустра не позволяет... А теперь спатки, детки...

После дневных треволнений сон навалился, едва прилегли. А наутро Ивана и Антона Давыдовича выдернул из спальных мешков Лешкин вопль.

– Чего ты? – заорал Иван, увидев, как Алексей одной рукой держит дверь, а другой слепо нашаривает висевший у притолоки карабин.

Алексей молча мотнул головой. Иван метнулся к двери, перехватил ручку. Снаружи не доносилось ни малейшего шороха. Дверь никто не дергал. "Чего ее держать?" – в недоумении Иван оглянулся на Алексея. Тот, ухватив карабин, просипел: – Там. Там!

Антон Давыдович, хлопая спросонья глазами, сердито спросил: – Что там?

Иван вышел в сени и, выглянув в проем распахнутой наружной двери, резко отшатнулся. Но тут же, что-то сообразив, выглянул снова. Из воды у самой кромки берега торчала гадючья голова размером с платяной шкаф. Ивана передернуло – в омерзительной жабьей ухмылке синел частокол полуметровых клыков. Над ними тускло краснели немигающие глаза величиной с тарелку. "Вот они – фонарики",– мелькнула догадка. Сзади сердито засопел Антон Давыдович: – Ну что там?

– Да вот: не повезло товарищу ящеру,– Иван уже все понял и, кивнув выглянувшему в дверь Алексею, добавил: – Хотел тебе снова присниться, но не успел.

– Что ты плетешь там? – протискиваясь наружу, почти спокойно спросил Алексей, но карабин на место не повесил.

Антон Давыдович задумчиво сказал: – Будем считать, что нам вчера здорово повезло. Это же надо, чтобы сопряжение времен исчезло с точностью гильотины.

– Не надо было соваться,– мстительно сказал Алексей и нервно рассмеялся:– Если б не совался, с головой бы остался.

– Так бы, конечно, лучше,– рассудительно сказал Иван.– А то теперь нам ломать голову, что с этим подарком делать. Через День-другой такую вонь разведет, не продохнешь.

– Сохранить бы,– неуверенно сказал Антон Давыдович,– палеонтологи от счастья взвыли бы. Подумать только – череп идеальной сохранности.

– Еще чего! – отозвался Алексей.– Его же препарировать надо. Возьметесь? – Алексей непроизвольно передернуло: – Фу!

– Череп? – задумчиво повторил Иван.– Череп, оно, конечно, можно.

– Ну что ты несешь? – вскипел Алексей.– Мерзость эту ковырять?

– Ковырять не я буду,– успокоил его Иван.

– А кто – я?! – Алексей чуть не задохнулся. Обернувшись к Антону Давыдовичу он, сдерживая злость, бросил: – Скинем в озеро, пусть там дожидается ваших палеонтологов.

Иван потянул у него из рук карабин, сказал ни на кого не глядя: Пойду прогуляюсь. Может, еще чего это ваше сопряжение нам подкинуло.

Антон Давыдович понимал – Иван что-то придумал, но спрашивать не стал, доверяя его здравому смыслу, только сказал вслед: – Чуть что, стреляй.

– Ясное дело,– откликнулся Иван, не оборачиваясь, и через минуту исчез в густом подлеске...

– Все это хорошо,– вдруг с досадой сказал Антон Давыдович,– вчера, допустим, перебрали впечатлений...

– Ну, на сегодняшнее утро тоже жаловаться не приходится,– перебил его Алексей, стараясь не смотреть в сторону озера.

– Лодырю всегда подвернется причина, ты это хочешь сказать?

– Да ладно вам, Антон Давидович, иду я.

Алексей покосился на "подарочек", сплюнул и ушел в избу. Антон Давыдович постоял, прислушался – не идет ли Иван, и шагнул через порог, оставив дверь полуоткрытой.

Стена сверкала праздничной елкой, перемигивались цветные огоньки, белозубо скалились клавишные переключатели. Алексей медленно, почти неуловимыми движениями, проворачивал верньер настройки, поглядывая на стрелку индикатора прорыва. Поглядывать было, впрочем, не обязательно индикатор снабжен звонком, не увидишь – так услышишь. Антон Давидович, прислонясь плечом к косяку, механически следил за манипуляциями Алексея. Собственно, то, что сейчас предстояло проверить, было не менее важно, чем сам факт заброски. А если говорить точно, то значительно важнее. Потому что исчезновение объекта из настоящего времени – это только начало опыта, подтвердившее вероятность прорыва в прошлое. Но – куда в прошлое? В нужную точку? Или рядом?