Текст книги "Самосожжение"

Автор книги: Юрий Антропов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

– Теперь это лозунг времени. ЕДИНСТВО СЛОВА И ДЕЛА.

К ним прислушивались.

– А вы могли бы почитать свои стихи? – спросил кто-то.

– Прямо здесь? – еще больше смутился Мээн. – Удобно ли это? – Он выжидательно посмотрел на Гея, но тут же добавил: – Впрочем, стихи у меня, можно сказать, антивоенные, животрепещущие, так что, я думаю, можно...

Все сомкнулись в круг, в центре которого оказались Мээн и Гей.

– Только сначала будет проза... – вдруг сказал Мээн. – Проза жизни... – Он огляделся, приметил камень и встал на него, приосанился. И начал читать письмо:

Здравствуй, Георгий Георгиевич, а также вся твоя семья и лично Алина! Большое спасибо тебе за поздравление с юбилеем. Ты уж меня прости за долгое молчание. Слишком тяжелая была зимовка этого года, а весна еще хуже...

"Какая зимовка?" – подумал Гей. Это слово было взято из лексикона работников сельского хозяйства. Лето прошло – у них зимовка на уме. Чем скот прокормить, чтобы не было падежа. Впрочем, шефы Комбината думали о том же самом. И не только зимой. Об этом я уже говорил в первую очередь, как бы там ни было, на Комбинате думали о том, чтобы выполнить план по выпуску цветных металлов, а также прочим показателям, именно так это называется. Неужели минувшей зимой дело дошло до того, что все наоборот стало? Гей краем уха слушал, как Мээн читает письмо. Но почему же Мээн задержал отправку письма? Может быть, потому, что общая ситуация изменилась весной в корне?

Гей вспомнил, как именно весной, когда не просто надежда появилась, как бывает каждой весной, но надежда совсем новая, негаданная, он решил наконец посмотреть, что же было напечатано в тридцать пятом томе собрания сочинений В. И. Ленина. И вот, после того как Юрик вышел из кабинета, сказав отцу, что все началось с войны, Гей взял с полки этот самый том, в который опять ткнул пальцем Юрик.

И Гей открыл этот ленинский том наугад.

И на странице 201-й он прочитал:

РАЗГИЛЬДЯЙСТВО, НЕБРЕЖНОСТЬ, НЕРЯШЛИВОСТЬ, НЕАККУРАТНОСТЬ, НЕРВНАЯ ТОРОПЛИВОСТЬ – СКЛОННОСТЬ ЗАМЕНЯТЬ ДЕЛО ДИСКУССИЕЙ, РАБОТУ РАЗГОВОРАМИ, СКЛОННОСТЬ ЗА ВСЕ НА СВЕТЕ БРАТЬСЯ И НИЧЕГО НЕ ДОВОДИТЬ ДО КОНЦА...

Уж не с того ли все и начинается? – подумал теперь Гей.

Ну конечно, он и прежде читал сочинения Ленина – по программе курса истории КПСС.

Государственный экзамен сдавал при защите диплома.

И кое-что, естественно, врезалось в память.

Например, такое высказывание вождя:

СОЦИАЛИЗМ ВЫРОС НЕПОСРЕДСТВЕННО ИЗ КАПИТАЛИЗМА: ЭТО – УЧЕТ, НАДЗОР, КОНТРОЛЬ... КОММУНИЗМ ДОЛЖЕН ВЫРАСТИ ИЗ СОЦИАЛИЗМА, ОН ВЫШЕ ЕГО...

Это высказывание Ленин сделал в газете "Известия" 21 декабря 1919 года.

И опять про УЧЕТ...

В первый раз Ленин произнес это слово в речи на заседании Петроградского Совета 4 (17) ноября 1917 года.

Через два года появилось два дополнения, куда более жестких по смыслу: НАДЗОР, КОНТРОЛЬ...

Интересно, спросил себя Гей, как увязываются с этими тремя словами Ленина два слова Бээна – НЕПЛАНОВАЯ СТРОЙКА?

Она возможна, когда есть учет, надзор и контроль или, напротив, когда нет ни учета, ни надзора, ни контроля?

А может, она вообще невозможна или, напротив, только она и возможна?

Вот бы о чем поговорить сейчас там, наверху, с вождем.

Однако незаметно для Гея к нему вернулось ощущение тревоги, он стал вспоминать, как листал тогда тем за томом, пытаясь найти еще одно слово, которое не то чтобы в ряд с этими тремя должно было встать, но как бы даже и заменить их.

Это слово Гей определил для себя так:

СОЗНАТЕЛЬНОСТЬ.

Впрочем, у этого слова тьма-тьмущая синонимов, например таких, как РАЗУМНОСТЬ, СОВЕСТЛИВОСТЬ, ПОРЯДОЧНОСТЬ, ну и так далее и тому подобное.

Конечно, Ленин употреблял все эти слова не раз и не два, с самого начала краеугольным камнем входили они в понятие СОЦИАЛИЗМ, не говоря уже о КОММУНИЗМЕ, но в тот день Гею не удалось наткнуться на это слово, да и немудрено: гигантское по своему объему собрание сочинений!

И ко всему прочему Гею надо было бежать куда-то.

Чуть ли не за паспортом.

Как раз перед этой поездкой сюда, к Ленину.

И Гей выхватил взглядом напоследок еще одно высказывание вождя:

НЕЛЬЗЯ БРАТЬ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ ИДУТ ИЗ-ЗА МЕСТА, ИХ НАДО ГНАТЬ ИЗ ПАРТИИ.

Гей восхитился!

Из одного этого высказывания, подумал он, можно составить многотомное собрание сочинений.

Тут и проза, и стихи, и драма...

И Гей до того восхитился, что даже не обратил внимания, какой это был том и какая страница.

Только и отметил, что замечательное по современно и злободневности высказывание вождя было сделано в речи на заседании Московского Комитета партии 16 августа 1918 года.

Более чем полвека назад...

– Георгий Георгиевич – это кто? – спросили Мээна.

– А это наш общий друг, известный социолог...

– Ну и так далее, – перебил Гей.

– Знаем такого! – сказала с каким-то намеком Алина.

– Давай свои частушки... – буркнул Гей.

Мээн подтянулся, в кулак покашлял...

Собрался военный клан

Составляют новый план:

Как при помощи ракет

Покорить весь белый свет.

С того света вдруг пакет.

Это через сорок лет

Гитлер шлет друзьям привет.

– Вы не балуйтесь с войной!

А то будет как со мной.

Ведь меня за Ленинград

Утащили черти в ад!

Сорок лет в смоле варюсь.

Ох, зачем я шел на Русь?

Сорок лет теперь казнюсь.

Ох, не трогайте вы Русь!..

Мээн умолк и глаза сомкнул, как большой усталый поэт.

– Ничего не пойму... – сказал Гей. – Какая еще зимовка?! И при чем здесь Продольное?!

– Одну минутку, дамы энд господа, одну минутку!.. – Мээн сошел с камня, увлекая Гея за собой. – Послушай! – заговорил он гневным шепотом. – Тебя кто за язык тянет?!

– Да ведь в прошлый раз, когда я ездил в Лунинск, вы работали в системе Комбината. Теперь вдруг совхоз...

– Это не имеет никакого значения! – отрезал Мээн. – Я всегда работал, работаю и буду работать в системе Комбината! И не надо меня дискредитировать в глазах этих масок! А то они, чего доброго, подумают, что и я тоже МАСКА! Этого нам с тобой еще не хватало!..

– В самом деле... – пробормотал Гей.

Он увидел, что к ним подходит негр.

– Сэр! – сказал он Мээну. – Позвольте пожать вам руку! Это очень животрепещущие стихи! – по слогам еле выговорил негр. – О клане – это вы актуально сказали! Правда, что касается рифмы и вообще...

– Позвольте узнать... – обратился Гей к негру, вглядываясь в его лицо, на котором было какое-то неопределенное выражение. – Как ваше имя?

– Его зовут Гей, – быстро сказал Мээн, не глядя на негра. – Он, конечно, социолог, но только из Африки, а может, из Латинской Америки.

– Меня зовут Гарри, – сказал негр с достоинством, и Гей уловил наконец выражение его лица – выражение ярости и печали одновременно.

Он имеет желание, но не имеет возможности, сострил бы сейчас Бээн.

ЖЕЛАНИЕ ПЕРЕДЕЛАТЬ МИР?

НЕВОЗМОЖНОСТЬ ПЕРЕДЕЛАТЬ ЕГО?

Гей с чувством пожал мощную пятерню негра.

– Я протестую! – воскликнул кто-то с прононсом. – Миттеран в целом прогрессивный деятель и никаких гегемонистических планов покорения всего мира не вынашивает, заявляю это как француз-социалист!

– Да, но мы знаем странные метаморфозы вашего президента, – осторожно заметил Гей. – Например, его выступление в городе Ренне, когда он высказался за создание странами Западной Европы, вслед за Соединенными Штатами Америки, обитаемой орбитальной космической станции военного назначения.

Лицо француза исказила гримаса досады.

– Это было, было! – сказал он с огорчением. – Но во время недавней поездки Рейгана по странам Западной Европы Миттеран дал недвусмысленно понять, что Франция против "звездных войн"!

– И тем не менее Франция готова участвовать в космических исследованиях именно в этой связи!

Лицо француза выражало растерянность.

– Исследование космоса даже в военных целях и готовность вести "звездные войны" – это разные вещи...

– Увы, коллега! Это взаимосвязано.

Лицо француза выражало отчаяние.

– Да, но такой сложный мир!..

– Как ваше имя, коллега?

– Гей, – сказал Мээн. – Гей из Франции.

Француз улыбнулся:

– Вы ошиблись, но только чуть-чуть. Мое имя Грей. Грей де Гриньон. Парижанин.

Лицо француза выражало радость.

– Виват, Грей! – Гей пожал ему руку. – Надо сделать новую редакцию, Матвей Николаевич.

– Уже готово. Пожалуйста...

Пентагон и с ним Меир

Покорить решили мир...

– Прошу прощения! – подняла руку некая дама. – Очевидно, имеется в виду Голда Меир, бывший премьер-министр Израиля. Это уже не актуальное имя в политике!

– А вы-то почему знаете? – недоброжелательно спросил Мээн. – Может, вы ее защищаете?

– Напротив! Мое имя Алиса. Я из Израиля.

– Не диссидентка, случайно?

– Нет. Я родилась в Тель-Авиве.

– Ага... – сказал Мээн. – Ну ладно. У нас как бы международный симпозиум получился, и это хорошо, что такое широкое представительство... А вот и новая редакция моих стихов:

Рейган с Тэтчер Маргарет

Составляют злой секрет:

Как при помощи ракет

Покорить весь белый свет...

– Это другое дело! Не в бровь, а в глаз, как говорят у вас в России!

Мээн, как маститый поэт, слегка поклонился, а потом спросил:

– Есть тут представители США и Англии?

– Есть!.. Есть!.. – раздались голоса.

– Это хорошо! – Он, видно, хотел, чтобы его слава перешагнула все границы. – А есть ли возражения, – спросил Мээн, – я имею в виду политические возражения против последней редакции?

– Нет!.. Нет!..

– Более того, – сказала какая-то дама, похожая на Алину. – Маргарет Тэтчер, наш премьер-министр, в своем антисоветизме уподобилась Черчиллю...

– Даже так? – удивился Мээн. Он, видимо, проверял, как глубоко вскрывали проблемы современности его стихи.

– Представьте себе, именно так! Цитирую по памяти вашу газету "Правда":

"Прибывшая с официальным визитом в Вашингтон премьер-министр Англии М. Тэтчер выступила на совместном заседании сената и палаты представителей конгресса США с заявлением, заранее разрекламированным как "программное" в области отношений между Востоком и Западом. Некоторые наблюдатели даже сравнивают ее выступление с известной речью У. Черчилля в Фултоне в 1947 г., где он под аплодисменты тогдашнего президента США Г. Трумэна и по его подсказке объявил "холодную войну" Советскому Союзу".

Гея подмывало спросить имя этой маски, но он чувствовал, что еще рано. Это была лишь общая часть, хорошо известная по материалам прессы, и выражение этой маски еще не утратило безликость манекена, говорящего робота.

"Подождем", – сказал себе Гей.

Да тут как раз и другая маска, уже вылитая Алина, заговорила с Мээном:

– Почему вы обращаетесь к своему земляку на "ты", а он к вам всегда на "вы"?

– Ну... я старше его!

– По возрасту если – это не имеет значения, – сказала маска, в которой Гей хотел бы узнать жену. – Конечно, если вы считаете, что старшинство по чину является в этом смысле решающим обстоятельством, то можете тыкать и дальше...

– Вопрос несущественный, а потому снимается! – сказал Мээн.

– Напротив! – сказала эта маска. – Вопрос только-только поднимается. Известна четкая формулировка, я цитирую по памяти: "...жизнь, ее динамизм диктуют необходимость дальнейших изменений и преобразований, достижения нового качественного состояния общества, причем в самом широком смысле этого слова".

– Браво! – сказал кто-то.

Гей вдруг увидел себя как бы со стороны. И понял, что это именно он сказал "браво". Он восхитился вовсе не потому, что маска процитировала абзац без малейшей отсебятины. Восхитительными были сами слова, их следовало выбить золотом на мраморе. Впрочем, эти слова, как и другие подобные из того же контекста, и без мрамора с золотом с некоторых пор жили, действовали вящей силой своего смысла, этим смыслом, казалось, был пронизан теперь даже воздух.

СПАСИТЕЛЬНОЕ ОБЛАКО...

Кто же это сказал так точно?

– Как вас зовут? – спросил Гей.

– Алина... – Голос был грудной, ласковый, ну и так далее.

И Гей узнал в ней свою жену.

Ему хотелось метнуться к ней, обнять, поцеловать при всех и уже больше не расставаться, но руку подняла другая маска. Прехорошенькая. Впрочем, как и все. Кукла. Серийное производство. Она обращалась к Гею, он чувствовал, что между этой маской и образом СПАСИТЕЛЬНОГО ОБЛАКА существует какая-то связь.

– Кто это? – подозрительно шепнул Мээн.

– Пожалуйста! – Гей жестом дал понять этой маске, что она может говорить.

– Меня зовут Эвелина, я из ФРГ. Между прочим, я здесь по просьбе моей подруги Марии Шелл, известной актрисы. Она знала, что я еду в Татры, и просила меня посетить Рысы.

– Это правда? – быстро спросил Мээн, словно и он имел такое же поручение.

– Зачем бы я стала говорить, если бы это было не так? – обиделась Эвелина.

– В самом деле! – поддержал ее Гей.

– У меня и своей славы достаточно. Хотя Мария сказала очень хорошо! Собственно, в своем выступлении я и хотела лишь повторить слова Марии.

– О, это делает вам честь! – воскликнул Гарри, и на лице его было выражение ярости и печали одновременно.

– Это в высшей степени благородно! – воскликнул и Грей де Гриньон.

– Настоящая подруга! – сказала Алина.

– Человек настоящий, – сказала Алиса.

– Благодарю вас! – Эвелина смутилась. – Но послушайте, что сказала Мария... Она сказала: "Эфир приносит нам новости. Но мы по-своему реагируем на то, что видим по ТВ, и наша реакция как бы поднимается в воздух и, сливаясь с реакцией других людей, обволакивает Землю, словно облако. Пусть же это облако спасительной пеленой предохраняет планету от всех нависших над ней угроз!"

Эвелина смолкла, и Гей подумал, что, может быть, это и есть Мария Шелл. Вовсе не кукла. Красивая умная женщина. Homo godly. На ее лице было выражение детского изумления перед миром и одновременно тревоги за него.

– Можно, я буду называть вас Марией?

– Конечно!

Ее улыбка выдавала смущение и радость. Нитка крупного жемчуга на фоне воздушных воланов розового платья подчеркивала нежность ее шеи, ну и так далее. Гей отвлекся. Лирическая мощная струя в нем готова была пробиться. Он даже не удивился, не спросил себя: а откуда вдруг появилось это вечернее платье? Ведь вся компания перед восхождением на Рысы была в джинсах и куртках!

– Благодарю вас, Мария!

Мээн посмотрел на часы.

– Это уже прения, что ли? Мне кажется, мы уклонились от животрепещущей, актуальной темы нашего симпозиума.

– Напротив! – сказала Алина. – Мы думаем и говорим сейчас только о войне и мире. И я предлагаю придать нашему симпозиуму более динамичный характер. Путь обретения духовности связан с активизацией мышления, разве не так? Я предлагаю каждому сказать по одной фразе, которая так или иначе отражала бы сущность событий, явлений, процессов, способствующих миру на планете.

– Ай да женский ум! – сказал какой-то человек с большим носом и лысой головой. – Это великолепное предложение! Меня зовут Гивл Кристл. Я адвокат из Чикаго. И я верю женщинам, когда они говорят, что любовь спасет мир. Между прочим, я голосовал за госпожу Ферраро, которая претендовала на должность вице-президента США от демократической партии.

– А я Геофил Норт. Или просто Гео. Гей... Считал я себя свободным человеком. Я обожал женщин, особенно хорошеньких, но с тех пор как в Израиле появилась Голда Меир, а в Англии – Маргарет Тэтчер...

– Вы правы! Меня зовут Ги Омо. Женщину я не избрал бы даже в муниципалитет! Когда я прихожу в офис и вижу за столом женщину, я невольно вспоминаю, не видел ли я ее на Сан-Дени...

– Ну, это слишком! А мне нравится предложение нашей очаровательной Алины. По принципу, который она предложила, не мешало бы проводить международные форумы, чтобы каждый из выступающих высказал хотя бы одну, зато ценную мысль, которую запомнили бы все!

– Не обязательно, чтобы непременно была новая мысль, – важно высказать мнение.

– Конечно! И вот вам мое мнение. Я считаю, что кандидат на пост президента США от демократической партии Уолтер Мондейл был глубоко прав, когда сказал, что президент Рейган сделал гонку вооружений смертоносно опасной.

– А мне, честно сказать, был по душе этот симпатяга сенатор Харт, который слишком рано вышел из предвыборной борьбы. Он говорил, что в международных делах вряд ли целесообразно повышать голос и пускать в ход пушки.

– Да, он здорово однажды сказал! Люди хотят, сказал он, чтобы страна проявляла больше политической и меньше военной активности, чтобы правительство больше работало головой, чем руками...

Гей вдруг представил себе Бээна.

Здесь, на вершине Рысы.

Интересно, что бы ответил Бээн, если спросить его мнение об этом высказывании Харта, которое наделало много шума в Америке?

Дурацкий вопрос, сказал бы, наверно, Бээн.

На кой черт ему нужно мнение какого-то американца?

Разве и так не ясно, что у них там, в Америке, происходит?

БАРДАК.

А Бээн предпочитал, конечно, ДИАЛЕКТИКУ ЖИЗНИ.

Но когда Гей спросил его там, в Смородинке, о ядерно-лазерном оружии Эдварда Теллера, Бээн вдруг выдал совсем новое слово:

– ЧЕПУХА.

А когда Гей возмутился, свое доказывать стал, Бээн сказал:

СИЛЫ МИРА И ПРОГРЕССА НЕ ДОПУСТЯТ.

И никаких эмоций при этом не выразил.

Или потому, что знал гораздо больше того, что знал Гей об этой космической новинке сезона, или же потому, что знал гораздо меньше Гея, а то и вовсе ничего не знал.

Собственно, после этого не имело смысла спрашивать Бээна еще о чем-то.

Между тем свободный обмен мнениями коллег, как теперь называл Гей участников симпозиума, переходил в спор, что было вполне естественно для такого рода мероприятий.

Одни говорили горячо, с пафосом:

ЛЮБОВЬ СПАСЕТ МИР!

И это, по сути дела, никто не оспаривал.

Но другие заявляли с не меньшим чувством:

МИР СПАСУТ ДЕТИ!

И с этим, конечно, тоже нелепо было не соглашаться.

Мээн как многоопытный председатель хотел найти золотую середину.

– Может быть, – сказал он, – надо всем взяться за руки, как предлагал поэт?

И тогда Алиса воскликнула:

– Но для этого нужно, чтобы руки были свободными! А ведь наши дети, солдаты, держат в руках оружие!..

Ее поддержал Гарри:

– Мой сын, увы, служит в королевских войсках Великобритании, он участвовал в позорной войне на Фолклендах...

– Это позор!

– Увы! Точно такие же ребята вторглись на Гренаду. На очереди – Никарагуа. И это далеко не полный перечень. Был Вьетнам, и была Кампучия. Была война Израиля с Египтом, и были события в Ливане...

– Но и это не полный перечень! – воскликнула Мария.

– Разумеется. Вся планета в горячих точках, именно так это называется... И я бы, мистер Гарри, написала письмо вашему сыну, состоящее из цитаты, которую я бы взяла из выступления министра Громыко, нынешнего президента СССР, на тридцать девятой сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Чтобы ваш сын воспринял это как родительское завещание.

– Что за цитата? – спросил Гарри.

– Скажу по памяти. В международных делах нельзя! вести себя по принципу что левой ноге заблагорассудится. Вот и ступают по чужим землям кованым солдатским сапогом то левой, то правой...

– Браво! Это замечательные слова!.. Меня зовут Гашек. Я историк из Вены. Это очень злободневные слова!.. Как важно, чтобы эти слова произнесли и другие государственные деятели и чтобы слова эти не расходились с делом! Неразрывность дела и слова! Именно этот смысл витает сейчас вокруг нас в виде СПАСИТЕЛЬНОГО ОБЛАКА!..

Мээн постучал карандашом по бутылочке из-под фанты.

– Товарищи! Товарищи!.. Минутку внимания!.. – Он посмотрел на часы. – Мне кажется, все мы обменялись своим мнением... Я тоже дополню... К тезису ДЕТИ СПАСУТ МИР... – Мээн достал из кармана газетную вырезку. – Наша "Правда"... недавно заметку напечатала. Про то, как душманы издевались над советскими бойцами, которые в плен попали...

– Хватит, хватит!.. – закричала Алина. – Ну сколько можно?! – И она заплакала.

Гей метнулся было к ней, но Мээн остановил его.

– Всем оставаться на своих местах!.. Товарищи! Работа нашего симпозиума подходит к концу, – быстро заговорил Мээн. – Работа была успешной. Мне кажется, что наши коллеги из многих стран мира, – он посмотрел на Гея, – не только на словах проявили свою духовность, но и готовы доказать ее на деле...

– Да, сэр! – сказал Гарри. – Прямо отсюда я решил поехать в Филадельфию, туда, где был уничтожен дом негритянской секты "Движение", вместе с людьми...

– А я поеду в Гринем Коммон, в палаточный лагерь мира, чтобы бороться против размещения американских ракет на земле Англии!

– Я буду бороться за создание безъядерной зоны на Севере Европы, в Скандинавии!..

Мээн, приложив лист бумаги к спине Гея, торопливо записывал: кто, куда, с какой целью...

– Товарищи! – сказал он под конец. – Вот мы и нашли истину. Высказались все...

– Кроме Гея, – промолвил кто-то, и Гею показалось, что это Георгий.

Давненько не давал о себе знать...

Но откуда он здесь? – растерялся Гей.

– А ну-ка, Гей, скажи! – уже и напирал Георгий.

– Да, – сказал Мээн, – ты у нас остался последним... С кого не сняли маску...

– Чтобы снять маски, – загорячился Гей, не спуская взгляда с Георгия, надо отменить, по крайней мере, капитализм!

– Да ладно тебе... – поморщился Мээн. – Давай без демагогии...

– Причина всего – бездуховность! – сказал Гей.

– Чего – всего?

– А всего! И внутривидовой борьбы, и мировых войн – тоже!

– Значит, бездуховность – явление не только социальное, но и политическое?

– Да!

– Ну и... что же теперь делать?

– Прежде всего, надо помешать уничтожению рода людского. В современном мире это главная обязанность каждого человека, имеющего хоть какое-то воздействие на общественную мысль.

– Хм, красиво говоришь...

– Это сказал не я.

– А кто же?

– Макс Фриш.

– Опять этот твой Макс Фриш! Посмотреть бы хоть на него...

– Я здесь!

Вперед выдвинулся человек лет сорока в больших роговых очках и с трубкой, правда, незажженной.

Гей знал, что Максу Фришу, год рождения тысяча девятьсот одиннадцатый, Цюрих, Швейцария, было семьдесят четыре года.

– Это не вы! – сказал Гей.

– Это как раз я, – с улыбкой сказал Макс Фриш. – И я в свою очередь хочу прочитать вам одну притчу. Ее написала наша несравненная Алина!

– Вот как? – удивился Мээн. – Почему же она сама не прочитает?

– Это понятно, – сказал Гей. – Магия авторитета, имени.

– Так вот... – Макс Фриш прищурился. – Человек представляет себе так... В одном углу леса жили да были звери, самые разные, и сначала они жили как все другие лесные звери, но потом вдруг выискался один коварный жестокий зверь в этом углу и стал вести себя... м-м-м... не совсем хорошо по отношению к другим зверям своего лесного угла, и в том углу леса наступило лютое время!.. Соседи этих зверей, из других углов звери, даже знаться с ними перестали. Но вот сменилось время, и этого нехорошего зверя не стало, и потомки его вроде бы мирные были звери, а все же соседи с недоверием к ним относились. Более того, страх у них остался и укрепился, усилился даже, потому что потомки того нехорошего зверя хотели бы установить свои порядки во всех углах леса, говоря, что порядки эти – самые хорошие, а те, нехорошие, которые были у их предка, это все в прошлом, об этом и вспоминать но надо. И лес ощетинился! Разбились звери на два лагеря: на Тех и на Других... И каждый стал разводить ядовитых змей – ползающих, летающих и ныряющих, – таких змей, что, если их выпустить на волю, они могли в одночасье уничтожить и Тех и Других, да и лес бы сожрали, всю траву, все цветы, и воду бы отравили своим ядом, и воздух – до того ядовитые были. Такие дела... – Макс Фриш вздохнул. – А на вершине самой высокой горы денно и нощно заседал Вселесной Комитет Зверей по Разозмеиванию, и все звери с надеждой глядели на эту вершину – кроме одного, Самого Главного Зверя, который объявил Крестовый Поход против Других Зверей, полагая, что в Змеиной Войне можно уцелеть, спрятавшись глубоко под землей. О том, как потом выбираться из-под земли в белый свет, который уже не будет белым, потому что его отравят змеи, этот Самый Главный Зверь, как видно, не думал...

– Ну, все ясно! – сказал Мээн. – Регламент.

Макс Фриш с недоумением посмотрел на председателя:

– Разве это имеет значение, когда речь идет о корневых причинах войны, как, впрочем, и других социальных, политических, бедствий, в том числе и бездуховности?

Мээн посмотрел на Гея:

– Ты не считаешь, что эта тема уже выходит за рамки диспута?

– Во всяком случае, все это в пределах политического романа, – сказал Гей.

Гарри поднял руку:

– У меня вопрос! Коварный жестокий зверь – это. конечно, Трумэн? Ведь именно Трумэн отдал приказ об атомной бомбардировке Японии!

– В этой роли хорош был бы и Черчилль!

– А Гитлер, Гитлер?! Вот кто самый коварный жестокий зверь!

– А можно, я назову по имени прототип Самого Главного Зверя? – спросила Мария.

– Да, я тоже его узнала, – сказала Алиса.

– Это, конечно..? – спросил Гарри.

– Да, фигура типичная, – сказал Грей де Гриньон.

– Какой гротеск! – восхитился Гивл Кристл.

– При чем здесь гротеск? – возмутилась Алина. – Все абсолютно реально!

– Но разве в образе Самого Главного Зверя не может быть современная женщина? – язвительно спросил Геофил Норт.

Их голоса слились в нестройный хор.

– Товарищи, дамы энд господа! – заволновался Мээн. – Прошу соблюдать порядок!

– Тем более, – сказал Гей, – что Макс Фриш еще не закончил.

– Да, меня перебили. Ведь я совсем не так хотел закончить свою притчу... Он сунул незажженную трубку в рот и как бы сделал две-три затяжки. – Концовка притчи внушает нам надежду. Дело в том, что совсем недавно в мире появилась новая реальная сила, которая может остановить регресс и бездуховность.

Мээн открыл было рот, но Гей опередил его.

– Тут можно многое процитировать, – сказал он, – причем все соответствует моменту, то есть внушает надежду на новую реальную силу, которая остановит регресс и бездуховность. Но я процитирую только вот это место...

Советский Союз, его друзья и союзники, да, собственно, и все другие государства, стоящие на позициях мира и мирного сотрудничества, не признают права какого-либо государства или группы государств на верховенство и навязывание своей воли остальным странам и народам.

– Именно этот мудрый тезис я и имел в виду в концовке своей притчи! воскликнул Макс Фриш.

– Ну что ж, – сказал Мээн, – в таком случае наш симпозиум завершил свою работу весьма и весьма успешно. И я предложил бы, товарищи, взять за основу нашей резолюции, которую мы конечно же примем по традиции, слова этой цитаты.

Все государства, стоящие на позициях мира... ну и так далее.

И тут раздался взрыв оглушительный.

Прямо над ними.

Мээн рухнул на колени.

Кто-то из женщин испуганно вскрикнул...

Рев самолета в тумане возник. А может, подумал Гей, так подлетает ракета. "Першинг" там или какая другая.

– Смотрите! Смотрите!.. – Алина держала в руках портативный телевизор. Не то "Юность", не то "Сони". – Это же ядерная война!..

И Гей вспомнил о приказе президента Рейгана.

Он подошел ближе. На экране была Хиросима. Нагасаки, Или какой-то третий город?..

Съемка была замедленная.

Чудовищной силы смерч, который возник после взрыва ядерной головки, сметал на своем пути все – здания, деревья, машины...

Сметал и сжигал.

Сжигал и сметал.

И оставался только пепел.

Крупным планом успели снять машину. В ней было четыре человека. Семья. А потом все испарились. Вместе со стеклом и резиной. Температура плавления железа выше температуры сгорания человеческого тела. Но в следующее мгновение сгорел и железный остов машины...

Сердце Америки. Колосящиеся пшеницей поля Канзаса. Город Лоуренс с 50-тысячным населением. Обычный, ничем не примечательный день. Спешит к своим пациентам врач-кардиолог Расселл Оукс. Семья фермеров Далбергов готовится к свадьбе 19-летней дочери Дениз. Дети бегут в школу. Женщина готовится к родам.

Но все тревожнее звучат теле– и радиосообщения. За каких-то несколько часов Вашингтон развязывает в Европе "ограниченную" ядерную войну.

Но от нее нельзя спастись и на другом берегу Атлантики.

С военно-воздушной базы Уайтмэн, что неподалеку от Лоуренса, стартуют "Минитмены". Они нацелены на советские города. Ответный удар неизбежен.

Над Канзас-Сити взметается страшный гриб. Через несколько секунд проносится сжигающий на своем пути все живое ядерный смерч. И в Лоуренсе, за 40 миль, руины, пожары.

Тысячи изуродованных трупов. Жуткие сцены гибели людей. Оставшиеся в живых получили смертельные дозы радиации. Они умрут через несколько часов...

Гей знал, что эта вырезка из газеты "Правда" лежала в Красной Папке. Корреспонденция А. Толкунова из НьюЙорка. Копирайт. А фильм назывался "На следующий день". Телекомпания Эй-би-си. Режиссер Н. Майер.

– Хватит! хватит!.. – крикнул Мээн, стоя на коленях.

Он закрыл руками свое лицо.

Гей увидел, что Мээн плачет.

"А вот и с него сошла маска..." – подумал Гей, подошел к Матвею Николаевичу и сел рядом с ним на камень.

Матвей Николаевич долго молчал. Потом тихо сказал:

– Мне жаль...

Гей будто не слышал.

– Мне жаль, – повторил Матвей Николаевич, – что так все получалось... То вверх, то вниз... – Его речь была бессвязной. – Диалектика жизни... Я же в деревне теперь, в Продольном, переехал еще зимой... Бээн убрал меня с Комбината... А теперь говорит, что это именно я завалил цветную металлургию... Дескать, Мээну теперь надо перестраиваться...

– А Бээну? – спросил Гей.

Матвей Николаевич убрал с лица ладони.

Гей, потрясенный, замер.

Это было лицо старого человека. Матвей Николаевич изменился до неузнаваемости за несколько минут. Пока шла ядерная бомбежка. Его шляпа лежала в ногах, и седые редкие волосы Матвея Николаевича пошевеливал ветерок. Будто на голове покойника. Очки валялись на земле. Глаза Матвея Николаевича, ставшие враз бесцветными, словно покрытые пленкой, смотрели, точнее, незряче уставились куда-то на восток, в ту сторону, откуда солнце могло появиться, если бы не вселенский туман. По морщинистым впалым щекам Матвея Николаевича текли слезы. По сивой щетине. Которая была тоже как на мертвом.

– А Бээн? – повторил Гей. – Он перестраивается?

Матвей Николаевич и теперь не ответил.

– В двадцать девятом году я родился, там, в Сибири, – сказал он глухо, не своим голосом, почти не разжимая сизых губ. – Во время коллективизации... Отец был тридцатитысячником, рабочим Питера, он и революцию делал... Так что первый председатель коммуны в Продольном... А я вот стал народной интеллигенцией, ну и так далее, в Москве учился, и не раз, то институт, то другие формы учебы и повышения квалификации... Выдвигался. Участвовал. Был награжден... И куда только не бросали меня на укрепление кадров! То вверх, то вниз... Диалектика жизни... Демон на договоре... Так что будем ПЕРЕСТРАИВАТЬСЯ... Волевой метод руководства, то есть волюнтаристский, осужден партией... Ну что, сорвали маски? – спросил он вдруг, и Гей вздрогнул.

– Да, со всех, – поторопился Гей с ответом, удивившись тому, что Матвей Николаевич враз ожил. – Стопроцентное выполнение плана, – брякнул он совершенно уж для себя неожиданно.