Текст книги "Самосожжение"

Автор книги: Юрий Антропов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

И когда наконец девятый вариант его опуса был отмечен конкурсным жюри, а потом и напечатан весьма скромным тиражом с выплатой гонорара по низшей ставке, так как автор не являлся членом Клуба социологов, Адам с ужасом увидел, что прокрустово ложе, под которое все время его примеряли, изуродовало замысел, не говоря уже об исполнении.

Отчаянию Адама не было предела.

Тем более что все предыдущие варианты он сжег.

Такие дела.

1967 год, март

Их спас обмен жилплощади.

Именно так это называется.

Кстати, этому обмену предшествовал родственный обмен, то есть выхаживание, выпрашивание, вымаливание бумаг, по которым Адама, Еву и Адамчика прописали на жилплощадь престарелого родственника.

Три года опекали Адам и Ева одинокого человека, и он благодарен им был за помощь и добрые чувства и умер без ощущения одиночества, и Адам и Ева решили обменять теперь уже как бы свою жилплощадь на другой город, именно так это называется.

Честно признать, Гея подмывало представить себе, как у Адама и Евы происходил обмен жилплощади.

Как он происходит порой у нас, Гей уже знал по великолепной повести Юрия Трифонова "Обмен".

Судя по материалам зарубежных социологических исследований, Адам тоже хлебнул лиха...

Сначала он добивался разрешения на обмен жилплощади.

Сколько инстанций пришлось ему пройти!

Вплоть до мэра.

Кстати, он оказался коммунистом, и Адам во время аудиенции как бы невольно... пардон, господа, пардон!.. извратил свою автобиографию, сказав мэру, что является сыном потомственного рабочего, то есть выходцем из рабочей, пролетарской среды, как всегда говорил о себе мэр во время предвыборной кампании. Хотя, как мы знаем, Адам был сыном потомственного военного.

Впрочем, Адаму так и не ясно было, помогло ему вранье или, напротив, навредило.

Недаром же один из клерков муниципалитета как бы из любезности посоветовал Адаму после его визита к мэру дать взятку одному из чиновников депутатской комиссии, которая была якобы последней инстанцией, решавшей судьбу Адама.

Ах эта гордость наследственная!

Взятку дать Адам отказался.

Хотя дать ему, в сущности, было нечего.

Уж как Адам возмутился!

Он будто и не знал, что мздоимство давно расцвело в так называемом свободном мире.

Распустилось махровым цветом, что называется.

Какую страну ни возьми.

Даже премьер-министр Японии господин Танака не удержался, нагрел руки на взятках американской фирмы "Локхид".

Ох уж эти американцы...

У самих скандал за скандалом, так еще и самурая впутали!

Кстати, в Америке только что разгорелся новый сыр-бор. На сей раз отличился один из дружков Рейгана, министр труда сэр Донаван. Полтыщи лет причитается ему от Фемиды за его художества – крупные хищения, подделка деловой документации, ну и так далее, как обычно, – то есть пять веков лишения свободы! Вот это и есть, наверно, система частного предпринимательства в действии.

Бээн сказал бы по этому поводу только одно слово.

Ну да вы уже знаете какое.

Через бардак пришлось пройти и Адаму.

Но, повторяю, бедолаге повезло!

Правда, когда все бумаги у него уже были в руках, его обобрал до нитки клиент. То есть партнер по обмену.

Этот клиент выкрутил даже лампочки и снял душевое ситечко. Как на грех, лампочек не было в продаже – временные перебои, именно так это называется, – и новоселы, то есть Адам, Ева и Адамчик, несколько дней жили без света, будто в пещере.

Это называется обменять жилплощадь по договоренности.

Собственно, брать с Адама и в самом деле было нечего, так этот клиент оговорил, что Адам и Ева оставят им всю недвижимость в том приморском городке, где у Адама и Евы была как бы наследственная квартира.

Конечно, все в этой квартире принадлежало тому родственнику, который скончался, не ахти какая недвижимость, не капитал, конечно, однако за долгие годы своей жизни родственник умудрился купить и необходимую приличную мебель, и холодильник, и телевизор, ну и так далее и тому подобное.

И вот все это – отдать!

Клиенту по обмену.

Да еще и расходы по переезду ему оплатить.

Тут уж Адаму и Еве пришлось отнести в комиссионку все свои личные вещи, остались почти при фиговых листках, как библейские Адам и Ева.

Даже курточку Адамчика продали.

Уж так им хотелось поскорее перебраться поближе к столице!

Чтобы в Клуб социологов попасть.

И выпустить новый опус.

Который, возможно, окажется бестселлером...

Мечты, мечты! Где ваша сладость?

Эту строчку российского пиита Адам и Ева конечно же не знали – хотя бы по той причине, что нашу отечественную литературу западные издатели почти не печатают, специализируясь в основном на выпуске диссидентской стряпни, именно так это называется.

Кстати, сам Гей любил иногда с доброй иронией процитировать не одну, а две строки, вторая из которых, как думал он, присочинена уже не пиитом, а безвестным умельцем российского народа.

МЕЧТЫ, МЕЧТЫ! ГДЕ ВАША СЛАДОСТЬ?

ПРОШЛИ МЕЧТЫ... ОСТАЛАСЬ ГАДОСТЬ.

Увы, такие дела!

И Адам, разумеется, тоже пройдет через это разочарование.

Хотя и на своей национальной, как говорят, почве.

Но пока он сладко мечтал, оставшись после обмена и бос и наг, как говорится.

С тремя расчетными единицами в кармане.

1967-1977 годы

Столько лет Адама, по сути дела, в Клуб не пускали.

И как он выжить умудрился, бедолага?

Но это же время отмечено бурным развитием военной техники. Ах, какие самолеты, ракеты и прочие устройства были созданы в это время лучшими умами человечества, а если не лучшими, то какими же еще?!

Ева работала в частном детском саду. В баночке детский суп носила Адаму. То есть остатки от детей. И пол-литровую баночку надо было спрятать в ридикюль, чтобы главная смотрительница миссис Жлобко, из украинских эмигрантов, каналья, не накапала на Еву главному администратору.

И вместо того чтобы пойти на работу, скажем, дворником – эта вакансия была всегда, при любом уровне безработицы, – Адам сидел с утра до ночи за самодельным столом и кропал свои социологические опусы.

На шее у Евы он сидел.

Вдохновение на него нашло, видишь ли...

Он искал социальный рецепт для спасения общества, а может, и всего мира.

Чудак!

А Ева, значит, вкалывала в детском саду, пока он искал свой рецепт.

За шестьдесят расчетных единиц вкалывала.

Курам на смех.

Да, если бы не эти супы в баночке...

Где бы он сейчас был, социолог Адам, со своим замечательным рецептом?

Правда, иногда ему удавалось заработать десятку расчетных единиц в каких-нибудь молодежных журнальчиках, где орудовали вампир Бякинари, сытый, жестокий коротышка, который только потому и давал Адаму работу, как правило, жалкую, низкооплачиваемую, чтобы видеть его унижение, или алкоголик Мучителян, забиравший на виски половину гонорара Адама.

Такие дела.

1971 год, май

Умирает отец Адама...

Потомственный военный, который в знак протеста против атомной бомбежки Хиросимы и Нагасаки вышел в отставку и уехал в Европу, в растерзанную войной Францию, и устроился на один из металлургических заводов простым рабочим и стал делать для простых же рабочих самые обычные железные кровати...

Весь ужас в том, как считал Адам, что к 1971 году отец уже уехал из Европы, на сей раз в одну из слаборазвитых стран, где лечение не только рака, но даже удаление слепой кишки было делом почти невозможным.

Отца Адама погубили местные эскулапы.

Факт достаточно очевидный.

Возможно, его бы и спасли врачи более-менее приличной квалификации, но требовалась взятка, точнее, немыслимо высокая плата за операцию. А денег у отца Адама, собственно говоря, не было. Он вообще считал, что врачи должны лечить людей бесплатно.

Чудак...

Смерть отца потрясла Адама.

Он похоронил его, можно сказать, заживо.

1971-1974 годы

Новый скачок в гонке вооружений.

Соединенные Штаты провели испытания крылатых ракет в аэродинамических трубах.

Новинка сезона...

К этим скачкам, похоже, привыкли, словно к рекордам прыгуна в высоту, Брумеля там или кого другого.

Эти годы как бы выпадают из памяти Адама, потому что в его жизни как будто ничего из ряда вон выходящего, кажется, не произошло.

Может быть, вспомнить наконец о родителях Евы?

Они, безусловно, хорошие люди.

Но Адаму пока не хватало, казалось, дефицитных атомов и молекул на воссоздание в будущем из прошлого еще и родителей Евы.

Хотя это было бы, конечно, делом благородным.

Кажется, мать Адама еще жива.

До него время от времени доходят слухи, что видели ее там-то и там-то.

Непонятно, на что еще живет человек...

Одно слово, отверженная.

Живы еще и родители Алины.

Но они уже старые больные люди.

Они теперь на пенсии.

Отец Алины всю жизнь работал металлургом.

Мать Алины всю жизнь работала в конторе.

У них большая семья.

Но у них и большая трехкомнатная квартира в Лунинске.

Правда, большая квартира теперь им не нужна.

Пока эта квартира мало-помалу становилась как бы их собственной, образуясь из трех коммунальных комнат, в которых жили разные квартиросъемщики, именно так это называется, большая семья родителей Алины распалась.

Живут кто где, кто как.

Алина любит их всех, скучает, но письма им пишет редко. Нет времени! Суета сует, как говорила бабушка Анисья.

Правда, Алина звонит своим старикам по телефону. Это уж Бээн расстарался ради Гея, который однажды останавливался в Лунинске у родителей Алины, давно дело было, но телефон с тех пор так и остался у стариков, пусть разговаривают, одна радость в жизни.

Какие инициативы в создании той или иной атмосферы молодоженов – именно так это называется – были проявлены родителями Алины?

Сказать сейчас трудно.

Во всяком случае, Гей часто вспоминает, как мать и отец Алины принесли им на улицу Урицкого дощатый крашеный стол для кухни и два самодельных табурета.

Впрочем, справедливости ради надо отметить, что они : принесли еще и постель, и китайский тазик с нарисованными птичками.

Возможно, райскими.

Хорошее было время!

1974 год

Знакомство с Бээном!

Знакомство вторичное, почти тридцать лет спустя...

И Гею казалось, что и теперь Бээн как-то мешает воссозданию из атомов и молекул всех обстоятельств жизни и смерти отца.

Более того, Гей вдруг подумал, что вообще после знакомства с Бээном изменилось многое принципиально.

До знакомства с Бээном он считал, что вся его жизнь как бы разделяется на два периода.

Первый – это время до появления Алины.

Второй – это время уже после появления Алины.

Как летосчисление в истории.

До новой эры.

И собственно новая эра.

Теперь же он понял, что на самом деле эта привязка была сделана отнюдь не к Алине, а к Бээну.

Разве там, на Гонной Дороге, осью шеренги был кто-то другой, не Бээн?..

1977 год. Весна

Два события одно за другим.

Адаму дали жилплощадь в столице.

В этом пресловутом престижном доме.

И Ева родила второго сына!

Адам бегал по городу, цветы покупал, фрукты. Персиков, правда, не было, но яблок он раздобыл. На рынке.

Но это – мелочи жизни, считал Адам.

Он почувствовал прилив сил.

Ему казалось, что теперь он горы свернет.

1977 год. Зима

Вот когда все и началось...

Адама в Клуб стали пускать.

Более того, сразу же кем-то избрали, потом еще кем-то, еще...

И вскоре он понял, что чем чаще его куда-то избирали, тем он реже садился за свои социологические опусы.

О душе стал подумывать.

В том смысле, во что она со временем превращается, в какого цвета атомы и молекулы.

И как раз тут одна чертова Ева сказала его Еве, что Адам не только не любит ее, но и не любил никогда!

Адам сжег бы ее на костре, эту чертову Еву.

Но она и без того испугалась.

Превратилась в атомы и молекулы.

Разного цвета.

Аминь!

Однако семейный архив Адама и его Евы был уничтожен.

Чтобы у Адама не возникала на бумажную пыль проклятая аллергия...

Как бы там ни было, семья Адама продолжала существовать как ячейка общества.

Адама вдруг в состав зарубежной делегации включили.

Событие!

Кстати, поездка была в Советский Союз.

Где Адам и познакомился с Геем.

Совпадения были поразительные.

Они весь вечер просидели в Домжуре, где директором ресторана был тогда чародей кухни Эдик Петросян, которого впоследствии переманили в ЦДЛ.

Ах, какие там подавались жюльены!

Гей и Адам были в восторге.

Тем более что стол был оплачен Клубом социологов по случаю международного симпозиума.

И Гей опечалился, когда Адам рассказал ему про отца.

И Адам опечалился, когда Гей поведал ему про своего отца.

И про себя тоже.

В пределах протокола, разумеется.

Но особенно удивительным было вот какое совпадение.

В один и тот же год и даже месяц они посетили Германию.

Правда, Гей был в ГДР, Адаму же удалось посетить ФРГ и Западный Берлин.

Может, в один и тот же час они глазели на рейхстаг.

Правда, между ними была стена.

Но эта стена была как бы разрушена в Домжуре.

– Twist to propose a toast to pease and friendship! – еще раз с большим чувством сказал Адам, поднимая фужер с безалкогольным напитком, по моде времени.

И Гей поддержал его вполне искренне, поднимая фужер с таким же напитком.

Он даже чуть не всплакнул; правда, уже дома, когда еще раз вспомнил, как он ездил в ГДР.

Ведь в Германии воевал его отец...

Поездка произвела на Гея сильное впечатление.

Может быть, даже неизгладимое.

Гей всему тогда удивлялся.

Тому, например, что в Германии есть воробьи, а также березки.

Оно и понятно – первая загранпоездка!

И хотя он до того одурел, что все позабыл, чему учили его в школе, всякую там географию и ботанику, он вынес из этой поездки четкую ясную мысль: пора, пожалуй, от увлечения поверхностной, чуть ли не конъюнктурной социологией перейти к глубокому всестороннему изучению наследия Ленина, чтобы не только ориентироваться в сложной, противоречивой жизни, которая становится день ото дня все сложнее и противоречивее, но и найти ответы на какие-то чрезвычайно важные, основополагающие, как думал Гей, вопросы, не только свою личную жизнь имея в виду но и жизнь всеобщую.

Надо заметить, что в ту пору он еще не сформулировал эти вопросы, которые вчера вечером зазвучали как бы даже риторически.

А может, все началось гораздо раньше, а теперь уже и заканчивается?

6 августа 1980 года

Тридцать пять лет со дня атомной бомбежки Хиросимы.

Как бы в ознаменование этого события президент США господин Рональд Рейган отдает приказ о производстве нейтронного оружия.

Очередная новинка сезона.

Нейтронное оружие – чистое оружие. Нейтронное оружие, говорит президент, наносит лишь побочный ущерб. Под этим термином господин президент имеет в виду погибшее гражданское население. Детей, женщин, стариков... Но зато не будет ни разрушений, ни пепла, говорит господин президент, ничего такого, что шокировало цивилизованного человека в разбомбленной Хиросиме. Нейтронное оружие, говорит президент, оставляет невредимыми материальные ценности.

Какая прелесть, не правда ли?

Господин президент, вы это серьезно?

Да, всерьез, говорит президент, и объявляет солдат человеческими ценностями. Солдаты нужны господину президенту для подвигов. Для утверждения своей системы во всем мире. То есть для гегемонистских целей. Именно так это называется. Но поскольку имеется оружие еще и нечистое, разные там ядерные бомбы, бинарные заряды, лазерные лучи, ну и так далее, то человеческие ценности тоже не уцелеют.

Ни одного живого человека на всей Земле!..

К этому времени мать Адама уже умерла. Адам узнал об этом случайно. Она умерла в пятьдесят с небольшим от роду. Адам точно не знал, когда она умерла. Как. Отчего. Где похоронена... Род занятий, образ жизни и, соответственно, уровень – именно так это называется на языке социологов – был тоже не установлен... Ему было шесть лет, когда мать оставила его. То есть бросила. Ну да вы знаете, как это бывает. Отец в то время был на войне, он чудом уцелел во время атаки японцев на Пирл-Харбор.

Стало быть, он потерял и отца и мать.

И от них не осталось никаких материальных ценностей.

Разве что несколько семейных фотографий.

От которых у Адама возникала сердечная боль.

Не было и у Гея к этому времени отца и матери.

Последние годы своей жизни отец Гея провел на Усть-Илиме. Он стал строителем, да не простым, а сибирским, чтобы приобщиться к замечательным свершениям сибиряков. Он работал электросварщиком на Усть-Илимской ГЭС. Зарабатывал пенсию. Образ жизни и уровень жизни отца был, наверно, иным, нежели у матери, которую Гей видел в последний раз еще в детстве. Во всяком случае, Гей знал достоверно, что из времянки – район Самостроя – отец переехал в двухкомнатную квартиру со всеми удобствами в новом крупнопанельном доме на улице Романтиков.

Очень хорошее название улицы.

А когда-то, в Лунинске, отец и мачеха, перед тем как въехать в барак на Новой Гавани, сняли угол в домишке на улице Победы.

Очень хорошее название улицы.

Только угол был плохой.

И Гей однажды сказал об этом Бээну.

То есть не про угол, а про улицу.

В тот раз Гей сдуру потащился за Бээном. На кой черт ему далась эта теплотрасса! Захотелось, наверно, посмотреть, как Бээн руководит не в кабинете, а на объекте, именно так это называется. И вдруг теплотрасса свернула в какую-то улицу и пошла по ее середине. Отвалы из траншеи почти скрывали из виду шлакоблочные домишки, которые выросли тут, словно поганки после дождя, на пустыре, где были горы отвалов шлака лунинской ТЭЦ.

– Да это же улица, на которой мы снимали угол! – воскликнул Гей.

– Какой угол? – не понял Бээн.

– В котором живут.

– А когда это было?

– Вскоре после войны. Перед тем как отец получил комнату в бараке на Новой Гавани.

– Твой отец?.. – Бээн даже приостановился. – Он кто был?

– Он был офицером. И прошел всю войну.

– А ты помнишь, где именно он воевал?

– Я помню. Волоколамское шоссе. Сталинград. Кенигсберг.

В лице Бээна что-то дрогнуло.

– Ему повезло... – хрипло сказал Бээн.

У Гея было такое впечатление, что Бээн вдруг вспомнил худого, в чем душа держалась, демобилизованного офицера в поношенной, но чистой форме без погон, который сказал ему: КОМАНДИР, ПОМОГИ ВЫЙТИ ИЗ ОКРУЖЕНИЯ.

– А где он теперь? – спросил Бээн.

– Его нет.

– А эта улица осталась...

– И Новая Гавань осталась.

– И Новая Гавань осталась... – Бээн огляделся. – Улица Победы... Ну и головотяпы у нас в горисполкоме! Сегодня же скажу, чтобы переименовали. – Он усмехнулся. – Хочешь, назову твоим именем? А что! Известный социолог, ученый, наш земляк, лунинец...

– После моей смерти, – усмехнулся Гей. – Заранее сердечно благодарю. Буду знать, где висят таблички с моим именем. Не самое худшее на земле место...

Бээн понял, что Гей заводит его, и пошел прямиком в свой офис, чьи стеклянные панели витражей сверкали издали, как золотые.

Поскольку улицу Победы впоследствии переименовали и благоустроили, проведя водопровод в виде уличных колонок, Гей не знал, надо ли ее воссоздавать в будущем из атомов и молекул, то есть не знал, как именно воссоздавать.

Из каких атомов и молекул.

Кстати, матери и отцу он посвятил в свое время парочку опусов, которые вошли в цикл с таким названием:

БЕЛАЯ ДУША

В этом цикле социологических опусов Гей высказал оптимистическую мысль по поводу жизнестойкости тех людей мира сего, у которых была добрая, светлая душа.

Их жизнь гнет, а они распрямляются, жизнь ломает их, а они держатся!..

За этот цикл Гей премию получил.

И он хотел при случае подарить опус отцу, а может, еще и матери, если удастся ее встретить.

Но отец не дождался выхода опуса в свет и умер, а потом умерла и мать.

После чего стало ясно, что опус можно и не печатать.

Получалось, что время после Бээна как бы не подлежало строгой хронологии.

Вся жизнь – как один день.

Где нет начала и конца.

Да, но с чего же все началось и чем же все закончится?

1980 год

При господине Рейгане, как и ожидалось, начался новый " всплеск антикоммунизма.

Неужели американцы и в самом деле боятся нас как смертельных своих врагов? – спрашивает себя Гей.

Вся надежда на детей, думает он.

ДЕТИ СПАСУТ МИР.

Но кто спасет детей?..

Маленький Юрик стал грамотеем.

Он просто-напросто срисовывает БУКВЫ, которые видит повсюду, не то чтобы проникаясь к ним своим детским особым уважением, скорее всего пытаясь уловить, понять, уяснить для себя таинственный смысл самых разных по виду БУКВ, как их называют папа, мама и старший брат, не делая и шагу без того, чтобы не прочитать чужие БУКВЫ, а затем и свои написать.

ГОРЧИЧНИК.

Это было самое первое слово Юрика.

Вся семья частенько болела.

Все мы, думал Гей, под горчичником.

Стресс!..

Да, как считал Гей, всему виной был не грипп, а стресс.

Хотя Гей не имел отношения к медицине.

ГОРЧИЧНИК ОТ СТРЕССА

Но это уже было собрание букв, стоившее целого собрания сочинений.

Юрик, слава богу, пока не дорос до такой грамоты.

Он одолел еще три слова:

МИР

ВОЙНА

МОСКВА

Кстати, Юрика вдруг заинтриговало слово БЭЭН.

– Что это значит? – спрашивал он.

– Это слово ничего не значит, – говорил ему отец.

А иногда, сбивая Юрика с толку, отец заявлял, что это слово значит чересчур много.

– Но как его нарисовать? – вопрошал Юрик.

– А его рисовать никак не надо, – сердито бурчал отец, – он уже нарисовал себя сам.

Юрик долго молчал, пытаясь найти логику в разноречивых ответах отца, но никакой детской логики в этой странной взрослой логике он так и не находил.

И тоже сердито бурчал, подражая отцу:

– Бардак...

Значит, один сын Гея родился и вырос до Бээна, другой сын Гея родился и рос уже после Бээна.

Но это вовсе не значит, что Бээна как такового теперь не было.

Напротив, Бээн был теперь на коне.

Как и предсказал когда-то Мээн.

1980 год

– Ну, вы теперь на коне! – неожиданно для себя вдруг выдал Гей, пожимая Бээну руку, когда вышло в свет Постановление, которое поощряло всяческую инициативу в области развития сельского хозяйства, именно так это называется.

Гей думал как раз о строительстве птичника в Смородинке, зная про заботу Бээна в связи с этой стройкой: где и как достать фондовые материалы, как узаконить неплановую стройку и так далее и тому подобное.

А в тот год, кстати заметить, вышло еще одно Постановление, оно было связано уже с заботой Гея как социолога, изучавшего проблему положительного начала в любом начале.

И Бээн, словно зная про эту заботу Гея, пошелестел газетой, которая лежала перед ним на столе:

– Ты, по-моему, тоже не под конем... – И добавил как бы между прочим, цитируя по памяти строки Постановления – из того, которое касалось проблемы Гея: – "Новые поколения советских людей нуждаются в близком им по духу и времени положительном герое, который воспринимался бы как художественное открытие, влиял на поступки людей, отражал бы судьбы народные".

Бог ты мой, смятенно подумал Гей, глядя на Бээна неподвижными глазами, он же прямо связывает мою работу социолога со своей персоной, он же думает, что я пишу о нем книгу, именно такую книгу, в которой будет выведен положительный герой, списанный с него, Бээна, положительный герой, близкий новым поколениям советских людей по духу и времени, как уточнил он сейчас словами Постановления, положительный герой, "который воспринимался бы как художественное открытие, влиял на поступки людей, отражал бы судьбы народные", бог ты мой!..

Тут было о чем поразмышлять.

И при случае Гей так и сделает.

– Да, жаловаться грех, пожалуй... – сказал Гей, сказал почему-то со вздохом.

Кажется, эта небольшая пауза и этот нечаянный вздох сбили Бээна с толку. Он спросил с неожиданной для него озабоченностью:

– Ты как живешь-то?

– Просто.

– Не понял...

– Просто, говорю. Жить надо просто, – как бы даже повеселел Гей. – Надо просто жить.

– А...

Бээн решил, должно быть, что это новая шутка столичная.

Он опять пошелестел газетой.

– Да, вот и вся диалектика! – произнес он хотя и задумчиво, но победно, перефразируя свое коронное высказывание, как бы обогащая его новым содержанием.

Именно в том же году было принято едва ли не самое важное Постановление.

Был объявлен Международный год ребенка.

Появилась надежда, что хотя бы в течение Года ребенка не начнется третья мировая война.

Но как уберечь ребенка хотя бы в Международный год ребенка?

Кстати, это был високосный год.

И все наши беды, как с иронией говорил сын, от него.

От солнца.

От космоса.

От неопознанных сил природы.

Да, но с чего же все началось?

Уж конечно не с детей.

Они устроили последний привал.

И опять на краю пропасти.

Вершина Рысы была уже совсем розовая.

– Интересно, – сказал Гей, – а эти двое, которые маячили в тумане, позади, куда же они девались?

– Наверное, тоже воссоздают свое будущее из прошлого...

Как хорошо, подумал Гей, что ни Георгия вездесущего, ни Мээна тут, на Рысы, не было и в помине.

Процесс воссоздания шел без помех.

Правда, в спешке.

Гею хотелось уложиться до момента встречи с Лениным.

Как бы для того, чтобы доложить вождю народов о своих социологических исследованиях.

Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Ю. В. Андропов пригласил американскую школьницу Саманту Смит посетить Советский Союз.

Это уже 1983 год.

Тревожные восьмидесятые...

Саманта Смит отправила президенту США Рональду Рейгану антивоенное письмо, и по горло занятый военными делами сэр не ответил школьнице.

И тогда Саманта Смит отправила антивоенное письмо президенту СССР Юрию Андропову, и, как бы ни был занят наш Генсек и президент, он ответил Саманте Смит.

Текст антивоенного письма советского президента был опубликован о всех газетах мира.

Тревожные восьмидесятые...

Судя по всему, именно в эти годы Адам начал работу над своей всеобъемлющей диссертацией, которая, как считал наивный, хотя и талантливый ученый, должна была вскрыть причины и наметить пути их устранения.

Всеобъемлющий диагноз всеобъемлющего заболевания.

И, соответственно, всеобъемлющий рецепт.

Браво, Адам.

Но, к сожалению, социолог Адам видел корень зла не там, где он произрастал.

Методологическая ошибка ученого стала очевидной после просмотра телесериала.

Социолог Адам поначалу сводил все дело к неким духовным поискам Евы, хотя, как увидит Адам позднее, эти поиски обуревали не только Еву.

Глубоко и всесторонне изучив проблему, Адам понял, что истинным автором новой реформистской формулы НАДОПРОСТОЖИТЬ, выведенной с помощью алгоритма АТАМХОТЬТРАВАНЕРАСТИ, является вовсе не Ева.

Где уж ей!

Корифеи были куда более значительные.

Впрочем, теперь и не играло большой роли, кому принадлежала пальма первенства.

Проблема носила, естественно, социальный характер.

Идеи овладевали массами, вот что было опасно, как написал Адам в одной из глав своей диссертации.

Даже дети подключились!

Как там сказано?

Яблоко от яблони падает не далеко...

Юные сограждане дополняли эмпирическую формулу своих предков новым содержанием.

Речь уже шла не о банальных треугольниках: Он, Она, Он или Она, Он, Она.

Как бы в полном соответствии с развитием естественных и общественных наук эти треугольники стали разрастаться в многоугольники, которые с легкой руки молодежи, этого сверхчуткого гальванометра нравственности и самосознания общества, – тут лучше сказать: с легкой руки иных молодых людей, а также лучше добавить: этого сверхчуткого гальванометра нравственности и самосознания известной части общества, – стали называться не многоугольниками, а ромашками, например.

Праотцы лирической литературы позеленели бы теперь от зависти.

Правда, к фамильной чести Адама надо признать, что сама Ева и старший сын Адамка были противниками той сексуальной распущенности, которая стала как бы отличительной чертой многих знакомых семейств.

Более того, Адамка готов был жениться на первой встречной, только чтобы не подвергать себя известному риску, периодически вступая в сексуальные отношения с первой же встречной, как делали его приятели.

Словом, процесс духовных поисков носил довольно сложный характер, и Адам, глава семьи, давно бы уже свихнулся, пытаясь найти причинную связь, именно так это называется, если бы не младший сын, Адамчик.

Это маленькое существо являлось большим оптимистом.

Адамчик возился со своими игрушками как ни в чем не бывало, пока папа, мама и старший брат вели на кухне смертельные бои, хотя и местного, как принято говорить, значения.

Случалось, что против папы выступали сразу двое – мама и старший брат.

Разумеется, Адамчик еще не мог взять в толк, что мама и старший брат объединились как новоявленные реформисты, для которых папа был вроде средневекового инквизитора.

Адамчик видел и понимал только одно: папу долбят в хвост и в гриву, как говорил сам папа.

И хотя Адамчик всех любил одинаково – что маму, что папу, что брата, – он точно знал, кого ему защищать.

Для приличия он еще выжидал немного, чтобы не навлечь на себя гонений со стороны мамы и брата, а потом как бы в сердцах бросал на паркет наиболее тяжелую игрушку и объявлял:

– Ну хватит вам собачиться!

Эти интересные слова какой-то тети он слышал однажды в универсаме, когда стоял с мамой в очереди. Адамчика поразило тогда, что ни одной собаки не было в магазине, а женщины в очереди перестали кричать друг на друга.

Как ни удивительно, однако и папа, и мама, и братка, стойло Адамчику так сказать, умолкали сразу же, хотя собаки у них в квартире тоже не было.

Адамчик не обращал никакого внимания на то, как они все моментально столбенели – вот тоже интересное слово, которое Адамчик где-то услышал, – и он подходил к папе, наиболее, видимо, раненному, хотя и без крови пока что, и смотрел на него снизу вверх, и ждал, когда папа возьмет его на руки и крепко прижмет к себе, и, притихнув, переждав минуту-другую, Адамчик отстранялся от папы, смотрел ему в лицо как бы изучающе и говорил вполне искренне:

– Ты хорошо сегодня выглядишь.

Первый раз папа чуть не заплакал, но сдержался, и теперь он все время отвечал Адамчику, стараясь при этом улыбаться:

– Ты тоже хорошо сегодня выглядишь.

Тревожные восьмидесятые...

Президент Рейган и его администрация тратят миллиарды долларов на приготовления к войне с коммунистами.

Лучше бы Рейган тратил эти деньги на борьбу с бездуховностью.

Все началось с войны...

Эту фразу, представьте себе, произнес и Адамчик, сын Адама!

Информация достоверная.

Сам Адам рассказал об этом Гею во время встречи в Домжуре, когда подавали жюльены.

– И что же ты ему ответил? – поинтересовался Гей на плохом английском.

– Я сначала решил уточнить с глубоко научной точностью, – сказал Адам на плохом русском, – что именно имеет в виду юный оппонент, когда утверждает, что оно, это нечто, уже началось.

Гей проглотил шампиньон и уставился на Адама:

– Ну, так и что же он тебе ответил?

– Пожалуйста, не перебивай! – взмолился Адам.

– Национальная черта, пардон...

– Адамчик в это время рисовал человека в виде собаки, – сказал Адам на превосходном английском, поглядывая на официанта. – Для чего он использовал странички рукописи моей диссертации, как раз те самые, где я размышлял об этом: с чего же все началось...