Текст книги "В океане "Тигрис""

Автор книги: Юрий Сенкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Вчера за ужином, при гостях, Детлеф вдруг начал язвить: доктор Юрий покинул «Тигрис», обретался на «Славске» три дня, а на всех его медикаментах русские надписи и неизвестно, как ими пользоваться. Удар явно ниже пояса: я не по своей охоте перешел на «Славск», по первому зову вернулся бы, а кроме того, уходя, оставил подробные инструкции, правда, по принципу «сено – солома»: если кто затемпературит, для того красного цвета таблетки, и так далее.

– Красное от всех болезней, – хихикнул Детлеф.

Вот тут меня по-настоящему взяло зло.

– Почему же от всех, есть у меня и желтые, и белые, и, кстати, черные. Но коричневых – будь уверен – никогда не держал.

Секундная тишина – и громовой хохот. Карло возопил: «Вива ля Руссиа». Детлеф побагровел. Не надо бы, вероятно, так жестоко, а не лезь. Не нарушай границ дозволенного.

Итак, Детлеф позировал перед кинокамерой, остальные перетаскивали груз, и в этих занятиях минул очередной день, третий бахрейнский.

ДЕБАТАМ КОНЕЦ

Под парусной дискуссией подведена черта. Вчера, пожалуй, был пик дискутирования. Арне Хартмарк, хоть и ехал на Бахрейн не навещать нас, а по своим делам, отнесся к нашим затруднениям очень серьезно и подготовился к ним фундаментально. Он захватил с собой кучу проспектов и каталогов, и на какое-то время мы очутились вроде бы в холле блистательного ателье мод. Все парусники мира предлагали нам на выбор свое вооружение. Полотнища прямые, косые, модели бермудские, гафельные, райковые, шпринтовые… Увы, мы – слишком прихотливые клиенты, а если продолжать аналогию, фигура у нашего «Тигриса» все-таки чересчур не стандартна.

– Вы хотите невозможного, – грустно изрек участвовавший в консилиуме Калифа.

Постепенно выяснилось, что лучше первоначального фасона, того, который не удовлетворил Нормана в Эль-Курне (и тем заставил его взять в руку ножницы), не придумаешь ничего. Надо просто сшить заново то, что разрезано, восстановить утраченный еще до начала плаванья грот. Как он будет работать, неизвестно, или, точнее сказать, известно лишь теоретически, но во всяком случае у нас появится парус не хуже того, что есть. А это необходимо, мы ведь пока что даже без запасного, нам повезло, что не встретились в заливе с хорошим штормом, быть бы нам тогда вообще с голой мачтой.

Проблему теперь можно было считать решенной. Однако Норман полагал иначе. Опять зазвучало сакраментальное «Саутгемптон» – оно произносилось полушепотом, персонально для Тура. Хейердал и Бейкер уединились с карандашом и бумагой, корпели, вдохновенно поминая «шкаторину», «рифовые точки», «кренгельсы», «галсовые углы». Что в результате родилось, мне, да и остальным, не совсем было ясно. Но Детлеф улетел, имея задание заказать не один, а два паруса: подобный тому, что испорчен, и совершенно новый, небывалый, согласно уникальным чертежам.

Авторы намекают, что задумано совершенно чудо, с различными сюрпризами, например при надобности оно должно легко складываться в конверт.

Сегодня 13 декабря, вторник, вернется наш посланец из Гамбурга предположительно 20-го. Значит, на ремонт корпуса и рулей у нас неделя.

Пишу утром. Сейчас позавтракаем и на пристань.

БИТВА У ПИРСА

Опытные моряки говорят: «В непогоду не бойся моря – бойся берега». Только что мы на собственной шкуре убедились в их правоте.

Явились к лодке, Эйч-Пи, я и Рашад собрались как следует заняться пробоиной и не сразу заметили, что ветер крепчает, а волны разгуливаются.

«Тигрис» стало бить о пирс.

Будто и прибой небольшой, но лупит и лупит, поперечинами, на излом – прилив, вода высоко, и ребра «Тигриса» как раз вровень с бетонной площадкой.

Не осознав еще серьезности положения, попросили на соседнем судне автомобильные покрышки, приспособили в качестве кранцев, как это часто делается. И убедились, что кранцы-амортизаторы не выручают, поскольку бьет не строго по горизонтали, а с вращением: приподнимет, навалит и бросит.

Осталось амортизировать руками. Держим пятнадцать минут, полчаса – чем дальше, тем хуже, болтанка усиливается, бежать за подмогой нельзя: пока бегаем, корпус вконец размолотит.

Еще благо что прилив – перепад уровней здесь велик; при малой воде лодка колотилась бы тремя метрами ниже края пирса – как бы мы тогда ее удерживали?

Хуже всего тут не физическое напряжение, хотя плечи и заломило, а чувство полной беспомощности: пока не кончится, жди и держи.

Ф. РАССКАЗЫВАЛ

Однажды на Финском заливе яхта с не очень умелым экипажем спряталась от непогоды в абсолютно не приспособленной для того бухте.

Первая ошибка была в том, что решили прятаться, – в открытом море штормовать безопасней.

Вторая ошибка – не раскрепились как должно, навыков не хватило и не позволила обстановка.

Третья ошибка – канаты оказались как на подбор пеньковые, ветхие, не канаты, а колодезные веревки.

Стемнело, волны перекатывались через жалкое подобие мола, яхту трясло и дергало. Со звуком лопнувшей струны оборвалась одна из веревок, через двадцать минут – другая.

На судне завели мотор. Знали, что сейчас перетрется и лопнет последняя, и знали, что ничем ничего предотвратить нельзя. Так, наверно, чувствует себя кролик перед удавом или обложенный волк за секунду до выстрела.

Если бы еще успеть врубить ход и чтоб двигатель не заглох – такое с ним порой и в тихую погоду случалось.

Хлопнуло, ударило, застрекотал винт, и яхта понеслась по дуге, к берегу, на камни, где ей суждено было выситься памятником самой себе неделю, пока латали дырки, приподнимали корпус домкратом, подсовывали брусья, – это было нескончаемо, постыдно, изнурительно, однако это уже было работой, и как тяжко ни приходилось, те бездельные минуты, проведенные в ожидании неизбежного, ни с каким авралом даже в отдаленное сравнение не шли.

Но я отвлекся.

БИТВА У ПИРСА (ОКОНЧАНИЕ)

Приехали Карло и Герман, ахнули, стали помогать. Но теперь-то нас было больше, теперь мы могли попробовать сопротивляться стихии активно. Эйч-Пи забрался в новенький «Зодиак» и завез якорь метров за сто от пирса. Нос «Тигриса» был таким образом оттащен от пирса, лодка повернулась к бетону кормой – корму продолжало бить.

Привязали к корме двухсотметровый нейлоновый канат, подарок моряков «Славска», и побежали на дальний конец причала, туда, где он загибается буквой «г». Там обмотались вокруг здоровенной кнехтины, выбрали каната сколько надо, наложили шлаги – и облегченно вздохнули. Избавили корабль от беды. А всего-то и требовалось – заранее раскрепить…

Случись ветерок не утром, в нашем присутствии, а ночью, кто знает, в каком состоянии мы бы застали свой «Тигрис» и не оказался ли бы для него Бахрейн финальной стоянкой. Суша положительно нам мешает. Уж такое вроде бы обязательное правило – оставлять ночного дежурного на судне, – а и то забыли соблюсти. Отныне решено категорически: на «Тигрисе» – круглосуточная вахта.

Приступаем к врачеванию полости. Разбились на три бригады: Тору и Герман – под водой, Карло – на воде, я – на пирсе.

МАРШ-АРАБ

Вокруг громоздятся камышовые вороха. Вяжу снопы – не серийно, а штучно, на заказ.

Мне говорят: «Нужен сноп такой-то толщины и длины». Подбираю пучки сухих желтых стеблей и укладываю валетом, комлями наружу, раздвигая по требуемой мерке. В середину добавляю стебли покороче. Выравниваю, чтоб вышла аккуратная цилиндрическая кипа.

Кое-чему, оказывается, я научился у Гаты в Эль-Курне. Рекламаций с последующих звеньев конвейера к «марш-арабу» – «болотному арабу» – не поступает.

Завершив сноп, бросаю его прямо в воду, к «Зодиаку», на котором восседает Карло. Карло вязанку подбирает, заправляет под веревки, а Герман и Тору ее снизу подхватывают и запрессовывают окончательно.

Первые три-четыре снопа были в человеческий рост, теперь идут поменьше. Сколько я их уже наделал, не счесть. Ниша, по-видимому, бездонна. Камыша заметно поубавилось – так, глядишь, и запасов не хватит.

Мастерю свои снопики, а неподалеку высится крупнейший в мире сухой док: он только что построен, и на днях состоится его «крещение». Этакое корыто, чуть ли не полукилометровое, с поднимающимися из-под воды стенами, для ремонта океанских танкеров.

РАЗГОВОР

Вообще на Бахрейне многое строится, и многое из того, что строится, удивительно.

Например, неподалеку отсюда, на дне Персидского залива, запланировано сооружение подводной гостиницы. Туристы смогут через иллюминаторы любоваться фантастическими пейзажами. Глубина защитит постояльцев от зноя.

Проект гостиницы – французский, строить будут французы и англичане. Вышеупомянутый док тоже возводили заграничные компании, на свои средства, своей техникой, для своих судов.

Мне кажется, я слышу, как супермодерный док и наш допотопный «Тигрис» разговаривают.

– Лапоть, – брюзжит док, – У тебя даже трюма нет. Баловство.

– Ваша правда, – почтительно соглашается «Тигрис».

– Никакой прибыли, сплошной убыток. Хоть бы рекламными плакатами обвешался…

– Ваша правда.

– Понимать надо, не куда-нибудь пришел, на Бахрейн. Мы все здесь ловкие, практичные, добычливые.

– Я – не на Бахрейн. Я – в Дилмун.

ДИЛМУН

Совершили экскурсию по археологическим объектам. Опишу ее коротко, по методу «что я видел».

Видел древние могильники, разной величины холмы, они рассеяны на довольно большом пространстве, их более ста тысяч. Все, разумеется, давным-давно разграблены.

Есть предположение, что Бахрейн в старину был не только островом-ярмаркой, но и островом-кладбищем, куда жители окрестных материковых поселений свозили своих мертвецов.

Возникновение могильников датируется приблизительно вторым тысячелетием до новой эры. К тому времени, по материалам раскопок, на острове уже тысячу лет существовала оседлая жизнь.

Когда-то, оказывается, Бахрейн не знал, что такое жажда. Судя по остаткам древнего водопровода, по следам» прудов у пересохших родниковых ключей, здесь имелись пресные источники, озера и даже реки.

Трудно в это поверить сегодня, когда обсуждается возможность регулярной доставки на Бахрейн питьевой воды из Новой Зеландии. Но, между прочим, Персидский залив у берегов острова до сих пор двуслоен: сверху – соленая вода, ниже – пресная. Не оттого ли и Бахрейн зовется Хабрейном (в переводе – «два моря»)? Однако, видимо, эксплуатировать «нижнее» море дороже и сложней, чем покупать воду за океаном и везти сюда в пластиковых литровых пакетах.

Прерываюсь. Зовут.

ИНТЕРВЬЮ

Только что говорил по телефону с Кувейтом. Советских журналистов, как и моряков, на Бахрейн не пускают, а читатели «Правды» и «Известий» хотят хоть что-то о нашем путешествии знать.

Рассказал Владиславу Задяеву и Вадиму Кассису о благополучном прибытии «Тигриса» в Манаму, о ремонте промоины, о многострадальных рулях. Дерево для новых уключин, кстати, еще не найдено. Попались на местном рынке два подходящих бруска, полтора метра в длину, пятьдесят сантиметров в ширину и десять в толщину. Торговец запросил за них – как вы думаете, сколько? Две тысячи долларов!

На другом конце провода ахнули.

Поведал о консультациях с Калифой и Арне Хартмарком, о парусе, который шьют для нас в Гамбурге, о здешних пальмовых плетеных лодках. Доложил, что настроение бодрое, и поздравил земляков с наступающим Новым годом. Где-то мы его встретим?! Надеюсь, что уж, конечно, не здесь.

Вернусь к описанию экскурсии.

ДИЛМУН-II

Итак, что же я еще видел?

Видел руины старинного (XVI век) португальского форта. Фундаментом для него, как часто бывает, служила мегалитическая кладка гораздо более древних сооружений. Джеффи Бибби раскопал некоторые из них. Нас провели по городским улицам, расчищенным от песка, к воротам, открывавшим путь на некогда шумную, многолюдную пристань.

Именно здесь, возле ворот, углубившись ниже уровня улицы, Бибби и его коллеги откопали россыпи рыболовных крючков, печаток, слитков меди и прочего, завезенного на Бахрейн со всех концов света.

В каменных строениях дилмунцев, по уверениям Бибби, имелись даже туалеты. Четыре с половиной тысячи лет назад здесь уже ценили комфорт.

Затем мы оказались на морском берегу и увидели те самые лодки, которые так поразили и вдохновили Тура. Лодки и вправду были ладно скроены и крепко сшиты, веревки, искусно пропущенные сквозь дырочки в прутьях, не бросались в глаза, и корпус выглядел совершенно монолитным. Местный рыбак продемонстрировал, как держится лодка на воде, довольно лихо отплыл, сделал круг и вернулся.

На берегу сушилось еще несколько лодок, одна – совсем новая.

– Модель тысяча девятьсот семьдесят восьмого года, – определил наблюдательный Карло. Пригляделись и обнаружили, что под пальмовым покрытием спрятан пенопласт.

СДЕЛАНО НА БАХРЕЙНЕ

Четыре дня не записывал. Некогда было, да и о чем писать? Будни, мелочи, непрестанная возня на борту и около – и, как в домашнем хозяйстве, всего не переделаешь никогда.

А сегодня оглянулся и понял, что марку «Сделано на Бахрейне» ставь кое на чем хоть сейчас.

Прежде всего, на отремонтированном корпусе. Расселина в носу перестала существовать. Снаружи ее надежно защищает панцирь из стержней пальмовых листьев.

Этих стержней привезли на пирс целую гору, мы дружно скоблили их ножами, очищали от череночков и просверливали, чтобы было куда продернуть веревки. Потом Карло, Герман и Тору по прежнему методу – один на «Зодиаке» над водой, двое в аквалангах под водой – принялись заправлять прутья под канаты, и сразу выяснилось, что никаких отверстий не надо и веревок не надо, стержни и так прекрасно держатся, заплетенные подобно ивовой лозе в стенках грибной корзины.

Теперь у «Тигриса» здоровая, крепкая грудь.

Перечисляю далее. Впереди носовой хижины, на баке, у нас появился палубный настил. Над ним трудился Рашад – уложил и привязал небольшие доски, там же установил ящик для различных деревяшек, для клиньев в частности, – их на лодке уйма, созданы дополнительные запасы: нет против ослабших узлов лучшего средства, чем клинья.

Далее. Норман доставил на пристань новые уключины. Не уключины пока – заготовки: две тяжелые великанские лопаты из красного дерева, невероятно твердого (и ломкого!) и дорогого. Предстоит выбрать в их торцах полукруглые наклонные пазы, дабы рулевые весла лежали как влитые и с их вращением не было впредь хлопот.

Что еще? Да, Норман сообщил также, что заказал для будущего грота рей. За рей с Тура содрали столько, что неудобно называть цифру. Причем цельного пятнадцатиметрового куска отыскать не удалось, будут соединять два: рей, таким образом, ожидается составной.

Далее. Страничка кончилась. Перевернем страничку.

ЗАЛОГ МАНЕВРА

Когда в зеркально гладкой воде скользит яхта и парус ее как бы удвоен отражением – сверху треугольник и снизу треугольник, – красивая эта картина намекает на суть принципа, благодаря которому эта яхта движется почти навстречу ветру, будто бы опровергая житейский здравый смысл.

Дело в том, что у нее действительно сверху парус и снизу «парус». Только нижний, подводный, испытывает напор не ветра, а воды и, сопротивляясь ей, не дает судну дрейфовать лагом и опрокидываться, помогает рождению тянущей равнодействующей.

Этот «парус наоборот» называется килем. Судно может маневрировать, ходить под острыми углами к ветру именно в результате функционирования системы «парус плюс киль».

Наша затаенная мечта, повторяю еще раз, – чтобы «Тигрис» был поворотлив и легко управляем, как яхта.

Сплошного массивного киля у нас нет и не может быть. Есть две выдвижные доски – гуары, подобие выдвижных же килей-швертов на швертботах.

«Шверт» значит «меч». Два меча, носовой и кормовой, с овальными отверстиями-рукоятками, как у пилы-ножовки, торчат над палубой, готовые опуститься в колодцы-ножны и рассечь под «Тигрисом» глубину.

Переход по Персидскому заливу показал, что помощь гуар действенна, но недостаточно эффективна. Для такого судна, как наше (и для такого паруса, как наш будущий), двух досок маловато.

Мы решили увеличить их число. К гуарам прибавить четыре боковых дополнительных киля – по два с каждого борта.

Навесим на «Тигрис», в дополнение к мечам, четыре шестиметровых кинжала – работать, впрочем, будут одновременно лишь два, то с одной стороны, то с другой, в зависимости от направления ветра.

Надеемся, что система «парус плюс гуары плюс боковые кили» позволит, наконец, «Тигрису» ходить галсами.

ВЕСЛА НА ПИРСЕ

Двадцать первое декабря. Прилетел Детлеф с парусами. Неожиданность: я, оказывается, по нему соскучился. Значит, все мы, при неизбежных трениях и взаимных недовольствах, в основном сжились и – выражаясь официально – сплотились в коллектив.

Возвращение Детлефа как бы завело наш предстартовый хронометр, и хронометр затикал: часовая готовность, получасовая, пятиминутная…

Пока что объявлена двухсуточная. Двадцать третьего, если ничто не задержит, стартуем.

Зеваки удивляются: через сорок восемь часов старт, а мы не только не снаряжаем лодку, а напротив, продолжаем ее разбирать. Сегодня сняли с «Тигриса» рулевые весла. Пришел черед ставить драгоценные краснодеревые уключины – над ними на славу потрудились Тур с Эйч-Пи. Сперва насверлили у торцов отверстий, затем скололи лишнее стамеской – сделали пологую выборку, наклонные пазы – и обтянули кожей.

Сняли весла, вынесли краном на пирс, а из лопастей струями льет вода. Видимо, продолжают внутри расслаиваться. Тур, поглядев на это, стал страшно озабоченным. Попробуем, как сможем, подклеить и промазать – и уж во всяком случае хорошенько просушить.

Еще причина Туру сердиться: оказалось, что ремонт носа «Тигриса» не попал на пленку. Герман кивал на Норриса, Норрис на Германа, оба кого-то желали видеть в кадре, кого-то не желали, подстраивали друг другу мелкие козни – в итоге нет ни кадра, кроме снятых сторонними операторами из Би-би-си. Вот к чему приводит конкуренция.

ТЯНЕМ-ПОТЯНЕМ

Сегодняшний день ушел на привязывание уключин.

Писать о них и то надоело.

Перво-наперво уточнили, куда их привязывать, и до поту колотили обухом и кувалдой, выравнивая поперечины, смещенные во время шторма, когда «Тигрис» било ребрами о причал.

Втащили на борт неуклюжие тяжеленные лопаты, уложили их на опоры капитанского мостика.

И началось.

Привязать нужно крепко, не надставляя веревки, одним цельным куском. Пространства мало, повернуться негде – отыщешь щелочку, продернешь и тянешь, будто пуговицу пришиваешь десятиметровой ниткой. Раз за разом – Карло продевает, я тяну, фиксирую, чтоб не слабло, – нет, не найти мне подходящих слов, не выразить, как это муторно. Верхние вилки разболтались, значит, придется заново перевязывать и их.

ЕЩЕ СУТКИ СПУСТЯ

Готовность та же. Стартуем двадцать шестого – если успеем.

Сегодня многое сделано. Водворили на место рули и принайтовали их начерно. Норман, свободный от забот о рее, поскольку устрашающей протяженности бревно привезено и лежит на пирсе, весь день просидел с дрелью на верхушке мачты, приспосабливал блочки для паруса – не для грота, а для маленького, «носового платочка» (восемнадцать квадратных метров), сшитого руками Эйч-Пи.

Несколько неприятных минут доставили боковые кили. Мы хотели их укреплять по образцу гуар, вдевая в дощатые ножны. Но увидели, что конструкция получается безумно громоздкой и тяжелой. Переиграли решение на ходу и заменили ножны как бы газырями, петлями из реек и проложенных между ними калабашек. Петли – или кармашки без дна, не знаю, как без чертежа объяснить понятнее, – примонтировали к основному канату и к окружающей корпус браге. Этим занимался Детлеф.

Рашад украшал гамбургскую обнову – рисовал на необозримом полотнище эмблему экспедиции: ступенчатую пирамиду-зиккурат на фоне солнечного диска. Зачислял новобранца в штат.

Завтра покидаем гостиницу и окончательно переселяемся на «Тигрис». Денек будет жаркий, вероятно, про-авралим до позднего вечера.

А нынче у нас вечер тихий, бездельный, благостный. Нынче – Рождество.

УЖИН

Герман объявил, что на самом деле он не Карраско, а Санта-Клаус, и раздал подарки: специально вез из своего музея в Мехико образцы керамики индейцев-майя. Фрагменты рельефных табличек, детали амфор, изображения людей и животных – подлинность удостоверяется документом, IV век н. э. Очень неожиданно и трогательно.

Я достал из космических рационов индейку, а из собственных тайников – шампанское.

Настроение у всех было лирическое и немножко грустное.

Вспоминали рождественские обычаи у разных народов. Карло предложил: «Оставим на ночь на пирсе башмаки, пусть утром в них окажется сюрприз». Тур в ответ: «Да, одиннадцать пар башмаков, и в каждом – лоцман».

Лоцманская проблема вроде бы и решена: отыскано дау, подписан контракт, большего не придумать и не сделать. А тем не менее тревожно: слишком уж беспокойный впереди поход.

Несколько дней назад нас пригласили в гости на танкер японской постройки, принадлежащий американской компании «Тексако», обслуживаемый итальянским экипажем. И на протяжении всего застолья капитан танкера нас жизнерадостно пугал:

– На скорости 18 узлов мой тормозной путь равен пяти морским милям. Если я вас замечу на своей дороге за две мили – свернуть уже не смогу…

Глава VI

Муравей на шоссе

ХРОНИКА

26.12. 10.30. Прощай, Бахрейн.

При отплытии, как всегда, без приключений не обошлось. Прицепились к дау, вытащили якорь, а про кормовой швартов забыли. Вернее, не забыли – парень на берегу замешкался и не отдал конец вовремя. Хорошо Эйч-Пи подоспел, выхватил нож и перерезал веревку, иначе оторвали бы буксир.

На выходе нас едва не затащило на волнорез. Но это тоже детали.

Хуже, что вилка левого рулевого весла шатается, пришлось в качестве полумеры весло приподнять. Чтобы понять, отчего сразу не заладилось, надо рассказать про вчерашний день.

Вечно я стартую как бы позже всех: пора описывать дорожные впечатления, ветер дует, ходят волны, а дневник не пускает, в нем пробелы.

Итак, о вчера.

НА ОХОТУ ЕХАТЬ…

Предполагалось отдать день окончательным сборам. Список дел выглядел внушительно и взывал к динамизму. С утра переселились из гостиницы на «Тигрис», разделили обязанности и приступили. Эйч-Пи готовил якоря, их куплено еще два в дополнение к подаренным на «Славске», – решили, что не станем их по-дилетантски держать на баке и юте, а пусть оба, как принято у бывалых моряков, будут на носу. Норман опять залез на мачту, возился с маленьким парусом. Детлеф взял на себя функции стивидора: вместе с Асбьерном и Рашадом распределял по палубе груз и закреплял его, обкладывая досками и перетягивая канатом.

Герман занялся кухней. Упаковывал яйца, которые перед тем всю ночь пролежали в оливковом масле, – Карло утверждает, что таким способом можно сохранять их в течение месяцев.

Требовалось также скомплектовать приблизительные суточные рационы, чтобы не перерывать потом из-за банки консервов весь запас. Жесткого меню

на «Тигрисе» нет, фантазия коков поощряется, но элементарный порядок не помешает.

Нам же с Карло – штатным привязывалыцикам – выпало завершать работу с веслами. И очень скоро мы увидели, что весла в уключинах лежат плохо, поворачиваются с трудом: наклон паза выбран неверно.

Винить товарищей, которые в поте лица сверлом и стамеской выбирали для рулей полукруглые ложа, было не в чем. При такой операции всегда нужна подгонка по месту. Но нам от того разве легче? Рули поставлены, привязаны кожаные накладки, теперь – все снимать, отдирать кожу, обрабатывать скос рашпилем. А потом продергивать, затягивать, фиксировать – отсылаю к предыдущим страницам, где эта процедура описана более подробно.

Причем надо – не помню, упоминал ли об этом, – так привязывать, чтобы весла были вплотную прижаты к корпусу, иначе напором воды их может сломать.

И вот здесь мы с Карло, видимо, просчитались – поторопились или попросту не угадали, словом, не попали в яблочко. Левое весло слишком далеко от борта, болтается. И до ближайшей стоянки ничего не поправишь.

ХРОНИКА

16.30. Дау продолжает буксировку. Там, на шхуне, нашим связным – Рашад.

Великолепно могли бы идти сами, залив на диво пуст, ветер северный, лучшего и желать нельзя, но мы как назло должны держать курс на восток, поскольку путь на юг преграждает полуостров Катар.

К нам в гости упорно напрашивался альбатрос, четырежды пытался опуститься на борт и с пятого захода сел. Карло поймал его, взял на руки, но птица фамильярности не терпела, принялась клеваться, ее отпустили. Поняв, что народ здесь бестактный и назойливый, альбатрос улетел.

17.00. Стемнело, справа показались огни – это Катар. Идем довольно быстро, то есть не мы, а дау.

Асбьерн страдает морской болезнью, поэтому лампу вместо него на верхушку мачты подняли мы с Детлефом.

Какова-то будет ночь?

Желая стать для встречных-поперечных судов более приметными, поставили парус. Только не вновь приобретенный, а прежний. Почему? Вернусь на полсуток назад.

АКЦИЯ «ПАРУС»

Сегодня утром проснулись в шесть ноль-ноль, позавтракали и начали готовиться к выходу. Все, что не уместилось на нашей лодке и в чем меньше нуждаемся, сгрузили на дау. Там на палубе сейчас добрая половина нашего запаса воды и множество деревяшек.

Большой парус лежал на пирсе, привязанный к огромному рею, и мы побаивались к нему подступаться. Но дошла очередь и до него. Обернули вокруг рея, взялись, как за штангу, в шестнадцать рук – и почувствовали, что двести килограммов не шутка.

Чуть-чуть пронесли, бросили и задумались. Допустим, взгромоздим обмотанную жердину на «Тигрис», уложим вдоль борта, но как ее потом использовать? Как ее ворочать в океане? Чтобы втащить на мачту эту громадину, нужно ее переместить на нос, развернуть поперек, пронести над хижиной. Но предположим, мы и с этим справились. Рей вздернут. При мало-мальски серьезном шквале он обрушит на такелаж всю свою тяжесть, порвет, как нитки, ванты, вывернет саму мачту из гнезда.

В общем, после долгих споров и нескольких гениальных озарений (Карло, к примеру, предложил уложить парус на крыше обеих хижин) мы дружно подхватили прогибающийся рей и погрузили его на дау. Пусть плывет пассажиром. Виват парусным мастерам.

ХРОНИКА

18.30. Стою на мостике. Только что беседовал с Туром.

Тур мужественно признал, что рей неуклюж, а парус велик и, очевидно, так они и останутся на дау. Нам сейчас лучше прекратить экспериментировать, а попытаться как можно быстрее выйти в океан. И, не останавливаясь, идти на юг, к Мадагаскару, а там посмотрим. Возможно, пристанем, сделаем новый рей, починим рули, уберем по совету Калифы носовую хижину, чтобы не мешала гроту, и тогда попробуем двинуться еще куда-либо дальше.

Лишь бы лодка позволила. За шесть недель на плаву мы погрузились на четверть метра, стало быть, у нас в резерве еще месяца три. Кабы не уключины, не рули, не бесконечные просчеты Нормана – тут, как по уговору, мы замолчали.

19.00. Тур ушел ужинать, а я вдруг заметил, что «Тигрис» рыскает. Подумал, что рулевой дау халтурит, но на шхуне заглушили мотор. Значит, что-то случилось. Так и есть. Лопнул буксир.

На мостик прибежал Карло, вдвоем, налегая на кормило, вернули лодку на стезю. Карло остался наверху, я пошел на нос помочь доставать оборванную веревку.

Она перетерлась там, где была надставлена, о край металлического ковша.

Веревку вытащили, а возвращаться на привязь не стали. Если уж оторвались, лучше идти самостоятельно. Надоело быть буксируемой экспедицией. Изменили немного позицию паруса, опустили гуару, опустили по правому борту вертикальные кили – двинулись медленно сами.

22.00. Распределены часы вахты. Мне – с двух до четырех, на пару с Норрисом. Первая ночь на фарватере… Впечатления ожидаются яркие, надо к ним подготовиться. Иду спать.

НОЧЬЮ

Спал, против ожиданий, крепко, снился очередной из «камышовых» снов, на этот раз – что ворошу копну сена.

Вахту договорились нести посменно, меняясь у румпеля каждые полчаса: один рулит, другой рядом наготове.

Волны довольно большие, ветер умеренный, светит луна. Лодка идет хорошо, слушается, а ведь управляем лишь правым веслом, левое в фиксирующей повязке. И все равно легко, только рука затекает – высоковато расположен румпель, рулевой рычаг, похожий на рог.

Таращили глаза, вострили уши – вот-вот сейчас налетят и раздавят. Но никто не налетал и не давил. Постепенно напряжение улеглось, успокоились, разговорились.

Норрис рассказал о путешествии, в котором участвовал, – с Гавайских островов в Полинезию. Была построена ладья – катамаран по типу древних полинезийских. Реконструкция получилась удачная, если не считать материала: искусство выдалбливать лодки из цельных древесных стволов утрачено совершенно, и судно склеили из фибергласа.

В ладью сели восемнадцать человек – и пошли без компаса, без карт, по солнцу и звездам, так, как ходили в старину островитяне.

Штурманом был приглашен полинезиец, последний из могикан, помнящих старинное ремесло. Он вел лодку, пользуясь одному ему известными способами навигации, по какой-то немыслимой дуге – и дуга привела к цели.

Плавание было чрезвычайно интересным, но жутким по взаимоотношениям в экипаже. Все перессорились, причем без сколько-нибудь веских мотивов, и Норрис привез в Штаты многие сотни метров синхронной пленки скандального содержания.

– Зритель это любит, – извиняющимся тоном объяснил Норрис. Он явно оправдывался в специфике своего репортерства, сейчас, посреди фосфоресцирующей воды, тихой волшебной ночью ему искренне хотелось быть честным и благородным. Дай бог. Но все-таки камера его – бесцеремонная, соглядатайская камера – и сейчас на нашем борту…

Да, еще он упомянул о том, что на Таити они встретили супругов Папазовых, и с восхищением отозвался об этой чете отважных болгарских яхтсменов. Кстати, на стоянке в Манаме мы получили от Папазовых приветственный телекс.

ДАУ ПРОТЕСТУЕТ

Явился к завтраку последним и узнал, что ночью не обошлось-таки без события, а я его мирно проспал!

На рассвете, оказывается, возникла проблема о дау. Ее капитан предъявил претензию: он-де подряжался нас буксировать, а не сопровождать. Наша малая скорость его не устраивает, двигатель перегревается, в трюме много воды, и вообще надо спешить.

Около получаса Тур беседовал со шхуной по игрушечной рации «воки-токи». Он напомнил – через Рашада – капитану, что в контракте сказано именно «сопровождать» и что при нынешней погоде, при нынешней волне нам быть на буксире опасно. Капитан упирался, но дал себя убедить.

Нам сейчас дау вроде бы совсем не нужна, однако это лишь пока ветер попутный. А пройдем колено, где залив изгибается, и этот же ветер из попутного станет встречным, затем – после следующего колена – вновь попутным. Конечно, идеально было бы, чтобы он в унисон нашим нуждам дважды поменял направление. Только услышит ли нас аллах? Полагаю, что нет. Поэтому надо иметь в запасе дау.