Текст книги "В океане "Тигрис""

Автор книги: Юрий Сенкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

По берегам, поросшим пальмами, толпились дети и взрослые, приветствуя наш славный ковчег. Тур сказал: «Смотри, им приходится бежать, чтобы поспеть за нами, значит, мы идем довольно быстро».

«До сих пор не верю, что мы стартовали».

Тур кивнул: «Я тоже».

НЕДОЛГО МУЗЫКА ИГРАЛА…

Сейчас в это уже совсем не верится, потому что мы давно не плывем, а стоим. Путешествие вышло кратким, из-за чего – расскажу завтра. Сегодня сил нет и настроения. Сумерничаю на палубе за нашим роскошным столом и думаю о Ксюше, как там она, бедная. Она махала мне, пока я мог ее видеть…

Ладно хоть дождя нет и река спокойная, не качает. Зато одолевают москиты.

Утро вечера мудренее. Пойду спать.

ОВАЛ В КВАДРАТЕ

Минули сутки. Опять вечер, и все тот же берег у деревушки Шафи, к которому приткнулась наша лодка.

На шоссе мигают фарами машины, невдалеке арабы с мотобота запалили костер, слышно, как переговариваются, а у нас на «Тигрисе» – тишина. Карло возится на кухне, Герман и Рашад ему помогают, Норман и Детлеф кемарят в хижине. Тур сидит рядом за столом и пишет. Норрис, Тору и Асбьерн притихли в своем носовом «люксе»…

Грустное положение. Казалось бы, все элементы экспедиции налицо – лодка, река, экипаж, – а плыть не можем.

Вчера приключилось вот что. Мы проходили место, где Шатт эль-Араб делает повороты, и нас стало ветром прижимать к левому берегу. Схватились за рули, резко повернули, их заело. К счастью, арабы на мотоботе оказались проворнее нас, они проскользнули между лодкой и берегом и буквально отпихнули «Тигрис» на свободную воду.

Одну излучину кое-как проскочили, в следующую – не вписались совершенно. Врезались в мелководье, противно затрещало, упершись в грунт, левое рулевое весло, – кинулись к нему, стали пытаться приподнять, но мешала путаница веревок. Все же мы приподняли его чуть-чуть, и весло тут же заклинило – оно село на одну из продольных ограничивающих балок. Дима, Карло, Тур, Норман и я пытались освободить весло. Наконец, удалось ослабить веревки внизу и вверху, и стали пытаться приподнять. Люди, стоявшие на берегу, отталкивали нас, тут же подоспел мотобот, взял на буксир, оттянул.

Отлично управляемся, нечего сказать.

Если помните, я в свое время сетовал, что круглому стержню весла в квадратной уключине будет плохо. Теперь ясно, что я был еще чересчур оптимистичен. Имеем в сечении не круг, а – слава столяру Цилиху! – овал, то есть в квадратном отверстии находится сплющенная жердь, и она, естественно, под напором воды норовит лечь на плоскую свою сторону. Не руль – автопилот какой-то. Куда же с ним в океан?!

Надо останавливаться и решать, что делать. Выбрали подходящий бережок, спустили парус, бросили носовой якорь, притулились с помощью арабов и стоим.

Тур сидит задумчивый, невесело ему, нам тоже. Но в принципе ничего страшного нет. Мы остановились, как пешие походники останавливаются, отойдя километр-другой, пригнать снаряжение, разобраться с обувью, переложить рюкзаки.

ДОМ НА КОРМЕ

Предыдущие строки я писал на палубе, при луне, – никогда, кстати, не подозревал, что при лунном свете так в охотку пишется. Закрыл тетрадь, полез в хижину спать, а там горят две керосиновые лампы: одна – под потолком, как люстра, другую подвесил над своим изголовьем Эйч-Пи, он чинит свои водонепроницаемые штаны и как раз собрался с помощью куска проволоки вдевать в них резинку.

Эйч-Пи – Ганс Питер – нравится мне все больше и больше, он немногословен, аккуратен и исполнителен.

Его спальное место рядом с моим, затем – Детлеф, далее – в углу – Норман. Мы, четверо ветеранов, устроились в каюте, как на «Ра»: Тур, Норман и я – по углам, Карло – рядом с Туром. Угол, где на «Ра-1» спал Сантьяго, а на «Ра-2» Кей, сейчас занимает Герман Карраско.

Четыре метра вширь, три – вглубь. Камышовые стены, пол из багажных ящиков, снаружи – шорохи, потрескиванья; закроешь глаза – все, старые добрые времена вернулись, ты на папирусном кораблике.

Только там не было второго входа, с левого борта. И не было другой хижины, поменьше, носовой. В ней спят Асбь-ерн, Тору, Рашад и Норрис. Дима Кайгородов обосновался на свежем воздухе, на крыше: у него гнездо из брезента и спальные мешки.

ГДЕ ГВОЗДИ?

Сегодня с утра Рашад и Дима съездили в Эль-Курну – удивительно дальняя поездка! Кроме шуток, нам уже представляется, что Эль-Курна далеко-далеко! – и привезли все оставшееся на стройплощадке дерево. Оно нам пригодится.

После обеда Рашад и Карло поехали в Басру (не менее дальняя поездка, когда еще до Басры доберемся) за канатами, кухонной утварью и, главное, за кожей.

Кожа необходима, чтобы обить ею весла и уключины, уменьшить трение, хотя бы в качестве полумеры. Кожу достать трудно. Три недели назад мои земляки, руководители стройки в Насирии, Дмитрий Григорьевич Петровнин и Николай Петрович Павлов, презентовали нам кучу всякого полезного добра: матрацы, полотенца, одеяла, деревяшки, – я об этом писал, – и там в числе прочего была кожа, приличный кусок, толщиной в палец, но ей мы не обойдемся, не хватит.

В ожидании, пока интенданты вернутся, Тур занялся подготовкой фронта работ. Для прибивания кожи нужны гвоздики, и они у нас имеются – опять-таки мой земляк и тезка из Басры Юра Ишиян подарил нам два пакетика латунных гвоздей. Их как величайшую ценность хранил сам Тур – и вот они куда-то запропастились.

Тур, перерыв раз пять свое хозяйство, донял окружающих расспросами: «Где гвозди? Сейчас привезут кожу, куда делись гвозди?» Кожи, правда, Рашад и Карло не привезли, не нашли в лавках, но Тур по инерции продолжал рыться и расспрашивать. Наконец, он наткнулся на Германа, и Герман гордо ответил, не замечая, что глаза Тура становятся белыми от ярости: «Я все гвозди выбросил за борт!»

Он имел в виду совершенно другие гвозди, о которых стоит рассказать отдельно, поскольку они помогут понять, что собой представляет наш «Тигрис».

ШУМЕРЫ И ПЛАСТИК

Не в пример нам, доморощенным умельцам, мастера-плотники, придя на «Тигрис», смело применяли профессиональную технологию. Они рассудили, в частности, и вполне справедливо, что гораздо удобнее и быстрее, чем мучиться над связываньем того же стола, наживить его детали гвоздями, скрепить начерно, а затем уже стянуть веревкой и гвозди вынуть.

Это походило на то, как ест ребенок: зачерпнет ложкой и тут же лезет в ложку пальцами. Причем по молчаливому уговору мы все притворялись, что ложки как бы и не было. Тур, инспектируя палубу, ворчал: «Почему валяются гвозди? На «Тигрисе» не может быть гвоздей! Древние шумеры гвоздями не пользовались! Проржавеют, попортят тростник – выбросить их прочь!» Что и выполнил

Герман, а потом не понял, за что на него рассердился шеф.

А как же тогда быть с латунными, пока что не найденными гвоздиками? Для стола и скамеек, значит, железный крепеж использовать нельзя, а для обивки весла – можно?

Противоречие, одно из тех, из которых соткан наш корабль. Стараемся рулить, как древние шумеры, но едим вполне современные консервы. Вбиваем клинья в веревочные узлы, а посуду моем в пластиковой ванночке.

«РА» И «ТИГРИС»

На «Ра», коль вспомнить, стилизация была более последовательной: там мы хранили воду в глиняных кувшинах, отказывались от пластмассы, а теперь у нас канистры…

Можно оправдаться тем, что кувшинов в Ираке попросту не купить. Но это не довод. Суть же в том, что задачи нынешней экспедиции не те, что у прошлых.

На «Ра» мы старались доказать, что древние мореплаватели, употребляя средства и способы, им доступные, могли, дрейфуя, пересекать Атлантический океан. Мы стремились возможно глубже влезть в их шкуру, воссоздать на борту их уровень материальной культуры, их быт.

В крайность, что греха таить, мы и там не впадали. Держали на борту рацию, «Зодиак», «воки-токи», но примечательно: всего этого мы стеснялись, боялись, что нас обязательно упрекнут за нечисто поставленный эксперимент.

Здесь, как неоднократно подчеркивал Хейердал, мы ничего не доказываем. Мы испытываем реконструированное древне-шумерское судно и заботимся лишь о том, чтобы реконструкция была точной. Форма корабля, размеры, материал, оснастка – тут мы придиры и пуристы. А в остальном себя не ограничиваем. Качаем забортную воду модерной помпой и бензиновый движок не прячем стыдливо от корреспондентского глаза.

Иногда, впрочем, бывает трудно решить, где на корабле заповедная, а где современная зона. Сферы взаимопроникают, и из-за этого случаются забавные недоразумения. Перед ужином, например, Норрис хохотал, обнаружив, что компасный ящик на мостике сколочен опять же гвоздями: стилизовали, стилизовали, изгоняли железо, а там, где его никак быть не должно, как раз и оставили!

МЕЖДУ СОЛНЦЕМ И ЛУНОЙ

Еще сутки прошли.

Нигде, пожалуй, не видел заката столь прекрасного, как здесь, у Шафи, на Шатт эль-Арабе.

Правый берег реки совершенно пологий, вдоль него разбросаны во множестве огромные печи для обжига кирпича, напоминающие контурами пирамиду библейского Ура. Когда солнце садится, они выглядят особенно рельефно и контрастно на фоне багрового марева заката, некоторые дымят, будто подожженные древние крепости.

Печи эти и в самом деле древние, вернее, способ производства кирпича такой же, как пять тысяч лет назад.

Сейчас полнолуние и одновременно с закатом восходит луна. Она встает над левым берегом, он чуть-чуть повыше, и на нем растут финиковые пальмы. Удивительная картина: справа уходящее багровое светило, слева желтая тарелка, просвечивающая сквозь кисточки пальм, а посреди мерцающая дорожка на реке и наша лодка.

Между солнцем и луной. Между Эль-Курной и Басрой. Между стартом и… еще одим стартом, только когда он будет, неизвестно: может, завтра, вернее всего, послезавтра.

ДРУГИЕ «МЕЖДУ»

Деревянные работы вроде бы закончены; усилена система крепления кормовой весельной поперечины, заодно – тоже необходимая вещь – сооружен вчерне гальюн. Детлеф, Асбьерн и Рашад весь день возились с грузом, перетаскивали мешки, ящики и коробки с кормы на нос и обратно – регулировали центровку. Норман совершенствовал уключины.

Вот еще одно наше «между»: мы слишком мало умеем, чтобы правильно задумать и правильно сделать задуманное, но достаточно понахватались верхов, чтобы не обращать внимания на квалифицированные советы. Кто-то когда-то изрек, что хуже всего, когда работу исполняет полумастер. А мы почти все здесь полу, а то и четвертьмастера.

За ужином Тур расхваливал стряпню Карло – она действительно превосходна – и объяснял, во избежание кривотолков, что Карло на «Тигрисе» отнюдь не кок, он – шеф, консультант, заведующий экспедиционным питанием, и в его распоряжении поварята Рашад, Эйч-Пи и Асбьерн, они должны ему помогать. Посуду же надлежит мыть всем по очереди.

Смысл речи Тура понятен: Карло унижает роль кухмейстера, хоть он на нее и пошел добровольно, да и в самом деле, он в экипаже – лицо гораздо более значительное, даже незаменимое, и Тур, понимая это, решил его всенародно «приподнять». Только от смены титула вряд ли что изменится. Не такой человек Карло, чтобы гнушаться черной экспедиционной работой. Но беда в том, что он гораздо острее остальных ощущает главное наше «между»: обстоятельства сложились так, что мы представляет собой как бы нечто среднее между научной экспедицией и киноэкспедицией, отряженной снимать экзотический коммерческий фильм.

Что же это за обстоятельства? Я не однажды на них намекал…

КОНСОРЦИУМ

На все, что мы сейчас переживаем, существенно повлияла предыстория плаванья. Она во многом определила и маршрут наш, и оснащенность, и сроки, и состав экипажа, и настроение каждого из нас, хотя изначально она касалась одного Тура.

Что нужно для организации мероприятия, подобного нашему? Идея. Энтузиазм. И – деньги.

Идея зрела давно и после прошлогодней поездки Тура в страну «болотных арабов» выкристаллизовалась полностью. Энтузиазма у Хейердала с избытком. А вот что касается презренного металла…

Тур далеко не столь состоятелен, каким его порой представляет лихая пресса. Построить «Тигрис» на собственные средства он не мог мечтать. Оставалось искать богатого покровителя или по крайней мере заимодавца.

Годом-двумя раньше, когда Тур трудился над фильмом о «Ра» и тоже испытывал финансовые затруднения, его выручило шведское телевидение, на котором работал его близкий друг Ленард Эренборг. Тур решил снова прибегнуть к его помощи и попросил Эренборга позондировать почву, не заинтересует ли географический отдел шведского ТВ телевизионный фильм о плавании на камышовом судне.

Ответ пришел быстро: шведы интересуются, готовы помочь, но…

Зовет Карло посидеть на завалинке, поболтать. У него сегодня тоска по общению. До завтра!

КОНСОРЦИУМ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

На чем остановился? На шведах. Шведы ответили: «Интересно, поможем, но одни не потянем. Надо привлечь какую-нибудь другую телевизионную компанию, например английскую Би-би-си».

Би-би-си тоже отнеслась к предложению Хейердала сочувственно, однако заявила, что и она вкупе со шведами не потянет. Не позвать ли на подмогу телевидение ФРГ?

Дальше – как в известной детской сказке: за фалды западногерманских телевизионщиков ухватились японские, за фалды японских – американские, из так называемого Тринадцатого канала, патронируемого Американским географическим обществом, и все вместе, впятером, вытянули репку: собрали требуемые полмиллиона долларов.

Взамен Тур обязался предоставить в распоряжение кредиторов четырехчасовую телевизионную картину об экспедиции «Тигрис», каковую картину они выпустят в эфир там и тогда, где и когда сочтут нужным.

Таким образом, медведь еще не был добыт, а шкура его уже была продана, причем продана именно для того, чтобы организовать охоту.

Уже одно это не могло не огорчать Тура: с первых дней подготовки плаванья он чувствовал себя должником.

НЕ БЫЛО БЫ ДОЖДЯ!

Пишу в пути. Подождет консорциум.

Деревушка Шафи осталась за кормой и уже вспоминается такой же далекой, как Эль-Курна.

Надо, однако, в последовательности, с утра.

Утро, как помните, началось выходом на берег и прыжком Ганса Питера. Затем был завтрак, на завтрак – овсянка, варил ее Норман. Корпел долго, призвал на помощь Детлефа, каша убежала, но стараний приложено максимум.

Затем – дела обычные… Дима достраивал туалетную будочку справа по борту. Мы с Карло привязали на корме откосины и затянули веревки, фиксирующие поперечину и основание мостика снизу, – готовились к установке весел.

Работа шла медленно. Надоело это подчеркивать снова и снова, но как быть, ежели оно так и есть, если каждую веревку надо отмотать, отрезать, заделать концы, чтоб не расплетались, наложить петлю без узла, крепко, равномерно затягивая шлаги, завязывать, натуго обтянуть, – а тут поперечина расшаталась, перевязывай ее заново, а тут Норрис ухватился за верхнюю переладину капитанского мостика, она мгновенно прогнулась, сызнова закрепляй.

Тору-сан срочно сшивал раскроенный еще в Эль-Курне брезентовый чехол на хижину: ее крыша, там где бамбуковые опоры, в дырках, начнись дождь – протечет. О том, что тогда случится с бога-жом, в беспорядке наваленном на палубе, лучше и не думать.

К счастью, небесная канцелярия пока что не подвела.

«ВОСЬМЕРКА»

После обеда начали ставить на место весла – и сразу всем бросилось в глаза, что сечение их нисколько не изменилось, да и как оно могло измениться? Овал есть овал.

Тур выговаривал Норману и Цилиху, заочно, – обещали же, когда брались, что стержень будет круглым, а теперь как быть? Стесывать лишнее? Убирать тол-шину, к которой как раз стремились?

Норман отмалчивался, видно было, он обескуражен и расстроен. Но, тем не менее, едва гроза приутихла, вновь принял авторитетный вид и принялся давать советы, как весло привязывать. Перепробовали два-три варианта, один другого оригинальнее, и, обозлившись, сказал Норману, что хоть я и не инженер, а всего-навсего жалкий лекарь, но выучил правила наложения повязок и знаю, что прочней крестообразной «восьмерки» ничего до сей поры не изобретено. Привязали весла «восьмеркой», подтянули винты, подняли якоря и парус и пошли.

ВТОРОЙ СТАРТ

Шли на привязи, но самостоятельно: мотобот держал буксирную веревку провисшей. Примерно спустя полчаса на нем началось волнение, послышались крики – и, отцепившись, он свернул к берегу. Оказалось, забыли двоих арабов, бедняги бежали за нами добрых два километра с канатом на плечах.

Рулевые весла действуют плохо, страшно скрипят и стремятся лечь на меньшую кривизну. Поэкспериментировали с ними – приподняли: будут ли работать части лопасти? Будут, ничуть не хуже. Зачем же мы их наращивали, уширяли?

Норман опять произнес «Саутгемпгон!» и теперь уже этим магическим словом не убедил никого.

– С такими рулями выходить в океан – идиотизм, – подвел категорический итог Тур.

Упустили уточнить– мы сейчас вовсе не в океан идем. Мы совершаем марш-бросок до бумагоделательной фабрики, расположенной в двадцати километрах ниже по Шатт эль-Арабу. Там снова станем на прикол – инженеры фабрики обещали помочь, чем смогут.

Все, конец, солнце зашло, ветер стих, моторка берет нас на буксир. До темноты надо во что бы то ни стало добраться до фабрики. Вдали показались гигантские факелы горящего газа.

ПРОБУЖДЕНИЕ

Что со мной? Где я?

О чем-то похожем рассказывал Ф.: в Карпатах маленькую группу новичков-туристов вечер застал на околице села. Решили, что пройдут село, разобьют лагерь и заночуют. А село тянулось бесконечно, шагали полчаса, час, звезды высыпали, а окраины нет. Уже собирались проситься на ночлег, но вдруг силуэты домов отступили от обочины, зашумели деревья – выбрались! Свернули с дороги в траву, поставили в темноте палатку и уснули. Проснулись же от автобусных гудков, от гомона радио и увидели, что ночевали на центральной площади, в сквере.

Там все-таки было пусть большое, но тихое карпатское село. А здесь… Наш пирс прямо, можно сказать, в сердцевине комбината, перерабатывающего на бумагу местный камыш. Все вокруг грохочет, лязгает, все в огнях, в дыме, в воде плавают какие-то белые лохмотья. Вчера пытались отыскать уголок, где хоть немного тише, но там вода оказалась совсем уже невообразимо грязной. Смирились, останемся, где причалили, хотя спать здесь все равно что разбить палатку у памятника Долгорукому на улице Горького.

Сейчас, впрочем, нас перебазируют, загонят в закуток, где мы никому не будем мешать, и простоим мы там – сколько? Тур уверяет – день. Снять весла, округлить стержни, опилить лопасти, поставить весла – и только день? Вряд ли…

ТРЕТИЙ СТАРТ

Вечер. Стоим у фабричных складских помещений, внутри которых непрестанно похрустывает и потрескивает, – и «Тигрис» ответно потрескивает.

Перешвартовка сопровождалась жуткой суетой, возгласами на разных языках и окриками Тура, который справедливо боялся, что мы врежемся или в нас врежутся.

Усилия, нами затраченные, и волнения, испытанные нами, и дают мне право именовать сию перешвартовку Третьим стартом.

Едва пристали и закрепились, подъехал громадный кран, подцепил наши рули и перенес их, как две спички, на сушу. Там мы положили их на козлы, вырезали круглый шаблон – и Дима приступил.

МЕТОДОМ МАСТЕРА НЕСТЕРА

Когда Дима занес топор, Норман испуганно закричал: «Что он делает?! Нужен: рубанок!» Пришлось объяснять, что на Руси издавна строили избы и храмы, обходясь единственно топором, и что Дима-не посрамит традиции. Однако даже после того, как Дима продемонстрировал свое искусство и все убедились, что топор в его руках строгает глаже, чем рубанок в – наших, даже после этого Тур, Детлеф и Норман жаловались, что у них екает сердце при каждом его ударе. А я в ответ рассказывал о мастере Нестере, который поставил на острове Кижи посреди Онежского озера двадцатидвухглавую церковь, поставив же, молвил: «Нет и нигде не будет второй такой!» – и швырнул в онежские воды топор, столь верно ему дослуживший.

– Пусть не швыряет, – шепнул мне Тур. – Пусть подарит, я его с собой заберу.

Дима работал великолепно и быстро. Обтесал стержень по шаблону, оставалось прошкурить – и все. Но открылась новая любопытная подробность. Лопасти рулей разбухли, вышли из пазов, стали непомерно тяжелыми: оказывается, хитроумный Цилих, надставляя их по нашему заказу, использовал казеиновый клей, который, как известно любому мальчишке-авиамоделисту, в воде растворяется!

На сей раз Норман о Саутгемптоне не вспоминал…

Как ни бранись, других весел у нас все равно не появится. Решили отодрать Цилиховы наклейки, попытались просушить дерево паяльной лампой и покрыть эпоксидной смолой.

ПЕРКУССИЯ

Шкурил в поте лица. Подошел Тур и долго стоял, наблюдая. Было непонятно, одобряет он мою работу или нет, и я спросил по-арабски: «Ну что, зен?» «Зен» значит «хорошо». Когда, угостив пациента-араба витаминной таблеткой, я осведомлялся, как он теперь себя чувствует, араб с блаженной улыбкой отвечал: «Зе-ен». Я думал, что и Тур ответит так же, поддержит шутку, но он молчал. А потом сказал: «Идем, я покажу тебе «зен». И повел ко второму веслу, над которым трудился Дима.

Да уж, что «зен», то «зен», лучше не бывает. С Цилихом не соскучишься. Нашлепки, которые он ставил на весло, утолщая его, не прилегали к стержню плотно, между ними и стержнем явно существовала полость. Дима постучал карандашом – раздался глухой звук.

Там, возможно, уже полно воды, а нет, так будет. И что она там натворит, бог знает.

Прежде всего требовалось определить размеры и форму каверн. Пригодилась врачебная практика. Подверг больное весло перкуссии – медицинскому выстукиванию – и нашел границы полостей. Теперь просверлим в накладках дыры и зальем внутрь эпоксидку.

Тур удручен. Он потратил большие деньги на весла, платит десяти моторизованным арабам, которые, пока мы примериваемся и чинимся, не делают ровно ничего. Лодка сработана прекрасно, а рули не выдерживают никакой критики, и плыть мы не можем, между тем «Тигрис» на плаву уже шестнадцать дней. И стоит он сейчас ниже сточного коллектора, откуда выбрасывается в реку невероятное количество каустика и соляной кислоты: именно эти химикалии используют здесь, чтобы превратить камыш в бумагу!! От белых хлопьев кажется, что на Тигре ледоход.

ГЛАЗА НОРРИСА

Пообедали, приняли душ и, обновленные, вернулись к своим заботам. Детлеф протер лопасти техническим спиртом, подсушил лампой и промазал смолой. Видимо, он не сумел соблюсти точную пропорцию смолы и отвердителя, состав не схватился до сих пор, хотя уже прошло часов пять. Не везет так не везет.

Зато повезло в другом. Рашад, уехавший с утра в Басру, вернулся с четырьмя большими кусками кожи. Обтянем кожей уключины, наложим кожаные кольца на стержни рулей – нашлись, кстати, драгоценные гвоздики, – будем шприцевать вазелином или оливковым маслом, и проблема с вращением весел в гнездах, похоже, смягчится.

На радостях Рашад, Асбьерн и Эйч-Пи назакрепляли кожи везде, где что-то о что-нибудь трется: весло о корму, якорь о борт.

Осталось ждать и надеяться, что эпоксидка застынет. Тогда привяжем рули – ив путь. Если завтра выйдем, послезавтра, может быть, будем в Басре.

Вечером закусили в фабричном кафе. Пользуемся возможностью сокращать кухонное самообслуживание – скоро сядем на судовой паек… Даже Норман, которого мучает лихорадка, не устоял перед перспективой поужинать на суше, пошел в кафе вместе с нами и там не жаловался на отсутствие аппетита.

Он бодрится, но ему явно не по себе и от болезни, и от сознания причастности к нашим бедам. А меня гложет совесть: зря я на него вчера накричал.

Он ведь не со зла, не по умыслу – искренне старался сделать как лучше, да и после драки кулаками не машут, и вовсе ни к чему нам, ветеранам «Ра», прилюдно устраивать друг другу сцены.

КОНСОРЦИУМ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

Словарь гласит: «Консорциум – соглашение, заключенное несколькими монополистическими синдикатами для осуществления определенной финансовой операции».

Подчеркиваю – финансовой.

С момента, когда Хейердал подписал контракт, он имел дело не с друзьями-доброжелателями – к тому же трагические жизненные перипетии вынудили Лёнарда Эренборга отойти от дел, – а с объединением пайщиков, рискнувших капиталами и настроенных эти капиталы с лихвой вернуть.

Участники консорциума хотели за свои деньги получить такой фильм, какой им нужен. Число и умение приглашенных Туром кинооператоров их удовлетворяло, но все же они решили дополнительно подстраховаться. Питсбургское телевидение зарезервировало в экипаже место для своего полномочного представителя.

Так у нас появился Норрис.

Он Туру не подчинен, формально от него независим, его труд оплачивает телевизионная компания – этакий вольноопределяющийся на борту. И есть у него камера, синхронная, с дистанционно управляемым магнитофончиком – по слухам, в прошлых экспедиционных поездках Норриса она поработала достаточно, ловко фиксируя на потребу публике житейские трения и психологические неурядицы.

Не знаю, не знаю… Ничего плохого не хочу и не могу сказать о Норрисе, уважаю его, но глаза!.. Какие инструкции ему даны, что он намерен запечатлевать своей камерой?

Поживем – увидим.

В ХЛОПЬЯХ ПЕНЫ

Пишу и наблюдаю, как по реке на нас движется пена каустика и останавливается между нами и мотоботом. Афродита из этой пены отнюдь не родится. Что будет с нашим бедным камышом?! Слой химически активной мерзости толщиной в сантиметров десять! Взяли с Рашадом бамбучины, оттолкнули «Тигрис» от мотобота, разогнали пену, словно покрутили мешалками в котле, где кипятится большая стирка.

Очень скучаю по Ксюше, маме, детям. Прикрепил к потолку хижины их фотографии и перед сном с ними разговариваю. Они спрашивают: «Как тебе плывется?» Отвечаю: «Сами видите».

Иду спать.

ОТ ЭПОКСИДКИ К МОРИЛКЕ

Утро тихое и спокойное. Встал, умылся, побрился – и на берег, проведать злополучные рули. Они безмятежно возлежали на козлах. На одном смола высохла отлично, на другом превратилась в какую-то вязкую массу и сползает слоями. Опять думать, что делать.

Собрался консилиум. После долгих споров здешние хозяева, немецкие инженеры, уговорили нас очистить лопасти от всего лишнего, покрыть их морилкой и поверху – расплавленным битумом.

Разбили стекло и принялись осколками соскребать то, что вчера намазывали. Затем немцы покрыли дерево морилкой, развели костер под бочкой с битумом и капитально пропитали им лопасти.

Эйч-Пи и Асбьерн привязывали кожу к вилкам, а Карло с Германом ставили бамбуковые стойки для бортового ограждения – на «Тигрисе» должны быть леера, без них в океане опасно.

Около часу дня подошел кран и помог нам вернуть весла на место. Наступила наша с Карло очередь – закрепили их сверху и снизу и попробовали, как движутся. Спасибо Диме и его топору, система работает почти идеально – почти, потому что конструкция уключин прежняя, хоть и улучшена кожаными обкладками, образовавшими род подшипников.

Нижние уключины немного велики, но, думаю, до Бахрейна во всяком случае весла нам огорчений не доставят.

ЧЕТВЕРТЫЙ СТАРТ

В 13.30 горячо поблагодарили хозяев и покинули территорию комбината. Ветра совсем нет, и нас тащит мотобот, но все же для красоты подняли парус, хотя он совершенно бесполезен и лишь тормозит наше движение.

Рули действуют превосходно.

Проплываем мимо маленьких деревень, люди с берегов машут нам и что-то кричат, по бортам – заросли камыша и прекрасные пальмовые рощи.

Тур призывает: «Любуйтесь, пока можно, скоро река станет совсем грязной, водяные буйволы исчезнут, и крестьяне вынуждены будут уйти в города».

А Карло добавляет: «Семьсот лет назад, путешествуя здесь, Марко Поло назвал эти края страной фиников, а Басру – их столицей».

Все успокоились, расслабились, затишье, безделье… Пойду совершу то, что давно надо бы: разберу некие укладки, привезенные мной из Москвы.

«КОСМИЧЕСКИЙ ЗАВТРАК»

Летом, когда друзья-медики помогали мне формировать спецаптечку, кто-то из них пошутил, что, мол, космонавтское слабительное действует только при космонавтском рационе. «А что, это мысль! Нужен, пожалуй, полный комплект!» Почти сразу выяснилось, что сия мысль пришла в голову не одному мне и не в связи с пищеварительным юмором.

Во Всесоюзном научно-исследовательском институте консервной промышленности мне подарили образцы продукции, разработанной для полетных нужд: две суточные дозы на одиннадцать человек, совсем немножко, чтоб попробовать.

Признаться, я про этот свой сувенир не то чтобы забыл, а считал, что доставать его еще не время. Но вчера, чаевничая на борту после кафе, мы развлекались, декламируя рекламный текст на банке шведского черносмородинового сиропа. Тур провозглашал пафосно: «Пейте наш сироп, и жизнь будет сладостна!» – и я похвастался, у меня, дескать, тоже есть с собой сироп. «Где, какой, поделись!» – так возникла идея «космического завтрака», к которому сейчас готовлюсь.

Тубы с борщом, творогом, крохотные, на один укус, буханочки, чтобы не сорить крошками в невесомости, сублимированная клубника, кофе, индейка – индейку прибережем к Новому году, – опять же сироп…

РАНОВАТО…

Мне казалось, перспектива все это распробовать вызовет общее одобрение. Но вдруг Детлеф начал капризничать: «Что это за рационы, подумаешь, ничего особенного, обыкновенные консервы». Я вступился за честь отечественной промышленности, стал объяснять: консервы, да не те, повышенной калорийности, особым способом приготовленные. «Не уверен, – твердил Детлеф. – Кому как, а мне такая еда не по душе».

Догадываюсь, в чем дело. Во-первых, Детлефа никак нельзя причислить к преданным друзьям моей страны; во-вторых, последние дни он регулярно дает понять, что он не кто-нибудь, а капитан «Тигриса», ближайший, наряду с Норманом, помощник и заместитель Тура. Борется за субординацию. Ну и, в-третьих, характер…

Огорчает, однако, меня другое. Больше, чем Детлефом, я недоволен самим собой. Я ведь всерьез обиделся. Надулся, запереживал – короче, реагировал неадекватно. Значит, налицо состояние психического дискомфорта. Допустим, я не совсем здоров, выражаясь попросту, живот болит уже который день, но это же не оправдание?

В прошлых путешествиях мы стали придираться друг к другу, когда уже многие сотни миль были за кормой, когда нас уже и штормы измучили, и штили извели, и папирус дышал на ладан, а главное, когда мы все один к другому привыкли, ослабили самоконтроль, перестали сдерживать эмоции. Между прочим, такое состояние – важный сигнал к тому, что затянувшуюся экспедицию пора кончать. Но нынче-то она едва начинается!

Сижу за дневником, Тур посматривает искоса, не очень благожелательно– почему? Тоже догадываюсь.

КОНСОРЦИУМ (ОКОНЧАНИЕ)

В контракте, заключенном Хейердалом с телевизионными компаниями, много пунктов и пунктиков, каждый из которых вроде бы и пустячный, но вместе они связали Тура не хуже, чем Гулливера лилипутские путы. Вся информация о плавании, текстовая, изобразительная, печатная, переданная по радио, является собственностью консорциума. Без его ведома мы не имеем права публиковать ни строки. Никакой самостоятельности! Тур написал и отправил уже третий репортаж, однако нет и признака того, что где-то эти репортажи печатаются. Судя по газетам, попадающим нам в руки, мир о нас пока что не знает ничего.