Текст книги "В океане "Тигрис""

Автор книги: Юрий Сенкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

ПО НОТу

Жарко, как в сауне, пот катит градом, мышцы сводит, руки саднит. Но дело сдвинулось ощутимо, мы всего два дня в Матре и уже приступили к сборке. В Бахрейне так не было. Приобрели опыт.

Опыт, в частности, и в том, чтобы не толпиться скопом вокруг одного бревна, а разделять обязанности. Организация труда явно возросла. Взять сегодняшний день: Эйч-Пи, Детлеф, Рашад и Асбьерн обдирают и сушат лопасти рулей, Норман шлифует тело весла, Герман приводит в порядок провизию, Тору готовится к съемкам. Никто не подгоняет и не упрекает в безделье. Тур, как истинный начальник, уверенный в своем коллективе, отбыл в город – и вернулся, кстати говоря, подавленный: финансы тают, еще пара походов в банк – и все.

У меня же, напротив, есть повод радоваться: пришла из Москвы посылка с мумие, облепихой и с письмом от Ксюши. И мне перед печальным Туром немного даже неловко.

Когда работа спорится, неохота ее прерывать. Но приказ командира – закон; побольше бы, впрочем, таких приказов. Тур заботится, чтобы и об этой стране мы потом судили не понаслышке, – и вот чужеземцы откладывают свои топоры, стамески и кувалды, выходят из-за барьера и вновь превращаются в экскурсантов.

ВЫЛАЗКА

Утром 9 января встали рано. Нас сопровождали двое немцев-инженеров из ФРГ. Предстояло проделать приблизительно двести пятьдесят километров в глубь материка и обратно.

Оман, дугой вытянутый по краю Аравийского моря, по природным условиям делится на несколько зон: прибрежную, гористую, пустынно-каменистую и песчаную. Дорога, по которой мы ехали, соединяет берег с зоной камней – новая отличная дорога, вполне европейский автобан, построенный совсем недавно иностранцами.

Горы, долины – серое и зеленое, в основном пальмы.

На вершинах и склонах немало крепостей, вернее, сторожевых башен. И деревни тоже – как крепости.

Побывали в одной такой, именуемой Фрак.

Высокие глинобитные стены, двухэтажные дома, между ними башни – все это огораживает довольно большую территорию, тихую, тенистую. Войдя туда, чувствуешь: время остановилось. Журчит вода в арыках, солнце пробивается сквозь перистые кроны. Трава, грядки и бесконечные ряды финиковых пальм.

Раньше в этой деревеньке процветал промысел индиго, но сейчас он заглох, оставив по себе на память великанские кувшины-амфоры, в которых варилась краска.

Дома обязательно с плоской крышей, входная дверь – капитальная, резная, окна с решетками и только на втором этаже.

Все бы хорошо, если бы не настроение Тура. Он хочет, чтобы мы ходили стадом, а Норрис нас снимал. Тот, как назло, оставил камеру в автобусе, пока он бегал за ней, мы разбрелись по деревне и всю ее осмотрели, а затем предстояло делать вид, что видим все впервые, уже специально для съемок – великая вещь документальный кинематограф.

НАЧАЛИ МОЛИТЬСЯ!

Ф. рассказывал: лет двадцать назад в Ленинград приехал с Востока высокий государственный гость. В программе его пребывания значилась и мечеть.

Войдя в мечеть, гость и свита притихли и сосредоточились. Хроникер-оператор, приставленный к ним для ведения кинопротокола, оперативно нажал гашетку.

Оператор по лентам кинохроники знал, как ведут себя в мечетях мусульмане. Но гости почему-то медлили, не кланялись и не воздевали рук, а пленка в кассете расходовалась. И тогда оператор, потеряв терпение, зычно скомандовал: «Начали молиться!»

Норрис принес камеру, и мы «начали молиться», делать так называемые «проходы», причем Тура наши актерские способности не устраивали, он жаждал добиться правды жизни, заставлял снимать дубли, нервничал и ворчал.

Потом мы сели в автобус и поехали дальше, в Ницву.

АУКЦИОН

Форт Ницва – самый большой на Аравийском полуострове, с башней двадцатичетырехметровой высоты, окруженной соответственно высоченными стенами.

Внутри стен – городок, с автономным водоснабжением, с узкими, как водится, улицами и непременным базаром – суком. Придя на сук, мы стали свидетелями любопытного зрелища – овечьего аукциона.

Под развесистым деревом сидело кружком человек двести, образуя собой как бы арену. По арене бегали продавцы, таскали на руках ягнят, тянули на веревках коз и овец и галдели. Окружающие тоже галдели. Писарь что-то строчил на бумажке, видимо, регистрировал цены.

У режиссера Тура загорелись глаза. Норрис, поймав их блеск, встрепенулся – и помчался к машине, как ошпаренный: он опять забыл камеру на сиденье.

Никак он не может понять, что здесь не студия, с ее пробами и репетициями, здесь репортаж, охота навскидку.

Пока он бегал, Тору снимал, что мог, но – внемую, а звук тут был чуть не главное. Хейердал выходил из себя, гневно апеллировал ко мне, Карло, Норману: «Кого мы с собой взяли?!»

Сопровождающие с интересом вслушивались и запоминали: будет о чем посплетничать – на «Тигрисе» скандал! Наконец, синхронная камера появилась, однако, к сожалению, накал страстей на аукционе уже шел на спад.

АТМОСФЕРА НАКАЛЕНА

Автострада, диктовавшая нам маршрут, обрывалась в деревне Эль-Хамра.

В Эль-Хамре мы опять побывали на базаре, и ситуация вновь повторилась: дружелюбные, приветливые хозяева, гиды с ушками на макушке – и раздраженные, публично выносящие сор из своей избы гости.

Вернулись на «Тигрис» усталые и злые.

Мне кажется, я догадываюсь, что выбивает нашего шефа из колеи. Нерасторопность Норриса – да, денежные затруднения – да, но есть и еще одно, что грызет здесь, в Омане, его душу: горечь обманутых надежд.

Следует, видимо, рассказать подробнее о том, на что я лишь намекнул в предыдущей главе.

ЛЕГЕНДА О ЗИККУРАТЕ

Отправимся мысленно назад, в минувший ноябрь, в Эль-Курну, в суматошные предстартовые дни.

В те дни, как помните, вокруг нас толклось множество корреспондентов. И вот один из них, репортер журнала «Квик», необычайно рослый, необычайно нахальный, рыжий, с усами столь длинными, что их было видно даже со спины, сообщил Туру нечто, от чего тот чуть не подпрыгнул.

Блестяще подтверждались прогнозы сторонников концепции древних шумеро-аравийских связей. Плавание «Тигриса» приобретало дополнительное, волнующее обоснование.

По сведениям, полученным сотрудниками багдадского музея истории (усатый корреспондент извещал Тура по их просьбе), при раскопках на территории султаната Оман якобы только что обнаружена ступенчатая башня пирамидальной формы.

– Какой формы?! Зиккурат?!

ПРИМЕЧАНИЕ НА ПОЛЯХ

«Зиккурат (аккадское), культовое сооружение в древнем Двуречье, представляющее собой сырцовую башню из поставленных друг на друга параллелепипедов или усеченных пирамид (от 3 до 7), не имевших интерьера (исключение – верхний объем, в ком находилось святилище). Террасы 3., окрашенные в разные цвета (гл. обр. черный, красный, белый), соединялись лестницами или пандусами, стены членились прямоугольными нишами. Рядом с 3. обычно находился храм. 3. сохранились в Ираке (в древних городах Борсиппе, Вавилоне, Дур-Шаррукине, все – 1-е тыс. до н. э.) и Иране (в городище Еога-Зембиле, 2-е тыс. до н. э.)». – БСЭ. М., 1972, т. 9, с. 530.

Как видно из приведенных строк, зиккураты по планете, как черепки, не валяются. Немудрено, что Тур потерял сон.

ЗНАМЕНИТЫЕ ЗИККУРАТЫ

«Лучше других сохранился много раз перестраивавшийся зиккурат в Уре, воздвигнутый в 22–21 веках до н. э. Он состоял из трех массивных башен, сооруженных одна над другой и образующих широкие, возможно, озелененные террасы, соединявшиеся лестницами. Нижняя часть имела прямоугольное основание 65 на 43 м, стены доходили до 13 м высоты. Общая высота сооружения достигала в свое время 21 м (что равняется пятиэтажному зданию наших дней). На верхней террасе, где помещалось «жилище бога», происходили религиозные мистерии; оно же, возможно, служило одновременно обсерваторией жрецам-звездочетам». – «Всеобщая история искусств». М., Искусство, 1956, т. I, с. 51–52.

«В отличие от древнего зиккурата Ура хорсабадский состоял из семи ярусов: нижний ярус имел 13 на 13 м в основании и 6 м в высоту, последующие, уменьшаясь в размерах, завершались небольшой часовней. Можно предположить, хотя зиккурат дошел до нас в развалинах, что общая высота здания равнялась примерно десятиэтажному дому». – Там же, с. 62.

«…На некотором расстоянии от первого дворца находился главный храм Вавилона, посвященный богу Мардуку, так называемый «Э-сигала». Рядом с храмом помещался знаменитый в древности зиккурат, носивший название «Этеменанки». Вавилонский зиккурат был грандиозных размеров: 91 на 91 м в основании и высотой 90 м. Именно он дал повод для сложения библейского сказания о Вавилонской башне». – Там же, с. 67.

Теперь, похоже, к этому списку должен был прибавиться Оманский, знаменитый уже тем, что его нашли там, где ничего подобного не подозревалось. Вот они, черты общности легендарных цивилизаций!

КОНЕЦ ЛЕГЕНДЫ О ЗИККУРАТЕ

Случилось так, что связаться с багдадскими учеными и расспросить их как следует Хейердалу не удалось. Мы отчалили. Проплыли Басру. Взяли курс на Бахрейн.

Тур с нетерпением ждал Бахрейна и встречи с Джеффи Бибби, чтобы подтвердилась информация, в истинности которой он не сомневался.

Однако Бибби пожал плечами. И другие археологи, которых Тур на Бахрейне расспрашивал, тоже пожимали плечами: «Не слышали, нет, вряд ли…»

Возможно ли, чтобы буквально рядом, в соседней стране было совершено масштабное открытие, а коллеги-специалисты о нем не знали?

Радостная новость оборачивалась вздорной уткой. Тур недобрым словом помянул репортера журнала «Квик».

В дальнейшем он избегал бесед об Омане, не очень уже, как помните, пылал желанием его посетить. Но все-таки, не по научным, так по житейским причинам, мы в Оман попали, и чаяния Тура вспыхнули с новой силой. Опять он принялся за поиски и расспросы. В ответ получал одинаковое: «Зиккурат в Омане? Унвар-шайнлих. Невероятно».

Сейчас поздний вечер. Сижу и пишу, а Тур, одинокий, мрачный, в сотый раз, наверное, листает тощую книжечку «Оманский музей, справочник для посетителей» – портрет Кабуса, фотоснимки кувшинов и ожерелий, чертежи старинных судов, репродукции магометанских трактатов. Того, что он ищет, там нет.

ДЕНЬ БЕЗ НАЧАЛЬСТВА

Экипаж поднят на заре. Командир сухо объявил: назавтра стартуем, и потому надлежит закончить дела с веслами, погрузить воду и провиант. Этим заниматься Юрию, Гансу Питеру, Асбьерну, Детлефу и Рашаду. Герману – снимать на улицах Матры жанровые сцены. Остальные отбывают в выездную киноэкспедицию.

Пришпорили автобус и умчались. А мы, оставшиеся, засучили рукава.

Уключины уже обе стояли на местах. Проложили их пазы кожей. Прошкурили рулевые лопасти, развели клей. Намазывали отставшие куски дерева, зажимали струбцинами и ждали, пока схватит, а тем временем готовили следующую лопасть. Проклеив, покрыли лопасти смолой, попросили подъемный кран и перенесли весла на борт.

Планировалось еще сделать дополнительные румпельные рукоятки, пониже прежних и несколько иначе развернутые, но работа эта кропотлива и деликатна, требует отдохнувших рук, и решили – ладно, в крайнем случае доделаем на ходу.

Вот и все описание дня – уместилось в два абзаца.

В 19.00 пробил наш «комендантский час». Герман вернулся в последнюю минуту, сияющий от удачи: удалось запечатлеть Его Величество, проехавшее в автомобиле мимо.

– А сигарет купил, Герман?

Забыл. Прекрасно. Что теперь с нами будет? Завтра отплывем, а сегодня сходить на сушу нам запрещено.

К счастью, рядом оказался Джим, портовый представитель администрации неизвестно по какой части, он постоянно рядом, нужен или не нужен, все равно. Дали Джиму задание, он съездил в город и привез сигареты, батареи для фонарей и прочие мелочи.

Между тем основная киногруппа не возвращалась. Мы стали беспокоиться: хоть и с провожатыми, а не наткнулись ли на султанский патруль? Не хватало нам в Омане осложнений…

Отправились в гости, как было с утра договорено, к Барри, начальнику порта, – смывать сухопутный пот. Принимали душ, ужинали, вели беседы – и волновались.

Где путешественники?

Они приехали часом спустя, пропыленные и голодные, во главе с командиром, помолодевшим за день лет на десять.

Нижеследующее – по их рассказам: исчерпывающей полноты не гарантирую, суть обязуюсь не упустить.

ХЕЙЕРДАЛ И КОСТА

До недавних лет ни на какие памятники старины в Омане никто не обращал внимания. Разве что средневековая крепость в Матре была реставрирована.

В последние годы начались археологические изыскания. Переживают они период младенчества, но и это уже лучше, чем ничего.

Раскопкам на севере Омана руководит итальянец Паоло Коста.

Тур повидался с Коста. Осторожно, боясь показаться смешным, зондировал почву – как сапер щупом:

– Чем же вы сейчас заняты, дорогой Паоло?

– Исследуется древняя ирригационная система, связывавшая когда-то побережье и медные рудники.

– Те самые, известные по шумерским летописям?

– Да, вполне возможно, что это знаменитая «медная гора» и есть.

– А не обнаружено ли там в окрестностях каких-либо сооружений из камня?

– Торчит вроде башня, ступенчатая. А что?

ТРИУМФАЛЬНЫЕ АРКИ

Поехали на плато, плоскую, как стол, равнину с развалинами храмов и странными стрельчатыми воротами – ни домов, ни стен, лишь ворота посреди чистого поля, одни, другие, третьи, множество.

Здесь когда-то высилась гора, видная далеко с моря. По ней сверяли курс капитаны спешащих в Оман камышовых судов.

Суда спешили за медью. Гора-маяк целиком состояла из медной руды.

Рудокопы врубались в гору. Прорывали в ней норы-туннели. Дырявили, обрушивали, вгрызались – и за много веков сровняли гору с землей. Полностью переплавили в слитки.

Но входов в туннели почему-то не тронули. И стоят они как монументы в честь былого месторождения, как памятники циклопического труда.

Не менее циклопично то, что под ними, в недрах, под пластами грунта. Невидимое, как воздух. Глубинное, как артерии. Речь идет о «фаллах».

«ФАЛЛАХ»

В большей части Омана система «фаллах» – главный источник ирригации и водоснабжения.

На горном склоне роются шахты. Верхняя – до гидрослоя, остальные – не обязательно.

Шахты соединяются у дна галереями. Получается подземный канал.

По каналу самотеком струится вода. Ближе к долине она выходит на поверхность. Преодолевает по сифонам русла высохших рек. Снова прячется в галереи. И так – до деревень, до полей, иногда – за многие километры.

Даже в самое жаркое время года уровень воды в системе «фаллах» мало меняется, поскольку дебит питающих ее запасов не зависит от колебаний климата.

Постройка и эксплуатация «фаллах» требует величайшего искусства. Жители Омана владеют этим искусством издавна. Возраст многих каналов и галерей – две, две с половиной тысячи лет, встречаются еще гораздо более древние. Их и наметил к изучению Паоло Коста. У него четкие задачи и планы. Водопровод – прежде всего. Что ему до примелькавшейся полуразрушенной башни, заурядной, по плечи засыпанной песком?

АПОФЕОЗ ЛЕГЕНДЫ О ЗИККУРАТЕ

Верно говорил академик Павлов: «Нет в голове идей – не увидишь фактов». Будь эти руины найдены в Ираке, их сочли бы зиккуратом, в Египте – пирамидой. А здесь – башня, башня, и все.

Столько людей равнодушно прошло мимо нее, по крайней мере за последние годы!

Груда глыб, сложенных уступами, ориентированная по странам света, около шести метров высотой над поверхностью, а сколько еще в глубине, никто не мерил. Ни цветности, ни масштабности – скучный холм с нечеткими от выветривания контурами.

Холм, который даже сфотографировать трудно: Карло не без причин опасается, что слайды будут крайне невыигрышны и дадут пищу сомнениям и кривотолкам.

Отснять, кстати, все не успели, дорога слишком длинна. Решено отложить старт на день, с 11 января перенести на 12-е.

Вновь, как на Бахрейне, после поездки в древний Дилмун, Тур счастлив. Распрямился, ходит гоголем, куда девались озабоченность и брюзгливость.

До чего он везучий все же. На Маканском руднике, возле арок, наклонился – и подобрал крошечный слиток меди. Кусков шлака там полно, а вот чтобы медь!.. Слиток гуляет из рук в руки, им завистливо любуются, удивляются: «Как заметил?» – «Заметил, потому что смотрел».

Да, смотреть и видеть – далеко не одно и то же.

На этом, в минуты величайшего Турова торжества, позволю себе кончить рассказ о найденном, потерянном и снова найденном зиккурате.

ЛИШНИЙ ДЕНЬ

Для шестерых из нас утро наступило в половине шестого. Тур, по-моему, и вообще не ложился. Все, что есть на борту «Тигриса» жужжащего, щелкающего, разнофокусного, – в автобус и в путь!

А мы пятеро, к объективам и пленке профессионального отношения не имеющие, не спеша встали, позавтракали и потихоньку принялись за работу.

Укрепили заново весла в верхних и нижних вилках-уключинах. Соорудили блочный механизм для подъема рулей, дабы не мучиться, как раньше. Смастерили румпельные рукоятки и просверлили для них в теле рулей отверстия – с таким расчетом, чтобы при максимально допустимом повороте весла румпель упирался бы в перила мостика и не пускал руль крутиться дальше.

Внушительный список ремонтно-погрузочных дел сокращался волшебно. По-видимому, нам предстоял блаженный бездельный вечер, но, пророча это друг другу, мы забыли постучать по дереву, и бортовые гномы нам отомстили. Эйч-Пи уронил рукоятку в воду, пришлось ждать, пока она высохнет, мокрое на клей не посадишь.

А в принципе можем стартовать хоть сейчас. Вернутся «туристы» (от слова «Тур»), и поехали.

«Туристы» вернулись к ужину, как пишут в детских книжках, усталые, но довольные. Недоволен был лишь Норрис. Мало сказать – недоволен. Растерян, огорчен, удручен – сломалась кинокамера. Бедняга! Ладно еще что шеф, настроенный благодушнейше, совсем его не ругал.

НЕ ОПЕРЕТТА

Последняя ночь в Матре. Хочется как-то подытожить впечатления. Впечатления, надо признаться, противоречивые.

Однажды прошлой весной, затащенный приятелем, я попал – не удивляйтесь – на заседание энского литературного объединения.

Читалось – и пелось частично, под рояль, – либретто музыкального спектакля на злободневную тему.

Время действия – двадцатый век; место действия – вымышленное крошечное восточное государство.

Герои – злой и жадный придурковатый эмир; жены его, дерущиеся подушками и пляшущие танец живота; хитрый консул иностранной державы, желающий прибрать к рукам чужие нефтяные богатства.

Лирическая пара: местный офицер прогрессивных взглядов и столь же прогрессивная танцовщица из кабаре. Каскадная пара – толстяк-солдат и вострушка-служанка.

Колдуны, водоносы, интервенты, повстанцы – лихо было закручено. Смеялся. А сейчас вспомнил – и не смешно.

Даже зло берет на весельчаков-драматургов.

Хотя, впрочем, какое у меня право на злость? Сам-то далеко ли ушел? Что я, побывавший в Омане, видел здесь, кроме причалов и базаров?

Давайте я тоже по примеру эстрадников чуть-чуть пошучу.

СКОЛЬКО ЭР У ОМАНА

Когда сто с лишним тысяч лет назад, в каменном веке, на территории нынешнего Омана возникло первое поселение, старшина племени мог сказать:

– Наступает эра благоденствия. Поздравляю, друзья!

Века и века спустя, на гипотетическом торжественном открытии Маканского рудника, приветствие уже звучало так:

– Все, что раньше, – чепуха, предыстория. Да здравствует эра бронзы. Ура, Оман-Макан!

Еще десяток-другой веков минул. «Птенец мудрости, высиженный в Медине, вылупился в Басре и полетел в Оман» – страна одной из первых приняла учение Магомета и стала его мощным оплотом. Началась эра магометанства, по уверениям мулл, славнейшая из эр.

В шестнадцатом веке с огнем и мечом пришли португальцы – опять «эра», правда, только с их, португальской точки зрения. Выгнали португальцев – снова «эра».

23 июля 1970 года родилась Эра процветания и развития (цитата!). На престоле воцарился Кабус.

Рисовать на него карикатуры проще всего. Но, между прочим, Его Величество, распродающий национальные богатства и строящий автострады, открывающий больницы и преследующий патриотов, – фигура вовсе не фарсовая.

Прощай, Оман. Не мне обоснованно судить о тебе. Я мало и поверхностно тебя знаю. Но мне кажется, и надеюсь на это, нынешняя твоя «эра» – не окончательная.

ОТГРЕБАЕМ

Тур разбудил нас еще в полутьме. «Мы должны стартовать не позже восьми, – объявил он, – пока безветрие или легкий бриз, потому что дневной ветер постарается прижать нас к берегу и помешает нам отойти».

Отходить решили на веслах – силы имеются, сноровка есть, покажем провожающим класс.

Привязали гребные весла с правого борта, Асбьерн на «Зодиаке» завез якорь метров на сто, мы, снявшись со швартовов, к нему подтянулись и развернули лодку носом к морю.

Еще четверть часа ушла на установку весел слева, и затем Тур с капитанского мостика скомандовал: «Начали!»

Дружно в восемь пар рук наваливаемся. Гребем стоя, как гондольеры. Слева – Норман, я, Асбьерн, Норрис. Справа – Эйч-Пи, Детлеф, Герман, Рашад. Тору и Карло ведут съемку с портового буксирчика. Делаем кинематографические лица, мужественно улыбаемся. Весла тяжелые, лодка – тоже, но движемся. Проползаем мимо кораблей, они гудят, сигналят, на палубах солнечные искорки от направленных на нас объективов – редко доставляемое Матре зрелище.

Проходит тридцать минут. Гребем. Пот застилает глаза, руки деревенеют – гребем. Поворот, другой, вон уже выход из гавани, справа – гористая гряда, слева – мол: бетонные болванки выстроились на манер противотанковых ежей.

Тур кричит: «Ну, еще немного!» Наваливаемся. Вторим Норману хором: «Готов – пошел! Готов – пошел!»

«Немного» растянулось почти на час. Вышли наконец. Быстро поднимаем парус – порыв ветра, и нас несет прямо на бетонные ежи. Что будет? Страшно представить. 40 метров, 30 метров, 20 метров – к счастью, буксирный катерок рядом. Норман бросает им конец, взревел мотор, и мы вне опасности.

Буксир оттащил нас метров на двести, а там пошли самостоятельно. Ветер был южный, слабый, ему помогало течение – берега медленно удалялись.

Когда они покрылись дымкой, провожатые покинули нас, приняв на борт кассеты с отснятой лентой. Все. Больше никаких лоцманов и буксировщиков не предвидится. Мы действительно в море одни.

Глава IX

Петля с хвостом

УВЕДОМЛЕНИЕ

Прошу внимательно отнестись к моим словам. Сегодня шестнадцатое января 1978 года. Четыре дня мы как вышли из Маската – и сейчас находимся от него в двадцати милях.

То есть фактически не сдвинулись с места, хотя все четверо суток двигались без остановки.

Как это получилось?

Расскажу последовательно. То, что будет дальше, – уже не совсем дневник, а нечто – хочу надеяться – целостное, сотканное из разорванных черновиков.

Для разговора повторяю последние строки предыдущей записи: «…все. Больше никаких лоцманов и буксировщиков не предвидится. Мы действительно в море одни».

Аравийское море – открытое, незамкнутое: окраина океана с чисто символической южной границей. Можно считать, оно уже сам океан. Океан требовал от нас особых забот. Каких? Перечисляются ниже.

КОНТРОЛЬ ЗА ВОДОЙ

До сих пор мы питьевую воду не экономили, потому что впереди постоянно маячила перспектива скорого захода в порт. Теперь положение изменилось. Любой ресурс – продовольственный, питьевой ли – подлежал учету.

Определил для начала потребности. С утра налил каждому в индивидуальную флягу по 700 граммов. Восьмилитровую канистру наполнил водичкой с вишневым сиропом. Еще двадцать литров вмещает кухонная канистра с краном.

Вечером произвел смотр. Вишневый напиток выпит до капли, на кухне вода еще есть, личные фляжки почти у всех не тронуты.

Следовательно, тридцати литров – теоретической дневной нормы – нам хватает с лихвой. Правда, сейчас не очень жарко.

ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ

Следующая проблема, давно назревшая.

Пока мы шли по внутренним водным путям, нам все казалось, несмотря на вполне серьезные передряги, что настоящее плавание впереди. Чувствовали себя на пороге, в преддверии и соответственно себя вели. К сожалению, это касалось и соблюдения правил техники безопасности: спасательные жилеты валялись где попало, спасательного круга на мостике не имелось, страховочные фалы никто не носил.

А между тем суровая формула, известная еще с «Кон-Тики»: «Человек за бортом – навсегда за бортом» – уже действовала.

И вот за обедом Тур объявил, что надо обговорить систему страховки и спасения.

Новизной его речь не отличалась. Сперва – подробный рассказ о том, как на «Кон-Тики» Герман Ватцингер прыгнул с борта за смытым спальным мешком и как лишь по счастливому везенью его спас Кнут Хауглянд. Затем – «Пусть штурман вспомнит!» – сигнал Норману, чтобы поведал жуткую историю: однажды на крейсере шестеро было потеряно из-за несоблюдения морской дисциплины.

Слушал, вспоминал точно такой же инструктаж на «Ра» и старался сохранять заинтересованный вид. В конце концов, то, что нам, «старикам», ясно, далеко не ясно новичкам, а их на «Тигрисе» – большинство. Тур совершенно прав, что повторяет на пару с Норманом давнишнюю лекцию.

Прежде всего – экипажу постоянно страховаться фалами. Второе – привести в состояние «товсь» круги. Сейчас на их отвязывание нужно по крайней мере две минуты, а это – как если бы их совсем не было. Пусть Юрий займется ими персонально.

Но, предположим, кто-нибудь из нас все-таки выпал. Что ему делать? Сохранять спокойствие, не забывать о буе, который тянем за кормой, и пытаться за него уцепиться.

Этот буй, кстати, на «Ра-2» выручил Жоржа Сориала, прыгнувшего за борт в погоне за деревяшкой. Что поучительно: буй был брошен в воду всего десятью минутами раньше! Вот что значит совпадение! И на подобных совпадениях, удачных и неудачных, держится в океане жизнь каждого.

Оставалось, не откладывая, подать пример дисциплины: укрепить два крючка у мостика, слева и справа по борту, и развесить спасательные круги. Помогал мне притихший – ненадолго – Асбьерн.

ВАХТУ НЕСУТ ВСЕ

Еще одна «океанская» задачка, подлежавшая безотлагательному решению.

Идти нам теперь предстояло невесть сколько. Идти значит управлять. Управлять значит единоборствовать с ветром и течением.

Как бы хорошо ни вращались рули, каким бы удобным ни стал румпель, дежурить на мостике – труд, и достаточно тяжелый.

Труд – в смысле физических усилий – одинаков, что днем, что ночью. Но отношение к нему – я уже упоминал об этом – разное. Ночная вахта соблюдается свято, от дневной всегда найдутся охотники отлынить: у кого съемка, у кого постирушка, и смена не всегда приходит вовремя.

Между тем расчет простой: нас одиннадцать, если каждый будет точно знать, что днем он обязан – не волен, а обязан – отстоять на руле час, то в сумме часы как раз и составят все светлое время.

На каком-то из первых после отплытия обеденных совещаний мы, наконец, четко договорились об этом.

КУДА ПЛЫВЕМ?

Пришло время принимать решение.

В Шатт эль-Арабе, в Персидском заливе выбирать не приходилось, шли как по шоссе. Теперь перед нами целина или, коль угодно, джунгли. Куда прокладывать тропу?

Определилось, что единомыслия в экипаже нет. Борются два различных взгляда.

Взгляд Карло: «На восток, к полуострову Индостан».

Взгляд Нормана: «На юг, на Мадагаскар и, может быть, далее».

Собственно «взгляд» Нормана не им придуман, это была наша неофициальная, тайная задумка. Тур, очевидно, подспудно подумывал и о цели более далекой после Мадагаскара – обогнуть мыс Доброй Надежды и выйти в Атлантику.

Идея Карло возникла совсе недавно. Колоссальный опыт путешествий, а главное, восхождений приучил его оценивать обстановку, реально рассчитывать время и выбирать оптимальный маршрут. Но ни я, ни Норман Карлову идею поначалу не поддерживаем, она кажется нам слишком простой и малоэффективной.

Тур между тем помалкивал и мучительно думал. Оба маршрута – возможный путь древних, но какой из них выбрать?

Спорили, прикидывали так и сяк, вперялись орлиными взорами в карту, а некто слушал и молчаливо посмеивался: давайте, давайте, ребята. Имея в виду, как нетрудно догадаться, истинное – Его Величество Океан.

60°—180°—150°

Уже за начальные сутки пути трижды меняли курс, причем по собственной воле – ни разу.

От Маската взяли к северо-востоку, направление безусловно выгодное – уходим от суши и приближаемся к древнешумерским трассам. Предстояло, правда, пересечь трассу современную, столбовую дорогу танкеров и сухогрузов. Таково уж наше везение – это должно было произойти ночью. Подготовились к ней старательно – зажгли фонари и подняли на мачту мигалку.

В разгар вахты Детлефа и Эйч-Пи нам наперерез выскочило судно, близость его становилась угрожающей. Эйч-Пи отчаянно засигналил ручным прожектором – они резко свернули, обогнули нас с кормы, долго держали «Тигрис» в луче, наудивлялись вдоволь и ушли.

Далее ночь нас щадила. На рассвете ветер переменился, изменили позицию паруса и двинулись на юг, а затем на юго-восток, как бы повторяя изломы береговой линии.

Никак было не войти нашей лодке на оперативный простор. Все она словно примеривалась. Мы ее не торопили, терпеливо доверяли ей – и с радостью ощущали, что вновь вернулись в стабильную колею бортовой повседневности.

НАШЕ УТРО

В шесть – полседьмого обитателей «Тигриса» будит колокол: завтрак на столе. Разведенное порошковое молоко, пшеничные или кукурузные хлопья, одно-два вареных яйца, бутерброды с маслом, джемом и сыром – как правило, это собрано и приготовлено Карло, он обычно встает первым. Сегодня, однако, расстарался Асбьерн – сварил овсянку, разбавив питьевую воду морской.

Овсянка получилась специфическая, не из-за морской воды – ее в смеси с пресной пить можно, – а из-за сахара: сладкое плюс соленое – гм, – в общем, кашу съедаем, запиваем ее кофе.

Разливаю дневные рационы в индивидуальные фляжки, наполняю расходную хозяйственную канистру.

Личные свои ложки, миски, кружки моем сами, качая забортную воду небольшой помпой в пластиковую ванночку. Общественную посуду драит очередной кухонный мужик, в данном случае – Эйч-Пи.

Желающие – пишущий в их числе– приступают к бритью.

На «Ра» я брился безопасной бритвой, теперь у меня электрическая, на батарейках. Бритье доставляет большое удовольствие, освежает и помогает сосредоточиться. Все наши «гениальные» мысли, несомненно, рождены в процессе бритья.

Утро кончено, день начат. Как муравьи, расползаемся по кораблю.

НАШ ДЕНЬ

Заботы разнообразны, и всех дел не переделать никогда.

Сегодня, к примеру, надо вычистить щель между крышей хижины и платформой на ней. В щели скопилось множество всяких вещей, засунутых «на минутку», они продавливают камыш, и в дождь крыша потечет. Требуется вынуть лишнее. Этим занят Карло. После того как он с этим справится, он намерен отбыть на рыбалку.

Детлеф стоит на мостике, в девять ноль-ноль я его сменю. Его с помощниками ждет работа долгая и тяжелая: ставить между бортом и веслом из толстого куска каната амортизатор. Седло «Тигриса», как помните, перекошенное, вдруг вернулось на место – волны сильнее кувалд, – и теперь правый руль прижат к корпусу вплотную, а левый прогибается и в принципе может сломаться.