Текст книги "В океане "Тигрис""

Автор книги: Юрий Сенкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

– Это, наверно, Ур, – почти твердо предположил я.

– Ха-ха! – обрадовался Карло и побежал с тем же вопросом к Туру.

– По-моему, Ур, – подтвердил Хейердал.

Тогда Карло перевернул открытку. Из надписи на обороте следовало, что данная ступенчатая пирамида обнаружена на территории республики Бангладеш.

Тур только развел руками: куда ни ступишь, везде зиккураты.

– Но в Бангладеш я не поплыву! – предупредил Карло тотчас же, заметив, что в глазах шефа появляется вдохновенный блеск.

Пишу на борту «Тигриса». Не прикасался к дневнику два дня и вообще думал, что на описании Мохенджо-даро мои пакистанские записи кончатся.

ДЕЛА ТЕЛЕВИЗИОННЫЕ

Поздним вечером мы с Сашей Королевым благополучно возвратились в Карачи, ночевали у Саши дома, наутро же, пригласив с собой телеоператоров, поехали к «Тигрису».

Репортаж для «Клуба кинопутешествий» снимался с разрешения Тура, но все-таки, чтобы не дразнить гусей, я на лодку никого приглашать не стал и сам не поднялся: стоял с микрофоном в лодочке на фоне «Тигриса» и рассказывал.

На ладье виднелись фигуры караульных; товарищам возвращаться было рано, я это знал и не беспокоился.

Побывал после съемки в консульстве, выступил перед сотрудниками, встретился с работающими в Карачи советскими специалистами, вечером сходил к Сашиным приятелям в гости.

Назавтра опять навестил «Тигрис», опять – насколько мог заметить, не приставая, – на нем не было ни единой экспедиционной души. Вечер провел у Королева.

Утром решил: ладно, вернулись не вернулись, подожду ребят на борту.

Ступив на палубу, сразу понял, что ждать не придется, экипаж прибыл, в хижине лежал путешественный багаж. «Когда приехали?» – спросил караульных. «Вчера ночью». – «Куда уехали?»– «В город».

В город так в город. Распрощался с Сашей, опечалился от прощания и сел на завалинку, прикидывая, чем бы заняться.

От берега шел мотобот, в нем был Норман.

Глава XIII

Оседлавшие «Тигриса»

8.02.78. БЕРЕГ НЕ ОТПУСКАЕТ

Отходили, как всегда, с приключениями. Волочась на буксире, запнулись о буй, отпихивались шестами, ногами и ободрали корму. Потом около суток болтались, ловя ветер, на внешнем рейде Карачи и даже выбросили плавучий якорь, чтобы не затащило обратно в порт.

На том буквальное расставание с сушей кончилось, а фигуральное длится до сих пор. Почему – объясню.

Норман мостит заново дорогу на клотик – затягивает веревки на перекладинах мачтовой лестницы. Веревки ослабли на стоянке.

Карло зажимает клиньями рулевую уключину. Асбьерн меняет амортизатор между рулем и бортом. Система расшаталась на стоянке.

Крепил на носу шкот, пропустил сквозь петлю конец и дернул – и тут же грохнулся навзничь, хорошо не о якорь, затылком. Оказалось, петля развязана, кем, зачем, неизвестно, – опять же на стоянке.

Чужой становится лодка после берега нет ощущения, что ты и она – единый организм.

Когда складывали на хранение грот, ткань, задубевшая от краски, надломилась по сгибу, и в центре, где эмблема, теперь три дыры. Предстоит штопать парус.

Все это, так сказать, материальный урон. Есть и моральный. Береговые впечатления не покидают нас, а среди них не каждое радужно.

Тур в который раз вспоминает, как мы заплатили пятьдесят долларов за стирку. «Грабеж, вот грабеж!» Для него сейчас это главная экспедиционная трата.

– Стоит ли расстраиваться? Мы же отыгрались на питьевой воде.

С водой, кстати, вышло удачно. Услышав на нее цену, мы до того единодушно ахнули, что продавец струсил: «О'кей, скостим вдвое». – «Как вдвое, почему не вчетверо?!» – принялись жестоко торговаться и одержали успех.

Плохо, когда карман пустой.

Помню, в Эль-Курне, узнав подробности договора с консорциумом, я удивлялся: не лучше ли было не спешить, подкопить ресурсы, отложить плавание до благополучных времен и ни от кого не зависеть?

– Ты забыл, сколько мне лет? – хмуро ответил шестидесятитрехлетний Тур.

В счастливые свои дни он и на пятьдесят не выглядит. Нынешние – не счастливые. Со вчерашнего вечера Тур болен.

Его свалил приступ почечной колики, третий за путешествие и самый сильный из трех.

Шприц отверг категорически, лег с грелкой – авось к утру полегчает. Не полегчало. Анализ мочи показал кровь и белок. Видимо, зашевелился камешек.

Тоже следствие берега: питаемся на стоянках кое-как, наспех, бесстрашно пробуем местную пищу, в результате как минимум диспепсия.

Тур лежит в хижине, ничего не ест, только пьет. Тревожит он меня крайне. Обещал ведь беречься – и сплоховал.

9.02.78. ОКЕАН ВЗРЕВНОВАЛ

Ночью подул ветер, и к утру стихия разыгралась. Пробную оплеуху получили за завтраком: волна выдала добрых двести килограммов воды прямо на стол. Следующие, не менее полновесные, въехали «Тигрису» поочередно в обе скулы.

Вахту несем по двое. Парус на грани заполаскиванья. Дважды за последние сутки объявлялся аврал.

Бежишь с юта на бак, в кромешной тьме, шаришь ощупью, за что уцепиться. Раньше хватался за ящик, теперь его нет, зато под ногами канистра, исчезла привычная веревка справа и т. д. – после берега все не так, а стихия не дает нам времени адаптироваться, разобраться с багажом, со здоровьем – Тур, к слову, очень трудный пациент. Любую таблетку пробует на зуб, выясняет, от чего ношпа, от чего бускопан и как он взаимодействует с левомицитином. Температура 37,7. К завтра не спадет – начну инъекции антибиотиков.

Норрис гнусавит простудно (и не принимает таблетки), чихает Эйч-Пи. Океан же не сочувствует, ярится, вбивает в нас моряцкий дух.

10.02.78. МОРЯЦКИЙ ДУХ

Свежая погода, крепкий ветер, отнюдь не попутный. Из тридцати двух румбов компасной картушки он разрешит нам лишь два – узкий сектор, для неуклюжей ладьи почти щелка. Но и в ней пытаемся маневрировать, ищем наивыгоднейшую щель в щели.

Повернем чуть-чуть, бросим с борта деревяшку, замерим по ней скорость; взглянем на буй за кормой, прикинем снос. И опять свернем, и опять – пока не поймаем сочетание максимальной скорости и минимального дрейфа.

Этот метод разработал Тур. Он по-прежнему на постельном режиме, но чувствует себя лучше – и капризничает, желает помыться, сменить белье и вообще функционировать. Мысли о береговых невзгодах его больше не посещают – не до берега сейчас ни ему, ни нам.

Карло опутывает румпель веревочными тягами, чтоб не надрываться, выруливая. Детлеф укрепляет на манер вертикальных килей (и вдобавок к ним) два гребных весла, чтобы не сносило. Насущные путевые заботы.

Прекрасно работает на руле Рашад, синхронно, четко.

Впереди, чуть сбоку, висит над горизонтом Южный Крест. Если взять его в створ с левой ногой мачты и так держать, можно не сверяться с компасом.

Зюйд-зюйд-вест, подальше от материка, на простор. А потом куда?

Вот и прозвучал вопрос, свидетельствующий, что неугомонный экипаж «Тигриса» снова в форме.

11.02.78. ЧЕЛОВЕК ПРЕДПОЛАГАЕТ…

Карло призывает посетить Красное море. Мне эта идея не нравится. Формулирую, почему.

1) Идти в Красное море – значит продолжать каботажное плаванье. Сам по себе каботаж весьма почтенен, любой моряк понимает, что у берегов плыть опаснее, чем в открытом море, но болельщик-обыватель иного мнения, и нам, увы, надо его уважить.

2) Вход в Красное море фактически закончит экспедицию, так как выйти назад в океан мы уже не сможем. А резервы живучести судна далеко не исчерпаны.

Куда заманчивей другое. Править к Экваториальной Африке, то есть, скажем, к Кении. Ниже – аргументы.

а) До Кении – около двух тысяч миль, при скорости сорок миль в сутки это пятьдесят дней. Неплохое автономное плаванье, выигрышное в смысле престижа.

б) Пересечь экватор – этап, событие. Путешествие сразу станет как бы трансокеанским. Снимем на пленку бортовой праздник Нептуна – наш фильм нуждается в чем-то веселом, комическом.

в) В Кении снимем роскошные пейзажи, интересных животных – также немаловажно.

г) Красное море отменяет Кению, но Кения не отменяет Красного моря. Останься лодка на плаву, а она наверняка останется, – пойдем из Кении куда угодно.

Дискутировали за едой. Тур к столу не вышел, покорно скучал в хижине. Я, как Фигаро, явился к нему с новостями. Из двух точек зрения шеф выбрал и одобрил мою, заметив, что в принципе спорить рано. От Карачи мы не удалились пока что и на двести миль. Курс, который держим, равно годится для обоих финишей, а позже посмотрим.

– Теперь, раз я тебя поддержал, хорошо бы помыться.

Что с упрямцем поделаешь? Полил из ведра и заставил сразу же лечь. Оба не ведали, что настоящее купание впереди.

11.02–12.02…А МОРЕ РАСПОЛАГАЕТ

Двадцать один – сорок пять. Одеваюсь, бужу Германа. Звезд не видно, блеснула в тучах ущербная луна и скрылась.

Управлять сперва несложно, однако вскоре ветер усиливается и начинает накрапывать дождик. Посылаю Германа проверить, все ли укрыто на кухне, и надеть непромокаемый костюм.

Герман ушел и пропал.

Дождь уже не капает, а льет. Мой ветрозащитный олимпийский хоть выжми. Герман, ты заснул?!

Наконец-то. Передаю румпель и сам бегу переодеваться.

Когда вернулся, ливень хлестал, Герман фыркал и отдувался, как морж. Засвистели снасти, значит, ветер штормовой. Рулевое весло заскрипело в набухших веревках.

Услышал из хижины вопль Тура:

– Меня заливает, прикройте брезентом!

– Откуда льет?

– От угла, где бамбучина! Бамбучин несколько, и по левой, и по

задней стене. Задние, кажется, все прикрыты, полез накрывать те, что по левому борту.

– Да не тут! – кричал Тур. Видно, здорово его промочило. Выскочил Карло и помог накинуть на угол кусок брезента.

Господи, что за ночка! Руль скрежещет. Лодка тяжело уходит вправо, затем, перевалив на 240°, срывается в запретные 270°, возвращай ее назад, но не дай уйти за 210°,– туда, сюда, слаломная гонка, бешеные качели. Море являет собой зрелище фантасмагорическое, кажется, что оно горит. Причудливые светящиеся змеи на гребнях валов ползут на судно и разбиваются о него миллиардами искр. Гигантские тусклые пятна возникают, взрываясь в глубине, меняют форму, мерцают, движутся. При вспышке зарницы мелькнул у борта зловещим призраком силуэт штурмующей дау. Шлепанье, ворчанье, урчанье – «Тигрис» ворочается, как кит.

– Ветер очень сильный! – ору выглянувшему из хижины Норману.

– Ладно. – Уходит на нос ослабить шкоты. Держу руку на румпеле: 240, 250, 270, пора! – жму рукоятку внутрь, и она проваливается, как в воздушную яму. Ветер изменил направление…

Взгляд на компас – стремительно катимся к 210, рукоятка свернута до

отказа, бесполезно: 200, 195, 190 – бегу к страховочному веслу, налегаю – 180, 175.

– Все наверх! Парус вниз!

Парус ползет не вниз, а вперед и вправо, сейчас он вырвется, улетит – страшный треск!

– Рей?!

Нет, верхушка мачты, самый кончик, трехметровый кусок.

Грот мечется перед лодкой, как сумасшедший непогашенный парашют. Гасим его кое-как, прижимаем к борту, комкаем, втаскиваем на крышу хижины. Все это в кромешной тьме.

Бросили плавучий якорь. Приладили на форштах брезентовое подобие аварийного стакселя. Сели и пригорюнились. Теперь мы беспомощны до утра.

12.02.78. «МОКРОКОСМ»

Тур кивнул на мою тетрадку:

– Не забудь записать – вчера полночи сражались за 210°, мучились, сломали мачту, а на рассвете, когда никого не было на мостике и лодка дрейфовала, компас показывал точно 210°.

Да, смешно, но именно таков океан, и неизвестно, что он преподнесет через десять минут.

В данную минуту он тих. И молчалив. И бескраен. Ни самолета, ни корабля на горизонте: мир состоит из воды, и мы в его центре.

У оси нашего «мокрокосма» сбит шпиль, навершие, проще говоря, стеньга. Освободили стеньгу из путаницы канатов, опустили на палубу и увидели вблизи хозяйство верхолаза Нормана: блоки, скобы, коуши, подъемные устройства грота и топселя.

Блоки снимем с обломка и переставим на здоровую часть мачты, поменяем на рее парус – вместо основного (он по нынешним меркам велик) привяжем запасной. Глаза боятся – руки делают.

За трапезой – мудрые и могущественные – решали судьбу мыши. На борту обнаружилась мышь, Эйч-Пи уверяет что встретился с ней носом к носу, и уже смастерил было на ее погибель мышеловку. Однако Тур очень серьезно вынес мышке оправдательный вердикт: она нужна и полезна, так как подъедает за нами крошки, а камыш и веревки наверняка по сытости не грызет. Кто-то спросил – что же она пьет? После долгой дискуссии решили, что мышка пьет росу.

Приятно с высоты своего величия даровать благо.

Подобно персонажу «Маленького принца», мы следим за тем, чтобы наша крошечная планетка, утлый наш, отсыревший насквозь «мокрокосм» содержался в разумном порядке. Обметаем его веником, заботимся о нем – всякий на свой лад.

13.02.78. АЛАЯ ПОЛОСА

Только что повздорил с Асбьерном.

Переливал в канистру из пластиковых бутылок воду «Эвиан»; обычно, опустошив бутылку, мы ломаем ее и бросаем за борт, я же предпочел морского дна не засорять, выбрасывал бутылки закупоренными – пусть плывут, вдруг кому-нибудь пригодятся. Асбьерн следил за мной с недоумением и давал советы. Я же его будто не слышал, и тогда он вдруг разразился тирадой насчет упрямых русских, вечно поступающих наоборот.

Слова и тон были такие, за которые в приличном обществе бьют канделябрами. В этом смысле я и ответил, присовокупив, что яйца курицу не учат.

Тут с мостика меня окликнул Тур:

– Что за дьявол, кто-то затыкает бутылки и превращает их в поплавки.

– Моя работа.

– Зачем?

– Считаю, что это лучше, чем замусоривать дно.

– Рад, что поступок не бездумный, но с его мотивами не согласен. Здесь глубоко, два километра, на дне обильной жизни нет, а возле берегов она процветает, и простительней сорить здесь, чем там.

Хотел возразить, что бутылка, выловленная в прибрежной зоне, уже не сор, а полезный предмет. Но события отвлекли от полемики.

Вдали показалась странная алая полоса. Она медленно приближалась. Запахло гнилью.

В воде, зачерпнутой с борта, плавали красновато-оранжевые частички.

– Мертвый планктон, – определил Тур. – Гибнет и от природных причин, однако чаще – от загрязнения.

Мы словно плыли в море крови. На рули, на корпус налипали нефтяные комки, точно такие, как наблюдались в экспедиции «Ра».

Спор о несчастной бутылке прекратился сам собой. Снявши голову, по волосам не плачут.

14.02.78. 12В СЛЫШИТ ВСЕХ

Сведения об участке повышенной загрязненности океана вошли в очередной радиорепортаж. Репортаж написан, но до сих пор не передан.

Норман без конца вызывает Бахрейн, Тур передразнивает его грустно: «Говорит 12В, уверен, что меня никто не слышит, я слышу всех».

Удивительна особенность рации, предоставленной нам Би-би-си. Прием устойчив, обратная связь отсутствует.

В каком-то смысле это символично.

Мир жужжит нам в уши о вооруженных конфликтах, о расовой розни, мы всем своим лодочным бытием протестуем, взываем, декларируем, доказываем жизненность идей сосуществования – и как в вату.

О нас в эфире самые немыслимые враки. Болтают, например, о том, что «Тигрис» переломлен пополам (шутка Тура: «Наверно, газета со снимком «Тигриса» была сложена пополам»), И ни слова о научной программе, о сплоченности экипажа, об антивоенном пафосе путешествия.

Ветер хороший, ровный – видимо, поймали муссон, вернее, он поймал нас. Правим 180°– на юг. Идем под запасным гротом и восстанавливаем мачту.

Высверлили (Эйч-Пи и Норман) из гнезда остаток сломанной стеньги. Рашад снял с гнезда пластилиновый слепок. Стесываем по слепку конец обломка с тем, чтобы посадить его на клей.

Работа – как в давнем фильме «Таинственный остров»: Сайрус Смит вяжет узлы, Пенкроф и Наб тянут канат, Спиллет несет бревно, Герберт раздувает горн – все вместе и под бодрую песню, и на лице каждого выражение: «Какие мы молодцы».

Мы вправду молодцы. Никто не сачкует, не отлынивает. Простуженный Герман презрел бюллетень. Тур, едва оправившись, самовольно вымыл посуду и выторговал себе полчаса дневной вахты.

Мы очень разные, любой по-своему привлекателен и по-своему прав. И мы ладим друг с другом – нет, зря сомневаюсь, наш эксперимент прекрасен, общественно значим и поучителен.

15.02.78. ЧАО, КЕНИЯ

Любопытная история происходит у нас с Карло. Снова и снова говорим с ним о варианте захода в Красное море. Он горячится, я помалкиваю и порой дипломатически поддакиваю. Но сегодня поймал себя на том, что доводы Карло меня понемногу убеждают. Капля камень точит. Может, и впрямь идти в Аденский залив логичнее, чем вдоль африканского берега неведомо куда?

Как нарочно, Тур кличет меня к себе на мостик.

– Ну, что же ты думаешь о наших дальнейших планах?

– Ты о чем?

– Вдоль Африки или в Красное море?

Пауза. Уклончиво:

– А что думает лидер? Рассмеялся:

– Лидер хочет выслушать врача.

– Мне кажется сейчас, что Карло прав. Оба предложения не идеальны, но из двух зол я бы выбрал наименьшее.

– Какое же наименьшее?

– Рассуди сам. С одной стороны – идти к экватору, зарабатывать престиж, побивать рекорды дальности и окончательно превращаться в киногруппу.

– Ас другой стороны?

– Отказаться от рекордов, но зато завершить круг: Месопотамия, Бахрейн, Оман, долина Инда, Египет. Подчинить маршрут логике научной, а не рекламной.

– Второе мне нравится больше.

Вот и гадай: только что перерешил? Или раньше? Или всегда был на стороне Карло и ждал, пока образумлюсь?

Так или иначе, мне урок: не торопись, оценивай позицию оппонента объективно и тщательно.

Умелый руководитель Тур.

Теперь, уверенный, что его поддержат по крайней мере двое, он проведет плебисцит – и курс на Красное море станет законом.

Появится долгожданный пункт Б, которого нам так не хватало. Неопределенность – что скрывать – плохо действует на нашу разношерстную компанию. В акции «Тигрис» главное – всем глядеть в общем направлении, а с улыбкой или без – дело десятое.

Решение принято. Очередь за ветром.

После обеда хваленый муссон пропал, и мы вновь едва ковыляем, дважды гребли, чтобы повернуть лодку, перенастроили парус – никакого прогресса.

16.02.78. МУРАВЬИШКИ

Проснулся от холода – задувает из правой двери. Качка бортовая. На мостике пасмурно и прохладно. Ветер с северо-запада, волны же точно с запада и бьют о борт.

Не просто бьют – захлестывают. Всю двухчасовую вахту наблюдал, как это происходит, в деталях.

Вал приходит, перелезает через камышовый планшир и устремляется в ложбину между ним и основной сигарой. Ложбина узкая, и вода там застаивается, стоит пять-десять секунд, пропитывая камыш, утяжеляя лодку по крайней мере на полтонны. Потом вода уходит» приходит опять, с каждым разом ее больше впитывается, и судно потихоньку оседает.

Пора браться за брезентовую защиту.

Полотнища для нее мы заготовили, вооруженные опытом «Ра», еще в Эль-Курне. Их у нас шесть – четыре длинных для бортов и два коротких для кормы и носа.

Растянули с Асбьерном первую загородку. Польза от нее очевидна: стенка отражает крупные волны и лишь немного пропускает мелкие. Кроме того, она защищает палубу от ветра.

Детлеф улучшает дифференцировку – перемещает кормовой груз с правого борта на левый. Как ни перемещай, ют чрезмерно загружен, и надо бы его облегчить за счет бака, но на баке носовая хижина, и если нос притонет, Асбьерн и Тору будут спать в болоте.

Продолжается починка мачты. Обновленную стеньгу подняли наверх (соорудив сперва нечто вроде башенного крана из гребного весла с блоком) и водрузили в высверленное дочиста гнездо.

Штатный грот вернуть на место не успели – стемнело. Мы, как муравьишки, трудимся с восхода до заката.

Вероятно, имела место и мутация, а, как вы считаете?

В такие минуты, растроганный, с живностью в руке, Тур почему-то напоминает мне главного героя Эффелевского «Сотворения мира» – только хитона и сандалий не хватает.

– Тур, что будем делать с черепахой? Съедим?

– Ни в коем случае! Отпустим! Обрадованная черепаха ринулась в глубь океана со скоростью корифены. Мы проводили ее благостными взглядами. Вдруг раздались сильные всплески, вода закипела, на мгновение Тортила вынырнула, будто кто-то мотанул ею. Одна совершенная тварь стала добычей другой.

17.02.78. ГАРМОНИЯ

Шел с носа на корму и увидел в воде здоровенную, с кулак, змеиную голову. Голова принадлежала не змее, а черепахе размером с таз.

Асбьерн, благо «Зодиак» бы на плаву, направился к черепахе и со второй попытки ее изловил.

Бедная Тортила рвалась из рук, она, очевидно, хотела только рассмотреть неведомый китообразный предмет, может быть, отдохнуть на нем, как на острове, но вступать с нами в тесные контакты не желала ничуть.

Разглядывая черепаху, мы вновь дивились тому, как совершенно и гармонично все в ней устроено.

Это чувство что ни день посещает нас.

Глядим ли, как мощно режет воду косым спинным плавником живая торпеда-акула, любуемся ли крошечным крабиком – глаза Тура светятся восторгом.

Особенно восхищают его и нас плавающие крабы. До чего изящный механизм, бронированный и гибкий одновременно. Суставы – шарниры с круговым радиусом вращения.

– Я, конечно, далек от идеализма и мистики, но ей-богу, когда смотрю на эту чудесную приспособленность, с трудом верю Дарвину. Наши знания об эволюции, мягко говоря, не полны, и не все, видимо, можно ею объяснить.

18.02.78. ВЕТЕР ПРОПАЛ

Солнце взошло с запада и осветило наши сонные лица с непривычной стороны. Это означало, что ночью лодка повернулась кормой вперед да так и осталась.

Утро дивное, тихое, море гладкое. Лоция, обещавшая бурную погоду в девяноста днях из каждых ста, явно врет.

Пробовали хоть каким-то способом двигаться, поставили парус наискось, по-яхтенному, ловя порыв случайного зюйд-веста. Зюйд-вест улегся сразу же, и правильно сделал, а то куда бы он нас поволок?

Объявлен безвахтенный режим. Из этого не следует, что наступило безделье.

Эйч-Пи и Норман полезли на мачту проверять, как верхушка приклеилась, и крепить ее распоркой. Рашад и Детлеф чинят брагу, обвисшую там, где за нее были засунуты гребные весла в помощь килям. Брага, как помните, опоясывает корпус лодки по ватерлинии (сейчас уже ниже ватерлинии), она привязана веревочками к основной спиральной веревке, и вот эти веревочки где-то порвались, где-то растянулись, где-то догнили. Их заменяют новыми.

Ловили рыбу с кормы, почти без результата. Ныряли под воду с кинокамерой, снимали крабиков, улиток, морских уточек и диковинных рыбешек, похожих на луну-рыбу. Они около тридцати сантиметров в длину, плоские, темно-сиреневые, в пятнышках. Движутся, работая спинным и брюшным плавниками, причем машут ими не синхронно, а вразнобой.

На рее уже прежний, большой грот. Возились с его возвращением долго, нужно было отвязать и привязать множество тросов, следя, чтобы они не пересекались, не перепутывались и взаимодействовали надежно.

Что касается меня, то я продолжил сооружение брезентовой стенки, закрыл полностью правый, уязвимый борт. Копался до вечера, согнувшись в три погибели. Теоретически операция не трудная: принайтовать нижний край ткани к камышовому планширу. Но планшир замусорен всякими балками, веревками, колобашками, все это на нем прижилось, все надо убирать. Здорово устал и прилично подпек лысину.

В кают-компании горят лампы. Рашад и Асбьерн режутся в нарды, двигая бобышки из-под кинопленки по узору, специально вырезанному прямо на столешнице. Герман сидит рядом в позе Будды и болеет (в переносном смысле; в буквальном – выздоровел). Норман и Карло спят. Пойду и я.

19.02.78. РЫБЕШКИ-РЫБИЩИ

Ситуация прежняя – нет ветра. Это уже становится несмешным.

Утреннее огорчение: рецидив колики у Тура. Вчера он три часа подряд дежурил на мостике (согнав оттуда остальных) и откушал пряного за обедом.

Снова объяснил ему, какой диеты придерживаться. Нарисовал картину: почка, мочеточник, пузырь, камень – и втолковывал, что к чему и какой может быть исход. В ответ – знакомые возражения: «Ощущаю себя лишним, если не работаю, как все».

Врач, исцелися сам! Ухитрился подцепить ОРЗ – не иначе от Германа. Голова тяжелая, нос заложен. Прыскаю в него нафтизин (мерзкий спрей, дерет, как рашпилем!), принимаю бруфен, мадрибон.

Единственная отрада для глаз – рыбьи пляски. Ничего подобного никто из нас не видел. Корифены ходят косяками, взметывая тучи летучих рыбок, и дружно выскакивают из воды на огромной скорости, совершая каскады прыжков по семь-восемь метров.

Наблюдали двух барракуд сантиметров по восемьдесят каждая. Барракуда великолепна. Стремительная, похожая на стрелу, телом напоминает щуку, окраской – как булатная сталь.

Определили, что это за вчерашние луны-рыбки. Тур порылся в справочнике и нашел: триггер-фиш. Живет обычно среди кораллов.

На воздухе триггер-фиш потемнела, а когда ее пустили плавать в ванночку для мытья посуды, опять стала сиреневой с белесыми пятнами. На спине у нее триггер – шип, которым она при необходимости намертво цепляется к кораллу.

Ловили и едва не поймали акулу-молот, гигантскую рыбину в три с половиной метра от пасти до хвоста. Охотничьих переживаний хватило потом до ночи: вспоминали, как она атаковала наживку, как цапнула, попалась, ушла под «Тигрис», сорвалась – и долго еще из-под лодки всплывали облака мути с ошметками камыша.

Норрис в продолжение всей эпопеи вел магнитофонную запись:

«ТУР. Сижу в туалете, размышляю, глянул вниз – чудовище! Аж подпрыгнул!

КАРЛО. А оно не обратило внимания на белое пятно?

(Хохот, шум, возгласы: «Тянуть», «Не тянуть».)

НОРМАН. Смотрите на компас! Акула разворачивает лодку!»

Приключение кстати, а то не обрасти бы жирком.

Крепчает эпидемия нард, осваиваются их модификации: «таули», «васкдаттоп». Победил – бурная радость, побежден – бурное отчаянье. Как в госпитальной палате, где все осточертело, суть к жизни становятся пустяки.

20.02.78. ТУР ГРУСТИТ

Глаза полузакрыты, мышцы расслаблены, осанка – вопросительный знак. Сажусь рядом. Молчим.

– Что ты скажешь? Будто нарочно! Понимаю, что он имеет в виду: штиль, болезнь, неудачный радиоконтакт с семьей.

– Тебе не следует думать об этом. Мы не в силах ничего изменить. Перемелется.

– Да, пожалуй! – соглашается из вежливости.

Можно ли вырвать из души гвоздь, если он там сидит крепко? Внушить страждущему от жажды в пустыне, чтобы забыл о воде? Заставить замерзающего не вспомнить о костре, к которому просятся скованные холодом руки?

Когда Даша была маленькой и капризничала, отец меня поучал: не дави ребенку на психику, не морализируй, действуй методом отвлечения. Наверно, этот метод годится и здесь?

– Ну что, порадовала тебя встреча с тезкой?

Три дня назад у нас состоялось мимолетное свидание с бело-серым красавцем «Тур-I». Имя досталось ему по наследству, от корабля, перевозившего в 1947 году «Кон-Тики» из Полинезии в Норвегию.

– Свиделся с молодостью… – Взгляд по-прежнему тусклый.

Зайду с другого боку.

– Послушай, мы ведь участники искусственной ситуации, сами ее создали и знаем, что она скоро кончится. Вот и скажи себе: это игра.

Молчит.

Какая же игра, когда опасности реальны, поступки обусловлены, переживания искренни? Если это игра, тогда и весь мир – игра. Причем гораздо более неразумная.

В отличие от тех, кто на сухопутье, мы понимаем, что наш арсенал невелик и деваться некуда, единственный выход – дружба. Посадить бы некоторых политиков на лодку вроде нашей, покатать по океану – что-то они бы уразумели, наверно.

Пусть по малости своей наш мирок легче управляем. Но и планета не беспредельно велика. Парни, которые крутятся по орбите над нами (недавно нам передали от них привет), ежечасно убеждаются в этом.

Возник намек на ветер, и мы слегка движемся по гладкому озеру с нежной рябью на поверхности.

А с Ксаной разговор тоже сорвался…

21.02.78. ШЕФ ОЖИЛ

26° в тени, волны и ветра ноль.

Нас сопровождает группа небольших коричневых акул. После рыбы-молота они для нас забава. Герман нырнул, акулы тут же пошли к нему, а он, нимало не смущаясь, снимал их.

Индийский океан богаче живностью, чем Атлантика. Корифены следуют за нами, как почетный эскорт.

Завтракали летучими рыбками, подобранными на палубе в количестве тридцати пяти штук. И долго не вставали из-за стола: Тур наконец-то разговорился.

Он рассказывал о битвах с оппонентами во времена «Кон-Тики», о газетных заголовках: «Бальса – ха-ха-ха», о том, как посрамили противников путевые записи и фильм, снятый на плоту, а в особенности позднейшая книга «Американские индейцы в Тихом океане».

– Ни одна книга не отняла у меня столько энергии, как эта. Теперь иное в ней кажется лишним, ненужным, а тогда я дрался буквально за каждое слово! Парус у индейцев – кто нынче усомнится?! Очевидная истина! А мне для ее доказательства пришлось перерыть гору литературы, уличить ученых мужей в непоследовательности, столкнуть их лбами…

Похоже было, что вспоминает он неспроста: мобилизуется, собирается с силами, предчувствуя грядущие схватки.

Зашла речь о Кокосовых островах, где Тур бывал с небольшой экспедицией. На этих островах, вопреки их названию, в наши дни не так уж много кокосовых пальм; растут они группами, посреди джунглей, вдали от берега, а берег скалист и обрывист. Значит, стихийным, естественным путем кокосы на острова попасть не могли.

– Опыт «Кон-Тики» доказал: попав в морскую воду, кокос сгнивает очень быстро. Так что пальму распространял человек, и Кокосовые острова – острова заброшенных культурных плантаций. Интересно, убедительно, а главное, с огнем, с напором – да здравствует ставший прежним Тур!

22.02.78. СКОРО ФИНИШ

Брошены в тесто для блинов последние яйца. Не сегодня-завтра съедим последний картофель. Арахисовому маслу, столь любимому нами, тоже приходит конец.

Явные признаки того, что путешествие завершается.

Еще признак: у всех желание менять напарников по вахтам. За ночное дежурство о чем только не поговоришь – а мы вдруг спохватились, что не все еще узнали друг о друге и друг от друга.

Вчера Асбьерн рассказывал мне о своих родителях, отец – преподаватель математики и мать – библиотекарь, о маленьком городке близ Копенгагена. Сегодня попробую расшевелить Тору, а то он все молчит, и сам развлеку его чем-нибудь. Завтра побалагурим с Эйч-Пи.

Перед ужином читали вслух сценарий будущего фильма, написанный до экспедиции Туром и режиссером Ленардом Эренборгом. Сценарий толковый, но сколько деталей вписала в него жизнь. Кто бы, например, предусмотрел заранее кадры с новорожденным «Тигрисом», застрявшим у Тигра, с моряками «Славска», с тщедушными плясунами Ормары!

Эренборг, по радиосведениям, приступил к работе, осмотрел киноматериал и считает, что четыре телевизионные серии хоть сразу в эфир. Отрадно: и в смысле Эренборга (преодолел свои несчастья), и в смысле картины.

Да, что бы нас впереди ни ждало – плавание состоялось. Лодка испытана, научная добыча хороша. Единственное, что огорчает: топчемся на месте. Все равно что отправились в горы и провели долгое время в ущельях, не штурмуя вершину. Ущелье, может, и труднее покорить, но с обывательской точки зрения слишком ординарно. Нам позарез нужна вершина, однако она где-то там, за горизонтом, за облаками, и, вероятно, там и останется.