Текст книги "В океане "Тигрис""

Автор книги: Юрий Сенкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Скоро финиш.

Опасно думать о нем. Нужно, наоборот, настроить себя на бесчисленные дни впереди. И ночи.

В такого рода экспедициях, пожалуй, лучше все же участвовать холостякам. Забот меньше и поводов для волнений. Рашад, когда сегодня в разговоре с ним я спросил, не хочет ли он домой, удивился: «Почему? Здесь так хорошо, спокойно, тепло».

Пока писал эту страницу, несколько раз приходилось подниматься и подбирать с палубы трепещущую летучую рыбку. Бросаю их в кастрюлю оводой, чтобы сохранить до завтра. Вокруг полно рыбы, за кормой лодки буквально толпой идут корифены: куда ни направишь фонарь, всюду блестят продолговатые серебристые капли.

23.02.78. ДОМ ОТДЫХА

Совершаем обычный ритуал вставания – выползаем, кто быстро, кто медленно, из хижины, становимся в шеренгу по борту, определяя по пузырькам на воде, с какой скоростью мы плывем.

Далее некоторые чистят зубы (остальные сделают это после завтрака), иные бреются, их немного: мы с Эйч-Пи (через день) и Норрис (реже). Прочие лишь слегка подбривают щеки, Тур ограничивается подстриганием усов.

Завтрак, мытье посуды, уборка на кухне – и расходимся кто куда, читать, писать, чистить или чинить что-либо, причем стараемся, когда работа позволяет, заниматься ею в одиночестве.

Одиночество на «Тигрисе» вполне возможно. Тур как-то начертил схему: один член экипажа на носу, двое по бокам носовой хижины, четвертый на крыше, пятый над обеденным столом и т. д. – действительно окажемся не видны друг другу, ежели будем сидеть неподвижно.

Самое же лучшее – уплыть на «Зодиаке» метров за двести и провести там полчаса-час.

Тяга к уединению, которую мы испытываем, вовсе не означает, что становимся нелюдимыми. Когда дневная доза самоизоляции принята, взаимный интерес возобновляется. Встречаешься с товарищами, как после долгой разлуки.

Частенько беседуем с Карло, вспоминаем с ним старое доброе время на «Ра». Воспоминания, естественно, окрашены в розовый цвет. Будем, однако, справедливыми: нам и на «Тигрис» грех жаловаться. Живем, в общем, дружно, последний отрезок маршрута нас особенно сблизил. Может быть, помогает предчувствие скорого окончания экспедиции, а может, легче оттого, что точно знаем, куда идем. Да и быт наш наладился, стереотип поведения определился.

Режемся в нарды. Герман азартен и агрессивен, стремится выиграть во что бы то ни стало. За минувшие сутки едва прошли четырнадцать миль – курам на смех. До Красного моря еще полторы тысячи.

Сегодня ровно три месяца с момента нашего старта. Повод? Повод. Карло готовит дивные спагетти, Тур лезет в личные закрома за икрой.

В центре стола – блюдо с пудингом. Эйч-Пи объявил: конечно, пудинг для одиннадцати маловат, но если добавить в него коньяк, он вырастет. Взял бутылку и полил пудинг. Тот начал приподниматься, из него показался воздушный шар, который рос, рос, стал огромным и лопнул со страшным треском. Эти разбойники, как выяснилось, просверлили в столе дыру, пропустили через нее трубку, соединенную с баллончиком со сжатым воздухом, и надули шарик.

24.02.78. ЗАКРУГЛЯЕМСЯ

Поднялся попутный ветер. Он гонит нас к югу. Мы на шестнадцатом градусе северной широты с минутами, а вход в Аденский залив – на пятнадцатом. Пора сворачивать к юго-западу, срезать угол, а то не пришлось бы потом ползти в полветра.

Покончив с обедом, все остались за столом. Норман и Детлеф принесли навигационные карты, Норрис – кинокамеру. Тур открыл совещание. Заявил (для будущих кинозрителей, поскольку для нас это давно не секрет), что «Тигрис» берет курс на Красное море. И попросил штурманов изложить свои соображения.

Слово взял Норман. Он сказал, что мы движемся по кривой, которая выведет прямо к цели: течение у берегов Африки поднимет лодку в более высокие широты, а потому сейчас надо зайти пониже – запастись пространством для маневра.

Тотчас обнаружилось, что единства взглядов у наших навигаторов нет. Детлеф доложил: на немецких картах течение, на которое надеется Норман, не показано.

Норрис выключил камеру, как он всегда делает, когда его соотечественника принимаются щипать.

Спор шел о том, что и меня, и Карло заботит, – пора или не пора закруглять дугу. Тур старался примирить спорщиков, говоря, что разница между 240° и 250° (именно о десяти градусах возник торг) не так уж велика. И тут Норман, неуступчивый Норман, догматик Норман доказал, что жизнь на «Тигрисе» его чему-то научила.

– Если курс 250° поможет моим оппонентам стать счастливее, то не возражаю.

Норрис моментально нажал гашетку, стремясь запечатлеть столь невероятную мягкость и терпимость, но птичка уже вылетела, и кадр остался не снятым.

25.02.78. ХВАЛЮ КОЛЛЕКТИВ

Разговаривали с Туром. Он удивлялся покладистости Нормана и признался, что никак не ожидал ее, думал – штурман поставит на своем. И Карло, со своей стороны, вел себя деликатно. Мы определенно добреем.

Я согласился: у нас сейчас неплохой микроклимат.

– Ты, конечно, заметил – мы перестали нервничать по мелочам, прекратились подначки и насмешки. Теперь уже не бывает так, что вахтенный ждет по часу, пока подменят, и приходит к пустому столу. И прежде чем взять добавку, каждый предлагает поделиться.

Тур кивал удовлетворенно: модель мирного сосуществования оказывалась жизнеспособной.

Меня этот разговор взволновал и настроил на размышления. Полез в свои старые записи, перечитывал характеристики, которые я давал своим спутникам перед стартом, огорчался собственной непроницательности. Хорошо, что люди на самом деле интереснее и сложнее.

Вот, к примеру, Детлеф. Я спервоначалу относился к нему сдержанно, а он работяга, прекрасный моряк, и присутствие его на «Тигрисе» – особенно рядом с Норманом – просто неоценимо.

Или сам Норман. У Нормана масса неприятных привычек. Он не блестяще воспитан. Стоит послушать, как он за обедом командует, ни к кому конкретно не обращаясь: «Сахар, пожалуйста, соль, пожалуйста!» – точно хирург операционной сестре. Но вместе с тем он никогда не съест последнего куска, не преломив его с кем-нибудь. И когда он торчит на мачте, раскачиваясь, что-то прибивая, привязывая, – забываешь о том, что он сегодня забыл сказать тебе «Доброе утро».

Насчет же навигационных ошибок Нормана, о которых я немало писал и которые продолжают иметь место, – легко их коллекционировать, пребывая поодаль.

В общем, пусть себе и дальше, ради бога, играет в начальство и наряжается перед съемками.

26.02.78. САНЧО-МИЛЛИОНЕР

Напишу страничку о Германе.

Рядом с сухощавым Туром он выглядит увальнем: Дон Кихот и Санчо Панса. Так же, как Санчо, Герман любит поесть, попить и поспать.

Спать он умудряется даже на мостике: приляжет грудью на крышу хижины и задремлет минут на пять, проснется, топ-топ ко мне, глянет на компас, топ-топ обратно. Забавный мужик.

Карманы у него вечно набиты конфетками, сигаретами, жвачкой. Всех он угощает, всех зовет к себе в гости в Мексику, но никогда никого всерьез.

Наш фабрикант не так прост, как кажется. В Ормаре, например, он сориентировался мгновенно – охмурил местного парня, одарил пачкой сигарет, и бедняга всюду следовал за Германом как носильщик.

– Брат мой, – говорил Герман, – мне нужно туда-то. Возьми мой чемодан, и пошли.

Карло, таскавший, несмотря на больную ногу, свои камеры и объективы сам, высмеял Германову предприимчивость. До сих пор то и дело на борту слышится: «Герман, ты мой брат, принеси мне попить (или передай тарелку, или приготовь бутерброд)».

Герман не обижается – или не подает виду. Понимает, что посреди океана его чековые книжки ничего не значат.

А покупать услуги он привык, в житейских мелочах выгадывает изобретательно: не успеешь сообразить, а уже попался.

28.02.78. «ИКС-ВРАГ»

«Тигрис» сотрясают дискуссии. Ведутся они о чем угодно: о демократии, о национальной политике, о социалистическом содружестве, о том, одолели бы мы Гитлера без помощи Штатов или нет. Сегодня, например, произошел следующий занимательный эпизод.

За обедом сосед сказал соседу:

– Передай кастрюлю с овсянкой, кое-кто еще не ел.

– Кое-кто – это ваш покорный слуга, – уточнил я, только что спустившийся с мостика.

– Зря объясняешь, – развеселился Эйч-Пи. – Знаем, что ты. В армии на учениях мы называли предполагаемого противника «Икс-Союз», а все понимали, что имеется в виду Россия.

Эк куда его метнуло от овсянки; не успел, однако, ни удивиться, ни рассердиться, как Тур потребовал тишины:

– Мне думается, что молодежи следует быть осторожными в выборе выражений. Им надо бы знать, что так называемый «Икс-Союз» освободил их родину от фашизма, что на территории Норвегии похоронены тысячи русских солдат, что, вернув свободу Норвегии, русские отвели войска за границу и не посягают на независимость страны. Я воевал рядом с русскими и помню, что это за парни. Мне стыдно, что наши генералы обо всем этом забыли.

Эйч-Пи, бедняга, замигал, покраснел – выходило, что он получает выговор за поведение государства, чьим гражданином – но никак не полномочным представителем – он является. Столь принципиальная постановка вопроса даже меня – обиженного – изумила. Но Тур был прав: на борту «Тигриса» – все мы полпреды.

Между тем Эйч-Пи извинялся: Норвегия ничего против Советов не имеет, термин «Икс-Союз», очевидно, автоматически возник в результате участия Норвегии в НАТО.

– Зачем же вы вступили в НАТО?

– Мы издавна дружны с США, ведь там живут три миллиона норвежцев.

– Почему же тогда освобождали вас не американцы, а мы?

Трудно ему на это ответить. Дом его родителей стоял сто лет назад и стоит поныне. И ему вдалбливают с малолетства, что за рубежом – большая земля с агрессивным населением, что оттуда в любой момент готовы напасть на маленькую Норвегию, но спасибо добрым людям за океаном, они держат агрессоров в узде.

Инцидент исчерпался, да и какой там инцидент, сболтнул остряк, не подумал, но Тур долго еще волновался и повторял, что «враг» – понятие ответственное и нельзя им бросаться, нельзя жонглировать им.

ПРИМЕЧАНИЕ НА ПОЛЯХ

Эйч-Пи проходил военную службу на советско-норвежской границе и привез домой потрясающую историю про старинную деревянную церковь. Стоит церковь как раз на рубеже, переоборудованная в ресторан, в ресторане позволено бывать вашим и нашим, и «майоры Пронины» за водкой и икрой выведывают у доверчивых норвежских офицеров всяческие секреты.

– Что за чушь!

– Ну да, ну да, я знаю, ребята рассказывали.

После экспедиции мне случилось беседовать со сведущим человеком, он дал мне информацию, которой я на «Тигрисе» не имел. Церковь Бориса и Глеба действительно существует, она вправду на границе, недавно отреставрирована как памятник архитектуры – остальное на совести дружков Эйч-Пи.

И я послал Эйч-Пи фотографию церкви: вот он, твой «ресторан».

1.03.78. ПО ДУГЕ

Проснулся оттого, что солнце светило в лицо, зажмурился, отвернулся, но какая-то мысль мешала дремать, скользила в глубине сознания, пытаясь вынырнуть и напомнить о чем-то знакомом.

Вспомнил. Точно так же начиналось утро на «Ра» – солнце будило, и ветер на мостике обдувал справа и сзади. И компас показывал те же 260°.

Тогда мы пересекали Атлантику, теперь всего-навсего стремимся войти в Аденский залив.

В этот раз мы, видимо, так и не привыкнем к настоящему океану. Чуть ветер посильнее и волны повыше, нам уже кажется, что это серьезно. А на «Ра» маленьких волн и слабого ветра совсем почти не было. Здесь у вахтенного спичку задует – событие, а там мы пользовались спичками специальными, так как обычные вообще не годились.

Даем примерно 2,5–3 узла. Развесили в различных местах – под гротом, между мачтой и крышей носовой хижины – куски брезента, дополнительные паруса. Даже задрали и привязали к мачте полог кухни.

К ночи парусность уменьшаем, вахту несем вдвоем: один у главного весла, другой у дополнительного, готовый страховать, чтобы не развернуло, и меняемся через полчаса.

Дуга, описываемая нами, медленно загибается к западу.

2.03.78. ГИПОКИНЕЗИЯ

Мышцы потягивает. Хочется размяться, побегать, попрыгать. Каждый устраивает себе разминку на свой лад. Тур и Детлеф регулярно гребут, натирая мозоли на глютеусах. Асбьерн смастерил из пальмовых стеблей обруч, приделал к нему сетку и пытается изловить корифену, но они настороже, их, наверно, в рыбьей школе обучают беречься сачка.

Потом он полез в воду чинить амортизатор, а я с палубы длинной бамбучиной отгонял стаю небольших акул, можно сказать, пас их.

Состоялась крупная охота на плавающих крабов. Коленопреклоненный Детлеф с носа «Зодиака» указывал Асбьерну направление, Асбьерн греб; они ухитрялись загнать краба в пластиковый дуршлаг и прикрыть кожаной перчаткой, бросали добычу в лодку, и тут оба охотника принимались визжать и приплясывать, ибо краб норовил схватить их за ногу. У этих тварей удивительно крепкие и острые клешни, не клешни, а кусачки, они даже толстую резину прокусывают насквозь.

После ужина, как правило, игра в нарды. Столько раз давал себе зарок не играть, но Герман меня постоянно соблазняет и большей частью выигрывает, причем ликует до противности бурно. Думаю, что развлечения такого типа вряд ли полезны. На зимовке в Антарктиде, случалось, партнеры по домино надолго ссорились.

Карло пошел спать, Тур и Норман шепчутся, Норрис и Детлеф распознают на небе зодиакальные созвездия, а пособием им служит колода карт со знаками зодиака.

Сижу и соображаю: отчего мне грустно? Неужели вправду оттого, что опять проиграл? Дефицит впечатлений. Гипокинезия души…

3.03.78. ОСЕДЛАВШИЕ ТИГРА

Когда-то журнал «Иностранная литература» опубликовал роман из индийской жизни. Герой романа «оседлал тигра» – сжег за собой мосты, дерзко овладел обстоятельствами, вступил с ними в бескомпромиссную схватку.

«Тигр», «Тигрис» – каламбур напрашивается. Очерк о нас, напечатанный в «Комсомольской правде» в ноябре

прошлого года, назывался почти так же, как роман: «Оседлавшие «Тигриса».

Мы его тогда еще не оседлали – едва начинали взнуздывать. Теперь это название представляется мне гораздо более многозначительным, чем раньше.

Оседлавший тигра не может с него, передумав, соскочить. Решился – отступления нет, держись за холку и мчись; кто сильнее, будущее покажет.

Три с лишним месяца длится наша скачка.

Мы оседлали «Тигриса» – и кого нам бранить за штормы и штили, за болезни, за разлуку с близкими? Мы знали, что все это будет. Мы на это шли. Зато мы оседлали «Тигриса». Сбросит он нас или не сбросит, зависит от судьбы и от нас.

4.03.78. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Разбудило пение. У постели ребята хором выводили в вольном переводе «Многая лета». Асбьерн держал поднос с двумя блинами и чашкой кофе.

Они потребовали, чтобы я это тут же съел; подсунули мне под спину свернутый матрац, сидели вокруг улыбающиеся, я даже смутился: «Не по правилам!» – и стал наделять всех кусочками блина с джемом.

Эйч-Пи, как обнаружилось, со вчерашнего дня стряпал. Муки у нас нет, яиц тоже, и он долго протирал овсяные хлопья, смешал их с яичным порошком и поджарил на противне, сбил что-то вроде крема с фруктовым сиропом, и к обеду был готов великолепный торт. Кондитер придал ему форму пирамиды, на вершину ее водрузил щепку с клочком бумаги, на котором было начертано «Русский флаг».

Что эта символика означала, объясню ниже, о том история отдельная.

Рашад принес баночку маринованной летучей рыбы – невероятно нежная и вкусная получилась селедка, я разрезал вяленую корифену, открыл коробку с марципаном, сбереженную с рождества.

Не обошлось без спиртного: «Столичная», виски, вино, бутылочка потрясающе вонючей китайской водки – дар Германа.

Опять пели «Счастливого дня рождения».

День был прекрасным, поистине праздничным. Приятно, когда тебя любят.

А главного подарка – из эфира – я и не дождался.

5.03.78. ЧЕРТОВ ЭФИР

О чем мечтал вчера, сбылось сегодня. Но лучше бы совсем не сбывалось, чем так.

Слышимость отвратительная, не разобрал и трети того, что Ксюша пыталась мне сообщить. Дальний-дальний родной голос – и никто не в силах его приблизить.

Ночь тихая, спокойная. Справа – Полярная звезда, слева – Южный Крест, позади всходит луна, носатая, как наш «Тигрис». За кормой идет косяк корифен.

6.03.78. О ПИРАМИДЕ

Несколько дней назад Туру по радио сообщили, что в норвежских газетах напечатано известие о якобы найденной на юге СССР древней пирамиде.

Через Валерия Агабекова и его среднеазиатских друзей-коротковолновиков удалось навести справки. Действительно, в Туркмении, в ста тридцати километрах юго-восточнее Ашхабада, близ городка Каахка, открыто монументальное сооружение. Четырехступенчатая башня типа вавилонских зиккуратов, из сырцового кирпича, приблизительный возраст постройки – четыре тысячи лет.

Если ничего не напутано, Туркмения – по Терминологии «Туманности Андромеды» – отныне подключена к Большому Кольцу. К общности легендарных цивилизаций.

Меня, естественно, поздравляли. И не только меня.

– Как ты сказал? – переспросил шутник Асбьерн. – Туркмения? Это в честь кого же?

Тур торжествующе улыбался. Куда на карту ни взглянешь, везде зиккураты.

Народам Земли с давних пор привычно общаться, обмениваться опытом и дружить.

7.03.78. «…И ДРУЖИТЬ»

Эмиссары Би-би-си с Бахрейна предупреждают настойчиво, чтобы мы не вздумали приближаться к Сомали. Там сейчас крайне сложная обстановка. Подходить к берегу просто опасно. Известны случаи захвата рыбацких судов и яхт.

8.03.78. АКУЛЫ ПОБЛИЗОСТИ

Начали появляться корабли, сегодня утром видели два, и три прошли недалеко ночью. Вскоре, видимо, от них покоя не будет.

– Учти, опасность подстерегает нас тогда, когда мы ее меньше всего ждем.

Сказанное (цитирую Тура) относится к большой акуле, я заметил вдалеке ее плавник и все же полез купаться, чем навлек на себя неудовольствие шефа: акула крупная и явно охотится.

Эти создания, как я заметил, собираются на звук. Постучишь веслом о воду – они тут как тут. Норман гребет для моциона, а возле лопасти – штук восемь, и не боятся ведь схлопотать по носам.

9.03.78. НОРМАН НЕ ОШИБСЯ

До середины дня ветра не было, зато потом он подул, как по заказу, – хороший, ровный норд-ост. Правим 220°. Дуга вырисовывается красивая, будто на чертеже, – сперва вовремя свернули к западу, а теперь течение, предсказанное Норманом, исправно сносит нас на норд.

Да, течение не оказалось мифом, пишу об этом как бы жирным шрифтом. Многие из нас (я – прежде всего) ругали штурмана за упрямство, упрекали в невежестве. Жизнь рассудила. Ошибок Бейкера не забываем – запомним и его правоту.

Видимо, ничто нам уже не помешает войти в Аденский залив по линии, проходящей северней африканского рога.

24.00 я сменил на мостике Детлефа и Норриса и решил обойтись без напарника – пусть Карло поспит. Управлять легко. Самая удачная комбинация: гладкая вода и свежий ветер.

10.03.78. НЕДОВОЛЕН СОБОЙ

Ветер крепкий, на море – гребни с белыми барашками, скорость судна – не менее трех узлов.

Надоело писать, аж пальцы ручку не держат, а прерваться нельзя. Это вроде платежей в рассрочку: пропуск очередного взноса аннулирует предыдущие.

Помню, едва обосновавшись на антарктической станции «Восток», засел за сочинение книги. Предполагалась толстая, страниц в тыщу.

Мучился над слогом, излагал во вступительной главе зарубежные впечатления – дорога к шестому материку вела через чужие страны, – а между тем давно уже длились экспедиционные будни, с лютыми морозами, с нелегкой работой, с мелочами быта. «Успеется», – отстранял я их свысока.

Надо было, не мудрствуя, вести скромный дневник. Возможно, из него со временем получилась бы и книга. Но я творил эпопею, витал в облаках изящной словесности – и спохватился, когда стало поздно. Подробности утратились, детали стерлись из памяти. С трудом наскреб материала на куцый очерк.

На «Ра» поступал осмотрительней. Здесь тоже стараюсь. Пускай десяток строк, но конкретных – и ежедневно.

Ночью разминулись с двумя кораблями. Утром огромный танкер обогнал и приветливо посигналил.

11.03.78. БОЛЬШОЙ СОВЕТ

Освободили стол для бумаг и разместились за ним все, кроме Германа (он на вахте). Тур формулирует преамбулу: четыре месяца лодка на воде, состояние ее нормальное, проделан интересный путь, и экспедиция идет к финишу. Отсюда – три подлежащих обсуждению важных вопроса.

Вопрос первый. Все ли намерены

финишировать вместе или кто-нибудь желает покинуть судно до срока?

Карло первый отрицательно покачал головой, остальных не нужно было и спрашивать.

– Спасибо, – торжественно сказал Тур. – Вопрос второй. На нашем пути, близ входа в Красное море, государство Джибути со столицей Джибути. Разрешение на визит есть. Заходить или не заходить?

Принялись взвешивать «за» и «против».

Зайти, разумеется, заманчиво: помыться, постричься, постирать, отдохнуть. С другой стороны: потеря темпа, лишние расходы, угроза заболеваний – лучше не заходить. Но, с третьей стороны, у нас отсутствуют навигационные карты района, кинопленка на исходе, желательно закупить овощи, фрукты, обновить запасы воды – значит, все-таки заходить?

Можно, впрочем, выбрать среднее. Устроить рандеву с каким-либо зафрахтованным кораблем, милях в пятидесяти от Баб-эль-Мандебского пролива, с тем, чтобы нам подвезли необходимое и заодно провели бы через пролив, ибо он узок, а судов в нем много и велика опасность столкнуться.

Пожалуй, это – оптимальный вариант. Будем связываться с Би-би-си. Не помогут – делать нечего, причалим в Джибути.

Засим Тур объявил антракт. Обсуждение последнего вопроса перенесено на вечер.

12.03.78. ДОЛЛАРЫ И МИЛИ

День без происшествий. Доскажу о вчерашнем совещании.

Заключительный пункт его повестки касался уточнения координат реального финиша. Пришла пора определить, в какой конкретной точке закончим поход.

Красное море на карте похоже на рыбу. Там, где у рыбы жабры, в пятистах километрах за проливом, на территории Эфиопии стоит приморский город Массауа.

Неподалеку от него рождается Нил; земли вокруг некогда входили в древнеегипетское царство; именно на них заготовлялся недавно папирус для «Ра-1» и «Ра-2».

Более подходящего места нам на побережье не найти: Массауа достаточно крупный транспортный центр, из которого удобно разъезжаться и разлетаться. Итак, решено? Все согласны?

Не все. Норман возражает.

Он требует идти дальше, к нынешнему Египту. Приводит доводы: путешествие, начатое в стране зиккуратов, должно закончиться в стране пирамид, иначе кольцо маршрута не замкнется.

Он говорит об изяществе научной идеи и чистоте эксперимента, он, похоже, уже больший ревнитель теорий Тура, чем Тур.

И тут же проговаривается:

– Если финишируем в Массауа, получится, что мы прошли всего три тысячи девятьсот миль, а нам нужны хотя бы четыре тысячи, для круглого счета.

Вон оно в чем дело.

– Ты зря, Юрий, улыбаешься. Ты плохо знаешь психологию нашей публики. Недаром цены у нас никогда не бывают с нулями. Три доллара девяносто девять центов – это не четыре доллара, это, уверяю тебя, гораздо меньше!

Правильно. Беспроигрышная система. Поступим, как она нам советует: переведем морские мили в сухопутные, а лучше в километры, нет, в сантиметры: более семисот миллионов – ошеломляющая цифра, так, Норман?

Серьезно, мы же не спортивный рекорд ставим и не для будущих лекций стараемся.

До Массауа, между прочим, еще добрая тысяча миль (простите, тысяча восемьсот пятьдесят два километра), и не рано ли делить шкуру неубитого медведя?

13.03.78. МЕЛКИЕ РАДОСТИ

Играл с Германом в нарды и ободрал его как липку – мелочь, а приятно.

Детлеф совершил подвиг – загарпунил вручную (без ружья!) корифену.

У него насчет возможности этого уже месяц как спор с Германом, заключено тысячедолларовое пари. Герману теперь придется раскошелиться, но он, бродяга, заявил, что прошло слишком много времени и пари недействительно. Как бы там ни было, завтра мы корифену съедим.

Несколько слов о лодке. Мы по-прежнему сидим в воде неглубоко, но корма и нос сильно опустились, создается впечатление, что лодка выгнулась посредине. В носовой хижине ребята спят головой к корме, так как иначе задираются ноги. Мало уделяем внимания бакштагам и форштагу, редко их подтягиваем. Наша с Карло вина.

Гребной клуб функционирует регулярно, его завсегдатаи – Норман, Детлеф и Тур. Физические упражнения всем троим пока на пользу.

Асбьерн, с зубом мудрости которого я воевал неделю, выздоровел. С тихой радостью пишу в лекарском дневнике: больных на борту нет.

Сейчас вечер. Кают-компания освещена. Эйч-Пи за столом напротив меня вычисляет курс, работает с таблицами. Он молодец, навигацию практически освоил. Рядом Детлеф, тоже времени зря не теряет и листает свои учебники. На мостике Карло и Герман беседуют по-испански. Чирикает сверчок. Благодать.

14.03.78. ОПЯТЬ АВРАЛ

В нашей жизни радости, как правило, чередуются с огорчениями. Огорчения минувшей ночи я, каюсь, проспал.

Слышал сквозь сон какую-то возню, беготню, чувствовал, что качает больше обычного, но думал – снится. А события развивались не в нашу пользу. Сначала ветер совсем пропал, а затем подул с северо-запада, сделался встречным. Тур, Норман, Детлеф и Асбьерн долго перенастраивали парус, носились взад и вперед вдоль лодки, и Тур даже рассек себе лоб о поперечную бамбучину на крыше носовой хижины.

Утром, вылезши на палубу, первое, что я увидел, – горы по курсу. Горы Сокотры.

Глава XIV

Сказка про Сокотру

МЕЧТЫ ОБ ОСТРОВЕ

Сокотра (Socotra), группа островов (самый крупный – о. Сокотра) в Индийском океане, к В. от мыса Гвардафуй (Африка). Входит в состав Нар. Демократической Республики Йемен. Пл. 3,6 тыс. кв. км. Сложены в основном кристаллическими породами. Выс. до 1503 м (на о. Сокотра). Климат тропический, сухой. Средняя температура января 21 °C, июня – 28 °C. Осадков 250–300 мм в год. Растительность полупустынная, на В. и в горах рощи ксерофильных деревьев. Выращивание финиковой пальмы. Разведение мелкого рогатого скота. Рыболовство. Население около 20 тыс. (БСЭ. М., 1976, т. 24, кн. II, с. 138.)

Людям свойственно мечтать о несбыточном. Репортеру снится гениальный роман, которого он вовек не напишет, тихий семьянин скучает по жестокой любви, домоседа тянет в далекие страны.

Такой мечтой для части экипажа «Тигриса» в последний месяц была Сокотра.

Она виделась нам неким волшебным Буяном, оперным Леденцом, средоточием сказочных чудес. «Водопады, каньоны, пальмы», – перечислял Тур.

Заход на нее не предполагался. Более того, при первоначальном, экваториальном варианте маршрута он означал бы, что мы попросту сбились с курса. 12 марта в моем дневнике записано: «…если не сумеем свернуть влево (на юг), нас вынесет на остров Сокотру, что нежелательно».

Позже, когда победил вариант Красного моря, от координат Сокотры мы танцевали, как от печки: «Надо описать дугу на юго-запад и войти в Аденский залив немного севернее острова». И еще: «Мы уже на шестнадцатом градусе северной широты с минутами, а Сокотра – на пятнадцатом. Пора сворачивать».

Свернули и шли то быстро, то медленно, и дуга на карте все теснее прижималась к малому пятнышку суши. Это пятнышко значило для нас не больше, чем ограждающий знак, веха на фарватере: «Оставь меня слева», – но все-таки 2 марта Тур спросил:

– Юрий, как считаешь, не запастись ли на всякий случай разрешением зайти на Сокотру?

Отчего не запастись. Отправили через Москву ходатайство в Народно-Демократический Йемен. Хотя сознавали, что вряд ли разрешение пригодится. Зачем нам Сокотра? Потеря времени, прерванный марафон… У нас своя дорога. Увидим на горизонте голубые, как на полотнах Рериха, горы – и то ладно.

И вдруг случилось незапланированное. Горы выросли. Из голубых превратились в буро-зеленые. У их подножия сверкала, искрясь, акватория глубокой бухты.

В каком-то кинодетективе, кажется, польском, героиня попадает из арбалета в десятку. Ее восхищенно поздравляют. «Спасибо, – смущается она. – Я, правда, целилась в соседнюю мишень…»

Мы тоже целились в соседнюю мишень, но ветер и течение внесли поправку – словно подсмотрели наши тайные сны.

Что же мы, радовались?

Да, конечно, – как радуются роскошному пейзажу за вагонным окном. Дергать стоп-кран никто не помышлял. Любовались Сокотрой, как мимолетным виденьем, не ведая, что нам ее дарят. И тогда нас потихоньку стало к ней подталкивать, переводить с магистральных на местные, подъездные пути.

Ветер давал две возможности: ходить взад-вперед галсами, без надежды обогнуть близлежащий мыс, либо свернуть в прибрежные воды. Мы же уперлись в третью – верили, что проскочим, и спешно фотографировались на фоне острова, который якобы вот-вот уйдет за корму.

Убедившись, что не понимаем намеков, ветер откровенно затих.

Он затих в ту самую минуту, когда по радио из ФРГ сообщили: заход на Сокотру чреват осложнениями.

Вечерело. Взошла луна, окруженная гигантским кругом тумана. На берегу вспыхивал одинокий огонек: мигнет и погаснет. «Заметили нас и затаились», – делал предположение Тур.

ЧЕТЫРЕ ТЫСЯЧИ МИЛЬ

В тот вечер мы праздновали размен четвертой тысячи миль. Резвились, болтали, трунили над Норманом с его навигационной кривой, которая вон куда вывезла, но в нашем веселье было что-то от веселья мальчишек, без спросу залезших в чужой сад.

Утром берег маячил километрах в пятнадцати. Хорошо различались пальмы и поселок с коробками типовых зданий. Мы посмеивались: в какой из них нашим женам придется носить передачи?

Притворялись друг перед другом, что безмятежны, объявили выходной, ныряли, запечатлевали на пленке плавающих крабов, ловили без особого успеха корифен.

Бахрейн регулярно извещал, что ничего в наш адрес из Йемена не поступило. Мы в ответ докладывали: до берега семь миль… шесть миль… пять…

Стеснительно, как бы для смеха, примерились, нельзя ли улепетнуть. Гребли, ставили вспомогательные паруса, пытались – даже неловко вспомнить – буксировать «Тигрис» «Зодиаком», заранее зная, что шестью лошадиными силами нашу махину не колыхнуть.

Подул сквознячок от острова, но сразу спохватился, переменился и вновь принялся втягивать нас в бухту.

На закате увидели по борту, на краю неба темную полосу с островерхими пиками. За ближним мысом нас подстерегал дальний, за ним, наверно, еще – мы в ловушке, отогнать судно от суши в силах только южный ветер, а с юга горы, мы в их тени.

С темнотой поселок засиял огнями.

Развесили на вантах керосиновые лампы в знак того, что не прячемся. Мирно стрекотал бортовой сверчок. С плеском выпрыгивали из воды рыбины, крутили в воздухе бочку и падали на бок, плашмя, – метали икру. Три кита прошли между сушей и нами, большие и грациозные.

Не исчезало чувство тревоги.

На рассвете 16 марта палуба огласилась шутейными восклицаниями: «Как, ты еще на свободе?!» Берег был в трех