Текст книги "В океане "Тигрис""

Автор книги: Юрий Сенкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Дау развозят мелкие партии груза, не брезгуют контрабандой – отчаянно борются за существование, хотя дни их, конечно, сочтены. В водах, кишащих многотонными танкерами и сухогрузами, для древних суденышек нет места. Скоро лишь на гербах да и в воспоминаниях останутся косые их паруса с наклоненной к носу мачтой…

ДВА КАПИТАНА

Одновременно на мостике происходил другой разговор, между Туром и Усаковским, очень для «Тигриса» важный. Реконструирую его так, как мне позднее пересказал Тур.

– Ваше самостоятельное плавание по Персидскому заливу с точки зрения задач экспедиции было результативным?

– Разумеется. Мы испытываем образец шумерского судна и уже на основании дня пути пришли к кое-каким выводам.

– Что же выяснено?

– Что парус мал, что для лавирования наших подвижных килей недостаточно.

– Будете совершенствовать то и другое?

– Да, как запланировано, на Бахрейне.

– Значит, до Бахрейна пауза?

– Ну… Допустим, что так.

– Извините за расспросы, я не из любопытства. Раз определенный этап эксперимента завершен и дальнейший путь до Бахрейна ничего не убавит и не прибавит, не рациональнее ли, если «Славск» доставит вас туда на буксире? По времени – экономней, для «Тигриса – безопасней, экспедиционным идеям ущерба нет…

– Я сам хотел просить вас об этом.

ДО СВИДАНЬЯ, «ТИГРИС»

Через три часа показался «Славск». Он сверкал всеми огнями и представлялся нам сияющим раем. Попасть в этот рай было немногим легче, чем верблюду пролезть сквозь игольное ушко.

Как подойти, как привязаться, как страховаться?

Диспозиция такова: вначале на «Тигрис» бросят с теплохода буксирный трос, потом мотобот отвезет домой капитана с помощником, сменит экипаж и вернется, и мы вновь к нему прицепимся, чтобы он был между нашей лодкой и кораблем.

Пишу «мы», «нашей», а мне в этих эволюциях уже не надлежало участвовать. Тур распорядился, чтобы я переселился на «Славск» для координации действий и связи.

Приказы не обсуждают, хотя уходить с «Тигриса» очень не хотелось. Подумал: если уж идти, то лучше с кем-нибудь вдвоем. С тем же Карло – пусть, коль представилась возможность, примет пресный душ и сменит на ноге повязку.

Тур согласился, и мы вчетвером – Усаковский, Гарас, Карло и я – перелезли в мотобот, меж тем как дау, приняв мзду и вернув Рашада, исчезла в ночной мгле.

Последние метры достались чуть ли не трудней, чем все предыдущие. Волны гуляли в два человеческих роста, еле-еле сумели прижаться к борту «Славска», который нависал высоченной отвесной горой, и вскарабкались по штормтрапу в добрых традициях приключенческих фильмов. Мотобот поднимали около часа, до того трудно было взять его на тали и подтянуть.

Кстати, сразу обнаружилось, что мотобот опасно использовать в качестве промежуточного демпфера: на подобные нагрузки конструкция не рассчитана, и мотобот может разорвать пополам, – во время гонки за дау матросы не раз ждали, что это вот-вот случится.

Вызвал по радио Тура, объяснил, придется обойтись без амортизатора. Договорились, что буксирный конец будет удлинен до двухсот пятидесяти метров. Тур просил держать минимальную скорость, я советовал ему держаться в кильватер «Славску», прятаться за теплоходом от ветра. И с отвращением наблюдал себя со стороны: сбежал в тепленькое местечко и дает рекомендации. Щекотливое положение – а что делать?

Следующая радиограмма, отправленная мной, предназначалась гораздо более дальнему адресату.

«Москва, Министерство морского флота, министру Т. Б. Гуженко.

Уважаемый Тимофей Борисович! Лодка «Тигрис» с международным экипажем на борту испытывает большие затруднения в проходе Персидского залива из-за неблагоприятных метеоусловий. Приняв сигнал бедствия, к нам на помощь подоспел экипаж черноморского теплохода «Славск», что помогло избежать посадки на рифы. В настоящее время «Славск» буксирует «Тигрис» в безопасный район. Для его достижения требуется около двух суток – плавание осложняет сильный встречный ветер и волнение. Убедительно прошу Вас разрешить капитану теплохода «Славск» продолжить буксировку. Искренне Ваш Юрий Сенкевич».

СКОРО УТРО

Тихая каюта, широченная мягкая постель… Сейчас я все-таки в нее заберусь, иначе завтра – сегодня – я не работник. Перечитал написанное. До чего на бумаге все гладко. Ничего существенного, кажется, не упустил. Двое суток – и столько событий, целая эпопея.

Твержу себе, что на «Тигрисе» тоже тихо и что никаких неприятностей с ним не случится.

БЕДА

Вот и не верь предчувствиям. В семь утра меня разбудил Игорь Антонович: «Начинаем охоту на «Тигриса». Оторвался буксир».

Вылетел на палубу. Где «Тигрис»?! Вот «Тигрис»! Какой же он жалкий, маленький, и как его качает и колотит! Волны трехметровые, ветер штормовой в семь-восемь баллов, лодка неуправляема, ее может разнести по соломинке буквально на наших глазах!

Здесь Игорь Антонович Усаковский снова доказал, что он мужественный моряк и верный друг.

Он решил передать буксирный трос прямо с борта «Славска» – операция не только рискованная, но и невероятно сложная. Представьте себе громоздкое судно, которому надо маневрировать вокруг крошечного суденышка, причем так маневрировать, чтобы держаться достаточно близко для метания выброски и достаточно далеко для ударов в борта.

Кто кого ударил бы, «Славск» «Тигриса» или наоборот, роли не играло. Переиначивая старинную пословицу: железом ли о солому, соломой ли об железо, одинаково плохо соломе.

С «Тигриса» спешно спускали надувную лодчонку – в семибалльный-то шторм! Детлеф и Асбьерн, храбрые ребята, погребли поближе к «Славску», чтобы прибавилось шансов поймать канат шкерт. И они его поймали! Но корабль отнесло, пришлось отцепиться. Новый заход «Славска», у Детлефа ломается весло, гребут оставшимся – бросок! На этот раз маневр увенчался успехом. Закрепили конец на «Тигрисе» – и снова в путь, против ветра, против течения, медленно-медленно – к Бахрейну.

ВБЛИЗИ, НО ВДАЛИ

Пришла телеграмма:

«Борт т/х «Славск», Усаковскому. В связи с просьбой экипажа «Тигрис» разрешаю продолжить буксировку до безопасного района. Желаю экспедиции во главе с выдающимся ученым Туром Хейердалом благополучного плавания, успешного выполнения задуманного эксперимента. Гуженко».

Сомнения в таком ответе не было, и все же спокойней, когда он получен. «Славск» возится с нами уже третьи сутки и еще столько же провозится, а ведь он – в живой очереди судов, ожидающих входа в порт Басры, и наверняка уже эту очередь потерял. Как теперь будет с планом, с графиком?

Усаковский вежливо успокаивает: «Наверстаем».

Буксирный конец удлинен, на корме – постоянный вахтенный наблюдатель, по недостатку людей привлекли даже доктора. В машинном отделении

вахта усиленная, двойная, на мостике все начеку, рация на связи – корабельная жизнь полностью подчинена интересам «Тигриса», о «Тигрисе» заботится каждый член экипажа. И только мы с Карло – бездельники.

Карло грех упрекать, он нездоров, а со мной – хуже.

Встретился с частью команды, свободной от дежурства, рассказал о Хейердале, о «Ра», о «Тигрисе» – вот и вся моя работа.

Вечером в очередной раз говорил с Туром по радио, странно было слышать его голос в наушниках и воображать себе «Тигрис» среди волн, в темноте, еще более кромешной оттого, что рядом, в четверти километра – кондиционеры, камбуз и электричество.

Они – там, а я – здесь, и ничего не попишешь. Вернее, как раз попишешь, одно это и остается – марать бумагу. Или перелистывать вышеупомянутую книгу Хельмута Ханке, которую скоро поневоле выучу наизусть.

ХАНКЕ ИНФОРМИРУЕТ

В этой книге, среди прочих полезных сведений, обнаружилось следующее.

Существуют, оказывается, два понятия: оказание помощи и спасение. Если какое-либо судно выручит другое судно из беды, поможет, к примеру, сняться с камней или с мели – налицо «оказание помощи». Помощь считается оказанной, даже если спасатель, придя на радиопризывы, просто продержится некоторое время до устранения аварии вблизи терпящих бедствие.

«Спасение» – акция более серьезная. К ней прибегают, когда команда полностью утратила власть над своим кораблем и самостоятельно не может предотвратить катастрофу.

За то и другое полагается платить. О цене договариваются перед началом операции, флажными сигналами или по радио.

Максимальный размер вознаграждения равен трети стоимости корабля и груза. Из этой трети владельцы спасательного судна получают половину, капитан – четверть и экипаж – четверть.

Сказанное относится лишь к материальным ценностям; спасение людей – акт гуманности и производится в первую очередь, безо всякой торговли, хотя, как правило, спасенные находят способ отблагодарить спасателя приватно.

Таковы международные нормы, освященные вековыми традициями.

Спроецируем на них наш конкретный случай.

Мы определенно терпели бедствие и радировали об этом на всю округу. Допустим, речь шла пока не о «спасении», но уж об «оказании помощи» мы взывали откровенно. Шкипер дау, требуя платы, не нарушил морских законов: грабительская сумма, им названная, все же намного уступала максимальной.

Получается, что клеймить кувейтскую шхуну не за что и реплики насчет «пиратства» и «корсарства» – демагогия чистейшей воды. Есть установленный порядок, и есть чуждые сентиментальности морские волки, непреложно и обоснованно убежденные в том, что в море всякий отвечает за свои ошибки сам.

ВОЛЧОНОК

Ф. рассказывал: был у него приятель Славик, худощавый, низкорослый, с рыжеватой бородкой.

Славик был человек со странностями. Переменил за свои сорок лет массу занятий, работал и молотобойцем, и матросом на торговом судне, и воспитателем в детском доме, коллекционировал холодное оружие, сочинял повесть о знаменитом советском писателе-фантасте.

О жизни своей рассказывал туманно, намекал, что он потомок легендарных корсаров. Не пил, не курил, в компаниях держался замкнуто, отношения строил по принципу: «Мне – никто, и я – никому». Подарки тут же подчеркнуто отдаривал, пунктуально возвращал случайные копеечные долги.

В любительском яхт-клубе в устье Невы у Славика стояла яхта, старый, купленный по случаю звездник по имени «Пассат».

С ранней весны до глубокой осени Славик пропадал на «Пассате», неделями жил на нем, запасшись хлебом, салом и чесноком. Спускал кораблик на воду, оснащал его и надолго пропадал в Финском заливе, навещая то Петергофскую гавань, то острова под Выборгом, то сумрачные, необитаемые кронштадтские форты.

Яхтсменом он был превосходным, опытным, осторожным, «Пассат» слушался его, как резвая лошадка слушается своего бывалого седока.

Однажды Славик ночевал на форту. Пришел в лагуну заблаговременно, не спеша устроился и приступил к блаженному отдыху. А за полночь корпус его звездника вдруг загудел, как мандолина, по крыше рубки затопали чужие ноги – две другие яхты из того же клуба, неосмотрительно припоздавшие, неумело и суматошно становились в темноте на ночевку.

Их экипажи долго не могли угомониться и своим галденьем, гитарными переборами, хоровым исполнением песен Высоцкого изрядно досаждали дисциплинированному Славику. Но он не вмешивался, справедливо полагая, что он здесь такой же хозяин, как другие.

Проснулся он на рассвете – и наметанным глазом, по многим явственным признакам установил, что приближается изрядная непогода и надо убегать.

Он поднял стаксель и грот и сноровисто отшвартовался. На соседних яхтах еще спали, моряки, по всему видать, там собрались зеленые, никудышные, пижоны, а не яхтсмены. Отходя, Славик видел, как из рубки краснодеревой красавицы «Лены» высунулась чья-то всклокоченная голова…

Славик вернулся в город благополучно, на час опередив до сих пор не забытый ленинградскими старожилами августовский шторм. А «Лене» не повезло: спустя двое суток ее привели, ободранную и полузатопленную, на буксире.

Никакой вины за собой Славик не чувствовал. В море каждый отвечает сам за себя. Капитанам нечего лезть друг к другу с советами. Расторопен – молодец, нет – тебе же хуже.

Через год в сухопутном учреждении, где служил Славик, сложилась критическая ситуация. Возникла проблема выбора, и потомок корсаров, верный букве традиций, выбрал, струсил, предал друга…

НЕ БЫСТРЕЙ ПЕШЕХОДА

Только что повторил беседу о Хейердале для тех, кто в прошлый раз был на вахте.

Живу неприкаянно. В основном бью баклуши – то ли полпред «Тигриса», то ли лектор, то ли связной.

Игорь Антонович смеется: «Ты – заложник. Выйдут из строя машины «Славска» – выдам тебя разъяренной команде».

Шутка, если разобраться, не очень веселая.

Наш «Тигрис» не приспособлен для современных скоростей, буксировать его – значит плестись еле-еле. Так на «Славске» и поступают. Однако судовые двигатели рассчитаны на совсем другой режим, при 25 оборотах в секунду они глохнут, при 32 – вибрируют, вот и задача – держать не менее 27 и не более 32, интервал узок немыслимо, не говоря уже о там, что полного сгорания топлива в таких условиях не происходит и потом придется машину если не ремонтировать, то всю насквозь чистить и промывать.

Это мне объяснил Дед, то бишь старший механик «Славска» Николай Николаевич Умрихин. Объяснил, вздохнул и пошел в машинное отделение – проверять, какой ценой достается интервал.

Держу достоянную связь с Туром, сообщаю на «Тигрис» координаты, сводку погоды, обмениваюсь новостями. Похоже все это на телефонные звонки в соседнюю комнату или на кадры из «Волги-Волги», где гражданин Бывалов кричит из окна кучеру: «Гараж, я вам звоню, возьмите трубку!»

Поговоришь, выйдешь на корму, а «Тигрис» вот он, переваливает с волны на волну, и фигурки видны на палубе, и можно различить, кто чем занимается. Близок локоть, да не укусишь.

Сегодня уже 7 декабря. Вернее, не «уже», а «еще»: приблизимся к Бахрейну раньше, чем предполагали.

РАССТАВАНИЕ

8 декабря. Борт «Тигриса». Минувшее уже кажется сном.

Было условлено, что «Славск» подтянет нас к северной части острова, а дальше надо вызывать портовый буксир и идти за ним к островной столице Манаме.

В Манаме нас ожидали киносъемщики и эмиссары Би-би-си. Я попросил корабельного радиста Романа Липского вызвать их в эфир и от имени Хейердала передал наши планы. Нас заверили, что все будет в порядке, и предупредили, что судам под флагом СССР вход в порт запрещен.

Мне стыдно было глядеть в глаза Роману, как будто это я сам столь чудовищно негостеприимен и неблагодарен, хотя и ему, и всем остальным было ясно, что экспедиция тут ни при чем. Опять нам напомнила жизнь, что мы – не в сказочном блистающем мире, где единственными определяющими категориями являются дружба и доброта.

Подошел катер береговой охраны. «Славск» остановился, спустил мотобот, и через десять минут мы с Карло были у себя дома. Вернулись, как после долгой разлуки, даром что все эти дни терлись почти борт о борт. А «Славск» стоял по-прежнему рядом, он был уже далек, недоступен и как бы чуточку уже нереален.

На его палубах толпились, провожая нас, люди, и мне казалось, что я различаю знакомые лица: вон боцман Сергей Подолян, спасший нам плавучий якорь, рядом – Липский, ловец наших «SOS», по соседству – «дед» Умрихин, которому долго еще расхлебывать последствия не предусмотренной инструкциями буксировки. С нами прощались те, кто надрывался, вращая шлюпочный винт, пытаясь подтянуть нас к бую, кто сваривал для нас верпы взамен потерянных, кто снова и снова заводил рвущиеся буксирные тросы…

Чем отблагодарить их за это?

Ушла по двум адресам, в Министерство морского флота и в Черноморское пароходство, радиограмма: «Разрешите от имени интернационального экипажа камышовой лодки «Тигрис» выразить вам искреннюю благодарность за содействие по оказанию нам помощи советским теплоходом «Славск». Мы хотим выразить нашу глубокую признательность капитану Игорю Усаковскому и его героическому экипажу за сердечную теплоту, смелые, решительные действия и морскую выучку, проявленные во время оказания помощи нам в труднейших условиях. Тур Хейердал».

В судовой библиотеке осталась книга Тура о плаваньях «Ра» с прочувственной надписью, а на 54-й странице вахтенного журнала мое десятистрочное «спасибо».

Остались в записных книжках телефоны и адреса, в залог того, что когда-нибудь непременно свидимся.

И все…

«Славск» погудел и стал удаляться. Катер потянул нас в гавань острова Бахрейн.

ТРИ КАПИТАНА

Теперь, когда в моем присутствии завяжется беседа о том, что такое истинный морской характер, я знаю, что мне припомнится.

Внешний рейд Басры, ветреный промозглый день, три судна, сведенные судьбой в общую точку встречи, и на каждом, естественно, – капитаны.

Первый, на диковинном островке из камыша, – седой мальчишка, неисправимый мечтатель. Он полон наивной рыцарской веры в то, что люди планеты – братья, что их объединяет гораздо большее, чем разъединяет. Своим дерзким плаваньем он бросил вызов политиканству, косности и обывательской слепоте.

Рядом, на соседнем корабле, изящном, стремительном, словно сошедшем с обложки приключенческой повести, – другой капитан. Преемник легендарных кормчих, прокладывавших здесь когда то торговые пути. Профессионал, мастеровой моря – сейчас он покажет свое искусство, только прежде досчитает купюры: не обманул ли спасаемый? Море – морем, а дело – делом.

И третий. Командир огромного теплохода, которому вообще нельзя находиться здесь, в стороне от фарватера, близ камней, среди мелей. В любую минуту он может сам оказаться в бедственном положении, знает это – и молча позволяет своему судну подползать ближе, пока есть хоть какая-то возможность, пока в запасе под килем хотя бы метр.

ПОСТСКРИПТУМ

Позже я узнал, что произошло на борту «Славска» вскоре после того, как мы с ним расстались.

Теплоход, лишенный права перевести дух в Манамском порту, спокойно осмотреть и проверить машины, собирался лечь обратным курсом на Басру. И тут капитану доложили: на судне тяжелое заболевание, желательна госпитализация.

«Славск» сообщил о несчастье на берег, с берега ответили: госпиталь Бахрейна, в крайнем случае, согласен принять больного, но чтоб никаких сопровождающих. Даже о том, чтобы сам капитан лично отвез его, не может быть речи.

Отправлять члена своего экипажа фактически в неизвестность Усаковский не рискнул. Течение болезни позволяло потерпеть – и «Славск» на полной скорости устремился к Кувейту, где местные законы менее дискриминационны к советским морякам. В кувейтской больнице была сделана операция, и матрос вернулся на «Славск». Теперь его здоровье – вне опасений.

Глава V

Бахрейн

ТРИДЦАТЬ СТРОК О БАХРЕЙНЕ

Эмират Бахрейн включает в себя острова – большой и несколько маленьких – у побережья Аравии приблизительно на полпути между Ираком и Ормузским проливом. Общая площадь – 598 квадратных километров, население – более четверти миллиона человек, политический строй – конституционная монархия.

Карта Бахрейна пестрит изображениями буровых вышек. Здешние нефтеочистительные сооружения – самые мощные на Среднем Востоке.

В столице Бахрейна Манаме – множество торговых агентств и банковских контор, международный аэропорт. Имеются интересные памятники архитектуры, средневековой, в основном – военной (португальские и исламские форты), и древней.

Независим Бахрейн с 1971 года; до того в разное время находился под властью Персии, Португалии, материковых арабов, калифов Дамаска и Багдада. С 1871 по 1971 год британский протекторат. Все это относится, так сказать, к его новейшей истории, хотя и охватывает период в десять-пятнадцать веков.

То, что было раньше, – предмет особого разговора.

ПЛАВУЧИЙ АРГУМЕНТ

Датский археолог Джеффри Бибби, ведя на Бахрейне раскопки, обнаружил под слоем песка останки стариннейших городов.

– Представляете, он отодвинул истоки мировой цивилизации более чем на тысячу лет! – восторгался Тур еще в Эль-Курне. – Трехтысячный год до новой эры – и могучее государство, остров-ярмарка посреди Персидского залива! Из Омана туда везут медь и золото, из Африки – слоновую кость, из долины Инда – кремни и сердолик!

В клинописных документах Двуречья часто упоминается Дилмун, богатая страна за морем, с которой торговали шумеры: обменивали шерсть на металлы. Не Дилмун ли отыскал Бибби? Возможно. Многие ученые уверены в этом. Но есть неясности, по поводу которых они спорят до сих пор.

На каких судах месопотамские купцы могли совершать свои путешествия? На камышовых? К ним, как помните, скептики относились недоверчиво: не выдерживают длительных морских переходов, вряд ли хорошо управляются.

В этом смысле визит «Тигриса» на Бахрейн должен послужить серьезным аргументом в пользу мнения Бибби и его коллег. Недаром Джеффри специально прилетел в Манаму, чтобы повидать нас и осмотреть нашу лодку.

– Вижу бороду! – рапортовал Туру Карло, предупрежденный о внешнем облике Бибби. Мы подходили к пристани, где в ожидании нас собралась порядочная толпа…

ОТЧЕТ

Утром следующего дня, отмывшись и отоспавшись, мы заседали в салоне фешенебельного отеля «Залив».

Заседание носило парадный характер. На нем присутствовали сотрудники Би-би-си, эмиссары консорциума, жаждавшие уведомления о положении дел.

Тур держался великолепно. Он походил на директора акционерного общества, который информирует пайщиков о блестящих дивидендах. Доклад его был исполнен весомости и оптимизма.

Совершается экспериментальный рейс. Его задачи никак не связаны ни с твердыми сроками, ни с жестким маршрутом. Не доказать что-либо, а выяснить, понять, испытать – такова цель, и с-этой точки зрения переход из Басры на Бахрейн удался стопроцентно.

Мы испытали камышовое судно на морской волне и убедились в его остойчивости и непотопляемости. Выяснили, что конструкция рулей и гуар в принципе верна и нуждается лишь в незначительном усовершенствовании. Поняли, что размеры паруса малы, а конструкция не позволяет лавировать; это мы предполагали априори и рады, что опыт наши прогнозы подтвердил.

Теперь на очереди, как и планировалось, – консультации с местными навигаторами по поводу паруса и замена его, а также – совместно с археологами – сухопутные научные изыскания, после чего – снова в дорогу.

Велика сила слова! Слушая Тура, я все более убеждался в том, что плавание проходило как по маслу и тяготы возникали для того только, чтобы нам их одолевать.

Поведал Тур и о «Славске», подробно, объективно, отозвавшись о мужестве его экипажа с искренним восхищением. Правда, из его версии чуточку следовало, что «Славск» упорно предлагал свою помощь, а он, Тур, изволил соглашаться. Деликатная тактика Усаковского осталась неразгаданной (или – якобы неразгаданной), к чему, впрочем, капитан «Славска» и стремился.

Бурную реакцию вызвал рассказ о том, как героическому советскому теплоходу указали от портовых ворот поворот. Слушатели возмущались негостеприимством бахрейнских властей, извинялись и твердили, что чувствуют себя крайне неловко.

КАЛИФА НА ДЕСЯТЬ МИНУТ

Посреди беседы в салон вошел молодой араб в белоснежных благоухающих одеждах. Его представили как специалиста по парусным делам. Позже я узнал, что он владелец кинофотокомпании и яхтсмен-любитель. Зовут его Калифа.

Калифа был осведомлен о наших заботах и сказал, что вопрос о парусе надо обсудить всесторонне и что он «отел бы взглянуть на «Тигрис», прежде кемчто-нибудь предлагать. Единственное, о чем он может заявить сразу: косой дау-парус, объект наших вожделений, действительно превосходен, разрешает осуществлять любые маневры, мы бы с ним горя не знали, но для него требуются соответствующая оснастка и мачта.

Решили, что через день свидимся на борту лодки и не спеша во всем разберемся, а затем, поскольку парусных мастеров на Бахрейне не имеется, с надлежащими инструкциями командируем Детлефа в Гамбург.

Шурша одеждами, Калифа удалился, удовлетворенные слышанным акционеры выразили докладчику свое одобрение, и мы отправились к пристани.

НИША

Бедный наш «Тигрис» жался к огромному пирсу в окружении океанских гигантов. Нас волновало состояние подводной части его корпуса. Еще с палубы «Славска» мы с Карло заметили, что с носом лодки происходит неладное – при ударе о волну, когда нос задирается, видны какие-то лохмотья.

Герман нырнул и надолго пропал, а вынырнув, поманил меня и шепнул: «Катастрофа».

Надел маску и ласты, прыгнул – и тоже в первый момент испугался. В носу, вернее, уже «груди» корабля чернела ниша глубиной в локоть, а шириной и высотой – со шкаф.

Вот что натворила бешеная гонка за дау, когда спасатели тащили нас, как чурку, не внимая просьбам быть осторожнее.

Спасибо машинистам «Славска», если бы не их старания, беда могла стать и вправду бедой. Сейчас, однако, паниковать не стоило. При ближайшем рассмотрении выяснилось: основные снопы не пострадали, нарушился лишь верхний покров, «кубьерта», искусно сплетенный арабами камышовый ковер, – волны разорвали его и вымыли из корпуса камыш, проложенный между оболочкой и главными сигарами. Чисто поверхностное повреждение – можно лечить.

Только что отсовещались по этому поводу – чем день начался, тем и кончается. Наметили последовательность работ: уточним объем ниши, из берди – у нас есть ремонтный запас – навяжем снопиков и заполним ими расщелину, а сверху натянем брезент.

ТРЕТИЙ ТУР

Речь о Хейердале, а почему «третий», сейчас объясню.

До обеда толкались на «Тигрисе» и никак не могли раскачаться. Вялость напала. Только и сделали, что собрали белье в стирку.

Затем появился Тур.

С утра он отсутствовал, ездил с Джеффри Бибби на раскопки, и вернулся совсем другим Туром, непохожим на позавчерашнего и вчерашнего.

Следа не осталось от хмурой усталости, показушно-бодрый давешний тон тоже был оставлен. Энтузиазм, обаяние, молодой блеск в глазах – таким, вероятно, помнят его друзья по «Кон-Тики», таким я знал его в лучшие дни «Ра» и такого ценю и люблю чрезвычайно.

Он вскочил в надувную лодочку, сплавал к нише – ее верхняя часть виднелась над водой – и сияющий возвратился.

– Ничего страшного. Залатаем. Заметно было, что ему ужасно хочется о чем-то рассказать.

– На другой стороне острова я видел плетеные лодки.

– Плетеные? Из чего же?

– А! – таинственно воскликнул он. – Камыш здесь никогда не рос. Но здешние жители плели – и плетут! – лодки из стержней пальмовых листьев. Сверлят в стержнях отверстия и сквозь них пропускают веревки. Отличная конструкция!

– А воду она впитывает?

– Да, впитывает. Ночью на этих лодках ловят рыбу, днем они сохнут. Что удивительно: подобное же я видел в Новой Зеландии! Там из пальмовых стержней строят целые корабли, гигантские! Два месяца строят, два дня плавают, потом сушат!

Все это он выпалил скороговоркой и заключил:

– Я договорился с мастерами, они заготовят для нас материал, и мы используем его вместо брезента, когда заполним промоину камышом.

Тур исчез так же внезапно, как и возник, – недоговорил, недорадовался, недоспорил с Бибби, – а заряд его энергии передался нам. Лени как не бывало. Принялись разгружать нос, перетаскивать с него грузы на корму, чтобы максимально его приподнять.

Вечер застал нас за этим занятием.

КАЛИФА НА ЧАС

У каждого нашего дня есть центральное событие, вокруг которого скромно группируются остальные. Сегодня таким событием стало посещение «Тигриса» Калифой.

Он прибыл с европейской точностью, долго с пирса разглядывал нашу лодку, изучал оснастку, выслушивал объяснения и вальяжно кивал. Наконец, прошествовал на борт, и совещание открылось.

Если мы хотим иметь дау-парус, нам необходимы стандартная одноногая мачта и вдоволь свободного пространства перед ней, для перебрасывания длинного рея, – Калифа излагал это медленно и с некоторой печальной торжественностью, ибо понимал не хуже нас, что одноногая мачта «Тигрису» противопоказана органически, ее на соломенном корпусе, где в помине нет ни кильсона, ни степса, попросту не укрепить, что размахам рея помешала бы носовая хижина, а коль ее убрать, то – обеденный стол, а коль и его убрать, то – форштаг и ванты, от которых вовсе уж не избавишься, так как именно они держат мачту.

Короче говоря, камышовое судне не дау и любые попытки превратить его в дау обречены на провал.

Ладно, хорошо, пусть не в дау, не можно же нам что-то придумать для хождения галсами? Норманн поделился; замыслом сшить парус-универсал: загну угол, и трапеция трансформируется треугольник. Еще кто-то предложи. заменить грот двумя косыми полу гротами по обоим бортам: ветер слева – поднимай правый, ветер справа – на оборот. Калифа внимал участливо вежливо постарался, чтобы эти бредовые идеи умерли легкой и как бы естественной смертью.

Он честно хотел нам помочь, не eго вина, что мы порой теряем чувство реальности.

Истек час, и Калифа «прекратил дозволенные речи», приложил руки ко лбу и сердцу и отбыл. А мы остались со своими мечтами о бейдевинде, с Hecбыточным желанием превратить плавучий стог в яхту и то и дело повторяемым Норманом словечком «Саутгемпто»

ВОТ ПРИЕДЕТ АРНЕ…

У нас радость. Даже сразу три радости.

Во-первых, на Бахрейн приехали дочери Тура, Марианна и Беттина, и это уже подарок всем нам, а шефу, естественно, в особенности.

Во-вторых, Марианна и Беттина привезли обещанный «Зодиак», надежную, еще на «Ра» испытанную надувную лодку с транцем для подвесного мотора, – теперь дадим отставку прежней посудине, к которой, несмотря на ее добросовестную службу в заливе, доверия ни у кого нет.

И в-третьих, они принесли желанную весть: завтра здесь будет Арне Хартмарк, старина Арне, наш давний и верный друг.

Хартмарк был шкипером судна, снаряженного Хейердалом на остров Пасхи, в края аку-аку. Под руководством Хартмарка оснащались оба «Ра». Жаль, что обстоятельства не пустили его в Эль-Курну – мы и при оснащении «Тигриса», несомненно, избежали бы многих лишних хлопот.

Для Тура, да и не только для него, присутствие Хартмарка само по себе некий талисман, аку-аку, залог того, что дальше наконец-то все пойдет хорошо. И форма грота отыщется, и размеры, и возможность острых курсов станет явью – что ж, не исключено. Вполне не исключено! Мы порядочно запутались в своих такелажно-рангоутно-парусных изысканиях, нам нужны трезвая оценка ситуации и непредвзятый взгляд.

Одним словом, почти по Некрасову: вот приедет Арне, Арне нас рассудит. До завтрашнего дня думы о парусе выброшены из головы. Продолжаем перетаскивать на корму и на берег багаж, готовясь к ремонту носа, меж тем как операторы консорциума, тоже собираясь работать, расставляют на пирсе свою аппаратуру.

РАЗНОЦВЕТНЫЕ ТАБЛЕТКИ

Детлеф облачился в гидрокостюм, включил глубиномер, сделал кинематографический жест рукой – и… погрузился по макушку.

Карло толкнул меня в бок: «Гляди, какой Ихтиандр». Молчу, не встреваю, хватит и того, что вчера сорвался.