Текст книги "Мир приключений 1981 г."

Автор книги: Юрий Никитин

Соавторы: Ольга Ларионова,Владимир Санин,Джанни Родари,Павел (Песах) Амнуэль,Всеволод Ревич,Владимир Шитик,Феликс Дымов,Александр Щербаков,Валерий Мигицко,Владимир Губарев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 51 страниц)

4

На другой день папа после работы даже обедать не стал – сразу в гостевую комнату подался, бросив на ходу

– Почему вы до сих пор не у видео?

– Для Алены детской передачи нет. А мне некогда, – отозвалась из кухни мама.

– Как это некогда? Бросай все, иди немедленно! Сейчас ТФ!

Я чуть не завизжала с досады. Последнее время этим тээфом мне все уши прожужжали. Повсюду только и слышно: «Ах, ТФ, ох, ТФ!» Во дворе, на транспорте, дома – одна тема. Будто в мире, кроме ТФ-проекта, никаких событий. Я, разумеется, не против проекта. Но нельзя даже про самое грандиозное повторять тысячу раз в день. Тем более до старта еще целый час. Между прочим, все в мире по привычке проект да проект… А проект давно уже кораблем стал. Через час пробный пуск…

Я как вышла встречать папу с Остапкой на руках – кукла у меня есть такая, – так и осталась стоять с ним посреди гостевой. Папа включил экран, прочно уселся в кресло.

– С самого-самого начала смотреть будешь? – удивилась я.

– А как же иначе? С самого что ни на есть!

– Эх, папка, папка, неспособный ты у меня к технике народ. Да я тебе слово в слово все перескажу не хуже видео. И тогда с тебя три мороженки, идет?

– Ладно, – согласился папа. – А за каждую ошибку порция снимается!

Уложила я Остапку на папины колени, а то он уже глаза начал тереть, спать запросился. Сама рядом на скамеечке примостилась. Жду. Отыграли куранты. И вот наконец диктор торжественно провозгласил:

«Дорогие телезрители! Сегодня историю человечества пополнит новая страница: через час начинаются ходовые испытания первого ТФ-корабля. Как мы знаем, трансфокальные корабли класса «Гало» превзойдут скорость света и, таким образом, откроют дорогу к звездам».

Диктор сделал паузу, я вклинилась и, лишь чуть-чуть его опережая, чтоб папа мог сравнивать, начала сыпать сведениями про конструкцию ТФ-корабля. Про экипаж. Про направление полета. Про Свертку Пространства. Ну, и про все остальное – за полгода ежедневных передач уж как-нибудь можно было выучить! У папы и глаза на лоб:

– Техник ты мой славный!

Наклонился меня обнять – и Остапка упал с его колен на пол. Дернул разок – другой ручками-ножками – и замолк.

Я в слезы. Папа вскочил, затоптался на месте. Мама сама не своя прибежала из кухни. Туня слетела с дивана, антенны на себе обрывает с горя. Как же! Ее ребенок плачет! А узнала причину, успокоилась. Подняла Остапку, отерла мне слезы:

– Не переживай, у этих кукол просто схемка слабенькая, вечно волосок стряхивается. Сейчас будет порядок. Мелкий ремонт…

Сдернула с Остапки рубашонку, раскрыла ему. живот, вытащила электронные потроха. И тут по видео началось…

Вышел на экран Председатель Всемирного Совета Антон Николаевич и, рубанув ладонью воздух, обратился ко всему человечеству:

«Друзья! Братья! Земляне! Я не буду тратить много слов. Каждый из вас понимает значение сегодняшнего эксперимента. Только трансфокальные корабли могут приблизить к нам звезды. Вы, кому нынче от пяти до пятидесяти! Вы достигнете на них любой точки Галактики. Вашими глазами увидим мы иные миры. Да здравствует Знание! Слава Человеку!»

Я встала, смотрю ему в глаза через экран, не шелохнусь. От пяти до пятидесяти – значит, он и ко мне обращается!

Антон Николаевич вышел из кадра, и на экране обрисовалось огромное кольцо корабля, повисшее за орбитой Плутона. Накануне разведчики буквально проутюжили «Муравьями» стартовый куб. Потом, когда «Гало» наберет импульс, ему уже ничто не страшно. А пока вакуум должен быть исключительно чистым…

Мне дядя Исмаил подробно о «Гало» рассказывал, и теперь я кое-что понимаю. Корабли класса ТФ возмущают и искривляют Пространство так, что точка вылета смыкается на миг с точкой цели. Это и называется Сверткой. А когда свернутое Пространство пружиной распрямляется обратно, корабль остается в месте назначения, будто кто-то взял и волшебным образом перенес его через миллиарды световых лет… Чего там говорить, здорово!

Пока я все это вспоминала, зрителям представили каждого из двухсот сорока космонавтов на фоне «Гало», в отдельной рамочке из звезд, со специальным стихотворением. Потом корабль отодвинулся, показались нацеленные на него косячки «Муравьев». Они и впрямь были как муравьи рядом со слоном. Где-то среди них вместо Валеры Чикояни мой дядя. Жаль, связаться с ним невозможно: он бы в сто раз интереснее старт прокомментировал! Я украдкой помахала рукой: пусть ему солнышко блеснет, если он тоже сейчас про хорошее подумал!

Загремел гимн Земли.

Когда он отзвучал, наступила жуткая тишина. Мне показалось, она длилась целый час…

«Внимание! – раздался голос Главного ТФ-конструктора Антуана-Хозе Читтамахьи. – Даю команду».

«Включаю отсчет, – подхватили на Плутоне, в Центре Полета. – Тридцать. Двадцать восемь. Двадцать шесть…»

Мама со страху совсем зажмурилась. Папа, наоборот, широко раскрыв глаза, теребил галстук – как на хоккейном матче. А Туня держала Остапку вниз головой, и мне сейчас было ни капельки его не жалко. Не до кукол.

«Четыре! – вели отсчет на Плутоне. – Три… Два… Один… Пуск!»

Раньше ракеты после старта окутывались огненным облаком и поднимали рев. А «Гало» нет. Он четыре с чем-то минуты будет импульс вбирать. И видеооператоры, не тратя времени зря, начали толчками кадры менять – кто как ждет и переживает. «Муравьи» гусиными клинышками выстроились.

Диспетчеры за пультом в Центре Полета безмолвно губами шевелят.

Антон Николаевич подался вперед, замер.

Читтамахья почти и не смотрит в сторону «Гало», раскуривает трубку со своим знаменитым чубуком.

В Москве на Красной площади, приостановясь возле экрана-гиганта, аплодируют прохожие.

Пассажиры в поездах гравистрелы повернулись в одну сторону – к изображению.

Альпинисты, посвятившие свое восхождение на Джомолунгму новой победе человека в космосе, закрывают варежками от ветра портативные видео.

Свободные от вахты космонавты «Гало» наблюдают самих себя на экранах.

Почетный караул у памятника Всем Погибшим в столице Марса Ареополе.

И по-прежнему на весь мир, на весь эфир – неслыханная тишина. Ни радиоголосов. Ни музыки. Ни шорохов помех.

«Витя! Легкого тебе вакуума!» – вдруг тихо-тихо сказал Главный конструктор командиру «Гало» Горбачеву. Это он думал, что тихо. А на самом деле – на всю Солнечную систему.

Крупно – лицо Горбачева. Его «нетающий, припорошенный звездами» взгляд…

И сейчас же кто-то из диспетчеров Центра:

«Свертка!»

Кольцо ТФ-корабля сплющилось, стало едва видимо. А сквозь него Юпитер со спутниками проглянул. Малые планеты Церера и Ганимед – я их по телемаякам узнала. А еще потом – сумасшедшее месиво Пояса Астероидов.

«Тан! Сбрось резерв! – закричал Читтамахья. – Введите нулевые. Режьте камеры, гасите канал!»

Я слышала эту артиллерийскую скороговорку, но смысл слов до меня не доходил. Впрочем, по тому, как засуетились диспетчеры, можно было без труда определить: что-то неладно. В центре кольца возникло черное пятнышко. И через него, будто клецки в суп из тюбика, стали выдавливаться неровные серебряные обломки.

– Астероиды! – ахнула Туня.

На все ушли, наверное, доли секунды, даже меньше, потому что «Гало» сохранял полупрозрачность, а астероидов выдавилось всего три.

«Да заслоните же кто-нибудь его от Солнца, Санта-Сатурно!» – взревел Читтамахья.

Тотчас строй «Муравьев» сломался. Кто-то бросил свой неизмеримо крошечный кораблик в центр «Гало». Воронка в Пространстве всосала его наполовину. Кольцо мгновенно округлилось, дрогнуло, словно размытое маревом. И исчезло, оставив голый стартовый куб и распустившийся бутон «Муравья».

Я знала, как катапультируются разведчики, и сперва не обеспокоилась. Но потом поняла, что яркой, мерцающей огнями капсулы пилота нигде не видно. Оболочка корабля плавала пустая внутри, как яичная скорлупа. Экран скачком приблизил раскрывшийся кораблик. И я вскрикнула, узнав бортовой номер дяди Исмаила.

«Внимание! – резко скомандовал Председатель Всемирного Совета. Я и не подозревала, что у него может быть такой громовой голос – Тревога номер один! Всем кораблям выйти в поиск. Грузовые и беспилотные вернуть в ближайшие порты. Отменить регулярные рейсы, экскурсии, исследовательские дрейфы. Все средства обнаружения немедленно поднять!»

Тревога номер один. Она объявляется, когда пропадает человек.

«Антон Николаевич! Разреши мне лично участвовать в поиске!» На экране показалось изломанное болью лицо Читтамахьи. Зубами он стиснул обломок чубука.

«Нет, Антуан. Ты отвечаешь за «Гало». Там двести сорок…»

«Но ведь это по моей вине…»

«Перестань. Я сам руковожу поиском».

Папа взял маму за руку и попытался усадить в кресло. Я думала, она будет плакать. Но мама лишь отмахнулась, не отрывая глаз от экрана, и неожиданно твердо приказала:

– Туня, уведи девочку спать.

Я чуть не потеряла дар речи.

– Прости, мамочка, я отсюда никуда не уйду.

– Ляля, что ты говоришь? – изумился папа.

– Да прекратите же, как вы можете! Ведь там дядя Исмаил!

Они примолкла и глядели на меня как-то по-новому, странно-странно. Я забралась с ногами на диван. И решила, не уйду до тех пор, пока дядю Исмаила не найдут, даже если на это потребуется целый месяц. Или целый год. В конце концов, не мог же он испариться бесследно на глазах у миллиардов телезрителей.

Тут у меня затеплился сигнал оун-вызова. И заодно зачирикал видеобраслет. Кому, интересно, я понадобилась? Татьяна, что ли, с сочувствиями? Ну и времечко выбрала!

Сосредоточилась я, настраиваюсь на связь. Включила изображение. Ой, дядя Исмаил! Дышит тяжело, как после бега. Но улыбается под шлемом широко, во весь рот.

– Дядя Исмаил! – закричала я.

Папа с мамой кинулись ко мне, лоб щупают. А я их отталкиваю, браслет ладошкой загораживаю.

– Ой, дядя Исмаил, куда же вы запропастились? Вас ищут, нащупать не могут.

– Не там ищут, Алена, не беспокойся. Хотел было твой астероид проинспектировать. Да немного не рассчитал – недолет!

Вот так, еще шутит! Отодвинулся лицом от экрана – мамочки мои! Вокруг будто морской прибой пенится: глыбы, скалы, целые каменные тучи – все несется мимо, кувыркается, острыми сколами полыхает. А дядя Исмаил браслетом водит, хвастается…

– Дядя Исмаил… – Я старалась говорить спокойно, без тревоги, но голос у меня сорвался. – Дядя Исмаил, а ведь это опасно!

– Ничего, Олененок, где наша не пропадала! Позови-ка маму…

Я поставила максимальную громкость. Он снова заполнил собой экранчик:

– Я, Мариночка, на Алену вышел. Знаю, вы рядом. Не волнуйтесь.

Мама прикусила губу, часто-часто закивала головой. А я подумала: здорово, что мы с дядей Исмаилом соединили оуны. Глядишь, и я понадобилась. Стою, правой рукой левую нянчу, не стряхнуть бы его изображение, не утерять на свету. А он по-прежнему бодрым голосом:

– Алена, у меня другой связи нет. Согласна мне помочь? (Нашел о чем спрашивать!) Первым делом вызови Читтамахью. Он, поди, поседел там из-за меня…

– А поисками лично Антон Николаевич руководит.

– Да? – Дядин голос немножко потускнел. – Что ж, давай его.

Пока папа вызывал Председателя Всемирного Совета, мама быстро осмотрела комнату, переставила на подоконнике цветы, выровняла диванную подушку. Я тоже поправила бантик, откашлялась, впилась глазами в экран.

– Приемная Совета. На связи – референт Токаяма.

Я вдруг оробела, не знаю, что говорить. Папа выдвинул меня вперед, ободряюще стиснул плечо. И я сразу нашлась:

– Извините, Токаяма-сан. Мне нужен Антон Николаевич.

– Это важно, девочка?

Странное дело! Будто кто-нибудь станет Председателя Всемирного Совета беспокоить по пустякам…

– Алена Ковалева, – представилась я. – Да, очень важно. У меня на оун-контакте дядя Исмаил… простите, разведчик Улаев.

– Хорошо. Ждите.

Ждать не пришлось. В кадр сразу же ворвался Антон Николаевич:

– Здравствуй, девочка. У тебя контакт с Улаевым?

– У меня. Вот.

И помахала видеобраслетом. Он наклонился, прищурился – издалека трудно рассмотреть человека на ручном экранчике.

– Молодец, молодец, Исмаил Улаев. Слов нет, но они потом. У тебя все в порядке?

– Почти. Я в Поясе Астероидов. Примите координаты.

Тон бодрый-бодрый. Такой, что у меня мурашки по спине побежали. Антон Николаевич нахмурился:

– Повтори, я включил запись.

Дядя Исмаил повторил.

– Хорошо. Теперь вот что: как самочувствие?

– Тридцать часов, Антон Николаевич. Капсула развалилась при катапультировании.

– Скафандр цел?

– Рукав…

– Ну? – Антон Николаевич нетерпеливо и грозно рванул себя за мочку уха.

– Рукав порван. Но герметичность восстановилась!

Он так поспешно добавил про герметичность – я и то поняла: не радуга у него там, ох, не радуга! Я знала, что ткань скафандра самовосстанавливается при повреждениях. Но не все, видно, сработало, как нужно…

– Н-да, – вроде бы спокойно сказал Антон Николаевич, отводя на секунду глаза от экрана. – Я распоряжусь, один канал сейчас освободят для тебя. Жди. И не смей вешать нос!

– Слушаюсь!

Дядя Исмаил отдал честь, но почему-то левой рукой. Я догадалась об этом по тому, что на экранчик космос выметнуло. А Антон Николаевич скосил глаза вниз – ему, вероятно, доставили какие-то сведения про нашу семью. И ко мне обратился:

– Тебе, Аленушка, боевое задание: с дядей дружишь?

Я кивнула. И совсем о постороннем подумала. Эх, видел бы меня Алик! Или хотя бы Шурка Дарский. Сам Председатель Совета беседует со мной как со взрослой…

– Хочешь, чтоб его нашли скорее?

– Да, Антон Николаевич, я же все понимаю. Не засну.

– Гляди, какая догадливая. Ну, коли так, скрывать не стану: положение сложное, тебе нужно побыть на связи, пока мы его запеленгуем и оттуда снимем. Мама разрешит? Как, Марина Сергеевна?

– Не возражаю, Антон Николаевич.

Еще бы она возражала! Да был бы иной способ наладить контакт, не тратил бы он на нас драгоценного времени. Видно, барахлит что-то связь, радиоволны не проходят. Нет, что ни говори, вовремя мы оуны соединили! Будто предвидел он такой случай, мой мудрый дядюшка!

Думаю об этом и каким-то чувством понимаю, как трудно сейчас маме. Она бы лучше сама вместо меня сто часов отсидела! Да ведь нет больше ни у кого связи. Только через мой хорошенький браслетик!

– Туня, принеси какао и сэндвичи! – приказала мама. Это специально, чтобы меня успокоить.

Антон Николаевич уже скрылся, и во весь экран показали дядю Исмаила – с моего браслета. А диктор за кадром пояснил:

– Дорогие зрители! Рады сообщить, что разведчик Исмаил Улаев найден. Вы видите его на своих экранах. Минут через пять мы попросим героя сказать вам несколько слов.

– Доволен популярностью? – спросила я дядю, предоставляя человеку возможность полюбоваться собственным изображением.

– Надо же, какой без капсулы вид неуютный! – Он засмеялся. – Будто нагишом в космосе.

«Эге, – думаю, – хоть ты и смеешься, а не весело тебе, ничуточки не весело. Занять тебя чем-то надо. А чем – ума не приложу».

Как назло, приплыла Туня-кормилица с какао и сэндвичами. От волнения я бы и непрочь пожевать, да не смею на глазах у дяди Исмаила – может, он там с голоду помирает? Увидал дядя Исмаил, как я мучаюсь, и развеселился:

– Это ты верно насчет еды придумала. Пожалуй, и я подзаправлюсь за компанию. Прикорнуть нам с тобой не скоро удастся…

Приложился он губами к трубочке под подбородком, сделал два порядочных глотка, похлопал себя по животу поверх скафандра, точно переел:

– Одно неудобство: шлем мешает рот вытереть – красуйся с жирными губами на виду у телезрителей! Будешь летать, Алена, – учти!

У меня кусок поперек горла стал. Стараюсь земными делами его занять, а все равно нечаянно на космос перекинулись. С трудом дожевала бутерброд. Допила какао.

– Мне, дядя Май, помощь твоя нужна. Вернее, не мне, Остапке.

Впервые назвала его дядя Май – как Виктор Горбачев. И на «ты».

– Я, Олененок, с удовольствием. Только придется подождать моего возвращения…

– Ерунда, мы с тобой без отрыва от экрана. Согласен?

Он, наверное, все-таки понял. Рукой махнул:

– Ладно. Волоки схему. Скис, значит, Остапка твой?

– Захандрил слегка, – небрежно и в тон ему ответила я. – Туня, неси Остапку. И схему приготовь.

Туня почему-то появилась не сразу. Антенны обвисли, глаза отводит. В одной руке кукла. В другой схема. Еще две с инструментами на подхвате. Движения вялые, и ни полсловечка лишнего. Сама на себя не похожа.

Начали мы ремонт. Дядя Исмаил командует. Я болтаю о чем попало – как зубной врач, чтобы больного отвлечь. А Туня, значит, чинит, то и дело роняя инструмент. Так у автоматов бывает, когда они посторонней задачей заняты, на остальные дела напряжения не хватает. Если бы роботы умели болеть, я бы решила: как раз такой случай. Но ведь они не умеют, уж я – то знаю…

Незаметно-незаметно собрали мы Остапку. Одела я его, спать положила, чтоб не путался под ногами. Смотрю, дядя Исмаил исчез. Одни камни между звезд мельтешат – у меня здесь и то голова закружилась. Каково же ему там? На миллионы километров вокруг ничего надежного, твердого. Ни тропки. Ни столба. Ни человеческой руки. Стиснула я зубы. И спокойно поинтересовалась:

– Кому ты там поклоны отбиваешь?

– Ботинки проверял. Ноги мерзнут.

Не понравилось мне это. Вот честное слово, не понравилось. Пилот за бортом, в своей рабочей обстановке, – и пожалуйста, аварийная ситуация. Безобразие!

В это время в комнате появились оператор дальних передач и три его помощника с камерами. Две камеры по углам расставили, взяли настенный экран в перекрестье объективов. Третью – маленькую – навесили на мой браслет. И очень вовремя. Теперь я могла как угодно шевелиться – изображение не пропадало. А то у меня локоть заныл – руку к экрану выворачивать.

Я и рта не успела раскрыть, как операторы вышли в эфир:

– Наши телекамеры установлены в квартире племянницы героя Алены Ковалевой, имеющей оун-контакт с Исмаилом Улаевым. Мы начинаем репортаж с традиционного вопроса: как вы себя чувствуете?

Я хотела ответить «нормально», но спохватилась, что вопрос не ко мне обращен. А дядя Исмаил – вот ведь только что морщился, от того что зябли ноги, – сразу заулыбался, будто узнал в операторе близкого друга:

– Спасибо. Отлично.

– Вы не могли бы объяснить, о чем вы подумали, бросаясь в пространственный провал?

– Да по правде сказать, ни о чем. – Дядя Исмаил нерешительно погладил себя ладонью по шлему: у него привычка лохматить в задумчивости волосы, если, конечно, шлем не мешает. – Когда камни выдавились и проглянули Ганимед с Церерой, я догадался, что Свертка прошла через Пояс Астероидов. А там возле Цереры племяшкин астероид летает, к восьмилетию ей подаренный. Я и подумал: втянет его в Провал и через ТФ-контур в какую-нибудь немыслимую даль выбросит – в чужое созвездие. Жалко мне подарка стало, я и кинулся его выручать. По пути уж как-то за «Гало» испугался…

Ну, дядя Исмаил! Все бы ему шутки шутить, даже в такую минуту. Он же подвиг совершил! Сам-то, правда, говорил недавно: «В космосе, Олененок, не до подвигов. Там работать надо. Да так, чтоб дело шло без сучка без задоринки: слаженно, точно. А подвиг – это состояние экстремальное, чрезвычайное то есть… Скажем, когда стрясется что-нибудь непредвиденное: или ошибется кто, или бедствие нагрянет стихийное…» Но разговоры разговорами, а сам каков! Герой дядя Исмаил, да и только!

– Неужели и о личной безопасности не подумали? – допытывался оператор.

– Не успел как-то… Подумал бы – ни за что не полетел! Ишь как для телезрителей старается!

– Что, на ваш взгляд, произошло при запуске?

– Кто ж его разберет? – по своему обыкновению, дядя Исмаил прикинулся простачком. – Вам бы надо с учеными потолковать.

– Наверняка и у вас есть предположения?

– Если разрешите, я своими поделюсь!

Экран мигнул, и в кадр неторопливо вплыл Читтамахья, Главный ТФ-конструктор. Он только теперь вынул изо рта обломок чубука, улыбнулся, показав белые-пребелые зубы на смуглом лице:

– Привет, Исмаил. Получили сигнал с «Гало»: «Свертка пройдена. Пытаемся определиться. Горбачев». Так что у Виктора порядок. Благодаря тебе…

– Да ну, вы уж скажете! – Дядя Исмаил даже смутился.

Читтамахья не стал спорить. Он рассказал телезрителям, что электронные машины успели рассчитать силу отдачи при Свертке. В лабораторных опытах и при маломасштабном искривлении Пространства эта отдача до сих пор не проявлялась. В будущем неожиданностей не предвидится. Стартовый куб со стороны Солнечной системы заслонят защитным экраном. Роль такого экрана в период неустойчивого равновесия запуска сыграл корабль разведчика Улаева: из фокуса ТФ-контура энергии его двигателей вполне хватило на восстановление импульса. К сожалению, в момент старта «Муравей» буквально разорвало напополам. Поврежденную капсулу унесло вместе с «Гало». А космонавта выкинуло в Пояс Астероидов. Сейчас в эту точку мчатся спасательные корабли. Можно рассчитывать, часа через два окажутся на месте…

Как эти два часа прошли – лучше и не спрашивать. Голова моя гудела от перенапряжения. Я крепилась изо всех сил, но, боюсь, не всегда была на высоте. И то сказать: меня же ни на миг не оставляли в покое. Я прямо физически ощущала на себе миллиарды глаз… Поэтому когда Таня забежала к нам, я ей даже обрадовалась. Но поболтала с ней всего минуточку, лишь бы она не обиделась: боялась наскучить дяде Исмаилу нашими делами! Просился еще Шурка Дарский. Так с ним я не церемонилась, запросто вон выставила – не хватало еще время терять с этим противным спорщиком, когда меня каждую секунду транслируют на весь эфир!

Очень меня тетя Кима расстроила. Приехала. Обнимает меня. Гладит по голове. Целует. А сама от экрана не отрывается. Я поежилась, высвободилась, утешаю ее:

– Ну ладно, ладно, тетя Кимочка. Все будет хорошо!

И дяде Исмаилу мысленно передаю, чтоб в эфир не просочилось:

«Считай, не мне этот поцелуй предназначен, а тебе!»

«Поговори, поговори, дерзкая девчонка! – так же мысленно отвечает мне дядя Исмаил, показывая, как он ужасно сердится. – Вот переключу на нее связь – будешь знать!»

«Раньше надо было думать! – насмехаюсь я над ним без зазрения совести. – Хоть теперь, вернешься, счастья не прозевай…»

«Само собой. Тебя не спрошу».

Пока мы с ним препирались, тетя Кима чуть успокоилась. Села в угол дивана – бледная, смирная, жалко мне ее, сил нет! «Что бы вы, мои дорогие, делали без меня, слава оунам! Каким бы образом свиделись?» Гордость меня распирает неимоверная, внутри не помещается. Но я взяла себя в руки, погасила посторонние чувства, опять на одном дяде Исмаиле сосредоточилась. Мама с папой по комнатам на цыпочках ходят. Размещают гостей, беседуют с корреспондентами. И оба хмурятся. Наверное, считают, неполезно мне на весь мир выставляться. Боятся, зазнаюсь. Вот чудаки! Для чего мне зазнаваться? Хорошо бы Алик обратил внимание, как я мужественно веду себя в чрезвычайной обстановке. А так, чего в этой славе особенного?!

Как я ни была занята, все же успела удивиться странному поведению моей няни. Прячется все время как ненормальная. Кликну – выскочит на минуту, сделает наскоро, что попрошу, и опять уползет. Неужели все же заболела? Ведь что мы про роботов знаем? Вдруг они старятся?’ Или портятся? У них организм хрупкий, обидчивый. Особенно у детских нянь. Выволокла я Туню за хвостик из-под дивана, прижала к себе, глажу между глаз, как она любит, приговариваю:

– В чем дело, лапушка? Может, доктора к тебе вызвать? То есть кибермеханика? Где у тебя болит?

Вырвалась она молча, снова под диван уползла. Я знаю, коли робот загрустил – не расшевелишь! Не у заводной куклы знак настроения переставить!

– Погоди, спасут дядю Исмаила, я тобой займусь! – пригрозила я. И повернулась к экрану: – Дядя Май, а не спеть ли нам вдвоем, как бывало?

– Отчего же? Начинай.

Откашлялась я и завела:

 
От звезды и до звезды
Полон космос пустоты.
Нет ни озера, ни речки,
Ни собачки, ни овечки,
Не поют над нами птички,
Не растут кругом цветы.
Вдаль летим и ты и я —
Захватили соловья,
Взяли рыжего котенка,
Тихий сад над речкой звонкой —
И несем Земли кусочек
В неоглядные края.
Без ветрил и без руля
Между звезд летит Земля.
А на ней, как на ракете,
Едут взрослые и дети.
И другого нам не надо
Никакого корабля.
А ты, и ты, и ты —
Опасайся пустоты…
 

Поем мы весело, на разные голоса. Операторы довольны, руки потирают. Папу, который в этот миг в комнату вошел, к стене притиснули, чуть рот не заткнули. Оказывается, и режиссер не всегда такой удачный номер придумает, какой у нас сам собой получился, – герой не падает духом. Я, правда, расстроилась, увидев себя на экране: глаза плутоватые, рот на полкадра распахнут и двух передних зубов не хватает. В пору закрыть лицо ладонями и убежать… Но я допела. Пусть помощник оператора, который нарочно так меня снял, думает, будто мне их дружеский телешарж понравился. Пусть думает…

Взглянула я тайком на циферблат и сначала себе не поверила. Где же спасатели? Читтамахья обещал, через два часа они на месте окажутся, а их нет и нет. Заерзала я по дивану, а вид, наверное, у меня от этих мыслей весьма так себе… Потому что дядя Исмаил подмигнул мне и зашептал:

– Чего ты мнешься? Может, надо куда? Так ты иди, не стесняйся. Посижу чуток без связи…

– Фу, дядя Исмаил, противный! Позоришь меня на весь эфир…

– А чего ж? Дело житейское…

Я отмахнулась:

– Всё бы тебе зубоскалить! Лучше обогрев проверь – вон нос посинел!

– Беда с этими цветными передачами! На черно-белом экране не углядела бы…

– Погоди, я все же отлучусь на минутку, кое с кем посчитаться надо. Не скучай!

– Иди-иди. Я ж говорю, не стесняйся!

Вот заладил! Ему и невдомек про застрявших спасателей. Ох, не к добру это! Креплюсь, а на душе тяжко. Да еще тетя Кима что-то почувствовала, глаз с меня не сводит. Что я ей, чудо сотворю, что ли? Всего-то и есть у меня только оун – тонкая ниточка контакта… В конце концов, дядя Исмаил мог ведь и не меня выбрать. Да оно и лучше бы мне ни при чем оказаться…

На мой настойчивый зов Туня вылезла, а ко мне не торопится: ползет брюхом по полу, антенны виновато опущены. Еще тоскливее мне стало. Роботеска натура чуткая, тоже, видать, догадалась…

Расплывается у меня все перед глазами. Дрожит. И стены. И две Туни затуманенные. И экран. И операторы. И мама, тихо замершая на краешке стула. И светящийся марсианский цветок на подоконнике. Затиснула я роботеску в угол дивана, спиной отгородила:

– Признавайся, противная, ты с самого начала подозревала, да? С самого-самого начала?

Туня вылупила на меня честные-пречестные блюдечки:

– О чем?

– Не юли! Уже час назад спасатели должны были вызволить дядю Исмаила!

Стараюсь не кричать, но строго-строго на нее смотрю, чтоб не отпиралась. Вот отчего ее болезнь, и нерешительность, и странная игра в прятки. Уж тысячу раз дядины шансы исчислила! Рада бы солгать, да не научена. А мне голая правда нужна. Поэтому тереблю ее, не даю опомниться:

– Излагай. Живо!

– Тебе не понять.

– А я Антона Николаевича попрошу. Он разъяснит.

Мое обещание окончательно сразило ее. Туня отчаянно всплеснула ручками:

– Понимаешь, сгусток скрученного Пространства вместе с пилотом выдавило в Пояс Астероидов. Теперь Пространство растекается. И не дает спасателям приблизиться к дяде Исмаилу. Это как если бы из мяча начал во все стороны ветер дуть – смогла бы ты подплыть к мячу на легком перышке?

Туня снова закручинилась. А я молчу, слова ее обдумываю. Ну зачем, зачем дядя Исмаил мой оун выбрал? Неужели никого поумнее не нашлось?

– Это окончательно? – спросила я, не глядя на роботеску.

– У него же скафандр порван! – заскулила Туня. – И энергоресурса всего на 26 часов. Даже на обогреве экономит.

– Тихо! – прервала я. И к оператору: – Не могли бы вы срочно соединить меня с Антоном Николаевичем?

– Что случилось? – всполошился папа. Он вошел на цыпочках и не слыхал нашего с Туней разговора. – Ты же знаешь, Алена, как он занят. Только и дел у него – по два раза на дню беседами с тобой развлекаться!

Тетя Кима вскочила, руки перед грудью в кулаки сжала – и обратно на диван осела. Мне некогда никому ничего объяснять. Настаиваю просто так:

– Нет, соедините! А если нельзя с Антоном Николаевичем, то хотя бы с Читтамахьей!

– Не надо с Читтамахьей, девочка, я уже здесь! – раздался от порога медленный голос, и ко мне неторопливо подошел Антуан-Хозе. Сейчас, когда надо было куда-нибудь бежать, звонить, рвать на себе волосы от скорби, его застывшее смуглое лицо вызывало неприязнь. Он привычно-ловко присел на корточки, с секунду смотрел на меня без слов и едва заметно раскачивался. Потом положил руку на спину зависшей возле нас Туне: – Я вижу, ты все знаешь, Аленушка. Мне трудно было бы рассказать. Мы бессильны…

Я оценила, как по-взрослому он выговорил мое имя, немножко затягивая его посредине, так что получилось «Алеунушка»… А бедная Туня, уловившая только смысл фразы, затряслась, словно раненая.

– И ничего-ничего? – замирая, спросила я уже без всякой надежды и сама знала: ни-че-го! Иначе бы Главный ТФ-конструктор здесь не рассиживал!

Читтамахья встал, по-восточному сложил руки ладонями вместе, наклонил голову. Но он меня больше не интересовал. Я смотрела, как кровь отливает от лица тети Кимы, как красная капелька выступает у нее из прокушенной губы.

Я с силой отерла щеки. Включила оун. Нащупала дядю Исмаила. И, стараясь выглядеть беззаботной, сказала:

– Дядя Май, мы с Остапкой сыграем тебе сказочку…

Выставила его перед собой, нарочно держу так, чтобы он зевал и причитал жалобным голосом: «Кормить, голодный!» Раньше дядю Исмаила забавляла кукольная электроника и ее маленькие домашние возможности. Но сейчас я сразу поняла, что взяла фальшивый тон.

– Погоди, Олененок. – Он жестом отстранил меня и уставился через мое плечо на неподвижную фигуру Антуана-Хозе.

Читтамахья, не мигая, выдержал его взгляд. Тишина такая наступила – слышно было, как внутри кукольного туловища что-то тихо тикает. Дядя Исмаил все понял, на секунду потемнел, будто тень на него пала, но тут же выпрямился, расправил лицо, покосился на шкалу ресурсов у себя на рукаве:

– Осталось чуть больше суток. Точнее, двадцать пять с половиной часов.

«Ой, как много! – подумала я. – Это же еще целую ночь и целый день мучиться! Не смогу я…»

Подумала – и ужаснулась. Какие ж гадкие мысли могут прийти в голову? Себя пожалела! Как же, бедняжка, спать тебе не придется! Глазами и ушами ему до самого конца служить! Да ч» м же еще ты можешь помочь? О нем, не о себе думай! Если не о спасении, так хоть о спокойствии человека позаботься!

Обругала я себя мысленно и сама же себя остановила: надо думать о нейтральном, о легком, о приятном… Ведь на прямом контакте он любые мысли улавливает. В том числе и эти, о нем… Вроде бы пока не заметил моего предательства, с Читтамахьей занят…

– Давно догадался? – спросил Антуан-Хозе.

– Давно. Когда спутники мои, бродяги межпланетные, начали расползаться. Ты же знаешь, в каменном рое осколки по параллельным орбитам следуют… А у меня – полюбуйся, как вокруг вычистило! Сгусток Пространства?