Текст книги "Мир приключений 1981 г."

Автор книги: Юрий Никитин

Соавторы: Ольга Ларионова,Владимир Санин,Джанни Родари,Павел (Песах) Амнуэль,Всеволод Ревич,Владимир Шитик,Феликс Дымов,Александр Щербаков,Валерий Мигицко,Владимир Губарев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 51 страниц)

– Здесь обстановка ленивая, думать не располагает. Если объяснить попроще, я все время мечтал о младшей сестренке…

– Здравствуйте! А мама?

– Ну, мама… Она всего лишь на год моложе. И слишком любит командовать… Не замечала?

– Еще как! А вы не любите?

– Тоже люблю. Я ежедневно отдаю себе массу команд. Некоторые даже с удовольствием.

– А я похожа на маму, когда она была маленькой?

– Скорее уж на меня, когда я стал большой… Наелась? Не пора ли нам покинуть сие гостеприимное кафе?

– Пора, – согласилась я не без сожаления. – А то в другие места опоздаем, где солеными орешками потчуют.

– Цыц, насмешница! – прикрикнул дядя Исмаил. – Смотри, лишу своего доверия!

– Да-да-да, а с кем же вы тогда пооткровенничаете? Вон вы какой большой и какой одинокий…

Я, может, чересчур самоуверенна. Только со мной дяде Исмаилу притворяться незачем. Нет у него друзей. Он, по-моему, и веселый и шумный от застенчивости…

Выбрались мы на берег. Обсохли. Переоделись. Отправили по адресам купальники в непромокаемых пакетах. И опять в «Стрекозу». Но не успели над озером развернуться, как дядин видеобраслет зачирикал и синими вспышками поторапливает – кому-то ужасно некогда. Дядя Исмаил перекинул изображение с браслета на приборный экран. И к нам в кабину ворвался шустренький такой, звонкий, белокурый… И без запятых и пауз выпалил:

– Слушай Исмаил здравствуй девочка Чикояни врачи на три дня с полетов сняли не можешь послезавтра заменить?

– Привет, Тобол. На стартовой?

– Где согласишься. Могу в резерве.

– Нет уж. Ты же знаешь мою программу: если работать, то на максимум. Что с Валерой?

– Нервы. Говорит, с Линой рассорился. Ей его домашние шашлыки надоели.

– Узнаю Валеру. Лишь это и может вывести его из себя.

– Так я побежал. На дежурстве встретимся. Договорились?

И, не дожидаясь ответа, исчез. Дядя Исмаил задумчиво поскреб подбородок:

– Эх, служба! Хотел, как все люди, старт по видео наблюдать. Так надо ж, не вышло!

– А почему не отказались?

– Что ты! Я уверен, он и так ко мне не к первому заглянул.

– Почему?

– Накануне дежурства мы в дубль-резерв поступаем. Резерв резерва. Значит, никого не нашел.

Я расстроилась, что у нас выходной поломается. А он утешает:

– Не волнуйся. Ночным рейсом подамся.

– Ваш Тобол еще больше любит командовать, чем даже мама, правда? – заметила я, чтобы только не молчать.

– Правда. И у него к этому талант. Кто бы его иначе назначил командиром разведчиков?

– Он же еще не очень старый? Года двадцать два ему? Или больше?

– Угадала, двадцать три. Но разведчику голова нужна. А не борода.

– Да, а вы на целых шесть лет старше!

– Тихо! – Дядя Исмаил зажал мне рот. – Хочешь, чтобы меня с работы шуганули, как переростка?

Мне не понравилось, что он снова все в шутку обернул. И я ехидно поинтересовалась:

– А у вас к чему талант? Дразнить электронных нянь?

– И к этому тоже. Если Тобол Сударов выставит меня из разведки, пойду в испытатели воспитателей.

– Представляю, какая жизнь начнется у роботов! – Я фыркнула. – Защекочете!

Тут опять зачирикал его браслет.

– Не дадут отдохнуть! – возмутился дядя Исмаил. – Что за мода – проводить совещания в выходной день?

Включил экран, и я прямо остолбенела, увидев Виктора Горбачева. Мне на ум сразу пришли слова, которые выдумали журналисты специально для своих репортажей: «Взгляд далеких, пронзительных, припорошенных звездами глаз…» Хотя глаза у него и впрямь необыкновенные. В один день такая удача – сначала командир разведчиков, теперь сам капитан трансфокального корабля «Гало»…

Горбачев кивнул мне и больше не замечал.

– Май, я обещал до последней минуты держать для тебя место. Эта минута истекает. Сейчас списки уйдут на окончательное предполетное утверждение.

Такое сокращение от имени Исмаил мне очень понравилось: Май… Впрочем, в Викторе Горбачеве мне все понравилось. Дядя Исмаил не торопился с ответом. Он прошелся пальцами по приборному щитку, извлекая массу ненужных сигналов. Пощелкал набором адресника, и я уловила, как напрягается «Стрекоза» в ожидании приказов. Нагнал в кабину запах свежеразрезанного арбуза. Лишь после этого посмотрел на экран:

– Мне нечего добавить к тому, что я сказал раньше, Витя. Сегодня я еще раз все продумал…

– Немногим хватило бы мужества отказаться от участия в первом ТФ-переходе.

– Но если бы все улетали к звездам, кто бы делал Землю Землей? У тебя тысячи добровольцев. Уступи одному из них.

– Мне будет не хватать именно тебя, Май, твоего чутья опасности. Я привык к твоей безмятежности: коли ты безмятежен, значит, на борту все спокойно…

Дядя Исмаил повернулся в профиль к экрану и гордо задрал подбородок сначала над одним плечом, потом над другим:

– С детства не слыхал комплиментов. С трудом вспоминаю, насколько это приятно. Ты завидуешь, что я не такой бука, как вы, межзвездники?

Виктор Горбачев неожиданно рассмеялся:

– Посмотрим, кто кому будет завидовать через пяток лет. После нашего возвращения.

– Слушай, Витище. У нас с тобой еще найдется для беседы полчаса перед стартом. А вот в Дом Чудес мы с Аленой можем не поспеть.

– Ну ладно. Хороших вам приключений.

– К черту, к черту. Заскочи утречком в кубрик. Есть несколько свежих мыслей о векторах информации…

– Хорошо. До утра.

Виктор чуть помедлил и отключился. Изображение таяло неравномерно. Дольше всего не исчезал его необыкновенный взгляд…

Мне стало стыдно. Я по глупости ругала дядю Исмаила, что его не берут в этот перелет, а он, оказывается, сам не хочет. Капитан за ним, понимаешь, по Солнечной системе рыщет, обойтись без него не может. А он – вот он, племянницу развлекает! Для Земли себя бережет. Да скажи мне кто – от всего бы на свете отказалась, лишь бы среди первых на ТФ-корабль вступить. Только кому я нужна? Кто меня когда-нибудь всерьез замечал?

Дядя Исмаил еле слышно вздохнул и перевел браслет в режим «Не беспокоить»:

– Надеюсь, не у каждого найдется причина для экстренного вызова?

Мы причалили на крыше Дома Чудес. Спустились на этаж мультфильмов.

– В какую серию пойдем? – спросил дядя Исмаил.

– В пятую. Там космики здорово Луну грызут.

Дядя Исмаил щелкнул пальцами, и к нам подлетел робот-контролер. Расшаркался в воздухе, так и сияет вниманием:

– Желаете программу средней трудности?

– Самую страшную! На двоих! – закричали мы, не сговариваясь.

Робот вздернул хвостик вопросительным знаком, покачал им, определяя нашу суммарную психологическую устойчивость. И, приняв решение, повел нас в кабину 2–5у. То есть на двоих, пятая серия, усиленная ужасами. Сели мы в кресла, пристегнулись. Свет померк. Тряхнуло какой-то случайной перегрузкой…

Мы очутились за пультом разведочного корабля. Скафандры плотно облегали тела. Пахло резиной. В лобовой экран ломился Сатурн. Сзади, непривычно маленькое, нас провожало Солнце.

Внезапно из-за планеты высунулся могучий детина. Заржал, увидев нас. Поманил пальчиком. Сказал «Цып-цып-цып!» Наш «Муравей» по сравнению с ним величиной с голубя. Или даже с воробья.

– Вляпались! – Дядя Исмаил нажал на тормоза.

Нас шарахнуло об экран. «Муравей» встрепенулся, попятился. А потом задал такого стрекача, что звезды растеклись по небу серебряными ниточками. Детина – это был гигантский космический вурдалак Гурий – ринулся вдогонку по Сатурновому кольцу, легко перескакивая с обломка на обломок.

Он несся так, что закрутил планету в обратную сторону, все быстрее и быстрее, пока не сорвался с орбиты, как камень из пращи. И одним скачком настиг бедного «Муравьишку».

Я дернула рычаг защиты. Обшивка корабля раскалилась докрасна. Гурий, цапнувший его с налета, зашипел от боли и обиделся:

– А-а-а, так вы кусаться?!

Натянул на ладони рукава, подцепил кораблик и принялся перекатывать его в руках, остужая и подкидывая, как горячую картофелину.

Мы с дядей не любим тряски. Поэтому надвинули шлемы и катапультировались. «Муравей» распустился словно бутон. И наша капсула вывинтилась между пальцами Гурия к Юпитеру, подальше от космического хулигана. Гурий, забыв про нас, аккуратно разломил остывший кораблик пополам. И принялся сдавливать половинки, как дольки лимона, из которых выжимают сок. Потекли топливо и охладитель. Гурий, громко чавкая, обсасывал обломки, слизывал бегущие по рукам струйки – в общем, вел себя ужасно неряшливо. На самом-то деле он людям не опасен. И на большее, чем красть энергию, не способен. Зато другой такой жадины во всей Вселенной не сыщешь!

Капсула, точно плотик в космическом течении, жди, покуда она в ближайший порт отдрейфует… Хотели мы передать спасателям свои координаты, но эфир вымер, словно его метлой подмели: ни одной радиоволны не осталось. Такая наступила тишина – даже дыхание показалось слишком шумным, не то что слова. Поэтому я вздрогнула, когда дядя Исмаил, нахмурившись, буркнул:

– Везет нам сегодня, как устрице на камбузе. Бездонная Точка!

Меня мороз продрал по коже. Я всяких ужасов про эту самую Точку наслышалась, но в ее существование не верила. А тут – нате вам, подстерегла. Бездонная Точка – это блуждающая черная дыра в Пространстве, все притягивает! Попадешь в ее зону – не воротишься. А если и выберешься – родная мать не узнает: нагишом в космос выпустит. Впрочем, так ли, не так ли – поди проверь. Еще ни один, кто с ней столкнулся, об этом поведать не мог. Самые бывалые-разбывалые навек сгинули.

Рвануло нас – и поволокло. И крутило, и швыряло, и мотало, и дергало, и подкидывало, и наизнанку выворачивало – словно в жутком космовороте. А вместе с нами и мимо нас всякая, всячина мчалась – от консервных банок до целых планет. Прокувыркалась Луна – серпик примерно недельной фазы. Острым рогом уцепила капсулу за бортовой фонарь, за собой потащила. Притянуло нас во впадинке между паровозом, бетонной трубой и связкой чайных ложечек. На капсулу насела солома, пыль, какие-то перья, лузга от семечек. А тут еще приемник взревел дикими воплями – все радиоволны, пойманные Тонкой, метались вокруг нас как сумасшедшие.

– Приехали! – Дядя Исмаил тяжело вздохнул. – Вылезай, прогуляемся.

Побрели мы, спотыкаясь и падая, под градом вновь притянутых вещей. Миновали перевернутый вверх тормашками маяк.

У наших ног шмякнулся детский самокат. Древняя безмоторная модель, на которой едут, отталкиваясь от земли ногой. Дядя Исмаил поднял его, пинком проверил шины.

– Садись, Олененок. Обозри окрестности.

Мы с трудом уместились на самокате. Дружно оттолкнулись. И, лавируя на неровной поверхности, покатили к горизонту. Но тут же налетели на ржавого робота, который валялся, уткнув антенны в грунт. Сначала я решила: какой-нибудь незадействованный, выключившийся из ума, брошенный хозяином автомат. Но робот выпрямился и по складам произнес:

– Тс-с! Ти-хо! О-ни и-дут!

Я приложилась ухом к почве. Далеко внизу что-то дребезжало и лязгало. Доносилась лихая киберячья песня:

 
Мы – раз! —
Разгрызаем
Планету изнутри.
Мы – два! —
Давим стены,
Возводим пустыри!
Мы – три (Трень!) —
Тренируемся
От ночи до зари…
Мы любим зло и беды,
Победы и обеды,
Зловреды-камнееды,
Кибер-дикари!
Мы – пять! —
Пятна плесени на Солнце разведем.
Мы – шесть! —
Жесть напялим
На каждый водоем.
Мы – семь! —
Семафоры
Несчастья в тыщу ом!
Мы восемь раз по восемь
Вселенную сжуем!!!
 

Под такую дурацкую песню дружно грызли планету свирепые космики.

Грунт возле нас треснул, провалился. Из ямы строем вылезли жующие разбойники.

– Присоединим планету к изгрызенным ранее! – проскрежетал Кибер-Главный с рогатым серебряным черепом. И махнул манипуляторами в нашу сторону: – Вместе с пассажирами.

Он затрясся, заметив аплодирующего старичка-робота:

– Эт-то еще что за рухлядь? Убрать!

И топнул гусеницей.

Бедного робота в мгновение ока разобрали по винтику, детали сложили ровной кучкой. Возле нас выставили охрану. Дядя Исмаил кашлянул и строго сказал:

– Нас нельзя при-соединить. Нас можно при-мыслить. Я наизнаменитейший военный советник Май Люто-Мудрый. А они оба у меня ассистентами…

– Ассы-с-тентами? Разрядно! – Главный гулко постучал кулачищем по лбу. Указал манипулятором на охрану: – Убрать! – Повторил жест в сторону кучки деталей: – Собрать! Сложить! Доложить! Мне нужны военные специалисты. И асы. С тентами.

Робота мигом сляпали, смазали, покрасили. Привязали за спину зонтик-тент.

– Спасибо! – обрадовался помолодевший робот.

– Молчать! – рявкнул Главный. – Отвечать! План военный покорения Вселенной! И чтоб мне без всяких эмоций!

– Вас мало для завоевания мира! – отрывисто бросил дядя Исмаил.

– Хо! Мало! Продуй локаторы! – Главный затрясся от возмущения. – Стройся!

Откуда ни возьмись, от горизонта до горизонта протянулись железные ряды киберов – одинаковые, рослые, вооруженные, с серийной улыбкой на чугунных губах. Они одновременно топнули гусеницами. Поверхность выеденной изнутри планеты не выдержала, вдавилась, образовала огромную чашу. Со склонов к центру, которым мы нечаянно стали, кувырком посыпались, сминаясь и разваливаясь на лету, лавины космиков. Нас вмиг бы расплющило горой металла и пластика. Но Главный и пять телохранителей окружили нас шестигранным сводом, прикрыв от обломков киберов своими телами.

Я решила: теперь-то нас и прихлопнут. Но Главный расхохотался, тряся рогатым черепом:

– Хитрец, Люто-Мудрый! Никто еще не наносил мне столько поражения. Беру тебя на службу, советником. Нельзя пропадать раз… нет, два… многорушительным задаткам…

Телохранители, прорезая металлический хлам, вознесли нас на вершину образовавшейся на дне чаши пирамиды.

– Какое обещающее имя – Люто-Мудрый! А у меня, кроме серийного номера, никаких отличий. Неразрядно!

Дядя Исмаил пожал плечами:

– Беда поправимая. Хочешь быть Пыньче? Нарекаю тебя Пыньче Безаварийный!

– Пыньче? Что означает?

– То ли «тупица», например по-испански. То ли бессмыслица на любом другом языке. Откуда мне знать?

– Бессмыслица – это хорошо, это разрядно. Пусть будет Пыньче. Рассаживайтесь. Провожу военный совет.

Мы с роботом присели, прикрылись тентом от падающих с неба предметов. Дядя Исмаил докладывал свой план стоя:

– Вам всем надо вырастить по трое киберяток. Маленьких таких беспомощных киберяток, которых надо любить и защищать.

– Любить? – взревел Пыньче.

– Да-да, любить и защищать. Для успешного боя надо всегда иметь что любить и защищать.

– Восемнадцать плюс шесть – не мало ли? – усомнился Пыньче.

– Это только начало. Каждый из них тоже воспроизведет себя трижды.

– Ага. Значит, в третьем поколении нас будет четыреста восемьдесят шесть?

– Плюс шесть! – поправил дядя Исмаил.

– А в пятом – четыре тысячи триста семьдесят четыре?

– Плюс шесть! – упрямо поправил дядя Исмаил, точно это имело особенное значение. – Я предлагаю не тянуть. Раньше начнешь – быстрее кончишь!

Оценив недоступную космикам дядину иронию, я поспешно достала из кармана коробок тополевых чурочек:

– А вместо сердца киберяткам счетные палочки!

– Органика? Бр-р! – Пыньче поморщился. – Впрочем, счетные, говоришь. Ладно, давай. Уважаю счетные!

– И от меня, от меня подарочек! – стесняясь, предложил робот. Он похлопал себя по животу, по бокам. Огорчился, не найдя ничего лишнего. Отвинтил от корпуса горсть гаек. – Возьмите… Сердца им привинчивать…

– А ты сам как же? – пожалел его дядя Исмаил.

– Пустяки, перебьюсь! – ответил глупый робот, поддерживая ослабевший корпус манипуляторами.

Работа закипела. Телохранители штамповали киберят, монтировали электронику. Мы, поплевав на тополевую чурочку, приворачивали ее гайкой внутри железного живота. Скоро восемнадцать сорванцов гарцевали на шеях киберов, ухитряясь одновременно визжать, прыгать и драться.

– Ах, какие милые детки! – воскликнул Пыньче, следя за шалостями киберят.

Уже и нашему роботу перепало несколько крепких затрещин. А от одного удачного пинка он чуть не уронил корпус.

– Такие шустренькие! Такие жестокенькие! – умилились телохранители.

И от умиления размягчились. И начали таять. По капельке стекали в грунт, позабыв, что автоматам противопоказаны эмоции. Тем более военным автоматам. Тем более положительные эмоции.

Одни киберята резвились как угорелые. Но, видно, гайки, которыми крепились сердца, попались неполноценные, с лирическим дефектом. То один, то другой киберенок неожиданно останавливался посреди игры и задумывался. А едва он останавливался, тополевая чурочка начинала прорастать, выкидывать гибкие побеги. Вот сразу у двоих киберят сквозь расколотые головы проклюнулись зеленые ростки. Третий махал ветками вместо манипуляторов. У четвертого над плечом вытянулось целое деревце. Под шумящей листвой скрылся рогатый череп пятого… Вскоре рощица веселых топольков играла возле нас в пятнашки.

Пыньче, оплывший, медлительный, бесформенный – из последних сил приподнялся. Погрозил кулачищем. И со страшным грохотом рассыпался в мелкие дребезги. Вспугнутые топольки резво умчались за горизонт.

– Пора и нам по домам! – сказал дядя Исмаил в рифму.

– А как мы отсюда выберемся?

– Об этом я не успел подумать. Может, Бездонная Точка насытилась? С ней иногда бывает…

Как бы опровергая его слова, рядом с нами шлепнулась колокольня. Колокола на ней закачались, зазвенели. Мы взялись за руки. Робот тут же потерял нижнюю половину корпуса, ужасно смутился, но не выпустил наших рук…

– Она бы запросто подтянула нас к Земле… – Дядя Исмаил задумчиво поднял глаза к небесам. – Но, боюсь, мы притащим с собой массу дряни, от коей человечество освобождалось веками…

– Тетя Точка! – закричала я. – Отпусти по-хорошему!

Точка лениво отмалчивалась.

– Эх, чего не сделаешь ради тех, кого любишь! Мне грустно с вами расставаться… – Робот всхлипнул. – Но еще грустнее видеть вас в беде… Я придержу этот склад, а вы Спасайтесь.

Мы помолчали, сказать было нечего. Жаль было такого милого электронного старичка.

– Послушай, приятель, ты останешься здесь навсегда. – Дядя Исмаил подышал на номерной знак робота и начал надраивать его рукавом, словно простую медяшку. – Может, у тебя есть какое-нибудь желание? Мы сумеем помочь…

Робот поскреб в затылке:

– Вот если вам нетрудно… Если вас это не очень затруднит… Не сочтете за труд…

– Ну-ну!

– Если это не очень назойливо с моей стороны… Ведь даже тупице-агрессору вы дали такое красивое название…

– Ах, вот в чем дело? Как думаешь, Алена, заслуживает он отдельного имени?

– Заслуживает! – горячо откликнулась я. – Притом самого замечательного!

– Вы шутите! – Робот печально притушил прожектора.

– Никаких шуток! Люди давно уже придумали имя для таких, как ты. Друг. Дружок.

– Дружок? Спасибо. Мне это очень нравится.

Робот обошел твердыми шагами Бездонную Точку, примерился, растопырил манипуляторы и уперся в стену спрессованных вещей. Поскольку Точка привыкла хапать одновременно со всех сторон, а робот по имени Дружок заблокировал одно направление, точкина жадность толкнула ее в противоположную сторону, мимо нас, к Земле… Мы едва успели вцепиться – Точка выкатилась наружу, оторвалась от бесформенного кома, прибавила скорости. И помчалась быстрее ракеты. Быстрее космического вурдалака Гурия. Миновала Юпитер. Марс. Полную, без ущербинки, Луну. Прорезала атмосферу. Заложила вираж над городом. Упала на крышу Дома Чудес. По лифтной шахте провалилась в зал мультфильмов. И стряхнула нас на пол кабинки 2–5у.

Вспыхнул свет. Разгоряченные приключениями, мы поднялись с пола. И, хохоча, вышли в зал. Робот-контролер вежливо помахал нам вдогонку хвостиком…

…В гостях у тети Кимы был Стас Тельпов. Он сидел на пороге лоджии, привалясь к косяку и зажмурив очи. При виде нас даже не приподнялся. Лишь вяло приветствовал мановением руки.

– Почти родная стихия! – дядя Исмаил рассмеялся. – Справа пропасть – шестнадцать этажей! Слева – трехкомнатная палатка… Костра, правда, нет. Но, судя по запахам, веселый ужин не за горами.

Мы все знали, что Стас обожает горный туризм.

– Алена! – Он приоткрыл один глаз. – Стакан горлодера – и я навеки прославлю тебя лучшей девочкой Пятого микроквартала!

Я сбегала на кухню, поздоровалась с тетей Кимой. Нацедила цитрусовой шипучки жуткой концентрации, со льдом.

– Тебя когда-нибудь погубит гурманство, – заметил дядя Исмаил, выдвигая на середину комнаты стул.

– Но не прежде, чем я успею насладиться жизнью! – отпарировал Стас, кидая пустой стакан на услужливую спину киберподноса. – Многие обедняют свою жизнь из-за неумения желать. А кто желает сильно, тому подает небо.

Стас вскочил и галантно протянул руку тете Светлане, спланировавшей с высоты в лоджию. Она отстегнула гравипояс. Сбросила с лица защитный полушлем.

– Привет, мальчики. Здравствуй, Алена. Мы спорим от нечего делать или ничего не делаем от того, что спорим?

– Это очень сложно, Света, особенно натощак! – Дядя Исмаил наморщил лоб. – К тому же, я сделал важное наблюдение: небо выбирает достойных для своих подарков.

Стас довольно ухмыльнулся.

Из кухни выглянула тетя Кима:

– Никто не будет возражать, если мы сядем за стол?

– Неужели ты видишь среди нас ненормальных? – удивился дядя Исмаил.

Я сразу же занялась маринованными бульбашками. Тетя Кима и дядя Исмаил заботливо подкладывали на мою тарелку то того, то другого. И я мела все подряд, будто ушла из дому не утром, а, по крайней мере, неделю назад. Насытившись, отсела в уголок, за декоративную цветочную стенку, взяла горсть соленых орешков – хрусть да хрусть! И не видно меня, и не слышно – зачем о себе лишний раз напоминать? У взрослых свои разговоры. А в этом доме как раз любят поговорить со вкусом и удовольствием…

Тут во мне мысли разные забродили. Про то, что художница Ежа Лутинен выставила крохотный пейзаж, на котором сошлись вместе зима и весна. То ли «Вишневый снег», то ли «Вишни в снегу»… Лепестки как снежные звездочки. Снежинки нектаром пропитаны… Да, вспомнила: «Цветы снега», вот как! Ни папу, ни маму на выставку не дозовешься, вечно они заняты, а по видео совсем не то впечатление. Придется опять просить дядю Исмаила. И сделать это до возвращения Алика, потом будет некогда: мы с его отцом поедем охотиться на эльсов. Кстати, Алик мне письмо должен: я ему три написала, а он только на два ответил, телеприветами отделывается. Мы же договаривались: телеприветы не в счет!

А вчера я у незнакомой девочки увидела незнакомый значок: две крылатые сандалии на цепочке. Я как раз недавно фильм о Степане Разине посмотрела – его царь в похожие железины заковывал – и потому спросила:

– Это что, кандалы?

– Много будешь знать, скоро состаришься! – ответила воображуля, презрительно фыркнув мне прямо в лицо. – Проходи!

Взяло меня любопытство. Я в Архив Времен к тете Свете – не было в древности такого значка. Я в Информцентр – и тут выяснила: это даджболисты, которые в летающий мяч играют, к своему юбилею выпустили. Попробуй догадайся!

Кончились у меня орешки – и мысли кончились… Уже неделя как дядя Исмаил подарил мне астероид, а дни обыкновенно текут, ничего со мной не происходит, будто у каждого на Земле есть собственная планета! А такой вот незнакомке с сандалиями даже нагрубить человеку ничего не стоит. Жалко мне стало себя, одиноко – уж не знаю, чего бы я натворила в этот момент, если бы не сигнал телевызова:

– Кто бы это мог быть? – Стас выбрал из вазы длинную леденцовую трубочку и принялся посасывать через нее свой «горлодер».

– Если меня – меня нет! Хватит на сегодня! – Дядя Исмаил пригнулся, чтобы его не видно было из-за спинки стула.

Тетя Кима укоризненно посмотрела на него и кивком головы приказала телестене включиться. На экране появилась мама. Из-за ее плеча высовывалась жалкая Тунина физиономия.

– Привет честной компании! Целую, Кимуля, рада тебя видеть! А с тобой, милый братец, придется поговорить серьезно. Хорошо, конечно, что у тебя столько свободного времени. А все же не мешало бы изредка доставлять ребенка домой. Я уж не требую – вовремя!

– А который теперь час? – спросил дядя Исмаил, прикидываясь простачком.

В ответ Туня многозначительно поскрипела динамиком, и я поняла: срок моего возвращения давно истек.

– А я и не заметил! Ну, не беда, сейчас прибудем. Или, может, вы к нам присоединитесь?

– Нет уж, уволь, мы подождем здесь. Поторопитесь.

– Уже идем! – заверил маму дядя Исмаил, не трогаясь с места.

– И между прочим, прекрати издеваться над автоматами. Для того их люди и изобретали?

– Уже нажаловалась? Ну, бабуля… – дядя Исмаил погрозил экрану кулаком, и Туня выскочила из кадра. Экран померк…

– Ах, как некстати! – Дядя Исмаил неторопливо допил ананасный сок, взял меня за руку. – Но я скоро вернусь. Вот только ее отвезу. Сразу-сразу…

– Да я одна, дядя Исмаил, – предложила я, заглядывая ему в глаза. – Тут же близко, какая-нибудь тысяча километров…

Хотя дорога действительно пустяковая – гравистрела с одной пересадкой и аэроход над заливом, я, разумеется, предложила невсерьез. И очень бы обиделась, если бы дядя Исмаил послушался. Но он сердито свел брови:

– Глупости! Когда это я упускал возможность проводить тебя домой? Выкатывайся!

Тетя Кима встала. А у меня, как назло, каблук прилип к полу – я нечаянно наступила на ириску. Пока я отлипала, и наблюдала, как пластик-поглотитель всасывает сладкое пятно, то немножко застряла. А у двери поневоле замедлила шаг – дядя Исмаил держал обе тети Кимины руки и быстро, несвязно бормотал:

– Я хотел сказать тебе завтра… Завтра готовился сказать… Но такая штука – опять на дежурство. Подменная вахта…

– Сам, поди, напросился?

– Да что ты, Валера Чикояни из нормы выскочил… Один наш, из стартовой команды. Тобольчик попросил подменить…

– Ты, по-моему, оправдываешься? С чего бы вдруг? Уж не заболел ли сам?

– Я завтра все сказать собирался! – Дядя Исмаил упрямо замотал головой. – Про нас с тобой… И вообще… А теперь, понимаешь, не выйдет завтра. Извини, сегодня придется, можно?

Мне стало обидно за дядю. А на эту глупую тетку Киму я разозлилась вконец: так человеку терять себя позволяет! Я и то сразу поняла, что он хочет сказать. А она глазами хлопает, притворяется, будто ни о чем таком не догадывается. Дядя Исмаил все больше запутывался. И от растерянности, забыв отпустить тети Кимины руки, теребил ее пальцы. И казалось, худел на глазах, хотя куда уж больше!

Я прямо извелась, стоя на пороге, словно снова ириской к полу приклеенная. Ну все же совершенно не так делается! Оба неправильно себя ведут. В кино я много раз видела – надо взять и сказать: я тебя люблю, давай послезавтра поженимся. В крайнем случае, завтра после вахты, поскольку дежурство уже не отменить. И все. И нечего мучиться. Такие простые слова… А этот нескладень высоченный, космонавт мой несгибаемый, лепечет что-то жалкое, словами давится. Ну, думаю, если он и дальше не перестанет лепетать и бледнеть, сама все за него скажу. Куда ж он без моей помощи? Пропадет совсем… Честное слово, пропадет. Подойду и выложу: «Тетя Кима, мы тебя очень любим, жить без тебя не можем, выходи за нас замуж!»

Делаю шажок вперед. Но не успеваю. Изменилась тетя Кима в лице. Высвободила одну руку. Загребла в горсть дядины волосы. И безжалостно подергала из стороны в сторону.

– Эх ты, чудо мое несуразное!

Дядя Исмаил еще больше ссутулился. И щекой старается об ее ладонь потереться.

– Теперь надо друг друга за плечи взять и в глаза посмотреть, долго-долго… – выпалила я.

Дядя Исмаил точно перец раскусил – побагровел, рот раскрыл и губами дерг, дерг… Я даже испугалась:

– Ой, что это с вами, дядя Исмаил?

Он взял меня железными пальцами за локоть, распахнул ногой дверь и ракетой вылетел вместе со мной из квартиры. Если бы напротив случайно не оказался лифт, мы бы, наверное, лифтную шахту протаранили. Лишь когда из-под ног у нас начал убегать пол и замелькали номера этажей, я опомнилась и успела крикнуть:

– До свиданья, тетя Кима! Давайте женитесь поскорей!

Дядя Исмаил шумно втянул в себя воздух, но промолчал. И всю дорогу дулся – в пору было скакать вокруг него на одной ножке и припевать: «Тили-тили-тесто, жених и невеста!» На это, однако, я не решилась, вела себя тихонько, мышкой. И в вагоне гравистрелы. И в открытой кабине аэрохода, когда он пузырил поперек Финского залива. Ветер резал лицо. Но я нарочно не поднимала упругую лобовую пленку. Задыхалась. Кашляла. Отворачивалась. Иногда прикрывала ладонью слезящиеся глаза. А дядя Исмаил хоть и щурился, но от ветра ни разу не отвернулся. Стоял, широко расставив ноги и вцепившись обеими руками в срез рамы. Потом вдруг неожиданно рассмеялся:

– Ладно, Алена, давай мириться. Воображаю, каким дурнем я в тот миг выглядел! Мне бы твоими глазами себя увидать!

Я забрала его ладонь в свою:

– Правда-правда не обижаетесь? Я не знаю, как это вырвалось.

– Ну, сказал же – всё. Распылено и забыто! Спасибо за урок!

У меня отлегло от сердца:

– Ой, я ужасно рада! Мы никогда еще с вами не ссорились.

– Ну, и как оно?

Я отклонилась от бьющей навстречу воздушной струи, вытерла уголки глаз. Ветер обрывал брызги с верхушек волн, захлестывал в кабину. Но поднимать лобовую пленку все равно не хотелось.

– Кстати, племяшка, мне сейчас в голову пришло: соединим оуны?

Я недоверчиво посмотрела на него – шутит, что ли? Но нет. На шутку не похоже. Он уже сдвинул язычок на звенышке видеобраслета и стал настраивать оун-контакт.

Толком про оун-контакт мало кто знает. Какая-то прямая двусторонняя связь вроде старинной телепатии, но без обмана и фокусов. Между некоторыми людьми эта самая связь устанавливается очень даже просто. Другие, как ни бейся, между собой не контактны. С третьими удается связаться только в том случае, если они сами этого пожелают. В школе мы оун-теорию еще не проходили, ее в старших классах проходят. Но и без того известно: оуны никакого отношения не имеют к видео. И в браслет крепятся, чтобы при связи можно было друг друга на экранах видеть. Если с кем контакт установлен, то это до самой смерти. Мы однажды с Танькой на всю жизнь поссорились, пытались как-нибудь друг от друга оуны заизолировать. Куда там! Ничего не вышло. Пришлось мириться…

Я нарочно пока о постороннем думаю, чтобы дяде Исмаилу фон не создавать. Даже не смотрю на него. А когда он кончил регулировку, попробовала встречное поле. Здесь, как в игре «горячо – холодно» – ищешь теплую точку. А для этого годятся только хорошие мысли о другом, только самые лучшие воспоминания. Зато когда нащупаешь общую волну – самому сразу тепло становится. Будто заново этого человека открываешь…

– Как думаешь, Олененок, получится? – спросил дядя Исмаил, защелкнув звено оуна и опуская руку с браслетом.

– Обязательно получится! Нам с вами хорошо друг с другом. Должно получиться!

Я закрыла глаза – и почувствовала, как тепло затопило мне изнутри грудь.

«Какая надежная, чистая и светлая душа!» – непривычно подумалось мне. И я вдруг поняла, что это не моя мысль, а дяди Исмаилова…