Текст книги "Адаптация (СИ)"

Автор книги: Юлия Шолох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Там не было списка требований. Ни единого пункта. Там было всего два коротких слова:

«Давай встретимся».

Эпилог

Внутреннее устройство корабля было простым и скудным – длинный, как колбаса, коридор с кабиной управления с одного конца и тупиком с другого, по бокам одинаковые каюты и помещения для разнообразных целей, размерами и планировкой от кают ничем не отличающиеся.

Этот коридор я запомню надолго! Сколько раз я прошлась по его серой ребристой поверхности туда-сюда, просто не счесть, и каждый шаг я нервничала, потому что терпеть не могу чего-то ждать!

Смотреть не могла на Парфена, когда тот выходил из каюты к завтраку, а мне не спалось,

и к этому времени я уже успевала намотать пару десятков километров, а он весь такой невозмутимый и расслабленный, что руки чешутся тут же его пощупать.

По пути я так же в совершенстве освоила кисейскую настольную игру, аналог «Убей дракона», где мы должны были собрать материалы для создания робота. Здесь тоже пришлось собирать и было нелегко, слишком много материалов задействовано, с непривычки постоянно путаешься, что на что следует менять. Чем-то кстати, похоже на Монополию. Но время шло, и к концу путешествия я выигрывала, по крайней мере, семь партий из десяти – и это единственное, что выводило Парфена, считающего себя в игре докой, из себя. В остальном он выглядел всем довольным ну просто до безобразия.

И вот теперь в результате множества прыжков на небольшие расстояния, проделанных в

Солнечной системе с целью остаться незамеченными с Земли, я стою на пороге квартиры, где прожила много лет, а рядом, к счастью, Парфен, который не бросил меня в одиночестве восставать из мертвых, и надо постучать (у нас в семье всегда было принято именно тактично стучать, а не навязчиво трезвонить в дверь), но рука не поднимается.

– Давай, – говорит Парфен и вроде говорит негромко, но прозвучало так, будто гром среди ясного неба грянул.

Напоследок ещѐ проверю, чтобы татуировка на выглядывала в вырезе футболки, пусть даже она временная, потому что постоянную я и сама пока нанести не рискну, но моим не объяснишь, и в голову тут же лезет мелкая предательская мысль просто развернуться и уйти. Зачем снова их шокировать, так часто? От таких сильных потрясениях точно удар хватит!

– Может, не надо? – жалко спрашиваю я.

И тогда мой муж пожимает плечами и со всей дури колотит в дверь кулаком. Сам, без моего участия.

Вот теперь точно поздно!

Дверь резко распахивается, на пороге – папа, который моментально меняется в лице, и…

Тут вокруг расплывается пахучее розовое облако и я, дебильно улыбаясь, делаю шаг вперѐд.

Потому что сейчас больше всего на свете хочу их обнять. И папу с круглыми глазами, и маму, виднеющуюся за его плечом.

И как я сама не догадалась использовать эту полезную штуковину? Это чудное, незаменимое успокоительное, в своѐ время так сильно облегчившее мне переход в мир Союза?

Как хорошо, что он догадался!

Парфен украдкой прячет в карман использованный контейнер и терпеливо ждет, пока мои родители придут в себя.

Кстати, они осунулись и явно постарели, а мама, похоже, следит за своим видом уже не так тщательно, как прежде – но при виде потерянной и чудным образом вернувшейся дочери прямо на глазах на их лица возвращаются краски.

Меня щупали не менее получаса, прежде чем поверили, что я настоящая, а уж слез было столько, что ими можно набрать ванну, а то и небольшой бассейн.

Это был самый волнительный и тревожный вечер за долгое время.

– Я не верю, что ты жива, – всхлипывала мама, когда мы сидели на кухне, и крепко сжимала мою руку.

Я еѐ понимаю. В такое непросто поверить. Выручили нас ролики про Союз, на которых в космическом пространстве на фоне ярких планет разворачивались и парили огромные корабли, но ещѐ больше помогли всякие мелочи вроде браслетов связи. Через несколько часов мы отвезли их на корабль, который в отличие от роликов нельзя создать с помощью трѐхмерной графики. Который можно пощупать и при желании даже понюхать.

Но время поджимало, кисейский корабль, болтающийся на орбите, могли засечь с Земли,

и тогда уйти будет довольно сложно, поэтому пора было прощаться. Покидать Землю родители категорически отказались, но зато мы смогли оставить им приѐмник, вмонтированный в планшет, по которому пусть долго, но возможно передавать сообщения и картинки.

– Я так рада, милая моя, что ты дождалась его… дождалась своего принца, – всхлипывала мама всѐ на той же кухне, когда папа с Парфеном вышли на балкон покурить. Вернее, курил папа, а Парфен с интересом за этим процессом наблюдал, а когда унюхивал дым, морщился и фыркал, как кошка.

Потом мама собралась с силами, вытерла рукой глаза и улыбнулась той самой снисходительной улыбкой, которая как приклеенная на еѐ лице при каждом знакомстве с потенциальным зятем. То, что теперь речь идѐт о муже, дела не меняло.

– Хотя… – сказала мама.

– Не такой уж он и принц, чтобы удостоится чести владеть таким бесценным сокровищем,

как твоя единственная дочь, – заучено повторила я и вздохнула. Подумать только – инопланетный воин, шестой наследник крупного клана, владеющего самой яркой драгоценностью кисейского народа, в котором Парфен занимает далеко не последнее место. Кавалер, не побоявшийся насмешек и выразивший интерес никому не нужной землянке. Мужчина, который сломя голову бросился спасать еѐ от пиратов и все имеющиеся деньги пожертвовал жене на поездку к родителям… и этого всѐ же недостаточно!

Мама пожала плечами с фальшивым сожалением и улыбнулась.

Да уж… в некоторых случаях мамы неисправимы. С одной стороны, это незыблемое постоянство придаѐт уверенности, ведь тебя любят безусловно, беспричинно, вечно, следовательно, ты уникальна.

С другой стороны, даже такой слепой всепоглощающей любви не стоит позволять тормозить своѐ собственное счастье. Ну, если ты в нѐм уверена. Я – уверена.

Главное – помнить, что мужа мы выбираем себе, а не маме.

И я выбрала лучшего.

Хотя на Земле гостили мы недолго, улетала обратно в Союз я с чувством покоя, нежданно-негаданно воцарившимся в душе.

– Наконец-то ты успокоилась, – улыбался Парфен, а я даже приблизительно не могла выразить степень своей благодарности, так что приходилось соглашаться молча.

И там же, по дороге домой, с нами произошло нечто странное, необъяснимое и завораживающее, то самое, что в Союзе считают кисейской особенностью. И, правда, ни с чем другим не спутаешь.

Думаю, остальные бы разочаровались, а я поняла – это тот самый крошечный идеальный штрих, придающей картине завершѐнность.

Просто однажды рано утром, когда ночь практически истекла, я почувствовала, как Парфен придвигается ближе и прижимается грудью к моей спине.

– Мне нужно, – пробормотал он сквозь сон и крепко меня обнял. И замер, а после, как ни в чѐм не бывало снова заснул.

А потом в остатках полусна накатил… накатило это ощущение.

Прикосновение абсолютной гармонии, вот как я его назвала позже, хорошенько обдумав.

Это когда ты начинаешь слышать обрывки его мыслей или ощущать его счастье, такое странное – огромное, как твоѐ собственное, но всѐ равно немного иное, как вид с другого ракурса.

Это когда ты открываешь глаза и видишь, что настал день, и к тебе крепко прижимается тот,

без кого утро не наполняется жаждой жизни, и что впереди много таких идеальных дней, а именно сейчас можно перейти к другим занятиям… Некое предвкушение, и абсолютная уверенность, что это лениво парящее ощущение счастья отзеркаливает идиллию, как солнечных зайчиков на всѐ окружающее, – вот что такое гармония в понимании кисейцев.

И, честно говоря, я ничуть не жалею, что речь шла вовсе не об экстатическом трансе, значение которого, на мой взгляд, сильно преувеличено.

Куда важнее быть просто счастливым человеком.

За сим откланиваюсь. Мне, знаете ли, ещѐ энциклопедию этикета зубрить, томов этак пятнадцать…