Текст книги "Адаптация (СИ)"

Автор книги: Юлия Шолох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Где я ещѐ найду такого человека, который бросится меня спасать? Да хоть всю вселенную перерой, больше штуки в руки точно не выдают.

Думай, Айка, думай! Придумай что-нибудь немедленно, иначе шанс, который дал тебе

Парфен, окажется неиспользованным. Что же делать?!

А где, чѐрт побери, остальные кисейцы? Они же летели за нами следом всей гурьбой? Почему тогда они бросили Парфена одного решать проблемы и неизвестно где прохлаждаются?

Парфен тем временем исчез в последней пушистой вершине похожего на облако куста и теперь между ним и помостом не осталось ни единого укрытия, где можно было передохнуть.

Однако почти сразу же он вынырнул из игольчатой кроны, держа в руке двух каких-то небольших животных с бурой кожей – их длинные лапы болтались на ветру, как завязанная узлами веревка. Потом он достал из-за пояса нож. Вернее я думаю, это был нож, судя по тому,

что он стал вытворять с местными зайцами. Я даже глаза на время прикрыла, хотя видно было не очень хорошо.

Этих зайцев, разрезанных и вывернутых наружу внутренностями Парфен забросил далеко в противоположную от платформы сторону, а когда звери, проследив за броском, радостно запрыгали туда же, спрыгнул с дерева и понесся к нам.

Я так думала, наблюдая за приближающимся Парфеном, что зверушки на самом деле оказались не то чтобы очень злыми, и не особо умными, скорее игривыми, не осознающими насколько их игры травмоопасны для подобных мне существ. Или они играли только в Парфеном? Если допустить на миг, что рассказанная гудронкой сказка правдива и кисейцы пошли от таких же саблезубых хищников, как зверольвы, вполне вероятно тогда, что они способны понимать друг друга без слов.

Буквально через минуту зверольвы вернулись к дереву-шару, быстро и мелко семеня лапами и активно облизываясь, но Парфен уже карабкался на помост.

Дикари уважительно загудели, как только его макушка поравнялась с навесом, а после он подпрыгнул и оказался там, где я стояла и крепко держалась за перила, потому что не могла разжать рук.

Вот его голова с всклокоченными волосами, вот глаза, сразу нашедшие среди дикарей меня, и грудь, высоко поднимающая от судорожного дыхания, и наконец, штаны, ниже колена истрепленные и извазюканные так сильно, что, похоже, их остаѐтся только выбросить. На футболке крупные пятна крови, но я уже знаю, что кровь не его.

На секунду он нагнулся, упираясь руками в колени, сделал пару глубоких медленных вздохов, а потом выпрямился и шагнул ко мне.

Я отцепила руки от поручня и положила ему на плечи. Вернее, скорее перенесла, как нечто несгибающееся, как будто вместо пальцев у меня теперь хрупкие веточки. Его сердце билось так сильно, будто его то и дело било током, а глаза всѐ еще горели пережитым страхом.

И сомневаюсь, что он боялся зверушек.

И он весь был таким тѐплым, таким основательным, что на задний план отошли все страхи, которые не давали мне покоя уже много дней подряд. Такого умиротворения и одновременно такого желания ощутить чужое прикосновение я не испытывала уже давно. Возможно,

никогда.

Парфен выдохнул, так, будто хотел что-то сказать, но не смог, резко обхватил меня руками за талию, потянул на себя и поцеловал. Его губы тоже оказались идеальными – мягкими и нежными, и целовался он, к счастью, так, что оставалось только порадоваться, что я не погибла до того, как уточнила данный вопрос.

И меня охватило самое настоящее слепое сиюминутное счастье, в котором теряешься, как будто пропадает понятие времени. Есть только ты, он и этот чудесный миг ничем не замутненного восторга между вами. И его губы говорили, что ему происходящее нравится ничуть не меньше, и что мои губы так точно отзываются на малейшее его движение, как будто привыкли это делать. Ну, или просто слишком долго этого ждали…

А на самом деле довольно сложно целоваться, когда задыхаешься, а сердце колотится так,

что видишь только белые пятна от перевозбуждения и нехватки кислорода.

Сложно. И очень вкусно.

– Айка… – прошептал Парфен, на секунду открываясь от моих губ.

Мне хотелось, чтобы он продолжал целовать меня часами… и всего остального хотелось ничуть не меньше, но за спиной слишком громко зашумели дикари. Я вздрогнула, жалея об этом бесценном, но уже неуловимо уплывающем, ускользающем моменте, и посмотрела Парфену в глаза. Тогда он стал быстро меня ощупывать, приятно, конечно, но слегка щекотно,

особенно когда ладони пробегают по рѐбрам – это одно из моих самых слабых мест.

– Айка, ты в порядке? Ничего не болит?

Ещѐ бы мне не быть в порядке, когда возле моего сердца бьѐтся его сердце, а его пальцы гладят мою кожу так осторожно, что в голове только звон. Да я сто лет не была в таком порядочном порядке!

– Да. А ты?

Надо тоже проверить, все ли части тела у него на месте. То есть, проверить те, к которым можно прикасаться при свидетелях. Я осторожно провела по его ключицам, предплечьям, по ребрам и бедрам, а потом опустила руки. Жалко, конечно, но не время. Остальное, надеюсь,

рано или поздно тоже получится проверить. Хорошо бы пораньше.

Он улыбнулся, так заговорщицки, как будто целиком и полностью разделял мои намерения относительно взаимной проверки.

– Всѐ отлично.

Я кивнула. Теперь к делу.

– Там, за моей спиной такой громила стоит, ну, тот, на которого ты кричал. Это я от него хотела сбежать. Дело в том, что он решил, что я… как бы это сказать, что мы с ним предназначены друг другу судьбой, а я не смогла доказать, что ничего подобного и в помине нету. А теперь он что будет делать? Как думаешь, он на тебя нападѐт?

Я вдруг испугалась и попыталась отстраниться. Зачем лишний раз дразнить этих неандертальцев? Хотя чего это я оскорбляю неандертальцев, наоборот, говорят что, несмотря на грубый внешний вид, они были милые и добрые, потому в отличие от людей и вымерли. Так что нас окружают просто люди, всего лишь слегка отставшие от землян по уровню развития.

– Не переживай, мы поговорили, и он отдал тебя мне, конечно, при условии, что я смогу отбить тебя у зверей. Больше он на тебя претендовать не будет, тем более что я выплатил ему компенсацию.

И правда, когда я оглянулась, выяснилось, что мой предназначенный свыше дикарь насупился и отошел так далеко, что среди остальных его почти не видно. Но висящий через плечо арбалет, которого прежде не было, я хорошо рассмотрела. Хм, судя по местным меркам,

стою я очень даже немало. А так… даже от сердца отлегло. Теперь уж точно ничего не мешает обнимать Парфена, чему он, похоже, только рад.

– Неужели теперь всѐ будет хорошо? – прошептала я, уткнувшись ему в грудь лицом и зажмурившись. Как мне хочется, чтобы всѐ наладилось! Чтобы не нужно было никуда бежать,

ничего решать, чтобы хоть немного удалось побездельничать, желательно в запертом помещении, где кроме меня запрут ещѐ и Парфена. И он не будет ждать трое суток, чтобы проделать со мной всѐ то, что проделывает в моих фантазиях. Я даже не против при случае поделиться с ним подробностями.

Щеки мгновенно запылали, но не от стыда, а от предвкушения.

– Естественно, всѐ будет хорошо, – слегка удивленно ответил Парфен, поглаживая меня по спине. Наверное, успокоить хотел, но эффект вышел противоположный. Я вообще-то не самая темпераментная особа, но за последнее время как с цепи сорвалась. Надо будет обдумать этот вопрос на досуге.

– Где остальные? – пробормотала я в попытке отвлечься. Нашла тоже время и место фантазировать – на неизвестной планете в окружении дикарей, которые развлекаются, отправляя на верную смерть отдельных несговорчивых лиц.

– Полетели за гудронкой.

– А ты?

Он недоверчиво посмотрел вниз, на меня.

– А я полетел за тобой.

– Не думала, что они отпустят тебя одного.

Он снова изумленно вздѐрнул брови, а потом криво усмехнулся.

– Одного? А что со мной могло случиться? И потом, в случае чего я должен сам уметь спасти и защитить свою семью. Братья не будут нянчить меня постоянно, как и клан. Как и любого из нас.

Я не его семья совершенно точно, но на этот моменте остановимся. Думаю, пока ни один из нас не готов к каким-нибудь серьезным заявлениям о совместном будущем. Говорят, вполне нормально, когда мужчина видит женщину и сразу понимает, что они будут вместе всегда.

Они женятся через неделю и всю жизнь счастливы. Может, и правда такие пары существуют,

но лично я подобных ни разу не встречала. А моѐ поколение очень недоверчиво к счастливым сказкам, которых не видели собственными глазами. Да, мы их любим, зачитываемся ими и засматриваемся, но чтобы безоглядно верить…

И вместе с тем я верила Парфену, так сильно, что это даже обескураживало. Вроде бы мы не так давно знакомы, откуда тогда это чувство, что он просто не способен мне соврать? С

другой стороны, понятно, откуда – кто ещѐ из моих знакомых отвлекал бы внимание хищников на себя, чтобы дать мне шанс спастись? Разве что папа, но это другое.

Нет, таких в моей жизни больше не было.

– Но не будем задерживаться, слишком много народу, – Парфен, держа руки за моей спиной и заглядывая через моѐ плечо, быстро вызвал на связь кисейцев. Отозвался только голос,

экран остался закрытым.

– Зеленец, я всѐ. Успеете нас подхватить или сначала нагоните Злодея?

– Секунду… До Злодея ближе на 27 процентов.

– Хорошо, мы поднимаемся на катере на орбиту и будем ждать. Кстати, как вы собираетесь еѐ освобождать? Не силой же полезете на вольнодумцев? Он балансирует на краю… может сорваться. Ты же слышал, чем он начинает угрожать.

– Я помню. Нет, силой не полезем. Для начала заблокируем корабль в замкнутой системе и потребуем выдачи, а если он…

Я вдруг кое-что вспомнила.

– Стойте!

Парфен повернулся ко мне и замолчал.

– Гудронка! Еѐ нет на корабле! Мы вместе спустились на планету и думаю, еѐ спрятали тут неподалеку, у города. А сами улетели, именно чтобы вы подумали, что она на борту. А она тут!

Несколько секунд голос молчал.

– Парфен, проверь, – раздалась отрывистая команда, и мы снова остались в окружении дикарей, которые к этому моменту уже обращали на нас ноль внимания, потому что нашѐлся новый смельчак, который перебежками прыгал по лугу, подбираясь к месту, где в зарослях исчезли зверольвы.

Ну что же, у каждой культуры свои развлечения и традиции, пусть даже дикие. Однако мне лично наблюдать за подобными экстравагантными забавами совсем неохота.

К счастью, оказалось, что Парфена оставили здесь не одного, а в сопровождении мотоцикла (и даже атмосферный катер ждал где-то относительно недалеко), так что до города мы добрались быстро и с комфортом.

– Вот то здание, – показала я пальцем, как только кривая башня показалась на горизонте.

Он подъехал немножко ближе и велел мне ждать тут и с места ни под каким предлогом не сходить. Я хмыкнула, не рискнув сообщить вслух, что сие действие мне недоступно, в мою комплектацию подобных функций послушания попросту не включено. Нет, я понимаю, конечно, что вольнодумцы могли оставить охрану, которая в свою очередь может взять меня на мушку и шантажировать моей жизнью Парфена, но я же упоминала уже о русских женщинах,

которых не остановит даже идущий лоб в лоб локомотив? Так что некоторым представителям чужеродных космических рас придѐтся мириться с некоторыми моими недостатками.

Парфен немного подумал, прищурившись и изучая моѐ лицо, на которое я надела маску непонимания, слез на землю, не отпуская руля, и сказал очень серьѐзно:

– Сиди тут и держи руки на руле, вот так, видишь? И не шевелись. Как только мы с гудронкой появимся на дороге, езжай навстречу и забирай нас. Поняла? Это очень важно. Давай руки.

Я повторила его движение, обхватив ещѐ теплый пластик.

Пока я рассматривала руль и расположенную посреди него панель, пытаясь вспомнить,

знаю ли я, как этой огромной штуковиной управлять, Парфен уже вовсю нѐсся к местному храму.

В общем-то, управлять этой штуковиной должно быть довольно просто, нужно нажать на квадратик тут, потом тут и поворачивать руль в ту сторону, куда летишь. Скорость контролируется педалью, как и торможение. Всѐ просто. Главное, не перепутать, что после чего, а вот с этим, признаюсь, в моей практике периодически случаются досадные недоразумения.

Ладно, повторяем порядок действий и ждѐм.

Как ни странно, Парфен выскочил из башни всего минуты через две, волоча за руку гудронку, а за ними не очень торопливо следовала ещѐ одна женская фигура.

Я тут же завела мотоцикл и медленно поплыла им навстречу. К счастью, погони за ними не было, потому что я побаивалась врубать скорость, а в случае погони точно бы пришлось это сделать, и не отвечаю, что обошлось бы без травм или жертв.

Проползя пару десятков метров, я остановилась, потому что троица к этому времени уже добралась до меня самостоятельно. Я отодвинулась по сидению назад, уступая Парфену место, он запрыгнул на сидение, коротко бросил своим спутницам:

– Садитесь.

Гудронка тут же втиснулась между нами, а третья девушка, оказавшаяся той самой Мизо из вольнодумцев, с которой мы вместе опускались на планету, уселась позади меня, и мотоцикл тут же рванул с места.

Да уж, некоторые вовсе не опасаются давить на педаль газа.

Одновременно со стартом Парфен врубил связь и сообщил кисейцам, что гудронка нашлась, так что они могут разворачиваться и забирать нас, а Злодей пусть развлекается, рассекая космические пространства, и тратит на данное развлечение последние средства и совсем недешѐвое топливо.

Остановились мы примерно через полчаса среди желтых гор, перед небольшим катером,

куда Парфен загнал мотоцикл, и внутри моментально стало не развернуться.

Оставалось только подняться на орбиту и дождаться кисейский корабль, который уже возвращался к нам, бросив вольнодумцев в недоумении, отчего кисейцы вдруг отступили.

И вот, когда мотоцикл заглох, а за нашими спинами опустился люк, я встала, практически прижавшись к стене из-за узкого прохода, и принялась нагибаться влево-вправо, чтобы размяться, а заодно посматривала в сторону Парфена, который имел такой довольный вид, что сердце радовалось. И конечно хотелось наброситься на него, прямо как какой-нибудь… дикарке, которая вдруг решила, что это судьба, и возможно, окружающие катер кусты, пусть и не особо мягкие, но зато достаточно густые, чтобы там можно было уединиться, но…

В этот момент гудронка тоже ступила на пол, оперлась рукой на стену, выпрямилась, посмотрела на Парфена восторженными глазами и полными слѐз голосом заявила:

– Я так рада, кисеец, что ты меня спас. Теперь моѐ сердце – твоѐ. Я стану твоей женой, как только мы вернемся домой и всегда буду рядом.

Она сделала рукой торжественный жест от головы к сердцу, очень похожий на клятвенный, а Парфен замер, открыв рот, Мизо отчѐтливо хмыкнула, а я вдруг ощутила, как голова охлаждается, потому что проблема уединения улетучивается, а утверждение «всѐ будет хорошо» стремительно отодвигается во времени.

Глава 10. Кисейский корабль

В катере было всего одно место перед пультом управления и несколько пассажирских сидений вдоль стены. Посреди остального условно свободного пространства стоял мотоцикл,

образуя естественную ширму между пассажирами и пилотом.

Парфен подобрался к мотоциклу с противоположной от нас стороны и теперь фиксировал удерживающие его зажимы, дѐргая их так сильно, что удивительно, как напрочь не поотрывал.

Похоже, нервничаю не я одна.

– Садитесь и пристегивайтесь, – резко сказал он нам. Мизо молча уселась на среднее сидение, щелкнув ременной кнопкой, и тут же оказалась опутана множеством ремней.

Я подумала немного и уселась рядом с ней. Гудронка с торжественным лицом всѐ еще стояла на месте, но через несколько секунд стала проявлять признаки растерянности, а потом,

так и не удостоившись взгляда кисейца, тихо села на последнее свободное место.

– Пристегнись, – сухо сказала ей Мизо.

Тут же рядом появился Парфен, зачем-то тщательно проверил мои ремни и с ожиданием посмотрел мне в глаза. Я молчала, потому что, честно говоря, даже представить не могла, что сейчас можно ему сказать. Он поморщился, но не мне, а каким-то своим мыслям и спросил:

– Ты в порядке?

– Да.

Мизо надула щеки и отвернулась от нас к гудронке.

– Ну что? – спросила еѐ. – Как тебе твоѐ триумфальное освобождение от космических пиратов? Впечатляет? Ничего, что я не стала пытаться остановить кисейца, бросаться на него с ножом или ещѐ каким оружием, а просто позволила тебя забрать? И себя заодно. Но давай без обид, что обошлось без спектакля, ты же сама понимаешь – я против кисейца… Не буду же я тратить время на глупости? Вдруг бы он меня случайно поранил?

Гудронка, однако, не слушала, потому что с тревогой смотрела на Парфена. Увидев этот взгляд, он сжал губы и отодвинулся от меня, а потом и вовсе ушел к сидению пилота. Теперь я не видела ничего, кроме спинки высокого черного кресла, разве что его руки в перчатках, попрежнему белых, иногда мелькали, когда тянулись к далеко расположенным кнопкам.

– Приготовьтесь, – сухо приказал Парфен, безостановочно чем-то щѐлкая. Многие земляне думают, что когда-нибудь построят такие корабли, где нажимаешь одну кнопку – и всѐ, больше делать ничего не нужно, корабль сам полетел куда угодно. Так вот – если их и построят, то,

похоже, нескоро и не в Союзе.

Двигатели тем временем загудели, и мы плавно взлетели, оставляя внизу планету с милыми зверольвами и жѐлтыми скалами, похожими на куски сыра.

– Да уж, поездочка намечается занимательная, – прокомментировала Мизо, устраиваясь удобнее.

На орбите гудронка всѐ порывалась отстегнуться, пробраться вперѐд и поговорить по душам с Парфеном, но все наперебой кричали ей: «Сиди на месте» – и она слушалась. Вернее,

кричали все, кроме меня.

А меня уже давно, с самого первого момента появления троицы из кривой башни напрягало такое количество симпатичных особ, кружащих вокруг молодого человека, которого я намеревалась оставить себе. Ладно еще Мизо – она не выказывала никаких признаков заинтересованности, и даже наоборот, забавлялась ситуацией, где у Парфена пылкая юная поклонница, которая в упор не видит, что он к ней, в общем-то безразличен. Сам Парфен явно растерялся, услышав недавнее жаркое признание, причем так сильно, как я ещѐ не видела. Он даже ответить ничего не смог – стоял и хлопал изумлено глазами, а потом отвернулся, будто ничего и не случилось. Ха! Кого он хотел обмануть? Все видели его круглые от удивления глаза и вообще, все слышали эту пламенную речь, так что просто сделать вид, будто всѐ отлично и в порядке вещей, никому из нас не удавалось. Кроме разве что цветущей гудронки. Ну, и кроме

Мизо, которую это вообще не касалось.

Я, честно говоря, тоже находилась в крайней растерянности. Если вспомнить свои принципы (которые, впрочем, хотя и носят столь громкое название, нерушимыми принципами не являются), то воевать за объект поклонения с другими претендующими на него самками я не привыкла. Хотя нет, здесь ситуация не та.

В общем, не могла я сейчас лезть к ним и расставлять всѐ по местам. Во-первых, это, вероятно, следовало сделать Парфену, во-вторых, я просто не могла сказать этой юной девочке,

что она ошиблась и этот конкретный кисеец вовсе не за ней мчался вдогонку.

И не потому, что думала, будто она не поверит, а потому, что не могла сделать ей больно.

Не хотелось быть той стервой, которая разрушает чью-то тщательно лелеемую сказку. Пройдут годы, сказка забудется, а вот та самая стерва останется в памяти навечно.

Я даже сама от себя в шоке. Не думаю, что отличаюсь чрезмерным человеколюбием, но обидеть гудронку всѐ-таки не могу. Ведь она не особо-то и злая, слегка наивная, очень молодая – но и всѐ!

И кстати, я не учитываю, что Парфена всѐ происходящее может вполне устраивать. Вид у него, конечно, когда он испуганно косился в мою сторону был таким, как будто он беззвучно объяснял, что всѐ произошедшее просто недоразумение и серьезно признание гудронки он воспринимать не способен.

Но всѐ бывает, верно? Мне могло просто показаться. А даже если нет…

С моей самой старшей из подруг, с Наташкой из Бабаевки, как она сама себя называет,

однажды произошло следующее: в их компанию затесалась чья-то семнадцатилетняя дальняя родственница, и двадцативосьмилетняя Наташка еѐ даже слегка опекала, потому что помнила,

как бывает непросто среди незнакомцев в чужом городе. И когда девчонка стала строить глазки Наташкиному мужу, тот тоже смеялся, мол, нашла к кому ревновать. Но позже оказалось,

несмотря на все свои заявления типа: «Да не влечет меня к глупым подросткам, да с ней даже поговорить не о чем! Я взрослый человек и предпочитаю взрослых интересных женщин!», он с ней общий язык всѐ-таки нашел, и вовсе даже не за столом. И никто бы не узнал, не залети эта юная наивная девочка, которая была уверена, что это вечная любовь и еѐ принц по несчастливому стечению обстоятельств просто достался другой.

С тех пор Наташка живет одна и насколько я знаю, никогда не жалела, что после выяснения правды выставила мужа к чѐртовой матери. Благо у них не было ни общих детей, ни кредитов. И конечно, ей куда проще было бы обвинить пробивную девицу, которая увела здорового мужика так, что тот и ойкнуть не успел, чем признать, что он сам согласился и должен сам отвечать за свои поступки.

И вот получается, что говорить можно всѐ что угодно, а результат… А я о кисейце конечно, хорошего мнения, но нельзя не признать, что знакомы мы недолго и почти ничего друг о друге не знаем. Возможно, признание гудронки всѐ меняет и ставит с ног на голову?

Так, в метаниях и сомнениях и прошло время до прибытия кисейского корабля. К

счастью, Мизо непроизвольно закрывала собой вид на гудронку, которая молча смотрела на

Парфена и больше ничего не видела и не слышала, а тот так же увлеченно прятался в кресле и как будто специально от нас отворачивался.

Из пристыковавшегося катера мы попали сразу в кают-компанию, которая на кисейском корабле выглядела куда зрелищней, чем у вольнодумцев. Я сразу же облюбовала место у огромного иллюминатора, занимающего практически всю стену, путь к которому преграждала стальная крупноячеистая сетка, не давая подойти вплотную, однако красота увиденного за бортом не могла не поразить.

Я даже не сразу обратила внимание, что тут полно народу, а именно команда кисейцев в полном составе и вдобавок незнакомая мне кисейка. Все они наперебой говорили, здоровались друг с другом и вообще вели себя очень открыто, не скрывая радости от встреч, будто расставание длилось долго. Даже мне то и дело приветственно кивали.

– Айка, – пришлось полностью отвернуться от чудесного зрелища, расстилающегося за обзорным иллюминатором космического пространства, удивительно фиолетового и какого-то густого, плотного, и повернуться к Пеплу. – Это моя жена, Яста.

Я слегка занервничала, рассматривая кисейку, которую он привел с собой и теперь поддерживал под локоть, как нечто хрупкое и недолговечное.

– Очень приятно, – сказали мы с ней в один голос.

У кисейки была крепкая спортивная фигура, кудряшки до плеч и изящные перчатки до локтя. В вырезе довольно открытой кофточки виднелся край рисунка, покрывавшего тело и рисунок, этот был такого же темно-бежевого цвета, как еѐ полосы на лице и представлял собой извилистые параллельно расположенные тонкие полосы, как схематические волны.

– Приветствую, – сказала она мягким голосом, который крайне не соответствовал ее уверенным спортивным движениям.

– Рада познакомиться, – поддакнула я, хотя терпеть не могла этот свой подхалимажный голос, который постоянно высовывался наружу, когда я знакомилась с мамиными подружками или неизвестными мне дальними родственниками, – уж больно не хотелось их разочаровывать, иначе потом проблем не оберешься, ведь по первоначальной родительской версии я идеальная дочь, воспитанная лучше любой благородной дореволюционной девицы и просто не имею права никого (в смысле, любимых родителей) подставлять, выкидывая нежданные коленца.

Не знаю, сколько бы глупостей я наговорила, дай мне время, но тут гудронка, на фоне кисейцев выглядевшая ещѐ более тонкой и гибкой, подошла прямо к Белку, спрятала руки за спину и звенящим голосом заявила:

– Наследник кисейского клана, прошу меня выслушать.

Парфен, который в это время разговаривал с Зеленцом, ощутимо побледнел и ринулся в их сторону, но Белок быстро остановил его движением руки.

– Слушаю, – одновременно ласково сказал Хиромэ.

– Вы везете меня домой, верно?

Тот аккуратно склонил голову, так чтобы и вежливо, и отстранѐнно.

– Да. Прошу прощения, мы поддались эмоциям и немного забыли о пережитых вами лишениях. Вы немедленно можете связаться со своей семьей и успокоить их.

– Очень на это рассчитываю.

И она осталась стоять, покачиваясь от нетерпения и явно ожидая, когда ею займутся.

Конечно, дальше болтать было уже невозможно, большинство кисейцев разошлись, остались только Белок, который уже отодвигал кресло для гудронки и нажимал кнопки вызова,

сбоку я, Мизо и Парфен с тем самым растерянным видом, будто он позабыл, где он, что происходит, будто пропустил нечто важное, и теперь непонятно вообще, куда бежать и что делать. С противоположной стороны стола ещѐ сидел Зеленец, хмуро поглядывая на нашу странную компанию.

– Папа! – неожиданно вскрикнула гудронка и подалась к экрану. – Я жива! Я так рада тебя видеть.

Меня вдруг ощутимо повело в стороны. Вот так просто – раз, включила экран и увидела отца. Для кого-то встреча с родителями происходит так просто, так банально, а они в большинстве своѐм даже не осознают, какое это счастье.

А опереться-то не на что.

Мизо тут же посторонилась, Парфен оказался рядом и осторожно обнял меня за талию,

так что можно было опереться на него. Кажется, без его поддержки я в лучшем случае сейчас бы разрыдалась, а в худшем – забилась бы в истерике.

– Папа! – кричала гудронка. – Мы летим домой! Ты устроишь мне праздник? Официальный, по случаю чудесного спасения?

На экране гудронец с широким лицом и толстым носом, чье лицо было покрыто глубокими морщинами, а шею подпирал высокий жесткий воротник камзола, только и делал, что кивал.

– И пригласишь всех родственников! И официальные группы других рас! Да? Сделаешь?

Он помедлил, но все равно кивнул с тем видом, когда осознаѐшь, что иного ответа быть не может.

– А мама где? – спохватилась гудронка.

Дальше я уже не смотрела, потому что хотелось спрятаться от всего мира и пострадать.

Вернее, я знаю, страданиями делу не поможешь, но мне нужна передышка. Пока получается никого не видеть, прижимаясь лицом к плечу Парфена, но вечно так прятаться невозможно.

Вскоре гудронка закончит разговор и вернѐтся к нам, а еѐ общество уютным никак не назовѐшь.

– Пошли, – Парфен тем временем легко потянул меня за собой. – Пошли в каюту.

Я пошла. В спину летел восторженный голос гудронки:

– Я такое расскажу!.. Вы все так удивитесь, что слов нет! И не забудь, что приѐм должен быть шикарным! И надеюсь, папа, – тут в еѐ тоне проскользнули высокомерно-официозные тона. – Надеюсь, кисейцам хорошо заплатят за моѐ спасение.

– Естественно, – ответствовал строгий родитель.

Дверь сомкнулась, отрезав нас от кают-компании. Теперь мы стояли посреди коридора,

освещенного светло-зелеными длинными лампами и Парфен по-прежнему поддерживал меня за талию. И хотя вокруг никого не было, мы не бросились друг друга целовать, а тем паче раздеваться, как мне казалось, мы сделаем, оставшись одни. Мне было слишком печально, как,

похоже, и ему. Он наклонился и на секунду прижался губами к моему лбу.

– Скучаешь по дому? – спросил прямо так, не отрывая губ.

– Жутко.

– Сейчас разберемся с… с текущими делами и можно будет подумать о способах добраться до Земли. Потерпишь?

Как будто у меня был выбор. Как будто я ребенок, верить в то, что кто-нибудь решит все проблемы за меня, а мне тем временем можно просто поиграть и даже покапризничать.

– Да, я буду в порядке, просто нужно немного отдохнуть. Слишком много всего… Пойдем, – попросила я. Не хотелось, чтобы кто-то случайно проходил мимо и застал нас вместе,

потому что момент казался слишком личным. И вроде бы нет в нѐм ничего интимного – но всѐ

равно чересчур.

Правда, ещѐ одно. Хотелось поблагодарить за неожиданную своевременную поддержку, я уже было открыла рот, надеясь, что голос мой не будет плаксивым, потому что терпеть не могу рыдать по-настоящему, это же не то же самое, что притворяться – но в этот самый момент разъехались двери и появилась гудронка, которая первым делом недовольно покосилась на руки Парфена, с какой-то стати оказавшиеся на моей талии. Он молча, но с каким-то по-детски бессмысленным упрямством обнял меня крепче.

В глазах Хиромэ замелькали мысли, а потом она ахнула:

– Тебе стало плохо! Конечно, я понимаю, ты так перенервничала, пока была одна среди дикарей. Давай пойдем вместе, я тебе помогу.

Она резво подцепила меня под руку и как раз показались Мизо и Зеленец. Оба синхронно осмотрели нашу скульптурную композицию на тему «третий лишний» и мгновенно сделали умные лица.

– Ладно, пойдемте, – Зеленец взял себя в руки первым и повел нас по коридору. Впрочем,

коридор оказался очень коротким и закончился в нескольких метрах за первым же поворотом.

– У нас мало места, придется поселить вас в одну каюту. Но так как лететь всего чуть больше суток, думаю, поместитесь.

И нахмурившись, так, будто ему не особо приятно, что мы вообще будем находиться на борту, повѐл нас дальше.

Каюта оказалась даже меньше, чем у вольнодумцев, зато кровати было две. Очередное отличие от фантастических представлений о развитых цивилизациях, покоривших космос – того кто привык думать, будто места на космических кораблях столько, что хоть на автомобиле рассекай, ждѐт сюрприз – на самом деле там очень тесно.

Мизо вошла вслед за Зеленцом, который показал, где связь и экраны, вход в санузел и тут же бросился прочь, чуть не сбив с ног нашу троицу. Подозреваю, он так поступает с любым помещением, где живут особы женского пола – бежит то есть. Видимо, чего-то опасается.

– Спасибо, теперь я сама.

Ужасно хотелось избавиться от навязчивой помощи гудронки, стряхнув еѐ с себя, но где там!

– Я понимаю, что тебе неудобно принимать помощь от незнакомого человека, но не переживай – всѐ будет хорошо, – терпеливо щебетала она, не отпуская моей руки.

Парфен явственно хмыкнул.

Отделаться от гудронки удалось только когда меня отпустил Парфен. Видимо, это послужило сигналом, и Хиромэ моментально отбросила мою руку в сторону, и хорошо хоть при этом меня не толкнула. Парфен отошел от нас на пару шагов и скованно сунул руки в карманы штанов. Мизо тем временем освоилась: упала на одну из кроватей, схватила пульт и принялась им щелкать, отчего вокруг зазвучала быстро сменяющая друг друга музыка.